Текст книги "Молоко и мёд (СИ)"

Автор книги: Артем Рудик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Печать шестая – Либеччо – Всё идёт по плану?

Шахиншахский Иран, Тегеран, Городской район номер двенадцать, 2 февраля 1968

Восточный базар – это своего рода живой организм. У него свои законы, традиции и этакое невероятное очарование цветастого хаоса, полного запаха трав, золотых орнаментов и всяких красивых безделиц. Рынок Тегерана это вообще нечто невероятное: целый городской квартал полностью отдан под крытые торговые ряды, где в небольших закутках под цветастыми витражами и древними сводами, в небольших закутках ютятся тысячи и тысячи продавцов. Даже в таком большом и оживлённом городе, кажется, нет столько покупателей, чтобы каждый магазин обеспечить клиентами!

А я ведь был здесь последний раз тысяч шесть лет назад. До сих пор помню то, как я останавливался на ночлег в этом самом месте, в крошечной деревушке у подножья гор Эльбурза. Тогда это место представляло из себя всего пару десятков домов с небольшими хозяйствами. Жалкий пригород древнего мегаполиса Арсакии.

Я в ту пору, был в очередной ссоре с Таянной, а потому в последний раз в своей бесконечно долгой жизни отправился в скитания без гроша в кармане, в надежде попытаться вести самостоятельную жизнь без неё. Да, я тогда ещё глупо полагал, что могу жить без этой роковой женщины...

В общем, я устал с дороги и искал ночлег. Обратился к одной из местных семей, оплатил своё пребывание золотой монетой. Когда я уходил, глава семьи предложил мне купить искусный ковёр, сшитый его женой. Я сказал ему, что мне в моём пути ковёр не пригодиться, а давать деньги просто так не в моих правилах. Вместо этого, в качестве дополнительной благодарности, я сделал то, что всегда умел прекрасно: предложил выгодный бизнес-план.

Ибо другие путешественники, идущие с севера в Арсакию, вполне могли бы покупать их ковры, если бы он поставил шатёр с ними на всеобщее обозрение. Уж больно те и правда были хороши. Так, когда я покидал деревню, тут появилась первая торговая точка.

С тех пор, утекло ДЕЙСТВИТЕЛЬНО много воды. Тот мужчина, его жена и все их потомки давно сгинули в вечности, как и их имена. А вот их палатка превратилась в рынок, который теперь занимал площадь во много-много раз большую, чем вся их деревня, на территории которой он находился. И сам Тегеран, конечно же вырос. Арсакия была переименована в Рей и стала всего лишь пригородом бышей деревни.

И только у меня ничего не поменялось: я всё так же тяжело переживаю разлуку с Таянночкой и всё также скуп на бесполезные и бессмысленные траты. Даже учитывая, что у меня есть все деньги мира. Даже исходя из того, что моей груди есть полость-проклятие, которая может превратить один химический элемент в другой. И я могу буквально класть в неё землю и доставать рассыпчатое золото.

Всё же, если по копейке без дела постоянно тратить, можно и золотой запас США раздать, и Земли может не остаться. Так уж работает рыночная экономика моего собственного изобретения: потребление в любом случае будет бесконечно.

Вот я и стоял напротив полки с детскими игрушками в небольшом магазинчике, в специально огороженном от посетителей районе Тегеранского базара, и таращился на ценники, будто бы они от этого станут меньше или исчезнут. Сто риалов за набор липучек "Fuzzy Felt", из которых можно собирать картинки? Настоящий грабёж!

Я не очень помнил курс риала, но сто чего угодно за липучки это же просто надувательство. И нет, сам бы я что-то такое не против был бы продавать. Но покупать? Лучше убейте.

Убивать пришёл Зефир, выглянувший из-за стелажей:

– Ты что-нибудь уже выбрал?

Сам опоссум держал в лапах металлический конструктор "Парк развлечений фирмы Гилберта".

– Нет. – отрезал я, – Всё здесь слишком дорогое.

– Ты, наверное, шутишь? – он явно не оценил моё нежелание тратить деньги.

