Текст книги "Стражи восемнадцати районов. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Антонина Крейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

29. Живи хорошо

Казалось, время в Архивной библиотеке Приозерска остановилось лет эдак пятьдесят назад, и с тех пор ничего не менялось. Каталожные ящики советской модели. Подписанные вручную карточки. Пожилая дама за стойкой, похожая на черепаху – в очках с толстенными линзами, за которыми ее глаза казались какими-то инопланетянскими.

– Иностранец? – кивнула она в сторону Клугге, когда мы с ним подошли к стойке.

– С чего вы взяли? – растерялся я.

Но со стороны моя растерянность, видимо, была скорее похожа на презрение. Мол, «ты почему такие глупости говоришь, челядь»? Библиотекарша потемнела лицом, оскорбленная.

– А нечего тогда тут с кофе шататься, если русский язык понимаете.

Клугге, который действительно сжимал в руках стаканчик с американо, извинился. Казалось, что может дать извинение, если ты нарушаешь правила? Но, произнесенное Айземанном Великолепным, оно мгновенно изменило настроение женщины.

– Я подумала, что вы иностранец, потому что вы выглядите, как голливудская звезда, – дружелюбно сказала она, принося запрошенные материалы. – Мало ли: вдруг кто-то уже додумался наконец снять сериал про наш город и пригласил красавчика из Лос-Анджелеса. Тут у нас всякое бывало. Есть о чем рассказать.

Мы отправились к столам. В библиотеке никого больше не было, и следующие пару часов мы мирно провели за чтением. Наконец, необходимые фотографии оказались у нас на руках.

Судя по ним, Юхан Сигвард совершенно не изменился. То же суровое, обветренное лицо, взгляд, в котором застыла вечная буря. Его пес, судя по фото, был кем-то вроде алабая. Команда состояла сплошь из бородатых мужчин разной степени угрюмости.

– А, легендами интересуетесь? – прокомментировала библиотекарша, когда я попросил ее сделать сканы. – Точно не сериал снимаете? Жаль. А может, и не жаль. А то в сериале этих извергов наверняка бы героями выставили, как и принято в современном обществе. Вечно черное обелить пытаются! А знаете, почему? Потому что легче романтизировать всякую дрянь, чем собрать силу воли в кулак и самому измениться. Трудно быть достойным человеком, нелегко и опасно. У молодежи одна цель: жить покомфортнее. Вот злодеев героями и выставляют. Так можно ничего не делать и всё равно чувствовать себя молодцом. Тьфу.

Я только криво улыбнулся, забирая сканы.

Возможно, в чем-то она и права.

***

Ночью мы Клугге снова приплыли к нашему островку на Ладожском озере, и там я вновь призвал призрачный корабль – и приказал проклятым застыть.

Капитан Сигвард ждал нас, скрестив руки на груди, но во всём его облике сквозило нетерпение, смешанное с надеждой и страхом разочароваться.

– Всё получилось! – крикнул я ему еще с середины пути по мосту-мечу, вновь призванному Айземанну. – Мы нашли фото!

Сигвард судорожно вздохнул и сжал кулаки:

– Спасибо, – сказал он, когда мы шагнули на палубу. Его глаза были обращены к стопке фотокарточек у меня в руках.

Я протянул ее ему, однако капитан покачал головой.

– Сначала давайте покончим с проклятыми.

– Что вы имеете в виду?

Юхан свёл кустистые брови, явно удивленный моим непониманием.

– Мой мотобот полон проклятых тварей, – он обвел палубу рукой. – Неужели вы, колдуны, не собираетесь уничтожить их? Я не смогу покинуть этот мир, пока они здесь. Они опасны.

Его голос становился громче с каждой фразой. Под конец он буквально отчитывал меня.

– Ты что, юнец, думал, что всё так и останется?! Что корабль, полный смерти, будет сам по себе плавать по озеру?! Ты совсем идиот?!

– Тише, – Клугге со значением положил руку на плечо капитана. – Оставьте нас на минуту, мы обсудим, как лучше поступить с проклятыми.

– В смысле, как? – Юхан был зол и изумлен одновременно. – Пусть он просто прикажет им сдохнуть, раз они слушаются его, и всё!..

