Текст книги "Исторические сочинения о России XVI в."

Автор книги: Антонио Поссевино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

АНТОНИО ПОССЕВИНО – СТЕФАНУ, КОРОЛЮ ПОЛЬСКОМУ [321]321
  Латинский текст письма см.: ДАИ, с. 68.


[Закрыть]

В четвертый раз я пишу вашему королевскому величеству после моего отъезда из лагеря. Это письмо будет не очень пространным, так как я описал почти все в других письмах, в особенности в тех, которые три дня тому назад я послал его милости, великому канцлеру. Я думаю, они попадут в руки вашего величества раньше, чем в его руки.

Беседы послов, которые с 13 дня этого месяца до сегодняшнего дня ведутся почти ежедневно в моем присутствии, еще не привели к желаемому результату. Ведь московиты настаивают на том, чтобы крепости, взятые вашим величеством в предыдущие годы, все вообще были возвращены их великому князю (Полоцка же и других, примыкающих к нему крепостей, они и не требуют). Я очень надеюсь, что вашему величеству будут отданы все остальные крепости Ливонии, находящиеся во власти великого князя московского, хотя московиты и заявляют, что отдадут их на том условии, чтобы по своему желанию оставить некоторые из них у себя. На мой вопрос они ответили, что им поручено, чтобы они были возвращены безо всякого промедления. И как это ни было трудно, я возразил им относительно Невеля, а затем Велижа, Великих Лук и Заволочья, говоря, что, по моему мнению, их никоим образом нельзя вернуть. Но, несмотря на всю мою настойчивость, я не мог добиться и того, чтобы они признали, что эти крепости будут оставлены у вашего величества, и в особенности, не уступят ли они всех крепостей, которыми владеют в Ливонии. В конце концов послы вашего величества отправили одного гонца, и я вместе с ними послал другого к его милости канцлеру, от которого мы сможем узнать самым подробным образом о намерениях вашего величества. Но о том, что московские послы недовольны таким завершением переговоров и что не нужно будет никого отсылать к великому князю московскому, они часто говорили мне, и, кажется, это совсем не является признаком увиливаний и хитрости. Завтра или послезавтра все, с божьей помощью, станет более ясным, прежде чем эти письма дойдут туда, так как, может быть, его милость канцлер уже отослал письма с быстрыми гонцами. Я же захотел отдать некоторые письма к вашему величеству этому кучеру, когда тот уезжал.

Да исполнит господь ваше величество всеми своими благами и вечной милостью.

Из Киверовой Горки, возле Яма Запольского. 17 декабря 1581 года.

ЯН ЗАМОЙСКИЙ, ВЕЛИКИЙ КАНЦЛЕР ПОЛЬСКИЙ И ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ – АНТОНИО ПОССЕВИНО

Посылаю я вашему священству моего родственника господина Станислава Жолкевского[322]322
  Станислав Жолкевский, коронный гетман; в 1606 г. принимал участие в польско-шведской интервенции в Россию.


[Закрыть], сына белицкого воеводы. От него ваше священство узнает о том, о чем захотело бы узнать от меня самого. Можно верить не только его словам, но, и если нужно будет что-нибудь сообщить ему, можно совершенно положиться на то, что он будет молчать. Я ручаюсь, что он это так и исполнит.

Поручаю себя вашему священству.

Написано в псковском лагере. 17 декабря 1581 года.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ИВАНУ ВАСИЛЬЕВИЧУ [323]323
  Латинский текст письма см.: Relacye.., t. I, p. 371—372.


[Закрыть]

Я писал твоей светлости из Бышковичей. Затем вместе с твоими послами я прибыл сюда, в Киверову Горку, расположенную недалеко от Яма Запольского, так как Ям, назначенный тобой для съезда послов, был настолько выжжен казаками, что там не осталось даже кола, чтобы привязать лошадь. Мы начали, с божьей помощью, вести переговоры о мире, и, хотя твои великие послы прилагали при этом много стараний, чтобы заключить мир как можно скорее, великие послы короля Стефана представили им много оснований того, почему они отстаивают то, что просят, – и до сих пор еще не принято ничего определенного. Но я надеюсь, что это будет, по милости божьей, через 2– 3 дня и с известной надеждой на мир. Тогда я подробнее напишу твоей светлости и сам в знак своей величайшей преданности отвезу все записи того, о чем шла речь. Я надеюсь, что господь, который и поражает, и исцеляет, из этой столь продолжительной войны создаст еще более продолжительный и прочный мир, а также доставит случай твоему благочестию раздвинуть еще шире границы твоего владычества настолько, насколько, может быть, ты никогда не смог бы, если бы божественное провидение не открыло тебе из твоих страданий лучшего выхода.

