Текст книги "Исторические сочинения о России XVI в."

Автор книги: Антонио Поссевино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

ПОЛЬСКИЙ КОРОЛЬ СТЕФАН – ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ИВАНУ ВАСИЛЬЕВИЧУ (ПЕРЕВОД С РУССКОГО ЯЗЫКА) [291]291
  Письмо это было написано 14 (а не 16) ноября. В «Московии» помещено с многочисленными стилистическими переделками и изменениями. Более точный текст см.: Книга посольская метрики Великого княжества Литовского, т. П. М., 1943, с. 211—212; см. также: Успенский Ф. И. Переговоры о мире.., с. 37—39; Коялович М. О. Указ. соч., с. 375—377; ДАИ, с. 51.


[Закрыть]

От великого государя, милостью божьей, Стефана, короля польского и великого князя литовского, русского, прусского, мазовского, самогитского, ливонского, государя трансильванского и пр. – Ивану Васильевичу, государю русскому и великому князю владимирскому, московскому, новгородскому, казанскому, астраханскому, псковскому, тверскому, пермскому, вятскому, болгарскому и пр.

Со своим гонцом Захаром Болтиным ты передал нам письма, е которых пишешь, что святейший великий первосвященник и пастырь Григорий XIII прислал к тебе своего нунция, Антонио Поссевино. Он известил тебя письмом о тех делах, о которых он говорил с нами ради заключения мира. И ты ради христианского мира отослал своих послов на съезд, который должен состояться между Порховом и За-волочьем, на великолукской дороге у Яма Запольского, и дал им подробный наказ решать и утверждать все дела. Также ты послал с ними охранную грамоту, показывая свое желание, чтобы твои послы вели дело с нашими послами на этом съезде. И ты обращаешься к нам, чтобы мы послали на это место своих послов с такой же грамотой и чтобы на этом съезде и нашим и твоим послам вместе с нунцием пастыря и святейшего великого первосвященника римского патером Антонио Поссевино можно было бы обо всем говорить и все решать, а также, чтобы мы отошли от Пскова и удержали наше войско от пролития христианской крови. Но этого не может быть до тех пор, пока между нами с тобой не установится крепкой братской любви и дружбы. Мы, как всегда, так и теперь, по воле всеведущего бога настаиваем на том, чтобы с христианскими государями и с тобой ради блага христианского мира жить дружественно и спокойно и избегать пролития христианской крови, к чему мы никогда не хотели прибегать, не имея законных оснований. Поэтому довольно часто ради спокойствия среди христиан мы подробно излагали тебе наше стремление к миру, а именно: не согласишься ли ты искренне и по справедливости на то, что касается тебя. И вот теперь, раз ты прислал к нам своего гонца, мы по нашему стремлению к христианскому миру отсылаем наших послов[292]292
  Польские послы: воевода браславский Януш Збаражский, литовский князь Альбрехт Радзивилл, секретарь посольства Михаил Гарабурда.


[Закрыть], на то место, которое ты назначил, – в Ям Запольский, между Порховом и Заволочьем, даем им полную инструкцию и предоставляем возможность принимать решение во всех делах, относящихся к миру, улаживать всё остальное, довести всё до окончательного завершения и закончить так, чтобы был мир. Мы пошлем с твоим гонцом Захаром Болтиным такую охранную грамоту, какую ты хотел иметь: чтобы послы свободно могли прибыть туда и свободно возвратиться оттуда, куда захотят. А что касается твоих слов в письме о том, чтобы мы отошли от Пскова и удержали наше войско от кровопролития, то об этом же настойчиво просил у нас и патер Антонио Поссевино от имени великого папы (чтобы мы сделали это, конечно, из уважения к великому пастырю, римскому папе). А мы, высоко ценя это, как и подобает, указали, что именно мы сможем сделать в этом случае, заботясь между тем о том, чтобы не повредить ни нам самим, ни нашим действиям. Но при этом главным образом было решено следующее: чтобы послы твои как можно скорее поторопились, получив полную свободу действий в наказе, на назначенное тобой место и поставили такие условия, которые мы смогли бы принять. Мы, со своей стороны, отправляем туда же без промедления наших послов, к тебе же тотчас отсылаем твоего гонца.

