Текст книги "На неведомых тропинках. Сквозь чащу (СИ)"

Автор книги: Аня Сокол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– А Седой хорош, – произнес странным, деревянным голосом Веник, и я не сразу поняла, его чувства. Злость сменилась завистью. Завистью к демону и тому, что он мог сделать. – Правильную упаковку для подарка придумал, – сосед указал на вырезанные знаки. – Правая руна – смерть, левая – свобода. А по центру, он ухмыльнулся. – Подчинение. Коснешься ее, и он здесь лебединое озеро станцует. В пачке. Или без.

– То есть можно было его не пытать, а просто нажать?

– Наверняка, – он пожал плечами, – Только это уже не так интересно. И безвкусно.

– Когда-нибудь я попробую и вас на вкус, – пообещал Радиф.

– Встань в очередь, – рявкнул Веник, мгновенно перемещаясь на другую сторону крыльца и выталкивая меня наружу. Грубо, быстро, почти небрежно.

Я перекувырнулась через перила, задев головой, столбик и упала на бок. А в следующую секунду, драконий хвост, снес и крыльцо вместе с мужчинами, задел дом. Выламывая раму окна, заставляя стекла звенеть, а доски стонать. Струя пламени ударила сверху, ослепляя… только меня там уже не было. Я стояла в метре от черного обугленного пятна. Стояла на четвереньках, успев уйти, но, не успев подняться. Пальцы словно когти загребали мягкую землю. Сердце билось размеренно. Тук-тук. Ни страха, ни сожалений, ни азарта.

– А ведь, тебе придется умереть, – проговорила я, глядя на черно-зеленого ящера.

В ответ получила струю огня, перекатилась, уходя от слепящего жара.

А не поторопилась ли я с обещанием?

Снова пламя, и я успела вскочить и броситься в сторону, сбивая огонь со вспыхнувших с правой стороны волос. Веник поднялся, расшвыривая обломки крыльца. Среди иззубренных досок показалась рука вестника. Я позволила себе один взгляд на мужчин, дракон сбил меня хвостом. Ударил в живот и отбросил на дорожку. Человеку переломало бы все кости и перемешало внутренности. А я даже смогла подняться, прижимая руку к пылающему болью боку.

Моя первая боль, первая рана в новом статусе. Значит, я не так уж и неуязвима, а все дело скорее в прилагаемых усилиях. Ворий на мелочи не разменивался, и удар который мог бы разрушить дом отозвался болью в ребрах.

Веник подхватил обломок перил и со злостью запустил в чешуйчатый бок. Дракон не обратил внимания ни на комариный укол, ни на самого "комара". Радиф выполз из-под завала и, упав на спину, стал смотреть в голубое небо, словно происходящее его совсем не касалось. Ящер извернулся, ломая тушей березку с тонким стволом. Сломал бы и толстую, если бы она была. Одна из гигантских лап опустилась на землю в шаге от лица восточника. Тот не шевельнулся.

Рев на секунду оглушил всех, а потом звук сменился огнем. Я бросилась в сторону дороги. Ни секунды передышки. Ни крупицы надежды. Это закончится только со смертью. Осталось узнать чьей…

Очередной разворот гибкого тела, и казавшаяся огромной лапа обрушилась на меня сверху. Я ринулась вперед, Лапа зарылась в землю за спиной, и мне вслед полетело пламя. Огненное дыхание опалило спину. И поняла, что не успею, на этот раз не увернусь.

Душная волна силы целителя раскрутилась где-то в стороне и коснулась… нет ударила, меня по колену, нога тут же подогнулась, и я полетела на старый асфальт дороги. Там глубине земли ласково отозвалась перезвоном струн стежка. Жаркое пламя прошло над головой, едва коснувшись затылка. Запахло палеными волосами и горелой тканью. Усыпанная пеплом блузка зияла подпалинами и прорехами.

– Ольга, – раздался яростный шепот Марта и я, неловко поднявшись, захромала к кустам за дорогой.

Разочарованный рев несся следом. Правая нога то и дело подгибалась, по коже бегали мурашки, очень похожие на те, что колют мышцы, если долго лежат в одном положении. Не выдержав, я оглянулась… Сломанные доски крыльца уже занялись пламенем. Вестник лежал на траве, каким то чудом не раздавленный драконом, Веник скалил клыки рядом с ним. А на крышу моего дома приземлялся, взмахивая сверкающими крыльями Алексий.