Между прочим, я приношу величайшую благодарность от имени великого первосвященника и своего собственного за то, что твои великие послы проявляют ко мне и к моим спутникам свою щедрость по поручению и великодушию твоей светлости среди этой пустыни и скудости во всем. Я прошу у святой троицы вечного воздаяния для твоей светлости и самого счастливого исхода всех благих начинаний.

Из твоей деревни Киверова Горка, близ Яма Запольского. 18 декабря 1581 года.

ЯН ЗАМОЙСКИЙ, КОРОЛЕВСКИЙ КАНЦЛЕР И ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ – АНТОНИО ПОССЕВИНО [324]324
  Латинский текст письма см.: Коялович М. О. Указ. соч., с. 427.


[Закрыть]

Хотя я уже раньше отослал к вашему священству Жолкевского, с помощью которого я открыл вашему священству, что именно в Ливонии можно уступить московиту и каким образом, однако впоследствии мне в голову пришла мысль отослать это в написанном виде вашему священству, как я и делаю. Об остальном ваше священство сможет узнать от того же самого Жолкевского, а также в первую очередь от господ послов.

Да пребудет ваше священство в добром здравии.

Написано в псковском лагере. 19 декабря 1581 года.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – ЯНУ ЗАМОЙСКОМУ [325]325
  Латинский текст письма см.: там же, с. 433—434.


[Закрыть]

Сегодня я получил от вашей милости две связки писем: одну от того, кто привез ко мне гонца великого князя московского, задержавшегося в пути или в другом каком-нибудь месте целых восемь дней[326]326
  См. прим. 70.


[Закрыть], другую – от господина Станислава Жолкевского, родственника вашей милости, который более подробно сможет рассказать о том, что, по-видимому, полезно знать королевским послам и мне. И если ко всему этому ваша милость пришлет нам грамоту, подписанную его рукой и запечатанную его печатью, мы в своих начинаниях продвинемся вперед с надеждой на самый почетный мир. В противном случае пусть ваша милость воспримет с самой хорошей стороны все, что мы должны решить, так как нам должна быть предоставлена свобода наших действий и со стороны вашего государства, и со стороны великого первосвященника, и самого великого князя московского, и, может быть, со стороны прочих государей. Я уже не говорю ничего о нашем ордене, залогов и заложников которого в таком количестве имеет, конечно, Польша, так что еще следует очень позаботиться о них и их добром имени.

Я знаю, что ваша милость со свойственной ей проницательностью уже очень хорошо поняла, насколько важно для дела, чтобы та инструкция, которую король обещал дать послам, написав ее своей рукой, была им передана и остальное было обсуждено таким образом, чтобы в столь суровое время года не было никакой задержки для завершения этого благого дела. Я так рад, что ваша милость одобряет мою верность, что я позволяю себе надеяться, что она никогда не подвергнется осуждению.

Да укрепит Иисус сердце и десницу вашей милости. Из Киверовой Горки. 20 декабря 1581 года, ночью.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ИВАНУ ВАСИЛЬЕВИЧУ [327]327
  Латинский текст письма см.: Relacye.., t. I, p. 372—375.


[Закрыть]

Юрий Пузиков[328]328
  См. прим. 70.


