Текст книги "На неведомых тропинках. Сквозь чащу (СИ)"

Автор книги: Аня Сокол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Ну, раз мама говорит, – вытащила из кустов рюкзак, – Маму тоже надо слушать, но я бы на твоем месте не проверяла.

Дом у старосты Заячьего холма был основательный и… новый. Прежний, видимо исчез в бушевавшем пожаре. Или главу стежки обуяла тяга прекрасному. Построенный из цельных бревен цвета меда, с террасой, узкими пластиковыми окошками и массивной железной дверью, он больше напоминал баню, чем жилой дом. Полтора этажа, так я называла дома, у которых на чердаке была полноценная комната… полтора этажа под непривычной синей черепицей, захочешь не пройдешь мимо.

Стежка мелодично пружинила под ногами, я поняла, что ощущаю ее без всякого усилия, без старания и сосредоточенности, словно слышу играющее в отдалении радио и… Знаете, сейчас на детских площадках землю закрывают такими прорезиненными ковриками или плитками, видимо из соображений безопасности, а раньше просто асфальтировали, видимо из тех же соображений? Суть в том, что именно так ощущала нить перехода идущую вдоль центральной линии, как пружинящую дорогу под ботинками.

Железная дверь была не заперта, из-за нее тянуло тревожным любопытством. Черная труба дома напротив изрыгала черный маслянистый дым, пахло прахом. Я не очень хотела знать, что закидывали в печь за серыми стенами.

Я вошла, безошибочно следуя за стуком чужого сердца. Меня ждали, надеялись и злились, последнее яснее всего чувствовалось в коридоре, обклеенном бежевыми обоями, в мятном освежителе воздуха. Она ждала меня в гостиной, так напоминавшей просторную комнату времен моего детства в деревне у бабушки. Диван, стол, со скатертью, кресло напротив телевизора, чашки в серванте, шарик люстры под потолком. Заячий холм – деревня, а передо мной на диване сидела именно бабушка, выглядевшая как полноватая женщина, которая едва разменяла пятый десяток, чуть жмущий в груди костюм, высокая прическа – вылитая зауч нашей школы.

– Добро пожаловать, – натянуто произнесла она и не менее натянуто добавила, – Великая.

– Правда? – удивилась я, – А по виду не скажешь. Но спасибо на добром слове. – меня так и тянуло на манер моей бабки поклониться в пояс, но я смогла сдержаться.

Белые занавески на окне шевельнулись, я увидела, как к дому подошел "дедок" в кепке, следом женщина с корзиной.

– Что вам у нас надо?

– В прошлый раз вы не спрашивали. – я вспомнила нашу краткую встречу у источника, запах дыма, что шел от соседнего дома, очень напоминал тот.

– В прошлый раз у нам приходила человеческая игрушка Седого, а сейчас…

– Что? – обернулась я, – Нечеловеческая игрушка? Не игрушка?

– Великая.

В ее устах это слово прозвучало прерывисто, "вели…ая" будто она споткнулась и проглотила букву "к", у нас девушки с завода так же о директоре говорили.

– Мне нужна могила, помеченная кругом и крестом, могила ошера Тира, которого похоронила здесь Киу, если это о чем-нибудь вам говорит. Я закопаю недостающие части тела бедолаги и уеду.

Женщина посмотрела в окно, меня коснулось ее сожаление. И решимость.

– Я не знаю, что вы ищите.

– Вранье, знаете. Ваш хранитель знает и даже они, – я ткнула пальцем в окно, где только что подошедший молодой парень в кепке, задумчиво, один за одним, обдирал листики с куста сирени, – знают. И думаю, цена за это знание не окажется непомерно велика.

– Думаете? – он подняла подведенные черным брови, – Что они запросят? В лучшем случае разрешение на охоту.

– В худшем, вы хотите сказать?

– Расплатиться за счет кого-то другого? – она напряженно улыбнулась, – В лучшем. В худшем они потребуют чего-то от вас, вернее от Седого. Вы можете давать обещания от его имени?

– Тогда я разрешу охоту, – я дернула головой, отворачиваясь от окна, перед домом уже стояло человек семь.

– Охоту на незнакомого человека, мужчину, женщину, ребенка? Теперь уже врете вы.