Из нашего лагеря под Псковом. 16 ноября 1581 года от рождества Христова.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – ЯНУ ЗАМОЙСКОМУ

Мы прибыли сюда на четвертый день после отъезда из лагеря, так как назначенный нам проводник[293]293
  Пристав Ян Бурба. См.: Коялович М. О. Указ. соч., с. 379.


[Закрыть], не знающий этих дорог, вел нас окольным путем через опасные реки и по разным дорогам. Его милость Зебжидовский[294]294
  Николай (Миколай) Зебжидовский – ротмистр, конюший королевы, подчаший; впоследствии один из организаторов «рокоша» (бунта) против короля Сигизмунда III в 1606 г.


[Закрыть] отправился вперед, чтобы распорядиться послать конных людей навстречу московским послам. Таким образом, одно только божественное провидение охраняло наш переезд в большей безопасности, чем если бы при нас находились конные люди, приставленные к нам. Но хорошо, что поблизости не было казаков. На следующий день после нашего приезда прибыли королевские послы, а вчера уже к концу дня его милость Зебжидовский послал в Опоки по направлению к Солечу конных людей, и я через различных гонцов, чтобы не возбудить у московитов какого-нибудь подозрения, сообщил им, что мы находимся близ Бышковичей для того, чтобы не нам одним останавливаться в этом месте. Сами же мы тем временем оставались бы здесь, следуя совету светлейшего воеводы браславского[295]295
  Имеется в виду Януш Збаражский.


[Закрыть], который, прислав сюда секретаря, не захотел много писать об этом. Одновременно мы просим вашу милость прислать к нам в Ям Запольский того казака (которого я посылал в Новгород и против которого у московита были ложные подозрения, будто бы он виновник поджога и большой резни во Мшаге), как обещал мне сделать светлейший король. Ведь это будет иметь немаловажное значение для того дела, ради которого мы собираемся. Впрочем, я надеюсь на хороший исход наших будущих переговоров, так как даже в самом лагере прислужники еретиков, которые особенно ненавистны богу, не очень-то могли поднять голос: тот, кто не послан богом, не имеет никакого права проповедовать слово божье. И если ваша милость доведет до конца [дело переговоров], пусть она знает, что тот, кто смотрит на нас, кто видит наши действия и помыслы и своей высшей властью все решает, не оставит тех начинаний, которые самым чистосердечным образом направлены к его славе. Как всегда, беспокоясь о благополучии вашей милости, я очень прошу вас остерегаться, пожалуй, не столько врагов, сколько других людей. И если бы ваша милость стала спрашивать, что побуждает меня писать таким образом, я, конечно, не смог бы никого выдать. Побуждает же меня нечто, внушающее страх, любовь и почтение, внутренним побуждениям которых я следую во имя господа.

Да исполнит господь вашу милость своими истинными дарами, да внушит к ней непоколебимое уважение и да хранит ее как можно дольше невредимой. Аминь.

Из монастыря пресвятой богородицы, который уже больше не монастырь, в Карачюницах, 5 декабря 1581 года.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ИВАНУ ВАСИЛЬЕВИЧУ [296]296
  Латинский текст письма см. также: ДАИ, с. 57—59; Коялович М. О. Указ. соч., с. 390—392; Relacye.., t. I, p. 359—361.


[Закрыть]

Послы твоей светлости, прибывшие вчера сюда, в Бышковичи, где я их ожидал, сообщат тебе, о чем вчера мы вели долгий разговор. И, чтобы исполнить долг посла и человека, расположенного к тебе, я решил, что мне нужно будет не только послать тебе свой почтительный поклон и молить у господа всяческих благ для тебя, но и отослать к тебе экземпляр той инструкции, которую мне передал при моем недавнем отъезде из его лагеря король Стефан, скрепив ее своей подписью и печатью. Из неё ты получишь почти точное представление, каково намерение короля относительно мира, и легко узнаешь, что я ничего не упустил, когда уговаривал его, как можно скорее заключив мир, вывести войско из твоих владений. Но, поистине, я нахожусь в сомнении: будут ли продолжать войну люди, навлекшие своими грехами этот долгий и тяжкий бич войны, если только ты по своему благочестию, живущему в твоем сердце, не подумаешь отступить еще больше, чем это было до сих пор, от своих планов вместо того, чтобы еще больше проливать христианскую кровь, или, наконец, сам господь бог по своей многообразной премудрости объявит с беспристрастием королю Стефану свою волю прекратить войну. Но для меня и для верных тебе людей возникнет больше трудностей, чем это казалось раньше, если король Стефан, увеличив свое войско, ранней весной продолжит начатое, а в это же самое время с другой стороны будет вести военные действия шведский король. И, даже если при этом он ничего не добьется, во всяком случае будет внушать сожаление и страх та картина, которая наблюдается повсюду вплоть до Новгорода (если не сказать – дальше).

