Текст книги "Закатное солнце почти не слепило (СИ)"

Автор книги: Артем Губкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

II. Глава 6

Радость 144-99 видит сон, в котором хорошо и спокойно, она снова в классах и не помнит о событиях дня, ночь качает её в милосердных объятиях. Но так продолжается недолго, сон меняется и вскоре его заполняет знакомый сигнал громогласного ревуна.

Сирена воет плавающей нотой, перекатываясь над лагерем зазубренной волной, этот звук прошивает насквозь небо и землю, делая их близкими, тяжёлыми и зыбкими. Пространство между молекулами воздуха заполнилось только исторгаемой ревуном вибрацией, и молекулы замедлили хаотический бег, против воли выстраиваясь в кристаллическую решётку.

Девочка вскочила на кровати, вдыхая иглы кошмара исторгаемого в атмосферу немилосердно сиреной. «Как странно… Как страшно», – подумала Радость. Ведь в её жизни были сотни сирен, одна громче другой, и она давно привыкла при звуках ревуна просто просыпаться, быстро одеваться и следовать инструкциям громкоговорителей. Если таковые не поступали, то с сиреной следовало выходить из здания, строиться в колонны по четыре.

Привычная зелёная форма лежала на тумбочке и номер 144-09 за десять секунд натянула на себя рубашку, юбку и пиджак. Ботинок у кровати не было, куда они делись? Радость осмотрелась и поняла, что находится в большой комнате и одна: все кровати, кроме её, пусты, уже застелены, вернее даже не тронуты – холодны.

Ревун исторг в атмосферу последний ор и затих блуждающим эхом.

Радость оказалась в полной тишине, она замерла, боясь пропустить хотя бы шелест, звон, тук – что-нибудь, что подсказало бы о том, что происходит. Ничего, полное и оттого странное. Надо немедленно выйти из комнаты с мутными, наглухо закрытыми окнами, как будто в ней может закончиться воздух, неподвижный, мёртвый.

Путь по коридору, потом вниз по лестнице – тоже никого, тоже тихо. В вестибюле работает информационная панель, Радость смотрит в неё, но против ожидания видит не инструкции учебной или настоящей эвакуации, а вихрь из белого пуха. Он крутится, останавливается и идёт рябой стеной, рвётся ветром как знамя и тогда в просветах метели заметны силуэты, их много. Загипнотизированная зрелищем номер 144-09 не может оторваться, ей кажется, что вот-вот она увидит, что там происходит. И действительно, через минуту белый шторм иссякает: на асфальтной площадке, окружённой деревьями, стоят незнакомые дети: ряды мальчиков, ряды девочек. Камера визора делает широкий охват, потом приближается к лицам – они смотрят вперёд, одни улыбаются, другие хмуры, но все ждут. Чего?

Камера поворачивается на 180 градусов и Радость отшатывается, толчком выйдя из оцепенения; на экране стоят напротив детей ряды чудовищ: вперемешку мерзкие похожие на людей выродки и черные безглазые существа, покачивающиеся на четырёх членистых ногах.

– Бегите! – Кричит Радость и экран тухнет. Она закрывает рот руками, чтобы не издать больше ни звука, пятится, думая, что сейчас по ту сторону действительности начнётся…

Едва заметный короткий колкий звук в тишине. Что это? Ещё один острый хруст, ещё. Номер 144-09 оглядывается и видит, что по стеклу одной из половинок входной двери бежит трещина, на каждом повороте и разветвлении она звякает, становится яркой паутинкой, растущей с усиливающимся многоногим треском. Линии скола доходят до края и, не замечая границы, продолжаются на вторую стеклянную дверь, которая, быстро догоняя первую, покрывается густой кристаллической сетью. Вскоре блистающие метастазы появляются на всех окнах и с оглушительным треском превращают мир снаружи в яркую мозаику. Снова тихо, если не считать редких пощёлкиваний стекла.

На солнечной площадке движение, заметив его Радость подходит ближе к прозрачным дверям и узнаёт место, которое минуту назад видела на панели визора. Сквозь тысячи тонких призм трудно что-то рассмотреть, но, кажется, на площадке собираются дети, они строятся по отрядам.

