Текст книги "В гнезде "Пересмешника" (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

Было холодно.

Ледяной воздух неприятно обжигал легкие при каждом вдохе. Изо рта выходил облачками белого теплого пара.

Уже давно рассвело. Солнце, поднимавшееся над горами, залило Каменный мешок своим желтоватым светом. Красивые тени усеивающих долину камней развернулись в другую сторону.

Только «Темняк» все еще оставался мрачным. Лежал в тени скал и огромной горы. Только к полудню солнце заглянет туда на какое-то время.

Я взошел по бугристой, сухой дорожке на снайперскую позицию. Там, среди покрытых утренней изморозью скал, ждал боец из отделения Алима.

Он пошевелился, обратил ко мне укутанное по самые ноздри сонное лицо.

– Здравия желаю, товарищ старший сержант, – прозвучал его приглушенный шарфом голос.

Боец был молод. В голосе его все еще оставалось что-то по-мальчишески звонкое. Подростковое. Видимо, свежий призыв, и свой восемнадцатый день рождения он встретил едва ли полгода назад.

– Один здесь сидишь? И давно?

– Уже второй час.

– Почему с тобой никого не послали?

Боец не ответил, казалось, стараясь сохранить тепло. Вместо этого только пожал плечами.

Я тоже ничего не сказал. Стал осматривать позицию.

Лазить тут на карачках, пытаться отыскать какие-то следы, было совершенно бесполезно. Солдаты, всю ночь менявшиеся на этой позиции, затоптали все, любые отпечатки, что могли бы дать мне хоть какую-то зацепку.

Кроме того, здесь, в горах, было много твердой почвы, на которой просто ничего не отпечатывалось. Более рыхлую же быстро развеивал ветер.

– Вы тут ничего не найдете, товарищ старший сержант, – сказал вдруг снайпер, наблюдая за тем, как я осматриваю землю, кусты и скалы вокруг стрелковой точки.

– Это почему же? – спросил я, не отвлекаясь от дела.

Боец вздохнул.

– Потому что творится тут какая-то чертовщина… Вы ж сами видали тот черный силуэт, нет? И Алим тоже видал. И теперь… Теперь они с Сумкиным уже навсегда пропали. Как и другие, кто этого Джинна в горах видал.

Боец снял с варежки откидной клапан, освободил пальцы. Убрал с окуляра замаскированной винтовки какую-то песчинку.

– А ты, значит, в Джинна веришь? – спросил я прямо, отодвигая размашистую лапу можжевелового куста, росшего под скалой.

– Я… Ну… – Боец замялся, захваченный врасплох моим вопросом. – Да… Да не то чтобы… Просто…

– Просто что?

– Просто… А как еще это дело объяснить? Не может же быть так, чтобы человек никаких следов не оставлял? Чтобы увлекал за собой бойцов, а они даже не пикнули! Не знаю я, товарищ старший сержант, что это такое может быть… Но знаю, что люди так тихо ходить не умеют.

– Или же они очень хорошо умеют скрывать свои следы, – вполголоса проговорил я.

– Чего? – не расслышал парень.

– Почему не доложили об этой тропе?

Я задал этот вопрос строго, командирским, требовательным тоном. А все потому, что отыскал за кустами, вдоль скалы, уходящую вниз узенькую козью тропку. Дальше тропа расширялась, но проходила аккурат по кромке травянистого, но почти отвесного, уходящего далеко вниз склона.

– Так… – испугался парень, – Так она у нас и на картах не отмечена…

Я глянул на снайпера. Тот скуксился под моим взглядом и даже, зачем-то, придвинулся поближе к лежащей на камнях винтовке. Посмотрел на меня виновато, совсем по-щенячьи.

– Почему не отмечена?

– Потому как… Потому как бесполезная она. Там дальше только родник, где за раз можно наполнить фляжки воды, а дальше осыпь. На прошлой неделе, когда мы тут дежурили, Алим да еще несколько парней думали попробовать спуститься по осыпи вниз. Да так и не смогли. Крутая. Можно и шею себе свернуть.

Я нахмурился.

Парень потупил взор и добавил:

– Потому и решили, что бесполезная…

– Так… Ясно…

Не говоря больше ни слова, я стал продираться между скалой и кустарниками. Внимательно смотреть под ноги, стараясь выхватить нечеткие линии чужих следов.

