Текст книги "Великий поток"

Автор книги: Аркадий Ровнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Я давно уже догадался, кто он такой, и, воспользовавшись паузой, решил припереть его к стенке.

– Слушай, – сказал я, – может быть, закончим притворяться. Я знаю, кто ты, и у меня к тебе один серьезный вопрос. Он касается пресловутой Свободы Воли. Когда ты создал эту Свободу, чего ты хотел добиться и чего добиваешься сейчас?

– Я давно уже на все махнул рукой. Мой проект не удался – это все знают.

– Но ты дал нам Свободу Воли, то есть удовольствие делать то, что мы хотим, и лишь слегка ограничил ее своими заповедями. Однако мы почувствовали вкус к Свободе и свели эту Свободу к стремлению получать как можно больше удовольствий. Признайся – Свобода Воли это ведь твоя, а не наша Свобода, хотя, как я понимаю, и ты тоже не властен над своими творениями. Кроме того, ты ведь знаешь, что Свобода Воли – это отрицание всех ограничений, то есть отказ и от тебя и твоих заповедей.

– Извини, но я не понимаю большую часть твоих вопросов. Что же касается противоречий, в которых ты хочешь меня уличить, я могу только предложить тебе научиться умеренности. Научись соразмерять свободу и несвободу, а также вовремя выпускать пар. Любовь к ближнему тоже помогает.

– Я припер тебя к стенке, а ты даже не оправдываешься. Ты действительно не ведаешь, что творишь!

– А пошел ты!

Я понял, что совершил бестактность и, чтобы загладить ее, сказал примирительно:

– Хорошо, а ты можешь сказать, где мы сейчас находимся?

– Это Страна Иноживущих. Для слепых и ограниченных людей все, кто живет по-другому – иноживущие. Эту жизнь вы называете болезнью, извращением или грехом, потому что не понимаете, что это такое.

– А разве жители Скапендра не больные?

– Конечно, нет. Они иноживые.

– Тогда, возможно, больные – мы?

– Я же сказал: нет болезней. Есть иножизнь.

Пошли дальше. До Магистратуры не дошли, увидели серебристую бабочку, порхавшую среди стволов. Свернули с пути, пошли за ней. Пробовали управлять бабочкой, но так, чтобы при этом не навредить ее крылышкам. На несколько секунд мы стали бабочками: три бабочки взлетели и закружились среди деревьев. Две бабочки улетели, а я вернулся назад в свой отель.

6

Не застав в номере Роджера и Ламаджи, я прилег на кровать и увидел хоровод кошек, которые, стоя на задних лапках, кружились по цветочному лугу. Ах, как заманчивы были их кружения, их фигурки таяли в легком тумане, а лапки мелькали, едва касаясь травы. Туман становился густым и тяжелым, кошки в нем пропали. Наступила ночь, небо закрыли густые облака. Я увидел поле, покрытое черными кустами. От куста к кусту перебегают крупные зловещие тени. Кто это – тигры, пантеры? Одна тень прыгнула мне на грудь, и я проснулся.

Когда я вышел из отеля, было уже темно. Площадь была запружена людьми. Из репродукторов лилась упругая, ритмичная музыка.

Люди стояли толпами, чего-то ожидая. Сквозила какая-то нервичность и неуверенность. Некоторые пританцовывали, другие возбужденно говорили. Столики кафе, вынесенные на тротуары, заняты оживленно спорящими людьми. Лица у людей лихорадочно разгоряченные. Где-то разговоры переходят в споры и даже драки. Девушки – в вызывающих ярких нарядах, юноши – в ярких жилетках и рубашках. Но главным было другое – то, что их всех объединяло и чего я не знал, не разделял. Все они участвовали в общем мифе, к которому я не был причастен.

Мне вдруг мучительно захотелось узнать, о чем говорят эти сидящие за столиками, эти гуляющие и танцующие люди. Но я знал, что если я к ним подойду, они мгновенно перестанут быть самими собой, станут напряженными, натянутыми, враждебными, а меня они просто прогонят или отсядут за другой столик.