[Закрыть], гонец твоей светлости, прибыл сюда вчера и передал мне твои письма, в которых ты извещаешь меня, что письмо, которое я раньше отослал к тебе в Новгород через Василия Замесского, было тебе передано. Ты приказываешь мне, чтобы я заключил между тобой и королем Стефаном прочный мир. Впоследствии, я надеюсь, ты узнаешь, с каким рвением, собрав все свои силы, с божьей помощью я стремился к этому. Уже пять раз собирались у. меня великие послы, как твои, так и короля Стефана, и проводили почти целые дни в переговорах об отдельных вопросах, а твои послы не перестают ежедневно приходить ко мне в частном порядке и вести переговоры обо всех тех планах, благодаря которым перестанет проливаться христианская кровь. И хотя королевские послы предложили тройной, очень запутанный узел, я прилагаю усилия его распутать. Дело в том, что шведский король, которого великий первосвященник и король Стефан желали включить з условия перемирия, никого не прислал на съезд, и послы короля Стефана ответили, что у них нет никакого поручения от шведского короля. Это вынуждает к тому, что переговоры между тобой и шведским королем нужно отложить настолько, чтобы они не помешали заключению мира. От короля Стефана идет и другое условие – чтобы ты отказался от титула и права на всю Ливонию. При этом я настойчиво просил королевских послов, чтобы они или отложили по моему совету это дело, или, если они этого не хотят, чтобы из-за этого не было задержки для обсуждения остальных вопросов перемирия. И по вдохновению свыше я заставлю растопиться этот камень, чтобы, когда дела будут улажены, этот узел не представил бы для тебя препятствия к заключению мира и не нанес бы тебе ущерба. Но последний, третий вопрос, а он самый трудный, которым мы занимаемся, касается не только той части Ливонии, которой ты сейчас владеешь и которую тебе нужно передать королю Стефану, но и того, чтобы оставить ему те крепости, которые он взял за последние два года, то есть Великие Луки, Невель, Велиж и Заволочье. Что касается остальных, которые принадлежат псковским владениям, то есть крепости Холм вместе с той дорогой, которая идет из крепости через все это пространство на протяжении многих льё, они согласны передать их твоей светлости. Относительно других крепостей, без которых, как утверждали твои великие послы, никоим образом нельзя заключить мира, я послал к канцлеру королевства польского, которому король Стефан предоставил полную возможность решать эти дела, письмо с просьбой, чтобы он склонил королевских послов своими письмами к тому, что нужно передать тебе или их все, или некоторые, или, по крайней мере, эту крепость, что, как мне казалось, более соответствует твоим планам. И последнее, чего я с большим трудом добился: они сказали, что по моему совету из четырех возвратят одну, но так, чтобы крепость Себеж, расположенную в полоцкой области, ты передал королю Стефану. Так как они настаивали на этом и уехали со съезда с намерением не возвращаться больше, я сейчас же в полночь, когда я пишу твоей светлости, послал к ним записку, чтобы они ни в коем случае не уезжали из той деревни, где остановились – в двух льё отсюда, в Запольской области, но чтобы во всяком случае завтра вернулись ко мне; и я надеюсь, что из уважения к авторитету великого первосвященника они это сделают.

Хотя я и понимаю, что все это с самых древнейших времен исходит от сатаны, низвергающего всякое благо, того, кто, будучи с самого начала убийцей, более всего жаждет пролития христианской крови, однако, по бесконечной милости Иисуса Христа, я надеюсь, Христос, одержит верх.

