Текст книги "В гнезде "Пересмешника" (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

Артемьев снял кепи. Смахнул пот с короткого ежика светлых волос.

Пейзаж, что открывался с края площадки, захватывал дух.

Снизу, под почти отвесной стеной скалы, развернулось широкое ущелье. Дно его тут и там бугрилось неровными, выеденными ветрами скалами. Еще его испещряли тонкие, словно едва заметные ниточки паутины, тропки. Такие, которые сложно было бы заметить не привыкшему к афганским широтам глазу. Дальний от нас край ущелья казался отсюда рваным и каким-то зубастым. Вершину его венчали острые зубцы скал и каменистые бугры горных холмов.

– Странно, Селихов, – начал Артемьев. Его короткую челку трепал высокогорный ветер. – Странно, что у тебя еще все зубы на месте, раз так с офицерами разговариваешь.

– Некоторые офицеры слишком часто говорят и делают много глупостей. Приходится одергивать.

Командир десантников хмыкнул. Потом достал пачку «Космоса» из нагрудного кармана. Вставил в губы сигарету и закурил.

– Смелый. Тут этого у тебя не отнять. Тут уважаю.

– Давайте к делу, товарищ лейтенант.

Артемьев затянулся. Выдохнул белесый дым, который почти сразу развеял ветер.

– Ну чего уж там. Давай.

– Предлагаю договориться, – начал я. – Вы высадились вон там, на юго-западном склоне. А значит, пробирались по туннелям с другой стороны. Причем добирались сюда примерно тридцать пять – сорок минут.

Артемьев усмехнулся. Глянул на часы.

– Значит, ты у нас еще и счетовод?

– Хотите обмениваться колкостями? – спросил я, и тон мой похолодел. – Можем, да. Но время уходит. И наше, и ваше.

Артемьев скривил губы. Потом сплюнул в пропасть и щелкнул бычком.

Судя по поведению и тону этого человека, оставалась в нем еще какая-то детскость. Иногда он напоминал мне задиру-хулигана, что только вчера плевался в девчонок бумажками из трубочки и разбивал из рогатки плафоны фонарных столбов. А сегодня надел погоны лейтенанта и повел бойцов в бой.

Эта незрелость почти полностью выветрилась из тела и внешнего вида молодого командира. Но, по всей видимости, все еще оставалась в душе.

– Ну лады. И чего ты предлагаешь?

– От пещеры, где нас держали, мы добрались сюда где-то за два часа. Притом с остановками и боем. Босые и уставшие. Если будем возвращаться обратным путем все вместе, по времени выйдет примерно около часа. Может, чуть больше. Вам же, если решите идти уже знакомым путем, нагруженными пленными, да еще и в горку, потребуется больше времени.

– Борт прибудет к вершине к четырем часам, – возразил Артемьев.

– Борт станет держаться где повыше в целях безопасности. Сейчас группа душманов тут разбита. Их главари погибли или в плену. Если недобитки и остались, они скорее всего поспешат отступить. Или спрячутся в пещерах.

– Ты хочешь, чтобы мы перенесли точку эвакуации?

Артемьев нахмурился. Свел светлые, почти невидимые брови к переносице.

– Сюда борт не подойдет. Ветер слишком сильный, – сказал я. – Но с той стороны склон более пологий. Там есть широкие площадки, где может зависнуть машина. Плюс, добираться туда будет быстрее и легче.

– А ты откуда знаешь, какой там склон? – спросил Артемьев несколько равнодушно.

– Я проводил там разведку.

Лейтенант поморщился.

– А не брешешь ли ты, чтобы спасти своего погранца, а? Может, заливаешь? Думаешь, что простачка нашел?

– Хорошо, – пожал я плечами. – Иди как шел. Потом сам будешь объяснять командованию, почему задержался и не помог раненому, который, скорее всего, погибнет, пока мы будем доставлять его к выходу своими силами.

Артемьев мрачно хмыкнул. И даже, о чудо, задумался. Хотя раньше лейтенант отвечал скоро, порывисто. Казалось, он совершенно не пропускал моих слов сквозь фильтр своего ума. Будто бы отвечал он всегда инстинктивно, не задумываясь над словами собеседника. По крайней мере так это было до настоящего момента.