– Туше, – я села напротив ведьмы в кресло.

– Уезжайте.

– Уеду, – согласилась я и увидела, как брови поползли вверх, в моем слове не было ни грамма лжи, – Если убедите меня, что это на самом деле лучше. Неспроста же вы все дергаетесь.

Я выжидательно уставилась на женщину, чувствуя, как ее эмоции сменяют друг друга, как стеклышки цветного стекла в калейдоскопе, каждый раз складываясь в разный рисунок. Сомнение, надежда, отрицание, горечь, и решимость. Снова эта твердокаменная серая решимость, чувства, словно стрелки часов сделали круг и вернулись обратно.

– В Заячьем холме есть легенда… Там, где бы вы не жили, есть легенды? – она подалась вперед.

– Как разочаровывающее прозвучало это "где бы", – я позволила себе улыбку.

– В Юково, – тут же исправилась он.

– Есть, в основном на сценарии к фильмам ужасов смахивают. Ваши такие же?

– У нас есть легенда о последней могиле и круге. – она испытывающе посмотрела на меня, – Когда последний павший будет захоронен, когда будет брошен последний ком земли в последнюю могилу, когда кости утратят силу и обретут покой, круг жизни замкнется. И все кончится.

Я на всякий случай подождала еще минуту, но староста полуприкрыв глаза, продолжала выдерживать трагическую паузу.

– Что все?

– Мы не знаем, но думаю наш холм, наш источник, наше…

– Стоп, то есть сразу предполагаем худшее, несмотря на расплывчатую формулировку?

– Мы должны предполагать худшее, никто не позаботиться о нас, кроме нас самих.

– Отлично, – я встала. И надела рюкзак, – То есть узрев мировую опасность хозяина вы о надвигающееся угрозе оповестили, – женщина не открывая, глаз, кивнула, меня снова кольнуло ее разочарование, – Дайте угадаю, что он ответил… "На ваше усмотрение"? – Она кивнула, – Прям де жавю какое-то.

– Ты надо мной смеешься?

– Есть немного, – призналась я, – знали бы вы, сколько раз я слышала эти слова и что они означают, тоже бы смеялись.

– И что они значит?

– То, что кому-то придется очень несладко, и этот кто-то в большинстве случаев я.

От открыла глаза, и я поняла, почему она сидела зажмурившись и на что решалась. Зрачки блеснули белым огнем, странным образом напомнив мне щуку из старого пластилинового мультфильма, и меня отбросило к стене. Белая вспышка казалась, осязаемо колючей. Я ударилась о перегородку рядом с дверным проемом, стена отозвалась неприятным треском.

Воздух выбило из легких, и я сползла на пол, в рюкзаке лопатка звонко стукнулась о доспех. Кресло опрокинуло на спинку, и оно ударило меня по колену. Наступила вязкая тишина. Словно воздух вокруг превратился в кисель, в котором замерли секундные стрелки, словно сердце едва не выскочившее из груди, вдруг замедлилось и стало отбивать неправильный тягучий ритм.

Ведьма встала, показавшись мне слишком массивной, слишком значимой…

– Убирайся, пока жива!

Я тряхнула головой, подхватила рюкзак и… вместо того, чтобы встать, как видимо ожидала старшая, уцепилась ладонью за косяк, подтянулась к проему и перекатилась за стену. Ненадежное укрытие, но лучше чем ничего.

– Вставай и дерись, – взвизгнула ведьма. – Ты не смеешь…

– Дело ведь не предсказании, – проговорила я, проверяя как выходит из крепления на поясе нож, – И не в могиле. В чем-то другом. В чем?

Я слышала, как она подходит, под ботинками едва слышно поскрипывали половицы.

– В тебе, – ответила она.

И я поняла, что это правда. Она показалась в проеме, я, замахнувшись, воткнула нож в ногу, прибивая ступню к полу прямо сквозь ботинок. И тут же ударила кулаком в колено, от чего старая женщина охнула и стала оседать на пол. Будь на ее месте человек, я бы сломала ему ногу… Будь на ее месте человек, я бы его не ударила…

Когда-то я удивлялась способности нечисти наносить вред играючи, словно между делом, но то время давно прошло.

