Текст книги "Исторические сочинения о России XVI в."

Автор книги: Антонио Поссевино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

ПОЛНОМОЧИЯ ПОСЛОВ МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ, НАПИСАННЫЕ НА РУССКОМ, ТО ЕСТЬ МОСКОВИТСКОМ, ЯЗЫКЕ

Божественной милостью и милосердием, которые возвысили нас яа Востоке и которые направили стопы наши на стезю мира, милостью бога нашего в Троице, мы, великий государь и царь (то есть король или император) и великий князь всея Руси, князь владимирский, московский, новгородский, царь казанский и астраханский, государь псковский, великий князь смоленский, тверской, вятский, болгарский и иных мест, господин наследник земли ливонской Стефану божьей милостью королю польскому и великому князю литовскому, русскому, прусскому, самогитскому, мазовецкому, государю трансильванскому и иных мест отправили наших великих послов: нашего придворного воеводу кашинского князя Дмитрия Петровича Елецкого, придворного нашего воеводу козельского Романа Васильевича Олферьева, дьяка нашего Никиту (Басенка) Никифоровича Верещагина, подьячего нашего Захария Свиязева на съезд ради заключения мира говорить с твоими послами. И то, что они начнут говорить о наших делах с твоими послами на съезде, это будет исходить от нас[367]367
  Иван IV дал русским послам подробную инструкцию с перечнем городов и крепостей в Ливонии, которые они могли передать польской стороне. См.: Успенский Ф. И. Наказ царя Ивана Васильевича Грозного князю Елецкому со товарищи. Одесса, 1885.


[Закрыть]. Написано в нашем государстве, во дворце крепости Слобода. В году от сотворения мира 7090, месяца ноября индикта 10, на 47-м году нашего царствования, царствования нашего российского 35, казанского 29, астраханского 28 лет.

Когда эти полномочия были прочитаны, они показались недостаточно основательными и вызвали законные подозрения. Польские послы приказали зачитать те [полномочия], которые были раньше присланы с Захарием Болтиным к польскому королю в его лагерь. В них значилось, что московский князь не откажется прислать послов с полной свободой действий, о чем настоятельно просил А. Поссевино. Тогда же он прислал письма и к А. Поссевино через того же Болтина и Андрея Полонского. Когда потребовали прочитать эти письма, оказалось, что они имеют то же содержание, что и письма к королю. Вследствие того что рассеялись подозрения о неосновательности полномочий московских послов, Михаилом Гарабурдой были зачитаны полномочия польского короля.

ПОЛНОМОЧИЯ ПОЛЬСКОГО КОРОЛЯ, НАПИСАННЫЕ НА ПОЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ, СКРЕПЛЕННЫЕ ПЕЧАТЬЮ КОРОЛЕВСТВА ПОЛЬСКОГО И КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО

Мы, великий государь Стефан, милостью божьей король польский, прусский, самогитский, мазовецкий, ливонский, князь трансильванский и иных мест. В этих письмах напоминаем, что великий государь Иоанн Васильевич божьей милостью государь русский, великий князь владимирский, московский, новгородский, казанский, астраханский, псковский, тверской, иверский, пермский, вятский, булгарский и иных земель прислал нам письмо со своим гонцом Захарием Болтиным, где сообщал, что достопочтенный А. Поссевино написал к нему от имени своего господина, святейшего пастыря верховного первосвященника, желающего авторитетом апостольского престола способствовать установлению согласия и мира между нами, а также, чтобы мы прислали от обеих сторон послов в одно место, и они в присутствии этого посла верховного первосвященника смогли бы заключить мир между нами. Вскоре после получения писем от первосвященника великий князь отправил своих послов на определенное место между Порховом и За-волочьем в Ям Запольский, расположенный на дороге, ведущей от Великих Лук к Порхову. Также и мы, не желая видеть разлития крови христианской, отправили в это же место в Ям Запольский наших послов: воеводу браславского Януша Миколая Збаражского, придворного маршалка великого княжества литовского капитана ковенского князя: олыкского и несвижского господина Альбрехта Радзивилла, секретаря великого княжества литовского Михаила Гарабурду. Мы даем им в этих наших письмах такие полномочия, чтобы они, встретясь с послами великого князя московского, говорили об установлении между нами и великим князем московским дружбы и согласия, а затем, закончив дела, закрепили бы их в письменных документах, а также клятвой в присутствии достопочтенного посла Поссевино и чтобы довели дело до завершения, определенного конца и становления. Всему этому мы намереваемся способствовать, будем [этим] удовлетворены и нерушимо будем [это] соблюдать в соответствии с решением наших советников как со стороны королевства польского, так и великого княжества литовского, находящихся при нас в настоящее время. Нашим королевским словом обещаем, что будем всё это держать крепко и нерушимо и лри преемниках наших в этих владениях в соответствии с установлениями и письмами наших послов. Когда же великий князь московский пришлет к нам своих послов, мы должны будем под письмами, данными нашим послам, поставить подпись, скрепить королевской клятвой и отправить этих же послов к великому князю московскому. Таким же образом должен себя вести и великий князь московский по отношению к нашим владениям, нашим преемникам и своим владениям. Исходя из этого, мы вышеупомянутым послам дали эти письма, подписанные нашей королевской подписью, скрепленные печатью нашего королевства польского и великого княжества литовского.

