Текст книги "На неведомых тропинках. Сквозь чащу (СИ)"

Автор книги: Аня Сокол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Ты хмуришься, – сказал вестник, – Что не так? Не молчи?

– Если скажу "все", что изменится? – я отвернулась от стола, и вдруг улыбнулась, – Можно ведь здорово развлечься, задавая запрещенный вопрос. И живописно украсить округу трупами.

– Тебе их не жаль? Совсем?

– Нет. Может, это и есть превращение? Равнодушие?

– Лишь отчасти. Вспомни, насколько ты жалела их дальше, – вестник снова подал мне руку.

– Не насколько. Но я не хотела их убивать.

– Скорее не имела возможности, – мы пошли дальше. – Ты внесешь панику в стройные ряды северной нечисти и здорово развлечешь чужаков. С кого начнем?

Я посмотрела на Александра, но тот, кажется, был серьезен. Я отвлеклась и натолкнулась плечом на фигуру в черном киношном плаще и во вполне современных кроссовках. Очередная смесь стилей, времен и эпох и созданий. Высокий незнакомец ожег меня сердитым взглядом зеленых глаз. Александр тут же скользнул вперед. Вопросов о случайности столкновения не возникало, потому что если нечисть не хочет соприкоснуться с чем-либо, она не соприкасается, во всяком случае в мирной ситуации бального зала.

– У тебя вопрос к хозяйке? – поинтересовался вестник.

– Нет, – выплюнул зеленоглазый. – У меня нет к ней вопросов. Только к тому, кто ее валяет.

– Так пойди и задай, лешак.

– Так и сделаю, – он развернулся и грациозно скользнул в толпу.

– Больно? – спросил вестник.

Я потерла плечо, нахмурилась и ответила правду:

– Почти нет.

– Теперь вы в одной весовой категории.

– Он ведь северный? Или нет? Чужой?

– Восточник, – он посмотрел вслед уходящему мужчине, – На самом деле пример не очень хороший. Почему ты сначала решила, что он наш?

– Не знаю.

– Посмотри на девушку в зеленом, – он указал рукой вправо. – Наша? Чужая?

Незнакомка, как раз смеялась.

– Да-да, – уверял ее собеседник, – Сегодня состоится жертвоприношение. Только для ближнего круга и особых гостей. Так что раз ты об этом не слышала… – мужчина в вечернем костюме и волосатыми глазами многозначительно замолчал.

– Но раз знаешь ты… – теперь она не закончила фразу придвигаясь к собеседнику.

– Она чужая, он северный, – не давая себе труда задуматься, ответила я и была уверена, что не ошиблась, – Это похоже на…

– Не отпускай это чувство, – он сжал мое предплечье, и тут же обжегшись, отдернул ладонь.

Стилет, от которого все так старательно отводили глаза, был все еще там.

– Извини, – сказала я, не чувствуя, впрочем, особых сожалений.

– Не стоит, – вестник, конечно же, слышал фальшь, но не стал упрекать, не стал вообще говорить об этом, – Сосредоточься, попробуй понять, что это за чувство, сконцентрируйся на нем.

– Де жавю, – ответила я, снова приглядевшись к девушке, которая водила золотистыми коготками по рукаву северника, напрашиваясь на приватное приглашение к алтарю. – Словно мы где-то уже встречались.

– Чувство узнавания, – улыбнулся Александр, – Что ж система свой – чужой у тебя работает, уже неплохо. Но помни, это на поверхности, чем выше нечисть, тем выше вероятность ошибки. Многие умеют, – он щелкнул пальцами, подбирая слово.

– Закрываться?

– Близко, но не совсем. Закрытие, это способность демонов, а здесь скорее наложение, путаница, глушение этих сигналов, – нашелся вестник, а я сразу вспомнила джина из Поберково, или из Кощухина, или из другой солнечной системы, он был загадкой для моих спутников. К слову, он так ей и остался.

– То есть ничего не изменилось? Верить по-прежнему никому нельзя? Даже себе?

– Увы, – мужчина развел руками. – Плюс, всегда есть шанс, натолкнутся на перебежчика, такого как тот лешак.

– Он что был северным?

– Был. Теперь служит востоку.