У меня было ощущение, что я принадлежу другому роду существ, опасному для иноживуших. Какой-то человек с лицом, озаренным радостным волнением, подбежал ко мне, раскрыв для объятий руки, но вдруг испуганно отскочил, как будто увидел перед собой кобру или тигра. Девушка шла мимо и улыбалась своим мыслям, но случайно взглянула на меня, побледнела и свернула с дороги. Я не мог понять, чем я их так пугаю.

Ожидание на площади становилось напряженней, разговоры затихали, а потом возобновлялись с удвоенной силой. Неожиданно музыка смолкла, и в наступившей тишине голос из репродукторов сообщил, что сейчас будет говорить известный психолог Эрих Нойман.

Музыка смолкла. На лицах окружавших меня людей появилось выражение сосредоточенного внимания. Сначала слышно было только дыхание, а потом зазвучал очень знакомый усталый голос. Он говорил медленно, часто останавливался, чтобы подумать или подыскать точное выражение. Иногда голос понижался до неразборчивого шепота. В целом выступление Ноймана напоминало беседу в дружеском круге за бутылкой вина среди умных собеседников. В таком разговоре никто не предлагает глупых рецептов для спасения человечества, никто не притворяется, что знает ответы на все вопросы, и именно эта обыденность интонаций при необычности высказанных мыслей приковывала интерес к тому, что он говорил. А говорил он следующее:

– Друзья, я хочу предложить вашему суду мои размышления о необычном опыте жителей острова Скапендр. Много столетий мы внимательно слушали наших учителей, сообщавших нам свои великие истины. Мы стремились думать и жить в соответствии с этими истинами. Нас не удивляло, что эти истины давались всем сразу, как будто бы у нас у всех один ум и одна воля, как будто каждый из нас не имеет своего ума и своей воли.

Мы искренне соглашалась с учением и принимали его, но почему-то жили вопреки и наперекор учению, побуждаемые к этому нашей Тенью. Мы несли в себе противоречие и конфликт, который принимал разнообразные формы.

Мы боролись с врагами и искали поддержку у наших друзей. Мы забывали о том, что в каждом из нас живет своенравная Тень, которую нельзя свести к Тени другого человека и невозможно объяснить.

Нам говорят, что мы нездоровы, потому что несем в себе нашу Тень, мы нездоровы, потому что подавляем нашу Тень, но мы также нездоровы, потому что освободили нашу Тень. Нам говорят, что в нас живут страшные чудовища, ответственные за все преступления, которые совершались и совершаются в мире. Но нам не говорят, что нам с собой делать.

Признаемся: каждый из нас – это вместилище таинственной суверенной Тени. Каждый индивидуум – это первичная потенция действительности, над которой нет никакого высшего принципа. Во всяком случае, такой принцип нам пока неизвестен, а все известные высшие принципы и высшие сущности стали проблематичны и были нами отставлены. Причин для этого много, их все не перечислить. Достаточно сказать, что эти ветхие принципы и эти великие боги противоречат друг другу и не соотносятся с нашим опытом.

Наш реальный мир состоит из этих в самих себе укорененных и из самих себя произрастающих Теней. Противоречие между миром и интеллектом делает невозможным даже то частичное удовлетворение, которое Шопенгауэр обещает художнику, философу и святому. Мир непостижим для человеческого мышления, поэтому напрасны все наши усилия согласовать наше знание с нашей жизнью.

И с этим ничего не поделаешь. Противоречия между индивидуальными Тенями не могут быть разрешены. Искусство дает нам лишь видимость примирения противоречий. Нравственность предполагает действия индивида, который исходит из своей Воли, но одновременно согласуется с Волей других людей, что тоже невозможно.

Мы верим в нашу самостоятельность и отдельность каждого индивидуума, а также в то, что мир алогичен и непознаваем и потому не поддается усовершенствованию. На этих выводах нельзя построить никакое общезначимое учение, которое легло бы в основание разумного общественного устройства. Противоречие между «я хочу» одного и «я хочу» другого – нельзя разрешить логически.