– Я не понимаю, какого чёрта я должен заниматься этой бесполезной чушью! Зачем в пустую тратить деньги?

– Традиция. Без подарка она тебя не пустит и на порог, и если ты хочешь...

– Да я понимаю, что должен её умаслить. Не надо мне разжёвывать такие банальные вещи. Но я, чёрт возьми, могу подарить ей хоть целый штат Огайо за сотрудничество, всё равно он мне не особо нужен. В этом есть какой-то смысл земля ценная, потому что с неё можно получать деньги. Отдал землю – заключил союз, простая сделка, никакой головной боли. А вот эти вот подарочки, которые обязательно постоянно дарить, чтобы с тобой начали хотя бы говорить меня бесят. Какое-то пустое усложнение. Неужели за семьдесят тысяч лет нельзя было избавить себя и нас от этих бессмысленных ритуалов?

– Боюсь, без ритуалов ни от Пиники, ни от Вань-Шеня ничего не останется. Вся их культура ритуальна и, в отличии от наших, существует до сих пор. Можно же разок пойти на встречу и выбрать какой-нибудь хороший подарок её ребёнку?

Я снова уставился в ценники:

– Дети... Хорошо, что у нас с Таянной никогда их не будет.

– Ну да, ты был бы просто отвратительным отцом.

– Да-да, лучше скажи, что там у Пиники собирается родиться. Девочка, мальчик, демоническое отродье?

– Девочка. При партогенезе рождаются исключительно девочки. По крайней мере, в девяносто восьми процентах случаев.

– Я понятия не имею что им нравятся. Когда я был маленький, все играли с палками. Может ты за меня купишь? – я всё ещё не хотел тратиться.

– Не, я не могу. – Зефир пожал плечами, – Агент САВАК, который за нами наблюдает не оценит то, что ты переложил эту ответственность на меня и доложит ей. Верно же говорю? – он обратился к суровому персу в солнцезащитных очках и военном мундире, стоявшему в нескольких метрах от нас.

Тот утвердительно кивнул.

– Вот видишь. – сказал опоссум.

Тут к нам присоединился и Вань-Шень, уходивший в какой-то другой магазин и вернувшийся с игрушечной репликой "Томми-гана":

– Я каждый день благодарю небеса за то, что человек везде остаётся порочной обезьяной. Представляете, я прямо тут, неподалёку нашёл себе женщину на ночь! У них это называется сигэ...

– Кто о чём... – Зефир закатил глаза.

– Нет, ну а что? – Вань-Шеня явно задело такое отношение к его главному "хобби", – Я в последний раз якшался с местными жрицами любви ещё во времена Вавилона. Даже не знал, что они всё ещё есть и процветают, становясь тем привлекательнее, чем скромнее местное общество. Это же настоящая...

– Да, мы поняли. – поддержал Зефира я, – Лучше скажи, ты правда думаешь, что Пиники оценит, если ты подаришь её дочери автомат?

– А что такого? Самое то для будущей воительницы. В ритуальных подарках же главное что? Искренность. Чтобы всё шло от сердца. Я вот искренне считаю, что цельнометаллическая копия пистолета-пулемёта – это круто.

– А я вот "искренне и от всего сердца" считаю, что детские игрушки – это чушь. Можно мне ничего ритуально не покупать?

Оба моих спутника посмотрели на меня несколько иронично. Зефир сказал:

– У тебя нет сердца, Либеччо. Ты не можешь от него что-либо делать, даже образно.

Я снова уставился на полку с игрушками. Внезапно мой взгляд упал на плюшевого белого пса с чёрными ушками. Снупи. Снупи мне правда нравится. Как может у меня не быть сердца, если мне порой нравятся такие простые вещи? Как может у меня не быть сердца, если я люблю Тайю? Нет, они точно не правы.

Я взял плюшевую игрушку и произнёс:

– Ну ладно, поехали к Пиники, я выбрал подарок.

Печать шестая – Зефир – Ожидая антихриста

Закупившись подарками для Пиники и её ребёнка, мы втроём на всех порах мчались через оживлённые улицы Тегерана на роскошном Мерседесе W100. Остановились только у дворца Голестан, взяв на четвёртое, свободное, место статного пожилого человека в белом мундире. Он тоже держал в руках небольшой набор конструктора и, очевидно, также направлялся на встречу с владычицей Ближнего Востока.