Неистово мотающий головой дракон, взрывающий лапами землю и разевающий пасть, чтобы пустить мне в след струю огня. Дверь моего дома отворилась.

– Ольга, – высунувшийся из зарослей Март просто дернул меня на себя…

И я едва не полетела головой на землю, зацепившись за лежащее на земле тело. Я даже не почувствовала его, не услышала биения сердца, как слышала остальных вокруг себя. Не почувствовала вони сгоревшей плоти, потому что все вокруг воняло горелым, даже я сама.

– Ох, – только смогла выдохнуть я, опускаясь на траву и ломая ветки окружающих кустов. Кто-то приближался со стороны леса, быстро и целеустремленно. Но мне не было до этого дела, кто бы это ни был, он не может быть страшнее дракона.

Пашка казалась слишком маленькой даже в своем зверином обличье. Свившийся хвост, сжатые лапы, оплавленная чешуя, розовая плоть под съежившийся кожей. Голый череп, покрытый нескольким уцелевшими чешуйками, капюшон кровоточил и казался грязной накинутой на голову тряпкой. Лица почти не было, веки распухли, утратили черный блеск приобретя налет копоти, я даже не была уверена, что глазные яблоки сохранились. Вместо губ две спекшиеся корки, из-под которых выглядывали белые зубы. Помню, эта странная белизна и удивила меня тогда. Не опаленное тело, а светлые клыки.

И тут явидь вздохнула, хрипло, протяжно, а сердце стукнуло. Один раз.

– Низшие, – прошептала я, – Она жива? Что произошло? Что… – я посмотрела на парня, – Почему ты весь мокрый?

– Потому, – огрызнулся он, поворачиваясь к тому кто ломился к нас сквозь кусты, зажигая глаза магией, дракон взревел и земля в очередной раз вздрогнула от поступи гигантского ящера. – В озеро нырнул на той стороне стежки. А вот она не успела. Где книга?

– Нет ее. Совсем. Уничтожена.

– Хреново.

Пашка снова вздохнула, и снова ее сердце дрогнуло и замерло. Я почувствовала влажный запах магии целителей, но глаза парня потухли. И я поняла кто приближается к нам одновременно с ним.

– Выживет?

– А какая разница?

– Большая, – зашипел, выбираясь из зарослей Константин, – заварил кашу, а расплачиваются другие.

Парень сцепил зубы, скулы чуть покраснели. Черный целитель опустился перед явидью на колени и легко, очень легко с невероятной нежностью коснулся лица. А ведь она на самом деле дорога ему, как может быть дорого хоть что-то нечисти. Или кто-то.

– Разберись в этой ящерицей переростком! – рявкнул Константин, магия стекала с его пальцев прямо в искалеченное тело змеи.

– Легко сказать, – в тон ему ответил Мартын, – Это не большой зверь, это Ворий, он разумен…

– Да, хоть гениален.

– Отец, он нечувствителен к моей магии пока на нем эта шкура! Совсем, как и охотник – ветер….

– Так сними с него шкуру, – черный целитель склонился к обгоревшему, лишившемуся черт лицу явиди и вдохнул свое дыхание ей в рот, словно она не в пламя попала, а чуть не утонула, – И напоминаю, ветра ты все-таки убил.

Струя пламени прошла чуть правее и кроны съежились и почернели. Через секунду стяжатель будет здесь, и к одному обугленному телу добавятся еще два, или три, если считать экспериментатора.

– Ах, ты ж, – раздался знакомый голос моей бабки, – Теперь пожарных вызывать придется.

– Чувствую себя словно в парке юрского периода, – вздохнул Март и, раздвинув ветки, выскочил на дорогу. Горелые листья плавно опускались на старый асфальт.

Ворий победно взревел. Я вышла следом, и увидела гигантскую морду дракона, склоняющуюся к земле. К нам. Начиналась вторая серия.

Его дыхание было горячим, как бывает горячим воздух в жаркий летний полдень, воздух, поднимающийся, от раскалившегося за день асфальта. Запах гари и сухость во рту.