– Но я никогда не видела тех, кто уходит, меняет предел. Думала, что таких не существует. И Кирилл его отпустил? Не верю.

– Я тоже не верю. Вернее не поверил бы, если не видел лешака собственными глазами. И живым.

Мы подошли к одной из поддерживающих балюстраду колонне. Стоящий неподалеку пожилой мужчина скупо отсалютовал мне бокалом. Он сменил вязаную кофту, кресло и огонь в камине, на старомодный костюм и бальный зал с колоннами, но все-таки остался собой. Дым, старейший из вестников, приветствовал ту, которой отказался отвечать на вопросы, ту, что по воле Седого сменила статус наорочи на титул хозяйки. Даже если это временно. Даже если смертельно.

Александр оперся о холодный камень, явно собираясь продолжить лекцию, но вместо этого, вдруг нахмурился и дернул головой, словно отгоняя назойливую жужжащую над ухом муху. Может я и стала нечистью, но услышать то, что предназначалось вестнику не смогла.

– Я должен отлучиться, – вестник выпустил мою руку.

– Что-то случилось? – я скользнула взглядом по толпе, ничего необычного ничего настораживающего.

– Дела торговые, – он повернулся, и в его карих глазах начали круговые движения первые сполохи спирали, вестник чувствовал чужую душу, – Продержишься без меня?

– Конечно.

Вестник рассеянно кивнул, его мысли были уже не здесь, они были о ком то другом, о его душе. Мужчина торопливо пошел прочь, ловко уворачиваясь от полных спиртного бокалов, взмахов когтей и даже ядовитых улыбок гостей Седого. Пальцы пробежались по стилету на руке. Я продержусь, Кирилл не любил когда бал превращают в мясницкую лавку. Для этого устраивали жертвоприношение позднее, когда гости, как следует, разогреются.

Зачем я здесь? Ответ очевиден, так велел Седой. Игрушка зачем-то нужна ему здесь. Было время, когда за эти слова я бы не задумываясь, продала душу, жаль, что тогда никто не предлагал. А потом слова обесценились, и хорошие и плохие. На деле же почти уверена, это выйдем мне боком. И, тем не менее, я здесь. Есть над чем задуматься.

– Наорочи, – протянул знакомый голос, я повренулась, – Шкура на месте и пальцы целые, – он осмотрел меня от макушки до пяток, – Даже жаль.

– А мне нет, – я посмотрела на Радифа.

Черные глаза, черные волосы и, если уж совсем свалится в патетику, можно сказать черная душа, но, увы, ее у него просто не было. По сути, он всего лишь служил своему демону. Так почему же мне неконтролируемо хочется разодрать его морду ногтями, повизгивая от удовольствия.

Один вестник ушел, другой пришел. Мужчина принюхался и оскалился, что надо полагать, должно было сойти за улыбку. На плечо Радифа легла тонкая белая рука, и мелодичный голос произнес:

– Ор ихе аш? – к нам подошла красивая высокая девушка, которой Радиф аккуратно поцеловал руку. – Шеми ры?

– Ры наорочи Аш Вешер, – повернулся к ней Радиф, – Ши овохе, – он провел черным ногтем по ее животу, грубый, неприличный, почти вызывающий жест.

Незнакомка улыбнулась, разглядывая мое платье, открытую шею, распущенные волосы. Ее губы чуть приоткрылись, по верхней скользнул розовый язычок. Сережки в виде цветов качнулись в ушах, отбрасывая на кожу блики света. Вздох, от которого откровенное платье натянулось на груди, цветочный кулон из самоцветов провокационно качнулся. Я так не умею, надень на меня это платье от томности и элегантности не останется и следа, а кулон точно провалится куда-нибудь в вырез, и фиг достанешь. Некоторые женщины просто созданы быть прекрасными. Некоторые нет.

– Она не говорит по-русски, – он отвернулся, – Хотя не прочь продолжить знакомство и закончить его, – он вытянул руку и провел ногтями в воздухе вдоль моего живота. Не касаясь и продолжая усмехаться.

Я смотрела в глаза девушки, в старые глаза на молодом лице и вспоминала. Не хотела, но ничего не могла с собой поделать, картинки причиняли боль, но отказывались исчезать.