Это внезапное пополнение заметно оживило Вань-Шеня:

– О, неужели это мой друг Кир Великий? Сколько лет? Сколько зим?

Старик со впалыми глазами явно не оценил укола дракона, но виду старался не подавать:

– Ты Вань-Шень немного потерялся во времени. Постарел видимо, память уже подводит.

– Ха-ха, ну я-то хотя бы не кану в вечность через каких-то... сколько тебе уже, Реза?

– Сорок девять.

– Ну вот, уже пожил дольше Кира, пора и на покой! Найди себе агрессивных кочевников, которые тебя прикончат и уйдёшь с точно той же памятью о себе. – давно я не видел Вань-Шеня настолько издевательски-ядовитым, но дракон явно наслаждался своей возможностью поиздеваться над смертным.

Я решил слегка вступиться за шахиншаха, не из симпатии, но для того, чтобы дракон не задавался слишком сильно:

– Не переживайте Мохаммед, нашего дальневосточного друга злит, что его может обскакать уже второй смертный перс.

– Кир тогда меня не обскакал! – Вань-Шень ощетинился, это значит, что я попал точно в цель, – Как меня мог обскакать смертный урод, который воспитывался дворовой собакой? Просто Реза уже второй перс, который мнит себя пупом мира, ничего из себя не представляя, да ещё и сравнивает себя с другим раздражавшим меня царём!

– Простите... дворовой собакой? – Либеччо явно не был в курсе этой истории.

– Да. – начал объяснять Вань-Шень, – Малыша Кира бросила мать и вскормила собака в грязном хлеву. Он вырос дикарём и чисто благодаря удаче создал эту свою убогую империю! Ему просто повезло оказаться в нужное время и в нужном месте со своей оравой таких же дикарей.

– Так вот чему ты завидуешь! – понял я, – Бесишься, что кому-то в кое-то веки повезло больше, чем тебе и его ещё и в веках воспели больше, чем тебя?

– Этого собаколюба воспел Геродот, а мы все знаем, что он был городским сумасшедшим! – дракон не отступал со своим напором.

– Геродот был сумасшедшим? – на этот раз не понял сам шах Пехлеви и вопросительно посмотрел на меня.

– Не совсем. – сказал я, – Он был просто чересчур патриотичным афинянином и во многом и правда был не объективен...

– Су-ма-сше-дший! – проговорил по слогам владыка Азии, – Трамонтана выбрала именно его писать историю, потому что он сам был настолько туп и безумно убеждён в греческой исключительности, что смог убедить весь мир, что кучка скальных деревень – это колыбель цивилизации и все окружающие народы лишь жалкие подражатели! Чем он отличается от современных конспирологов и ультранационалистов?

– Например... твоего любимого Юкио Мисимы? – спросил я.

– Это совсем другое! Мисима-доси хотя бы талантливый писатель. И, конечно, разумный и верный отечеству патриот. Воплощение духа, который я уважаю.

– А я слышал про вас другие истории с иным посылом... – заметил Пехлеви, заметно взбодрившийся от моей поддержки.

– Мы сейчас говорим не о том. – дракон, очевидно, захотел перевести тему, – Я считаю, что безумно глупо считать себя пупом земли, когда ты ничего не достиг.

– Ну почему же не достиг? – сказал я, – Мне вот "Белая революция" мистера Моххамеда и правда очень напоминает политику Кира...

– А сам он мне напоминает Людовика XVI, – произнёс дракон, – Тот тоже начал за здравие, а потом потерял голову...

– Ты не знал Луи-Огюста так как я, – заметил я, – Он был нерешительной тряпкой, совсем не в пример мистеру шаху. Ты не представляешь, как долго я тогда держался, чтобы не отправить его на гильотину раньше времени. Он меня по-настоящему раздражал! И ему очень повезло, что мне нужно было постоянно считаться с Бореем и Трамонтаной.