Впервые я видела его так близко, я вообще впервые разглядывала дракона. Он совсем не походил на змею с лапами, к которым питают слабость восточные народы. В нем не было изящества воспетого северными мифами. В нем ничего не было, кроме массивности и ярости. Морда больше всего напоминала ковш экскаватора, а откормленная туша отличалась от крокодильей, лишь размерами, более длинными когтистыми лапами, да изогнутым хвостом. Гротескная помесь диплодока, тираннозавра и крокодила… Ворий – хранитель знание Земли Детей

Он топтался на дороге между моим домом и лесом, словно медведь на узкой тропе через малинник. Для него узкой, максимум пять шагов туда и обратно. Поломанные деревья, вывороченная трава. Кончик толстого хвоста лежал метрах в пяти от обломков крыльца.

В дверном проеме стояла моя бабка. На ней все еще был цветастый передник, хотя лопатку в правой руке сменил соломенный веник. Понятия не имею, откуда он у меня, если уже пару лет, как в доме появился пылесос… Низшие, она все это время была там, пока мы пускали кровь восточнику? Это смутило так, словно она застукала меня в койке с мужчиной. Может, потому что боль для нечисти – это тоже удовольствие и чаще всего интимное? Я встретилась взглядом с соседом, падальщик вдыхал горелый воздух стежки и дрожал всем телом. Не от страха, от предвкушения.

Один миг и все эти бесполезные мысли вихрем пронеслись в голове. Феникс слетел с крыльца на землю и совершенно естественным жестом подал Марье Николаевне руку. Та неловко ухватилась за Алексия и по-старушечьи слезла с порога, который в отсутствии крыльца возвышался над землей на пол метра. Вокруг снова собирались зрители.

Дракон с шумом втянул воздух…

– Ты направо, я налево! – рыкнул Март.

… гигантская пасть раскрылась. И мы бросились в разные стороны, огибая ящера, и надеясь, да, именно надеясь, что струя пламени достанется другому. Эдакая лотерея, кто-то прожарится, а кто-то останется жить. Слепой случай, все честно.

Не повезло мне. Дракон изогнул голову, выпуская огонь вдоль своего тела. Раздался сухой треск, догоняющего меня пламени. Испуганно вскрикнула бабка. И я поняла, что не успеваю свернуть с пути огня. Все было слишком быстро, слишком близко…

Я все-таки свернула. Бросилась в сторону, зная, что огонь вот-вот накроет меня с головой, нырнула под брюхо ящера, рискуя быть раздавленной, впечатанной в землю лапой. Струя пламени окатила чешуйчатый бок, и тающими в воздухе каплями стекла на землю. Собственный огонь ожидаемо не причинило ворию никакого вреда.

Стяжатель разочарованно зарычал, поднял одну лапу, потом другую. Я отклонилась вправо, потом влево. Ящер был слишком здоров, и это обернулось против него. Человек вполне мог стоять, под его брюхом не качаясь чешуи и оставаясь почти незаметным для такой громадины.

В этот момент мне почему-то вспомнилась детская сандалька и муравейник на обочине. Не большой лесной, а самый обычный, придорожный от которого сухая земля кажется исперщеной дырочками. Вспомнилось, что как ни наступала маленькая Алиса на шустро снующих насекомых, ей никак не удавалось раздавить ни одного из них. Рисунок на подошве, наверное, казался маленьким трудягам широкими туннелями. Сейчас именно я стала таким… ну, может не совсем муравьем, но все-таки мелким насекомым.

Лапа с когтями опустилась на землю, в очередной раз заставив стежку вздрогнуть.

– Ах ты ж… – я увидела мою бабку с занесенным над драконьим хвостом веником, – Откормленный теленок, и не стыдно детей обижать? – соломенное помело опустилось на черный хвост.

И я поняла, что смеюсь. Несмотря на старающегося нас убить ящера, несмотря на то, что где-то там умирала Пашка, не смотря ни на что. Стою и смеюсь диким граничащим с криком смехом.

Представьте себе сухонькую мышь, взявшую в лапы зубочистку и ударившую кота по хвосту. Представили? А теперь представьте удивление того кота, когда вместо неощутимого касания, он получил удар молотом.

Марья Николаевна еще не осознавала свою силу, она предоставила это право дракону.