Храмы, где возносились хвалы имени божьему, разрушены или обращены в конюшни, святые иконы нечестиво брошены в огонь, и для тех, кто не считает святых членами самого Христа, они служат предметом насмешек и забавы. Трупы взрослых и детей валяются повсюду, и на дорогах их уже топчут копыта коней. Происходит много убийств и грабежей мирных сельских жителей обоего пола; на них охотятся с величайшим азартом в лесах, забыв об охоте на диких зверей. Девицам наносится бесчестье и даже еще больший позор. На обширнейших пространствах видны следы пожаров и невероятного опустошения твоих владений. Впрочем, это уже везде не имеет значения, так как там не осталось ни земледельцев, ни скота; однако это на многие годы затруднит торговлю иноземных людей с твоими. Хотя это очень неприятно королю Стефану и он вместе со своими военачальниками не отказывается применять все меры, какие возможно, однако очень трудно на здешних обширных пространствах удерживать в пределах повиновения столь большое войско, к которому присоединилось много иностранных солдат и волонтеров. Я докладывал ему устно и письменно о том, что мне от имени твоей светлости рассказали твое великие послы, и еще о многом сверх того. Но так как три года тому назад королевский сейм в Варшаве постановил овладеть Ливонией[297]297
  В феврале 1578 г. в Варшаве королевский сейм принял решение о возобновлении военных действий в Ливонии.


[Закрыть] и твои великие послы в Вильне поставили крайние условия, то король Стефан привел мне в качестве возражения те военные расходы, которые он по этому случаю сделал в нынешнем году. Кроме того, шведский король захватил много крепостей, которыми ты владел, а тем солдатам, которых король Стефан оставил в лагере под Псковом, выплачено жалованье для продолжения войны еще на год[298]298
  На самом деле наемные солдаты в войске Батория постоянно требовали уплаты жалования. Польский король по этому поводу вынужден был созвать 24 октября специальное собрание ротмистров, где говорил: «Товарищи ваши жалуются... я понимаю, войско не может служить без жалованья, но убеждаю вас терпеливо сносить это замедление». – Дневник последнего похода.., с. 195.


[Закрыть]. Затем, короля мучают сомнения, не появятся ли новые поводы для войны, если ты не уступишь всей Ливонии, а ведь он, когда короновался, дал клятву освободить Ливонию. И еще он привел возражения, что ты во время перемирия (как говорят) напал сначала на Полоцк при короле Сигизмунде, а затем при короле Генрихе – на Пернов[299]299
  Имеется в виду взятие русскими Полоцка в 1563 г. и Пернова (Пярну) в 1575 г. при короле Генрихе Валуа.


[Закрыть], и ему кажется, что и в будущем, если представится случай, ты не успокоишься и не удержишься от военных действий. Вот какие были приведены соображения, и король Стефан сказал, что он намеревается осущест-вить их полностью. Он заявил, что, хотя еще до сих пор Псков не взят, однако он собирается так стянуть кольцо осады, чтобы тот перешел в его руки, если в ближайшем будущем мир не будет заключен: он знает, что многие города во избежание кровопролития были взяты таким способом. Ведь и блаженной памяти твой дед, как говорят, в самое время перемирия подчинил Новгород своей власти не за один год, а семилетней осадой[300]300
  Поссевино упоминает здесь о войне Ивана III с Новгородом в 1471—1478 гг.


