Текст книги "Исторические сочинения о России XVI в."

Автор книги: Антонио Поссевино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

12 сентября мы в сопровождении гораздо большей свиты, чем раньше, проследовали к царскому дворцу, а свита с этого времени распускалась. Здесь государь, поднявшись и приказав другим сделать то же самое, сказал: «Антоний, ты поедешь к королю Стефану, передашь ему приветствие от моего имени и заключишь мир по поручению папы. Когда исполнишь это, возвращайся к нам, а твое присутствие всегда будет нам приятно как из уважения к папе, так и из-за твоего усердия при выполнении этого поручения». Затем он обратился к тому священнику, который отправлялся к папе: «Ты отправишься к папе и также передашь ему мое приветствие, кроме того, мои письма и подарки». То же самое, в тех же выражениях, повторил сын его Иван. Наконец, он подозвал того священника, который оставался в Московии г «Ты будешь здесь со мной в Москве», – сказал он, погладил его по голове, а затем обратился к Поссевино: «Будь спокоен, Антоний, мы будем относиться к нему с той же благосклонностью, как если бы ты сам был здесь». Затем мы поцеловали руку князя и его сына и вернулись домой. Дома князь приказал приготовить нам великолепный и щедрый пир, на котором повторилось подобное тому, что было на предыдущих пирах, до под конец несколько знатных людей принесли различные кушанья и сосуды с вином, которое представляет большую редкость в этом государстве и есть только у одного великого князя. Всё это князь дал нам для того, чтобы мы не имели недостатка в пище в польском лагере, а до границ Московии обо всем необходимом будут заботиться приставы За эту щедрость и заботу великого князя Поссевино поблагодарил присутствующих в пространной речи. Под вечер князь позвал нас к себе и передал в дар папе ценные соболиные меха, а также каждому из нас подарил прекрасные меха и деньги. Поссевино по уставу нашего ордена сначала не хотел их принимать, но его убедили, чтобы он этого не делал, так как князь, если от его подарков отказываются, считает это оскорблением, и его расположение может смениться жестокостью. Но Поссевино позаботился, чтобы эти подарки были розданы московским и польским пленникам, и в этом князь его поддержал и одобрил. Хотя добрая часть денег была поделана тотчас же между приставами и другими людьми, состоявшими при нас, они, что в обычае у здешнего народа, требовали их еще в самых грубых выражениях.

На следующий день в праздник Воздвижения, в сопровождении большой конной свиты царских людей, числом около 100, мы отправились из Старицы ко Пскову, который, как я уже сказал, осаждал польский король. Почти через 15 дней пути по бескрайним равнинам и лесам мы прибыли к озеру Ильмень. Преодолев его за 8 часов (оно простирается более чем на 50 миль), мы добрались до Новгорода, ч там нас встретил отряд из двух тысяч татар, посланных из Новгорода по приказанию московского князя для нашей охраны. Их начальник (а его называли здесь воеводой) был христианин (остальные же придерживались веры Магомета). Он любезно предложил нам располагать им и его подчиненными. Затем Василий[424]424
  См. прим. 18 к «Письмам».


[Закрыть], один из переводчиков, был послан в польский лагерь с тем, чтобы сообщить польскому королю о нашем прибытии и с просьбой прислать к границам свой отряд для нашего сопровождения. В ожидании ответа прошло четыре дня, и за это время другой переводчик московского князя был обращен из русской схизмы в католическую веру. Польский король, узнав о нашем прибытии, приказал литовцу Александру Пронскому, стольнику, как здесь говорят, с отрядом из 200 всадников сопровождать нас на расстоянии 50 миль. В псковский лагерь мы прибыли 5 октября. Удивительно, кал оказался приятен всем наш приезд: ведь если бы мир не был заключен, то оказалось бы, что осада будет продолжаться и зимой, так как король решил в случае неудачной осады Пскова лагерь отсюда не снимать. Снег же, выпавший за день до этого, привел поляков в страшное отчаяние, тем более что у солдат не было даже палаток, в которых они могли бы укрыться от холодов[425]425
  «Ночью шел снег и потом сильно заморозило, палатки наши не приспособлены к этому, морозы усиливаются, пехотинцы гибнут от холода...» – Дневник последнего похода.., с. 149—150.


