Текст книги "В гнезде "Пересмешника" (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 19

– Слыхал я пару забавных историй от знакомых солдат и офицеров, – слукавил я. Ну или почти слукавил.

Всё потому, что одна из этих историй произошла лично со мной и моими парнями. Правда, в прошлой моей жизни.

Я сделал небольшую паузу. Офицеры, казалось, не стремились вставить своё слово относительно моего «от знакомых солдат и офицеров».

Стаканов просто смотрел на меня, весь обратившись во внимание. Бульбашов хлопотал с чаем – нёс нам с Мухой исходившие паром алюминиевые кружки. Щеглов же, державшийся в тени, и потому, решивший, видимо, что за ним никто не смотрит, ковырялся ногтем в зубах.

Муха просто молчал.

– Голь же она как. Она на выдумки хитра, – продолжил я. – Допустим, однажды слышал такую: вроде как один из местных нашим докладывал… Уж не помню, кому именно. Что в каком-то ущелье джинн завёлся.

Услышав слово «джинн», Стаканов хмыкнул.

– И, вроде как, джинн этот, по рассказам афганца, «ворует свет». Зайдёшь в ущелье с факелом, и тут бах! Свет с него сбивает. Как ветром, – я задумался. – Как там он говорил? «Джинн набрасывает на мир чёрное покрывало, да такое, что ничего не видать, а потом его воины нападают на наших». Это, конечно, не точная цитата. Но суть я передал.

– А можно поподробнее? – вклинился вдруг Бульбашов, приготовив помятую тетрадь и карандаш, – не помните?

– Не помню, товарищ младший лейтенант, – ответил ему я. – Но никакой это, в конечном итоге, оказался не джинн.

– А что же? – спросил Стаканов, ничуть не удивившись.

– Недобитки какой-то банды душманов, – сказал я. – Оружия у них не было почти. Так, видавшие виды винтовки, да ножи с дубинками. Когда наши их пошли выбивать, оказалось, что духи где-то отыскали пневматическое ружьё. Очень мощное. Стрелок у них был бывший, обученный пакистанцами, снайпер. Он стрелял из пневматики по источникам света, а его дружки спускались в ущелье, убивали местных и отбирали у них добро. Выживали таким образом.

Офицеры переглянулись. Но никто ничего не сказал. Бульбашов, будто бы, завис в каком-то, казалось, разочерованном удивлении. Остановил руку, что шуршала по бумаге карандашом, пока он записывал мои слова.

– Слыхал я и про другой случай, – продолжил я, – про «Каменного великана».

– «Каменного великана»? – удивился замполит.

– Да. Офицер один рассказывал, ещё в учебке, – солгал я, совершенно не собираясь выдавать, что именно эта история произошла со мной и моей ротой, – а я подслушал. Вроде как местные охотники рассказывали, что у какой-то забытой-позабытой горки появился каменный великан. Что он движется медленно и не отбрасывает тени, а если по нему выстрелить – пули от его каменной кожи отскакивают так, будто их и не было.

– Дай угадаю, – разулыбался Стаканов. – Снова голь?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – я тоже улыбнулся. – Когда на эту гору зашёл десант, чтобы выбить предполагаемые засады врага, оказалось, что «Великаном» было ничто иное, как старая телега.

– Телега? Это как? – прыснул замбой Щеглов.

– А вот так. Духи соорудили из неё передвижную пулемётную точку. И по мере надобности тягали вверх-вниз по склону. Чтобы хоть как-то усилить хлипкую конструкцию, они навесили на борта металлические пластины и обмазали их глиной для маскировки. Правда, это им ни капли не помогло. Как только ихняя «тачанка» встретилась с нормальным вооружением, а не со старинными винтовками охотников, развалилась на раз-два. Вот тебе и «Каменный великан».

– Так значит, вы думаете, товарищ старший сержант, – немного погодя начал Бульбашов, – что это тоже какая-то душманская выходка?

– Вполне может быть, – кивнул я. – Что ни говори, а на войне много кто суеверный становится. И винить таких людей в их суеверности нет никакого смысла. Иначе как ещё объяснить, что иной боец выйдет из-под массированного обстрела без единой царапинки? Или что нагнётся за фляжкой, а в то место, где у него только что голова была, тут же прилетает снайперская пуля.