"Она не говорит по-русски"

А ведь это очень верно. Они восточники. Святые, мы побывали в сердце песков и очень радовались, тому, что выбрались живыми. А те, кто стоял за занавесом, наверняка покатывались со смеху.

Ни меня, ни Пашку, ни Марта не смутило то, что вся Желтая цитадель говорит на русском. Я считала это само собой разумеющимся. Но так не бывает, на востоке куда более распространен китайский диалект, та же инопись, или совершенно дикая смесь обоих. Пусть русский язык знает Джар Аш, его вестник, даже джин. Но повар? Палач? Слуги? И ведь ничего не екнуло в груди, вернее оно екало постоянно, но не по столь прозаическому поводу, как лингвистика. И лишь Киу не притворялась, они не смогли ни заставить ее, ни удалить из замка.

Я выдохнула, девушка улыбнулась еще шире, поднимая руку к груди и касаясь пальцами драгоценного цветка, привлекая к нему внимание. Старые глаза, блестящая побрякушка и молотая кожа. А ведь этот кулон еще недавно висел на старой.

– Лгуна, – прошептала я, отступая от вестника и его руки, повторяющей жест которым она вспорола кожу на моем животе, небольшой и неглубокий разрез, несомненно оставил в душе заложницы гораздо больший след, чем на теле. – Демоны играли в поддавки.

– Видишь, как все просто, наорочи, – он положил руку девушки на сгиб локтя, – Ты же не думала, что каждый может прогуляться по дому хозяина и выйти, отделавшись лишь мелкими мечтами? Ты именно то, чем тебя хотят видеть, и идешь именно туда, куда должна.

Они засмеялись, он низко и сдержанно, она звонко и мелодично. Несколько стоящих поодаль гостей обернулось.

– Наслаждайся вечером наорочи, наслаждайся, пока можешь, пока…

– Ольга, – раздался резкий окрик сверху.

Я задрала голову, на балюстраде стояли Пашка с Мартыном, глаза явиди горели злостью.

– Сарам, – сразу поскучнел Радиф и повел свою спутницу в сторону.

– Сейчас, – крикнул молодой целитель, направляясь к лестнице.

Я закрыла глаза и открыла. На потолке все так же продолжали сражаться люди и нелюди. Кто-то запечатлел эти страшные картины на графитовых стенах. Каждый раз, задирая голову и рассматривая кровавые детали, я каждый раз видела новые детали. Видела и не видела. Эпоха истребления прошла, а ничего не изменилось. Кроме того, что мы, пора уже начитать говорить "мы", спрятали тесаки за пояс, втянули когти. Растянули губы в улыбке и перешли на приватные разговоры и ультиматумы. Как сказал Сергий, стали торгашами и дипломатами, на свой жестокий, извращенный лад. Но кто сказал, что нельзя достать тесак и снова оскалить зубы. Это именно то, что мне хотелось в данный момент.

Стол с напитками стоял у соседнего опорного столба, и пухленькая нелюдь, как раз отошла, взяв стакан с янтарным содержимым. Я опустила голову, минуту подумала и быстро направилась к стойке с напитками. Март оказался рядом как раз когда я, схватив бокал, одним глотком отпила сразу четверть. Язык и горло обожгло, и я закашлялась.

– Как тебе виски?

– Никак, – прохрипела я. – На бабкину самогонку больше похоже.

– Что он тебе наговорил?

Вместо ответа, я снова схватилась за бокал, и очередной глоток жидкого огня осел внутри.

– Он сказал, что мы марионетки, которых дергают за нитки, – ответила за меня подошедшая явидь.

На мгновение вместо девушки в коротком лиловом платье, передо мной появилась черная змея, чешуйчатый хвост ударил по каменному полу и исчез. Пашка провела когтем по столу, оставляя светлые борозды. От нее разило горьким миндалем и гарью. Он нее пахло яростью.

– Кто дергает? – уточнил молодой целитель.

– Хозяин. Восточник сказал, что наша прогулка к Простому была спланирована.

– Даже если так, чего ты злишься? Воля Седого. Если бы он приказал прямо, стало бы легче?

– Мне да, – прошептала я, отставляя пустой стакан.

Явидь оборвала злое шипение и как-то сразу сникла. Я взялась за вторую порцию спиртного.