Я поднялась и заглянула в дверной проем. Ведьма шипела, сидя на полу с закрытыми глазами. Что это означает, я поняла слишком поздно. Очередная вспышка холодного света из ее глаз и меня снова отбросило назад, словно теннисный мячик по которому ударило ракетка. Глупо, было так подставляться под удар, но… я понятия не имела, как противостоять магии.

Меня с силой ударило об дверь, та распахнулась, я вывалилась наружу и, не удержавшись на ступенях крыльца, грохнулась на взрыхленную землю. Кто-то, наверное ведьма, начал сажать здесь розовые цветы, я безжалостно смяла тонкие стебли плечом. Боли не было, лишь недоумение. Что во имя высших происходит? Староста могла просто не отвечая на вопросы, выдворить назойливую девку несолоно хлебавши. Не с ножом же у горла ее расспрашивать, хотя… Что-то внутри меня было очень радо такой перспективе. Оно очень хотело посмотреть, как ее глаза закатятся от боли, хотело ощутить упругие толчки крови из рассеченной артерии.

Я подняла голову и увидела их. Лица. Молодые и старые, насмешливые и серьезные – разные. Сколько жителей Заячьего холма собралось здесь? Не знаю. И зачем? Я же не дракон.

В доме что-то заскрежетало, я стала подниматься, да так и замерла в неудобной позе. Сперва, в поле зрения попали коричневые ботинки, потом испачканные землей джинсы, машина, на которую он опирался, сложенные на груди руки, и лицо, которое выражало неприкрытую брезгливость.

Веник стоял у своего автомобиля, на противоположной стороне улицы и смотрел на меня, кривясь от пренебрежения. На меня словно опрокинули ведро холодной воды. Лед чужого презрения коснулся затылка, пробежался по спине, заставив сердце на миг сжаться. Он не и мел права смотреть на меня так… так… Как я на него, когда вспоминала об особенностях "диеты".

Одно из самых болезненных воспоминаний вдруг всплыло в голове. Он уже смотрел на меня так, они все смотрели, когда Охотник в очередной раз поставил мне ногу на спину, заставляя жрать грязь под хохот "благодарных" зрителей. Сколько раз они проделывали такое с человеком? Много. Сейчас тоже самое происходило с великой. Ее валяли по земле на потеху публике.

Кто-то засмеялся, парень в кепке указал на меня пальцем.

Холод сменился жаром. Переход был мгновенным, и именно тогда пришла боль, не физическая, эмоциональная. Потому что ничего не изменилось.

Нет! – я выпрямилась. – Не хочу! Не хочу быть чудовищем, но и не хочу больше быть жертвой. Никогда, не хочу ловить жалостливые взгляды.

Дверь снова открылась и на улицу вышла ведьма, она держала мой серебряный клинок за обмотанную кожей рукоять и победно улыбалась. Женщина с улыбкой осмотрела собравшихся и повернулась ко мне. Ее предчувствие триумфа было подобно накинутой на шее удавке.

Кровь застучала в висках, под ногами вибрировала упругая нить стежки.

– Кому-то придется умереть, – высказалась ведьма, и старуха в расписном не по погоде платке показала ей большой палец, словно мы находились не в глухом селе, а на гладиаторских боях. В воздухе разлился азарт, предвкушение и голод.

Она вдохнула и я поняла что последует за выдохом. Поняла и сжала пальцы, чувствуя, как в них бьется нить перехода, пронизывающая и сшивающая миры нить единственная доступная мне магия.

Глаза ведьмы зажглись, Веник откинул голову, мужчина в синей футболке в десяти шагах от меня подался вперед, жадно нюхая воздух, еще один падальщик, еще один низший…

Я развернулась, подхватывая невидимую нить стежки, посмотрела ведьме в глаза, прямо в ослепительную белую магию. И хлестнула поющей струной наотмашь, хлестнула словно кнутом.

Женщина закричала, нож упал на ступени, ледяной свет погас, кожа на дряблой щеке разошлась, на грудь закапала алая кровь, расплываясь пятнами на сером костюме. Она замечательно пахла, немного солью, немного медью, но самым восхитительным острым был аромат страха. Я подняла руку и снова ударила, но на этот раз не кнутом, на это раз петля стежки, словно лассо, захлестнула широкую шею.