Теперь хмыкнул уже Муха. Щеглов со Стакановым понимающе, но очень сдержанно улыбались. С лица Бульбашова всё так же не сходило удивление.

– И вместо того, чтобы объяснить себе всё это банальной случайностью, ну или, кто поучёнее – математическим везением, – продолжал я, – люди уходят в суеверия. А ещё – очень легко цепляют на себя чужие. Например, местных афганцев, с которыми плотно общаются.

– Так а как же быть с пропавшими? – спросил Бульбашов. – Трое пропали без вести! Притом ни один не пикнул. Да и следов никаких не нашли! Разве ж это не мистика?

– Нет тут никакой мистики, – вклинился Стаканов. – Это тебе, при должном везении, любая хорошо выученная разведгруппа сможет.

На лице Бульбашова отразилось робкое сомнение. Он поджал губы.

– Вы не видали того, что видал я, товарищ старший лейтенант. Не бывали в тех обстоятельствах, в которых бывал я.

– Ты что, замполит, – начал Стаканов, опасно сузив глаза и выделив слово «замполит», – в чертовщину веришь?

Молодой замполит испугался. Потом замялся.

– Нет… Нет, не верю… Может… Может, есть этому всему разумное объяснение, – Бульбашов вдруг зыркнул на меня. – Но знаете что, товарищ Селихов? Задается мне, не всё там так просто и очевидно, как вы нам тут преподносите.

– Посмотрим, – я и бровью не повёл. – Отправимся в Темняк и посмотрим на вашего «Джинна из теней». Собственными глазами посмотрим.

На «Вертушке» было… Ветрено.

Пост пограничников располагался на вершине пологого, очень ровного подъёма в горы, по которому проходили накатанные бронемашинами колеи.

Скальный выступ – естественная площадка на стыке горного массива ущелья и входа в «Темняк» – был оборудован скупо, но функционально.

Прямо на площадке оборудовали замаскированную камнями пулемётную точку. Обложили её мешками.

Насколько я знал, где-то здесь должны были находиться несколько снайперских позиций, но рассмотреть их с брони БТР я не мог. Пограничники их хорошо замаскировали. Впрочем, как и собственные жилища. Ведь прямо так, с наскоку, хижины бойцов я тоже рассмотреть не смог.

БТРы тяжело скребли толстыми покрышками о сухую, обдаваемую горными ветрами почву. Натужно ревели двигатели. И их рев, и вой ветра заглушали голоса, заставляли бойцов буквально орать что-то друг другу, чтобы сказать хоть пару слов.

– Добрались! – заорал мне Муха, видя, как показалась плоская плита точки, – кажись, оно!

Я ему не ответил. Путь к «Вертушке» был тяжёлым. А ещё – опасным.

Стаканов сказал правду, сообщив нам, что пограничники контролируют ущелье днем только номинально.

По пути к Вертушке нас дважды обстреляли откуда-то из скал. Правда, противник использовал преимущественно лёгкое стрелковое оружие. Духи работали мобильными небольшими группами. Не хотели носить с собой чего потяжелее.

Потому и в первый, и во второй раз мы отделались шквальным огнём КПВТ бронемашин в ответ.

И всё же шли нервно, напряжённо. Все понимали – колонна из трёх бронемашин на дне ущелья – лакомая добыча для противника.

К счастью, за нами никто не пришёл. Серьёзного боя не завязалось, и мы относительно благополучно добрались до Вертушки – точки, где нам надлежало организовать оборону и переждать ночь.

Никому не хотелось напороться на засаду духов в темноте.

На точке было холодно.

Если на дне ущелья царили сырость и зябкость, то здесь, в горах, сухой, холодный горный воздух пронизывал до костей. Он обветривал губы, заставлял щурить глаза и сжиматься, стараясь сохранить тепло.

Когда машины въехали на более-менее ровный участок, нас вышли встречать местные погранцы. Одетые в бушлаты, они завернулись в плащ-палатки, укрыли головы от ветра капюшонами.

Из-под них на нас смотрели суровые, а ещё очень усталые лица молодых пограничников.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – перекрикивая шум ветра и двигателей, поздоровался один из них, высокий и тощий как палка солдат, на котором даже бушлат сидел как на вешалке.