– Лучше бы подумала о том, зачем восточник, тебе это сказал?

Март отвернулся и вдруг склонил голову в уважительном приветствии. Чуть дальше метрах в пяти стоял седой мужчина в черном костюме гробовщика. Он ничего не делал, не говорил с гостями, не пил, не разговаривал, просто смотрел на нас. Шорох Бесцветный. Целитель вне уровней.

– Не хочу, – ответила я правду, второй опустошенный бокал опустился на стойку. – не хочу об этом думать. Надоело.

– Воля и закон, плоть и кровь Северных пределов, повелитель нечисти и страж переходов, Седой демон!

Голос вспорол толпу, словно ножницы ветхую ткань, и гости расступались перед ним, перед его силой, как и перед тем, кто носил эти титулы. Они отходили в сторону, бросая опасливые взгляды друг на друга, на меня, на стены и потолок. Они расступались, пока от возвышения на котором стоял хозяин предела, до резных столбов не образовалось пустое пространство. Дорожка дошедшая до стола, до той которую сегодня назвали хозяйкой.

Очень впечатляюще. Они расступились, словно море перед Моисеем. Что-то в последнее время меня тянет на религию, в которой я мало что смыслю. Да и ждать чего-то хорошего с той стороны в моем случае глупо.

Чужие взгляды кололи со всех сторон. Надо полагать, мне надлежало со всех ног броситься на шею благодетелю. Хотя, какой смыл кочевряжиться? Я подхватила второй бокал, и почувствовала легкий толчок в спину. Сзади тихо зашипела Пашка. И все же я позволила себе легкую заминку. Собственно это все, что я могла себе позволить, но они, конечно, заметили, нечисть всегда все замечает.

Глупое ребячество, легче не стало, да и страх никуда не делся, спиртное не заставляло его исчезнуть, лишь притупило. А ведь все это уже было, и зал и люди и внимательный взгляд Кирилла. Самое поразительное, что ничего не изменилось. Совсем. Даже перейдя на другую сторону, добыча осталась для них добычей, а ее страх острой – приправой.

Взгляд Кирилла ожег меня, как совсем недавно первый глоток виски. Первый шаг дался с трудом, второй легче, третий вышел чуть торопливым. На четвертом кто-то что-то сказал, вызвав взрыв смеха. Я вложила руку в ладонь Седого, и все снова пришло в движение, зазвучали голоса, рычание, шорох одежд.

Стоило пройти через все это, и почти все потерять, чтобы понять, страх остается с нами навсегда. Не важно, какого размера слон, если он все еще боится мышей. Человек, нечисть… пока я не перестану бояться, я останусь дичью.

Я сделала глоток, словно алкоголик, который не в силах выпустить из рук спиртное и села на так похожий на мягкое кресло стул или трон, сразу некстати вспомнив, что Влада, посидев здесь, отправилась прямиком на алтарь.

– Собираюсь напиться, – известила я Кирилла, – Есть возражения?

– Ни малейших, – Седой поднял руку и к нам тут же подскочил официант, забрал пустой и вручил нам по новому.

– За будущее, – Кирилл поднял бокал, не глядя в мою сторону.

– За прошлое, – я ополовинила свой, – Если попрошу, скажешь кто я?

– Смотря, как попросишь, – он дернул уголком рта, – Можешь начинать.

Я перевела взгляд на гостей, на толпу высокородной нечисти, как назвал их Март. Сейчас парень смотрел на меня из глубины зала, а в глазах такая тревога, что становится тошно. Не ужас, от которого убегаешь сломя голову, а неизбежность, с которой давно смирился. Я не возвышение поднялась, а на эшафот.

– Кого вы с Простым из меня сделали?

Седой не сдержал улыбки, словно я произносила нечто приятное, даже интимное, таким предвкушающим был его брошенный искоса взгляд.

– Ради чего вы все это затеяли? – я снова отпила, не чувствуя вкуса, бокал неприятно клацнул о зубы, – Ведь не ради человека? Меня можно было просто привязать к кровати, и пользовать пока не соображу, как следует отвечать на вопросы, – я посмотрела на толпу людей и нелюдей в зале, – Седой и Простой, – жидкость в бокале качнулась, – Так ради чего? Или кого?