[Закрыть]. Поэтому если после всех моих усилий и проявлений самой полной искренности великие послы короля Стефана не смогут согласиться на те условия, которых ты желаешь для себя, или твои великие послы не получили от тебя более обширных полномочий, чем, как мне кажется, я смог до сих пор понять из разговора с ними, я сам по твоей милости и воле с божьей помощью возвращусь к тебе. В таком случае, если сможет появиться какое-нибудь другое решение для улаживания остальных дел, пусть это свершится по воле божьей. Поэтому я прошу твою светлость по окончании переговоров разрешить мне тот дружественный и безопасный доступ для возвра-щения к твоей светлости, который ты обещал в охранных грамотах для папских послов и нунциев. Да будет с твоей светлостью милость и благословение Иисуса.

Из деревни Бышковичи, в двух германских милях от твоего Порхова. 7 декабря 1581 года.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – СТЕФАНУ, КОРОЛЮ ПОЛЬСКОМУ [301]301
  Текст письма см.: Коялович М. О. Указ. соч., с. 386—388; Relacye.., t. I, p. 361—363.


[Закрыть]

Четыре дня тому назад я писал вашему величеству из Карачюниц, где был монастырь. Затем я направился в деревню Бышковичи, назначенную мне и московским послам, и, когда мы проезжали мимо Порхова, жители встретили нас сильным обстрелом железных ядер с башен[302]302
  Поссевино, проезжая мимо Порхова с отрядом польских солдат, захотел поближе рассмотреть его укрепления. Русские сделали вылазку из города, чем очень напугали Поссевино. – ПДС, т. X, с. 554; Коялович М. О. Указ. соч., с. 383.


[Закрыть]. На следующий день после моего приезда, даже не дождавшись в Опоках конного сопровождения ют вашего величества, довольно быстро прибыли московские послы. Они по своему обыкновению многословно приветствовали меня от имени великого князя и осторожно выспрашивали, что решило ваше величество относительно условий мира. На это я ответил, основываясь на существующем положении дел: помимо возвращения Ливонии и некоторых других областей, королю должны отойти, конечно, и взятые им крепости – вследствие военных расходов (при этом московские послы постоянно говорили, что они «великие» (veliki), что означает «большие» послы). Немного позже они заявили, что прибыли сюда с полномочиями утвердить и довести до конца то, о чем я докладывал вашему величеству. Я же сказал им, что если они не уступят Ливонии, то, по моему мнению, нет никакого смысла тем и другим послам вместе со мной собираться где бы то ни было. Тогда второй посол Безнин, брат Андрея Безнина[303]303
  Ошибка Поссевино: не брат, а сын Андрея Безнина – Михаил Андреевич Безнин. – ПДС, т. X, с. 138; Коялович М. О. Указ. соч., с. 383.


[Закрыть], тотчас сказал: «У нас есть кое-что другое, о чем мы можем доложить». Но так как они просили меня умолчать об этом, а по сравнению с тем, чего требует ваше величество, это не может иметь большого значения, я надеюсь, что ваше величество останется ко мне благосклонным, если я умолчу об этом до тех пор, пока оно не будет предложено на съезде. Ведь таким образом полезно будет доказать им мою верность, которую я буду хранить непоколебимо по отношению к вашему королевскому величеству. А им в наказе предписаны все шаги (если не сказать границы). Из него я также понял, что у них при свойственной им манере речи никогда раньше не вырывались подобные слова:

«Так как, Антоний, наш государь смирился душой, – ведь и гордых смиряет господь, – то справедливо, чтобы и Стефан король положил предел своим притязаниям. А если тебе покажется, что мы очень упорно держимся за что-нибудь, напомни нам об этом. Но не может того статься, чтобы великий князь совсем уступил Ливонию, так как ему нужно заботиться и о торговле с другими народами, и в особенности о дружбе с великим папой и христианскими государями. И пусть Стефан король будет доволен той частью, которую ему отдают, хотя он и хочет забрать все, иначе впоследствии может случиться так, что он не сможет добиться и этой части». Что я ответил на это, какое принял решение при создавшемся положении, когда они собирались посылать своего гонца с сообщением о своем прибытии в Бышковичи по поручению великого князя, обо всем этом ваше величество узнает из приложенной копии письма[304]304
  См. предыдущее письмо от 7 декабря.