Основатели Скапендра решили положить в фундамент нашей жизни самый свободный, самый невозмутимый, самый нелогичный, самый счастливый принцип, предложенный некогда старым дебоширом и пьяницей Франсуа Рабле: думай что хочешь, чувствуй что хочешь и делай что хочешь! Он сказал: мы пришли в этот мир, чтобы наслаждаться жизнью. Больше в этом мире нечего делать. Никто не мешает нам заниматься своими делами, но сначала будем счастливыми, а потом уже чем-то займемся и будем делать то, что хотим. Только если мы счастливы, наша жизнь приобретет смысл и наши дела имеют смысл. Мы живем по этому принципу, предоставив каждому определять границы своей свободы, а окружающим людям также свободно следовать своим желаниям, в меру своей утонченности и ответственности ограничивая себя и считаясь с другими.

И что же: внешний мир объявил нас рассадником эпидемии, грозящей всему человечеству! На наш остров посылают комиссии медиков – пока только медиков! – призванные классифицировать симптомы нашей болезни и лечить нас от нее. Они даже решили направить против нас своего древнего Бога и его законы, но, кажется, этот Бог не на их, а на нашей стороне. Остается ждать присылки к нам бригад особого назначения в камуфляжах и диверсантов с взрывными устройствами.

Мы живем не чужим, а своим опытом, и этот опыт мы никому не навязываем. Да, мы не создали идеального общества, но у нас есть право жить так, как мы хотим. Мы можем быть хорошими и плохими, талантливыми и бездарными, ленивыми и трудолюбивыми… не мешайте и не помогайте… предоставьте нам быть такими, какими…

Голос из репродуктора разразился долгим мучительным кашлем. Очевидно, оратор не смог с ним справиться, потому что репродуктор был отключен.

На площади возобновилось движение, споры. Я побрел по одной из тихих улочек, раздумывая над тем, что услышал.

7

Устав от долгого блуждания по улочкам Скапендра, Ламаджи увидел перед собой сверкающую под солнцем снежную вершину Кайласа. Сердце его встрепенулось – он получил помощь и центр для своей медитации. Так бывало не раз в его трудной монашеской судьбе. Незаметно он оказался среди карнавальной толпы, но Кайлас не переставал светиться и переливаться своими четырьмя снежными гранями. Не теряя ясного взгляда на окружающий его мир, Ламаджи увидел, как в глубокой пещере в центре священной горы медитирует Будда в инкарнации Самвара. Ламаджи начал совершать кару – обход Кайласа по часовой стрелке с востока. Перед его неторопливой походкой и оранжевым балахоном расступались торговцы наркотиками, проститутки, сутенёры, туристы и прочие оригиналы всех цветов радуги. Ламаджи двигался одновременно в двух плоскостях, и это придавало ему гибкость и силу, делало его неуязвимым. А может быть, его спасало то, что в эти утренние часы делирий еще не вошел в полную силу и трущобы еще не набрались своих обычных гибельных энергий.

– Ах, ты, мой оранжевый! Смотри, какой красавчик! Иди-ка сюда! – внезапно перед монахом материализовалась плотная женская фигура в чем-то красном с отчаянно раскрашенной физиономией. Из-за ее спины выглядывала пестрая компания спутников и спутниц с расплющенными на их возбужденных лицах улыбками. Женщины были одеты вызывающе, их наряд открывал то, что женщины обычно скрывают, и едва прикрывал остальное. В мужчинах бросался в глаза контраст между хрупким надломом одних и брутальностью других. Все кричали, не умолкая, громче всех – женщины. Все, казалось, только и ждали буддистского монаха и, встретив его, отпускать не собирались.

Ламаджи попытался обойти компанию, но женщина в красном взяла его под руку и, прильнув к нему своим горячим телом, увлекла его за собой, остальные двинулись следом. Впрочем, Ламаджи не сопротивлялся – обход Кайласа не может быть прерван, но может сочетаться с любыми, в особенности карнавальными событиями.