До чего-то, наконец, дойдя, лейтенант обернулся. Оценил высоту, на которую придется подниматься на обратном пути. Потом вздохнул.

– Ну лады. А че будет, если обратно получится медленнее?

– Не получится, – убежденно сказал я.

– Кажется мне, – вздохнул Артемьев. – Что ты плетешь. Что все что угодно скажешь, чтобы своего спасти. Вот скажи, Селихов, так это или нет? Честно скажи. Без болтовни.

Я ухмыльнулся.

– А давай замажем.

Лейтенант приподнял брови от удивления. Впрочем, удивление это быстро сменилось на робкий огонек в глазах. Как я и предполагал, Артемьев оказался достаточно азартным человеком.

– На что замажем? – спросил он хитровато.

– Который час?

Артемьев посмотрел на свои «Командирские», которые носил по-солдатски, циферблатом внутрь.

– Без пятнадцати три.

– Спорим, что дойдем до выхода за час.

Артемьев хмыкнул.

– И на что спорить будем?

– Предлагай, товарищ лейтенант, – беззаботно пожал я плечами.

Командир десантников обернулся, чтобы посмотреть на остальных бойцов.

Пограничники собрались вокруг раненых и о чем-то напряженно разговаривали. Бычко время от времени с каким-то подозрением зыркал на нас с лейтенантом. Чесноков же попытался заговорить о чем-то с Белых. Попробовал растолкать находящегося в шоке пограничника.

Десантники притихли. По одному-по двое стояли они то там, то здесь, занимая позиции. Кто-то курил. Кто-то тихо разговаривал. Один боец грыз галету.

– Вот так? Без условий? – Артемьев прищурился. – Просто «предлагай» и все?

– Просто «предлагай».

– М-да… Значит… За своих ты горой…

Взгляд лейтенанта устремился куда-то вдаль. Внезапно Артемьев посерьезнел. На лице его, пусть и на миг, но все же отразилась какая-то странная грусть, которая казалась совершенно не свойственной его характеру. Во всяком случае командир десантников держался так, будто термин «унывать» к нему не применим по определению.

– Уважаю за это, – бросил он, немного помолчав. – Ну лады. Если я выиграю, если хоть на минуту опоздаем к вертолету, – дам тебе в морду при всем строе за твой острый язык. Понял?

– А если я выиграю? – хмыкнул я.

– Ну… Ну тогда… – лейтенант потянулся к брюкам, открыл клапан кармана, предназначенного для переноски ножа. – Ну тогда эта штука твоя.

Он извлек из ножен, что хранились в этом кармане, армейский нож.

Это оказался американский «Ка-Бар» с темным, длинным клинком и кольчатой рукоятью из хорошей спрессованной кожи.

– Трофейный, – похвастался Артемьев.

С этими словами лейтенант протянул мне нож рукоятью вперед. Я принял знакомый клинок. Нож был несколько потертый, «бывалый», но, судя по качеству исполнения и четко отштампованным клеймам на клинке, – подлинным. Не китайской подделкой, которые можно было встретить за кушаками некоторых, не очень состоятельных душманов.

– Настоящий, – заключил я.

– Ну, – Артемьев довольно покивал. – Слыхал, им америкосовские морпехи вооружаются. Еще со времен мировой войны. Я его с… А впрочем, не важно, как эта штука у меня оказалась. Короче, готов на него спорить.

– И не жалко? – Я хмыкнул, возвращая лейтенанту нож.

– А как же? Жалко. Да только знаешь что, Селихов? Чую, в этом нашем споре я никак не проиграю. А душу-то на тебе отведу…

Когда мы договорились, лейтенант энергично вернулся к своим и стал раздавать указания. Он распорядился связаться с бортом, обозначить, где их следует встретить. Командование подтвердило, что такой путь отхода возможен. Тогда, как мне показалось, Артемьев немного занервничал. Стал поглядывать на меня с укором и сомнением.

И все же, делать ему было нечего. Руки мы уже пожали.

Потому он приказал соорудить из плащ-палаток и каких-то палок носилки для Ткаченко.

Раненого понесли свежие бойцы-десантники.

После мы построились и, сохраняя боевой порядок, углубились в темноту пещеры.

Насколько я понял, в пещерную цепь вошли два отделения десантников – четырнадцать человек.