Дано в нашем лагере под Псковом в 1581 г. от рождества Христова, 30 ноября на 6-м году нашего королевства.

После того как всё это было прочитано, королевские послы стали решительно настаивать, чтобы московиты показали им более широкие полномочия и заставили их понять, что они не будут проводить дальнейшего обсуждения дел, основываясь на столь ненадежном основании. Для обоснования этого они снова прочитали главу из своей инструкции. Московиты же оправдывались тем, что у великого князя московского всегда был такой обычай составления полномочий, и это можно достаточно хорошо уяснить из писем великого князя к королю и А. Поссевино, что и даёт им полную возможность вершить все дела.

Так как за одним спором следовал другой, и в настоящее время невозможно было найти средств к их прекращению, А. Поссевино убедил королевских послов, чтобы они написали протест, а он даст ему ход, а также, чтобы этот вопрос был перенесен на следующий день. А те и другие послы в ночь, предшествующую заседанию, должны тотчас предоставить ему экземпляры своих полномочий. Сам же он приложит все усилия, чтобы поручить это дело воле божьей, в частной беседе разузнать у московитов, не имеют ли они других полномочий, а также изучить содержание самих полномочий.

Когда это было сделано и обнаружилось, что у московитов нет других полномочий, заседание тех и других послов было назначено на следующий день. На нем говорилось следующее.

14 ДЕКАБРЯ. ВТОРОЕ ЗАСЕДАНИЕ ПОСЛОВ

Московские послы говорят, что не имеют никаких других полномочий, и не представляется вероятным, чтобы великий князь действовал неискренне, так как он знает, что все содержание переговоров станет известным богу и всем христианам.

Пусть они [московские послы] скажут, смогут ли они поклясться в том, что знают, что великие князья московские имели обыкновение писать другую формулу полномочий при [обсуждении] подобных дел. Когда сначала спросили подьячего Захария, он ответил, что может дать клятву в следующем: он перечитал акты московского архива за 100 лет и никогда не читал других формул. После этого остальные, каждый в отдельности, подтвердили это, а Роман Васильевич [Олферьев] сказал, что 20 лет тому назад он прибыл посланцем к королю Сигизмунду Августу и вскоре заключил с ним мир на 5 лет (а великим, послам московским князь дал полномочия такого же рода). На вопрос Антонио, обращенный к Михаилу Гарабурдё, видел ли он когда-нибудь какую-либо формулу или грамоту (ведь, естественно, чтобы секретарь великого княжества литовского имел что-нибудь подобное при себе), Гарабурда ответил, что никогда не принимал участия в подобных переговорах и поэтому не видел полномочий. Антонио спросил королевских послов, не соизволят ли они сказать ещё что-нибудь, прежде чем он сам изложит то, что думает. Они сказали, что твердо стоят в своих начальных требованиях, но под влиянием авторитета верховного первосвященника начнут дело переговоров; однако объявляют, что уйдут отсюда не раньше, чем разрешат те вопросы, которые изложат им московиты. Антонио сказал: «При такого рода переговорах ни одна сторона ничего не потеряет, но дело будет доведено до конца и породит еще более высокие блага. Если же дело будет вестись со злым умыслом, оно вечным позором падет на тех, кто был его причиной. Далее. Оба государя должны укреплять в себе мысль вести дело с чистыми помыслами. Я считаю, что к делу нужно подходить так, чтобы само его ведение не смогло ущемить интересов ни одного из королевских послов (в той части, что касается полномочий). Но между тем пусть московские послы знают, что другие христианские государи не имеют обыкновения составлять полномочия подобным образом». Затем, обратившись к королевским послам, стал увещевать их, чтобы они подумали, не возникнут ли основания для всякого рода беспорядков, если мир в Яме Запольском не будет заключен. И один из послов, Альбрехт Радзивилл, ответил, что нет никаких оснований для сомнения в том, что в селении Ям Запольский будет заключен мир и повсюду провозглашен. После этого Антонио продолжал: «Поскольку победителям подобает диктовать свои законы побежденным, королевские послы могут первыми предложить условия заключения мира, которого московиты уже в третий раз требуют посредством третьего посольства»[368]368
  Первые два посольства: И. В. Сицкого и Р. М. Пивова в июле 1580 г. и Е. М. Пушкина и Ф. А. Писемского в марте 1581 г.