Номер 144-99 дёргает двери, те заперты, не выйти, если только не разбить уже разбитое стекло. Как оно вообще держится в рамах? Толкнуть пальцем один кристаллик и всё высыплется.

Дети на улице еще не закончили строиться, когда некоторые из них стали что-то говорить остальным, показывая руками в сторону, не видимую Радости из-за выступа скалы. Очень важно услышать, что те говорят, но в холле по-прежнему тихо, сюда не проникает ни один звук извне. Но Радость догадывается, что сейчас происходит то, что было показано сквозь вьюгу на экране. Нужно предупредить всех! Кричать, чтобы бежали!

– Бегите! Они сожрут вас! – 144-99 кричит что есть силы и стучит ладонью по стеклянной двери, та, не гладкая, а сплошь в рельефе граней, и не думает рассыпаться, даже не пружинит, как стена.

Радость пытается бить кулаками в окна, те отлиты из того же равнодушного к её мольбам вещества. Она видит, что на площадку выходят болезненные фигуры выродков, за ними семенят нерешительными шаткими шагами приземистые твари. Деталей не рассмотреть, но 144-99 и так знает, что они несут в чёрном тельце только большой голодный рот.

– Ну почему они не бегут?! – Ревёт Радость, не замечая ручьёв слёз, стекающих на подбородок. Она не хочет смотреть на то, что будет дальше!

Снова громкий острый тук, знакомый стремительный треск бегущего по кристаллу излома, звон разветвления, поворота, с которым рождаются новые острые углы. Номер 144-99 поворачивает голову в сторону и видит, как трещина со стекла двери покинула плоскость и заструилась, ненадолго замирая на разветвлениях, в воздухе. Параллельно полу, на высоте лица девочки, в комнату прорастал куст из сколотых граней. С каждой секундой он становился всё пышнее и больше, разбегаясь по свободному объёму холла.

Радость бросила взгляд за окно: там чудовища не спеша приближались к детям. А здесь внутри к ней приближалась блестящими лезвиями часто изломанная паутина.

Девочка отошла в комнату, уже не спуская глаз с невероятного дерева: то переливалось и мерцало вытянутыми, плавно изогнутыми узкими плоскостями, одни из них под определённым углом зрения исчезали, становясь полностью прозрачными, а другие, наоборот, проступали из воздуха кривыми кусочками зеркалец. Боковая ветвь была уже в полушаге от 144-99, девочка заворожено смотрела на игру света, на бег сколов в воздухе. Приходилось непрерывно отступать, чтобы держаться на расстоянии от миллиона граней, уже заполнивших больший объём комнаты. Сквозь них было неясно видно окна и двери, а происходящее на улице выродилось в рассыпанную игру бликов. Кажется, появились красные тона.

На очередном шаге назад Радость споткнулась о ступеньки и, больно ударившись, растянулась на полу. Над её ногами воздух прорезали новые ветви и вместо того, чтобы вскочить, девочка отползла на спине, до дрожи боясь зацепить мерцающие зеркальца. Она встала, сзади были лифты, справа – лестница, а слева – коридор. Бросив взгляд сначала в одну сторону, а затем во вторую, и увидев там яркие блики пронизывающих воздух граней, 144-99 нажала кнопку лифта. По шахте разнёсся звук пуска далёкого электродвигателя, зашуршали канаты. «Быстрее!», – молила лифт Радость, наблюдая, как с лестницы и коридора вырвались лезвийные ветви и сцепились с трескучим потоком из вестибюля. Воздух с нарастающей скоростью разрезался на мелкие красивые кусочки, грозя уже через несколько секунд съесть последние кубические метры, где дрожала от адреналина девочка.