– Повезло тебе, Реза, что Пиники ни с кем на твой счёт считаться не надо... – буркнул Вань-Шень.

– Вообще-то, я по этому поводу и еду к ней на аудиенцию... – шах немного потупил взгляд, – Мне очень не нравится война, которую развязал Насер. И ещё больше мне не нравится, что госпожа богиня может решить поддержать этого... впрочем я надеюсь воззвать к её разуму.

– Значит, мы будем делать сегодня одно дело. – заключил я.

Мы выехали из Тегерана и лимузин направился на юг в пучину иранского нагорья. Там, в одной из уединённых затерянных долин скрывалась древняя башня тишины. Такие издавна использовались для воздушных погребений зороастрийцами. И, ещё за долго до того, выступали храмами Бога Неба, где нельзя было произносить ни слова, у народа Пиники. Конечно, говорить нельзя было только мертвецам и простым смертным. У богов другие традиции, как и у их приближённых.

Поэтому, на вершине громадного цилиндрического храма, на огромной каменной площадке, было выстелено множество мягких и цветастых ковров. На них были разложены местные яства самых разных видов: всевозможные кебабы, чучу, долма, фасенджан и множество других блюд, названия которых я не знал. Даже специально для нашего дракона на столе было вино.

Конечно, спирт для любого проклятого был смертельно опасен. Для любого, кроме Вань-Шеня. Его проклятие и то место, которое наиболее всего подверглось его влиянию, мотивировало дракона лезть в самое пекло и подвергать себя всем возможным опасностям. Этот авантюризм был необходимой платой за его невероятную удачу. Его риск почти всегда окупался вдвойне и это было очень полезно для всех нас.

Однако, это же требовало от него постоянного залихватского разрушения самого себя и всех мыслимых норм морали, даже в те моменты, когда его удача была не слишком нужна. Например, вино он пил как воду и не мог провести ни одного ужина без знатного количества промилле в крови. Вот и сейчас, в качестве жеста хорошего тона, Пиники, сидевшая тут же, на множестве больших мягких подушек, поставила специально для него вина.

Что ни говори, а восточное гостеприимство всегда было приятно. Даже всё последнее время недовольный Либеччо, слегка расслабился при виде так ненавистного ему ритуализма.

Все четверо гостей сели небольшим полукругом перед хозяйкой "стола", положив дары для её ребёнка перед собой. Девушка-саламандра благожелательно кивнула и погладила свой оголённый живот:

– Ребёнок будет доволен вашими подарками, когда придёт время ему родиться...

Пиники была беременна уже добрые семь сотен веков, и её ребёнок всё никак не мог появиться на свет. И пусть я, вместе с Памперо, участвовали в его зачатии, мне уже давно не верилось, что там, в животе ящерки что-то действительно было. Да и сам живот был едва-едва припухлый, куда там поместиться ребёнку?

Конечно, досконально своё тело девушка никогда бы не позволила мне изучить. Однако, у меня было много врачебного опыта и до, и после вступления в общество. И то, что с ней происходило, я бы скорее списал на истеричную беременность. Это когда ребёнка внутри нет, за то все или почти все признаки его присутствия есть. Тело настолько убеждено в своей беременности, что чисто физически едва ли отличимо от настоящей беременности.

А у Пиники была мотивация НАСТОЛЬКО и ТАК ДОЛГО убеждать себя в том, что она носит ребёнка. В её культуре, в древнем Эламе, где она когда-то почиталась как живое воплощение богини земли и плодородия, было поверие, что земля должна забеременеть от неба и родить вестника конца света. Этот вестник обязательно станет царём всей земли, великим мессией и объединит все народы в одно, приведя их дружно к апокалипсису и завершив цикл существования нашей вселенной.

Позднее эта вера перекинулась и прочим местным народам, превратившись в сказания о мессиях, даджжалях, саошьянтах, калки и прочих вестниках конца, добрых и злых. И сама Пиники, на полном серьёзе, всё ещё считавшая себя богиней верила в эти легенды. Ей, воспитанной в реалиях культа плодородия и всеобъемлющей культуры храмовой проституции, казалось, что нет ничего лучше, чем быть женщиной и носить в себе ребёнка. Тем более того, который потом завоюет мир и станет этаким человеком-точкой, в романе, посвящённом нашей вселенной.

