Текст книги "Мы еще встретимся"

Автор книги: Аркадий Минчковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Глава 14
СНОВА ОГОРЧЕНИЯ

И Тоня пришла.

Был такой же день. Она вернулась из школы и сразу же села делать уроки. И вдруг ей сделалось скучно сидеть одной и решать задачи. Тоня подумала: «Потом!» Она побегала по пустой квартире, поговорила о своих делах с Василисой. Подошла к телефону и сняла трубку. В ней загудело. Тоня поскорей положила трубку. Ей захотелось позвонить Нине Анисимовне и сказать, что ей хорошо живется у папы и мамы, только скучно одной в квартире. И тут она вспомнила о Толике. Он, наверное, сидит в своей комнате и тоже скучает. И Тоня решила: нечего ему там сидеть!

Она накинула пальто, вышла на лестницу и позвонила в соседнюю квартиру.

– Кто там? – послышалось из-за двери. Это был его голос.

– Это я, Тоня.

Двери сразу отворились. В них стоял Толик. Он заулыбался и сказал скороговоркой:

– Ой, как хорошо, что ты пришла! Хочешь, я буду играть тебе сколько хочешь?

Тоня вздохнула. Она подумала о том, что потом опять придет его мама и Толик перестанет играть, а ей надо будет уходить. И она сказала:

– Идем лучше гулять.

Толик подумал и вдруг решительно кивнул:

– Ладно, пойдем. Согласен. Мне надоело дома. Сейчас надену калоши.

Он выскочил на лестницу в криво надетом беретике и пальто нараспашку.

– Застегнись как надо, – сказала Тоня и поправила ему берет.

Когда они с Толиком появились во дворе, все, кто там был, очень удивились. Кое-кто даже поглядывал, не идет ли за Толиком мама. Но мама не шла.

Тоня сказала:

– Давайте играть все вместе. С Толиком.

Но немедленно выступила Лера:

– Во что с ним играть? – Она презрительно сжала свои тонкие губы. – Он не умеет играть. Он только с мамой своей гуляет.

– Сумеет. Не кривляйся, – твердо заявила Тоня. – А ты, если не хочешь, можешь уходить.

Лера только хихикнула и пожала плечами, но никуда не ушла. А Тоня действительно придумала такую игру, что Толик оказался в ней вовсе не лишним.

Играли в космонавтов. Толик был главный конструктор. Он, оказалось, все знал и требовал, чтобы все было так, как на самом деле. А Тоня была Терешкова. Ее запустили в космос, и она кружила по двору. Лера тоже захотела быть Терешковой, но Толик сказал ей, что она будет дублером. Лера рассердилась, дублером быть отказалась и сказала, что Тоня на Терешкову нисколько не похожа, потому что Терешкова красивая. Но ее никто не поддержал, так Тоня и осталась Терешковой.

Только Тоня ступила на землю и начала рассказывать, что она видела в космосе, как к дому подъехала машина и из нее вышел папа Толика.

Увидев отца, Толик ничуть не испугался, побежал ему навстречу и крикнул:

– У нас никого нет дома, а мы играем. Я пришел с Жульеттой!

– Ну что же, – доцент Бобро растерянно оглядывался, заметив рассыпавшихся по двору детей, – если тебе нравится… А что скажет мама?

– Мне нравится. И я вовсе не простудился. Пусть она не думает. А теперь я пойду с тобой.

Он взял отца за свободную руку – в другой, как всегда, у того был тяжелый портфель – и, довольный, пошел со двора, будто забыв, что игра была устроена для него.

Кто-то крикнул:

– Давайте без Толика!

Но охота играть в космонавтов без главного конструктора отпала. Игра окончилась внезапно, как кончаются все игры. Сколько ни спорили, как бы играть еще, выдумать ничего не могли.

Тоня подумала о том, что в это время в детском доме они обычно гуляли по городу.

– Девочки! – крикнула она. – Давайте пойдем на экскурсию. И мальчишек, если хотят, возьмем.