[Закрыть]. Тогда браславский воевода (принеся благодарность верховному первосвященнику и Антонио, присланному им, за то, что он взял на себя отеческую обязанность примирения обоих государей) красноречиво и убедительна потребовал всей Ливонии, то есть и той, что находится в руках московита, а если он ее не уступит, они нисколько не продвинутся вперед в этом деле и при этом прервутся дальнейшие переговоры.

На это московиты сказали, что это – чрезмерные условия, и добавляли много доводов, чтобы убедить королевских послов не проливать крови и установить равные условия, если они хотят, чтобы результатом этого стали истинный мир и братство. И к числу тех ливонских крепостей, которые три месяца тому назад великий князь через А. Поссевино обещал отдать [польской стороне], прибавили Говию. На все это очень хорошо вновь ответил воевода браславский; московские же послы потребовали, чтобы королевские послы также сказали, имеют ли они что-нибудь в своих поручениях, что нужно было бы передать великому князю. Ведь московский князь требует псковских крепостей, а также остальных, которые в предыдущие годы были взяты у короля Стефана; [а именно:] Луки, Велиж, Заволочье, Невель, Холм и других лодобного рода.

Королевские послы сказали, что они и так отдают много: они откажутся от надежды овладеть Псковом и Новгородом, а те 40 миль владений московита, которые они заняли в течение нынешнего года, позволят возвратить в собственность великого князя московского; они отведут также свое победоносное войско, хотя те расходы, которые они сделали и которые московит обещал [возместить] в Вильне через своих послов, он не возвращает, они сами обещают возвратить московиту 4 псковские крепости.

Московиты, со своей стороны, сказали следующее: если речь не пойдет об оставлении у московского князя остальных ливонских крепостей, никаких [переговоров] не получится. Совершенно невозможно, чтобы великий князь отдал столько ливонских крепостей даром, Псков же, и это знают королевские послы, так укреплен, что (если даже и удавалось брать другие крепости) еще не взят и впоследствии (в противоположность другим) взят не будет.

В таких различных разговорах они провели весь день до ночи, и королевские послы стали настаивать, чтобы Антонио соизволил отправить их прямо в лагерь или даже к королю, раз уж московиты ничего определенного не прибавят относительно Ливонии; королевские послы делают это с тем намерением, чтобы скорее закончить дело. Антонио сказал, что отпускает их этой ночью с тем, чтобы на следующий день они обязательно вернулись. Так было закончено [заседание].

15 ДЕКАБРЯ. ТРЕТЬЕ ЗАСЕДАНИЕ ПОСЛОВ

После того как королевские послы вернулись из Запольского Яма, который находится приблизительно в 2-х лье от Киверовой Горки и где они расположились, тотчас появились московские послы – ведь они жили здесь, в Киверовой Горке. Почти весь день был потрачен на обсуждение 3-х пунктов переговоров. Королевские послы обратились с жалобой, что московиты тянут время, чтобы не отдавать всей Ливонии. Они прибавили ещё одно требование: чтобы великий князь отказался от титула и права на Ливонию и, наконец, чтобы в условиях перемирия был упомянут шведский король. Затем они сказали, что кроме псковских крепостей, взятых в нынешнем году во владениях московита, которые они уже обещали [передать], отдадут также крепость Холм, взятую в прошлом году. Этого вполне достаточно, ведь многие ливонские крепости, которые захватили другие, из-за медлительности московского князя отошли от польского короля. Впрочем, они имеют в поручениях короля как можно скорее закончить эти переговоры; они заявили А. Поссевино, что не могут терпеть дальнейшего промедления и что не следует вообще оставаться на этом месте более 3—4 дней.