Я почувствовала чужой горящий взгляд, он был похож не на зудящее чувство беспокойства, он был похож на удар, словно кто-то заехал под дых, и теперь наблюдал, смогу ли я набрать в грудь воздуха. Злость, жалость и снова злость, желание причинить боль. На меня смотрели из толпы сверкающим серебром глазами, в которых полыхала ненависть. Тамария Прекрасная вызывающе вскинула голову и сказала что-то своему светловолосому спутнику. Я была почти уверена, что услышала: "Эта тварь". Это могло относиться ко мне, к Кириллу и еще сотне другой гостей.

– Ради Алисы. Ради нашей дочери, скажи, в кого ты превратил меня?

Реплика прозвучала чересчур трагично, Кирилл даже поморщился, повернулся и ответил. Просто, взял и ответил, словно не было никаких тайн.

– Подвия.

– Что? – не сразу поняла я.

– Ты подвия, Ольга.

– Подлость или подвиг? – прошептала я внезапно охрипшим голосом, и допила виски.

– Да.

– И мне не нужно есть людей?

– А хочешь? Если надо я распоряжусь, – повинуясь жесту, к нам снова подошел официант, волосатый мужчина, не так давно сменивший жилет слуги на черный пиджак, – Кого предпочитаешь? Мужчину? Женщину? Ребенка?

– Никого. Святые, только не говори, что у тебя на кухне есть на убой дети…

– Свежих нет, но полуфабрикаты найдем, – прогудел слуга.

– А что, если это не дети, значит их можно на убой? – иронично спросил Седой.

– Не передергивай, – я повернулась к официанту, – Есть вообще не хочу, только напиться, – официант тут же заменил пустой бокал на полный.

– Вынужден разочаровать, не получится, – Кирилл даже не смотрел на меня.

– Почему?

– Пьешь чистый виски, бокал пятый, а раньше засыпала уже после двух рюмок.

Я прислушалась к себе, и нехотя признала, что он прав, как всегда. Никакого опьянения, никакого шума в голове, лишь приятное тепло. Как сказал Александр, организм не изменился, но все процессы ускорились в несколько раз.

– Они боятся даже приближаться ко мне, – проговорила я, – Сила, которую трудно контролировать. Буду нечисть распугивать. Нужно раздобыть повязку со знаком опасности, – мне вспомнился злыдень из filii de terra, и то какими невезучими становились все в его присутствии, нерадостная картинка.

– Силой данной мне свыше, – Кирилл взмахнул рукой, – Разрешаю не носить. А если привяжутся, шли в чащу или ко мне, – улыбка так никуда и не исчезла, то, что происходило, по необъяснимым причинам нравилось демону, – Я объясню в разы лучше.

– Это опасно.

– Для них, не для тебя, – Седой наклонил голову и вкрадчиво произнес, – Но если тебя это волнует, могу выдать ограничитель.

Кирилл поднял левую ладонь и стал стаскивать кольцо, не дававшее мне покоя последние сутки. Обручальное кольцо. Я замотала головой, уронила бокал, спиртное разлилось, обрызгав ногу.

– Я настаиваю, – Седой взял меня за руку, не обращая внимания на дрожь пальцев, – Сама потом себя не простишь, если что-то случится. Это, – он надел кольцо на безымянный. – Не даст твоей магии вырваться из-под контроля.

Серые глаза посветлели, кожу кольнуло холодом, ледяные крупинки разбежались по венам. На этот раз магия Севера влилась в металл почти безболезненно, и кольцо сжалось, обхватывая палец, уменьшаясь до нужного размера.

– Кирилл, – прошептала я, не в силах отвести глаз от золотистой полоски металла, – Скажи, что тебе надо? Я все сделаю, обещаю. Ты только скажи без всех этих игр, – она молчал, – Зачем все это? По законам пределов мы не женаты. И признание меня хозяйкой, всего лишь слова, которые ты в любой момент заберешь назад, не смотря ни на какие атрибуты и символы, – я указала на кольцо.