[Закрыть]. В этот же день король созвал для Поссевино совет, на котором тот изложил условия мира, привезенные от московита. Слушали его с чрезвычайным вниманием, но, так как этот день подходил уже к концу, дело было отложено до следующего дня. Лишь только рассвело, король пригласил Поссевино к себе, и было решено, что Поссевино пошлет кого-нибудь к московиту (который находился в это время в Александровской слободе, отстоящей от Москвы на расстоянии 150 миль) и предложит выбрать какое-нибудь нейтральное место, куда соберутся послы обеих сторон с величайшими полномочиями. Был послан Андрей Полонский, один из переводчиков, юноша исключительной честности. К сожалению, вскоре после возвращения из Москвы он заболел и, очистив по церковному обряду душу, отошел в лучший мир.

Выбрали Киверову Гору, маленькое селение близ Яма Запольского, и туда в установленное время[426]426
  15 декабря 1581 г.


[Закрыть] собрались послы. Поссевино удалось настоять, чтобы в составе посольства не оказалось ни одного еретика; ведь и при самом незначительном количестве католиков король проявляет себя как самый ревностный католик. В этой деревне Поссевино остался с московскими послами, поляки же находились на расстоянии 10 миль от нее. И московские, и польские послы собирались в избе у Поссевино, где и вели переговоры о мире. Однако всё это дело, постоянно прерываемое различными жалобами и наветами, растянулось до следующего месяца. Наконец, 30 января мир был заключен на тех условиях, что московит уступил всю Ливонию, польский же король, в свою очередь, отдавал крепости, взятые за последние два года, и на этих условиях польские и московские послы поклялись по своему обычаю. При этом очень кстати произошло одно событие: секретаря польского посольства[427]427
  Михаил Гарабурда. См.: Немировский Е. Л. Иван Федоров в Белоруссия. М., 1979, с. 67—68.


[Закрыть], впавшего в русскую схизму, московиты, тоже погрязшие в этой тине, пригласили к себе целовать свой крест (а это и у поляков, и у московитов считается наисвятейшей клятвой), однако он пришел с польскими послами к нашему, католическому, кресту, который находился в доме Поссевино, и целовал его с самым религиозным чувством.

Итак, этот мир то силой оружия, то различными посольствами пытались заключить уже в течение 30 лет, но все попытки были тщетными до тех пор, пока самое положение дел не показало, что посредником в деле заключения мира должен быть тот, кому господь наш Христос вручил истинный мир и кому приказал укреплять братьев своих. При самом оформлении и заключении мира встретилось очень много труд ностей, которые оттягивали дело. Часто послы, пришедшие между собой в раздор, в негодовании собирались возвращаться к своим государям, и, разумеется, их приходилось успокаивать и удерживать всеми способами. Кроме того, чтобы уточнить какое-нибудь обстоятельство, нужно было отправлять гонцов то в Вильну, где в это время находился польский король, то к московскому князю, который находился на расстоянии 700 миль, и все это в декабре и январе, в середине зимы при жесточайших морозах. Ко всему прочему прибавлялась невероятная скудость во всем, так как эти места из-за военных набегов представляли собой настоящую пустыню и были разорены до крайнего предела. Едва можно было найти воду для питья, да и то гнилую.

Закончив дело мира, Поссевино вместе с послами направился к московскому князю. Когда прибыли к Порхову, вся масса народа вышла навстречу, приветствуя заключение мира. Отсюда долгим, восьмидневным путем отправились в Новгород. Город этот деревянный, только кремль и укрепления каменные. Говорят, когда-то он пользовался своими законами и правил многими народами. Поссевино сквозь ряды людей, специально для этого созванных из деревень, вошел в город, сопровождаемый приветствиями и залпами, и там при таком же многолюдстве был торжественно отведен в хоромы. В Новгороде он оставался два дня, а на тринадцатый день пути прибыл в Москву[428]428
  14 февраля. – ПДС, т. X, с. 259.