На это послы великого князя многословно ответили то же, что они говорили в предыдущие дни: о соблюдении справедливости, о необходимости избегать гордыни и о прекращении пролития крови, и, что королевские послы увидят, на кого падет столь великое кровопролитие.

Что касается шведского короля, то они ничего не имеют об этом в наказе, о чем они могли бы говорить, а он, если захочет отправить послов о мире, пошлет их не напрасно.

Гарабурда же, который когда-то участвовал в посольстве к великому князю вместе с Горностаем, сказал, что вел переговоры только на основании того, что имел в поручениях. Им нужно придерживаться: только того, что содержится у послов великого князя, в границах данного им поручения, а они обещали королевским послам ливонские крепости: Пернов, Пайду, Корстин, Гунтец, Карславу, Порхов.

Королевские послы стали снова требовать возвращения всей Ливонии и отказа от титула и самого права на Ливонию, но А. Поссевино еще раньше узнал о том, что королевским послам не была дана возможность [решать вопрос] о возвращении в полном объеме крепостей, взятых королём. Оказалось очень кстати, что Антонио, прежде чем уехать из лагеря, разузнал об этом у короля. У тех и других послов были свои соображения о шведском короле, об уступке титула и права на Ливонию, но он [Антонио] просит послов ради крови Иисуса Христа и ради того уважения, которое они проявляют по отношению к святому апостольскому престолу, отказаться при обсуждении столь значительного дела от поспешности. Он спросил: разве для [решения] столь важного дела им не нужно времени для размышления, пока не возникнет более удобный для дела [момент] и не появится возможность для заключения более прочного мира? Они с ним согласились, и следующий день будет свободен от заседания. Что же касается передачи всей Ливонии, хотя послы великого князя уже предложили шесть других крепостей, однако королевские послы заявили, что не скажут ничего другого, если им не отдадут остальных крепостей. А так как и те и другие недостаточно откровенны, пусть они пересмотрят свои инструкции и посмотрят, что и в какой мере они могут предоставить, чтобы на следующее заседание прийти подготовленными и не допустить отклонений от справедливости.

После ухода королевских послов послы великого князя оставались у Поссевино до поздней ночи (они это делали часто). И на его вопрос (а это могло бы помочь более быстрому заключению мира), что они имеют в наказе относительно Ливонии, они ответили довольно ясно и доверительно, и это дало ему возможность написать обо всем и отправить [написанное] с быстрым гонцом Яну Замойскому, великому канцлеру королевства польского и главнокомандующему, ведь ему король предоставил полную власть вести дела. В эту же ночь письма были отправлены в лагерь. Ответ на них пришел довольно не скоро (прошло почти 4 дня), и Антонио потратил много [усилий], чтобы уничтожить подозрения московских послов по отношению к королевским и чтобы как-то оправдать этих последних, которые говорили, что в записях их [полномочий] содержится самая полная возможность вершить все дела, поэтому [их полномочия] кажутся более полными, чем полномочия московитов, которые выражены в более кратких словах.

Прошло два дня, прежде чем Антонио убедил королевских послов принять участие в беседе, в которой по крайней мере могла бы пойти речь о шведском короле, и на четвертое [заседание] все опять собралить по обычаю у него.

18 ДЕКАБРЯ. ЧЕТВЕРТОЕ ЗАСЕДАНИЕ

Антонио Поссевино, которому отдали дело на рассмотрение, сказал: он признается, что то дело, о котором просили польские послы: о шведском короле, об отказе от титула и от права на Ливонию, имеет большее значение, чем могло бы показаться. И от верховного первосвященника он имеет поручение, чтобы при этом деле речь шла о шведском короле, как о друге святого престола. Ведь в Старице, где он [Поссевино] пять раз с большим усердием вел переговоры с великим князем как от имени его святейшества, так и от имени короля Стефана, великому князю не была неприятна мысль послать (а он это делал и раньше) в Швецию письма обо всем этом деле. И теперь ему кажется, что королю Стефану никаким образом нельзя отказаться от этой обязанности по отношению к своему родственнику и брату, и будет очень хорошо, если пресекутся поводы к новой войне. Поэтому, если послам великого князя есть что ответить по этому поводу, прежде чем он перейдет к другому вопросу, он охотно это выслушает.