Между прочим, я послал в королевский лагерь к канцлеру польского королевства очень близкого своего человека, чтобы он разузнал, не решил ли король Стефан отдать какую-нибудь другую крепость и чтобы он самым откровенным образом раскрыл мне замысел короля, а если будет нужно, чтобы он сделал так, чтобы были отосланы письма к королю Стефану с гонцом на самых быстрых лошадях, чтобы весь твой народ не изнывал от тех величайших несчастий, которые мы видим повсюду. И если через три дня вернется мой посланец из королевского лагеря и привезет то, чего желают твои великие послы и о чем они заботятся со всем усердием, мы вознесем благодарность господу, во имя которого и будет заключен мир. Если же твои послы не смогут отдать Ливонии без этих крепостей, я буду добиваться, насколько это будет возможно, как ты мне пишешь, подождать ответа твоей светлости. Однако я боюсь, что если это затянется на более продолжительное время, король Стефан в надежде на новую войну захочет мира только на таких условиях, которые всегда казались тебе несправедливыми. Кстати, он отправился в Вильну, чтобы собрать новое войско и совсем недавно приказал привезти из Риги провиант в лагерь под Псков, где намеревается провести январь и февраль. И послы его часто бросают упреки, что много крепостей в Ливонии уже заняты другими, а их они не могут добиться только по твоей вине, так как ты не захотел передать их в прошлом году. Они понимают, что если отдадут тебе все крепости, взятые королем Стефаном, то это будет больше любого количества территории, которое ты намереваешься отдать им из Ливонии. Вот почему я чистосердечно открою тебе душу (что я всегда делал): если бы я мог добиться от короля Стефана одной или двух крепостей в Ливонии, благодаря которым тебе прямо открылся бы свободный доступ к Ливонскому морю, я предпочел бы скорее их, чем все остальное, занятое королем Стефаном за последние два года. Ведь таким образом ты не отступился бы совершенно от Ливонии и ничего не потерял бы на ливонском побережье (если не считать какого-то титула «ливонский»), для того, чтобы поддерживать дружбу с христианскими государями, и в особенности с великим первосвященником, и для того, чтобы приезжали иностранные купцы, которые небесполезны в твоих владениях. Но твои послы до сих пор не объявили мне, что ты дал какие-нибудь полномочия такого рода, и я сам попытался осуществить с послами короля Стефана следующее: не согласишься ли ты оставить королю Стефану Новгородка Ливонского, которого ты добиваешься, или другого, подобного по своему значению, вместо крепостей, взятых королем Стефаном: Заволочья, Велижа,. Невеля (я исключаю Дерпт, так как о его передаче тебе король Стефан и его сенаторы никогда не желали ничего даже слышать). Поэтому, я не знаю, могу ли я надеяться на мир, хотя я искренно могу поклясться, что по милости божьей до самой своей смерти я буду стремиться к тому, чтобы установился самый прочный мир. Но так как король Стефан хочет Себежа, и если твои послы не захотят его отдать, то, конечно, будет крайне необходимо (как, мне кажется, я слышал), чтобы по его разрушении сельская местность, которая принадлежит этой крепости, была передана королю Стефану, если ты хочешь мира. Затем, исходя из всего этого, королевские послы просят, чтобы обязательно ты пощадил всех тех крестьян, присягнувших королю из-за страха войны и столь больших бедствий, из этих владений, которые перейдут к тебе взамен псковских крепостей или какой-нибудь другой крепости. Хотя я и не сомневаюсь, что твоя светлость сделает это, однако я умоляю тебя согласиться на то, что я вместе с твоими послами клятвенно пообещаю относительно этого дела от твоего имени королю Стефану. Я горячо желаю, чтобы ты сделал то же самое в отношении как ливонских пленников, так и других, которых добивается король Стефан. А ведь этот государь говорил мне, что, кроме множества других, он имеет пленниками около 200 знатных московитов, за которых он по праву может просить более 200 тысяч флоринов. Он считает, что, конечно, из-за того, что они в плену, получилось так, что ты не можешь собрать полноценного войска и вести войну; кроме того, многих захватил также и шведский король, а несколько дней тому назад Ян Замойский заманил некоторых из самого Пскова, приготовив засады из всадников, и взял в плен вместе с Петром Колтовским.

Главное состоит в том, что я из самых искренних побуждений не оставлю этого дела. А когда ты будешь мне отвечать, если мир еще не будет установлен, дай своим послам и мне самые большие полномочия для его заключения и знай, что великий первосвященник Григорий XIII желает тебе всяческих благ от души и по своей отеческой любви. И я прошу тебя еще и еще, чтобы тот священник, которого я оставил у тебя и которого я вверил твоему милосердию вместе с другим человеком, Михаилом[329]329
  То есть Дреноцкий и Мориено. См. прим. 26 к I книге «Московии».


[Закрыть], как можно скорее написали бы мне о своем состоянии.

Да исполнит тебя всеми своими благами святая троица.

Из Киверовой Горки. 21 декабря 1581 года.