[Закрыть]. Князь послал ему навстречу повозку, покрытую огромной шкурой белого медведя, и 300 всадников, которые с почетом сопровождали его. Лишь только Поссевино была дана возможность встречи с князем, он приступил к исполнению самого важного, того, что было начато и отложено до его возвращения, а именно: стал добиваться, чтобы к папе был отправлен посол[429]429
  ПДС, т. X, с. 351—374.


[Закрыть], с тем чтобы заключить союз христианских государей (против турок) и чтобы в Москве разрешили принять католических купцов и священников. Князь выполнил часть этого, дал письма к папе, императору, польскому королю, венецианцам, эрцгерцогам Карлу и Эрнесту, и при этом подтвердил величайшее усердие и заботливость, проявленные нашим Обществом в этом деле. Что же касается религии (а это было то главное, что требовалось от посольства), то при всем самом настойчивом старании Поссевино ничего не удалось добиться. Он трижды беседовал[430]430
  21, 23 февраля и 4 марта 1582 г.


[Закрыть] с самим князем о религии в присутствии самых знатных людей государства и представил князю сочинение[431]431
  См. прим. 51 к II книге «Московии».


[Закрыть], в котором собрал все, чем латинская церковь отличается от русской схизмы. Князь еще при нашем прибытии подозревал, что дело не обойдется без диспутов о религии, поэтому приказал митрополиту и другим 7 епископам, к которым присоединился по его же приказу некий врач, анабаптист[432]432
  См. прим. 18 к I книге «Московии».


[Закрыть], приготовиться к отпору. Этот последний, может быть, под влиянием воспоминаний о забытой религии, тайно сообщил нам, чтобы мы не подумали о нем дурно, если он из-за страха во время диспута скажет что-нибудь против католической религии. Кроме того, еретики английские купцы (им разрешают жить в Московии, но на таких условиях, что все они в числе 12 содержатся как заложники)[433]433
  Ср.: Горсей Д. Записки о Московии XVI в. Спб., 1909, с. 42—43.


[Закрыть], может быть, испугавшись, как бы в чем-нибудь не уронить авторитета своей королевы, которую нечестиво и беззаконно они изображают главной церкви, или чтобы угодить князю, передали ему книгу, в которой папу именуют антихристом. Хотя они приложили много усилий, однако не смогли ответить на возражения, обращенные к ним[434]434
  Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI, v. II. Berl.—Petr., 1842, p. 326—330.


[Закрыть], и все это дело обошли молчанием. Думаю, у московитов появилось беспокойство и сомнение, является ли их вера истинной, и многие из них уже движимы усердием [узнать истину], и лишь только откроется доступ католическим священникам, его можно будет поддержать и увеличить.

Уже приближалась весна, когда реки и озера Московии, зимой скованные морозом так, что но ним можно ездить в повозках, повсюду вскрываются от весеннего тепла, лед тает, все выходит из берегов и запирает все дороги. Поссевино более всего боялся, как бы это время тода не помешало его отъезду. Уладив московские дела, он начал готовиться к отъезду и в это время узнал, что 14 итальянцев и испанцев[435]435
  В русских источниках упоминается о 25 итальянцахи испанцах. – ПДС, г. Х, с. 316.


[Закрыть], находившихся в плену у турок в крепости Азов и бежавших из плена по реке Дону, добрались до Вологды, города Московии, отстоящего от Москвы на расстоянии 500 миль. Приложив величайшие усилия, он настоял на том, чтобы московский князь передал их как бы в дар папе и католическому королю. Кроме того, он добился, что князь отпустил тридцать литовских купцов[436]436
  ПДС, т. X, с. 328.


[Закрыть], а также предоставил Поссевино из числа пленных двух человек для его свиты, так как такое число спутников умерло у него по дороге. Конечно, он вел переговоры и о пленных, так как они находились в мрачных темницах, в оковах, страдая от нечистот и голода. Поссевино говорил с князем, чтобы 180 польских и литовских пленников[437]437
  Там же.