По толпе пронесся ропот, тут же сменившийся одобрительным гулом. Зрелище есть зрелище, должна литься кровь, и это главное. Я подняла руку, невидимая нить стежки, повинуясь то ли движению, то ли желанию взвилась, и женщину, словно куклу, вздернуло в воздух. Вспоротая на шее кожа разошлась, светло-серый костюм залило кровью.

– Кому-то придется умереть, – повторила я чужие слова, и мне было приятно произносить их. Приятно смотреть в испуганные глаза, слышать невнятный хрип, и бульканье с которым звуки выходят из ее горла. Не через рот, они вместе с пузырящейся кровью. выходили прямо сквозь рану. Это был очень сладкий миг. Настолько сладкий, что я не подумала о последствиях, пошла на поводу у сиюминутного желания, и дернула за струну, затягивая…

Это оказалось слишком легко. Петля сомкнулась, пройдя сквозь плоть и кости, не встретив ни малейшего сопротивления, и грузное тело женщины упало на землю раньше, чем голова, на которой все еще сохранилась высокая прическа школьного зауча.

На миг струна перехода окрасилась алым, став видимой всем вокруг, и потом кровь впиталась без следа. Нить в моей ладони уплотнилась, будто вместо первой самой тонкой и высокой "ми" струны в моей руке оказалась шестая, то же "ми" но на октаву ниже и толще. Перед домом повисла выжидательная тишина, и раздавшийся в ней хлопок показался мне оглушительным. А потом еще один и еще. Я обернулась. Веник аплодировал, стоя у темно синего фольцвагена.

Сухой ритмичный звук, казался издевательским

– Прекрасное зрелище, – проговорил падальщик, отталкиваясь от машины и делая размашистый шаг вперед. Улыбка, простая и открытая не сходила с его лица, словно он увидел нечто приятное, а не обрубок шеи из которого толчками выходила кровь.

– Ах ты… – шагнул ко мне мужчина в кепке, – Ты…

Я сжала ладонь, чувствуя, как пульсирует невидимая стежка… и вдруг поняла. Посмотрела на себя со стороны, как я хлестала невидимой нитью, как выглядела в чужих глазах. Они же не видят струну, и даже не чувствуют. Для них это взмах рукой – удар – кровь, для них это… магия. Высшие, как же все буднично и лишено налета тайны, романтики. Это уже не кроличья нора в страну чудес, это волшебство Гудвина набивающего чужую голову отрубями, это такой же обман, как и все вокруг.

– Еще один доброволец на убой? – спросил Веник, делая приглашающий жест рукой, – Хотите попробовать свои силы против Великой? – он все еще улыбался, но в голосе слышалось рычащее предвкушение, – Против дважды названной хозяйки предела?

Мужчина, от которого разило псиной, сделал шаг назад и заморгал.

– Дважды, Изменяющийся, – повторил Веник, – Ну, кто-то еще? Давайте смелее.

Я разжала ладонь и стежка исчезла. В ней больше не было необходимости. Потому что оборотень сделал шаг назад, потому что маленькая девочка на руках у ведьмака в клетчатой рубашке помахала мне грязной ладошкой. Если сразу после драки они еще могли пойти наповоду у ярости и азарта, но сейчас уже нет. Накал прошел.

– Нет? – он позволил себе легкое разочарование, – Ольга?

– Кто-нибудь знает, где могила отмеченная кругом и крестом? – громко спросила я, поднимая рюкзак.

Ответом мне было молчание. Очень интересное молчание. Они знали. Но по каким-то причинам не хотели говорить.

Изменяющийся, еще недавно так отчаянно пытавшийся заступить мне дорогу, опустил голову, девушка в розовой футболке вдруг вспомнила, что у нее есть срочные дела, как и у мужчины с девочкой на руках.

– Совсем никто? – спросила я, поднимая свой нож, и разглядывая ногу в темном ботинке. – Это же глупо… все эти предсказания, вы даже не знает о чем речь…

– Так живые, девонька, мертвым не указ, – проговорила бабка и, снова показав большой палец, шустро поковыляла вдоль забора.

– И как оно? – остановился рядом со мной падальщик.

– Нормально. – я закрепила серебряное лезвие на поясе, наблюдая как они расходятся тихо переговариваясь.