Как сказал баюн, мы очень интересно проводили время.

Ворий подавился собственным пламенем, издав короткое и емкое "Акчшшш" и присел на задние лапы, не хуже любого другого зверя, которому отдавили хвост. Для меня на миг погас солнечный свет, я старалась не представлять, что случится, если он грохнется на брюхо. Но ящер поднялся и стал поворачиваться, быстро перебирая лапами.

Я увидела, как Март остановился рядом с оскалившимся падальщиком, увидела, как развернулись сияющие крылья феникса. Со стороны стежки потянуло жадным любопытством, возбужденные соседи переместились к новому месту действия. Дракон повернул морду к бабке и тут же получил по ней веником.

Отпрянув от переступившей с места на место лапы, я повернулась и… услышала его слишком поздно, в последний момент. Покойника, у которого все еще билось сердце. И поняла, какую странную неправильность видела в нем, и не только в нем.

Веник тоже смог подойти ко мне, смог застать врасплох. Я думала дело во мне, в моем опьянении болью, от которого мне часто сносило крышу. Словно покойник, по капризу неизвестных сил, все еще стоящий на двух ногах не представлял для меня угрозы, и личный эквалайзер не пеленговал его. Я почти не чувствовала его приближения до тех пор пока не становилось слишком поздно.

Он толкнул меня, прямо на чешуйчатую лапу, как раз в то момент, когда ворий сделал шаг и черные когти прошли в сантиметре от моей головы. Он налетел сзади, опрокидывая меня на землю. Ошейник, проступивший на его шее тут же, сжался причиняя Радифу боль.

Я не видела его, но чувствовала едва ли не затылком. И знак рабства, и горящие руны, и пытку восточника, который поднял руку на того, кому принадлежит. Бывший вестник хрипел, прижимая меня коленом к земле, но не сдавался. Боль скручивала Радифа, только когда он сопротивлялся и только когда мне. Руны дарили пытку телу, не лишая разум воли, пока не лишали… предел есть у каждого. Он слабел с каждой секундой и осознавал это.

Выгнувшись, я попыталась сбросить с себя восточника и встать. Помело в бабкиных руках сломалось. Солома не была рассчитана на такие нагрузки. Теперь я знаю, какая судьба постигла лопаточку. Радиф снова давил меня в перемешанную с кусками асфальта землю. Камни лезли мне в рот, неприятно скрипя о зубы. Восточник схватил меня за руку и вывернул ее, заламывая за спину.

– Не дракон, а сто рублей убытку, – высказалась бабка.

Радиф тяжело дышал, скулил, его перемазанные грязью и кровью руки дергали ремешки крепления стилета, стараясь сорвать клинок. Даже слишком стараясь, руки царапали кожу, соскальзывали… Серебро зашипело, обжигая восточника.

Дракон переступил с ноги на ногу, легонько задевая Радифа и легонько сбивая его с моей спины и даже не замечая этого.

Стилет остался болтаться на предплечье, прижимаемый последним ремешком. Восточник не просто застонал, он заплакал, как плачет ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Когтистая лапа опустилась, вдавливая восточника в мягкую землю. Ящер мотнул башкой и заревел прямо в лицо моей бабке. К чести последней та всего лишь зажмурилась.

Плачь, перешедший в крик не слышал никто кроме меня. Захрустели, ломаясь кости.

– Стой! – раздался новый голос.

Напротив вория, уже стоял староста, сжимая в вытянутых руках знакомую тетрадь в потертом желтом переплете. Дневник Тур Бегущего. Я не нашла в себе ни желания ни сил удивляться этому.

– Поговорим? – предложил он.

Дракон сделал шаг назад. Я посмотрела на то, во что превратила восточника лапа дракона.

– Кххааа, – сказал Радиф, голова была цела, а вот грудная клетка оказалась вдавленной внутрь, – Кххааа, – повторил он, брызгая на подбородок алой сладко пахнущей кровью.

Его левая нога вдруг стала быстро-быстро подергиваться, словно в припадке.

Рот на изуродованном обожженном лице приоткрылся. Пятка в очередной раз стукнула о землю, и это раздражало сильнее его слезящихся глаз, в которых было только одно. Просьба, мольба, обещание, пусть даже невыполнимое, все что угодно, только чтобы прекратить это. И в этом наши желания совпадали. Даже такая смерть будет сладка.