– А ты хочешь, чтобы это стало правдой? Более лестного предложения я не получал уже более века, – Кирилл расхохотался, – Любые слова подтверждают делом. Хочешь, распоряжусь принести алтарь, и мы повторим прошедшую ночь уже на законных правах и обязанностях? После этого ни одна тварь не посмеет раскрыть пасть, даже ты, милая.

– Обойдусь, – ответила я, оглядываясь и понимая, что вокруг установилась тишина, твари, о которых он говорил, смотрели, слушали и ждали.

– Тогда не смей обвинять меня во лжи, если сама не готова жить с правдой, – он махнул рукой, и заводные игрушки под названием "гости" снова стали двигаться.

Все кроме одной. Прекрасная все еще стояла, не сводя взгляда с Седого. Он поднялся и потянул меня за собой.

– Пойдем, Тамария в ярости и жаждет пообщаться. Не можем же мы позволить ей развлекать гостей в одиночку.

Чужая, но такая знакомая до последней черточки ладонь сильнее сжалась вокруг моей, и пульс тут же участился. Видимо есть вещи, изменить которые не в силах ни один залог. Я следовала за Кириллом, не замечая почти ничего и никого, ни расступающихся гостей, ни опасливых и гадливых взглядов.

Подвия! Я подвия, которой даже не обязательно есть мясо, которой не обязательно меняться. Нечисть, на которую, будут смотреть с подозрением. Будут взвешивать каждый свой поступок и думать, совершен ли он по собственному желанию или по чужой воле. Радиф раскрыл рот, потому что хотел или я подтолкнула его к подлости? Хотя в случае с нечистью, это одно и тоже. Кольцо приятно холодило кожу. Возможно, Кирилл был прав, вручая мне ограничитель.

– Тамария – поприветствовал Седой прекрасную гостью.

– Кирилл, – она тут же подхватила его под руку с другой стороны.

– Говорят, тебе нанесли визиты Простой и Видящий? – спросил он, – Я даже обижен, что мне не прислали пригласительный в спальню Белой цитадели.

– Самоуверен, как всегда. В следующий раз пришлю, но не тебе, а ей, – Тамария посмотрела на меня, – И мы, наконец, сможем сравнить ощущения. И демонов.

– Боюсь, я не столь гостеприимна, – ответила я.

– Ты себя недооцениваешь, – она улыбнулась, на коже выступили прозрачные капельки, и пробежались по скуле, – Ты не рассказывал ей об обычае демонов меняться игрушками? В прошлую эпоху вы с Видящим часто так развлекались.

– И в каком месте этого увлекательного рассказа мне полагается дать пощечину и убежать, размазывая слезы? – я посмотрела на девушку.

Та не стала отвечать, лишь исходящее от нее негодование сделало резкий скачок. Я наконец-то смогла четко уловить чужие эмоции. Не гадать, не предполагать, не делать выводы, а именно почувствовать и понять. Это походило на экран эквалайзера музыкального центра, показатели подпрыгивали вверх-вниз, иногда застывая на одной линии, а иногда, когда включались басы, просто взлетали кверху. Я их чувствовала! На самом деле чувствовала! Осознание этого казалось мне куда важнее разговоров.

– Если вам нужно поговорить, только скажи, – я дернула рукой и Кирилл тут же отпустил меня. – С твоего разрешения, пойду, подействую на нервы гостям.

До того как я отступила, меня снова коснулось ощущение, на этот раз показатели замерли в одной линии, чуть подрагивая. Чувство походило на идущее от костра тепло, когда вытягиваешь над ним руки, когда, что-то горячее толкает ладони, не давая опустить ниже. И это тепло шло от Кирилла, от Седого демона севера. Одобрение, которое он не скрывал ни от меня, ни от Прекрасной.

Я знала, что меня будут провоцировать, проверять, заставлять прогнуться. Раз за разом пробовать переступить границы дозволенного, а мне раз за разом придется их отстаивать. Так уже было, когда я в первый раз очутилась на стежке. Все повторялось, они хотели знать, чего можно ждать от новой заложницы.

Гости продолжали расступаться, словно со мной рядом все еще продолжал идти Кирилл. Но он остался за спиной отвечать на деланное возмущение Тамарии. Деланное, потому что стоит Седому коснуться древней клятвы и она так же, как и все остальные подпрыгнет.