– Я о первом трупе…

– Уже ответила "нормально" – я обошла безголовое тело.

– И все? – удивился он, догоняя, – А как же все эти принципы и стенания "не убий"?

– Никак, – меня так и тянуло оглянуться и посмотреть в мертвые глаза ведьме, но я смогла удержаться. И так их вряд ли забуду.

– Понравилось? – кажется, он действительно был заинтересован в ответе.

– Нет. – я посмотрела на черную пересекающую лицо повязку.

– Ты, будто, разочарована, – он остановился.

– Так и есть.

– Смерть никогда не разочаровывает. – он взял меня за плечо, – Никогда.

– Это было легко. Слишком…

– Обыкновенно?

– Да, словно дать пощечину. Я просто натянула стежку, даже не старалась.

– А чего ты ожидала? Фейерверка или угрызений совести?

– Хоть чего-то, – я выдернула руку и пошла дальше. – Надо закончить дело.

– Оно догонит тебя.

– Что?

– Осознание. – он произнес это слово, так, что у меня потеплели кончики пальцев, горячие иголки словно впились под кожу, – Хотел бы я вдохнуть его вместе с тобой – он встряхнулся и спросил, – Что за дело надо закончить? Ищешь могилу?

– Тебя Семеныч послал? – я отогнала видение того, как легко стежка прошла сквозь плоть.

– Да. Обзвонился, дал задание. Раз уж я все равно в этих краях, – он пожал плечами.

– Надоел уже с этой опекой.

– Я так же лет в четырнадцать матери говорил. – хохотнул Веник.

– Хватит сравнивать меня с…

– С кем? С собой? Так противно?

– С подростком. – я посмотрела на мужчину, – Тебе не кажется, что мы возвращается к тому, с чего начинали?

– Начинаем все заново? Почему нет, – он ухмыльнулся. – Введи в курс дела, что конкретно ищем? Или кто может об этом рассказать? – он выразительно щелкнул пальцами с желтоватыми ногтями.

До заката мы обыскали Заячий холм вдоль и поперек, заглянули под каждый куст, в каждый огород, дорожную яму и в итоге вернулись на кладбище. Сидя на замшелом камне Веник задумчиво рассматривал артефакт, провел рукой по тусклому металлу доспеха, развернул целлофан и поднес к лицу старую кость, на одно мгновение мне показалось, что он сейчас ее лизнет, но падальщик всего лишь понюхал и отложил в сторону.

– Думаешь, она здесь? – спросила я, вглядываясь сквозь сумрак к старым камням. – Могила Тира?

– Конечно. Иначе бы местные так не дергались.

– Но я осмотрела каждое захоронение! Если не веришь, можем пройтись еще раз…

– Не вижу смысла, проще допросить кого-нибудь, хватит играть в человека.

Я отвернулась. С каждым потраченным на поиски часом эта идея становилась все более и более привлекательной, и если в ближайшее время не появятся новые идеи, как найти несуществующее захоронение, я отвечу на это предложение согласием. Не должна, но отвечу.

Перед глазами мелькнуло видение грузно опускающегося на землю безголового тела. Мелькнуло и исчезло.

– Хватить прятаться от себя самой.

– Я не прячусь, – он усмехнулся, и я добавила, – Кажется. Просто это…ммм, похоже на жульничество. – брови мужчины поползли вверх, от чего перетянутое черной повязкой лицо перекосило, – Нет, неправильное слово. Это слабость, разве мы настолько глупы, что не можем разгадать загадку сами?

– Воспринимаешь как вызов?

– Они ведь знают ответ, – я оглянулась, чувствуя чужие взгляды, но в Парке-на костях кроме нас никого не было, – Он прост.

– Может быть, – он встал и пнул ногой камень, – Если до утра не разгадаем, пойдем по пути наименьшего сопротивления.

– Ты хотел сказать, наибольшего. – я убрала артефакт в рюкзак.

– Да мне плевать на формулировку, я просто зайду в ближайший дом и начну вытягивать жилы из первого, кого найду. И это не метафора.

– Когда ты успел стать таким самонадеянным? – спросила я, обходя ближайшее захоронение, ни круга, ни креста на камне не было, лишь два обкрошившихся треугольника и петля между ними, – Где осмотрительность, что мне так нравилась?