За то бесконечно долгое время, что Пиники была храмовой жрицей, за тот бесконечный поток мужчин, который она успела обслужить, её нутро так и не смогло зародить жизнь. Она пыталась и после того, как вступила в Общество, фанатично прыгая на каждого мужчину, что попадался на глаза, в надежде на то, что один из них сможет зачать ей "антихриста".

В конце концов, она отчаялась и пришла ко мне. Я нашёл решение её проблемы – партеногенез. Раз она не может забеременеть естественным образом, вестника конца времён надо зачинать с помощью диплоидных яйцеклеток. Процедура рискованная, особенно в плане мутаций, поэтому для того, чтобы избежать рождения уродца, нужно было взять клетку с не полностью дублирующим набором хромосом.

Выбор пал на Памперо. Во-первых, потому что она была Дочерью Неба, да ещё и козочкой, что вдвойне подходило под легенду, согласно которой губитель мира должен был родиться с козьими чертами и от олицетворения небес. А во-вторых, она легко согласилась отдать одну из яйцеклеток, которые сама никогда не планировала использовать, во благо моей странной "науки".

В общем, так и получилось, что у ребёнка внутри саламандры было три родителя. И я даже не удивился, когда он так и не родился, ни в положенный срок, ни через сотни и тысячи лет. Просто списал этот эксперимент за неудачный. Сама же Пиники, кажется, до сих пор наивно верила, что беременна. Даже иногда говорила, что ребёнок "пинается". В общем, в качестве уважения, зная о чрезмерной ритуальности владычицы Ближнего Востока, мы дружно делали вид, что она не сошла с ума.

– Приветствую, владычица земли, – с ощутимым неудовольствием выдавил из себя обязательное обращение Либеччо, – Так уж вышло, что мы, вчетвером, пришли просить тебя о том, чтобы ты не лезла в драку на стороне Мауи. Я, знаешь ли, сейчас очень страдаю от того, что ты ограничила поставки нефти и пассивно поддержала атаку Венега на Израиль. На МОЙ Израиль!

– Вы всё ещё носитесь с этим кроликом, ещё и втроём? – она произнесла это с нескрываемым удивлением. Кажется, думала, что мы придём с каким-то другим вопросом.

– Он уже убил троих наших, переманил на свою сторону трубкозуба и ещё практически расшатал трон под Либеччо. – сказал я, – Нельзя недооценивать его угрозу. Я понимаю, что тебя, богиня, бесит наш волк...

– И не только он... – она недовольно посмотрела на Вань-Шеня, – Смерти-смертями, но неужели вам троим самим не справиться с каким-то ванджина? Австер их добрых пару сотен в своё время уложил. То что Суховей или Нот были круглыми идиотами и оказались не готовы к нападению, не значит, что я буду переживать по поводу этой незначительной проблемы. Нас, с Бафометом, – она снова нежно погладила живот, – Легко защитит САВАК. И моё проклятие, конечно. Пусть приходит ко мне, в общем, если конечно найдёт в безлюдных горах.

– Ладно, ты считаешь это нашей проблемой... – заметил Либеччо, – Но если не хочешь воевать с шашкой на голо, тем более в твоём положении, то хотя бы палки в колёса не вставляй! Зачем эти попытки мне насолить?

– Потому что мне кажется, что нужно убавить количество власти в твоих руках. Ты мне не нравишься и я была бы не против тебе насолить лишний раз. Это немного убавит твоё самомнение. – сказала Пиники.

– Моё самомнение и без тебя топчут все, кому не лень. – признался волк, – Но даже Памперо поняла угрозу Мауи серьёзно...

– Памперо? – саламандра оживилась, – Если она тоже в вашей команде, почему же вы не позвали её меня уговаривать?

– По той же причине, по которой я не поехал к Хамсин, – сказал я, – Будет очень неловко, если дойдёт до драки.