Сзади ровные звуки работы лифта прервались, кабина остановилась и прижатой к дверям спиной Радость почувствовала, как те разъезжаются. Не глядя, ввалившись в кабину, она ударила до боли пальцем в первую попавшуюся кнопку. За съезжающимися дверями стекло полностью поглотило вестибюль и просунуло решительный росток в лифт. 144-99 отскочила к стенке, глядя на направленное ей в лицо лезвие. Лифт тронулся, грань ушла вверх, вывернув из потолка, как консервный нож, прорезь с загнутым лоскутом. Кабина почти сразу остановилась. Радость поняла, что она нажала на кнопку подвала. Вверх путь уже закрыт, можно не сомневаться, что если канаты протянут кабину сквозь резку первого этажа, то из неё и содержимого получится замысловатая лапша.

Радость вышла в тускло освещённый коридор, прислушиваясь, не раздастся ли откуда треск стекла. Босые ноги холодил пыльный бетон и, впервые заметив, что осталась без ботинок, девочка вздохнула.

– Ты мне так и не рассказала обещанную страшную историю на ночь, – Таня Хизер смотрела в тёмно-синий ночной створ окна, за которым ветер перебирал незнакомые тени. Усталость вдавила её в матрас, но мысли испуганной стаей птиц носились по голове, задевая сознание обрывками дневных образов и фраз.

После паузы, Таня успела подумать, что Ира заснула, её подруга сказала:

– Слушай. – В голосе не было и тени сна. «Наверное только тени испуганных птиц», – подумала Таня. – Как говорил Сергей, это случилось несколько лет назад, в этом лагере с одной девочкой из старшего отряда, такой же как мы.

– И звали её Ира! – Пошутила Хиз.

– Нет¸ – Таня!

– Не пугай меня.

– Ладно, её звали как-то по-другому, не как тебя или меня. Пусть будет… Анжела.

– Пусть.

Анжелу вместе привёз один из десятка автобусов, к окнам которых изнутри прилипли сотни радостных лиц. Но её лицо хмурой тучей было на солнечном карнавале. Она смотрела по сторонам и содрогалась, ей улыбались, а она в ответ кривилась, каждый взрыв хохота был ей как укол булавки – она так и подпрыгивала, а если кто-то отпускал шутку, её передёргивало от тошноты…

– Ох и бяка эта Анжела!

– У неё на то были уважительные причины: с первого класса её дразнили, она во всех играх оказывалась тем, против кого ведётся схватка, её последнюю выбирали, когда делили команды на волейболе. Что говорить, у неё был самый пошкарябанный и исписанный стул в классе!

– За что же её так не любили?

– Не то, чтобы не любили, а просто она была рыжая, полная и вся в веснушках и так повелось, что безобидные поначалу насмешки со временем переросли в бесконечную жестокость. Знаешь, в каждом классе не так и много настоящих скотов, но почему-то остальные им подпевают.

– Ты рассказываешь так, как будто знаешь её лично.

– Каждый из нас знаком хоть с одной «анжелой»: рыжей, низкой, высокой, худой или толстой…

– Ты рассказываешь мне страшную историю или грустную?

– Всё, перехожу к делу. Эта рыжая-рыжая девочка, понятное дело, всех сторонилась, а все сторонились её. И даже никто не отпустил ни одной шутки по поводу её веснушек, ведь у неё было злое лицо и яростный взгляд, которым она отбивала любой другой взгляд, брошенный в свою сторону.

А когда пришло время расселяться по номерам, каково же было её удивление, когда к ней подошла другая тихая девочка и спросила, не хочет ли она вместе с ней выбрать себе комнату с видом на горы.

– И они жили в том же самом номере, что и мы? В этой же комнате? – улыбаясь спросила Таня.

– Как ты догадалась?! Её соседка…

– Ира!

– Опять? Ну ладно. Её соседка Ира оказалась милой и вежливой девочкой и уже к обеду они подружились.

– Прямо, как мы.

– Да, только ты не рыжая и подружились мы задолго до обеда. Но продолжу и больше не перебивай, а то я так рассказывать до утра буду.

Анжела перестала затравленно озираться по сторонам, и они с Ирой весело хохотали, не отставая в веселье от остальных.