К слову, встретить нас вышли трое бойцов.

– Глуши! Глуши машину! – крикнул Муха.

Никита Полевой, сидевший за рычагами, кажется, не услышал приказа старлея. Заглушил машину только когда я постучал по броне у его люка.

Остальные БТР тоже заглушили двигатели. Шум моторов пропал, но от этого здесь, казалось, не стало тише. Ветер завывал всё так же сильно.

– Где старший? – Муха спрыгнул с брони.

Остальные погранцы, кто тоже был на броне, последовали его примеру и принялись спешиваться.

– Сообщали о нашем прибытии? – добавил Муха.

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – отчеканил тощий погранец. Несмотря на его измождённый вид, голос бойца звучал твёрдо и уверенно. – Командир на снайперской позиции! Наверняка видел, как вы подходите! Должен спуститься!

– Хорошо! Докладывай!

Боец доложил, что обстановка в районе тихая. Что пост ведёт наблюдение в штатном порядке.

– Предупреждали, товарищ старший лейтенант, – сказал погранец, – ждали вас.

– Связь у вас тут, значит, работает? – спросил я.

– Да куда там, товарищ старший лейтенант, – отмахнулся боец. – На Вертушке ничерта не ловит. Горы мешают. Рацию, аккумуляторы держим где повыше. Вон там!

Он махнул рукой куда-то на вершину горы. Добавил:

– Связь с заставой несколько раз в сутки. По расписанию.

Муха ничего не сказал. Осмотрелся.

Я же рассматривал окрестности уже давно. Отсюда, с Вертушки, можно было увидеть и Каменный Мешок. И Темняк.

Первый представлял из себя бугристую долину, полускрытую горным массивом. Тут и там, на её холмистом дне можно было рассмотреть белесые каменные глыбы, усеивавшие местность, казалось бы, от края до края.

Темняк же виделся отсюда узкой, зажатой между острыми и резкими скалистыми вершинами территорией, почти полностью укрытой тенью большой горной вершины, нависшей над ним. Вид этой огромной, широкой горы, представлявшей собой правую сторону ущелья Катта-Дуван, захватывал дух.

– Мы тут заночуем, – сказал Муха, – развернём оборону, выставим посты. На время ночёвки командование на себя беру я.

Тощий потемнел лицом. Остальным погранцам тоже явно не понравилось заявление Мухи. Они все мрачно переглянулись.

– Тогда надо готовиться к проблемам, товарищ старший лейтенант, – сказал тощий.

– К каким? – деловито кивнул ему Муха.

Пограничник не ответил. Просто не успел.

– Вон там! Там кто-то спускается! – крикнул Бычка, указывая на каменистый, испещрённый прожилками травянистой почвы склон.

Из-за камней вышли ещё трое пограничников. Закутанные в плащ-палатки, они быстро и умело спускались на площадку, лавируя между больших и не очень скал и валунов.

Спустившись, поспешили к нам.

Первым шёл невысокий, жилистый боец. Он шёл энергично и быстро. Из-за плеча его выглядывал длинный стройный ствол снайперской винтовки Драгунова.

Боец, увидев меня, на миг замедлил свой пружинистый шаг. Но почти сразу возобновил его.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – солдат снял с головы капюшон плащ-палатки.

Я не выдал удивления.

Это был Алим Канджиев.

«Алимка, – подумалось мне, – как же ты умудрился здесь оказаться? Как же покинул Шамабад и Границу, которую так умело и охотно понимал?»

– Сержант Алим Канджиев, – отрапортовал он Мухе, косясь на меня тёмным глазом. – Командир второго отделения стрелков.

– Не самый удобный пост тебе твой командир подобрал, Саша, – сказал Алим и передал мне кружку горячего чая.

Заходили сумерки.

Солнце скрылось за гребнем огромной горы, погрузив большую часть Когтя в полутьму. Однако четверть Каменного Мешка ещё купалась в красноватых, закатных лучах. Каменные глыбы долины отбрасывали необычные, красивые тени.

И всё же большой полог тени медленно полз по Мешку, словно бы укрывая его тёмно-серым одеялом.

Ветер, казалось, ни на секунду не прекращал бросать в нас свои холодные, зябкие порывы. Я посильнее закутался в плащ-палатку, защищая от них шею и лицо.