– А вы… Вы куда, товарищ старший сержант? Я ж говорю! Бесполезная она!

– Будь здесь.

Я продвигался по тропе. Она была каменистой, неудобной. Тут и там попадались обрывистые ямы, которые тяжело было переступить, а под их склонами собиралась сырая, не высушенная ветром земля. Иногда – мерзлая грязь.

Пройдя метров двадцать вниз, я заметил первую зацепку – отчетливый отпечаток армейского сапога как раз в очередной такой ямке.

Я спустился, принялся осматривать след. Он вел в сторону позиции. А еще имел характерную форму подошвы советского кирзача.

– Либо кто-то из бойцов спускался набрать воды из родника, – проговорил я себе под нос, – либо…

Я поднялся от следа. Принялся спускаться дальше.

На сухой, твердой земле сложно было отыскать хоть какие-то отпечатки подошв или волочения тел. Тот, который я нашел только что, оказался везением. Да только непонятно, будет ли от этого толк.

Тропа оканчивалась небольшой, неровной площадкой. Справа открывался прекрасный вид на Каменный мешок, а слева большие, округлые камни у основания отвесной скалы мочил тихий родник.

Родник этот пробивался откуда-то из недр горы, стекал по замшелым камням и крохотным водопадиком спускался к небольшой, кристально чистой лужице, чье дно было усыпано бело-серой галькой.

Почва вокруг родника оказалась сырой. И тут я уже нашел еще кое-что.

Повсюду, здесь и там, можно было различить характерную мозаику различных следов. Полного я не нашел ни одного. Лишь очертания подошв, редкие отпечатки резинового протектора. Но их было много.

Но самое главное – в одном месте трава, растущая у края тропы, оказалась примятой. В другом сырую, полнящуюся мелкими камнями землю будто бы соскребли. Словно бы какое-то животное пыталось вырыть тут нору.

Однако и эти находки оказались не столь значительными, как то, что я обнаружил в следующий момент.

В сырой земле, примятой чьим-то отпечатком, виднелась…

– Гильза калибра девять миллиметров… – проговорил я, выковыривая из грязи маленький желтенький цилиндрик.

Почувствовал, как холодная, расчетливая ярость просыпается в груди.

Тут стреляли. Но выстрела мы не слышали. Значит, использовали приспособления для тихой стрельбы.

Я внимательно пошарил взглядом вокруг, стараясь найти… вторую гильзу. Несколько минут у меня ушло на то, чтобы хорошенько проверить тропу и прилегающий ковер низенькой травы.

Второй гильзы не было. Либо я ее просто не нашел, либо ее забрали, что маловероятно, либо стреляли только один раз.

Могли ли они захватить двоих пограничников, но убить только одного? Однозначно могли. Возможно, те странные потертости на земле – следы сокрытия крови.

Но почему одного? Что стало со вторым? А еще… Кто именно оказался жертвой этих боевиков?

Что ж. На эти вопросы у меня ответа не было. А вариантов, напротив, была масса.

Возможно, один из пленных сопротивлялся, и от него решили избавиться. Возможно, боевики поняли, что с двумя захваченными не уйдут. А может быть…

– Может быть, они хотели что-то узнать, – прошептал я задумчиво. – Что-то выпытать.

«И он не согласился, – промелькнула в голове мысль, – Алим не согласился выдавать информацию. Это было бы в его духе».

Холодная ярость клокотала в груди, но я быстро усмирил ее, очистив голову от лишних мыслей.

Потом встал.

Я осмотрел край площадки и обрыв. Почти отвесный и очень сложный обрыв. Спуститься безопасно, да еще и неся на себе пленных, здесь было просто невозможно. Если только у группы не было альпийского снаряжения…

Кроме того, я искал тело, от которого могли избавиться. Но, к сожалению, ничего не нашел.

«Это не обычные духи, – подумалось мне, – а может быть – и вовсе не духи».

Когда я решил проверить край платформы и направился к нему, то почти сразу замер на месте.

– Сукины дети… – выругался я.

Солнце немного поднялось, выглянув из-за скалы. Тонкая проволока датчика цели, что пересекала тропу сантиметрах в двадцати над землей, красиво заблестела в его лучах.

«Значит, они знали, что мы будем искать. И оставили нам подарочек», – подумал я.