Ночью, когда Анжела почти заснула, Ира тихо встала, оделась и выскользнула из комнаты. Когда она вернулась, так же тихо разделась и юркнула под одеяло, за окнами серел рассвет. Но в это время так хочется спать, что Анжела не капельки не удивилась, а подумала, что ей это приснилось.

Подруги замечательно провели еще один день, а ночью Ира снова куда-то ушла, когда Анжела уже должна была заснуть. Но та вспомнила свой утренний сон и решила дождаться возвращения соседки. Но заснула и только под утро сквозь сон услышала, как вернулась Ира.

Днём, как ни в чём не бывало, девочки веселились, но рыжая Анжела тайком поглядывала на подругу, пытаясь заметить следы недосыпания от ночных прогулок. Она решила, что та бегает на тайные свидания и поэтому деликатно молчала и ничего не спрашивала, хотя и очень хотела.

Ночью, когда Ира снова неслышно вышла за двери, Анжела тоже встала и, прислонившись ухом к двери, дождалась, когда стихнут шаги подруги. Потом выглянула в коридор и увидела, как закрываются двери лифта. Босиком, на цыпочках, она пробежала до лестничной площадки, через стеклянные стены которой внизу было видно крыльцо корпуса в пятне света. Там никого не было, и Анжела стала ждать, пока выйдет Ира. Так она простояла пока у неё не замёрзли ноги на каменном полу, пришлось возвращаться в номер.

– Глупая! – Воскликнула Таня. – Не могла обуться, перед тем, как отправляться подсматривать?!

– Даже если бы обулась и простояла на лестнице до утра, всё равно бы ничего не увидела. Сейчас ты узнаешь почему.

Еще одни день, который Анжела провела сонной мухой, ведь она не могла заснуть пока не пришла её подруга, да и после этого она беспокойно ворочалась. Стоило ей наконец крепко заснуть, как прозвучала мелодия подъёма…

– Тут будят какой-то мелодией?

– Не перебивай!

…Прозвучала мелодия подъёма и Ира вскочила с кровати, ей пришлось вытягивать из-под одеяла ошалелую от бессонницы Анжелу.

Не раз поблекшая рыжая девочка ловила на себе взгляд подруги. Та, не таясь, всматривалась и наконец спросила: «Ты сегодня не спала?». Анжела поняла, что попалась, ей осталось только кивнуть. Она ждала, что Ира и дальше будет задавать каверзные вопросы, а потом обвинит в подсматривании.

«Тебе наверняка любопытно, куда я хожу каждую ночь?», – спросила та прямо и дружелюбно. – «Я катаюсь на лифте! Если хочешь, сегодня мы пойдём кататься вместе! Но пока никаких вопросов, я тебе всё покажу ночью».

Анжела чуть не умерла от желания всё узнать немедленно, она понимала, что невозможно всю ночь напролёт просто «кататься на лифте»! Но ей пришлось терпеть целый день, то и дело подгоняя солнце вниз к горизонту.

– Также подождём и мы с тобой, – сказала неожиданно Ира, – продолжение я расскажу завтра.

– Нее-ее-ет! – Разочарованно протянула Таня. Получилось сильно громко для ночного разговора, поэтому она продолжила шёпотом. – Почему завтра?

– Потому что сегодня уже спать пора. Не хочу, чтобы мы завтра были вялыми и тупыми.

– Как Анжела?

– Именно, ты же не забыла – здесь что-то определённо происходит.

– Ох, почти забыла, ты так хорошо рассказываешь.

– Всё, спим!

– Спим!

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Они заснули быстро.

II. Глава 7

Директор «Кристалла» привык вставать с первыми лучами летнего солнца. То, что вчера пришлось поздно лечь, его не беспокоило, став пожилым он редко спал больше 5–6 часов в сутки. Выйдя на балкон и вдохнув полной грудью прохладный, почти ночной, воздух, Спартак Петрович нахмурился беспокойному остатку сна в голове. Под утро ему приснился лагерь, что само по себе часто случается, но в этот раз атмосфера сна была отравлена звуком сирены. Директор не мог сказать, что как-то особо не любил её, но включённый ревун всегда заставлял его нервничать, волноваться, будто проводимые раз в смену учения ГО были не простой формальностью и одним из запоминающихся детям событий, а настоящей тренировкой перед надвигающейся опасностью.