[Закрыть], отосланного мною к великому князю со следующей целью: если наш посольский съезд затянется на более продолжительное время, он сам вынужден будет предложить послам еще другие условия, чтобы, с божьей помощью, заключить мир возможно скорее.

На следующий день после нашего прибытия в эту деревню у московитов вызвало досаду то обстоятельство, что они не могли ни войти в крепость Порхова, ни взять необходимое. Однако, наконец, они покорились доводам необходимости, а именно: пока мир не заключен и не получены охранные грамоты от вашего величества, которые дают им гарантии, нужно следить за тем, чтобы под этим предлогом осажденным не были бы поданы какая-нибудь помощь или совет. Когда же я спрашивал у них, не попытаться ли мне самому добиться перемирия на несколько дней между войском вашего величества и осаждёнными и сможет ли это быть утверждено именем великого князя, но так, чтобы никто не смог пока ни выйти из осажденных крепостей, ни войти в них, они ответили, что не имеют этой возможности. Поэтому впоследствии они больше не причиняли мне никаких хлопот, хотя раньше они часто удивлялись, почему ваше величество на время ведения переговоров не отводит войско в другое место.

Когда же при удобном случае я заметил, что раньше слышал предложение вашего величества, чтобы светлейший король шведский был включен в условия мира, они не ответили надлежащим образом. Поэтому я Думаю, что едва ли это дело будет иметь место среди остальных[305]305
  В наказе русским послам по этому поводу говорилось следующее: «А будет учнут послы или Антоней Посевинус говорить, а замиривать захотят Свейского корбля, и послам то отговаривать о свейском у них ни в наказе нет, ни говорить им не наказано». Успенский Ф. И. Наказ.., с. 22.


[Закрыть].

Мы пробыли здесь два дня, потому что послы вашего величества еще до прибытия сюда написали мне письмо, в котором сообщали, что Ям Запольский сожжен, но во владениях вашего величества есть монастырь, и к нему прикреплены клятвой здешние крестьяне. И если московиты не захотят встретиться там, пусть они в таком случае выберут деревню Пожеревицы, находящуюся отсюда на расстоянии 13 миль, и они говорят, что все соберутся на это место, хотя и там осталось всего 8 – 10 домов. На это московские послы тотчас согласились, так как утверждали под влиянием некоторых начальников польской конницы, сопровождавших нас сюда, что не могут вступить во владения вашего величества, но в 4-х верстах отсюда находится Болчино, место удобное, и в соседстве с ним немало деревень. Это-то место и предложили они послам вашего величества: если им будет угодно, то московские послы поедут туда, в противном же случае они направятся в Пожеревицы, предложенные польскими послами. А пока мы ожидаем их ответа, который они сегодня послали на первые письма, их решение остается неизменным, то есть чтобы нам ехать в Ям.

Московиты, хотя и выслушали меня, но решили отправиться туда завтра ранним утром. Я не мог не огорчиться тому, что это решение принято преждевременно, мне пришлось отдать другим то [место], которое очень кстати могло быть отдано им.

Я посылаю вашему величеству письмо послов вашего величества и мой ответ им. А если они будут в сомнении из-за того, что послы великого князя окажутся от Порхова ближе, чем нужно, пригодится этот план (до тех пор пока они сами не предложат другого).