– А куда? – спросил кто-то.

– В сад, – решила Тоня. – В Летний сад собирать листья. Кто соберет самый красивый букет!

– Ну вот еще! Кому нужны твои листья?! – заныла Лера.

Но другим Тонина идея пришлась по душе.

– Пошли, пошли!

Нина с пятого этажа робко напомнила, что следовало бы спроситься у мамы. Но ей сказали:

– Мы же все вместе и сейчас вернемся. А то еще не пустят.

Присоединились и мальчишки. Они пошли вперед, размахивая самодельными мечами, которыми играли в мушкетеров, а теперь собирались накалывать на них листья.

Лера выскочила на улицу и кричала вдогонку:

– Вам всем попадет, попадет!

Но ее никто не слушал. Тоня командовала:

– Только не разбредаться. Идти всем вместе!

Решетчатые ворота Летнего сада оказались запертыми. Висела табличка: «Сад закрыт».

Сквозь решетку были видны пустынные сырые дорожки, вдоль которых стояли будки, похожие на громадные скворечники. В будках прятались на зиму статуи. Стало обидно, что пришли понапрасну. И тогда Тоня предложила:

– Идемте смотреть на «Аврору». Она стреляла по дворцу. Там есть пушка.

Мальчишкам это понравилось, но девочек охватило сомнение:

– Далеко туда.

– Ну да! Только мост перейти.

Но, как говорится, чего не сделаешь за компанию. Двинулись через длиннющий Кировский мост. По пути говорили о разном. О том, что днем с крепости стреляет настоящая пушка и что зимой тут в проруби купаются дядьки, которые называются «моржами». Тоня сказала:

– А есть еще паровоз, на котором Ленин был за кочегара. Он теперь никуда не ездит, а стоит на вокзале.

– А туда тоже пойдем? – встревожилась Нина с пятого этажа.

– В другой раз, – успокоила ее Тоня.

Дорогу им преградили огромные машины. На прицепах везли целые стены с окнами.

– Дом едет, – сказал кто-то.

– Не дом, а только один этаж. Таких будет до самого неба, – сказала Тоня.

Мальчики наперебой стали кричать, какие теперь есть громадные подъемные краны. Утверждали, что они могут поднимать целые этажи. И что есть кран, который может поднять со дна моря затонувший пароход, а сам он тоже плавает по воде.

Когда подошли к «Авроре», начало смеркаться. Казавшийся издали маленьким корабль возвышался над водой, как дом. Три трубы темнели на фоне низких тяжелых туч.

– Теперь никаких труб нет, – заявил кто-то из мальчишек. – Все двигатели атомные.

– Зато с трубами красиво рисовать, – сказала Тоня.

И тут пошел дождь. Он начался неожиданно, и спрятаться от него было некуда. Кто-то крикнул:

– Побежали скорей домой!

И мальчишки наперегонки бросились к мосту.

Девочки бежали, взявшись за руки. Так велела Тоня. И дождь оказался вовсе не таким страшным. Он был не сильный. Вместе бежать было даже весело. По дороге все визжали. Так делалось еще интересней.

Когда заскочили в ворота, стали отряхивать свои шапочки и береты. Потом разошлись по квартирам. Никто не ждал, что их похвалят за прогулку.

А Тоню ожидала неприятность покрупнее.

По дому уже распространился слух, что детей увела она. Еще немного, и собирались обращаться в милицию.

– Как же ты могла выдумать такое?! – спрашивала Аня, стаскивая с девочки мокрые чулки. – Да еще всех потянула за собой.

– Они сидят во дворе и ничего не знают. А я им показала «Аврору» и про революцию рассказала.

– Да разве же можно уходить без взрослых! – как могла строже сказала Аня. – Вот придет папа, он с тобой поговорит.