– Господин Сигвард, – голос Клугге стал ниже. – Насколько я понимаю, вы собираетесь вскоре покинуть этот мир. Я понимаю, какой раздрай сейчас у вас в душе. Пожалуйста, уделите внимание себе накануне такого… события. А мы пока разберемся со своей работой.

Сигвард захлопнул рот.

– Вы правы.

Эти слова явно нелегко дались гордому капитану. Он еще раз отверг неловко протянутые мной фотокарточки и ушел в каюту.

Клугге обернулся ко мне.

Сильный ветер, гулявший над озером, выбил несколько тёмных прядей у него из прически, и теперь они стегали его по лицу. Темно-синие глаза стража смотрели на меня внимательно.

Вокруг нас были монстры, сплошные монстры. Уродливые и беспощадные. Жадные и вечно голодные. Их было даже больше, чем вчера: сегодня они выбрались наружу также и из внутренних помещений. Те, чьи морды оказались обращенными в нашу сторону, смотрели на меня в немом обожании. «Ты сыграешь нам еще, папа?»

Находясь здесь, на проклятом корабле, я чувствовал сердцебиение каждого из них. Они не двигались, но я все равно слышал их шепоты и мольбы. Они были счастливы. Вторую ночь подряд их переполняла радость, потому что раньше они не знали, что в этом мире есть музыка, и что у них есть Отец.

А теперь я тут, и это перевернуло их мир. Мир, который сейчас погрузится во тьму, ведь я собираюсь отдать им последний приказ. Глагол «умрите» на протогерманском – из числа тех, что я разучил с Веналайненом.

– Я не знаю, почему я не понял, что их надо будет убить, – выдавил я виновато. – Я просто… не подумал об этом, Клугге.

– Я понимаю.

Клугге неожиданно положил руку мне на макушку, будто ребенку.

– На будущее: про проклятых говорят не «убить», а «уничтожить», Женя.

Взгляд Айземанна был куда теплее, чем предполагали произнесенные им слова.

– Учту, – сглотнул я. – Дай мне пару минут. Я соберусь с силами и всё сделаю.

Я действительно должен это сделать. Должен – и, черт возьми, хочу. Ведь моя цель – овладеть своей силой по-настоящему. Так какого черта я пасую при первой же сложности? Слабак! Рохля!

«Давай рассуждать логически, Женя, – мысленно говорил я сам себе. – Ты всегда жалел примерно всё, что существует в нашем мире, так? Червячка, кузнечика, личинку – какими бы некрасивыми они ни были. Ты оттаскиваешь гребаных улиток на обочину дороги, чтобы не раздавили. Но у них есть смысл присутствия в этой жизни, есть свое место в природном цикле. А какое место у проклятых?»

Я помню, что прочитал об этом в одной книге, которую на прошлой неделе позаимствовал у Инги (я пришел к ней под предлогом «отдаю тебе розовый парик» и провел в ее обществе полтора блаженных часа, полных сердечек в моем взгляде, после чего она убежала на работу).

В книге говорилось, что смысл существования проклятых – это облегчение участи людей. Если бы их эмоции не сцеживались вовне, конденсируясь в чудовищ, люди бы просто взрывались. То, что психологи называют «проживанием эмоций», на самом деле, и является отпусканием этих эмоций вовне.

Поэтому в круговороте живой природы проклятые не участвуют. Они – мусор. Я – повелитель мусора. Так какого хрена я сейчас его жалею?

– Женя. – Голос Клугге донёсся как из другой вселенной. – Посмотри на меня.

Я весь трясся, словно какой-то перепуганный хомяк. Тогда Айземанн взял меня рукой за подбородок и поднял мое лицо, заставляя взглянуть себе в глаза.

– Я не вижу ничего плохого в доброте, даже ошибочной доброте к проклятым. И я не буду заставлять тебя уничтожать тварей.

– Клугге, а вдруг эта жалость к чудовищам – признак того, что я действительно стану злодеем из пророчества Инги? Тем, кто принесет тысячи смертей?

– Сомневаюсь. Злодеи не плачут над теми, кого должны уничтожить. Они наслаждаются своей силой. Твои жалость и доброта – это кое-что другое.

– Что?