Московиты ответили, что ничего (как они говорили и раньше) не имеют от великого князя в наказе об этом деле, но это может осуществиться с помощью шведских послов; они уже спрашивали у королевских послов, не имеют ли они каких-либо полномочий, касающихся шведского короля. Те ответили отрицательно, тогда они [московские послы] сказали: «Как же вы хотите вести переговоры об этом, даже если бы нам и была предоставлена какая-нибудь возможность, ведь ничего серьезного из этого выйти не может, в особенности потому, что между нашим великим государем и королем шведским есть и другие разногласия. Ведь в течение этих двух лет кроме ливонских крепостей и Корелы, он захватил Ивангород, Ям и, может быть, еще другие [крепости]».

Тогда Антонио, отметив отношение королевских послов к шведскому королю, а также ответив на вопрос московских послов, на который не смогли легко дать ответ королевские послы, сказал, что остается только одно, чтобы по крайней мере прошло [некоторое] время, пока не возникнет у короля шведского и великого князя московского взаимная возможность с помощью послов (даже если бы они этого и не захотели) обсудить все это дело. После того как московиты ничего не ответили на это, так как у них не было на это поручения от великого князя, все послы единодушно согласились перейти к другим [вопросам] (опустив только это дело). В особенности это касалось королевских послов, так как они имели в своих поручениях не приостанавливать дело заключения мира, если даже и будет исключен [шведский] король. Что же касается передачи титула и прав на Ливонию, московские послы сказали, что не имеют решительно ничего другого, кроме того, о чем они говорили [раньше]: [им] кажется несправедливым, что государь совершенно устраняется из Ливонии.

Так как из лагеря пока еще не прибыли письма от Замойского, которых ожидали Антонио и королевские послы, чтобы решить какое-нибудь из важнейших дел, был положен конец этому заседанию.

20 ДЕКАБРЯ. ПЯТОЕ ЗАСЕДАНИЕ

После окончания вышеописанного заседания Замойский прислал к Антонио Станислава Жолкевского[369]369
  См. примечание 76 к «Письмам».


[Закрыть], сына бельского воеводы, своего родственника с верительными (credititus) грамотами и через него сообщил: для блага мира можно передать послам великого князя Новгородок Ливонский и две другие ливонские крепости, с помощью которых московитам мог бы открыться доступ к морю, в то время как во власти короля должны оставаться крепости, взятые им: Великие Луки, Заволочье, Невель и Велиж. Хотя можно вернуть Великие Луки (если иным способом нельзя заключить мира), но тогда ничего [другого] в Ливонии московитам не отдавать. Он [Замойский] надеется, хотя ни о чем подобном не говорится в поручениях, данных ему королем, что это будет одобрено сословиями и королем. Антонио был весьма обеспокоен таким решением потому, что Замойский не прислал никакого собственноручно подписанного [документа] (хотя, как уверял Жолкевский, на верность и суд Антонио отданы передача крепостей в Ливонии и возвращение Великих Лук), а [только] с помощью такого собственноручного [документа] это дело могло бы быть доведено до конца; и если бы когда-нибудь отчет об этом деле нужно было довести до сведения польского королевства, это можно было бы сделать достаточно точно. А если бы впоследствии это решение было изменено (что не один раз случалось с Антонио при других обстоятельствах) или бы вызвало по каким-нибудь важным причинам возражение со стороны королевских послов (а они утверждали, что у них нет никакого предписания на этот счет от короля), тогда оказалось бы, что Антонио ложными обещаниями ввёл в заблуждение или даже обманул послов великого князя, что впоследствии вызвало бы большие затруднения для распространения истинной веры в Московии. Далее. [Жолкевский] много раз повторял, что король требует всей Ливонии, даже пяди которой он не может уступить, если бы и захотел. Король при этом связан постановлением сословий (decreto ordinum) и своей клятвой, о чем было сказано в другом месте и о чем также весьма красноречиво говорили королевские послы.