Вскоре Тоня, уже тихонькая и аккуратная, сидела за столом и делала уроки. Аня следила за ее занятиями, но больше ни о чем с нею не разговаривала. Она надеялась – молчание будет хорошим укором ребенку. Аня ждала, что к ней вот-вот явятся родители детей, которых увела Тоня, и придется выслушивать возмущенные речи. Но, как ни странно, жаловаться никто не пришел. Вскоре Тоня решила все примеры и, соскользнув со стула, спросила:

– Можно я пойду к Рите?

Аня ничего не ответила, и Тони сразу же не стало в комнате.

Глава 15
КАК ЖЕ С ТОБОЙ БЫТЬ?

Тоня постучала в дверь.

– Можно к тебе, Рита?

Рита сидела у стола и с пером в руках думала над листом бумаги.

– Ты тоже делаешь уроки? – спросила Тоня.

– Нет, пишу письмо.

– Кому?

Рита вздохнула и улыбнулась Тоне. Потом она сказала:

– Кому нужно. Одному человеку.

– А куда?

– В Мурманск.

– Где это Мурманск? – спросила Тоня.

– Далеко на севере.

– Мы ведь тоже на севере.

– Там север настоящий.

– Красивый, как юг?

– Нет, совсем другой. На юге море Черное, а на севере Белое.

– Белого цвета?

– Так называется. Север красивый. Там скалы над морем и птиц целые тучи. А в море моржи. Большие, жирные… Полгода там светит солнце, а полгода ночь.

– И все спят?

– Нет. Работают, как всегда. Рыбаки уходят в море за рыбой на больших кораблях. А привозят ее столько, что можно наполнить наш дом.

– Ого! Ты была там?

– Нет еще.

– А откуда знаешь?

– Знаю, – кивнула Рита и чуть покраснела. – Там еще бывает северное сияние… А в самом Мурманске бухта, и в ней стоят корабли со всего света.

– Я хочу на север, – сказала Тоня.

– Еще успеешь.

Рита смотрела на Тоню, а думала о чем-то своем. Она снова взялась за перо.

– Не мешай мне, садись и рисуй. Вот тебе бумага.

– Я буду рисовать север, – сказала Тоня.

Она побежала к себе в комнату и отыскала цветные карандаши.

– Я пойду к Рите. Рисовать север.

– Разве тебе тут мешают? Садись к столу и рисуй, – попробовала ее остановить Аня.

– С Ритой лучше.

Тоне, конечно, и в голову не могло прийти, что брошенные ею слова задели Аню. Шаги девочки простучали в коридоре, хлопнула дверь Ритиной комнаты. Аня села на стул. Почему она так торопливо бежит отсюда? Почему ей лучше у Риты? Разве она, Аня, не делала все для того, чтобы Тоне было у них хорошо? Разве она не старалась дать девочке понять, что ее здесь любят и о ней заботятся? Вот и сегодня. Другого бы ребенка наказали за такую выходку. А она с Тоней только поговорила, и все. И вот благодарность! Как же быть с ней? Аня терялась в догадках.

Когда через некоторое время Аня вышла в коридор, из комнаты Марии Гавриловны слышался смех.

– Какое же это северное сияние? – сквозь смех говорила Рита. – Оно у тебя похоже на радугу.

– А я не видела его, – в ответ хохотала Тоня.

– А это кто такие?

– Моржи.

– Совсем непохожи. Вот они какие…

– А у тебя похоже на птичек с усами.

И снова обе весело смеялись. Видно, им было хорошо вдвоем и они ни в ком больше не нуждались. Аня вернулась к себе.

Пришел Петр Васильевич. Аня рассказала ему о дворовом приключении. Она думала – он не на шутку расстроится, а Петр Васильевич выслушал ее с интересом и как-то странно, чуть ли не восхищаясь, сказал:

– Вот заводила!

– Я обещала, что ты задашь ей. Ты уж, пожалуйста, построже, а то что же это будет.

– Хорошо, – кивнул Рябиков.

Он вышел в коридор и через дверь позвал дочку.