Канджиев примостил свою винтовку у большого валуна, за которым я прятался от ветра. Потом достал из-под мышки кусок овечьей шкурки. Расстелил на камне, уселся рядом.

– Ты б на холодном не сидел, – сказал он, отхлёбывая из своей кружки, – застудишься. Тут, на Вертушке, промерзнуть легко. Я постоянно своих ребят гоняю.

Я ничего не ответил Алиму. Лишь слегка приподнял бедро, чтобы он увидел, что я застелил своё место свёрнутым втрое спальным мешком.

Алим улыбнулся и довольно покивал.

– Ты умный человек, Саша, – сказал он с теплом в голосе. – Не то что некоторые.

– А я и не знал, что ты теперь в ММГ нашей служишь, – сказал я, стараясь пронзить взглядом тьму, окутавшую «Темняк».

Алим вздохнул.

– Тяжко было покидать Шамабад, – поднял он к порозовевшему небу своё скуластое лицо. – Ну да, делать было нечего. После того, как сначала Таран ушёл, а потом и тебя перевели, Шамабад стал другой.

– Другой? – спросил я.

– Новый начальник заставы пришёл, – грустно сказал Алим. – Молодой лейтенант по фамилии Березняк. Наша застава у него вторая. До того на какой-то другой замбоем был. А вот выдали ему новую.

– Ещё один?

– Угу… Прежний не прижился. Быстро перевёлся. Тяжело там, на Шамабаде.

– А что с новым?

– Сложный этот Березняк, хороший командир. Ответственный. Но сложный, не как Таран, – сказал Алим. – Сначала поссорился с ним Вакулин, потом Черепанов, а следом и Пуганьков. Да и… И как-то разбежались все. Перевелись кто-куда. Потом много кто из наших ребят рапорт в Афганистан написал. Ну и я тоже. Попал вот сюда.

– Граница тут не близко, – сказал я. – Не жалеешь?

– Шамабад, – Алим вздохнул. – Другой стал. Люди там теперь другие, и Шамабад тоже другой. Не наш.

– Шамабад – это люди, – согласился я, покивав. – Наш Шамабад мы с собой унесли. Сюда, в Афганистан. Теперь пусть застава будет домом другим парням.

– Пусть, – грустно сказал Алим и отпил чая.

– Кто-нибудь из наших с тобой тут служит?

Алим не ответил. Лишь поджал губы и отрицательно покачал головой.

Тогда и я тоже ничего ему не сказал.

Некоторое время сидели молча. Слушали, как в ущельях шумит ветер, как лижет он горные скалы и равнинные холмы.

– А ты чего здесь? – спросил Алим. – Ты ж теперь замкомвзвода. Тебе на часах стоять не положено.

– Не положено, – согласился я.

– Тогда чего ты тут?

– Смотрю, куда нам завтра путь держать, Алим.

– Путь будет сложный, – Алим посерьёзнел. Лицо его ожесточилось. – Но ночь тоже непростой.

– Душманы? – догадался я.

– Они самые. Нас не трогают. Когда-никогда лениво постреляют и всё тут. Знают, что мы крепко держим окрестности в руках. Что наши снайперы стреляют метко. А ещё – что мы дальше не пойдём. А вы – другое дело.

– Колонна бронемашин, – согласился я, – лакомый кусочек для духов. По нам сразу видать, что что-то шурави тут затеяли. Кто бы там ни сидел…

Я указал подбородком вдаль, в Темняк.

– Кто бы там ни сидел, он уже знает про то, что советские войска проявляют в ущелье странную, нетипичную активность.

– Потому и ожидаем мы, что ночью может быть бой. Или обстрел, – вздохнул Алим.

– Сдюжим, – сказал я.

– Сдюжим, – согласился Алим.

Снова посидели молча.

– Ну ладно. Пойду я, – сказал Алим. – У меня свой пост есть. Там, Уваров, небось, уже окоченел. Надо бы его…

Алим осекся. Уставился куда-то вдаль, в непроглядную черноту «Темняка».

Я не стал звать Алима. Сориентировался быстро. Понял – он что-то заметил.

Алим медленно поставил кружку на землю. Так же медленно потянулся к своей СВД.

Я уже понимал, что именно он видит.