Растяжка оказалась хитрой. И очень опасной. Снять ее вручную было невозможно. Все потому, что с одной стороны проволоки я заметил замаскированную травой гранату, стоящую на скобе под своим весом.

Более того, аккуратно приподняв маскировочную травку, я заметил, что под ней была еще одна, закопанная в землю. Обе гранаты лишили предохранительных колец, соединив болтом, вогнав скобу одной под скобу другой. К тому же, на противоположной стороне проволоки оказалась и третья граната, бережно спрятанная за камнями.

Такая конструкция не подразумевала никакой возможности безопасного обезвреживания. Перережь проволоку – и одиночная граната немедленно сдетонирует. Если попробуешь снять ее – сдетонируют все три. Хитро.

Я поднялся. Отыскал какую-то палку и воткнул ее в сырую почву тропы, обозначая проволоку. Потом просто перешагнул растяжку.

«Но зачем? Зачем тратить время на такую сложную конструкцию? – подумал я. – Зачем рисковать и в полной темноте ставить самодельную мину, если можно просто уйти? Вас ведь и так никто не заметил».

Все это походило на какую-то… Игру.

Я аккуратно, глядя себе под ноги, прошел дальше, туда, где раньше бежала эта тропа, а теперь зиял обвал.

Как только убедился, что дальше идти безопасно, и поднял глаза, увидел…

– Это еще что?..

На самом видном месте – сухой ветке какого-то давно мертвого крохотного деревца, чьи корни размыла вода, а стволик повис вниз головой на остатках корней, – висел странный амулет.

Проверив, не заминирован ли он и не ведет ли к ветке какая-нибудь едва заметная леска, я снял амулет с деревца.

Потом глянул вниз, в обвал.

Тропа тут превращалась в узкое горлышко, а большие куски земли и камней лежали далеко внизу.

Спустя метров семь тропа продолжала свой бег.

– Здесь они вряд ли стали бы спускаться, – сказал я, осматривая пропасть. – Скорее всего, там, по другому склону.

Тела предположительно погибшего пограничника не было и там.

Впрочем, я не удивился, что не смог найти его. Уж где точно эти сукины дети мастера, так это в сокрытии следов.

А потом я глянул на амулет. Он представлял из себя настоящий кабаний клык. Причем обработанный. В основании зуба зияло аккуратно проделанное отверстие от шнура. А сам клык казался затертым, будто бы его давно носили.

– Интересное кино… – прошептал я и сунул находку в карман.

– Как я и думал, ты ни черта не найдешь, Саша! – кричал Муха, держась за ствол КПВТ, чтобы не свалиться с брони на ходу.

БТРы медленно продвигались по достаточно широкой, каменистой дороге Тракта. Их массивные колеса гребли по небольшим булыжникам, составлявшим «дорожное полотно» маршрута.

Казалось, Тракт здесь был не чем иным, как древней горной рекой, русло которой до краев засыпали камнями.

– Растяжка, гильза и амулет – это уже многое! – ответил я, перекрикивая бьющий в глаза ветер.

Муха посерьезнел. Потом покосился на бойцов, сидящих на десантном и моторном отсеке. Убедившись, что они не наблюдают за ним, сплюнул за борт, на каменную дорогу.

– Давай смотреть правде в глаза, Саша, – сказал он, придвигаясь ближе, чтобы не орать. – Ты нашел гильзу. Значит, кого-то из пленных они расстреляли. Возможно, избавились и от второго… Понимаю, один из пропавших – твой друг. И понимаю…

Муха замолчал, сглотнул.

– Понимаю, насколько тяжело терять друзей и товарищей… и…

– Здесь что-то не так, – покачал я головой. – Кто и зачем оставил этот клык?

– Может, потеряли? – Муха пожал плечами.

– Нет, Боря. Его оставили намеренно. Причем на очень видном месте. Так, чтобы нашли.

Муха хмыкнул.

– Что ж это за диверсанты такие, что умело заметают следы, но намеренно оставляют улики? Это ж какая-то бессмыслица!

Я задумчиво засопел. Уставился вправо.

Там бежала зеленая, бугристая от холмов долина. Тут и там лежали белые, словно видневшиеся из-под плоти кости, камни. Торчали угловатые, неправильных форм скалы.