ЯН ЗАМОЙСКИЙ – АНТОНИО ПОССЕВИНО

О тех делах, о которых доложило мне ваше священство через господина Жолкевского, я написал господам послам, чтобы они [мой ответ] сообщили вашему священству. А избавиться от затруднений, которые порождены этими делами, помешало в особенности то, что московит во время прежних переговоров не сделал никакого упоминания о некоторых из них (речь идет о Велиже). Но ваше священство сможет полнее узнать об этом от господ послов, которым я передал собственноручный наказ, как они этого хотели, о том, что, по моему мнению, можно уступить.

Вверяю себя расположению вашего священства. Написано в псковском лагере. 22 декабря 1581 года.

АНТОНИО ПОССЕВИНО – ЯНУ ЗАМОЙСКОМУ [330]330
  Латинский текст письма см.: Коялович М. О. Указ. соч., с. 452—453.


[Закрыть]

Господин Пиотровский[331]331
  Ян Пиотровский, гонец от Замойского, брат Станислава Пиотровского – автора «Дневника последнего похода Стефана Батория на Россию». – Дневник последнего похода.., с. 255—257.


[Закрыть] прибыл к нам позавчера с письмами от вашей милости, написанными 19 числа сего месяца. Немного спустя королевские послы отвели его в ту деревню, которую они выбрали себе для жилья, а вчера он вернулся ко мне после полудня и сказал, что, получив от послов ответ для вашей милости, торопится в лагерь, а если мне угодно дать ему что-нибудь, он передаст это надлежащим образом. Я был несколько удивлен, что мне не было передано собственноручное письмо вашей милости о ливонских крепостях, которые должны быть оставлены великому князю московскому, и мне ничего не было сообщено обо всем том, о чем писала ваша милость послам, а именно: что они в первую очередь должны сообщить об этом мне. Королевские послы уже после того, как пришли, под влиянием тех соображений, о которых слышал Пиотровский, наконец-то достали из-за пазухи два собственноручных ваших письма и отдали их тому, кому они предназначались, то есть мне. И тогда, услыхав о том, что я разузнал у московитов и заметив, что я очень огорчен тем, что, кроме всего прочего, московский гонец был [ими] задержан в течение 3-х дней, что не могло не принести некоторого вреда всему делу, прежде чем передать письма великого князя и те, которые ваша милость написала мне 13 декабря, они вернулись в свою деревню, чтобы (как я полагаю) приписать что-нибудь к остальным письмам, которые они уже написали за день до этого. Но, конечно, медицина не может излечить того, чего не знает, и никогда недоверие, соединенное с подозрениями, не порождало ничего хорошего у тех, кто дрожит, когда не только нет оснований для страха, но даже, когда они воочию видят труды, идущие от самого сердца, которые не остаются без плодов[332]332
  Автор «Дневника» так выражает отношение поляков к Поссевино: «Вообще этот ксёндз нам подозрителен, он хочет, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, он готов присягнуть, что московский князь сделается католиком. Он ни на грош не имеет у нас кредита, и мы склоняемся к убеждению, что он подослан со стороны Австрии» (с. 253). «Поссевину ни на грош не верим. Подозреваем, что он двуличная душа» (с. 257).


[Закрыть].