Головную группу повел сам Артемьев. Пограничники, раненые и пленные духи двигались в середине. Отделение, которым руководил мой брат Сашка, который уже дослужился до сержанта, прикрывало тылы.

Я, по большей части, двигался в середине, со своими. Время от времени уходил в голову, чтобы показать Артемьеву дальнейший путь.

Группа набралась большая. Под светом фонарей и гомоном людских голосов туннели будто бы преобразились. Если раньше они казались опасными, таинственными, то теперь виделись всем иначе – словно природная диковинка, которую пришли посетить, ни дать ни взять, «туристы».

Таким макаром мы миновали грот, где Суворов пытался прирезать Ткаченко, а потом добрались до пещеры-склада. Когда прошли и ее, Ткаченко вдруг поплохело. Я поспешил в голову группы, чтобы сказать Артемьеву, что нужно остановиться.

Лейтенант, нервно поглядывавший на свои часы под светом большого следового фонаря, был и не против. Как оказалось, шли мы с опережением.

Он быстро выставил головные и тыловые дозоры и приказал санинструктору посмотреть, что с раненым бойцом. Таким макаром группа остановилась на краткий перекур.

– Будешь? – спросил Сашка, когда приблизился ко мне с сигаретой в руках.

Он опустился рядом на корточки. Показал мне белую в темноте палочку сигареты. Я, присевший, где посуше, ухмыльнулся.

– Закурил, значит. А в школе был спортсмен-спортсменом.

Сашка улыбнулся.

– А ты в школе дымил, как паровоз, – сказал он с улыбкой и снова протянул мне сигарету.

– Нет. Спасибо. Я бросил.

Сашка вздохнул. Сунул курево в рот.

– А я вот, наоборот. Начал. И как тут не закурить? – усмехнулся Саша горько. – Но ты вот смог бросить. Ну это и понятно. Ты всегда покрепче меня был.

– Сержант, значит? – помолчав чуть-чуть, спросил я.

Саша вздохнул.

– Угу… Но и тут я сплоховал. Слыхал, ты уже старший. Я, вообще, много про тебя слыхал. Думал, – он смущенно улыбнулся, вынул из губ подкурённую сигарету, – думал, байки. Вроде как, какой-то шутник придумывал про тебя всякое. вроде, что ты в одиночку душманских командиров ловишь. Или что один на целую ихнюю свору ходишь. А потом оказалось – нет. Не шутки все это. Правда.

– Правда, – кивнул я. – Но радоваться тут нечему.

– А я радовался, – глянул на меня брат. – Радовался, что у меня такой брат. И соответствовать хотел. Потому, может быть, до сержанта так быстро и дослужился.

«Не важно все это, – подумалось тогда мне, – не важно. Главное – что живой».

Но, конечно же, своих мыслей я брату не высказал. Только глянул куда-то в черную глубь туннеля, что таилась перед нами.

– И теперь, слыхал, что в плен ты попал и организовал побег, – сказал Сашка. – Парни твои рассказали, пока мы шли.

Проговорив это, Саня улыбнулся.

– Так рассказываешь, будто рад, что я в душманском плену очутился, – пошутил я.

– Да не! Нет, конечно! – поспешил он оправдаться. – Не рад. Рад… Рад, что живой ты. Что все еще эту землю топчешь.

Я молча покивал.

– Знаешь, чудо, что мы увиделись, – сказал Саня, когда мы немного помолчали. – Что судьба нас тут свела. Мы ж не за вами летели. Рота, просто, удачно рядом оказалась. Ну и поручили нам, пока мы тут, выбить духов из каких-то пещер. И тут на тебе – ты здесь. Я…

Брат осекся, погрустнел, стряхивая накопившийся на сигарете пепел себе под берцы.

– Я уж бояться стал, что не увидимся больше. Ты ж совсем пропал.

– Такие были обстоятельства, – ответил я тихо.

Сашка шмыгнул носом. Поправил берет.

– Паш… – тихо начал он. – Я тебе тут кое-что сказать хотел… И… И спросить…

Он не договорил. Снова осекся, потому что над нами появился Артемьев.

Командир десантников сурово уставился на нас. Заговорил не сразу:

– Твой человек совсем плохой, – сказал он. – В сознании пока. Но может так случиться, что не дотянет.