Мы шли по кромке «Каменного мешка». Еще чуть-чуть – и зайдем в Темняк, в котором еще стояли, казалось бы, сумеречные тени.

– А может, это кто из пленных оставил? – задумался Муха. – Может, пытался таким образом оставить какой-то след?

– Н-е-е-т, – протянул я. – Слишком на видном месте он висел. Так, чтобы его точно нашли. Захваченным погранцам бы такого не разрешили…

Муха вздохнул. Потом глянул на время и поправил подсумок с рацией. Достал гарнитуру.

– Всем машинам! Это «Ветер один»! Доложить обстановку! Повторяю, доложить обстановку!

Некоторое время Муха молчал. Я же просто наблюдал за тем, как каменистые равнины «Мешка» скрываются за большими скалами. Мы приближались к «Темняку».

Муха, по-видимому, удовлетворившись докладом, заговорил:

– Всем машинам, говорит «Ветер один». Максимальная боевая готовность. Скоро будем входить в Темняк. Через полкилометра пойдем медленным ходом. Дальше – со щупами. Возможно минирование. Повторяю, возможно минирование. Держите ухо востро, братцы. В случае обнаружения противника, огонь по усмотрению.

Муха отложил гарнитуру.

– Все еще надеешься, что твой друг живой? – спросил он, заметив, что я задумался.

– Я не привык надеяться, – ответил я. – Возможно, он жив. Возможно, нет. Но если мне попадется человек, виновный в пропаже Алима, я церемониться не буду.

Муха вздохнул. Серьезно покачал головой.

– Прям как с Муаллим-и-Дином?

– Как с Муаллим-и-Дином.

Муха поджал губы. Но смолчал. Вместо этого он достал свой командирский планшет и карту. Показал мне обведенную цветным карандашом отметку.

– В Темняке сумерки наступают рано, – сказал он, – по темноте двигаться опасно. Придется сделать еще одну остановку тут. Занять оборону.

Я с интересом глянул на карту.

– Вот, здесь, под этой скалой, – продолжил Муха, указывая мне карандашом. – Стаканов говорил, местные называют ее «Скалой Кабана». Ну или Клыком. Под ней и остановимся.

– Как-как? – нахмурился я, – как называют?

– Противник слева! В горах! – внезапно заорал Смыкало, сидевший у моторного отсека.

Не успел он замолчать, как раздался сухой, хлесткий звук выстрела.

Я видел, как Смыкало с огромной силой откинуло назад. Как он перекатился через голову и рухнул с брони на землю.

– Взвод! – заорал Муха, шаря взглядом по скалам, – к бою!

– Всем с машины! В укрытие! – крикнул я и, схватив автомат, спрыгнул с БТР.

Глава 23

Не успели остальные бойцы соскочить с брони нашей машины, как откуда-то со скал по нам открыли шквальный, но не точный огонь.

Звуки выстрелов нервирующей трескотней разносились по вершинам гор. Отражались кратким эхом от скал.

Я рухнул под колесо, стискивая автомат, прижался к нему.

Муха немедленно спрыгнул рядом.

– Суки… Падлы… – выругался он, окидывая взглядом тело Смыкало, чьи распластанные руки виднелись из-за спин спешившихся и теперь укрывшихся за БТР пограничников.

– Затормозить хотят, – сказал я невозмутимо.

– Нужно… – начал было Муха, но недоговорил.

Заработали КПВТ и ПКТ нашего бронетранспортера. Их гулкий вой тут же ударил по ушам.

Муха втянул голову в плечи, искривился, зажал ухо пальцем.

Я тем временем выскочил из-за БТР, выглянул, стараясь рассмотреть, где же враг.

КПВТ бил сильно, но не прицельно. По большому счету, он беспорядочно поливал каменистые склоны огнем, стараясь вслепую прижать нападавших. Его крупнокалиберные пули крошили камни и скалы. Поднимали пыль, заволакивая ею и так скрытые от нас позиции врага.

Не прошло и нескольких мгновений, как и остальные машины открыли огонь.

И все же я чувствовал, что душманы, пусть часть из них и прижало, все еще обстреливали нас в ответ.

Внезапно перед носом БТР, из-за которого я выглядывал, стараясь как можно меньше показываться из-за машины, упала пуля. Меньше мгновения спустя я заметил на склоне дульную вспышку. Юркнул за БТР.