– Иди-иди! Тебе с нами хорошо, очень хорошо, – внушала ему размалеванная предводительница, не отпуская его от себя. – С нами всем хорошо: и беленьким, и сереньким, и оранжевым!

Компания с веселыми криками двигалась по узким и запруженным улочкам среди веселых кварталов Скапендра. Спутница Ламаджи не закрывала рта. С каждым новым поворотом градус компании поднимался, музыка становилась пронзительней, гримасы – болезненней, жесты – сомнамбуличней.

Не сбавляя скорости, компания свернула во двор, поднялась по крутой узкой лесенке и остановилась на площадке перед огромной дверью. Открылась широкая дверь – гора Кайлас повернулась к путнику северной стороной и открыла священный проход – трещину, ведущую в пещеру Самвары-Будды. Ламаджи ступил в этот священный проход. Будда, не шевельнувшись, вошел в последнюю высшую стадию медитации. Ламаджи утратил остатки связи с окружающим его миром страданий: больше не было города Скапендр. Он был Буддой, и он стоял перед Буддой. Самвара-Будда явился его внутреннему взору, чтобы передать ему новые наставления.

8

Роджер Фрипп шел по улице с палисадниками и цветами, с детьми, играющими в незнакомые ему игры, с гуляющими парами, с беседками посреди цветов и с людьми в этих беседках. Перекличка играющих детей, ароматы гелиотропов, пионов и флоксов, музыка, льющаяся из открытых окон – все это только усиливало его нервозность и беспокойство.

Роджер лихорадочно думал о болезни островитян, о неуловимости признаков эпидемии, о пугающей беспечности этого народа, не понимающего своего отчаянного положения. Мысли его мешались, образуя запутанный клубок, он чувствовал, что его затягивает бездна. Мир находится на грани коллапса. Эта идиллия ядовита и грозит полным распадом. Он думал о том, на что ему предстоит решиться, что предпринять, как остановить катастрофу. Роджер знал, что истоком расползающейся по миру эпидемии является скапендрийский дух. Этот дух следует одолеть.

Но что такое скапендрийский дух? Это то, что должно быть уничтожено. Он думал: люди не в состоянии вынести столько свободы, нельзя допустить такого плюрализма воль. Должны прийти диктаторы, воины, в крайнем случае, врачи, и сказать: всё, баста, теперь вы будете делать так, как мы скажем: лечиться, исправляться, подчиняться! Скапендрян нужно оградить от них же самих, ограничить жесткими законами, подчинить единой воле! Так всегда происходило в истории, и так должно быть. Приходили победители и диктовали свою волю. А побежденные сдавались или умирали.

Скапендрийский дух уже перекинулся на другие страны и расползается по миру. Пока не поздно, его нужно обрамить и дать ему направление. Это произойдет усилием извне или изнутри, это случится непременно. Все вернется на круги своя, и скапендряне будут жить, как остальное человечество. Это непременно будет так! Роджер Фрипп должен их остановить!!!

9

Было уже довольно поздно, когда я вернулся в гостиницу. Ламаджи и Роджера в номере не оказалось. Я спросил у администратора, с веселой искринкой в глазах, когда он их видел последний раз. Тот ответил, что не видел их с утра. Встревоженный их отсутствием, я вышел на площадь, не представляя, где их искать.

– Привет, старина. Какие прекрасные мысли роятся в твоем уме? Я вижу на твоем лице тревогу, – навстречу мне выступил мой знакомец из бара, на нем была широкополая соломенная шляпа и солнцезащитные очки, так что я не сразу его узнал в этом наряде. Для чего такой маскарад ночью, я также не мог понять.

– Да, меня беспокоит исчезновение друзей.

– О них не тревожься: Ламаджи уже вошел в центр священной горы Кайлас и стал Буддой.

Зная старого монаха, я успокоился. Да, он вполне мог стать кем угодно и жить в двух параллельных реальностях: абсолютной и относительной или в каждой из них поврозь.

– А Фрипп? Его тоже нет с утра дома.