– Всего лишь разговор, – склонил голову старик.

– Откуда у вас… – начал Март, но Семеныч поднял палец, заставляя парня замолчать.

Я склонилась над восточником, ошейник тут же проступил на грязной шее, и цепь, привычно кольнув кончики пальцев, ткнулась в руку.

– И если мы не договоримся, – староста посмотрел на стяжателя, – Мы все, – он кивнул подошедшему Алексию, и повторил. – Мы все отойдем в сторону и дадим тебе закончить дело.

Опрометчиво, – мысленно заметила я, протягивая руку к ошейнику, к горящей руне, – Ведь иногда такие обещания приходиться выполнять. А может, именно на это он и надеется?

– Скаааххх… – прохрипел Вестник, кровь из рта брызнула мне на лицо.

Я поняла, что он хотел сказать, почувствовала. Угловатая, неловкая благодарность, с легким привкусом стыда, коснулась моих чувств. Палец дотронулся до руны… на миг линии, словно лезвия, впились в кожу, спрашивая, а уверена ли я? Да? Нет? Будто к компьютерной программе, только игроки существовали на самом деле, хотя в них порой очень сложно поверить.

Да, уверена.

И руна погасла, как и ошейник, как и глаза восточника. Грязная голая пятка, ударила о землю, еще раз и еще, с каждой секундой замедляясь, пока не замерла на вывороченной вместе с пучком травы кочке.

А секундой позже нас залил солнечный свет, пробивавшийся сквозь зеленые кроны. День перевалил за середину, а мы все еще были живы… напротив старосты стоял обнаженный мужчина.

– Это ты! – обвиняющее ткнул пальцем в старика Картэн, – Твоя тетрадь не моя!

– Зря. – прошептал мне в ухо Веник. – Могли бы неплохо повеселиться.

Опять он сделал это. Опять подошел, а я и не почувствовала. Почему меня так злил этот факт? Раньше, когда я была человеком, когда не слышала биения их сердец, когда не ощущала эмоции… Тогда меня это не смущало. Я играла теми картами, что сданы, и гордилась этим.

– Ты вовремя, – не удержалась я от упрека, – С весельем придется подождать.

– Это не моя тетрадь, – закричал хранитель знаний.

– Прикрой срам, охальник, – влезла моя бабка, снимая цветастый фартук и накидывая на вория. Тот не повернул, и головы следя за руками старосты, в которых тот сжимал тетрадь.

Я уловила медленное завихрение силы целителя. Почти незаметное, еще только формирующееся.

– Да, не твоя, – не стал отпираться Семеныч, и вдруг вскинув руку, рявкнул, – Нет, парень. Нет. – он посмотрел на Марта, у которого загорелись зеленью глаза.

Сын целителя решил воспользоваться случаем. И ведь правильно, раз дракон сам снял шкуру…

– Нет, – повторил староста. – Я обещал ему разговор.

Марья Николаевна деловито завязывала пояс фартука над обнаженными мужскими ягодицами.

– Это не тот дневник. Не та его часть, – старик снова посмотрел на стяжателя.

– Часть? – переспросил Март.

– Не думаешь же ты, что дорога Тура Бегущего началась с гор? Ведь что-то его туда привело.

Я передернула плечами, встала и перешагнула через Радифа, оставив Веника за спиной. Покойником был, покойником и остался. Я уже забыла о нем, мысленно переносясь в бункер дыма под землей. Видя полумрак, кресло и книгу на коленях старого вестника. Чуть более темный переплет, старые страницы, смутно знакомый почерк, и бросившаяся в глаза строчка. Как же там было? Что-то вроде: "настась… напасть", или как-то еще.

– Значит, тетрадей было две? – спросил Мартын.

– Три, – поправила я.

– Четыре, – рявкнул Картэн.

– И я предлагаю тебе первую за их жизни, – Семеныч вновь поднял книгу.

Несколько бесконечно-долгих секунд ворий смотрел на старосту, переводя взгляд с лица на темно желтый переплет, и раздумывая, потом, нехотя, пересиливая себя, произнес:

– Одного. Я готов отступиться от одного за эту книгу. Выбирай.