– Они зря растрачивают боезапас! – закричал я чуть не в ухо Мухе. – Надо организовать ответный огонь!

– П-падлы… Не пойму, откуда стреляют… – орал в ответ Муха, стараясь рассмотреть позиции врага, заглядывая под БТР.

Я схватил его за одежду, притянул к себе. Муха обернулся, показав мне свое сосредоточенное лицо и холодные, колкие глаза.

– Отставить! Отставить беспорядочную стрельбу! – крикнул я ему. – У нас есть цель! Снайпер, юго-восток! У большого камня, похожего на клык! Пусть накроет!

Муха нахмурился, кивнул. А потом полез за гарнитурой рации.

– Отставить! Всем отставить беспорядочный огонь! – закричал он. – «Ветер два», цель – юго-восток! Большой камень, похожий на клык! Снайпер! Уничтожить врага!

БТР прекратили огонь. Гул мощных пулеметов почти сразу рассеялся, обнажив непрекращавшуюся трескотню душманских и наших автоматов.

Краем глаза я увидел, как башенка второй машины разворачивается по указанному мной направлению. А потом пулемет снова заговорил.

Я быстро переместился, чтобы снова выглянуть из-за носа бронемашины. Заметил, как под каменным клыком клубится пыль. Как от каменной глыбы откалываются куски, когда в нее попадает тяжелая пуля.

Тут я заметил, как меж камней передвигается группа духов. Они меняли позиции, уходя подальше от тех секторов, по которым долбили наши пулеметы.

– Отделение врага! – крикнул я Мухе. – Восток! За цепью мелких камней, у сухого дерева!

Муха немедленно передал мои слова по рации. Другая машина открыла огонь, чтобы накрыть передвигавшихся меж камней духов. И пяти секунд не прошло, как извилистая тропка, по которой они двигались, превратилась в настоящий ад.

– Нужно двигаться! – крикнул я Мухе. – Дай машинам команду идти на малом ходу! Пусть бойцы укроются за броней!

Муха, сидевший у колеса, зыркнул на меня суровым взглядом. Кажется, он хотел было возмутиться, выступить против моего предложения, поддаваясь своей натуре, не привыкшей зависеть от чужого мнения.

Полсекунды мы сверлили друг друга взглядом.

– Почему? – спросил он наконец, и в тоне его не было ни упрека, ни вызова. Только трезвый вопрос обосновать такое решение.

– Группа маленькая, они не могут нас уничтожить, – покачал я головой. – Только задержать и нанести потери. Будем двигаться – поймут, что у них ничего не вышло, и отступят под шквалом нашего огня.

Муха на миг задумался. Потом принялся кричать в рацию:

– Всей броне, это «Ветер один»! Двигаться на малом ходу! Прикрыть пехоту бортами! Огонь по целеуказанию! Отделениям – вести огонь по усмотрению! Особо не высовываться! Исполнять!

Машины тяжело, натужно сдвинулись с места, загребая огромными колесами. Муха принялся выкрикивать приказы остальным пограничникам, кто был поблизости.

БТРы со скоростью огромных бронированных черепах поползли по дороге. Я, Муха, остальные командиры отделений давали наводчикам боевых машин указания, куда именно им направить мощь своих крупнокалиберных орудий.

КПВТ рычали, отправляя во врагов шквал тяжелых пуль. Между этими всполохами огня то и дело звучала трескотня автоматов. Пограничники выцеливали духов по силуэтам и дульным вспышкам. Те отчаянно отвечали.

В гуле огневого боя почти неслышно было, как вражеские пули щелкают по броне. Как ложатся они вокруг машин, рикошетя о камни или вздымая на пыльных обочинах фонтанчики земли.

И все же интенсивность душманского обстрела мало-помалу падала, пока полностью не сошла на нет.

– Вон там! На вершине! – закричал я, отправив в увиденного мною врага короткую очередь из-за носа головной машины. – Группа на хребте! Они отходят!

– Надо долбануть! – заорал пригнувшийся Муха, двигаясь за медленно вращающимся колесом машины.

– Самый верх хребта! Юго-восток! У скалы, похожей на голову лошади! – крикнул я.