Айземанн какое-то время помолчал, прежде чем отчеканить:

– Твои жалость и доброта – это надежда. Надежда на то, что весь мир заблуждается, и проклятые – не просто продукт человеческих эмоций, а такие же живые, равноправные существа, как люди, ангелы, демоны и остальные. Она ошибочна, Женя, – он внимательно, с грустью, посмотрел на меня. – И в своё время ты поймешь это. Но лично я рад, что в самом начале своего пути ты совершаешь именно такую ошибку: жалеешь тех, кого не стоит. А не наоборот.

Клугге убрал руку и сделал шаг назад.

Я стоял, потрясенный. Слова Айземанна были пронизаны таким глубоким сочувствием и сопереживанием, которого я никак не ожидал услышать от обычно равнодушного, замкнутого стража. Где-то там, под маской строгости и рациональности, жило настолько доброе сердце, что мне захотелось кричать.

В ладонях Клугге сгустилась тьма, превращаясь в теневые клинки.

– Сегодня я сам ликвидирую чудовищ. И господину Юхану тоже помогу я.

– Но…

– Никаких «но», Фортунов, – голос Клугге стал строже. – Я – твой старший коллега. Относись ко мне уважительно и не мешай мне выполнять работу. А сейчас… – Он оглянулся, оценивая окружающее. – …Прикажи своим подданным отмереть, чтобы они смогли постоять за себя.

Благородный страж Клугге Айземанн не хочет убивать безоружных.

Я посмотрел на Клугге и тварей, что нас окружали. Их было чертовски много. Если я сниму свой приказ, позволю им жить, как обычно… Они навалятся на Айземанна всей толпой. Я не прощу себе, если он умрёт из-за моей слабохарактерности.

– Не надо, Клугге. Пожалуйста, разберись с ними так.

– Ты уверен? – спросил он. – Не запомнишь ли ты эту дату как ночь, когда твой коллега-страж беспощадно перебил несколько десятков обездвиженных проклятых, которые не принесли никому вреда? Как мне кажется, это скорее может сделать тебя злодеем.

Это могло бы прозвучать как шутка, но Клугге был чертовски серьезен.

– Нет. Я запомню эту дату как ночь, когда мой коллега-страж позволил мне не взрослеть слишком быстро, – пообещал я. – Ты… Можешь начинать. Серьезно.

Он не стал спорить дальше. Любой участливости есть конец, а Клугге и так оказался куда более понимающим, чем утверждали все вокруг. Возможно, его так упорно называли либо безэмоциональным, либо стервецом как раз оттого, что он был добр; слишком добр; и эта доброта вкупе с рыцарским кодексом чести и спокойствием делала из Айземанна супергероя наяву, в которого был сложно поверить. Спокойнее устроить всемирный заговор и обзывать его «выскочкой», чем бесконечно благоговеть перед слишком большим набором его достоинств.

– Заткни уши, – велел Айземанн.

И метнулся вперед, в самую гущу тварей – только блеснул в призрачном свете черный клинок.

Я сел прямо на палубу, обнял колени и прижался спиной к борту.

«Не моргай, – велел я себе. – Ты должен смотреть, должен привыкнуть к этому, раз теперь ты страж».

Клугге беспощадной стремительной птицей, ожившим клинком скользил по кораблю. Он разил тварей направо и налево. Их кровь била фонтанами. Полная тишина. Только легкий плеск воды за бортом, свист клинков, удары от падающих на палубу тварей.

Я сжал виски руками, потому что в голове у меня вдруг начал слышаться плач. «За что? Папочка, за что?»

«Прекратите!» – мысленно заорал я. А потом так же мысленно – запел.

А затем – запел вслух, стараясь перебить эти крики. Старинную британскую колыбельную, которую мне перед сном в детстве напевала мама.

Услышав мой голос, Айземанн на мгновение замедлился и обернулся. Его лицо было покрыто багровой и черной кровью проклятых, глаза сверкнули. Поймав мой взгляд и убедившись, что это не взгляд безумца (хотя бы до какой-то степени!), он продолжил казнь.

Удары и кровь, удары и кровь, плач в ушах и мой голос, негромко поющий.

Баю-бай, малыш, на вершине дерева, Ветер дует – колыбель качается. Ветка сломается – колыбель упадёт, И полетит вниз малыш, колыбель и всё.

Наконец всё было кончено.