Впрочем, что касается самого дела, то они вчера по моему совету сказали, наконец, московитам, что не будут больше вбсти никаких переговоров о Ливонии, если те не отдадут ее всю целиком. Я по общему решению предложил московитам Луки, а московиту написал грамоту, приложив ее к этому письму, как только господин Жолкев-ский открыл мне мнение вашей милости. Я сделал это для того, чтобы не было никакого промедления для завершения дела: ведь московские послы не хотели никак открыть мне (они сделали это позже), что у них есть поручение поменять крепости, взятые королем, на какие-нибудь другие ливонские крепости. После этого я позвал их к себе на рассвете того дня, когда я пишу это письмо, и со всем рвением, на какое я только способен, доказывал им, что, если бы я смог отстоять для них в Ливонии только пространство земли величиной с ноготь, они с великой охотой должны были бы оставить светлейшему королю следующие крепости: Заволочье, Невель, Велиж и Луки и что я, свидетель господь, добился у вашей милости лишь того, что, наконец, смог предложить им кое-что из Ливонии. Мало-помалу, предлагая как бы только от своего имени и намекая, что королевские послы не знают о том, что мы говорим, я внушил им то, что, мне казалось, очень соответствовало интересам великого князя московского, а именно: если московиты будут владеть Новгородком Ливонским и Сыренском, они уже больше не будут требовать других крепостей – Заволочья, Велижа, Невеля и Лук. Наконец, также я предложил им Лаис, говоря, что в этом я вижу последний способ заключения мира. Таким образом они самым чистосердечным образом раскрыли свои намерения: если бы они отказались от такой милости, то, я свидетельствую перед богом, сам господь бог перенес бы всю свою милость на войско короля, который легко (как уже и делают другие) смог бы занять владения великого князя в Ливонии, подчинить себе осажденный Псков и ввести в Московию свои войска, а они у него стоят под знаменами, а московские послы, так как они. не показывают мне своей раны, для лечения которой я мог бы предложить средства, дали бы отчет судье Иисусу Христу в пролитой крови. Тогда, испугавшись, они стали все разом просить меня, чтобы я пока еще соблаговолил выслушать их немногочисленные возражения. Затем они прибавили, что дают клятву и целуют крест на том, что ничего от меня не скроют. Если у них у всех десять голов, то они лишатся всех их, если по их вине хоть что-нибудь будет отнято у их государя, о чем не упомянуто в их поручениях. Свою инструкцию они с полным доверием покажут мне сегодня. Они думают, и бог в том свидетель, что мир, которого они желают даже ценой своей крови, может осуществиться при трех условиях: во-первых, если вообще всю Ливонию, которая находится у них в руках, нужно будет уступить, то они сделают это тотчас же, не удержав ни одной пяди, если король Стефан возвратит великому князю те крепости, которые взял: Луки, Велиж, Заволочье, Невель вместе с псковскими пригородами; во-вторых, если королю будет угодно, чтобы они владели Заволочьем, Луками, также Новгородком Ливонским и Керепетью, они уступят остальную Ливонию, а Невель и Велиж оставят королю; в-третьих, относительно Себежа они имеют поручение сжечь его, если король сожжёт Дриссу, а псковские и полоцкие границы возвратятся в прежнее состояние. Таким образом, они отказываются и от Дерпта, о котором очень много и часто они донимали меня вопросами. Если король не согласится на эти условия, у них не останется другого выхода, как писать самому великому князю московскому, от которого можно ожидать ответа дней через десять. В конце концов они потребовали, чтобы я позаботился об окончательном заключении мира. Но среди разговора они сказали, что Сыренск целиком находится в руках шведского короля, крепость Лаис находится в середине Ливонии и со всех сторон окружена другими крепостями, крепость Керепеть не укреплена, но я слышал от Пиотровского, что она находится во власти герцога Магнуса, брата датского короля, и нужно подумать, что можно сделать для ее возвращения, чтобы нам выполнить свое обещание. Вот что, с божьей помощью, мне удалось сделать к настоящему времени.

Остается одно, чтобы ваша милость как можно определённее и скорее написала нам ответ и, наконец, убедила бы некоторых из них [послов], чтобы они или время от времени говорили со мной по существу дела, или сами свободно решали, что они могут делать. Я потребовал у московских послов, чтобы они сказали мне под клятвой, будут ли они удовлетворены, наконец, одной крепостью Заволочьем или Луками, если прочее будет улажено (двух же целиком они не получат), они ответили, что, конечно, никоим образом не могут этого сделать – и это самое крайнее, что есть у них в поручениях. Поэтому я повторяю то же самое еще раз – я буду очень просить вашу милость написать так, чтобы в письме не оставалось места для кривотолков, о Себеже или о сельской местности при нем – отдавать ее или нет, о Дриссе – нужно ли сжечь или нет. А также, чтобы послам была дана самая полная и свободная возможность решать вопрос о пленных: если какие-нибудь останутся в руках короля, каким образом они должны быть выкуплены или возвращены, и о других делах, а также о способе возвращения крепостей и выполнения других дел, формулу чего я составил этой ночью, чтобы ваша милость нашла время ее продумать и ясно открыть мне свое мнение.

Свидетельствую вашей милости свое почтение и молю божественную благодать ниспослать вам благополучие и полное счастье.

Из Киверовой Горки. 24 декабря 1581 года.