Текст книги "Мы еще встретимся"

Автор книги: Аркадий Минчковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Глава 8
ЕЩЕ ОДНО ОБЪЯСНЕНИЕ

– Ой, до чего же вымок! – воскликнула Аня, когда он вошел в комнату. – И куда спешил, обождал бы.

– Да разве переждешь! Льет без остановки.

Петр Васильевич снял промокшие пальто и кепку и повесил их на крючок.

Стол был накрыт по-праздничному. В вазе лежали яблоки. Аня его ждала.

Рябиков скинул пиджак, повесил его на спинку стула и отправился в ванную. Он мылся с удовольствием. Весело насвистывал мотивчик польки из «Тараканища».

Аня сходила на кухню и принесла кастрюлю с супом. Суп перегрелся. Петр Васильевич опоздал к обеду. Аня посмотрела на мокрое ссутулившееся на вешалке пальто и решила растянуть его на двух крючках. Так пальто скорее высохнет. При этом что-то в кармане его мягко ударилось о стену. Аня сунула руку в пальто и вынула большой бугристый апельсин. «Зачем он принес его? Есть яблоки». Аня положила апельсин на стол и снова пошла на кухню.

Петр Васильевич вернулся в комнату с полотенцем в руках. Посредине стола, рядом с яблоками, рыжел апельсин, Пальто висело, старательно распятое на двух крючках вешалки. Сомнений не было – это тот апельсин, который он купил для Тони.

Вернулась Аня. Петр Васильевич, избегая ее взгляда, надел домашнюю куртку и сел к столу.

– Хорошо прошел утренник? – спросила Аня.

– Нормально. Как всегда.

Съели суп. Апельсин лежал на столе, и Рябиков будто не обращал на него внимания. Конечно, ничего не стоило сказать: «В театре были хорошие апельсины. Вот и взял тебе один». Но нет, он не мог лгать. Это было бы подло по отношению к Ане. Он молчал. Аня заметила внезапную перемену в настроении мужа. Она ни о чем его не расспрашивала, но Рябиков почувствовал – чего-то от него ждала.

И вдруг он даже обрадовался этому нелепому случаю. Когда бы еще он решился признаться? Так бы все и тянулось. А тут… Сейчас он ей все расскажет. А она… Она его жена. Ей думать, как быть.

– Аня, – произнес он, стараясь придать голосу как можно больше спокойствия. – Я давно хотел с тобой поговорить.

Она невольно вздрогнула.

– Ты не бойся, – деланно рассмеялся Петр Васильевич. – Ничего такого… Пустяки. – И тут же поправился: – Не совсем пустяки, конечно.

Аня молчала, наклонив голову. Она понимала, что сейчас услышит что-то очень серьезное, от чего будет зависеть многое в их жизни.

– Я давно тебе хотел рассказать, Аня…

– Я ждала… – тихо проговорила она.

И тут он неожиданно рассмеялся. Рассмеялся весело и непринужденно, как редко ему доводилось смеяться, но уж если случалось, то от чистой души. И Аня знала это.

Она подняла голову и с надеждой в глазах взглянула на мужа.

– Слушай, – начал он, коснувшись ее руки и сразу оборвав смех. – Помнишь, когда меня облила машина на площади?.. Тогда я тебе не все рассказал.

Там, на кухне, наверное, давно вскипел чайник, а они все сидели за столом. Аня слушала опустив голову, а он негромко и не очень-то складно рассказывал обо всем, чем жил последние дни.

– Ну, вот и все. И апельсин был ей. Забыл отдать сегодня… Теперь суди.

Аня по-прежнему еще не проронила ни звука. Может быть, в душе ее и шевельнулась скрытая обида. Если бы не случай, когда бы еще сказал… Но ведь это он, ее Петя. Она всегда хотела, чтобы ему было хорошо.

Рябиков ждал.

Как раз в этот момент раздался стук в дверь.

– Аня, я чайник твой выключила. Как есть весь выкипел! – кричала Мария Гавриловна.

– Ой, что же это я? Спасибо!

Аня вскочила. Рябикову показалось, что она обрадовалась тому, что ее окликнули. Так ничего и не сказав, она кинулась на кухню. Но уже в дверях обернулась и улыбнулась знакомой доброй улыбкой.

Будто тяжелое обвинение свалилось с Петра Васильевича. Поспешно закурив, он взволнованно заходил по комнате.

Аня вернулась. Она деловито отыскала подставку и опустила на нее еще булькающий чайник.