– Я не намерена драться, – девушка покачала головой, – Ни с вами, ни с ванджина, ни с кем. Я хочу в покое жить вместе с прекрасным ощущением материнства. Мне плевать на всё, что не относится к вынашиванию крушителя мира. Кроме того, ни одна ситуация не будет достаточно серьёзной и неисправимой пока он не родится. Пока губитель всего не будет рождён, никакого конца света или тем более Общества не будет. А если он родится, то ничего больше делать и не надо будет, всё уже предрешено...

– А если он никогда не родится... – неосторожно злобно высказался Либеччо.

Пиники вскочила и злобно топнула ногой:

– Надеюсь Мауи будет убивать тебя долго и мучительно, такому хаму я помогать не намерена!

В истерике она бросилась прочь от нас, заливаясь слезами. Я бросился за ней, чтобы успокоить. Но тут, она вдруг остановилась, и заплаканная повернулась ко мне – её глаза выражали невероятный ужас:

– Помяни джинна...

Она испуганно схватилась за свой слегка вздутый живот. Тут то я и заметил, что по внутренней стороне её бедра потекла мутная жижица, вперемешку с кровью... Началось?

Печать шестая – Вань-Шень – Такова жизнь

В судьбу верят только дураки. Это всё равно, что считать, что наша жизнь кем-то написанный сценарий, чётко структурированная и идеально выстроенная книга, кино, где нет ни единой лишней сцены и всё работает на одну идею.

Пиники была огромной дурой с непомерным самомнением, впрочем, не настолько большим, как моё. Наверняка, валяясь на горе подушек в схватках, она считала, что всё это последствия той судьбы, по рельсам которой она катилась многие тысячи лет. Вот всё готовило её к этому моменту, чтобы в самой неудобной обстановке, в присутствии четырёх не самых приятных мужчин, родить на свет то нечто, что, по её мнению, могло бы погубить мир.

Но сама прозаичность, в купе с сумасбродностью происходящего доказывает, что она ошибается. Мир – это огромный варовой котёл различных случайных нелепостей, и мы абсолютно наугад вычерпываем из него то, что придётся сегодня пить. Так уж случилось, что нам "повезло" принимать участие в родах. И по-настоящему готов к этому был только Зефир.

С профессионализмом настоящей повитухи он организовал в башне тишины какое-никакое место для принятия родов. А затем стал раздавать указания:

– Так, Пини, дыши глубоко и готовься к паре часов болей. Околоплодных вод у тебя тут практически нет, а вот крови будет много. Малыш, судя по всему, громадный... – затем он со всей серьёзностью обратился к Либеччо, как-то потерянно смотрящего на происходящее, – Будешь мне ассистировать.

– Я понятия не имею, как там всё... – сказал волк, ему явно было не по себе.

– Ты же был жрецом... Разве вас не учили? – спросил опоссум.

– Меня учили убивать рабов во славу богов. Лечить во славу богов, а тем более помогать рожать во славу богов...

– Ха! Во славу богов ничему полезному обычно не учат, да? – заметил я.

– У нас и потребности в этом не было. Женщины просто шли к реке и там, в воде, сами, довольно легко... – Либеччо очевидно пытался оправдаться.

– Ну, значит, придётся учиться ассистировать. – заключил Зефир, – Шах, а вы...

В момент, когда Зефир обратился к бедному Мохаммеду и слова за время встречи не успевшему сказать, как тут же под тем раскрылся портал и он рухнул туда. Опять случайность сыграла свою роль. Пиники, страдавшая от боли и пребывавшая в не самом приятном положении, спонтанно активировала своё проклятие вызова кротовых нор и порталы стали открываться и закрываться сами собой на всей огромной площади башни тишины.

– Да чтоб вас! – Зефир явно был на взводе, но старался сохранять хоть какую-то собранность, – Так, Вань-Шень, давай за ним. Всё равно от твоего проклятия пользы будет больше, пока ты будешь спасать Шаха.

– А что, "Солнце Ариев" без меня не сдюжит? – я был не особо в восторге от перспектив бегать за чрезмерно горделивым шахиншахом.

– Достань нам чёртового шаха в безопасности! А по пути обеспечь нам тазик, щипцы, скальпель, побольше полотенец, шприц...