После балкона – душ, контрастный, как одно из средств от стариковской немощи и хороший способ прогнать остатки дурных снов.

В кабинет Спартак Петрович поднимался свежим и отдохнувшим. Секретарши, она же диспетчер лагеря – полезное совмещение обязанностей – еще не было на месте, а потому директор прошёл сразу к себе, чтобы самостоятельно принять поступившие за ночь сообщения.

На большом экране засветились сразу три новости, из которых по-настоящему новой была только последняя: найден труп неизвестного с разнесённой в клочья головой; неизвестный, сотворивший это, еще не обнаружен; полчаса назад пропал сигнал навигатора девочки Радость 144-99.

Директор быстрым шагом вышел из кабинета, спустился по лестнице и остановился у дверей гостевой комнаты. Постучал.

Тихо.

Дёрнул за ручку, дверь открылась – Радость отказалась её вчера запирать изнутри, сказав, что у них личные жилые помещения не блокируют – внутри пусто, кровать смята, а рядом стоят ботинки. Она не ушла бы без ботинок. Осмотреть шкаф, душ, проверить окно – поставлено на проветривание, снаружи так не сделаешь. Выход на улицу – тоже заперт. Всё. Девочка пропала непонятно как, оставив только ботинки. Навигатор просто растаял.

Спартак Петрович снова поднялся в кабинет, прогнал запись браслета гостьи. Вот они в кабинете, устройство только включилось, блуждания по двум этажам здания дирекции – девочка ужинает, потом они ходят по кабинетам, смотрят со всех окон и разговаривают. Вечер: Радость в своей комнате, сигнал совместился с кроватью и под утро просто исчез.

Директор наложил на карту сигналы датчиков магнитной активности, которые были настроены так, чтобы выделять только гармонические модуляции с фрактальными составляющими более чем третьего порядка. Система использовала три антенны сотовой связи, расставленные в разных концах лагеря, анализ слабых электромагнитных возмущений проводился мощным сервером, экранированным в подвале дирекции.

Математическую модель для анализа написал пятнадцать лет назад тогда еще молодой, подающий надежды кандидат наук Пётр Эльвиров, чья карьера шла на взлёт. Но профессором он так и не стал: в академическом сообществе прознали, что тот строит прибор для поиска «щелей между мирами» и быстро навесили на талантливого учёного ярлык «чудак».

Спартак Петрович наткнулся на статьи Эльвирова на каком-то захолустном сайте в сети, когда, читая дневники прежнего директора «Кристалла», стал всё больше думать о необъяснимых явлениях, происходивших время от времени в лагере. Тогда он ночами напролёт поглощал всякие «энциклопедии неведомого» пока не пришёл к выводу, что чтение это увлекательное, но ничего не несёт. Он стал отсеивать информацию, выбирая только ту «аномальщину», на которую обратили внимание учёные, и не какие-то там специалисты по «паранормальному» и «инопланетному», а вполне классические химики, физики, математики. Пресловутый Монтаук, казавшийся наглой мистификацией, комментировал в большой статье с формулами и графиками некто Пётр Эльвиров – учёный, чья кандидатская, при дальнейшем развитии, как он обещал, может привести к разработке аппаратов аналогичных описанным авторами «разоблачения» тайн базы Монтаук…

«База»! Всё у янки напыщенно и значительно звучит. Сержант с тремя рядовыми в двух палатках для них уже целая «база» да еще и с замысловатым названием. У нас всё просто – «военная часть номер такой-то»! – подумал тогда Спартак Петрович и тут же его осенило: а ведь военная часть была рядом с лагерем! Пусть сейчас она расформирована, но тридцать лет часть исправно несла службу, зарывшись в землю всего в километре от забора «Кристалла».

Через пару дней Эльвиров и Спартак Петрович имели длинный разговор по телефону, в котором директор «Кристалла» представился и прямо сказал, что, кажется, есть возможность поработать на останках советского Монтаука.