– Неужели тебе что-то нравилось?

– Ты говоришь так, – не стала отвечать я, – Словно все уже кончилось. Словно мы проиграли войну, которая даже не началась.

– Все верно, лишь одно слово неправильное.

– Веник, скажи что происходит? Что… – я повернулась к гробокопателю.

– Откровенничать не буду, и не надейся.

Я отвернулась и пошла дальше. Опять возникло ощущение предопределенности. Меня, будто подопытную мышку, запустили в лабиринт, у которого только один выход, а все ответвления и ходы – просто обманки, создающие иллюзию выбора. Потому что выход всегда один…

– Думаю, мы не с той стороны смотрим, – Веник догнал меня, обошел и пошел впереди, даже не глядя на серые камни и на их надписи, – Могила – это следствие, надо искать причину.

– Причину смерти ошера? Его убил Простой, но если бы он этого не сделал, тот все равно бы умер.

– Ого, какие сведения. Зачем столько подробностей? Будь проще, я спрашивал, зачем мертвяков здесь прикопали?

– Раньше верили, что, предав тело земле, помогают перерождению. Их потомки – люди… мы сохранили эту традицию. – на следующей могиле был выписана только половинка круга и ломаная линия.

– Разговор немого со слепым, – вздохнул падальщик, – Я не об этом. Зачем куда-то тащить трупы? Даже если после той заварушки осталось достаточно выживших желающих помахать лопатами, главный вопрос, зачем тащить куски мяса так далеко? Если только…

– Сюда вела стежка, – тут же поняла я, – Только что протянутый переход, по которому они прошли. Согласна. Но как это поможет найти могилу Тира?

– Я несказанно рад, что у этого, – он указал на рюкзак. – есть имя. Предлагаю во имя покойников повторить путь этих добровольных могильщиков хотя бы частично. Но если ты против, готов вернуться к варианту с допросом и жилами, выбирай дом…

– Все-все, – подняла руки, – Будем искать стежку.

– А не надо никуда идти, Великая, – он обернулся, останавливаясь у последней могилы с затертым полумесяцем, в темноте его лицо казалось худым и даже немного угловатым и очень похожим на то, что я видела сквозь стекло из очков феникса. – Ни за что не поверю, что ты их не чувствуешь.

– Чувствую, там и там. – я указал в разные стороны, – И еще там, но далеко. Проблема в том, что где именно они проходят, я не знаю, мне карту GPRS забыли установить к способностям Великой. Да и смотрела я уже, когда на машине хотела сюда проехать. Стежка, которую я видела, не ведет в Дивный.

– Значит, идем допрашивать, – не протестуя, кивнул он.

– Умеете вы уговаривать, – я остановилась и, закрыв глаза, вытянула руки, словно собираясь просить милостыню или искать что-то на ощупь. Прохладный ветер коснулся кожи. Стежка пела чуть в отдалении, тихо и печально.

– Ну, как?

– Погоди, это тебе не поисковый запрос отправить.

– Жду…

Я почувствовала, как падальщик прошел совсем близко. Сейчас его эмоции были очень яркими. Нетерпение, капля пренебрежения, и какое-то бесшабашное предвкушение, словно нам нечего было терять, но чтобы он не говорил, происходящее ему нравилось.

Нити переходов, нити которыми скрепили миры… Очень трудно описать то, чего никто не видит, то, что не видишь даже ты сама. Я все время сравнивала их со струнами, веревками, проводами под напряжением и еще великие знают с чем. Но больше всего это напоминало вены, по которым в наши миры течет кровь. Или, что еще вернее, трубки капельниц. Только я могла коснуться их, пройти сквозь стенки и почувствовать движение. Ощутить руками, телом, головой, мыслью.

Опуститься в быстрый ручей и позволить ему нести себя. Линия, не перекресток, глубокая сильная. Мелькнули улицы, срезанный холм с источником, поселок нечисти исчез, стоя на стежке, я вынырнула в раннее утро мира людей и увидела чахлый перелесок. Нить снова прошла насквозь, и лес сменился черной гладью реки, туманом и двумя темными домами. Снова нырок, будто кадры в фильме меняются слишком медленно и вместо реки пред глазами пустынная зарастающей травой дорога…

– Стоп, – проговорила я, и изображение застыло.