Тоня прибежала с листком бумаги, на котором была нарисована кривая разноцветная дуга.

– Это такое северное сияние, – сказала она, приглашая Петра Васильевича вместе посмеяться над рисунком.

– Садись-ка, – сказал он. – Ты как же это отличилась сегодня?

Петр Васильевич говорил, а Тоня сидела потупя взор и слушала. Она видела, как через угол стола, останавливаясь и потирая задние ножки, бесстрашно ползла муха, но не смела ее пугнуть. Рябиков старался быть строгим, но вдруг понял, что Тоня его нисколько не боится, а только ждет, когда он кончит говорить. Тогда Петр Васильевич решил переменить тактику:

– Ты уже большая. Лучше бы сделала что-нибудь для общей пользы.

– А что? – оживилась Тоня и наконец согнала нахальную муху.

– Ну, например, помогла бы взрослым. Не гоняй мух, слушай.

– Хорошо, – кивнула она. – Я больше не буду.

– Что не будешь?

– Уводить девочек на экскурсию, а буду помогать взрослым.

Кажется, оба они остались довольны друг другом.

Петр Васильевич сходил на кухню, где была Аня, и сказал:

– Я с ней серьезно поговорил. Она больше не будет.

Но когда через полчаса Тоня уже спала, жарко раскидавшись на постели, Аня увидела, как он, пряча счастливую улыбку, поправлял сползшее с ног девочки одеяло.

Глава 16
ДЛЯ ОБЩЕЙ ПОЛЬЗЫ

Это был на редкость счастливый день. Домой не задали никаких уроков. В такие дни и серое небо кажется голубым, и мокрые тротуары гладенькими, как каточки, по которым можно катиться на подошвах до самого дома.

Тоня почти бежала домой. Хотелось сделать что-нибудь для всех. Хотелось не оставлять открытыми дверей, не жечь понапрасну свет в коридоре и вообще делать только хорошее.

Она разделась и пошла на кухню, чтобы отдать Василисе половину сосиски, которую принесла ей, сохранив от школьного завтрака. Но Василисы, как нарочно, дома не оказалось. Тоня была одна-одинешенька. От скуки она пробежалась по коридору и тут заметила электрический полотер, которым супруги Наливайко натирали пол у себя в комнатах. Вчера вечером Тоня видела, как этим делом занимался Евгений Павлович. Он-то и оставил здесь полотер, который теперь тихо скучал, уткнувшись в угол. Тоня посмотрела на пол в коридоре, на следы от своих ботиков и пришла к выводу, что пол пора натереть. Возле полотера стоял еще маленький черный ящичек. Провод от него шел к штепселю. А другой провод от электрополотера надо было включить в свободные дырочки в ящичке. Так – Тоня видела – делал вчера Наливайко. Еще он щелкал рычажком между ручек. Тоня нащупала этот рычажок и щелкнула им так же, как Евгений Павлович. Потом размотала черный провод, протянула его до ящичка и включила. Полотер загудел и сумасшедше завертелся на месте. Он, наверное, бы упал, если бы Тоня не успела его схватить. Она взялась за резиновые ручки, и полотер послушно и легко пополз вправо и влево по паркету. От удовольствия Тоня даже засмеялась. Пол был очень скоро натерт. Следов от ботиков не осталось. Тоня заглянула в кухню и подумала, что там пол тоже стоило бы натереть. Она отключила полотер от ящичка и поволокла в кухню. Это было совсем не легко, но она справилась.

Потом еще хотела перетащить и ящичек, но он оказался таким тяжелым, что она решила: можно обойтись без ящичка – и включила провод прямо в штепсель на кухне. Полотер взревел на всю квартиру. Но мотор погудел совсем недолго и вдруг затих. Напрасно Тоня щелкала рычажком вверх и вниз. Напрасно вытаскивала и вставляла в штепсель вилку. Упрямая машина больше не хотела гудеть. И тогда Тоня поняла, что в полотере что-то испортилось. Сперва она испугалась, а потом решила, что самое правильное – считать, будто полотер сломался сам, стоя в углу. С трудом она оттащила его на место и ушла к себе.