Учёный согласился приехать, но смущенно пожаловался на стеснённые обстоятельства. Решили, что Эльвиров будет работать в лагере кочегаром, а в свободное время, которого летом у истопника предостаточно, посвятит на своё усмотрение науке или отдыху на море.

Это было десять лет назад. Учёный на должность кочегара прибыл аккурат на 23 февраля – ранняя весна в этих краях. Море ледяное, в обед можно загорать, если спрятаться от ветра, вечером холодно, а под утро кажется, что ледяная сырость повисает в воздухе низкими тучами, которые волокут свои растрёпанные шлейфы по самой земле. «Красота!», – сказал Эльвиров и принялся выпытывать у директора лагеря всё, что слышал по телефону, плюс подробности.

Всю весну директор детского лагеря и физик-электронщик пролазили по лесу: сначала в поисках входа в подземелья, а потом по самим подземельям. Впечатляющие бетонные тоннели в три уровня, рассчитанные на передвижение грузовиков, бронированные гермодвери, многие тонны порезанного, во вскипевших рубцах, железа с огрызками толстых кабелей и редкие остатки электронных схем в нескольких больших комнатах вперемешку с клочьями полиэтилена. И больше ничего! Местный «монтаук» выпотрошили, его железные кишки растянули шакалы с автогенами, но тем удивительнее, что аномальные явления не переставали копиться в дневнике директора. Каждая смена чем-нибудь да отметилась и с каждым разом становилось всё «чудесатее», взять хотя бы прошлогодний случай с отрядом «Ангелы Ада».

А к череде вчерашних происшествий, ознаменовавших открытие смены, добавилось исчезновение Радости. Директор горько усмехнулся каламбуру, он волновался за эту девочку, такую странную «здесь» и, наверняка, неординарную «там».

Сервер выводил расшифровку датчиков-антенн в реальном времени, накладывая на карту разноцветными пятнами. Спартак Петрович отмотал запись на ночь и на ускоренной перемотке наблюдал, как под утро, перед исчезновением сигнала навигатора, в комнате гостьи образовалось сиреневое пятнышко. Оно держалось, плавно насыщаясь, минут десять, а потом бесследно растаяло, вместе с 144-99. И больше ничего. Маленький след, на порядок меньше, чем тот о котором система просигнализировала директору, когда Радость вчера появилась недалеко от столовой, меньше почти всех сигналов, на которые стоило обращать внимание. Так, сквознячок сквозь щель сопредельных пространств, такие «охотники за приведениями» во множестве регистрируют по старинным домам с приведениями и замкам с музеями.

«Тонущий корабль», – вспомнились слова Ангелы. Но он не может тонуть! Директор легко стукнул пальцами по крышке стола, что соответствовало в его мыслях удару кулаком, от которого подпрыгнули бы ручки и папки. Не может! Ведь на борту находятся полторы тысячи детей, у которых средняя радость зашкаливает круглосуточно!

Жаль, что сейчас рядом нет Эльвирова, уж он-то всегда мог вернуть оптимизм и на ходу скорректировать планы так, что всё, казалось, поворачивается еще более удачно. Но сейчас он в Румынии под предлогом посещения псевдонаучной конференции о гостях из параллельных миров. Учёный был крайне удивлён, получив приглашение на свой электронный адрес, и одновременно обрадован – его работы помнят, причём заграницей. Правда не в академических кругах, а среди чудаков, которые проводят выходные, гоняясь за НЛО, а отпуска, фотографируя йетти. Главному научному сотруднику лагеря (давно уже не кочегару) директор выписал командировку и дал задание: посетить приморский городок Иланлък да зайти по четырём адресам. Там живут, вернее должны жить (а на самом деле, кто его знает) семьи, у которых дочери – неразлучные подруги, каждый год пребывающие на смену морем на скромной, но ухоженной яхте.

Директора так и подмывало набрать номер Эльвирова и попросить того, потребовать, как можно скорее вернуться в лагерь. Единственное, что удерживало, понимание, насколько учёный хочет выступить с лекцией, где популяризирует свою до чёртиков сложную модель взаимного расположения слоёв мира.