[Закрыть], среди которых были и знатные ливонцы, были вырваны из этого позорного состояния, распределены по домам [здешних] жителей и содержались в более гуманных условиях. Добрую часть из них князь послал к дому Поссевино, чтобы этим благодеянием сделать приятное папе и самому Поссевино. Поистине, эти столь знатные люди представляли собой жалкое зрелище в своих одеждах, обезображенных грязью, исхудавшие от голода, с отросшими бородами и волосами, закрывавшими лицо. Они бросились к ногам [Поссевино] и, по своему обычаю, стоя на коленях и касаясь лбом земли, со слезами молили о защите и великодушии папы. Поссевино велел им успокоиться и сказал, что позаботится об обмене пленных, затем, подкрепив каждого пищей и одарив деньгами, отпустил. А один знатный саксонец принес Поссевино серебряный ларец, оправленный золотом, для святого причастия, просил, чтобы его поставили в каком-нибудь католическом храме, и говорил, что сам купил его почти за 100 золотых. Поссевино обещал сделать это и со всем усердием переговорить обо всем с императором. Хотя многие, а не только литовцы и ливонцы, погрязли в ересях и схизме, однако сами греки, армяне и даже один знатный турок Ахмат[438]438
  См. прим. 50 к II книге «Московии».


[Закрыть], которого греки называли «челеби» [господин], заявили, что чувствуют себя в большом долгу перед папой, так как благодаря его авторитету положен конец войне и отныне им доступно возвращение на родину. Ведь в течение этих двух лет, пока пылал огонь войны между московитами и поляками, для них не было никакой возможности вернуться, и они содержались в Москве почти как пленники.

Закончив эти дела, Поссевино 14 марта выехал из Москвы, причем на расстоянии 4 миль его с почётом сопровождали 300 знатных людей. В течение четырех дней, не прерывая пути и не останавливаясь ни днем, ни ночью, он проделал 400 миль и прибыл в Смоленск. В этом городе, ожидая, пока его догонит московский посол, которого снаряжали к папе[439]439
  См. прим. 70 к II книге «Московии».


[Закрыть], он провел 6 дней. Из Смоленска в сопровождении 150 конных и пеших людей, предназначенных для охраны, прибыли в Оршу, а затем в Витебск. Эта крепость расположена на Двине, к ней примыкает город, в котором русские, лютеране, кальвинисты и католики совершают службы, каждый по своему обычаю. Поссевино доложили, что восьмидесятилетний епископ, который был единственным настоящим священником во всем этом варварстве, близок к смерти и просит, чтобы к нему прислали кого-нибудь для исповеди. Послали одного из наших священников, который очистил его душу исповедью по обычаю и на следующий день дал вкусить тела Христова. Между тем, приближалась пасхальная неделя. Чтобы католики в эти дни не остались без священника, по просьбе здешнего воеводы-католика[440]440
  Имеется в виду известный польский историк Александр Гваньини. Комендантом Витебска был с 1569 по 1587 г. См. прим. 99 к II книге «Московии».


[Закрыть], тот же самый священник еще с одним монахом (хотя и мы, и московиты против этого возражали) оставался у них до тех пор, пока не был назначен другой епископ из виленских каноников.

Отсюда мы прибыли в Полоцк, и в самое вербное воскресенье юноша из окружения польского короля, который чрезвычайно усердно изучал наши сочинения, опровергающие схизму, из лютеранской ереси был обращен в католическую веру. Кроме того, сам полоцкий епископ схизматик[441]441
  Феофан Богдан Рипинский, полоцкий архиепископ; управлял несколькими монастырями в могилевской и Мстиславской епархиях, причем отдавал эти монастыри в аренду и получал оттуда довольно большие доходы. См.: Макарий. История русской церкви, т. IX. Спб., 1879, с. 393, 440, 441.