– Тогда… – Я хлопнул себя по коленям и поднялся. – Тогда надо поторапливаться, товарищ лейтенант.

Дальше шли быстрее. Артемьев даже подгонял бойцов. Те, в свою очередь, пинали норовивших отстать пленных душманов.

– Иди давай. Шустрее!

Крупный, выше меня на голову десантник ткнул Шахина прикладом в плечо. Раненая нога главаря душманов подкосилась, и тот рухнул на сырой песок.

С матом, подгоняя пленного такой-то матерью, десантник принялся поднимать его на ноги, затормозив половину группы.

Я шел рядом и потому помог ему, чтобы мы поторопились.

И Шахин меня заметил.

Когда мы двинулись дальше, я постоянно чувствовал на себе взгляд этого человека. Мы шли рядом, и Шахин буквально не спускал с меня глаз, то и дело спотыкаясь на камнях и норовия упасть.

– Оттого, что ты на меня пялишься, – сказал я ему суховато, – меня удар не хватит. Не надейся.

Несмотря на внешнюю расслабленность, я был начеку. Понимал – с Шахином нужно держать ухо востро. Сейчас это был зверь. Загнанный в угол, раненый зверь, которому нечего терять.

– Ты и правда хороший солдат, Селихов, – проговорил Шахин, с трудом опираясь на ногу и стараясь сохранять общий темп. – Крепкий, как скала. Но и скалу можно обойти.

– Лучше помалкивай. Целее будешь, – сказал я. – Вон тот парень-десантник, что шагает за тобой, уже присматривается, куда бы тебя пнуть, чтоб ты заткнулся.

– Ты, наверное, очень собой гордишься, да? – не успокаивался Шахин. – Гордишься, что поймал Тарика Хана. Гордишься, что вырвался из клетки, куда мы тебя засадили, так?

– Да закрой же ты хайло. А то щас по шее дам, – угрюмо пробурчал здоровенный десантник, следующий за Шахиным.

Пакистанец сделал вид, что не услышал его.

– Но грядут большие перемены. Грядут большие дела, которые переиначат лицо войны. Ты считаешь, что ты победитель? Что ты доблестный солдат? Что твой брат – доблестный солдат? Н-е-е-т, – Шахин покачал головой. – Когда пропадет пересмешник, весь мир увидит истинное лицо советов… Агх…

Шахин запнулся, потому что десантник врезал ему прикладом по почкам. Пакистанец рухнул на колени, согнулся от боли.

– Поднимайся давай, падла болтливая, – бычьим голосом приказал десантник, а потом принялся поднимать Шахина.

Тот, постанывая, с трудом хватаясь за одежду бойца, встал. А потом вдруг вцепился связанными руками ему в ворот и изо всех сил врезал десантнику лбом в лицо.

Боец глухо застонал, отшатнулся, болтая головой. Он налетел спиной на Бычку, не удержал равновесия и рухнул на землю.

Прежде чем все это произошло, Шахин со страшным ревом бросился на меня, целя скрюченными, скованными руками прямо в горло.

Глава 15

До меня пленный главарь душманов так и не добрался.

Стоило ему вскинуть руки и ринуться в мою сторону, как я просто пнул Шахина в раненое бедро.

Темное, искривленное отчаянной злостью лицо душмана в миг изменилось. Глаза его выпучились, а рот распахнулся в немом крике. Он просто завалился вперед и рухнул рожей прямо на острые камни туннеля.

Не успел пакистанец завалиться набок, как к нему подскочили два или три десантника. Принялись ожесточенно пинать берцами по почкам и печени. Яростней всех, конечно же, работал ногами тот самый вдвшник, которого Шахин треснул лбом в лицо.

– Отставить! Отставить балаган! – Из головы группы к нам подоспел Артемьев.

Он принялся отпихивать своих бойцов от сжавшегося в позе эмбриона Шахина.

– Матронов! – обратился он к бойцу с разбитым лицом, – че тут у вас? Докладывай!

– Этот, – боец, все еще борясь с собственным дыханием, принялся утирать нос и губы от крови, – этот вот хотел сбежать. На нас напал.

Артемьев оценил взглядом слабо шевелящегося на земле Шахина. Потом приказал:

– Поднять.