Март довольно громко хныкнул, подошедший сзади Веник с иронией произнес

– Выбери меня, выбери меня, птицы счастья…

– Нет, – с сожалением ответил Семеныч, – Они нужны мне все.

– Ты глуп, старик, – рыкнул Картэн и тут же схлопотал от бабки подзатыльник.

– Имей уважение к старшим, – надзирательно сказала она.

К моему удивлению обернувшийся дракон только кивнул и повторил совсем другим тоном:

– Это глупо. Одна жизнь лучше чем не одной.

– Хорошо. – староста словно ожидал такого ответа, в его голосе не слышалось ни разочарования и досады, – Раз я не могу получить жизни, предлагаю выкупить время.

– Сколько? – прищурился хранитель знаний.

– Год. Для всех троих.

– Издеваешься? Не дам и часа.

– Полгода?

– Три часа, и пусть будут благодарны.

– Месяц? Подумай Картэн…

– Подумал. Три с половиной, пусть напишут завещание.

– Неделя?

– К чему все это? За первый том…, – замялся стяжатель, – Этих сочинений, я не дам больше нескольких часов, – он оскалился. – За последний еще и приплачу. У тебя есть последний, старик?

– Ты отлично знаешь, что он в Дивном, – покачал головой Семеныч, – До рассвета?

– До заката, и договорились, – мужчина протянул руку за тетрадью.

– Ворий, – ухмыльнулся Семеныч, обнажая желтоватые зубы, и отдал дневник, по мне так слишком легко отдал.

– Старик, – стяжатель легонько склонил голову, и добавил, – Вернусь на закате, если выйдут сами, такого – он обвел рукой горящие доски и вывороченные деревья, – Устраивать не буду.

– Молодец, – похвалила его бабка, и легонько потрепала по плечу.

Кто хоть раз видел в кино эпизоды, когда люди всем селом тушат чей-то дом? Тушат не только потому, что огонь может перекинуться на твой, а потому, что так надо. Надо протянуть руку помощи. Я видела, и не раз. Жаль только киношная реальность не так часто сходит с экранов и воплощается в реальной жизни. Особенно в жизни нечисти. Помню, как они над "Вием" ржали, лучшая комедия всех времен и нечистых народов, переплюнула в нашей тили-мили-тряндии легендарное тарантиновское "От заката до рассвета", но не дотянула до "Мастера и Маргариты"…

К чему я это все, к тому, что нечисть не люди. Мы не люди, а потому, я без удивления наблюдала, как стяжатель уходит с тетрадью, как его окружают соседи, кто-то хлопает по плечу, кто-то жмет руку, молодой лихач, возбужденно кричит, как это было круто. А старая Караха, выливает ведро воды на занявшуюся с ее стороны траву и равнодушно отворачивается от соседнего участка, где трещал в огне куст сирени. Впрочем, его хозяин тоже не смотрел по сторонам, а просто закидал очаг землей.

Да, нечисть не люди, а потому у каждого находящегося сейчас здесь есть для этого причина. Пол пятого вечера, заход солнца около девяти, даже немного раньше. Семеныч выторговал нам чуть больше четырех часов.

– В дом, – скомандовал ведьмак, и бабка первой бросилась к дверям, немного неловко взбираясь на порог.

Из кустов вышел Константин с Пашкой на руках. Ее сердце по-прежнему не билось, или билось но очень медленно, а каждый вздох приходилось ждать не меньше десяти минут. Семеныч и Алексий мрачно переглянулись и последовали за ней. Март дожидался отца.

Я со злостью распинала горящие доски, настроение было паршивым. Шедший следом Веник обхватил меня за талию и просто поставил внутрь. В другое время, я бы придумала этому тысячу причин и всяких теорий, но не сегодня. И, наверное, он это чувствовал, войдя в дом падальщик просто сел на диван и закрыл глаза.

– Давайте на кровать, – всплеснула руками бабка, когда на пороге появился Константин с явидью, воняло от нее по-прежнему хреново, не как от живого создания, а как от куска мяса.

Из крыла вставшего у плиты феникса выпало маленькое сверкающее перо и приземлилось на дощатый пол. Доски минуту раздумывали, а потом решили не загораться.