– Нашла? – раздался приглушенный голос, Веник коснулся руки.

– Там нет Дивного.

– Уверена?

Я отмотала пленку назад, вернувшись к срезанному холму и повернув против течения, посмотрела в обратную сторону. Линейная стежка, нелегальная, в том верхнем мире, над ней никогда не будет поселения, ни настоящего, ни "бумажного".

Пустые холмы, тропа, по которой я пришла… Что-то коснулось правого бедра, течение вильнуло, словно в него кинули камень.

Тело мое все еще стояло на стежке, на краю Парка-на-костях, а разум был там… не знаю где. Я по-прежнему не могла соотнести место, которое показывала мне нить и реальную точку на карте.

– Если, хочешь, чтобы я смотрела, не трогай.

– Я не трогаю, – раздался голос Веника совсем с другой стороны, и в подтверждение слов он провел пальцем мне по левому плечу, невидимое течение вспенилось бурунами.

Тропа сменилась утренним лугом, луг чьим-то огородом, огород заброшенным зданием, здание пустырем, утро, ночь, снова утро…

– Прекрати!

Его веселье щекочущим пером прошлось по коже.

– Я ничего не делаю.

Пустырь, грязная лужа и отражающаяся в ней луна, сарай, поселок, через который в лучах восходящего солнца едет грузовик.

Палец поднялся к ключице, стежка ответила дрожью и быстрым перебором струн.

– Ты ускоряешь течение, я ничего не успеваю увидеть.

– Нет, Ольга, – он зашел мне за спину, – Очень заманчивая перспектива, но… Я падальщик, ты Великая.

– Ты человек, бывший человек, как и я, а они… мы…

Его дыхание коснулось уха.

– Еще раз нет. Я нечисть. Да и человеком, был никудышным.

Я заставила мельтешение картинок остановиться. Все хватит. Назад, возвращайся назад.

– Расскажи.

Он ответил тихим смехом. Лужа, пустырь, огород, луг. Быстро, очень быстро, стежке было все равно, в какую сторону двигаться. Дорога всегда одна.

– Не особо интересная история.

– Но я бы…

– Для меня не особо интересная, – поправил он.

Я открыла глаза. Деревья шевелили казавшимися в темноте черными ветвями. Прохладный ветер, холм с источником, Веник стоящий за спиной. Его близость не беспокоила. Почти не беспокоила.

– Нет тут перехода в Дивный.

– Дивное Городище. Ты даже называешь его по-другому – Дивный.

– Хватит философствовать. Если здесь был переход в город Великих, сколько бы придурков шастали туда-сюда в поисках острых ощущений?

– Много, – согласился он, отводя мои волосы с шеи.

– Дивный там, где он был всегда на северо-востоке… эээ… Что ты делаешь?

– Мотивирую тебя.

На миг мне показалось, что он сейчас поцелует меня в шею, но… время шло, а кожу все так же ласкал только холодный воздух. Воображение не очень приятная вещь, ведь нечисти не нужны слова.

– На что? – тихо спросила я.

– Сам еще не решил.

В падальщике не было никакого возбуждения только задумчивость и любопытство. Он ставил опыт и с интересом ожидал результата. Даже обидно, совсем немного, но все-таки.

– Касаешься меня, чтобы… – я задумалась, – А зачем?

Физиология, банальная физиология, ничего больше. Веник подступил ближе, прижимаясь всем телом. Делал одно, внутри оставаясь все таким же отстраненным, хотя даже по этой отстраненности стали пробегать маленькие щекочущие искорки. Законам физиологии подчинялись не только люди, но и нечисть.

– На это реагирую не только я, но и стежка, – стала рассуждать я. – Она ускоряется, словно экспресс.

– Неправильно, – он прижался щекой к моему уху, щетина оцарапала кожу, – Повторяю, я не влияю на стежку. Не могу. Только на тебя. Знаешь, даже лестно.