Палубу наполняли мёртвые туши тварей, исходящие горячим паром. Клугге стоял в центре, опустив руки. Его грудь вздымалась от того, как тяжело он дышал. С клинков капала кровь.

– Я пойду умоюсь, – хрипло сказал он, отворачиваясь.

Он прошёл мимо капитана Сигварда, как раз вышедшего из каюты. Юхан осмотрел палубу.

– Спасибо, – в его голосе прозвучало странное облегчение. – Я рад, что этот проклятый корабль наконец-то очищен от грязи.

Я молча встал и подошёл к капитану Сигварду. Он выглядел свежее и бодрее, чем прежде.

– Подождите, – он поднял ладонь. – Я сейчас думал, чего я хочу перед тем, как уйти? Помимо того, чтобы очистить этот корабль и вспомнить лица своих товарищей. И я понял, что у меня остается еще одно неоконченное дело. Я должен пристроить драгоценности. Поэтому я хочу взять обещание с вас и вашего коллеги. Поклянитесь, что заберете сундук с сокровищами и оставите его у себя.

– У себя? – не понял я.

– Да. Я ненавижу политику, ненавижу всякие инстанции. Мне будет приятнее думать, что сокровища возьмут те, кто помог мне. Считайте этой моей прихотью пополам с благодарностью.

– Но…

– Никаких но. Это последняя воля призрака, задержавшегося тут слишком надолго.

Делать было нечего: я кивнул. И наконец-то протянул Юхану стопку добытых днём фотокарточек.

***

Сигвард молча взял фотографии. Его пальцы, полупрозрачные, чуть дрожали. Он долго перебирал их, низко опустив голову. А затем вернул мне всю стопку. На верхней карточке я увидел мокрое пятнышко от упавшей слезы. Одна слеза – за восемьдесят лет одиночества и вины.

– Спасибо, – голос капитана звучал глухо. – Думаю, теперь я готов уходить. Теперь я не один.

– У меня есть еще кое-что для вас, – я достал письмо. – Вы сказали, что за всю жизнь не сделали ничего хорошего, и потому заслужили свою участь. Однако в этом письме – доказательство, что как минимум один добрый поступок на вашем счету есть. Однажды вы спасли раненого русала, запутавшегося в сетях, и защищали его от озерных хищников до тех пор, пока он не выздоровел.

– Вы говорите о Юми?.. – Сигвард изумленно расширил глаза.

Слава небу, он помнит его.

Я молча кивнул и протянул ему конверт.

– Прочитайте, пожалуйста.

Я знал содержимое, ведь это мне сегодня пришлось писать его под диктовку русала. В нём Юми рассказывал капитану, как жил все эти годы. Как был благодарен ему за спасение. Как назвал в Сумрачном Городе одного лохматого пса в его честь. А еще, конечно, просил прощения за то, что сказал Танасию Смертину о том, как призвать призрачный мотобот с помощью ритуала с тринадцатью курицами.

«Спасибо вам за всё, дядя Сигвард. Я люблю вас».

– Чертов русал, – пробормотал Сигвард, дочитав письмо и бережно сложив его. – Раз так благодарен, пришел бы попрощаться сам! Треска трусливая!

В его ворчании слышалась нежность.

Я развернулся и перевесился через борт корабля.

– Эй, Юми! Тебя зовут.

– Что это значит?! – воскликнул Сигвард, подскакивая ко мне и изумленно вскрикивая в следующий же момент.

Из воды на нас виновато смотрел голубоволосый русал. Он выглядел несчастным и побитым, словно провинившийся щенок.

– Здравствуйте, дядя Сигвард! – почти пискнул он.

А потом вслух взволнованно повторил примерно все то же самое, что и было в письме.

Юхан слушал его, с силой, до белых костяшек, сжимая поручни. Его лицо было непроницаемо, но что-то в его фигуре смягчилось.

– Может… может, вы все-таки останетесь? – с отчаянной надеждой спросил русал под конец. – Я могу пригласить вас в Сумрачный Город! Там всегда найдется место новому призраку. Я буду навещать вас! Каждый день!

– Я устал, Юми. Я больше не хочу быть здесь. Но я очень рад, что ты пришёл попрощаться. Я не думал, что увижу тебя на прощанье.

– Вы… не злитесь на меня за то, что я ушел?

– Нет. Живи дальше, Юми. Живи хорошо.