[Закрыть], прибывший поздравить нас с заключением мира, обещал, что будет жить в дружбе с нашими [иезуитами], которые вскоре должны приехать сюда, и внимательно прочтет то, что написано о схизме. Из Полоцка отправились в Диену. В этой крепости было несколько католиков, которые и попросили Поссевино совершить у них богослужение, потому что у них нет ни одного католического священника. Кроме того, одна знатная пара, которую венчал русский священник, попросила Поссевино вторично совершить этот обряд по католическому обычаю. Отсюда отправились в Дюнебург, затем в Илликсен, город в Курляндии, куда и прибыли в самую страстную субботу. Весь этот город погряз в ереси, и Поссевино пришлось даже остановиться в помещении, принадлежащем лютеранской епархии, как самом богатом. В святое воскресенье Поссевино, устроив себе алтарь в этом доме, совершил богослужение, при этом присутствовал сам епископ и очень удивлялся. Кроме того, он поручил нам своего сына, чтобы мы отвезли его в Браунсберг[442]442
  В Браунсберге (Восточная Пруссия) в 1565 г. кардиналом Станиславом Гозиушем была основана первая в восточных областях иезуитская коллегия; в 1578 г. Поссевино во время поездки в Швецию основал здесь семинарию для неимущих учеников.


[Закрыть] или Оломоуц, однако, видимо, какие-то причины заставили его отложить это. Но все-таки мы увезли с собой одного юношу, сына знатного человека, лютеранина, знавшего много языков: латинский, немецкий, готский, польский, славянский и русский. За ним, мы надеемся, вскоре последуют два его брата. Из Илликсена мы направились в Ригу (столицу Ливонии, где по заключении мира обосновался польский король). Путь был труден, на пути повсюду попадались реки, через которые мы кое-как переправлялись на бесформенных лодках, сделанных из выдолбленного дерева, лошади, привязанные вожжами к корме, плыли рядом.

Король выслал навстречу нам еще за два дня свои повозки, а при приближении к Риге, по его приказу, нас встретила вся знать[443]443
  24 марта 1582 г.


[Закрыть]. Затем он дал понять как московскому послу, так и рижским лютеранам, насколько высоко он чтит посланников верховного первосвященника. Поссевино много беседовал с королем о сохранении мира с Москвой, об обмене военнопленными, о помощи Ливонии, о назначении в ней епископа, и об укреплении дружбы со шведским королем, к которому король согласился отправить посла, для чего и был выбран Христофор Варшевицкий[444]444
  Христофор (Кшыштоф) Варшевицкий. См. прим. 88 к «Письмам».


[Закрыть], от исключительного благочестия которого мы ожидаем всяческих благ.

Закончив эти дела, Поссевино отправился в Вильну, чтобы основать там по решению папы, семинарию для славян и русских, для чего тот выделил на ее содержание 1200 скуди ежегодно, В Рим мы прибыли 13 сентября вместе с московским послом.

Итак, с помощью божьей свершилось то, что эта миссия помогла прекратить кровопролитную войну, положила конец всем страхам и, наконец, заставила московитов возобновить связи не только с поляками, но, даже более того, и с самой римской церковью и заставила стремиться к истинной религии и вере.

Так как речь здесь идет о московском посольстве, не лишним будет добавить небольшое сообщение отца П. Кампани[445]445
  Публикацию этого источника см.: Вестн. МГУ. Серия X. История, 1969, № 6, с. 80—85.


[Закрыть].

Московия находится между Скифией и Сарматией, за истоками Дона, простирается на огромном расстоянии от Каспийского до Ледяного моря. На востоке граничит со Скифией Таврической, на Западе с Ливонией, на юге с Сарматией, на севере с Ледовитым океаном. Все пространство насчитывает не менее 1000 льё[446]446
  leuca – льё = около 4,5 км.


[Закрыть]. Здешний народ называется москами, или московитами, и заселяет все пространство от крайних границ Европы и Азии до последнего северного предела, где только могут жить люди. Для жителей этой страны под угрозой смерти нельзя покидать пределы Московии без разрешения князя, а пришельцы, если они проникли сюда без княжеского разрешения, оказываются как бы в вечном рабстве. Но ни послам, ни купцам других народов, которые прибыли в Московию с его разрешения, не дозволяется свободный проезд по всей стране, и, пока они находятся в Московии, они содержатся как бы под почетным арестом. Назначаются особые люди, которые следят за тем, что они делают и с кем разговаривают. И во время пребывания там наших [иезуитов] обычным было то, что они не имели возможности шага ступить из дома даже, чтобы напоить лошадь, но сами московиты приносили воду, которую пили кони, сами приводили ремесленников, в услугах которых возникала надобность, сами ночью зажигали огонь в сосуде с водой и запирали на задвижки дверь спальни.