– Нашел, чем гордиться, – я вдруг почувствовала странное желание потереться о его подбородок, Веник рыкнул, руки лежащие на плечах, с силой сжались, – Ты на меня, а я в свою очередь на стежку. Она бурлит и бросает… – я вспомнила, как поток вильнул в сторону, – Но в самый первый раз…

Он замер. Мы замерли. Догадка холодом осела на языке и тут же растаяла. Его заинтересованность стала нетерпеливой, почти навязчивой. Веник не хотел касаться меня, он хотел услышать то, о чем я думаю. Но руки не убрал. Не знаю почему, но это обстоятельство показалось мне важным.

– В самый первый раз, – удовлетворяла я наше общее любопытство, – Стежка вильнула сама, будто… – он хищно вдохнул мой запах, – будто в реку влился ручей. Новый поток. А стежки бывают такими? Вливающимися одна в другую? Тупиковыми?

– Давай проверим.

Я закрыла глаза.

– Не торопись.

– С тобой не получится.

Он снова засмеялся.

– Одним глазком и быстро.

Я уже не видела ни ночи, ни неба, ни холма, я снова была на тропе, была в потоке, который несся вперед на такой скорости, что я едва не пропустила его. Этот легкий толчок в бок. Но не пропустила, потому что ждала. Кагда знаешь, что искать все становится намного проще.

Я подхватила этот новый поток и повернула вспять. Он не подчинился, замедлился.

– Не пускает

– А мы и спрашивать не будем, – он склонился и, наконец, прижался губами к шее. Было бы лучше, если при этом Веник не думал о том, как пройти по стежке. Уж лучше бы он желал попробовать меня на вкус.

Мысль была отвратительной, но "отвратительно" это всего лишь слово, а никак ни ощущение.

Я выдохнула, и поток вскипел, и меня дернуло вперед рывком, утренние холмы сменились, ночью… Городом с острыми шпилями, с которых давно осыпалась черепица, на которых свили гнезда птицы, мостовые взломали корни деревьев, а повисшая над ним тишина казалась мертвой. Нет, не казалась, она была такой. И прежде чем, я успела осознать, что происходит, Веник прикусил кожу на шее. Едва-едва, без желания причинить боль. Хотя вру, он хотел причинить боль.

Но получилось иначе. Стежка вскипела белой пеной, окружила со всех сторон, завертелась, и я почувствовала, как струна начинает выводить минорный аккорд, как водоворот чего-то невидимого утягивает меня внутрь… Не меня нас. Ноги потеряли опору

Веник проорал что-то, я не могла ответить, захлебывалась в этих невидимых бурунах энергии, и почти утопая в них. Меня залило ею по макушку и отступило. Так прибрежная волна выбрасывает на берег ракушку и отступает, унося с собой песок и силу.

Падальщик разжал руки, я упала на землю, закашлялась, словно горло и в самом деле заливала вода. И только после этого подняла голову. Веник стоял под скудным светом красноватой луны, и его тело почти дрожало от возбуждения и восторга. То, что не смогла сделать женщина, сделала стежка.

Я посмотрела на полуразрушенные башни. Мы в Дивном. Помоги святые, мы в первом и единственном городе Великих.

Раньше он был другим. Я видела… Не совсем я и не совсем видела, но в мире, где правда и вымысел смешиваются и превращаются в реальность, это не имело значения. Феникс парила над изящными резными башнями. Мы стояли на земле рядом с полуразрушенными строениями, в которых не было ни легкости ни изящества. В которых не было ничего, кроме зарастающих вьюнками дыр…

Поднявшись я посмотрела упавшую и расколовшуюся стену, в форме которой еще угадывалась арка.

– Ты ненормальный, – проговорила я, звук сорвался с губ и затих.

– Не я перенес нас сюда, – ответил Веник, продолжая смотреть вперед, но я еле разобрала его слова.

Звуки падали вниз, исчезали, словно напуганные установившейся тишиной и неспособные поколебать безмолвие.

– Не ты. Но ты подбросил в топку дров, а без них, увы, – я развела руками, – поезд бы не поехал. Стежка старая, и какая-то…

– Мертвая?

Дивный поглотил его вопрос, оставив от слова лишь шепот, но я поняла, почувствовала, что он имел в виду. Ощутила его смятение и жадный восторг. Падальщик стоял и смотрел, стараясь вобрать в себя взглядом лежащие до горизонта руины. Боялся не запомнить.