И тут русал зарыдал. Он вопил, как ребенок, утирая слезы кулаками, и его крик разносился далеко над гладью озера. Сигвард что-то сурово говорил ему, но Юми лишь рыдал и рыдал до тех пор, пока капитан в итоге не наорал на него хорошенько, велев ему перестать распускать нюни и лучше прожить отличную жизнь без всех этих соплей. А вот то, что он назвал пса в честь Сигварда – это здорово, это Юми, оказывается, не полный дурак. Это была их странная, колючая форма прощания.

Я же между тем отвлекся на Клугге. Изумительный Айземанн вернулся из дальней части лодки, где приводил себя в порядок после бойни. Он смыл кровь с лица и волос, а рубашку снял, повязав на поясе. Голый торс Клугге вызвал у меня тяжкий вздох, спровоцированный острым приступом зависти.

Айземанн посмотрел на меня с таким подозрением, будто думал, что это мои крики и рыдания разносятся над водой. Убедившись, что это не так, он одобрительно кивнул. Его временый младший напарник не окончательно съехал с катушек – можно будет вернуть Феликсу в целости и сохранности и, следовательно, не огрести.

Капитан Сигвард оглянулся на Клугге.

И уже ему он твердо повторил:

– Я готов.

В правой руке Айземанна из теней соткалась катана. Он провел левой ладонью по лицу, будто стирая воду и усталость, и, дождавшись последнего подтверждающего кивка от капитана, сделал три быстрых шага к нему.

Черное лезвие беззвучно вошло в грудь капитана Сигварда.

Юми вскрикнул где-то там, внизу.

С дерева на островке с шорохом вспорхнула стая птиц.

– Прощайте, – сказал капитан. – И спасибо.

И стал рассыпаться седым пеплом. Медленно, невесомо, словно старая фотография, обратившаяся в прах под лучами времени. Ветер подхватил пепел и понес над озером, растворяя последнюю память о проклятом капитане.

Какое-то время мы все молчали. Воздух звенел от тишины и невысказанных слов. А потом я понял, что плохо вижу – все размывается из-за слез, заливающих глаза.

Клугге низко поклонился праху, оставшемуся от капитана – дань уважения не грешнику, но душе, нашедшей свой путь к покою. Затем Айзменн повернулся ко мне. Его брови свелись на переносице, когда он увидел, какое жалкое зрелище из себя представляет будущий Повелитель Проклятых.

Мгновение или два Айземанн колебался. А потом со вздохом убрал меч и сделал приглашающий жест ладонями.

– Иди сюда.

Мне не надо было спрашивать, что он имеет в виду. С трясущимися губами я обнял Клугге и зарыдал у него на груди.

– А… Ю… Юми? – пробормотал я вскоре.

– Рыбу я обнимать не буду, – Клугге был непреклонен. – Но о нем забывать и впрямь не стоит. Лучше вы пообнимайте друг друга. Отвлечетесь.

И не успел я сказать что-либо, как он оторвал меня от себя за шкирку (и зачем было приглашать, спрашивается) и… бросил за борт.

– Обязательно вылови стража, русал! – успел я услышать его приказ до того, как уйти под воду.

[1]Холден Колфилд – герой «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.

[2] Токпокки – это популярное корейское блюдо, состоящее из рисовых клецек в остром соусе, часто с добавлением других ингредиентов, таких как рыбные пирожки, яйца, овощи и т.д

[3]Бодхисаттва в буддизме – это существо, достигшее просветления, но отложившее уход в нирвану, чтобы помогать другим существам в достижении того же.

[4] Баттенберг – британский десерт. Бисквит, в разрезе выглядящий как розовые и желтые клетки, расположенные в шахматном порядке.

30. Блистательный Алан

Следующий день был таким ослепительно солнечным, словно бог случайно пролил на Кирьявалахти стакан апельсинового сока.

Веналайнен в благодарность за помощь приготовил на всех вкуснейшую пшенную кашу с ягодами смородины и медом, чей умопомрачительный аромат разносился по дому. Клугге поблагодарил его, но после этого молча прошел к плите и пожарил себе яичницу с беконом.

– Невоспитанный ученик!!! – орал шаман, возмущенно скачал за ним и размахивая посохом. – Надо есть, что дают!– Старый мастер научился этой мудрости у свиней? – невозмутимо поинтересовался Клугге.