– Полегче, мамуль, я сейчас всё запишу, хлеба тоже не забуду купить и с Мохаммедом долго гулять не буду... – я сделал вид, будто бы пишу список пальцем по ладони.

– Пожалуйста, друг... – сказал Либеччо.

Не то чтобы я решил по-серьёзному отказываться от того, чтобы помогать соратникам или тем более от того, чтобы быть подальше родов, так что я сказал:

– Ладно, можете на коленях меня не умолять, я принесу всё, что нужно.

С этими словами я оставил их наедине с роженицей и прыгнул в первый открывшийся портал "солдатиком". Остальное должна была сделать моя проклятая удача.

Пролетев с несколько минут по абсолютно тёмной кишке, я оказался выкинут в довольно неплохо уставленный кабинет-библиотеку. В нём, за огромным кожаным столом сидел, к сожалению, не Мохаммед Реза, а другой интеллигентный диктатор с библией в руках. Увидеть меня столь внезапно, посреди своего кабинета, Антониу не ожидал, а потому, при моём появлении, выронил стакан с виски и смотрел, раскрыв рот.

– Прошу прощения за вторжение, профессура, – сказал я, присматриваясь к действительно удачно попавшейся бутылочке виски, – Не хотел потревожить, но ваш виски мне придётся конфисковать. Вы человек старый, Салазар-доси, вам вредно, инсульт ещё хватит...

Схватив бутылку двадцатилетнего ирландского виски, я осушил её практически залпом, оставив португальцу пустую бутыль:

– К слову, Антониу, тут Мохаммед Реза Пехлеви не проходил, случаем?

Тот покачал головой.

– Ну ладно, тогда пойду поищу его в другом месте. – я двинулся к выходу из кабинета, и у двери добавил, – Удачи вам в государственных делах и прочее... прочее...

Тот кивнул. Я вышел в коридор. Спустился по богатой лестнице к выходу из скромной резиденции Сан-Бенту, прошёл через небольшой сад к огромному дворцу Сан-Бенту, месту, где заседал португальский парламент. В этом помпезном здании я не планировал увидеть Мохаммеда Резу, но вполне рассчитывал найти следующую кротовую нору.

Они, обычно, имеют определённую логику появления и никогда не возникают просто так. По крайней мере, если появляются без желания Пиники. Проходы всегда открываются в "местах силы" буквально, в правительственных дворцах, на фабриках, на стадионах... В общем, в любых местах, где было сосредоточено множество человеческих сознаний, делающих что-то с единой огромной волей.

Иногда, конечно, они открываются и вне таких мест, а просто случайно где-то в пространстве. Так получаются громкие случаи, вроде исчезновения Амелии Эрхарт или "аномальной зоны Бермудского треугольника". Но тут скорее не "все кротовые норы возникают в местах сосредоточения сосредоточения воли", а "в месте сосредоточения воли точно есть кротовая нора".

Конечно, не обладающие проклятием норы не видят, но вполне могут в них проваливаться, попадая в самые странные уголки мира. А вот я уже вполне мог увидеть и, более того, наугад определить местоположение кротовой норы, проложив себе путь дальше.

И действительно, идя наугад по богатым на муралы и статуи коридоры дворца, я нашёл следующую кротовую нору, прямиком на картине. Она изображала сцену, где португальцы, только сошедшие со своих великолепных каравелл, с очень недовольными лицами показывали абсолютно голым индейцам христианских миссионеров и огромный деревянный крест. Жаль, что я этакой сцены не видел вживую, должно быть атмосферка там была забавной.

Раскрыв пространственную трещину на спине одного из блаженных аборигенов, я без сомнений ступил во второй портал. Тут уже даже падать не пришлось, я просто сразу ступил на пол в другом помещении. На этот раз в роскошном казино, по которому будто бы ураган пронёсся. А вылез я прямиком из обломков вертолёта.

Тут тоже меня ждали знакомые лица: козочка, пума и лис. Памперо сидела с книжкой Мисимы "Золотой Храм" и в наушниках, Санта-Анна играла с Феликсом в карты. Они были совсем не удивлены, когда увидели меня.