– Вот что, Петя, – сказала она, переставляя на столе чашки. – Возьмем ее, раз ты решил. Неужели мы вдвоем-то одну не прокормим не хуже других? Тесно, правда, у нас, – она как бы впервые окинула взглядом комнату. – Да хватит и на троих места.

Он был сражен внезапным согласием.

– Да как же так, сразу… – растерянно проговорил Петр Васильевич. – Ты же и не видела ее.

– Так тебе же нравится… Смешная, говоришь…

– Но все-таки, а ты?

– И мне понравится, раз уж так по-твоему, – она вздохнула и снова ему улыбнулась.

Рябиков понял. Теперь она сделает так, как захочет он. Так бывало всегда. Порой даже если ей и не очень хотелось. И ему будет никогда не дознаться – произошло это по зову сердца или против Аниной воли. И все же в этой покорной ее готовности, в быстрых согласных словах он не увидел, а скорее почувствовал плохо скрытую ревность.

– Нет, – уже совсем спокойно сказал Рябиков. – Решать мы будем вместе. И решать не так, что мне в голову взбрело… И ты поглядишь, подумаешь… Пораскинем, как быть, и вообще все… Назад потом некуда.

Глава 9
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

Нет, не из тех была Аня, кто забывает однажды доверенное близким человеком. С того вечера у Ани на выходило из головы признание Петра Васильевича, и она все время поторапливала мужа.

И началось.

Читал раньше Рябиков в газетах – там-то нашла родителей девушка, обездоленная войной, кто-то вырастил и воспитал четверых чужих детей, другие забрали ребенка у недостойной матери, – и думалось ему: все просто. Захотели люди, сказали, что согласны взять ребенка, – и новый член семьи в доме.

Никогда не мог он себе представить, что дело, такое доброе и человечное, вдруг окажется столь хлопотливым.

Петр Васильевич ходил к Тоне. Однажды принес ей подарок. Подарок был скромный, но добротный – вышивальный набор. Выбирала его Аня. Тоня за подарок поблагодарила, а потом сказала, что вышивальный набор хороший, но еще больше ей нравится набор для выпиливания.

Ходили они с женой в детский дом на праздник. Аня сидела отдельно от Рябикова. Жульетта Антонова читала на празднике стихи, а потом танцевала обезьянку в паре с другой девочкой. Аня смотрела на нее, и ей казалось – все видят, как она краснеет.

После праздника, как только остались вдвоем, Рябиков не без волнения спросил жену, понравилась ли ей девочка.

– Маленькая очень. Меньше своих лет, – сказала Аня.

– Ничего. Подрастет. Она крепкая, – заторопился Петр Васильевич.

Но по тому, как Аня произнесла эти слова – задумчиво и чуть-чуть беспокойно, он понял, что Тоня ей понравилась.

Потом уже Аня узнавала, что следует делать дальше. Вместе ходили по детским учреждениям и различным исполкомовским комиссиям. Формальностей было так много и казались они такими ненужными, что порой даже спокойный Петр Васильевич выходил из себя.

Брали справки из поликлиники о здоровье его и жены. Брали справку в домовом хозяйстве. В театре, конечно, уже все знали о его затее и все поздравляли. Кто искренне радуясь, а кто и с некоторым сочувствием, как бы подбодряя перед рискованным делом.

Потом к ним приходила Нина Анисимовна. Пили втроем чай. Рябиков при Нине Анисимовне не курил и пепельницы все спрятал. Разговор был отвлеченный, но Петр Васильевич все больше молчал и только изредка поддакивал женщинам.

И вдруг Аня сказала:

– Кроватку вот сюда поставим. Я уже приглядела. Есть такие аккуратные – до четырнадцати лет считаются. Как раз встанет, а шкафчик уберем в коридор.

Показывала она все это с какой-то опаской, словно боялась, что Нина Анисимовна не согласится. Но та только кивнула головой и рассказала о том, как одну девочку взяли к себе какой-то генерал с женой и была для девочки отдельная комната и все будто куда как хорошо, а генеральша потом приходила и жаловалась, что девочка потихоньку плачет и скучает по детскому дому. Генеральша тоже расстраивалась и спрашивала, что тут делать, и Нина Анисимовна не могла им дать никакого совета.

Она умолкла. Молчала и Аня. Петр Васильевич решил, что директорша рассказала эту историю неспроста. Он с опаской посмотрел на Аню, и она сказала:

– Не поняли, значит, они друг друга.

Подумав, Нина Анисимовна кивнула.