– Ты так на него смотришь, – проговорил феникс поправляя очки.

Я наклонилась, обхватила танцующий невесомый огонь пальцами и спросила:

– Только ты можешь зажечь его?

– Мой сын тоже может, – и почувствовав мое любопытство пояснил, – О нем я говорить не буду, лучше о тебе.

– А жена? Внук? Правнук?

– Жена? Она давно умерла.

– Я спросила не об этом.

– Знаю. Нет, она не могла. Внук тоже наверное не сможет, уже другая кровь не плохая просто другая. Хотя если у него будет предмет с оттиском моей души… Родится, проверим, – он аккуратно вытащил перышко из моих рук.

– Что такое оттиск души?

– Это след, Ольга, след который мы оставляем в этом мире. Дела, мысли, поступки… Мой бабка очень любила старый торшер, что сейчас стоит у моего изголовья, говорила, что украла его из борделя, где познакомился с дедом. И теперь эта лампа низших горит только тогда, когда ей вздумается, а не когда надо.

– След – это память?

– Да, наверное. Во всяком случае, мои перья этот светильник поджигает на раз.

– Буду знать.

– Знай, – пожал плечами Алексий. – В твоих руках это, – он поднял перышко и оно мгновенно превратилось в пепел, – Просто украшение. Перо жар-птицы.

– Надо вскипятить воду и приготовить бинты, – метнулась к плите бабка.

– Зачем? Мы же не роды принимаем? – не понял Мартын.

– Да уж лучше бы роды… – покачал головой остановившийся рядом с плитой староста.

Его прервал стон. Тихий, едва слышный, его так легко перепутать с дыханием. Но в наших ушах он прозвучал оглушающим криком, который не смогло издать сгоревшее горло.

Семеныч схватил меня за руку, не дав сделать и шага.

– Не надо. – я дернулась, вырываясь. – Ты себе потом не простишь, если будешь питаться ее болью…

– Питаться? Да, что я же за Великая? Хуже трупоеда… – я пошла к спальне.

– Я тебя слышу, милая, – отозвался Веник, – Спасибо за комплимент.

Старик не сводил с меня взгляда, пока я шла, и даже остановившись в шаге от кровати, я продолжала чувствовать его пристальное внимание. И страх. Он боялся, на самом деле боялся, но не говорил чего.

Постельное белье уже успело пропитаться кровью, и испачкаться клочками сгоревшей плоти, Пашка выгибалась, а Константин с горящими магией глазами, положил ладонь на спекшийся лоб, пытался унять боль.

Она была полной и вкусной, как мороженное, на которое не пожалели сливок… Я сжала кулаки и тряхнула головой. Сейчас мне доставляет радость боль Пашки, а что дальше? С улыбкой смотреть, как плачет Невер?

А ведь она бы на твоем месте так и поступила, – пришла подлая, но наверняка правдивая мысль. Наверняка… Но она – не я. Даже у выгребной ямы, в которую я падала есть дно и я не хочу удариться о него со всего маха

Я вздохнула и отступила, сделав последний глоток сладости. На шаг назад. Мысленно отступила, невидимые нити потянулись обратно, но я повернула рукоять чувствительности на ноль. Это как закрыть ладонями уши, или нос, чтобы не слышать звуков или не ощущать запахов. Это как оказаться внезапно в вакууме, где нет ничего. Я едва не задохнулась, и мои голодные… нет, даже жадные, щупальца новой силы снова потянулись к умирающей явиди, возвращая мне способность ощущать.

– Если закроешься совсем, сойдешь с ума, – проговорил целитель, – Советую экранировать только объект.

– Закрываться? Но это способность демонов?

– Да, а как ты думаешь, кто их ею наградил? – Пашка всхлипнула, и целитель успокаивающе проговорил, – Тихо-тихо. – он поднял голову. – Ольга, ты только что закрылась, на несколько секунд, но полностью. Это чревато.

– Чем? Сумасшествием? Демоны не сходят с ума.

– Да? – он поднял брови, – У меня для тебя новость, они давно уже сошли.

– Шшшш, – зашипела явидь, ее молчаливое сердце вдруг быстро забилось, изуродованная рука взметнулась и ударилась о подушку, – Шшшааа…

– Что? – нахмурился Константин, – Я же перекрыл каналы… – в спальню заглянул Март, – Почему боль нарастает?