Десантники грубо схватили Шахина и заставили пакистанца подняться на ноги. Впрочем, это вышло у них не сразу. Порезанная, а потом и битая мною нога призрака никак не хотела держать своего владельца. Норовила подогнуться.

– Ты, вроде бы по-русски говоришь, не? – Артемьев схватил Шахина за голову. Заставил крепкого, но несколько менее высокого пакистанца приподнять подбородок, чтобы проще было заглянуть ему в глаза, – говоришь же, а?

– Клянусь душой моих детей и матери, – прошипел Шахин, показывая всем окровавленные зубы, – когда-нибудь мы выпустим всем вам кишки. Когда-нибудь вы все… Агх…

Шахин заткнулся, потому что Артемьев кратким, быстрым и на первый взгляд совсем легким ударом врезал ему под дых. И все же этот обманчиво слабый удар заставил пакистанца уронить голову. Если бы не крепкие руки десантников, Шахин наверняка бы согнулся в три погибели.

– А если ж ты такой умный, что по-нашему можешь, – снова спросил его Артемьев, взяв пакистанца за лоб и подняв голову, – чего ж ты такой идиот? Чего, не понимаешь, что уйти – не уйдешь? Что один ты тут, в пещерах, да еще с твоей ногой – покойник и больше никто?

Шахин ему не ответил. Он только глубоко дышал, прикрыв глаза.

– Да и не фанатик вроде, как тот, второй, который проповедником был, – продолжил Артемьев так, будто бы и не ожидал ответа от пакистанца, – или че?

Шахин открыл глаза. Да только взгляд его уперся не в лицо Артемьева, как можно было бы ожидать. Взгляд пакистанца упал на меня. И Артемьев это заметил.

– Селихов, – спросил Артемьев, – ты ему что-то сделал, что ли?

– Это ты у меня спрашиваешь, товарищ лейтенант? – Невозмутимо ответил я.

Артемьев нахмурил свои очень светлые брови и снова посмотрел на Шахина.

– Еще ничего не кончено, шурави, – с трудом прошипел Шахин, не отрывая от меня взгляда своих диковатых глаз. – Еще ничего не кончено…

– А… Мстюн, значит, – вздохнул Артемьев.

– Ты думаешь… – Шахин сглотнул. – Думаешь, я так слаб и наивен, как Муаллим? Думаешь, я сам пойду под нож и позволю тебе убить себя ровно так же, как позволил Муаллим? А? Селихов?

– Думаешь, мне очень хочется тебя прикончить? – Пожал я плечами. – Уверяю тебя, пакистанец, мне на тебя глубоко плевать. Ровно так же, как было плевать на твоего командира и на весь твой отряд. Они не вызывали у меня ни уважения, ни презрения. Были лишь врагами. Лишь препятствиями перед исполнением задачи. Не более.

Шахин вдруг дернулся в руках десантников. Лицо его сделалось зверским. Пакистанец заревел.

– Ты… Ты самонадеянный…

Ему не дали договорить. Артемьев распорядился перевязать ему руки за спиной и заткнуть чем-нибудь рот, чтобы не верещал как припадочный.

Шахин не успокаивался еще долго. Еще долго десантникам приходилось усмирять разнервничавшегося пакистанца, прежде чем мы смогли-таки продолжить дальнейший путь.

Артемьев прищурился от яркого солнечного света, ударившего нам в глаза, когда мы вышли из пещеры. Потом, прикрыв циферблат, чтобы не бликовал, он посмотрел на время. Вздохнул.

– Видать, Селихов, ты оказался прав, – сказал он, глубоко вбирая свежий воздух в свою широкую грудь, – и правда, успели.

Я промолчал. Лишь обернулся посмотреть на раненого Ткаченко. Носилки с ним опустили на землю у выхода из пещеры. Санинструктор присел рядом на корточки и о чем-то разговаривал с Димой. Тот в ответ слабо кивал.

Когда мы вышли, десантники рассредоточились вокруг жерла пещеры, которое я видел, когда мы с Бычкой и Смыкало разведывали местность с того гребня ущелья. Усталые пограничники кучкой уселись в тени под стеной. Кто-то из них попросил у одного из ребят Артемьева сигаретку. Другие тихо болтали о чем-то своем.