Я шла вперед без особой цели, лица сменялись мордами, алые глаза голубыми, черными и, наконец, зелеными. Передо мной снова был лешак, на этот раз он ни с кем не спорил, и не ссорился. Но от его взгляда показатели моего личного эквалайзера взлетели под потолок. Даже не злость, а злоба, дикая звериная. Полностью непонятная, потому что я видела его во второй, а может и в последний раз в жизни. Это не гнев Прекрасной, и не издевка Радифа, а ярость, поддавшись которой начинают крушить стены и резать глотки.

И я не выдержала, не смогла. Попятилась, на несколько секунд чужие эмоции заставили меня забыть, кто я. Заставили забыть, что рядом Пашка, Март, Кирилл, в конце концов, который не потерпит, чтобы к его слову относились, как к прогнозу погоды, то есть слышать слышали, но всерьез не приняли. Я позволила себе всего несколько шагов назад, можно подумать, что девушка просто забыла на стойке очередной стакан с выпивкой и решила вернуться.

Наверное, дверь в зал распахнулась, должна была, иначе как бы он вошел. Но распорядитель молчал, и мало того, замолкали все, кто хоть раз повернул голову в нашу сторону. Взгляд лешака измелился, радар эмоций уловил, как ярость сменилась потрясением, надеждой, а потом ужасом. Отступая, я наткнулась спиной на гостя, на того, кто не захотел отойти в сторону. Или наоборот шагнул вперед, чтобы мы соприкоснулись. Руки легли мне на плечи, и до дрожи знакомый голос произнес:

– Давно не виделись.

Я резко развернулась и… воздух в легких кончился. Передо мной стоял Кирилл. Но не тот Седой, руку, которого я отпустила несколько минут назад. Тот не стал бы так говорить, не стал бы улыбаться, словно старому другу или врагу. Мой Седой всегда смотрел по-другому.

– Я почти рад.

Его волосы были длиннее, чем у Кирилла, зачесаны назад и собраны в небрежный хвост, другая одежда, пиджак, брюки, ботинки, другая…

Он схватил мое лицо в ладони и прикоснулся к губам. В первый момент неловко, словно не был уверен в том, что делает. А потом все настойчивей и сильнее, раскрывая мои губы языком и царапая их зубами.

Так мог бы целовать и Кирилл, с той только разницей, что от его прикосновения, я пищала бы от восторга. А тут боль, беспощадность и вкус крови. Я толкнула демона в грудь, и он тут же отстранился, словно ждал этого. То, что он делал, не доставляло удовольствия, лишь одинокий пик любопытства коснулся моих новых, не знаю, как все-таки их назвать, чувств.

Я отпрянула в сторону и тут же оказалась в кольце знакомых рук, но на этот раз вырываться не было ни малейшего желания.

– Тсс, – прошипел Кирилл, обхватывая еще крепче, словно я могла убежать. Или захотела бы.

– Интересно, – задумчиво проговорил стоящий напротив демон.

– Игнат? – прошептала я.

– Да, не совсем, наорочи, – ответил тот, касаясь пальцами перемазанных в крови губ. – Так вас можно поздравить? Или принести соболезнования?

Догадка была мгновенной, ослепляющей, как может быть ослепляющей молния.

– Простой, – проговорила я.

– Наорочи, – повторил тот, кто выглядел, как Седой, но совсем им не был, – Хотел убедиться, что все это, – Скованным деревянным жестом памятника он склонил голову на бок, – Настоящее.

– Убедился? – Кирилл чуть сильнее сжал руки, холод демона севера окутал меня со спины, заставив вздрогнуть.

– Почти, – серые такие же, как у Кирилла глаза, продолжали смотреть на меня, – Я был невежлив? Наверное, надлежит извиниться, или даже сделать подарок? Ничего ведь не изменилось, и женщины по-прежнему любят подношения? – он скупо улыбнулся непослушными губами, рука нырнула в карман старомодного коричневого пиджака. Он вытащил стеклянный флакон, в котором могли продавать духи, или крем, или лекарство. За прозрачными стеклянными стенками едва заметно тек желтоватый песок, – Знаменитый и страшный песок Простого, – он скрипуче рассмеялся. У него снова было тело, были голосовые связки, а смех все равно звучал словно скрип заржавелых дверных петель, – Подарок очередной хозяйке Севера. Какой по счету? Третьей? Ты так быстро их убиваешь, что я не успеваю даже запоминать имена, – Он протянул склянку, – Может у наорочи есть на примете, нечисть, которая хочет очиститься?