Муха передал мои слова наводчику, и башенка БТР сдвинулась с отчетливым железным лязгом. Указала стволом пулемета на душманов. И открыла огонь.

Столб огня вырвался из дула КПВТ. Казалось, он пылал три секунды. Но этого было достаточно, чтобы погрузить место, где шли духи, в хаос. Тропу меж скал тут же заволокло пылью, полетели осколки, нет, целые куски камней и ошметки сырой почвы.

К этому моменту вражеский огонь стих. Духи дрогнули. Погранцы провожали немногочисленных отступающих и показавшихся из укрытия духов короткими очередями и одиночными.

Бой стих так же быстро, как и начался.

Пограничники оставались начеку, наблюдая за склоном, где только что сидела группа духов.

– Остановить! Остановить машины! – распорядился Муха по рации.

К этому моменту я быстро шел в конец колонны, туда, где бойцы тащили раненого Смыкало, чтобы тот оставался в укрытии.

Когда я приблизился, все стало ясно.

Смыкало лежал на спине. Китель на груди пограничника пропитался кровью. Лицо его застыло в каком-то удивленном выражении.

Вокруг него стояли бойцы. Это были Бычка, Пчеловеев и Звягинцев. Бычка сидел рядом с телом Смыкало и безучастно смотрел тому в лицо. Пчеловеев и Звягинцев стали над ним. Вся троица будто бы застыла без всякого движения.

– Сразу? – спросил я. – Или жил еще какое-то время?

Бычка обернулся. Лицо солдата оказалось угрюмым и скорбным. Но глаза выражали отнюдь не скорбь. В них горела тихая, но отчетливая, сдерживаемая бойцом ярость.

– Сразу. Наповал, – констатировал Пчеловеев тихо.

Звягинцев, казалось, хотел что-то сказать, даже рот открыл. Но заговорил не сразу. Сначала вздохнул.

– Я ж… Я ж рядом с ним сидел, – сглатывая острый ком, сказал он. – Вот я, а вот он… И…

– Закрой пасть… – вдруг прошипел Бычка. – Хлебало закрой!

– Сашка, ты чего? – удивился и испугался Звягинцев.

– А того…

– Да я ж просто так сказал, – развел руками Звягинцев.

– Погиб он! – Бычка вспыхнул. – Погиб! А ведь с самого начала с нами был!

– Я…

– А ты только и можешь зубаскалить, что не ты под пулю попался!

– Зубаскалить, значит… – зашипел Звяга.

– Отставить, – сказал я спокойно, но твердо.

Ругающиеся погранцы, казалось, вздрогнули от звука моего голоса. Все втроем уставились на меня.

Я наградил Смыкало последним взглядом.

– Добрый солдат погиб, – сказал я. И на мгновение замолчал.

Окружавшие нас бойцы склонили головы. Но лица этих троих остались угрюмыми. А Бычкино еще и злым.

– Но сейчас нету у нас времени его оплакивать, – продолжил я громче, так, чтобы все слышали. – Как вернемся, тогда горевать будем. А сейчас – заверните его в плащ-палатку. Погрузите в машину.

Тут подоспел освободившийся Муха. Он стал протискиваться сквозь спины бойцов, но те, заметив, что идет командир, расступились сами.

Муха глянул на погибшего.

Я заметил, что глаза его на миг округлились от удивления и шока, но Муха быстро взял себя в руки. Потом зло сплюнул.

– Доложим на «Вертушку», пускай связываются с заставой. Погибшего как-то надо эвакуировать, – сказал Муха по-офицерски жестко. Но я слышал, как едва заметно подрагивает его голос. Правда, сомневаюсь, что остальные погранцы слышали это.

Муха обернулся ко мне, заглянул в глаза.

– Кажется, – начал он, – кажется, на Клыке нам придется подзадержаться.

* * *

Турсан-Ага наблюдал, как оставшиеся в живых моджахеддин заходят в небольшую, но имеющую очень широкий зев пещеру, сокрытую в горах.

Как усталые, помятые, раненые, они усаживаются у камней и сводчатых стен.

– Пятнадцать человек вернулось, – проговорил ему Абдул Хазали, тощий моджахед с очень смуглым, почти черным от высокогорного солнца лицом. – Десятерых мы потеряли.