Краешек рубашки, в которой он был вчера на корабле, виднелся из мусорного бака. Сегодня Клугге был облачен в футболку поло с какой-то маленькой вышитой эмблемой на груди.

Я подумал, что, возможно, мне надо пересмотреть свой гардероб. Я всегда презирал поло. Но, может, зря?

– Мы посовещались с Женей и решили оставить сокровища волхвов вам, – сказал Клугге.

– С чего это?! – старик так опешил, что перестал скакать, что было почти что чудом. – Где подвох? А? Где подвох, спрашиваю?!

Подвоха не было. Тогда Веналайнен сказал, что обязан подарить нам что-то в ответ. Он бескомпромиссно сунул мне в руки уныло-флегматичного кота Кафку.

– Забирай.

– Э-э-э, не могу, Феликс не любит кошек…

– А ты бери это, – игнорируя мои возражения, Веналайнен повернулся к Айземанну и сунул ему в руки посох. Вернее, попробовал.

Потому что обычно невозмутимый страж вытаращил глаза и отскочил назад так шустро, что его ударили током.

– НЕТ, МАСТЕР! – раздув ноздри, воспротивился он. – Вы не всучите мне эту дрянь. Ни за что. Никогда!

– Еще как всучу!

– НЕТ!

– Да!

– Вы сейчас добьетесь того, что я еще восемь лет не приеду!

– Ах ты поганец!!!

До меня не сразу дошла подоплека этой перебранки. А когда дошла, я тихо рассмеялся.

Точно. Мастер Веналайнен же говорил, что этот посох передается по наследству от одного хранителя Кирьявалахти к следующему. Вручить его Клугге – это обречь того на работу шаманом в глухой деревне, а самому бодренько отправиться на пенсию и беззаботно обжираться эклерами.

– Ой, да иди ты в баню! – Наконец разочарованно сдался Веналайнен. – Придётся мне себе еще личных учеников брать. С тобой, я так погляжу, не договоришься, а о деревне кому-то в будущем всё же нужно будет заботиться.

– Здравая мысль, мастер. Идея про баню, между тем, тоже не так плоха, – неожиданно сказал Клугге, и судя по тому, как загорелись глаза у старого шамана, он мгновенно простил «горе-ученичку» его нежелание жить в деревне.

Я в баню не пошёл. Вместо этого я нашел Юми и попрощался с ним.

– Спасибо, что помогли дяде Сигварду, – глаза русала все еще были красными после вчерашнего.

– Может, ты все-таки расскажешь мне о Танасии Смертине? – опять попробовал подступиться я.

Юми покачал головой. Время было, так что мы болтали о том о сём. Начиная с книг – оказывается, русал обожал заставлять разных людей читать ему их вслух, удивительно даже, что меня минула чаша сия, – и заканчивая путешествиями.

А потом русал улыбнулся:

– Что-то мы засиделись, мне пора. Ну, бывай, Женя! Скоро увидимся!

Я высказал сомнение в этом, ведь завтра я вернусь в Петербург, но Юми только рассмеялся.

– Магический мир далеко не такой большой, как ты думаешь! Мы точно еще пересечемся. Кстати, как бы ты ни упирался, теперь я еще сильнее верю в сплетню о том, что ты – родственник Мавета! Ну не сын, конечно, но хотя бы брат, пусть внешне вы и не похожи.

Я изумленно округлил глаза.

– Почему ты так решил?!

– Он тоже, когда смеется, касается волос и отводит взгляд. Точь-в-точь как ты!

– Что?.. Откуда ты знаешь? Ты с ним знаком, что ли?

Вместо ответа Юми только подмигнул и, в прыжке перевернувшись через себя, скрылся под водой. Только хвост мелькнул на прощанье. Я стер с лица брызги и растерянно заморгал.

***

Пьяный Клугге Айземанн – это что-то с чем-то.

Он нашёл меня на лесной поляне, где я, наколдовав фортепиано, играл Пахельбеля[1]. Нормальная музыка, написанная нормальным композитором – никакого вызова проклятых, просто моя тяга к искусству.

Я бы и не заметил Клугге, увлекшись фугой, если бы не его равномерные аплодисменты по завершении.