Метрах в двухсот-трехсот от нас, между скал, у границ «Темняка», показалась едва заметная, но всё же совершенно явная для внимательного, натренированного глаза, чёрная фигура неизвестного человека.

Глава 20

– Ты видишь его? Вон там? – тихим, напряженным голосом спросил Канджиев.

– Вижу, – ответил я. – И что-то мне подсказывает, он нас тоже.

Канджиев поднял винтовку. Медленно, не спуская взгляда с неизвестного, зашел за камень, у которого мы сидели. Примостил СВД на его вершине.

– Ты знаешь, кто это такой? – спросил Канджиев, припадая к прицелу.

– Да. Стаканов мне рассказывал.

Я наблюдал за неизвестным. Боковым зрением видел, что Канджиев готовится стрелять. Потом услышал лязг перезаряжаемого затвора винтовки.

– Я не верю, что это Джинн, – сказал Канджиев. – Он…

Алим осекся, потому что со спины меня окликнули:

– Саня! – позвал вдруг Пчеловеев, спустившийся к нам с возвышенности, на которой стояла «Вертушка». – А ты где тут?

Алим на миг оторвался от прицела, чтобы посмотреть, кто к нам подобрался.

– Тихо… – прошипел я Пчеловееву, стараясь держать неизвестного в поле зрения.

Тень казалась и вовсе не живой. Да, она имела явные человеческие пропорции и очертания, но совершенно не двигалась. Сложно было сказать наверняка, но с такого расстояния казалось, что даже ветер, неутихающий на вершинах, никак не действует на незнакомца.

– Чего⁈ – удивился Пчеловеев, не расслышав моих слов. – Тебя Муха потерял!

– Тихо говорю, – на миг обернулся я.

Пчеловеев под моим взглядом просто остолбенел. Лицо его сделалось растерянным и еще более удивленным.

– Ушел, – холодно сообщил Алим, снова оторвавшись от прицела.

Я поискал загадочную тень взглядом. Сначала казалось, она просто слилась с местностью или темнотой. Но спустя мгновение мне стало ясно – ее и правда нет.

– Чего? – снова спросил Пчеловеев, – кто ушел?

Мы с Алимом не ответили пограничнику. Только переглянулись.

– Парни, вы чего? – Пчеловеев взглянул сначала на меня, потом на Алима. – Привидение, что ли, увидели?

– Мне казалось, ты не очень-то веришь во всю эту муть, – поморщился Муха.

В землянке, обустроенной предельно грубо и больше походившей на хижину, не было никакой мебели. Потому старший лейтенант уселся на деревянный, перевернутый кверху дном ящик.

– Сам же доказывал Стаканову, что нет тут ничего… Тьфу ты… Сверхъестественного… – добавил командир взвода.

В землянке было темно. Ни огня, ни осветительных приборов местный дозор не использовал. Даже в темноте. Пограничники ограничивались только двумя приборами ночного видения и парой громоздких ночных прицелов на все отделение.

Канджиев, сидевший у земляной, усиленной ободранными бревнами стенки, посильнее закутался в свою плащ-палатку.

– Я и не говорю, что тут было что-то сверхъестественное, командир, – покачал я головой. – Но факт остается фактом. За нами кто-то наблюдал. И описание этого кого-то младший лейтенант Бульбашов описал нам довольно точно.

Муха задумался.

– Может, действительно душманский снайпер? Или корректировщик?

– Слишком странное поведение для корректировщика, – покачал я головой.

– Душманы так не ходят по горам, – покачал головой Алим. – Они ходят тихо, незаметно. Если не знаешь, как они ходят – их тяжело заметить. А этот…

Алим вдруг замолчал и сделал вид, будто бы прислушался. Поднял взгляд к проложенному досками и гидроизоляцией потолку.

Не знаю, что он хотел услышать. Ведь за крохотными окошками землянки ничего, кроме непрерывно гуляющего по скалам ветра, слышно не было.

– Этот будто бы хотел, чтобы мы его увидели, – закончил пограничник мрачно. – Будто бы красовался перед нами.

Муха сухо сплюнул.

– Чертовщина какая-то…

– Ты что-то видел, Алим? – покосился я на Канджиева. – Сквозь прицел.

Алим отрицательно покачал головой.