– Фрипп зашел далеко и едва ли вернется. Это результат его внутренних неразрешимостей. Впрочем, беспокоиться о нем не нужно. Иножизнь предполагает спокойствие и невозмутимость в любых обстоятельствах.

– А что означают твои темные очки и шляпа?

– Правда, выглядит несуразно? Я вообще смотрюсь несуразно на этой планете. Каждый из вас смотрится так же нелепо или даже намного несуразней меня. Как и сама планета Земля. Кто-нибудь это замечает? А появись странно одетый человек, и сразу возникают вопросы: что да как да почему? Лучше скажи мне: разобрался ли ты в феномене Скапендра? Или тебя все еще мучают вопросы?

– Я понял, что это большой эксперимент в малом объеме острова – скапендряне решили выйти из потока и создать инопоток. Но выйти из инерции не просто. Для этого нужны сознательные усилия всех, кто участвует в игре. Можно ли рассчитывать на это? Можно ли на такое дело мотивировать все человечество? Религии этого не сумели – их импульс рано или поздно угасал. Аристократии были еще более кратковременными. Важно, что остров имеет ограниченную территорию – на это рассчитывали экспериментаторы. Начать с острова и распространиться на весь мир. Вопрос в том, как долго остальной мир будет мириться с тем, что происходит на Скапендре. Ты, наверное, знаешь ответ на этот вопрос.

– Знаю, ночью на острове высадится десант. Вас, медиков, прислали, чтобы усыпить бдительность аборигенов.

10

Заглянув в номер, я обнаружил в нем крепко спящего Ламаджи. Что это был за сон! Ламаджи в оранжевом балахоне лежал на своей постели под ярко светящей лампой, раскинув, как в полете, руки, с лицом, на котором было написано запредельное блаженство. Сам Будда не мог бы смотреться убедительней.

Я решил тоже освежиться сном, умылся и почистил зубы. Вернувшись из ванной, я с наслаждением вытянулся на кровати, закрыл глаза… и провалился в сон.

Послышались звуки, похожие на удары хлопушкой, какие-то потрескивания, бульканье, выкрики, свист. Потом зазвучал знакомый голос из репродуктора, произносивший слова «граждане», «братья», «единение», «битва». Я пробовал проснуться, но могучая сила затягивала и кружила меня в воронке сна. Я просыпался и опять погружался в сон. Внезапно наступившая тишина разбудила меня окончательно.

Я огляделся. Ламаджи в комнате не было. Посмотрел на часы – половина десятого утра. Какая странная ночь! Что это было – хлопушки, потрескивания, крики? Или мне все это приснилось? И куда опять пропал Ламаджи?

Я спустился к веселому администратору, но и того не было на месте. Долго звонил в колокольчик в надежде, что он появится и объяснит мне, что происходит и где я смогу получить свой завтрак. Наконец, появилась заспанная физиономия администратора:

– Что вам угодно?

В ответ на мои недоумения и жалобы администратор остолбенел от изумления:

– Как вы проспали всю ночь? Такую ночь!

– А что особенного было этой ночью? – спросил я его, уже не скрывая раздражения.

– Этой ночью решилась судьба Скапендра, – сверкнув глазами, ответил администратор. – На остров был высажен десант. Город был обстрелян артиллерией. Были созданы отряды добровольцев, в которые вступили все – и мужчины и женщины. Добровольцев разделили на бригады и раздали оружие. Ваш сосед по комнате, ну тот, в оранжевой юбке, записался в санитарный отряд. Эрих Нойман выступал перед людьми, он взял на себя роль народного трибуна и командование добровольческой армией. Всю ночь шла стрельба, били из гранатометов и пушек. Были жертвы с обеих сторон. И нашествие было остановлено – десантники покинули остров. Сотни из них перешли на нашу сторону, многие были взяты в плен. Скапендряне отстояли свою свободу! А вы проспали такую ночь! Но ничего, сегодня вы сможете увидеть праздник освобождения, который скоро начнется. Идите на площадь, Эрих Нойман опять будет говорить через репродуктор.