Вообще это неприветливая страна, во многих местах она не имеет жителей, и земля там не обработана. К тому же вокруг простираются огромные пустыни и леса, не тронутые временем, с вздымающимися ввысь деревьями. Для путешественников она особенно неприветлива. На таком огромном пространстве земель иногда нельзя найти никакого постоялого двора, но, где застала ночь, там и приходится ночевать, на голом, неподготовленном месте. У кого какая пища есть, тот, по-видимому, и возит ее с собой. Города встречаются редко, и жителей в них немного, построены они из дерева. Самый знаменитый из них Москва, или Московия, местопребывание царей, она дала имя и всей стране, и всему народу. От Рима находится приблизительно на расстоянии в 1000 льё.

Большая часть страны занята болотами, ее пересекают многочисленные реки, поэтому она более доступна для проезда зимой, чем летом, так как зимой вода скована морозами и по ней можно проехать даже в повозке. Хотя на реках по большей части и сделаны деревянные мосты, (все они обычно сооружаются по случаю приезда послов), однако сделаны они из грубого неотесанного материала, на них часто ломаются повозки, а путешественников это невероятно утомляет и обессиливает. Из всех рек самая большая и знаменитая – Волга, как они сами ее называют, а некоторые считают, что древние ее называли Ра. Она, пересекая всю Московию многочисленными изгибами, течет на восток через казанское и астраханское татарские царства и 72 устьями впадает в Каспийское море. По этой реке из Персии привозят одежду, затканную золотом и серебром, и дорогие ткани, которые любят московиты.

Земля плодородна, изобилует скотом, хлебом, медом. В большом почете у них соболиные меха, которые из отдаленных областей Московии вывозятся за огромную цену к нам для отделки одежды знатных людей.

Винограда они не сажают, а вино (его они называют «романией», оно встречается редко и привозится из-за границы) хранится только у самого князя, который сам распределяет его среди епископов по всей Московии для святого причастия. Пьют они пиво, приготовленное из размоченных зерен, и мед (это смесь меда и воды), а из них затем приготовляют водку, или горилку (aquam ardentem), как они ее называют, нагревают на огне и, по своему обыкновению, пьют всегда на пирах, чтобы уничтожить вздутие живота, которое вызывают местная пища и напитки. Пьянство среди простого народа карается самым суровым образом, законом запрещено продавать [водку] публично в харчевнях, что некоторым образом могло бы распространить пьянство.

Они ведут грубый образ жизни и неоприятны: садясь за стол, рук не моют, не пользуются ножами, вилками, салфетками. Пища скудна ч проста в приготовлении и постоянно одна и та же. Поэтому их пиры не знают тонких изысканных разнообразных блюд, не дающих насыщения. У московитов крепкие желудки, они любят грубую пищу и поэтому едят полусырое мясо. В особенном почете у них за столом лук и капуста. Даже тот пир, на котором присутствовал Поссевино и который был, как признавали сами московиты, роскошнейшим из всех, состоял из 30 перемен, но все они были далеко не изысканными. Хлеб они обычно приготовляют из двух сортов пшеницы, и он удивительной белизны[447]447
  Кампани называет эти сорта «triticum» и «siligo».


[Закрыть]. Общественных мельниц у них нет; жители, как городские, так и сельские, мелют зерно дома и дома приготовляют хлеб. Его пекут в тех же печах, которыми обогревают помещение.

Дома – деревянные, даже богатые палаты не отличаются изяществом отделки. Голые стены черны от дыма и сажи: ведь у московитов и литовцев печи, в отличие от наших, не имеют труб, через которые огонь и дым безопасно удаляются через крышу, но у них он выходит через раскрытые окна и двери. Поэтому, когда они затапливают печь, в помещении набирается столько дыма (а они часто топят сырыми или влажными дровами), что там никаким образом невозможно находиться.