– Не успел поймать его на мушку, – серьезно ответил он.

– Может… Может, какая-то хитрая маскировка? – спросил Муха.

– Он не двигался, – сказал я. – Не проявлял никакой активности. Не предпринимал никаких попыток рассмотреть нас.

– Почему это ты так решил? – Муха недоверчиво скривил губы.

– Потому что он не двигался, – повторил я. – Кроме того, с такого расстояния он бы не рассмотрел, чем мы заняты без спецсредств.

– Так может, и вы не рассмотрели, чем он занят? – резонно заметил старлей.

– Может, – кивнул я.

И все же было у меня какое-то странное чувство… Чувство, что нас дурачат. Водят за нос. Оно неприятным, мокрым слизняком ползло у меня по нутру. А мысли о странном субъекте… или объекте не покидали голову. Заставляли соображать, перебирать варианты.

– И что? Хочешь сказать, что за вами двоими нынче ночью явится какой-то «Джинн из теней» и утащит в горы, чтобы съесть ваши души?

Муха сплюнул второй раз. Но теперь очень раздраженно, хотя и не очень сухо.

– Я хочу сказать, товарищ старший лейтенант, – что нужно оставаться начеку, – ответил я. – Мы с вами и без того знаем, что «Вертушка» – желанная цель для духов. Тем более пока тут стоит разведвзвод. Предлагаю удвоить часовых на постах и смотреть в оба.

Муха устало и все так же нервно засопел.

– М-да… Если б вы разом не видели этого «Джинна», я б сказал, что у вас уже галлюцинации начались от усталости. Или, может… Это какие-то горные миражи?

– Миражей в таких погодных условиях быть не может, – покачал головой Алим.

– А ты откуда знаешь, сержант? – вопросительно кивнул ему Муха.

– Он прав, – подтвердил я. – В горах мираж можно увидеть только в дневное время суток, при солнечной погоде и одновременном тумане на склонах.

– Это как? – заинтересовался Муха.

– Тень от человека ложится на туман, – пояснил я, – и сквозь него можно различить расплывчатый силуэт. Притом с достаточно большого расстояния. Но это все равно не наш случай.

Муха не торопился отвечать. Только вздохнул.

– Ладно, – прервал я установившуюся в землянке тишину. – Нет никакого смысла ломать голову. У нас есть дела поважнее.

Старлей глянул на часы, стараясь подставить циферблат под холодный свет звезд, пробивавшийся сквозь оконце землянки.

– Когда у нас последняя проверка секретов была? – спросил Муха.

– Полтора часа назад, – пожал я плечами.

– Так. А до этого часа два, кажется, проверяли.

– Проверяли… – насупился Алим Канджиев.

– А вот не надо своим бойцам разрешать курить в секрете, товарищ сержант, – усмехнулся Муха, – тогда б, может быть, по шапке ты и не схлопотал бы.

– Виноват… – снова буркнул Алим.

– Ну лады… Пойду тогда, – сказал Муха и встал, но тут же коснулся макушкой низенького потолка и ойкнул.

– Давай, командир, в этот раз я пойду, – я тоже аккуратно поднялся. – А ты пойди в БТР. Отдохни чуть-чуть.

Муха думал недолго.

– Сам сходишь?

– Да.

– Ну лады, – ответил он немного погодя. – Только ты это… Спуску им там не давай.

Готовить оборону «Вертушки» мы принялись почти сразу, как прибыли на точку. Муха скоренько окрутил бойцов Алима и организовал эшелонированную оборону.

– Мы не будем ждать, где они ударят, – сказал тогда Муха, – «граблей» им раскидаем, пускай натыкаются. А сами выспимся.

«Выспаться» тем не менее мы могли лишь условно. В конце концов, взводу, да и всей точке тоже нужно было оставаться начеку.

Первым делом Муха распорядился расставить БТРы по периметру площадки, чтобы обеспечить их курсовым пулеметам достаточные сектора обстрела. В командном же он организовал временный КНП, в котором, по большей части, и проводил время.

Муха оставил резерв в пять человек, которые отдыхали в одном из БТР в полной боевой выкладке, но в случае чего быстро могли вступить в бой.