– А забрали одного, – сказал Турсан-Ага тихо. – Никак мы прогневали Аллаха, раз уж он не дал нам убить больше шурави…

– Уважаемый Турсан-Ага… – заговорил Абдул Хазали, ссутулившись.

Он был выше старого Турсан-Аги, но сейчас заглянул ему в глаза снизу вверх. Заискивающе, словно шакал, посмотревший на тигра.

– Нужно отойти. Люди устали и…

– Мы прогневали Аллаха, Абдул, – сказал Турсан-Ага как-то удивленно и даже возмущенно. – Разве ты не понимаешь? Прогневали тем, что сражались недостаточно рьяно. Тем, что убили мало шурави сегодня. Разве таков, по-твоему, должен быть джихад?

Абдул Хазали опустил глаза.

– Нет… Не таков, уважаемый Турсан-Ага.

– Пусть люди отдохнут и поедят, – старый командир приосанился. Погладил большую, серую, а еще грязную от пыли бороду. – Пусть перевяжут раны. Потом мы догоним шурави. Но действовать будем уже иначе.

Абдул Хазали очень хотел возразить старому, но очень крепкому и грузному командиру моджахедов, но не решился. Только покивал:

– Да, уважаемый Турсан-Ага. Как пожелаете.

– Этого желаю не я, – отрезал тот, – этого хочет Аллах. Аллах наказывает нас за нерешительность и…

– Как ты там говоришь? – раздался вдруг низкий, хрипловатый и очень вкрадчивый голос. – Аллах наказывает тебя?

Душманы тут же повскакивали с земли. Забряцали оружием. Абдул Хазали вскинул автомат. Турсан-Ага же лишь переложил свою старую винтовку Ли-Энфилд из левой руки в правую.

Винтовка была видавшей виды, но Турсан-Ага считал, что это и есть истинное оружие моджахеддина.

– Аль-Асих… – прошипел Турсан-Ага так, будто бы почувствовал на губах яд.

Из темноты на свет вышел он. За ним почти тут же возникли еще трое бойцов.

«Бойцов, солдат, но не моджахеддин», – подумал Турсан-Ага.

Аль-Асих шагнул вперед. Полностью обнаружил себя, позволив солнцу, заглядывающему сквозь зев пещеры, осветить свое лицо.

Лицо было вытянутое, сухощавое, с острыми чертами и высокими скулами. Волосы закрывал капюшон советского, но серьезно модифицированного Аль-Асихом маскхалата.

Кожа Аль-Асиха казалась сухой и в то же время гладкой, словно воск. А еще – очень загорелой, почти побронзовевшей.

Но сильнее всего выделялись глаза. Карие, почти желтые, они, тем не менее, не казались теплыми, как бывает у кареглазых людей. Скорее напоминали чуткие, внимательные глаза хищного охотника.

Турсан-Ага знал этого человека. Знал давно и достаточно хорошо, чтобы ненавидеть его.

– Что ты тут делаешь, наемник? – бросил Турсан-Ага с отчетливо слышимым в голосе презрением.

– То же что и ты, старик, – одними губами улыбнулся Аль-Асих, – я привел своих людей сюда, в это безопасное место, чтобы отдохнуть.

– Ну тогда забейся в самую темную нору, туда, где тебе самое место.

Аль-Асих кратко рассмеялся. Он расслабленно, почти вальяжно направился к Турсану. Крепкие, напряженные, словно пружины, бойцы пакистанского наемника тоже шагнули следом, но замерли на почтительном расстоянии.

И все же Турсан-Ага знал, насколько быстро оружие может оказаться в их руках. А еще знал, что каждый из этих закаленных сотнями боев солдат стоит десятка его собственных моджахедов, которые только вчера оставили соху и взяли в руки оружие.

– Непременно… Непременно уйду, дорогой Турсан-Ага, – Аль-Асих остановился напротив Турсана. Но гораздо ближе, чем следовало бы. – Но разве ж я могу отказать себе в том, чтобы поблагодарить тебя за оказанную услугу?

Турсан-Ага поморщился.

– О чем ты говоришь?

– Твоя самоубийственная атака затормозила русских. Пусть и ненадолго, но затормозила. И теперь у меня будет больше времени, чтобы забрать того, за кем я пришел.

Турсан-Ага нагло хмыкнул. Он не привык к этому, но сейчас собрал в кулак всю свою спесь, которая у него еще оставалась к его неполным пятидесяти годам. Собрал, чтобы выразить Аль-Асиху свое пренебрежение.