Вскоре захлопали двери. Потом в коридоре раздались шаги. Тоня прислушалась. «Шор, шор, шор…» – это зашлепала в своих туфлях Мария Гавриловна. А вот это – «цок, цок, цок…» – застучала каблучками Рита. Из кухни донеслись голоса. Может быть, это уже Ольга Эрастовна? Вот сейчас она придумает опять натирать пол и станет удивляться.

Пришла Анна Андреевна, посмотрела на подозрительно притихшую Тоню и отправилась на кухню.

Тоня приблизилась к двери и стала слушать, не говорят ли на кухне что-нибудь про электрополотер. Но на кухне говорили о том, что надо написать в газету, чтобы с улицы убрали пивной ларек, потому что пьяницы безобразничают и с ними нет никакого сладу. Тони это не касалось, и она успокоилась.

Пришел Петр Васильевич. В театре был выходной день, и Рябиков ходил по всяким своим делам. Теперь он вернулся, снял пиджак и переодел туфли.

– Какие дела, дочка? Есть новости?

Тоня помотала головой.

– Неужели так-то уж ничего нет нового?

– Ничего.

Рябиков взял девочку за подбородок и заглянул ей в глаза.

Тоня застеснялась и отвела лицо в сторону.

– Значит, хороших новостей так и нет. Ну, ладно. – Петр Васильевич отыскал газету и хотел с ней усесться на оттоманку. Но тут вдруг Тоня сказала:

– Есть новость. В школе не задали уроков.

– И все?

Тоня чуть вздохнула:

– И еще есть новость.

– А ну-ка!

Она перешла на шепот:

– Сломался полотер.

– Какой такой полотер?

– Которым натирают пол.

– Где?

– У нас дома. Ольги Эрастовны.

– Вот те раз! Как же так он сломался?

Тоня молчала опустив голову.

– У Ольги Эрастовны сломался?

Тоня снова помотала головой. Уши ее покраснели.

– Нет. Ее не было дома. Сам сломался.

– Как же это он так, взял и сам сломался? – Ря-бикоз отложил газету.

– Я только хотела натереть пол на кухне. Для всех.

– Так ведь там же не паркет. Тоня молчала.

– Ты что же, сама его туда потащила? – продолжал Петр Васильевич.

– Только ящичка я не тащила.

– Какого ящичка?

– А он такой маленький, черненький, – Тоня показала, какой там был ящичек.

– Трансформатор?

– Я только вставила, а он погудел и перестал.

– Ах ты техник!

– Я хотела, чтобы на кухне было красиво.

В этот момент в комнату вошла Анна Андреевна.

– Слышала новости? – сказал Петр Васильевич. – Натирала пол на кухне наливайкиным полотером и включила его без трансформатора. А он же у них старый, на сто десять, – и он рассмеялся.

Аня схватилась за щеку:

– Этого нам только не хватало! Что же ты смеешься, Петя? Что теперь люди скажут…

– Кто смеется? Я совсем не смеюсь, – лицо Петра Васильевича сделалось преувеличенно строгим.

– Как это ты так отличилась?

– Что же это, Тоня? Разке можно брать и ломать чужие вещи? – сказала Аня.

Тоня взглянула на Петра Васильевича. Может быть, здесь она найдет сочувствие. Но ни сочувствия, ни оправдания ей не было. Взрослые молчали. Плечи Тони мелко задрожали.

– Плакать поздно. Не надо было брать. Как теперь с Наливайками объясняться? Ведь ты уже большая.

– Ладно, я с ними поговорю. Но это верно. Не надо брать чужих вещей, дочка.

Рябиков погладил Тоню по голове и пальцами стер с ее щеки слезу.