Второй линией защиты стали часовые и грамотно расставленные огневые точки. Часовые дежурили по двое. Пока один отдыхал, другой нес службу. Потом менялись. Сменяли друг друга и снайперы, дежурившие на нескольких особо успешных пристреленных позициях, которые Мухе подсказал Канджиев. К слову, по большей части снайперские силы составляли ребята из отделения Алима.

Так же Муха организовал три пулеметные точки, стараясь выстроить их так, чтобы групповое оружие не мешало ни часовым, ни снайперам.

Последней по счету, но первой по значению были секреты, которые Муха вынес на расстояния от двухсот до четырехсот метров вокруг «Вертушки». Их было две пары. В каждом секрете состояли по два пограничника. Секреты несли с собой рации и должны были сменяться каждые два часа.

Задачей секретов было не вступить в бой с подкрадывавшимся врагом, а вовремя оповестить нашу основную боевую силу о том, что враг подходит к позициям.

Кроме этого, пока было светло, Алим с еще несколькими бойцами из своего и наших отделений разместил на тропах и наиболее вероятных путях продвижения противников звуковые растяжки, сделанные из гильз от патронов для КПВТ, мелких камешков и проволоки. Стоит задеть растяжку – и свободная гильза зазвенит точно погремушка. Просто и надежно.

Схема обороны была несложной, но показалась мне достаточно эффективной. Притом что Муха строго следил за исполнением всех мероприятий и порядком в рядах пограничников.

Мы со старлеем хоть и быстро, но все же четко составили график дежурств и строгие правила его соблюдения, главным из которых было такое: незадействованный в охране «Вертушки» боец обязан был спать.

Немаловажным стала и организация горячей пищи и питья на такой высоте и при такой погоде. Потому одна из землянок, в которой оказалась видавшая виды печка-буржуйка, превратилась в полевую кухню.

Так же четко была определена система связи, которая должна была оставаться бесшумной и почти незаметной. Для этого пограничники использовали световые, звуковые, жестовые условные знаки, например короткий сигнал фонариком или щелчок по рации.

Кроме того, любая самодеятельность: лишний шум, выход за пределы позиций без приказа или курение – строго наказывалась мной или Мухой. К счастью, наши бойцы были достаточно сознательными, чтобы не безобразничать. Пусть, конечно, и не все.

– Слыхал? Селихов с этим узбеком видали того Джинна, про которого нам на заставе рассказывали, – прошептал Бычка негромко.

– Тихо, не болтай, – отозвался Пчеловеев раздраженно. – Мы на часах или где?

– Да чего тут будет? – Бычка, которому сейчас выпало отдыхать, сильнее укутался в плащ-палатку и поудобнее устроился у большого камня. – Ветер воет, сил нету. Холодрыга, что зуб на зуб не попадает. Я б на месте духов сидел бы и носа из пещеры не высовывал.

– Плохо, что ты не на месте духов, – огрызнулся ему Пчеловеев.

– Так че? Слыхал?

Пчеловеев вздохнул.

– Слыхал…

– И как? Веришь, что это и правда какой-то, язви его, призрак? Никто из командиров-то внятного объяснения не дает. Только помалкивают. И сами не знают. Ну а ты как думаешь?

Пчеловеев поморщился и нехотя ответил:

– Не знаю я, Саня. Отвянь…

Я бесшумно выступил из тени. Потом положил обоим пограничникам руки на плечи. Те аж чуть не подпрыгнули, вцепились в автоматы, обернули ко мне испуганные лица.

– Я смотрю, вы на посту прохлаждаетесь, – беззлобно и очень спокойно сказал я.

– Да… Да мы… – заикнулся Бычка.

Пчеловеев молча наградил Сашу Бычку мрачным взглядом.

– Сектора под контролем? Как общая обстановка? Доложить.

Пчеловеев доложил. Бычка в это время виновато и угрюмо прятал от меня взгляд.

– Очень хорошо, – кивнул я. – Раз вы у нас так болтать любите, значит, считаете, что недостаточно заняты делом. В таком случае, как сменитесь, оба проверите все растяжки. Какие будут проблемные – поправите. Ясно?

Пчеловеев снова наградил Бычку взглядом. Только теперь гораздо более злым и даже каким-то отчаянным. Бычка сделался еще более виноватым, избегая и его взгляда тоже.