– Стало быть, – Артемьев вздохнул, потянулся к клапану с ножом, – стало быть, я продул.

Он достал клинок. Протянул мне.

– На вот.

– Да ладно, товарищ лейтенант, – отмахнулся я. – Оставь себе.

Где-то вдали загудело. Из-за гор донеслись отрывистые, гулкие хлопки лопастей вертолета.

– Гляньте! Гляньте, вон они – наши! – Кричал Бычка, подбегая к обрыву и указывая на темно-зеленые коробочки БТРов, остановившиеся на той стороне.

Я заметил, как кто-то, кто именно – разобрать было нельзя, машет нам с брони одного из них какой-то тряпкой.

Бычка замахал в ответ.

– Да не-не, – Артемьев запротестовал, снова сунул мне рукоять ножа, – мы с тобой поспорили. А спор – дело святое. Потому как если б я выиграл – то непременно бы в рожу тебе дал. Да еще и от всей души!

– И ты думаешь, – ухмыльнулся я, все-таки принимая от Артемьева его нож, – я тебе позволил бы?

Командир десантников не ответил мне. По крайней мере словом. Вместо этого он громко, басовито, но почти по-мальчишески рассмеялся.

Мы увидели вертолет через несколько минут. Прежде чем Артемьев приказал десантникам готовиться к погрузке на борт, ко мне подоспел Саша.

– Паш! – Позвал он громко.

Я обернулся.

– Пока не улетели мы! Спросить у тебя хотел… – Говорил он громко, но гул двигателей вертолета и афганский высокогорный ветер приглушали голос брата.

– Чего такое? – Я вздохнул.

Но во вздохе этом не было раздражения, как можно было бы подумать. Скорее…

«Усталость, – честно признался я себе, – в этом вздохе была усталость. Усталость, которую я себе обычно никогда не позволяю».

– Мы ж неизвестно когда снова свидимся, – продолжал Саша, – может… Может уже только после дембеля и я…

– М-м-м?

Саша казался растерянным. Он несмело, как-то даже робко опустил глаза и несколько мгновений смотрел куда-то в желто-бурую землю. Потом лицо его посерьезнело. Он решился заглянуть мне в глаза.

– Помнишь, тогда, на девятке? Ты сказал мне правду? Про то что ты попал в самого себя и…

– Да, – отрывисто прервал я Сашу.

Тот снова опустил взгляд.

– Ну… Это очень многое объясняет, – вздохнул он. – И те новости, что я про тебя слыхал, и то, как ты так быстро по службе идешь. А я, если честно, все это время втолк взять не мог – приснилось мне все то, что ты тогда на сборном пункте мне сказал, или нет. Думал – приснилось.

– Когда-нибудь, – я улыбнулся и положил руку на широкое плечо Саши, – когда-нибудь мы с тобой это обсудим. И я расскажу тебе все – от и до.

Саша немного помолчал.

– Это чудо какое-то… Просто… – он осекся. – Слушай, Саша. А скажи, что там дальше будет? Победим мы в войне? А потом? Как Союз устроится?

Я сдержался от того, чтобы снова поддаться эмоциям и вздохнуть. И, наконец, ответил:

– Все расскажу, Саша. Но потом. А сейчас – птичка подходит. Вот-вот Артемьев скомандует вам готовиться на погрузку.

* * *

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Экз. №1

НАЧАЛЬНИКУ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА КГБ СССР
 В ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ АФГАНИСТАН
 ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ 
тов. КАЛЯГИНУ Н. Е.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

По итогам проведения оперативно-розыскных мероприятий в рамках работы по операции «Пересмешник».

Краткая оперативная сводка:

В ходе проведения операции силами подразделения 56-й ОДШБР в районе горного массива у кишлака Айвадж были задержаны и в последующем нейтрализованы два ключевых объекта оперативной разработки – главарь бандформирования, известный как Шахин (пакистанский инструктор, связанный с агентурной сетью противника), и его идеолог Муаллим-и-Дин.

Объект «Шахин»: Доставлен на временный пункт содержания. В ночь с 2 на 3 сентября 1981 года, воспользовавшись беспечностью часового, совершил самоубийство путем нанесения себе несовместимой с жизнью травмы – откусил язык, что привело к обильной кровопотере и летальному исходу до обнаружения.