Так как нам придется завтра или послезавтра вместе с послами вашего величества собраться на съезд и у меня есть основание опасаться, что московит не отступится от всей Ливонии, я умоляю ваше величество как можно скорее сообщить мне, должен ли я, вернувшись в Московию, действовать по своей инициативе, чтобы московит прислал в Варшаву во время сейма вашему величеству этих или других послов в том случае, если они, нарушив съезд, не захотят уступить Ливонии, или мне уже отсюда нужно написать об этом самому московиту, чтобы он приказал задержаться им в Новгороде до тех пор, пока не придет время ехать. Ведь это дело, касающееся постановлений государства [польского] о сохранении Ливонии, прежде чем будет сложено оружие, тогда будет иметь более ясный вид и принудит московитов, находящихся в Варшаве, более основательно обдумать это дело, если они увидят, что сословия королевства настаивают на этом. Ваше величество по своей мудрости знает важность момента и понимает как трудно в его королевстве привести в порядок другие дела, а об упорядочении их он дал клятву не менее важную, чем о сохранении Ливонии, которую, может быть, господь бог не желает передавать всю целиком тем, которые не хотят до конца отдаться в его власть. И пусть ваше величество проявит, наконец, величайшую свою любовь к небесной славе, а это более всего желают все царства и весь мир. Из деревни Тишенка, 11 декабря 1581 года.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – ПОСЛАМ КОРОЛЯ ПОЛЬСКОГО [306]306
  Латинский текст письма см.: Коялович М. О. Указ. соч., с. 384—386; Relacye.., t. I, p. SI.


[Закрыть]

Час тому назад я получил от вас, высокородные господа, письмо, в котором вы сообщаете, что окончательно решили не ехать дальше Запольского Яма, несмотря на то что раньше думали по-другому и сами предлагали нам, направляющимся туда, выбрать скорее деревню Пожеревицы. Ведь вы писали, что Ям настолько основательно сожжён казаками, что нигде нельзя найти даже кола, чтобы привязать лошадь, и во всей округе нет ничего, что могло бы быть в декабре месяце кровом для нас, наших людей и лошадей. И хотя это ваше новое предложение, высокородные господа, оказалось удобным не во всех отношениях, однако я очень легко убедил великих московских послов завтра рано утром за час до рассвета выехать вместе со мной по направлению к Пожеревицам и продвинуться вперед настолько далеко, насколько это будет угодно вам, высокородные господа, А что касается меня, то теперь, наконец, они пишут, что выбрали Пожеревицы из расположения ко мне, чтобы не лишить меня пристанища; но их не очень огорчает, что у меня почти до нынешнего времени не было, как и всего прочего, так и хорошего проводника, чтобы везти меня (среди двух армий и ударов железных ядер). Если бы я не усматривал [в этом] одну волю божью и не видел мысленным взором высокое желание великого первосвященника, которое имеет целью не какую-нибудь личную выгоду, а христианский мир, то для меня было бы более справедливо согласиться на изменение этого решения. А что касается того, что вы, высокородные господа, думаете, что [только] из-за своего упорства московские послы не отправились прямо к Яму, конечно, чтобы не солгать даже и ради шестисот польских царств, я считаю, что в этой их двухдневной задержке нет никакого преступления, и признаю, что при этом не может быть ни малейшего подозрения в упорстве: ведь, не дождавшись в Мшаге или Солече королевского конного сопровождения (которое им было обещано через двух гонцов), получив мои письма, они большими переходами быстро отправились из Новгорода в Бышковичи. Сами они ничего не предпринимали без ваших писем и предложений, высокородные господа. В какой мере соответствует международным правилам (чтобы не сказать христианскому или королевскому благочестию) то, что они остаются со мной среди отрядов казаков и других солдат, которые постоянно что-нибудь у них отнимают, не имея ни охраны, ни даже запаса корма для лошадей, который можно купить только за деньги, а для них нет никакой возможности добывать себе необходимое вылазками – пусть об этом судят сами высокородные господа послы. Кроме того, если верно то, что вы сами писали нам из Яма, а именно, что никого там не нашли, я не вижу, насколько бы помогло делу то, что мы, почти шестьсот конных людей, провели бы день и ночь под открытым небом, а если бы послы находились далеко от него, как много драгоценного времени было бы потеряно в эти дни, прежде чем они собрались бы ко мне все вместе. Но, по-видимому, и светлейший король, и расчет времени, и всё остальное требуют, чтобы дело закончилось в самый короткий срок. Таким образом, кто бы ни распоряжался делами, мы едем только с одним проводником – богом, который, так сказать, наш единственный пристав. И пусть высокородные господа знают, что между тем я не потерял времени, чтобы разузнать о тех делах, которые будут небесполезны для заключения мира.

Да исполнит вас Иисус своей мудростью и чистым желанием своей святейшей воли. Аминь,

Из деревни Тищенка, поздним вечером, 11 декабря 1581 года.