Как понял его объяснения Спартак Петрович, кроме того, что вся физическая-энергетичекая вселенная существует одновременно в бесконечном числе вариантов, также варианты множатся на местах, т. е. с привязкой к массе. У звёзд и планет существуют свои поля вероятностей, которые непрерывно расслаиваются, как отражения отражений. Но при этом они не бесконечны, многие гаснут, сливаясь, когда разница событий укладывается в относительно взаимонеисключающую мозаику, что делает обычной вещью многие парадоксы. Например, в одном случае динозавры вымерли по вине метеорита, а в другом метеорит прошёл мимо, но каюк ящерам настал чуть позже, через несколько тысяч лет – от вулкана. Через сто миллионов лет уже всем, и мирозданию, и большинству людей, так начхать на динозавров, что миры метеорита и вулкана гармонично сливаются и палеонтологи с одинаковым успехом могут доказать обе теории, потому что они обе верны сейчас и здесь, хоть и случились в разных вероятностях. Часто сталкиваются с проявлением этого эффекта историки и биографы, ведь на уровне мелочей миры дробятся и сливаются как брызги Ниагарского водопада. Потому одни исследователи никогда не перестанут доказывать другим, что Эдгар По умер от гриппа, доходя до хрипоты в спорах с теми, кто уверен в кончине писателя от алкогольного отравления, передозировки успокоительного или катастрофического недостатка сахара в крови. В одних биографиях мы находим свидетельства, что несчастный По выпивал лишь изредка, пьянея от одного бокала, а в других он достоверно рисуется хроническим пьяницей и наркоманом. По этому поводу Эльвиров заметил: «Мой По – благопристойный романтик, скончавшийся от опухоли мозга, а остальные вольны выбрать своего, я не буду спорить».

Чехарда мелочей и крупных событий неизбежно, потому что равновероятно, приводит к формированию в пределах одной планетарной системы настолько разных миров, что им уже никогда (на самом деле в перспективе миллиардов лет) не слиться и они бегут по вселенной вместе, будучи устойчивыми слоями одной системы, «брамфатуры», – назвал её странным словом учёный. Уже их можно рассматривать, как параллельные миры, совершающие собственные полноценные вероятностные флуктуации, которые лучше умозрительно отбросить, «чтобы не запутаться в этом головокружительном хороводе».

В упрощённом остатке теории и выходит доказательство существования в одном месте нескольких планет, столь отличных друг от друга, что можно говорить о совершенно разных мирах.

«И между ними возможны путешествия!», – восклицал учёный. А как насчёт путешествий между более близкими вероятностями, которые не так давно разошлись и не так долго просуществуют? Речь идёт о каких-то там годах, столетиях и тысячелетиях. «Ведь чем ближе, тем проще?», – спросил тогда Спартак Петрович, на что учёный порекомендовал поймать конкретную каплю воды, когда стоишь с головой в бушующем потоке. Неосуществимая сложность настройки! А вот перепрыгнуть с одного камня на другой, выбраться на противоположный берег, можно вполне естественно, ведь они твёрдые и устойчивые.

– Как, насчёт, перебросить мост между нашим и другим берегом? – Спросил как-то директор детского лагеря после бессонной ночи, не первой и не десятой. – Вы со мной? – Спартак Петрович в упор посмотрел в глаза учёного и тот, не отводя ясного взгляда, ответил: «Да».

Директор вынырнул из мыслей, настроил поиск карты аномалий по параметрам пятнышка, унёсшего Радость. Перед ним возникло наложение на карту семи похожих пятнышек, из которых внимание заслужило только одно – возникло оно в те же предутренние минуты… и не исчезло до сих пор!

– Ага. – Сказал сам себе директор и, набрав код отряда 1-А, произнёс в микрофон: – Маргарита, Светлана, примите видео на большой экран, я приеду через пять минут. Будем искать Радость – она пропала.