Объект «Муаллим-и-Дин»: Ликвидирован в ходе боестолкновения старшим сержантом погранвойск Селиховым А. С., несмотря на имевшуюся установку по возможности взять объект живым для последующего допроса и вербовки.

Оценка обстановки:

В результате указанных инцидентов установление полной картины деятельности агентурной сети противника и выход на её вероятного куратора – гражданина США Уильяма СТОУНА (оперативный псевдоним, по неподтвержденным данным, «Голос») – существенно затруднены.

Единственным прямым свидетелем и ключевым участником событий, связанных с ликвидацией Муаллим-и-Дина и последними часами жизни объекта «Шахин», является старший сержант Селихов А. С. Его подробный допрос представляется крайне необходимым для выяснения следующих обстоятельств:

Возможных последних слов или признаний объектов.

Деталей поведения объекта «Шахин», которые могли бы указывать на его суицидальные намерения или наличие «мертвой руки».

Любых деталей, могущих иметь оперативное значение для поиска У. Стоуна и способствующих продолжению расследования и оперативной работы по операции «Пересмешник».

Особое мнение:

По линии негласных источников получена информация о проявлении несанкционированного интереса к личности Селихова А. С. со стороны оперативной группы ГРУ, действующей в рамках параллельной операции «Циклон».

Интерес ведомства к Селихову А. С. продиктован теми же обстоятельствами, а именно – связь сержанта с объектами Шахин и Муаллим-и-Дин. И получение от него, как свидетеля, любой возможной оперативной информации, могущей поспособствовать поиску гражданина США СТОУНА.

Кроме того, указанная оперативная группа ГРУ, по всей видимости, намерена использовать сержанта для силовых акций по прямому устранению СТОУНА, без учета приоритетов контрразведывательной работы. Подобные действия создают реальную угрозу срыва дальнейшей разработки нити «Пересмешник».

Выводы и предложения:

В кратчайшие сроки организовать и провести подробнейший допрос старшего сержанта Селихова А. С. силами оперативного состава Представительства.

Исключить любые контакты Селихова А. С. с представителями иных ведомств до полного завершения его опроса и выработки дальнейшей оперативной стратегии.

Ходатайствовать перед Вами о наложении вето на любые попытки привлечения Селихова А. С. к операциям, не согласованным напрямую с Представительством КГБ.

Прошу Ваших указаний.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА
 ПО КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ЧАСТИ 
Полковник 
С. П. Дзюба
«5» сентября 1981 года

* * *

– Ну что, хвастайся, – улыбнулся Муха.

Когда я вошел в скромный командный пункт разведвзвода, Муха, сидевший за своим столом, приосанился на табурете, но вставать не стал.

Со дня, когда мы выбрались из пещер, прошло две недели.

Недели эти оказались насыщенными событиями, как вполне обыденными, так и торжественными. А еще – скорбными.

И начались они с последнего – с прощания с погибшим Волковым. И пусть Муха не показывал, но я понимал – он переносит смерть очередного своего подчиненного тяжелее других.

После была боевая подготовка и новые вылазки.

Первым делом мы отправились в один отдаленный и небольшой кишлак. Прошла информация о том, что в нем противник вел подрывную деятельность: подкупал местных портить колодцы, которыми активно пользовались советские солдаты, а еще за деньги раскидывать по дорогам мины.

Причем информатор даже передал нам имя злоумышленника – лидера группы диверсантов.

Когда мы прочесали кишлак, все оказалось гораздо проще, а вместе с тем – забавнее.

Дело было в том, что этот самый информатор не поделил с соседом ишака. А потому не придумал ничего умнее, как донести на него, обвинив в страшной подрывной деятельности.

Муха не стал раздувать ситуацию и на месте ограничился только тем, что страшно отругал информатора.

Правда, старшему лейтенанту пришлось поработать третейским судьей и по личной просьбе обеих сторон рассудить, кому же достанется ишак.

После была еще вылазка – мы окружили и уничтожили небольшой караван, перевозивший оружие. Уходящие от погони душманы побросали все свое добро.

В их арсенале на первый взгляд не было ничего примечательного: несколько пулеметов советского производства, китайские подделки на АК, патроны и гранаты. Но это только на первый взгляд.