Теперь пришла моя очередь остолбенеть: действительно, как я мог спать в такую ночь – ведь мой знакомый предупредил меня заранее! Я думал: что будет с этим островом, как на него повлияют события этой короткой и ослепительной войны? Сможет ли он сохранить свое лицо, свою безмятежность, свои свободы?

Я поспешил на площадь, где уже стояли тысячи людей, ожидающих выступления главнокомандующего. Многие были с автоматами на плечах, чувствовалось, что они пришли сюда сразу же после битвы. Было много раненых, много женщин и детей. Казалось, люди были озарены сиянием, идущим от них самих. Разговоров было мало, никто не танцевал. Не было и следов вчерашней нервичности и неуверенности – на лицах была написана гордость и радость отвоеванной свободы.

Тут же на площади мне посчастливилось найти свободный столик и заказать кофе и круасаны. За соседним столиком сидела группа молодых людей, они держали друг друга за руки и пели незнакомые мне песни. Это были песни войны, которые я не ожидал услышать на этом острове, песни о потерях и о победе над врагом.

В репродукторе раздался знакомый голос, но в этом голосе не было прежней усталости, перепадов и раздумий. Он говорил:

– Друзья мои! Эта ночь нас многому научила. Мы поняли главное: чтобы быть свободными, мы должны уметь отказываться от свободы, а потом воскрешать ее снова. Помните: мы пришли в этот мир, чтобы наслаждаться жизнью. Только если мы счастливы, наша жизнь приобретет смысл и наши дела имеют смысл.

Человек ущербный несчастен и безутешен, он ищет врагов, воюет со своей Тенью и убивает каждую минуту своей жизни. Каждый миг, приходящий из Будущего в Настоящее и переходящий из Настоящего в Прошлое, становится его врагом, его Тенью. Он ходит по кругу, жизнь его превращается в ад.

У нас нет врагов в Прошлом, Настоящем и Будущем. Мы живем, предоставляя каждому определять свою собственную задачу и границы своей ответственности. Человек может увлекать других или быть увлеченным. Человек может преображать свою жизнь любовью и воображением. Человек может превозмогать притяжение и преодолевать границы. Эти принципы бессмертны, они живут в каждом из нас, и любой прогресс начинается с них. С них начинается подвиг и творчество, и с ними приходит победа. С победой вас, скапендряне!

Толпа на площади одобрительно загудела, впрочем, были слышны и упрямые свистки.

Я решил найти моего друга Ламаджи и вместе с ним вернуться домой.

ВРЕМЯ И МЕСТО

Музыка неба

1

Неопознанный металлический шар упал в Намибии во второй половине ноября; специалисты пока не могут установить его происхождение, но отвергают возможность того, что он был частью НЛО, и заявляют о безопасности находки для людей, сообщает интернет-издание The Namibians.

Шар с диаметром в 1,1 метра упал вблизи деревни Онаматунга между 15 и 20 ноября прошлого года. Его обнаружил местный фермер Лари Парк на своем маисовом поле. Окрестные жители утверждают, что слышали громкий взрыв в районе падения объекта.

Фермер Лари Парк также не делал из падения этого шара большого события, он был поглощен своими обычными заботами: свинофермой и принадлежащим ему маисовым полем. Свиньи у Лари Парка Норфельдской породы, большие и упитанные с удлиненными мордами, похожими на бараньи. Маисовое поле давало ему корм для свиней и еду для семьи.

Семья Лари состояла из слабоумной дочери Лизы и двух сыновей-подростков Гарри и Джона, которые нигде не учились, но и отцу не помогали. Лиза целыми днями смотрела телевизор или ходила вокруг дома и подбирала с земли разноцветные камешки, парни же неделями пропадали в соседнем селении, где жили аборигены овамбо, известные привязанностью к наркотикам, пьянством и развратом. Жена Лари ушла от него несколько лет назад с проезжим механиком из Аделаиды. Этим своим поступком она подарила ему застывшую на его лице и на всей фигуре печать растерянности и обиды.