– Через два часа шурави доберутся до Клыка, – сказал Турсан-Ага. – К этому времени мы примкнем к группе Сахибзада. И вместе заставим безбожников отступить. Не дадим им пройти дальше Каменного Кабана.

Аль-Асих ответил лишь самодовольной ухмылкой.

– Ты ведь знаешь, зачем я прибыл сюда, не так ли? – спросил Аль-Асих.

– Чтобы расставлять по скалам свои самодельные куклы? – усмехнулся Турсан-Ага.

Абдул Хазали издал звук, похожий на что-то среднее между смешком и икотой, но тут же осекся под холодным, словно сталь кинжала, взглядом Аль-Асиха.

– Ну что же вы, друзья мои? – Аль-Асих обратился к остальным моджахеддин. – Зачем же вы поднимаете оружие на своего товарища? Уверяю, я пришел сюда лишь чтобы отдохнуть и снова отправиться в путь. Опустите ваши автоматы.

Душманы принялись недоуменно переглядываться. Некоторые опустили оружие.

– Ты думаешь, – Турсан-Ага раздул ноздри крупного носа, – думаешь, раз сам Абдул-Халим прислал тебя сюда, чтобы разобраться с каким-то мелким сержантиком, то ты можешь всем тут распоряжаться?

– Я думаю… – взгляд Аль-Асиха угрожающе потускнел, – а вернее, даже знаю, что ты не будешь путаться у меня под ногами, старик… Иначе… Иначе сам знаешь, что случается с теми, кто путается у меня под ногами.

– Ты смеешь угрожать уважаемому Турсан-Аге⁈ – выскочил вперед какой-то моджахед-фанатик. – Смеешь угрожать истинному воину Бога⁈ Да как ты…

Аль-Асих приблизился к нему быстрее, чем душманы успели вскинуть оружие. Турсан-Ага и вовсе не смог заметить, когда Асих выхватил нож.

Короткое, быстрое, как мысль, движение пакистанского наемника закончилось тем, что душман просто рухнул на землю с перерезанным горлом. Забился в конвульсиях.

Немедленно забряцало оружие. Защелкали предохранители. Залязгали затворы направленных на наемника автоматов.

– Вот! Вот что бывает, когда у меня путаются под ногами! – закричал мгновенно вспыхнувший Аль-Асих. – Каждый, кто решается на это, хрипит и захлебывается своей кровью!

Турсан-Ага при виде зверского, злобно выпучившего глаза лица Асиха неосознанно отступил на шаг.

– Ну давайте… – прошипел Аль-Асих, водя по воинам нечеловеческим взглядом. В следующее мгновение он рявкнул: – Давайте!

Душманы вздрогнули.

Пакистанский наемник, бывший офицер пакистанской армии и военный преступник по прозвищу Аль-Асих стоял перед ними, глубоко, по-звериному дыша.

– Так я и думал… – немного погодя сказал он, мгновенно восстановив дыхание. – Так я и думал, уважаемый Турсан-Ага…

– Твой разум… – проговорил Турсан-Ага с трудом, шевеля пересохшими губами, – он полон шайтанов…

Аль-Асих рассмеялся.

– О нет… Нет, друг мой, – сказал он, вытирая нож о сгиб локтя, – со мной все в порядке. Особенно с моим разумом. Это вы… Вы все медленно, но верно сходите с ума. А ты, уважаемый Турсан-Ага, кажется, сходишь с ума даже быстрее, чем остальные.

Турсан-Ага не ответил. Только поморщился и неприятно скривил губы.

– Или что? Хочешь сказать, это не так? – Аль-Асих приподнял темную бровь. – Молчишь… Так я и думал. Но знаешь что? Очень скоро мы проверим, насколько ты спятил, Турсан-Ага. И знаешь как?

– Мавлави Забиулла узнает, что здесь случилось, – сказал Турсан-Ага, стараясь сохранять хладнокровие.

– Мы посмотрим, – Аль-Асих пропустил слова Турсана мимо ушей, – посмотрим, решишься ли ты, Турсан, вмешаться в нашу с этим старшим сержантом Селиховым маленькую игру. И я надеюсь, у тебя хватит разума этого не делать.