При взгляде на стража я поперхнулся.

– Клугге, с тобой все хорошо? – испуганно поинтересовался я, потому что Айземанн изволил припереться в длинном шелковом халате морковного цвета, с распущенными волосами и глиняной бутылкой в руке.

Зрелище скорее пугающее, чем чарующее, ибо – какого черта?

– Да, – сказал он очень внятно. – После сливовых настоек мастера Веналайнена у всех всё хорошо. Это один из законов Кирьявалахти.

– Ох… Может, вернёмся домой?

– Не оскорбляй меня предположениями о том, что могу вести себя или выглядеть неподобающе, Женя.

– Хорошо, – смирился я.

Нет, в принципе, вёл себя Клугге ничуть не хуже, чем обычно, только нос задирал чуть выше. А выглядел… Э… Кхм… Наверное, находись мы среди людей, мне пришлось бы отдирать от него визжащих фанаток, а так – неба ради, шелковый халат так шелковый халат. Пусть развлекается.

– Тебе сыграть что-нибудь? – предложил я, но Клугге покачал головой.

Он сидел на бревне, лучи медленно опускающегося за лес солнца били ему в спину, заставляя ткани халата выглядеть еще огненнее, а черные волосы делая чуть ли не синими.

– Я хочу рассказать тебе свою историю, – сказал он. – Мне кажется странным, что подробности моей биографии знает каждый второй из тех, что слышит мою фамилию, но не ты. При том, что мы с тобой явно еще не раз будем работать вместе, а еще ты живёшь с безмозглой рыбиной, которой я подарил свою любимую серьгу, и планируешь ухаживать за моей сестрой. Считай, мы почти родственники.

Фига себе у него критерии. Мы что, минуя стадию дружбы, в семью превращаемся?!

А Клугге могуч.

Айземанн протянул мне глиняную бутылку, и я, помедлив глотнул. Господи помилуй!!! У меня глаза чуть не выпали из орбит от крепости и сладости настойки.

Клугге хлопнул меня по спине, и я, откашлявшись, сел рядом с ним на бревно. От стража пахло березовыми вениками и можжевеловым маслом из хорошо протопленной бани.

– Всё, что я скажу – не секрет, – повторил Айземанн. – Если бы сегодня ты чуть внимательнее читал газеты в библиотеке, то в статье о самых известных детоубийцах века прочитал бы заметку не только о Юхане Сигварде, но и об Алане Айземанне. То есть о нашем с Ингой отце.

У меня отвисла челюсть.

– Что? – тупо переспросил я.

Клугге пожал плечами.

А потом, изредка отпивая настойку, поведал мне историю семьи Айземанн.

Алан Айземанн был наследственным колдуном-аристократом с Изнанки, обладателем такой же, как у Клугге, колдовской техники. Он питал слабость к русской культуре, поэтому с удовольствием переехал в Петербург, а затем стал стражем Центрального района.

У Алана было всё: любимое дело, ум и талант, несметные богатства, допуски к порталам, позволявшим ему путешествовать по всему миру, и женщина, которую он без памяти любил. Когда она сказала, что беременна, не было человека счастливее Алана Айземанна. Александра – так её звали – настояла на том, чтобы рождать в человеческом госпитале. Алан с подозрением отнесся к этой идее, но он боготворил супругу, и поэтому согласился.

Возможно, зря.

Потому что при родах Александра умерла. Несовершенные человеческие врачи не смогли спасти ее. И что еще страшнее – они сказали, что оба близнеца родились с больными сердцами. Это нельзя исправить. Даже у современной медицины есть предел возможностей.

Алан Айземанн забрал детей и отправился в Небесные Чертоги. Ангелы тоже не могли помочь. Тогда Алан потребовал, чтобы из высших сфер позвали кого-нибудь, способного вылечить его детей. Ему ответили, что это невозможно.

«Мои дети умирают» – сказал он. «С людьми такое случается» – посочувствовали ему.

Высшие сферы не вмешиваются в дела Земли, кроме как в случаях, когда инициатива исходит оттуда, либо же отправляется официальный запрос, который рассматривается от полугода.

Близнецам врачи дали всего два месяца – в лучше случае.