Предки Лари Парка, выходцы из Шотландии, жили в Намибии с незапамятных времен. Отец его работал чиновником в Виндхуке и часто играл для своих друзей на волынке. От него тоже ушла жена, и он умер холостяком в 53 года, подхватив ВИЧ-инфекцию после посещения черного борделя.

Лари ушел от отца в 15 лет. Сначала он жил со смешанной компанией белых и аборигенов на окраине столицы, развлекаясь выпивкой и наркотиками и обучаясь африканскому сексу у немолодой бушменки из Уолфиш-Бея. Позже, когда эта жизнь ему порядком осточертела, он встретил парня из фермерской семьи, который много рассказывал ему о своем счастливом детстве вдали от городских трущоб на природе. Лари решил тоже стать фермером и выращивать маис.

Дальнейшая его жизнь была одной сплошной раной, а после ухода жены он утратил всякий к чему-либо интерес и выполнял свои житейские обязанности как машина. Было ли в нем еще что-то живое, теплилась ли надежда на лучшую жизнь? Никто никогда не видел в нем мягкой сердцевины, да и откуда она могла бы взяться. Главным для него было сводить из года в год концы с концами, выращивать маис, кормить свиней и напиваться в стельку каждый вечер, а на рассвете снова вставать и тянуть лямку. Иногда он себя спрашивал, есть ли на свете что-нибудь, ради чего он бы мог отдать свою никчемную жизнь, и отвечал: нет, конечно, нет! Женщины вызывали в нем отвращение, в бога он не верил, а с деньгами, появись они у него, он бы не знал что делать. Разве что купил больше свиней да подарил слабоумной дочке разноцветные бусы.

Когда на его поле упал шар и слух об этом происшествии разошелся по ближайшим фермам, сначала одни только ближайшие соседи приезжали к нему посмотреть и потрогать эту штуковину. С каждым из них он опрокидывал по стаканчику сидра и выкуривал по самокрутке. Приехало несколько журналистов из местных газет и один американец с застывшей на его лице гримасой превосходства над всеми. Позже, когда из Национального института судебной медицины в сопровождении местного шерифа и двух молчаливых спутников к Лари пожаловал Пол Лудик, чернокожий джентльмен солидной комплекции и с двумя подбородками, Лари впервые подумал о том, что из этого шара, который теперь, несомненно, является его собственностью, неплохо бы извлечь какую-нибудь выгоду.

Пол Лудик и его спутники долго пили сидр и курили городские сигареты, расспрашивая Лари о подробностях падения. Он повторил им то, что уже рассказывал соседям: да, он слышал громкий хлопок, хотя был в это время в свинарнике и возился в навозе, собирая его на удобрение. Удобрение он позже повез на свое поле и увидел шар рядом с дорогой. Шар был из светлого блестящего металла и лежал в ямке, образовавшейся при его падении. Лари попробовал откатить его ближе к зеленым зарослям, но не смог сдвинуть с места. Было видно, что он сделан из толстого тяжелого металла и что для того, чтобы его сдвинуть, нужен кран или экскаватор, а не его хилый пикап.

Тогда Пол Лудик предложил двум своим спутникам и шерифу столкнуть шар с места. Поднатужившись, они с большим трудом вытолкнули его из ямки и подкатили к дороге, но тут Лари заявил, что поскольку шар – это его собственность, он не хочет, чтобы его выкатывали с участка на дорогу, которая ему не принадлежит, а является общим достоянием. Шериф подтвердил законное право Лари на владение шаром, и Пол Лудик со спутниками и шерифом уехали восвояси, Перед тем как уехать, гости проделали с шаром какие-то научные манипуляции, поскребли его напильником и покапали на него кислотой. Лари не стал возражать против этих действий, потому что ему самому тоже хотелось узнать, из какого металла сделан упавший на его участок предмет.