Тоня уже не плакала, но, как и раньше, глядела в пол.

Аня взглянула на Петра Васильевича и, вздохнув, вышла с баночкой соды, за которой приходила.

Петр Васильевич понимал – Аня права. Понимал и казнился. Но что делать? Он не мог видеть Тониных слез. И он тоже вздохнул и сказал Тоне:

– Вот видишь?

Потом он пошел к Наливайкам и осторожно постучал в двери их комнаты.

– Да, да!.. – послышалось оттуда.

Петр Васильевич отворил двери. Супруги готовились к своему позднему обеду. Шурша шелковым халатом, Ольга Эрастовна хлопотала между столом и сервантом. Наливайко, в полосатой курточке, читал у лампы дневного света. Когда вошел Петр Васильевич, он обернулся. Кандидат любил всякие новости.

Петр Васильевич кашлянул и рассказал семейству о том, что случилось в их отсутствие.

Узнав, что новость касается порчи домашнего имущества, Евгений Павлович надел очки и снова уткнулся в книгу. Этим он как бы хотел показать, что это дело целиком компетенции Ольги Эрастовны.

– Я его возьму и починю. Может быть, только перегорел предохранитель. Она, видите ли, включила без трансформатора. Ну, и вот… – Закончил свою неловкую речь Рябиков.

Вместо ответа Ольга Эрастовна посмотрела в сторону мужа:

– Это ты, конечно, Евгений, оставил там?

Не оборачиваясь, кандидат неуверенно пожал плечами.

– Так я возьму его, – продолжал Петр Васильевич.

– Берите, – Ольга Эрастовна снова принялась накрывать на стол. – Придется теперь все убирать в комнаты.

– Я думаю, больше этого не повторится, – сухо произнес Рябиков.

– Да нет, пустяки, – спохватилась Ольга Эрастовна. – Конечно, ребенок! – она выдавила улыбку. – Я только хотела сказать: будет у вас теперь забот, Петр Васильевич.

– Будет, – Рябиков кивнул и вышел из комнаты.

– Вот ведь он же еще и обиделся, – сказала Ольга Эрастовна. – Жили люди спокойно, а теперь… Нет, я, конечно, не против детей. Аня еще молодая. Они бездетные. Понятно. Но ведь сколько хлопот!.. В квартире одну оставишь – думай, не натворила бы чего-нибудь, на улицу уйдет – не случилось бы что с ней… О школа тоже думай… Есть, конечно, и радости, – Ольга Эрастовна задумалась. – Если бы у меня в молодости была отдельная квартира, мы бы, наверное, тоже мечтали о маленьком живом существе. Как ты думаешь, Женик? – неожиданно обратилась она к молчавшему за рабочим столом мужу.

– Я думаю, я думаю… – буркнул, не отрываясь от книги, Наливайко. – Я думаю, что детей не заводят и не отказываются от них по квартирным соображениям.

Ольгу Эрастовну задело.

– Может быть, ты хочешь сказать, что в свое время это я не захотела, чтобы у нас кто-нибудь был?

– Причем тут мы! Я вообще… – Евгений Павлович понял, что допустил неосторожность, которая будет ему дорого стоить.

– Посмотрела бы я на тебя! Что бы ты сказал, если бы такая Тоня похозяйничала тут хоть один день… Садись, пожалуйста, есть.

Садиться было еще рано, так как приготовления к обеду не были закончены, но Евгений Павлович забрал книгу и послушно перебрался к другому столу.

Глава 17
СТРАННЫЕ ВЗРОСЛЫЕ

Не догадываясь о том, какие чувства вызвал его приход в семье Наливайко, Петр Васильевич сидел за столом и насвистывал перед разобранным на газетном листе электрополотером. Машина оказалась старой и никуда не годной. Она уже доживала свой технический век. Предохранитель действительно перегорел. Но и другие части имели изрядно потрепанный вид. Петр Васильевич делал то, что было возможно сделать в домашних условиях. Он старательно перетирал детали, чистил их, смазывал и ставил на место.