– Наверное. Но так бывает не часто. Дети тянутся к семье.

И от этих слов всем сделалось легче.

Кажется, все было решено. Оставалось главное: согласие Тони.

И вот настал день.

Петр Васильевич и Аня пришли в детский дом и, притихшие, уселись рядышком на старом клеенчатом диване в знакомом ему кабинете.

Позвали Тоню. Она вошла настороженная, немного испуганная. Увидев на диване Рябикова, Тоня улыбнулась ему и сразу же почему-то застеснялась.

– Садись, – сказала Нина Анисимовна и показала девочке на кресло.

Та не без труда забралась в него, свесив ноги в чулках резиночкой.

Немного помолчали, и первой заговорила Нина Анисимовна.

– Тоня, – произнесла она, – знаешь ли ты, что это твои папа и мама?

Нет, это был не вопрос, скорее утверждение. И Тоня, наверное, поняла. Она внезапно вспыхнула. Быстрый взгляд скользнул с директорши на Аню и остановился на Рябикове.

– Не знаю, – тихо сказала девочка.

– Да, – кивнула Нина Анисимовна. – И они этого раньше не знали. Ты потерялась, а теперь тебя нашли. И фамилия твоя, оказывается, не Антонова, а Рябикова.

– А зовут Жульетта? – быстро спросила Тоня.

– Зовут, правильно, Жульеттой.

Тоня молчала. Ее маленькие ладони, выдавая волнение, ерзали по краю сиденья.

– А почему меня нашли только сейчас?

– Так случилось. Ты потерялась крошкой, и никто не знал, где ты. А Петр Васильевич тебя узнал.

– А почему сразу не сказал?

– Он не знал, ты ли это, а потом все стало известно.

– Мне не говорили, что я потерялась.

– Знали, что тебя найдут. Теперь ты будешь жить с папой и мамой, как все дети. Ты пойдешь к ним.

– Сейчас? Сразу?

– Да.

– Ну, Тоня, милая, пойдем домой, – Анна Андреевна поднялась с дивана и погладила девочку по волосам.

– А вы правда моя мама? – спросила Тоня.

– Ну конечно же, – кивнула Анна Андреевна.

Девочка задумалась.

– Значит, я здесь больше не буду жить?

– Да.

Тоня соскользнула с высокого кресла.

– Можно, я побегу расскажу девочкам, что я нашлась?!

Глава 10
ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ЖУЛЬЕТТА!

Ее привели во второй половине дня. То, что она тут появится, знали уже все обитатели семьдесят седьмой квартиры, и каждый к этому относился по-своему.

– Абсолютно правильный поступок, – сказала Августа Яковлевна. – Я всю жизнь прожила одна, а посмотришь – глупая, никому не нужная жизнь.

Мария Гавриловна повздыхала, заметила, что с ребенком хлопот хватает, но все же сделала философский вывод:

– А она, жизнь, – вся в заботах. Без них-то что и делать?

Рита сказала просто:

– Вот и хорошо, пошумней будет, а то скука в квартире.

Ольга Эрастовна расспросила Аню, что за девочка, и обещала принести книгу «Питание детей», которая продавалась у них в институте в киоске.

Наливайко тоже отнесся положительно, сказал Петру Васильевичу, что он и сам давно подумывал, но дело в том, что Ольга Эрастовна и он – люди не очень здоровые, и пойти на такой шаг рискованно.

Что касается Олега Оскаровича, то он не сказал ничего. Отношение Кукса к надвигающемуся событию осталось загадкой.

Первой, с кем познакомилась Тоня, была Августа Яковлевна. Ее догнали на площадке возле дверей квартиры. Августа Яковлевна неторопливо поднималась домой.

– Здра-а-вствуй, девочка, – чуть нараспев приветствовала она Тоню. – Как тебя зовут?

– Жульетта, – сказала Тоня.

– Ка-а-к? – Августа Яковлевна вынула из сумки очки и, приложив их к глазам, дружелюбно, с любопытством осмотрела новую соседку.

– Жульетта – это по-взрослому, – поторопилась объяснить Анна Андреевна. – Пока Тоней зовут.

– Прелестное имя Жульетта. И тебе идет. А меня зовут Августа Яковлевна. Будем знакомы.

Аня отлично знала, как не любила старуха, когда ее называли бабушкой. Однажды она даже остановила упорно нажимавшего на «бабушку» водопроводчика. «Друг мой, – сказала она, – у меня еще нет внуков».

Петр Васильевич ожидал, отворив двери.