– Таянна... Пампи... малыш-кагэма... – сказал я, символически поклонившись и снимая несуществующую шляпу, – Как у вас тут дела?

– Ждём, пока Хамсин откопает нам что-нибудь достойное того вертолёта, который она разбила. – сказала Санта-Анна, не отвлекаясь от карт.

– О, так вы уже справились со своей первой задачей?

– Да, стала бы иначе Хамсин так бегать ради того, чтобы загладить вину перед Памперо? – сказала пума, кладя на стол очередную карту, – А я вот пока пытаюсь выиграть или хотя бы проиграть игру на раздевание...

Пума казалась мне настолько забавно увлечённой игрой, что я не стал ей говорить про то, что Феликс с помощью глаза может просчитывать не только траектории пуль, но и, например, идеально считать карты. Пусть и дальше задаётся вопросом, почему же постоянно выходит ничья.

– А у вас как? – спросил Феликс.

– А у нас, мой маленький актёр кабуки, роды.

Пума усмехнулась:

– Либи что-ли разродился?

– Пиники.

Тут то все и одарили меня удивлёнными взглядами. Даже Памперо, фирменным движением, приспустила "авиаторы" и скептично подняла бровь.

– Да, у нас, в мужской команде, всё очень и очень сложно. Зефир послал меня за шахом Пехлеви и хирургическим набором... – сказал я.

Санта-Анна приказно свистнула, вызывав чёрного мейда и попросив его принести медицинских инструментов. Вскоре у меня в руках уже был настоящий докторский саквояж, в котором звенели всякие штуки.

– Благодарствую, дамы! – я снова поклонился, на сей раз не иронично, – Пойду дальше искать шаха.

Тут же нашёлся и новый портал прямиком в игральном автомате пачинко. Прыгнув в него, я наконец нашёл место, куда попал шах. Пехлеви сидел на перевёрнутом небольшом ржавом тазике. Напротив него громоздились колоссальные руины. Это был дворец Таки-Кисра, от которого остались одни только толстенные кирпичные стены с декоротивными псевдо-колоннами, да колоссальный, высотой в тридцать метров, свод зала-айвана. Кажется, эти тысячелетние руины выглядели даже более впечатляюще, чем тот дворец из которого они образовались. По крайней мере, насколько я тот помнил.

Шах явно был не в духе. Я подошёл поближе и уселся рядом, на землю:

– Sic semper tyrannis, друг. Любая империя заканчивается именно так. – я махнул рукой в сторону сасанидских развалин, – И любая колыбель любой цивилизации рано или поздно придёт именно к этому.

– Но ведь Иран ещё жив... – сказал Мохаммед Реза.

– А Персия сгинула в небытие. Та самая Персия: империя со своей верой, культурой, величием и огромными землями. Здесь, в этих руинах на берегу Тигра, похоронен последний всхлип той славы, которая ещё у неё оставалась. Каких-то сто лет и греки с арабами сотрут всё к чёртовой матери. А потом сотрут и греков, и арабов. Даже золото, знаешь, имеет свойство окисляться и покрываться патиной.

– Если в его составе будет медь.

– Медь всегда там будет. Невозможно построить империю из чистого золота, всегда что-нибудь да примешается. А со временем примесей станет столько, что больше ничего и не останется, кроме них и патины. Это происходило со всеми и это обязательно произойдёт с тобой, так что никто потом и не вспомнит о том, что ты был... Сказать честно? Я сам этого боюсь больше, чем смерти. Нет ничего страшнее забвения и угасания. А оно тебя ждёт, хоть спаси ты весь мир, хоть создай величайшую в истории империю, хоть выступи основателем целого народа.

– Ха! Получается у нас есть кое-что общее?

– Да, именно поэтому ты мне настолько не нравишься. Заставляешь вспоминать про собственные страхи. А это не к лицу авантюристу, вроде меня. Ведь я никогда не сделаю того, из-за чего меня запомнят все и хотя бы на ещё тысячу лет. Даже Ануширвана забыли, хотя он был одним из величайших персов... – я снова махнул в сторону дворца, – Всё затрётся. Всё...