– Я… – слова застревали в горле, не желая выходить.

Да и что я могла сказать? Ай-ай-ай, нехороший демон! И погрозить пальцем. Сказать, что нельзя скинуть человека в яму, а потом протянуть ему лестницу? Почему собственно?

Святые! Я стремительно скатывалась даже не в яму, а в пропасть, в какой-то внутренний разлад. Впервые в жизни, я не знала кто я. Подвия? Пусть так, но для меня это просто слово, а не значение. Ольгу Лесину взяли и разобрали на пазлы, на тысячу кусочков, и теперь у меня никак не получалось собрать их вновь. А все остальное было лишь следствием, и спиртное, и страх, и путаница в голове. Меня стерли, а новую, пока не нарисовали.

– Уверен, она найдет ему применение, – сказал Кирилл.

Поднос, появившегося рядом слуги дрогнул, когда Простой поставил флакон на его металлическую поверхность.

– А пока, ты мой гость, – Седой сделал шаг к двери, мне ничего не оставалось, как шагнуть вместе с ним. – Почетный гость.

Демон, так похожий на Кирилла, снова склонил голову, наблюдая, как мы выходим из зала, и уголки его губ, чуть подрагивали, словно он хотел, и не мог улыбаться. Двери закрылись, распорядитель так и не сказал ни слова.

Седой свернул в первый коридор по правую сторону от зала и стал спускаться вниз. Быстро, молча и крепко держа меня за руку. Он него волнами накатывали эмоции, они касались кожи и разбегались по ней, словно пузырьки газировки, едва уловимо пахло корицей. Чем я это чувствую? Носом? Кожей? Или чем-то непонятным, что находится у меня в голове? Чем-то чему еще нет названия? Что-то среднее между кошачьими усами и интуицией. Я ощущала его терпкую злость, и колющее нехорошее предвкушение.

– Кирилл, – позвала я, едва не слетев со ступеней.

Он был целеустремлен и быстр, он тащил меня вниз совсем, как Рдиф, но на этот раз я видела, как камень сменил светло серый цвет на почти черный, видела, как лестница уходила вниз. Я стала сильнее, и уже не чувствовал себя тряпкой которую тащат следом.

– Кирилл, – повторила я, и тут же оказалась прижата к шершавой каменной стене.

Больше ничего сказать не успела, даже выдохнуть не смогла, так стремительно он припал к моим губам. Два поцелуя, два демона, с разницей в несколько минут. И в миллион ощущений. Он целовал меня грубее чем демон востока, даже жестоко, касаясь там, где еще недавно были губы Простого. Он делал это с яростью и удовлетворением, с рычанием проводя языком по оставленным царапинам. Я почти стонала, вжимаясь в его тело, и больше всего боясь, что он остановится. И в тот момент, когда мужчина отстранился, когда седая бездна его глаз оказалась напротив моих, я поняла, что он только что сделал. Он стер чужие прикосновения, чужие следы. Так кобель охраняет свою территорию, перебивая чужие метки и ставя поверх них свои. Это привело его в больше исступление, чем любое прикосновение до этого. Зверь, которому перешли дорогу.

– Он заплатит за это, – прошептал Кирилл, прислоняясь лбом к стене над моим плечом, – Даю слово севера.

– Ты отдал ему тело своего брата? – сказала я, стараясь унять возбуждение, подавить желание запустить в светлые короткие волосы руки и снова притянуть к себе, – Святые, только не говори, что у тебя в подвале еще и трупы родителей прикопаны, и при необходимости ты их отроешь. У тебя там морг?

– Устроить экскурсию?

– Обойдусь, – я всматривалась в серые глаза, – Почему? Он же твой брат. Был твоим братом.

Седой выпрямился, по коже ознобом пробежалось его разочарование. Опять в моем голосе никому не нужный пафос, опять трагизм.

– Ты еще не поняла? Обещание: если Аш поможет в поисках исчезнувшего, я помогу в добыче несуществующего.