– За границей есть такой обычай: молодожен вносит жену в свою квартиру на руках. Ну, а дочка, я думаю, должна входить сама, – сказала Августа.

Тоню пропустили вперед. Последним вошел Петр Васильевич. Он внес чемодан и захлопнул дверь.

Прошли коридором и, отворив нехитрый замок, очутились в комнате. Тоне показали столик перед окном.

– Здесь ты будешь готовить уроки, а спать – вот тут.

Тихая и послушная, она сейчас ничем не напоминала ту озорницу, с которой познакомился Рябиков. Ему показалось: девочка робеет, оставшись с ними наедине.

– Ничего не бойся, – сказал Петр Васильевич. – Ты дома. Это твой дом, как и наш, – всех троих.

Не очень умело Анна Андреевна переодела ее в домашнее платье. Рябиков дал Тоне книгу, которая была специально для нее приготовлена, и та уселась с нею к окну.

Из коридора слышалось, как хлопали двери, до Тони доносились негромкие голоса, приглушенно брякала посуда. Квартира по-вечернему оживала.

Пообедали, и Петр Васильевич отправился в театр. На прощание он погладил Тоню по голове.

– Ну, не скучай, дочка.

Они остались вдвоем. Хлопоча по своим делам, Аня украдкой посматривала в Тонину сторону. А Тоня – тоже нет-нет да и взглянет на нее. Похоже было – обе они чего-то ждали друг от друга. Стемнело, и Аня зажгла свет.

– Почитай мне вслух. Можешь?

Тоня кивнула. Она раскрыла книгу и стала бойко читать про храброго Чиполлино.

Аня села и, сложив руки, стала слушать.

– Ты быстро читаешь, молодец, – сказала она.

– Могу еще скорей, – Тоня принялась так быстро бегать глазами по строчкам и такой скороговоркой выпаливать целые фразы, что Аня догадалась – девочка хитрит: книгу она знает наизусть.

– Подожди-ка. А вот почитай мне тут, – Аня взяла газету и ткнула пальцем в заголовок статьи на первой странице.

– На уро-ве-нь но-вых задач, – торопясь и от этого спотыкаясь больше обычного, прочла Тоня.

– Это неинтересное, – сказала она.

Аня засмеялась:

– Верю, что ты хорошо читаешь.

Вдруг она вспомнила, что сегодня кое-чего не успела купить. Она спросила Тоню, не боится ли та посидеть одна. Но Тоня и не думала бояться. Тогда Анна Андреевна быстро накинула пальто, взяла сумку. Потом сказала:

– Ты ведь знаешь, где у нас что, если будет надо?

– Знаю, – кивнула Тоня.

Она осталась одна. Читать про Чиполлино надоело. В квартире снова все стихло. Тоня взяла куклу Люсю и стала устраивать ей комнату.

– Ничего не бойся. Это наш дом, твой дом, – сказала она, – а я теперь твоя мама. Ты нашлась.

Откуда-то из коридора послышалось негромкое «чик, чик, чик…» Потом один раз – «чик!». И вдруг быстро-быстро – «чики, чики, чики, чики…» Словно чирикали маленькие птички. Почирикают, подумают и опять свое – «чик, чик, чик».

Тоня оставила Люсю и вышла в коридор. Там было темно. Из-под двери наискосок пробивался слабый свет. Чикало за дверью. Тоне так хотелось узнать, кто это там чикает… Нащупав в темноте ручку двери, она тихонько приоткрыла ее и заглянула в комнату. За столом сидел лысый в клетчатой кофточке человек и что-то выстукивал на маленькой машинке. Оказалось, чикала машинка.

Дверь скрипнула, и лысый повернул голову.

Делать было нечего, и Тоня вошла в комнату.

– Что вы делаете? – спросила она.

Лысый, видно, не сразу понял:

– Я печатаю.

– А что?

– Печатаю стихотворение.

– Какое?

Он немного подумал:

– Это стихи про тунеядцев.

– Про кого?

– Про плохих людей.

– А зачем про плохих стихи писать? Чтобы они стали хорошими?

– Называется сатира, – пояснил лысый. – А ты откуда?

– Я Тоня. Так меня зовут, а правильно Жульетта. Я буду тут жить. Это теперь мой дом. Я нашлась.

– Значит, ты и есть та самая девочка… – Он не договорил. – Закрой, пожалуйста, дверь.

Тоня затворила за собой дверь и приблизилась к лысому. Ей очень хотелось посмотреть машинку, на которой печатают стихи.