Директор вышел из корпуса, сел за руль гольф-кара, который стоял тут же под навесом, и повёл машинку через безмятежное оранжево-солнечное утро. Аккуратно двигая рулём, с гудением моторчика и шелестом шин закладывая виражи, Спартак Петрович старался хотя бы на эти прекрасные мгновения выкинуть из головы все мысли. Как правило это ему удавалось без труда, но теперь пришлось себе напомнить дважды: здесь и сейчас лучшее, что можно сделать, это смотреть во все глаза на прекрасную игру света, когда восходящая звезда очерчивает предметы длинной тенью, вплоть до камушков на асфальте, обрётших значимость, подчёркнутую чёрным вымпелом, бегущим в сторону от лучей. Директор любил смотреть на лагерь, особенно в ранний час, когда всё было похоже на совершенный памятник самому себе, а попадавшиеся по дороге рукотворные монументы, почти оживали. Вот и давешний «Пионер № 12», даром, что бронзовый, казалось, сейчас как дунет в свою трубу, проводив глазами руководство.

К корпусу ДПО-1 директор подъехал с безмятежным лицом и собранными мыслями, в холле его встретили вожатые отряда 1-А, у которых собранность внутренняя красноречиво отражалась во всём внешнем облике – от скупых жестов и сжатых губ до затянутых узлами причёсок. В спортивных костюмах они сейчас были похожи на тренеров олимпийской сборной.

– Здравствуйте, – первым поздоровался Спартак Петрович, войдя в холл. – Как спят ваши подопечные?

– Как убитые, – сказала Маргарита мрачно, но сразу улыбнулась. В контексте происходящих событий, грубоватый, но вполне стандартный фразеологизм звучал висельным юмором. Не смогла сдержать сурового выражения на лице и Светлана. Директор удовлетворённо отметил, что к тем возвращается привычный оптимизм и решил, что можно переходить к делу.

– Вот этот сигнал, – он показал на большой экран, где выводилась карта, – предположительно, наша Радость и находится она сейчас где-то в этом корпусе. Не будем терять времени, ребёнка надо найти.

– Она в подвале, – сказала Светлана, щелкнув несколько раз пультом при переключении проекций карты. – Ожидаемо – если подросток прячется в здании, то искать его стоит в первую очередь в подвале, а во вторую – на чердаке.

– Только зачем ей прятаться? – Тихо (ведь в корпусе спят дети) воскликнул Спартак Петрович. – Берём фонари и пойдёмте, у неё, надеюсь, спросим!

Маргарита вызвала лифт, а Светлана тем временем открыла ближайшую к лифтам дверь – кладовую, где взяла с одной из полок три фонаря. Кабина загудела на секунду, открылись двери, лифт переместился всего на один этаж – из подвала. Директор и вожатые переглянулись, отмечая эту деталь, потом пощёлкали фонарями, проверяя их работоспособность и вошли в кабину.

Директор нажал кнопку, шахта отозвалась коротко взвывшими с чердака двигателями, упруго зазвенели натянутые канаты. Обычные звуки, но звучали они не обычно, все трое глянули вверх на взрезанную в металле и пластике дыру, которая и изменила акустику. Двери в подвал уже открылись, но директор с вожатыми всё так и стояли, задрав головы.

– Ничего себе! – Выдохнули одновременно Светлана и Маргарита.

– Ага, – крякнул директор и помолчав еще секунду произнёс, – разберёмся с этим позже. Выходим. – Он выставил ботинок, по которому ударились съезжавшиеся уже было двери и, когда они снова разъехались, все вышли в подвал.

Директор достал из широкого кармана пиджака планшет всё с той же картой и передал его Светлане. Та, взглянув на экран, показала правой рукой, куда идти. – Сюда.

Поисковый отряд пошёл по длинному бесцветному бетонному коридору, освещённому люминесцентными лампами. По сторонам были запертые двери и проходы в тёмные перпендикулярные коридоры, куда поворачивали трубы и кабеля. Когда здание было пройдено в длину почти до конца, Светлана повернула снова вправо и остановилась перед чёрным проёмом. Лампы как раз располагались в пяти метрах сзади и примерно на таком же удалении впереди, поэтому белого ртутного света боковому коридору не досталось.