Во вьюках мы обнаружили кустарный гранатомет немыслимой конструкции.

Махина оказалась сооружена из трубы-амортизатора от автомобиля неизвестной модели и станины, сооруженной из распиленного и переваренного противотанкового ежа. В качестве спускового механизма душманы приспособили к этому монстру нечто, что мехвод Махоркин определил как зажигание от мотоцикла «Минск». Но самой безумной вещью оказался боеприпас. Им выступала переточенная под нужный калибр головная часть от реактивного снаряда ПГ-18 для «Мухи».

Не уверен, проводили ли духи полевые испытания этой махины, но как справедливо заметил Пчеловеев, нам не обязательно было перехватывать караван, потому как с таким боеприпасом на борту у него были все шансы самоуничтожиться без нашего участия. Причем в любую секунду.

Я приблизился к столу командира. Потом примостил рядом со стопкой документов небольшую лакированную коробочку. Открыл.

– Красной Звезды, – улыбнулся Муха. – Почетная награда.

– Вторая в моей коллекции.

– Да иди ты? – Муха хмыкнул. – Уже? А… Да… Кажись, что-то такое припоминаю, когда личное дело твое изучал. Если так дальше пойдет, у тебя на дембель вся грудь звенеть будет.

Я закрыл коробочку.

Наградили меня сегодня утром, прямо тут, в расположении мангруппы. Сам начальник отряда приезжал, чтобы вручить орден. Командир группы даже организовал торжественную обстановку: построил весь личный состав, а по колоколам запустили марш «Прощание славянки».

– И новая награда, и новая должность, – Муха вздохнул. – Ну проходи, располагайся. Рабочее место твое ты знаешь где. Вон там, где Волков сидел.

Я забрал свою коробочку и прошел к рабочему месту заместителя командира взвода. Моему новому рабочему месту.

– Волков, хоть и плут был, а справлялся, – с некоторой грустью проговорил Муха. – Ты и подавно справишься.

Я ничего не ответил старшему лейтенанту. Только присел за стол, чтобы подготовиться к службе на новой должности – принять у погибшего Волкова его незаконченные дела. Ознакомиться с ними.

– Знаешь, – помолчав немного, продолжил Муха, – иногда мне кажется, что ты и с моими обязанностями справился бы лучше.

– Глупости, командир.

Муха, просматривавший какие-то карты, вдруг обернулся. Уставился на меня взглядом, в котором стояло некоторое недоумение.

Старлей выглядел так, будто вот-вот возмутится, но вместо этого он только снова вздохнул.

– Нет, Саня, не глупости. Ты уже лучше меня справился.

– М-м-м?

– Две недели назад, в пещерах. Да и в ущелье тоже, когда Дима Волков погиб. Ты справился… А я… Я в похожей ситуации – нет.

– Ты зря себя мучаешь, командир. Что уже прошло – того не вернешь. Да и службе твое чувство вины не поможет, а только навредит.

Муха отвел взгляд. Взгляд его остекленел. Стал скорбным.

– Мы тогда вышли на языка, – заговорил Муха, как бы пропустив мои слова мимо ушей. – И в засаду попали. Не разглядел я ее. Не недостало мне опыта. Принял решение не отступать, а с боем прорываться. Как оказалось – неверное.

– Мы просто люди. Наперед не видим, – покачал я головой.

– А ты тогда, в пещерах, – Муха снова глянул на меня, – принял хоть одно неверное решение? Судя по тому, что все вы вышли живые… Да даже тот раненый в живот парнишка выжил… Судя по этому – нет. А я тогда принял.

Старлей сглотнул, и я заметил, как на его тонкой шее скакнул очень острый кадык.

– И потерял пятерых ранеными и убитыми, Саша. А потом и вовсе вышло, что информация про языка липой была. Потому как и самого этого языка духи уже давно вычислили и застрелили…

Мы помолчали.

Я понимал Муху. Понимал, потому что ни раз, и ни два в прошлой жизни видал офицеров, командиров, что тоже подобным образом ошибались. И ценой их ошибок были солдатские жизни.

Да что там, и мне за всю войну, будучи офицером, приходилось ошибаться. Ошибаться и терять бойцов. Такова уж она есть – война.