Он предполагал провести вечер совсем по-иному, и вот дочка дала ему неожиданную работу. Но самое удивительное было то, что ему доставляло непонятную радость чинить старую рухлядь, которую поломала Тоня. Он делал это с таким усердием, словно отремонтированный полотер мог доставить дочке необыкновенную радость.

Тони в комнате не было. Аня устроилась на кушетке, штопала детские чулки. Петр Васильевич отлично понимал, что Аня осуждала его мягкость, что вот, например, сегодня ему следовало поговорить с Тоней по-отцовски серьезно, а он глупо радуется тому, что ремонтирует этот разваливающийся на ходу электроприбор.

И Аня словно поняла его мысли. Неожиданно она рассмеялась, показала мужу надетый на гриб детский чулок и сказала:

– Вот видишь. Я тут, а ты там – оба на дочь работаем. Похожи на настоящих родителей. – Она немного помолчала и добавила: – Нет, Петя. Так уж оно, видно, сложилось – если ей и будет доставаться, так только от меня. Она меня боится, а тебя – нет. Тебя любит. Ну что ж, пусть так. Кому-то надо…

– Ну, подожди, подожди, – возразил Рябиков. – Не все я ей потакать стану.

– Ой ли! – и Аня опять рассмеялась.

А Тоня меж тем уже забыла о всех огорчениях. Она сидела на стуле в комнате Риты, болтала ногами и смотрела эстрадный концерт по телевизору. Играл оркестр, и пели певцы. Но это было не самое интересное. Самое интересное было то, что Марии Гавриловны дома не оказалось, она ушла в кино, а у Риты сидел гость. Гость был моряком, в пиджаке с блестящими пуговицами. Он сидел рядом с Ритой на диване и тоже смотрел телевизор.

Когда Тоня вошла в комнату, Рита торопливо встала и познакомила ее:

– Это Юрий Всеволодович. Он приехал из Мурманска, – сказала она. – А это наша соседка Жульетта.

Так, значит, это и был тот самый «один человек», которому Рита писала письма? Он тоже встал и пожал Тоне руку. Потом опять сел на диван. От него пахло одеколоном. Рита была одета в новое платье и туфельки, но никуда не спешила, а сидела на диване рядом с моряком и смотрела телевизор.

Тоню тоже усадили. Только не на диван, а на стул перед телевизором. Рита принесла картонку с пирожными и велела выбрать, какое она хочет. У Риты Тоня никогда не смущалась. Она взяла пирожное и стала есть. Было очень хорошо смотреть телевизор и есть пирожное.

Тоня покончила, с пирожным и обернулась. Рита и моряк сидели совсем рядом на диване и держались за руки, как дети. Когда Тоня на них посмотрела, они отодвинулись друг от друга.

– Там вам далеко. Идите сюда. Тут есть стулья, – позвала Тоня.

– Нам видно, – сказала Рита.

Концерт по телевизору кончился, и стали говорить что-то совсем неинтересное. Тоня поняла, что Рите и ее гостю тоже было скучно. Она решила их немного повеселить. Соскочила со стула и побежала к себе в комнату. Там, не обратив внимания на то, чем занимается Петр Васильевич, схватила недавно подаренный ей фильмоскоп и кинулась назад.

Когда она распахнула двери в Ритину комнату, моряк и Рита резко отодвинулись друг от друга, и Тоня подумала, что они поссорились. Она поняла, что пришла вовремя.

– Давайте смотреть фильмоскоп! – предложила она. – Здесь сказка про Карлика-Носа. Он очень смешной.

Тоня уселась на диван между Ритой и ее гостем.

– Давайте зажжем свет, – сказала она.

Но Рита не согласилась:

– Сейчас по телевизору будет интересное. Иди садись туда. А фильмоскоп мы потом посмотрим.

Моряк встал и заходил по комнате. Звездочки на его плечах, как снежинки, белели в темноте.