Пашка выгнулась, не переставая шипеть, и уже вторая лапа с негнувшимися пальцами, потянулась к голове, с которой слезала чешуя, оставаясь на наволочке вместе со впитывающейся сукровицей. Целитель стал приподнимать ей голову… И мы с Мартыном все поняли одновременно.

– Руна, – простонал парень, – Как не вовремя.

– Простой сказал, не путай время, с вечностью, – спомнила я.

– Что она должна сделать? – сразу ухватил суть проблемы Константин, – На чем он ее поймал? Быстро! Руна проснулась, потому что возникла угроза жизни. Метка не даст ей умереть, пока не выполнено обещание.

– Так пусть живет, – хмыкнул Март.

– Боль не может быть вечной. Что…

И в этот момент Пашка открыла слезящиеся глаза. Вернее попыталась. Одно спекшееся веко разорвалось, другое приоткрылось лишь на половину. Двойные зрачки горели медью, белки были мутными. Все правильно, бес сознания змея не могла ничего сказать и руна привела ее в чувство.

– Охххшшша, – зашипела она, глядя на меня и только на меня, а во взгляде загнанного зверя была лишь обреченность.

– Что? – рявкнул Константин, – Что она натворила?

– Она спала с другим, – проговорила я, – не сводя взгляда с наполненных болью глаз и каждую секунду борясь с побуждением окунуться в эту пытку с головой, и впитать в себя. – Ночь на карачун, когда тебя похитили, она провела с другим мужчиной.

– С кем? – целитель посмотрел на Пашку.

– Сссс… – зашипела она приподнимаясь.

– С ним, – ответил парень, – С ним. А недавно еще и второе яйцо отложила…

Дальнейших пояснений не потребовалось.

Глаза явиди закатились, и она упала обратно, сердце стало замедляться.

Константин смотрел на змею, и вдруг улыбнулся, по его телу прокатилось облегчение, чистое, немного скрипящее и совсем-совсем неправильное.

– Дурочка, – ласково проговорил он, и коснулся губами спекшейся крови на лице.

– Отец? – не понял Мартын. – Ты спятил? Она трахается с тем же любовником, что и мать, а вместо позорного столба получает поцелуй?

– Да, – ответил мужчина, – И будь я тогда чуть старше, твоя мать была бы жива… наверное.

– Ты теперь всепрощение проповедуешь? – оскалился парень, – Не самая популярная религия. Проявишь слабость, сожрут, она же и сожрет или я…кхрр

Парень захрипел, потому что отец еще секунду назад сидящий на кровати, уже стоял рядом и ласково сжимал шею сына. И все еще улыбаясь, заглядывал в лицо.

– Ты? Сожрешь? Неужели? – едва уловимое движение рукой, и Март ударился затылком о стену, на которой висели постеры с картинками моря, оттолкнувший парня целитель отступил и приглашающе раскинул руки, – Ну, давай, жри. А я посмотрю, как у тебя это получится.

– Нашли время, – проговорил входящий в комнату Алексий, за его спиной маячила бабка с полной кастрюлей кипятка, – Щенок вырос и учится кусаться, – он посмотрел на потирающего шею Марта, – Хоть бы законы сперва изучил.

– У нас один закон, кто сильный тот и прав. – парень выпрямился.

– В точку, – кивнул Алексий, и вдруг протянул руку Константину, – Тебя можно поздравить? Вышел вне уровней!

– Меня тоже поздравьте, – буркнул Мартын, – Я кажется, перебрал того бурого порошка подвале и сошел с ума. Ни черта не понимаю. Как измена змеи сделал отца бесцветным?

Я согласно кивнула.

– Не уверен, что у нас есть на это время, – посмотрел на наручные часы феникс, и посторонился, пропуская бабку с кастрюлей от которой шел пар.

– Расскажи, – раздался голос Семеныча, – Я не для того выторговывал время, чтобы они в бега пустились.

– А для чего? – спросила я.

– Чтобы найти того, кто оттащит от нас дракона за холку, – в комнату заглянул староста с телефоном, в ухо неслись длинный гудки, собеседник не торопился снимать трубку.