– А вас как зовут?

– Меня – Олег Оскарович.

– Вы можете еще постучать?

Кукс посмотрел на бумагу, которая лежала рядом с машинкой, и несколько раз ударил по клавишам одним пальцем. Машинка весело зачикала.

– Так печатают книжки? – спросила Тоня.

– Книги печатают на больших машинах в типографии.

– Хм, – пожала плечами Тоня, – а я думала, у вас птички.

Кукс задумался.

– Птички! Это хорошо, – сказал он про себя и что-то записал в маленькую книжечку.

– Я пойду, – вздохнула Тоня.

Он поднялся из-за стола и, выпустив Тоню, зачем-то запер за нею двери на ключ.

В коридоре над столиком, где стоял телефон, горела лампочка. Наверное, кто-то забыл ее погасить. Тоня подошла к телефону и, не снимая трубки, покрутила колесико. Вдруг телефон весь задрожал и зазвонил. Тоня вздрогнула и отскочила. Открылась дверь напротив, и оттуда вышел толстенький человек в очках. Он подошел к телефону и в свою очередь удивился, увидев Тоню.

Толстенький поднял трубку и сказал:

– Да, Наливайко!

Тоня не поняла, кому он это сказал. А Евгений Павлович, поговорив еще немного и обещав завтра где-то обязательно быть, положил трубку. Телефон динькнул и умолк.

– Ты кто такая, девочка? Как тебя зовут? – спросил он так, как спрашивают маленьких детей. При этом Наливайко снял очки и внимательно осмотрел Тоню.

– Я Жульетта, – сказала она.

– Жульетта!.. Скажи пожалуйста!..

– Ну тогда – Тоня.

– Вот как! Понятно. Ты оттуда… Там твои папа и мама?

Тоня кивнула.

– Знаешь что?.. Зайдем-ка к нам, – он отворил двери и пропустил ее в комнату. Тут было очень красиво. Над диваном с подушками горела лампа из трех разноцветных колпачков на тоненькой золотой ножке. И еще длинной светящейся трубочкой голубела лампа над столом, где лежали книги. На стенах зачем-то висели тарелки, а в шкафу за стеклом были расставлены всякие блестящие жирафчики и собачки, деревянные пузанчики и матрешки.

– Олюшка! – окликнул кого-то толстячок. – Посмотри-ка, к нам пришли познакомиться!

Из соседней комнаты вышла высокая женщина в черном с цветами халате. Яркие желтые ромашки величиной с Тонину голову будто рассыпались по нему от плечей до полу, где халат кончался.

– Это Тоня-Жульетта, Олюша.

– А-а! Очень рада… Хочешь, девочка, печенья?

Ольга Эрастовна подошла к шкафу, отодвинула в сторону большое стекло и вынула вазочку с печеньем. Потом протянула ее Тоне. Печенье было обсыпано сахаром и искрилось, как снег.

– Я не хочу, – сказала Тоня.

– Бери, бери, детка.

– Не стесняйся, – настаивал толстяк, – мы свои, соседи.

Тоня вздохнула и взяла одно печенье. Но есть его не стала, а держала в руке. Она опять огляделась и спросила:

– А у вас есть дети?

– Нет, – помотал головой Евгений Павлович.

– А чьи это игрушки?

– Это?.. А-а… – он рассмеялся. – Это игрушки Ольги Эрастовны. Она их собирает.

– А зачем?

– Для красоты, деточка, чтобы в комнате было красиво, – пояснила Ольга Эрастовна.

Больше говорить было не о чем. Вазочку с сахарным печеньем поставили назад за стекло.

– А печенье тоже для красоты? – спросила Тоня.

– Нет, печенье чтобы есть, к чаю.

– Очень милая девочка, – сказала Ольга Эрастовна и пошла, шурша шелковым халатом.

– До свидания, – сказала Тоня.

– До ближайшего свидания, – кивнул ей толстенький.

Тоня дошла до двери и вдруг спросила:

– А кому вы велели по телефону: «наливай-ка»?!

Толстенький весело рассмеялся:

– Это я никому не велел. Это у меня такая фамилия – Наливайко. Евгений Павлович Наливайко. Смешная, да?

Тоня деликатно пожала плечами.

– Ничего, все привыкают. Привыкнешь и ты, – он выпустил девочку и притворил за ней дверь. Потом крикнул:

– Забавная, правда, Олюша?

– Ребенок как ребенок, – отозвалась та из соседней комнаты. – Слава богу, кажется, тихая.