Тогда Айземанн бросился к своему наставнику – шаману по имени Веналайнен, который всегда казался ему почти всемогущим. Веналайнен был готов вырвать из груди своё старое сердце ради малышей, но, увы, даже это не помогло бы. Алан оставил детей старику и куда-то уехал.

Говорят, он всю жизнь был похож на вихрь, оживший смерч – а в те дни особенно.

– Веналайнен до сих пор корит себя в том, что не понял, что замышляет его любимый ученик, – поделился Клугге, глядя на свои пальцы, белеющиеся в спускающейся темноте. – Ведь очевидно было, что отец не сдастся. Что он не медитировать ушел, а искать другие выходы. Но Веналайнен тогда пребывал в таком шоке – этот старик, Женя, куда добрее, чем кажется, – что только нянчился с нами и сам лихорадочно пытался придумать, как быть. Странное дело – такая могущественная магия, такие огромные деньги, всего два крохотных тельца с двумя дырками в сердцах там, где их не предполагается – а сделать ничего нельзя.

В общем, неудивительно, что Алан Айземанн, когда ему отказали небожители, отправился к демонам. Хозяин Сумрачного Города сказал, что не может помочь. Зато нашлась одна старая демоница, чья особая техника позволяла ей обменивать жизни одних на жизни других – конечно же, в очень плохой пропорции.

– Тридцать свежих детских сердечек, Айземанн, – сказала она. – И твои малыши останутся в этом мире.

– Насколько детских?

– Не старше пяти лет.

И тогда Алан Айземанн пришел в детский сад, в котором, будучи стражем, регулярно отлавливал проклятые порождения ребяческих ночных кошмаров. Его там обожали, иногда он вел занятия, как приглашенная знаменитость.

Алан поздоровался с нянечкой, сказал, что ему нужно кое-о-чем сообщить детям, прошел в класс. Запер за собой дверь, призвал теневые клинки и убил всех, кто находился внутри.

Получилось даже больше тридцати детских сердец.

Плюс трое взрослых.

Когда Алан Айземанн с пропитанным кровью мешком, за которым тянулся дух свежей смерти, снова явился на порог Веналайнена и велел отдать ему близнецов, старый шаман уже понял, что его любимый ученик сделал нечто ужасное.

Нечто непростительное.

Что душа Айземанна отныне искажена; что за синими глазами нет больше ничего, кроме пустоты.

– Я не могу пустить тебя, Алан, – сказал Веналайнен. – Что ты натворил?

Когда тот в ответ молча всадил ему клинок в грудь и старый шаман сразу осел на пол, он почувствовал огромное облегчение. Ведь он боялся, что придется сражаться, и что – самое страшное – он может победить. А ведь это был его любимый ученик, черт возьми.

Любимый и талантливый настолько, что смог попасть мечом в ту самую точку, которая обездвижила Веналайнена и создала у астиномов впечатление, будто Алан хотел убить шамана, но промахнулся.

Но вот в чем загвоздка: если бы Алан хотел, он бы убил.

– Прощайте, наставник, – поклонился Айземанн-старший и вместе с плачущими в люльке близнецами и мешком, полным чужих сердец, ушёл во тьму.

Его арестовали через пару месяцев.

А близнецов нашли только через пять лет – Алан пристроил их к одной ведьме в Сумрачном Городе.

Они были живы и здоровы. Вот только ведьма не удержалась от любопытства и насильно пробудила магические дары детей, когда им было всего по пять лет – чтобы понимать, чего от них ожидать в будущем. И, возможно, в дальнейшем найти им более полезное применение, чем «счастливая спокойная жизнь», за которую заплатил их отец.

Жадность губит. Все знают это. Но некоторые все равно почему-то попадаются на крючок.

Это опрометчивое решение – насильственная инициация – и сгубило ведьму. Испуганные, близнецы сбежали. Их вскоре нашли; ведьму – тоже, и, будучи сообщницей Убийцы Детей, она тоже оказалась в тюрьме. Только не в Беззвёздной для особо опасных преступников, а в обычно-магической.

Перед Небесными Чертогами встал вопрос: что делать с близнецами?

За жизни Клугге и Инги было заплачено чужими жизнями. Блистательный страж Алан Айземанн, пример для других колдунов, поклявшийся посвятить свою жизнь защите людей от чудовищ, устроил кровавую бойню. Чтобы спасти двоих, без сомнений убил три дюжины.