В их обиходе совсем нет ни врачей, ни аптекарей. Один только князь имеет при себе двух врачей, одного – итальянца, другого – фламандца[448]448
  См. прим. 18 к I книге «Московии».


[Закрыть].

О себе московиты имеют самое высокое мнение, остальные же народы, по их мнению, достойны презрения. Они считают, что их страна и образ жизни самые счастливые из всех. Эту свою спесь они выражают в том, что носят богатую одежду, сверкающую золотом и серебром, и меняют ее часто по нескольку раз в день, чтобы показать из тщеславия свое богатство. Поэтому сначала они не могли спокойно видеть простую суконную одежду наших отцов [иезуитов] и настаивали, чтобы те, когда пойдут представляться их государю, обязательно ее сменили, потому что, как они говорили, это одежда монашеская. На это Поссевино ответил так, что дал им понять, как высоко он чтит монахов, но отрицал, что принадлежит к их числу: по своему обычаю латинские священники не пользуются золотом и серебром для украшения одежды, но употребляют их для украшения храмов. После такого ответа московиты, прежде настаивавшие на том, чтобы мы переменили одежду, в дальнейшем перестали выражать свое недовольство, и даже стало казаться, что они отступили от своего нелепого обычая: ведь раньше они всякий раз появлялись в новой одежде, теперь же меняли ее только тогда, когда им нужно было выйти из дома.

По отношению к своему государю угождение я почтение удивительны до такой степени, что создается впечатление, что некоторые его мнения считаются чуть ли не божественными: они убеждают себя, что он всё знает, всё может, всё в его власти. У них часто употребляется выражение: «Бог и великий государь все ведает». Когда они желают кому-нибудь добра или что-нибудь настойчиво доказывают, говорят так: «Да будет счастлив наш великий государь!» Когда же при них хвалят обычаи и нравы какой-нибудь другой страны или показывают что-нибудь новое, они говорят: «Великий государь все это ведает и имеет гораздо больше этого». Ради своего царя они не отказываются ни от какой опасности и по его приказу быстро отправляются туда, откуда, они знают, никогда уже более не вернутся. Они заявляют, что всё является собственностью их государя, своим домашним имуществом и детьми они владеют по милости великого князя. Те же, кого здесь называют князьями, находятся в совершенном рабстве, большое число их князь содержит как при себе, так и в войске. И только для того, чтобы исполнить волю государя, они обычно выполняют самые незначительные поручения.

Верность и покорность этого народа делают более понятной жестокость их царей, которые вдруг приказывают убивать самых знатных людей и самого почтенного возраста или наказывать их палками как рабов. Простершись на земле, они не поднимаются до тех пор, пока наблюдающее лицо не положит конец наказанию. Они настолько привязаны к князю, что не испытывают к нему никакой неприязни и не бранят за глаза; напротив, когда представляется случай, прославляют милосердие князя, пространно хваля его.

Столь большого влияния у народа государи добиваются более всего показным благочестием. Нынешний правитель Московии, Иван Васильевич, говорят, еще ночью поднимается, чтобы идти к заутрене, ежедневно бывает на дневном и вечернем богослужениях. Говорят, что, когда его спросили об этом, он ответил; «Разве мы непорочнее Давида? Почему же нам не вставать по ночам к заутрене для покаяния перед господом, не орошать слезами наше ложе, не смешивать хлеб с пеплом, питье со слезами?» Кроме того, ежедневно он кормит около 200 бедняков, которым каждое утро дает по деньге (это четверть денария), а к вечеру дает по два ковша пива. Все это настолько застилает глаза народу, что он либо совсем не видит пороков своих правителей, либо прощает их и истолковывает в лучшую сторону.

За женщинами у них самый строгий надзор. Знатным замужним женщинам очень редко, восемь или самое большее десять раз в году, в самые большие праздники разрешается ходить в церковь, в эти дни к ним присоединяются и девицы, а остальное время на народе они не показываются.