Через день Пол Лудик приехал снова с двумя спутниками. На шар они поглядели только издали и трогать его не стали, но зато вызвали Лари из свинарника и, налив ему в пластиковый стакан до самого верха джина, начали расспрашивать его о его семье и хозяйстве. Все узнав и записав, Пол Лудик вынул из бумажника пятьдесят стодолларовых ассигнаций и предложил Лари тут же подписать договор о продаже упавшего с неба шара. Покупателем выступала какая-то неизвестная фирма, впрочем, Лари это было неважно. Таких денег у него никогда не бывало, но он смекнул, что может заработать больше, и не стал ничего подписывать. Пол спрятал деньги в свой бумажник, хлопнул дверцей джипа и уехал со своими дружками.

2

Ночью Лари не спалось, он встал, подбросил свиньям отрубей и пошел на свое поле к шару. Ночь была безлунная, жаркая. Звезд на небе тоже не было видно. Еще издали Лари заметил над дорогой какое-то свечение, будто жгли солому. Он ускорил шаг, потом начал бежать. Свет становился все ярче, он окружал шар холодным белесоватым облаком. Так светится экран телевизора, если в доме выключен свет. Такое свечение бывает иногда вокруг луны при чистом небе.

По мере того, как Лари приближался к шару, шаги его замедлялись. Он подошел совсем близко, и ему показалось, что он слышит какую-то музыку. Да, он не ошибался, из шара раздавались волнистые, кружевные звуки знакомой музыки, которую, Лари был уверен, он знал с раннего детства, с тех лет, когда отец играл для них на волынке, а он, босоногий мальчишка, танцевал под нее со своей сестренкой Клер. Лари уже вошел в облачко, окружавшее шар – изнутри оно казалось голубоватым паром, – и доверчиво слушал знакомые мелодии с необычайно живыми свежими оттенками, которые лучились и переливались, наполняя его неведомым прежде блаженством. Он начал двигаться в ритм с этой музыкой, и его натруженные руки и ноги были легкими в танце, как в молодости. Лари забыл о своих тревогах, которые держали его столько лет в непрерывном напряжении, он танцевал на дороге перед своим маисовым полем, и ему было спокойно и хорошо.

Бывает, человек всю свою жизнь ждет чуда, читает о пришельцах, мечтает вырваться из повседневности в выдуманный рай – ни о чем подобном Лари Парк никогда и не помышлял. И вдруг из зернышка, упавшего в его душу в далеком детстве, вырос цветок, и он понял, отчего он страдал все эти годы. Ему недоставало музыки – той, которую он сейчас слышал, которая наполняла его тело и душу. Больше ему не нужно было ничего. Он забыл обо всем на свете: ферма, свиньи его больше не интересовали, и даже шар, который упал на его поле и который мог принести ему неслыханное богатство, даже этот чудесный подарок неба он больше не связывал с наполнявшей его музыкой. Музыка, которую он слышал, жила и дышала сама по себе и ни в ком и ни в чем на земле не нуждалась. Он понял, наконец, для чего он живет – для того, чтобы музыка наполняла его до краев, а он отдавался и служил ей до последнего вздоха.

3

Когда на следующий день Пол Лудик со своими спутниками снова приехал к Лари с тем, чтобы предложить ему пятикратную цену и завершить сделку, он еще издали увидел его танцующим на дороге перед шаром. Глаза у Лари были закрыты, а на его лице отображалось идиотическое блаженство. Когда Пол Лудик спросил Лари, чего это он растанцевался в такой ранний час, тот остановился и посмотрел на Лудика, его не узнавая. Даже не танцуя, Лари подергивался и качался как в танце. Лудик трижды повторил свой вопрос, после чего сел в свой джип и поехал за шерифом.

Через час шериф увез Лари Парка в ближайший госпиталь, где, едва взглянув на него, врач велел санитарам отвести Лари в сарай с относительно спокойными больными. Лари больше не танцевал, а в ответ на обращенные к нему вопросы радостно улыбался. Сидя на куче соломы в отведенном ему углу он казался умиротворенным, почти счастливым. Жители спокойного барака, аборигены овамбо, числом до 15 особей, пившие местную самогонку до полной утраты сознания, появления среди них нового подселенца не заметили. Кстати, одно из правил этого заведения состояло в том, что его клиентам не предоставлялось никакого питания. Многие питались тем, что находили в выгребной яме.