Когда бойцы отрапортовали «есть», я оставил часовых, а потом стал тихо и аккуратно пробираться вперед, стараясь сохранить маскировку и спрятаться за разлапистыми кустами можжевельника, росшими на невысокой скале.

Нужно было проверить, как ведут себя секреты на передке.

И все же меня не покидали мысли об этом «джинне из теней». Нет, я не пытался дать самому себе ответ о том, что же это был за джинн. Просто не видел в таких размышлениях смысла.

Больше меня беспокоили слухи и разговорчики, потянувшиеся среди личного состава с того самого момента, как мы ушли с заставы в горы. Нередко бойцы обсуждали байки о Джинне. Строили догадки.

Но если поначалу подобные разговоры они вели с иронией и, по большей части, шутили над «Джинном из теней», то сегодня, после того как мы с Алимом увидели странную фигуру, бойцы стали обсуждать эту ситуацию всерьез.

И вот это меня беспокоило по-настоящему. Ведь некоторые бойцы говорили о черном незнакомце с опаской. Другие – со страхом. Третьи колебались между верой и неверием.

«Если бы это была какая-то психологическая атака, – подумал я, – то она оказалась довольно эффективна».

Еще бы. Минимум усилий – и уже есть результат. Кто бы ни был этот «Джинн», человек ли, средство ли психологической войны, но своей цели он добился – заронил в души бойцов зерно сомнений.

«Будь я на месте этого джинна, – снова подумал я, – я бы сделал следующий, гораздо более решительный шаг, чтобы…»

Мысль, быстрая словно пуля, прострелила меня в мгновение ока. Я застыл на месте. Обернулся к «Вертушке».

– З-зараза… – просипел я тихо, но очень зло сквозь зубы, а потом бросился в обратный путь, вверх по склону.

В полной темноте я пробирался по знакомой тропе и все равно оскальзывался на мокрых от выпадшей росы камнях и влажной почве. Потом выскочил на плиту. Бысто зашарил взглядом по площадке.

У стоящего на боевом посту БТР увидел двоих пограничников, бредущих куда-то вниз. Наверное, они шли на смену.

Скорым шагом я пошел к ним.

– Кто тут идет? – не криком, но все равно громко спросил я.

– Саша? Ты? – отозвался один из пограничников. По голосу я узнал в нем Звягу. – Это я со Смыкалой. А что? Что-то случилось?

– Оба за мной. Быстро.

Бойцы, замедлившие шаг, вдруг остановились. В темноте я не видел их лиц, но был уверен – на них возникло удивление.

– Мы Бычку с Пчеловеевым сменять, – возразил было Смыкало ровным, несколько меланхоличным тоном. – А что…

Договорить я ему не дал.

– За мной!

Пограничники переглянулись еще раз и бегом направились ко мне.

Я указал вверх, туда, где продолжалась гора. Туда, где на одной из снайперских позиций сидел Алим.

Мы принялись быстро подниматься по крутой, неудобной тропе.

– Всем сохранять бдительность, – на ходу сказал я, – возможно, вверху противник.

– Где⁈ – удивился Звягинцев.

– Так надо сообщить командиру… – громким, но ровным тоном предложил Смыкало.

– Нет времени, – отозвался я. – У кого есть фонарь? Зажечь немедленно.

– Муха… – начал Звяга неуверенно, но за подсумком с массивным фонарем все же потянулся. – Муха запретил пользоваться таким ярким светом… Только в крайнем случае…

– Это и есть крайний случай, – перебил его я.

Больше он не ответил. С трудом преодолевая горный подъем, немного повозился с фонарем, а потом у нас под ногами загорелся яркий свет, на треть перекрываемый нашими собственными тенями.

– Звяга! Вперед! – приказал я. – Подсветить дорогу!

Звягинцев широкими, размашистыми шагами прошел по тропе вперед меня, чуть не запутался в суховатом, но размашистом кусте, но все же оказался спереди.

– Выдадим себя… – ловя ртом воздух, предупредил Смыкало, поднимавшийся позади меня.

Я ему ничего не ответил. Но прекрасно понимал – выдавать уже нечего. Если мои догадки верны – предполагаемый враг уже прекрасно понимал расстановку нашей обороны. Понимал, потому что изучил ее, отвлекая наше внимание на «Джинна из теней».