Летоисчисление московиты ведут от самого сотворения мира. Нынешний год, от рождества Христова 1582, они считают 7091 от сотворения мира. Начало года у них 1 сентября. Этот день они отмечают всеобщим весельем и всяческими развлечениями. На площади воздвигается помост, на который поднимаются митрополит и великий князь, и возвещают оттуда об окончании года. Митрополит, по обычаю, святит воду и этой водой кропит князя и стоящий вокруг народ, осенняя крестом как самого князя, так и его сыновей, молится об их долгой и счастливой жизни, а народ в это время громко кричит: «Великому государю нашему и детям его многая лета!» Все радостно поздравляют друг друга, желая каждому долгой жизни.

Еще около 500 лет назад московиты следовали нечестивому языческому поклонению богам. Христианскую религию получили они от греков в княжение Владимира, в то самое время, когда греки нечестиво отделились от латинской церкви. По этой причине из благодарности московский князь ежегодно посылает константинопольскому патриарху 500 золотых. Поэтому получилось так, что, восприняв христианскую веру от греков, они впитали также и их заблуждения, и очень многих из этих заблуждений они держатся в богопочитании до сих пор. Так, они неправильно считают, что святой дух, третья часть святой троицы, исходит лишь от бога-отца, что бог-сын располагается с правой стороны от бога-отца, а святой дух – с левой. Поэтому московиты, крестясь, говорят: «Во имя отца» – прикасаясь правой рукой ко лбу, затем, перенеся руку к правому плечу, говорят: «и сына», а затем к левому: «и святого духа». Затем они утверждают, что три ангела, явившиеся Аврааму, о чем мы читаем в писании, являют собой изображение троицы: посередине бог-отец, а с обеих сторон – бог-сын справа, святой дух – слева. Святейшее причастие совершают квасным хлебом, смешав в чаше хлеб со св. кровью, и ложками дают народу. К латинской церкви относятся с гораздо большей неприязнью, чем к греческой. Среди них не услышишь поношения бога или святых, однако слова «латинская вера» – у них самое сильное проклятие для врагов. Правдоподобно, что это и многое другое московиты вначале получили от греков, а затем пренебрежение и невежество в церковных делах, как это бывает, принесли еще больше ошибок.

В Московии нет ни одной гимназии, в которой юношество обучалось бы свободным наукам, также нет и ученых богословов, которые просвещали бы народ проповедями. У московитов чрезвычайно ученым считается тот, кто знает славянские буквы. Молитву господню знают очень немногие, а символ апостольский, десять заповедей и богородицу знают чрезвычайно редко. Между тем, понятие о христианской религии каждый получает только дома, где с младенчества впитывает его с молоком матери. Новый и Ветхий завет почитают с самым религиозным чувством до такой степени, что не позволяют себе коснуться его, не осенив себя перед этим крестом. Они считают, что было четыре вселенских собора по числу евангелий[449]449
  Неверно. Русская церковь признавала семь вселенских соборов. См. например: ПДС, т. X, с. 360.


[Закрыть].

У них есть много греческих и латинских сочинений отцов церкви в переводе на русский язык: сочинения папы Григория, причисленного к святым, Василия Великого, Хризостома, Дамаскина и других, гомилии которых в наиболее торжественные праздники читаются народу с амвона. Среди чудотворцев они больше всего чтут Николая Мирликийского, икона которого в городе Можайске, говорят, совершила множество чудес. Кроме тех чудотворцев, которых почитает латинская церковь, московиты имеют мучеников, епископов и монахов всякого возраста, которые, как они хвастаются, вознеслись на небеса, тела же их в неприкосновенности оберегают с величайшим благоговением; они убеждены, что с их помощью происходит многое, превышающее силы человеческие. Однако когда в Новгороде, по просьбе Поссевино, архиепископ [450]450
  Архиепископ Александр; с. 1589 г. – митрополит.


[Закрыть]показал ему гробницу князя Владимира, который впервые приобщил русских к христианской вере[451]451
  Ошибка Поссевино. Ему показали мощи не киевского князя Владимира, а князя Владимира Ярославича, умершего в 1052 г.


[Закрыть], и некоего Никифора, известного, по их словам, чудесами, то Поссевино, насколько он мог судить (ведь ему едва разрешили взглянуть), обнаружил не настоящие тела, а деревянные фигуры, одетые в платье и раскрашенные.