Антонио же несколькими днями раньше просил в письмах к королю и Замойскому [о следующем]: если московский князь не захочет уступить всю Ливонию, пусть [поляки] позаботятся о возвращении Антонио в Московию и о том, чтобы послы великого князя прибыли в Варшаву в марте будущего года на сейм (comitia). Ведь таким образом легче будет отказаться сословиям королевства от этого постановления (то есть чтобы какая-нибудь часть Ливонии была уступлена великому князю), или, если государственное решение сведется к тому, чтобы настаивать на прежнем плане продолжать войну, московские послы, увидев своими глазами единодушие королевства, легче согласились бы на предложенные условия мира, а между тем зима не прервет продолжения начатых военных действий. Однако Замойский в письмах, датированных 15 декабря, через другого посланца в тот же самый день, когда прибыл из лагеря Жолкевский с другими короткими верительными грамотами, написал Антонио, что нет никакой нужды менять решение. Король и сословия придерживаются такого мнения: если московит не захочет передачи всей Ливонии, дело нужно будет решать силой оружия. После того как обо всем этом было сообщено королевским послам, они решили, что не должны говорить о ливонских крепостях и при этом вообще [что-нибудь] предлагать: ведь московские-послы, которых достаточно убеждали, что король Стефан хочет всей Ливонии целиком и которые [в свою очередь] предоставили уже немаловажные аргументы для ее возвращения, получат надежду, что король Стефан оставит великому князю что-нибудь иное, дела же королевские находятся в худшем положении, чем раньше. Следствием этого может быть заключение мира. Кроме того, Замойский предложил эти крепости только устно, через Жолкевского, а это для королевских послов недостаточно надежно, чтобы обещать их московиту от имени короля. Таким образом, они решили написать ответные письма Замойскому. Антонио также послал ему письма следующего содержания: многое, что имеет самое прямое отношение к скорейшему и почетному заключению мира, если оно дойдет до завершения и не будет упущен столь удобный момент, он [Поссевино] передаст через Жолкевского, не доверяя письмам.

Итак, часть этого заседания, прежде чем были приглашены московские послы, прошла в этом частном обсуждении. Затем были приглашены на заседание московиты. Они обратились с очень основательными жалобами (это часто происходило и при других обстоятельствах): во время ведения переговоров о мире они содержатся как пленники, повсюду проливается кровь, у них расхищают имущество и похищают людей, гонец великого князя, который вёз письма к Антонио и к ним, был отвезен в лагерь, его спутники были в разных местах убиты, а для того, чтобы вырвать признание у их проводника, какого-то крестьянина, к его телу приставляли горящие факелы (по их обычаю). Затем о нем (гонце) были сделаны и письменные и устные [запросы], и он был послан короткой дорогой сюда к Антонио. Однако по просьбе королевских послов его на 3 дня задержал начальник конницы Зебжидовский, знатный, честный и храбрый человек. Наконец, спустя столь продолжительное время, письма великого князя московского были вручены[370]370
  О задержке гонца Юрия Пузикова см. прим. 70 к «Письмам».


[Закрыть]. Они [московские послы] говорили, что никогда не выехали бы из Московии на съезд, если бы великий князь не вверил их великому первосвященнику и тому, кого он прислал, то есть Антонио. Они говорили, что скорее уедут, чем дальше будут вести переговоры при таких оскорблениях и враждебных поступках. Королевские послы стали приводить оправдания этому делу и приводить те доводы, которые в письмах Замойский сообщал Антонио; Антонио же, который уже успел расспросить гонца и узнать о его восьмидневной задержке в пути (причина ее неясна), увидел, что из-за задержки в получении писем, когда или король, или московит захотят что-нибудь написать, может произойти много препятствий в великом деле заключения переговоров. Он сказал: «Не только ради авторитета верховного первосвященника (а все, что доводится до его сведения, как они часто говорили, угодно богу, от которого он получил свою власть), но и в первую очередь ради крови Иисуса Христа он горячо просит, чтобы они, несмотря на различные препятствия, которые еще много раз будет измышлять сатана, не отступились от начатого дела. А чем больше оно откладывается, тем больше проливается христианской крови. Что же касается всего случившегося (если оно было такого рода, как о нем говорили московиты), он берет на себя непременную обязанность, если это будет необходимо, доложить со временем обо всем королю или князю московскому. После этого, успокоившись, перешли к делу, которое в основном заключалось в следующем: королевские послы делают единственное и последнее предложение (чтобы доказать московитам, насколько король не желает пролития крови): они обещают передать одну из четырех крепостей, взятых в последние 2 года у московского князя, а ее предложил [передать] Антонио, если бы они отказались ото всей Ливонии или передали бы Себеж, расположенный недалеко от Полоцка. Московиты отказались от притязаний на Себеж, так как, по их словам, эта крепость не имеет отношения к Ливонии. Затем, перечислив все крепости, взятые королем, они сказали, что также отдадут одну крепость по названию Лаис. Королевские же послы, сказав, что она находится в руках шведского короля, не прибавив больше ни одного слова, поднялись и ушли. На этом и закончилось заседание.