Тоня опять оказалась в пустом коридоре. Телефон молчал. В углу, сложенная, стояла большая кровать с медными завитушками. Тоня положила печенье в кармашек платья и потрогала кровать. Ничего не случилось. Сделалось скучно. Тоня подумала, что в детском доме сейчас играла бы с девочками в школу. А одной играть неинтересно. Она не знала, что еще придумать. Вдруг где-то рядом мяукнуло. Это мяукнуло за еще незнакомой дверью. Потом мяукнуло еще раз. Двери немного растворились, и из комнаты, косо щурясь на лампочку, вышел полосатый, как тигр, рыжий с серым кот. Его пушистый хвост поднимался вверх и расходился, как дым из трубы. Кот лениво приблизился к Тоне и понюхал ее ботинки.

Она наклонилась и осторожно погладила его вдоль упругой и теплой спины.

– Как тебя зовут, кот? – Но так как кот ничего не отвечал, решила представиться сама: – А меня – Тоня.

– Ах вот, значит, ты и есть Тоня!

Это сказал не кот. Тоня увидела чьи-то ноги в сапожках с остренькими носиками. Она подняла голову. На нее, улыбаясь, смотрела совсем молоденькая тетенька. На голове, прикрывая высокую прическу, у нее был повязан желтый платочек.

– Это не кот, это кошка Васька, – сказала тетенька.

– А почему Васька не кот?

– Она Василиса, но все зовут Васькой, чтобы скорей. А я Рита.

– Тетя Рита?

– Нет. Просто Рита, и все. А ты Тоня. Я знаю.

Василисе, видно, надоело их слушать, она мурлыкнула что-то свое и пошла на кухню.

– Сколько тебе лет, Рита? – спросила Тоня.

– Двадцать три. Много.

– Да, – согласилась Тоня. – Ты уже старая. А мне уже восемь с половиной. А детей здесь нет.

– Ничего. Дети во дворе. А мы с тобой будем дружить. Ладно?

Тоня кивнула. Можно было дружить и с Ритой, раз в квартире больше никого не было.

– Мне нужно идти, – сказала Рита. – Мы еще с тобой поговорим. А теперь пойдем к нам.

Она взяла Тоню за руку и повела в свою комнату.

– Тетя Маня! – крикнула Рита. – Тут наша соседка, Тоня.

В комнате было почти темно. Горела лампочка над кроватью, абажур ее был прикрыт плотной материей. На стуле сидела старушка в домашних тапочках и смотрела в телевизор, который стоял на высоком столике.

– Здравствуй, Антонина, – сказала она. – Садись-ка рядом. Посидим с тобой, послушаем, что говорят.

– Я не Антонина, я Жульетта, – сказала Тоня. – Тоня это меня зовут, чтобы скорей.

– Все едино. Садись, Жульетта, гостьей будешь, – она подвинула Тоне стул рядом с собой.

– Пойду, опаздываю, – взглянув на свои часики, заторопилась Рита. И каблучки ее сапожек, отстучав в коридоре, стихли.

Тоня уселась на стул рядом с тетей Маней. В телевизоре все что-то говорили и говорили. Тоня посмотрела, посмотрела и заскучала. Глаза привыкли к темноте, и она стала оглядывать комнату. Тут не стояли за стеклом ни игрушки, ни печенье, но Тоне здесь понравилось. И старушка была чем-то похожа на Анну Поликарповну.

– У вас только Василиса? – спросила Тоня.

– А кого еще?

– А у нас в уголке природы были снегири и длиннохвостка. А еще черепаха, твердая как камень.

– Черепах у нас нет.

– А птичек весной мы выпускали в небо.

– Вот и хорошо.

– А зимой ведь им лучше в тепле? И мы их кормили.

– Зимой кому на холоде хорошо?

– А синичка и зимой любит лес.

– Синица – зимняя птица.

Поговорили еще о понятном для обеих. В дверь постучали, и она отворилась.

– Вот ты где! Она у вас, а я ищу.

– Телевизор глядим, Аня. Все про Африку говорят, а мы свое.

– Идем, Тоня, кушать и спать. Тебе пора.

Через полчаса, закрывая глаза, она подумала о том, что завтра увидит Риту, с которой есть о чем поговорить, и сразу же уснула. Впервые в своей жизни уснула в домашней постели, в квартире, где жило так немного людей и кошка Василиса. Уснула в комнате, где стала третьей в семье. Рот Тони был полуоткрыт. Она дышала неслышно и ровно, и ничего ей не снилось.