Тоня немного посидела у телевизора. Но ничего интересного так и не было. Рита и моряк тоже, наверное, ждали, что вот-вот начнется веселое. Они притихли за Тониной спиной. Она подумала, чем бы их развеселить.

– Я сейчас, – вдруг сказала Тоня.

Она вернулась к себе и стала рыться в портфельчике, разыскивая книжку про «Золотой ключик». Уж этой-то сказкой можно занять Риту и ее гостя.

Но когда она вбежала к ним, Рита сразу же поднялась навстречу. Они все еще сидели на диване и скучали.

– Тоня, – сказала Рита, – тебе пора спать. Поздно.

– Я хотела вам почитать.

Моряк ничего не сказал. Он только щелкнул крышкой портсигара и положил в рот папиросу.

Рита взяла Тоню за плечи и повернула лицом к коридору:

– Иди, Тонечка. Время. И телевизор сегодня неинтересный.

Двери закрылись. Тоня осталась одна.

«Странные взрослые, – подумала она. – Им же хочешь сделать как лучше, а они сами не хотят. Ну и пусть».

Она снова отворила двери. Моряк вскочил с дивана.

– Отдайте фильмоскоп, – сказала Тоня.

Ей отдали фильмоскоп и закрыли двери. Вдруг Тоня увидела в конце коридора Олега Оскаровича. Он шел из кухни с кастрюлькой и держал ее через полотенце. Тоня вспомнила, что Олег Оскарович не любит, когда в коридоре горит свет. Она кинулась к выключателю и повернула его.

– Кто это сделал? – послышался голос в темноте.

– Я, Тоня.

– Сейчас же зажги. Я могу обвариться.

– А вы сами сказали, надо беречь электричество.

– Да. Но не тогда, когда человек идет с кипятком. Зажги!

Тоня включила свет. Кукс прошел к себе в комнату, поставил кастрюльку на мраморную подставку и тогда выглянул в коридор:

– Вот теперь следует погасить.

Но в коридоре уже никого не было, и Олег Оскарович выключил свет сам.

Тоня вернулась к себе.

Петр Васильевич кончил чинить полотер и опустил его на пол.

– Внимание! – предупредил он. – Сейчас будем пробовать.

Полотер был включен в черный ящичек, который стоял раньше в коридоре. Петр Васильевич щелкнул рычажком. Машина запела свою электрическую песню и легко заползала по паркету.

– Работает, и еще почище, чем раньше! – весело крикнул Рябиков.

Тоне опять захотелось поводить полотер, но она не решилась просить об этом и убрала руки за спину. Петр Васильевич выключил машину. В комнате сделалось тихо.

– Больше не смей его брать. Не надо трогать чужого. Слышишь? – сказал он Тоне.

– У нас в детдоме не было чужого, – сказала Тоня.

– То детский дом, а тут коммунальная квартира, – непонятно пояснил Рябиков. – Вот здесь, в комнате, все наше. Твое, мое, мамино… А там чужое. Если тебя просят о чем-нибудь – делай, а без спросу – нет.

– Хорошо, – кивнула Тоня. – Я без спросу не буду.

Тут Петр Васильевич опять включил и выключил электрополотер.

– Слышишь, как гудит?

Петр Васильевич наклонился, чтобы поднять с полу ящичек. Они были одни в комнате. Быстрым движением Тоня обняла его за шею и коротко чмокнула в щеку.

– Ну, ладно, – сдавленно произнес он. – Смотри…

А Тоня подумала о том, какие смешные эти взрослые: те – сидят в темноте и не хотят, чтобы им читали веселую книжку, когда самим скучно. А тут… Сначала ее ругают за то, что сломался полотер. А теперь, когда его починили и Ольга Эрастовна сердиться больше не будет, Петр Васильевич смотрит на нее так, будто готов заплакать.

Но Тоня ничего не сказала, решив еще подумать об этих странных вещах.