Текст книги "Собрание стихотворений"

Автор книги: Антонин Ладинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

АНТОНИН ЛАДИНСКИЙ. СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ

О.А. КОРОСТЕЛЕВ. ЛИРИЧЕСКИЙ ТЕАТР АНТОНИНА ЛАДИНСКОГО (Предисловие)

Имя Антонина Ладинского хорошо известно российскому читателю. Его исторические романы печатались в России с конца пятидесятых годов, в восьмидесятые попали в популярнейшую «макулатурную» серию вместе с романами Сименона, Дрюона и Коллинза, издавались миллионными тиражами и многократно перепечатывались.

Гораздо меньше известен Ладинский-поэт. Хотя стихи его включаются во все многочисленные антологии поэзии XX века, его сборники не перепечатывались ни разу и в настоящем издании собираются впервые. Тем более никогда не были собраны стихотворения, разбросанные по эмигрантской периодике и не включавшиеся Ладинским в книги. Даже специалисты чаще всего представляли Ладинского как строгого к себе и малословного поэта, выпустившего в тридцатые годы четыре сборничка стихов, а после войны издавшего еще одну небольшую книжку и на этом закончившего свою поэтическую карьеру. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что, помимо вошедших в книги, десятки стихотворений были напечатаны в периодике от Риги до Шанхая и ни разу не переиздавались, а включавшиеся в сборники подвергались столь радикальной переработке, что чаще всего впору говорить не о варианте, а о принципиально новой редакции.

Литературоведческих работ о Ладинском очень мало, преимущественно предисловия к изданиям его исторических романов и рецензии на эти издания [1]1
  Вот некоторые из них: Каждая А. Последний роман А.П. Ладинского // Ладинский А. Последний путь Владимира Мономаха. М., 1966; Немировский А. Путь в историю // Литературное обозрение. 1986. № 8. С. 47–50; Домбровский О.И. Послесловие // Ладинский А.П. Когда пал Херсонес; Анна Ярославна – королева Франции: Исторические романы. Симферополь, 1989. С. 587–592; Ковалева И. А.П. Ладинский: (1896–1961) // Ладинский А.П. Когда пал Херсонес; Анна Ярослав на – королева Франции; Последний путь Владимира Мономаха: Романы. М., 1989. С. 786–797; Рапов О.М. Предисловие // От Корсуня до Калки. М., 1990. С. 5–22; Домбровский О.И. О последнем пути А.П. Ладинского // Ладинский А. Последний путь Владимира Мономаха: Исторический роман. М., 1993. С. 390–395.


[Закрыть]. Архив его в РГАЛИ долгое время был закрыт для исследователей, из архивных материалов были напечатаны лишь фрагменты воспоминаний и отдельные письма [2]2
  См., в частности: О Ф.И. Шаляпине, И.А. Бунине, К.Д. Бальмонте… (Из «Парижских воспоминаний» А.П. Ладинского) / Публ. Е.Ю. Филькиной // Встречи с прошлым. М., 1988. Вып. 6. С. 214–227; Шаховская З. В поисках Набокова. Отражения. М., 1991. С. 161–164; Хазан В. Два письма А.П. Ладинского Я.В. Вейншалу // Хазан В. Особенный еврейско-русский воздух. М.; Иерусалим, 2001. С. 295–299.


[Закрыть]. Дневник, который Ладинский вел на протяжении 30 лет (1932–1961), лишь сейчас готовится к печати. О поэзии Ладинского исследователи писали по большей части в предисловиях к журнальным публикациям его стихов [3]3
  См.: Долинский М., Шайтанов И. Владислав Ходасевич и поэты «Перекрестка» // Арион. 1994. № 3. С. 68–71; Грановская Л.М. Стихи Антонина Ладинского // Русская речь. 1996. № 3. С. 29–38.


[Закрыть].

Вероятно, из-за всего этого биография Ладинского известна в самых общих чертах, и на ней стоит остановиться подробнее. Биографические статьи о Ладинском в словарях и справочниках не превышают двух страниц [4]4
  См., в частности: О Ф.И. Шаляпине, И.А. Бунине, К.Д. Бальмонте… (Из «Парижских воспоминаний» А.П. Ладинского) / Публ. Е.Ю. Филькиной // Встречи с прошлым. М., 1988. Вып. 6. С. 214–227; Шаховская З. В поисках Набокова. Отражения. М., 1991. С. 161–164; Хазан В. Два письма А.П. Ладинского Я.В. Вейншалу // Хазан В. Особенный еврейско-русский воздух. М.; Иерусалим, 2001. С. 295–299.


[Закрыть], причем в большинстве изданий, даже самых авторитетных, сведения о нем требуют уточнений.

В качестве даты и места рождения Ладинского неизменно указывается: 19(31) января 1896 г., деревня Общее Поле Порховского уезда Псковской губернии. На сайте «XX век в Пскове» [5]5
  «XX век в Пскове». Электронный ресурс, http://www.cbs.pskov.ru/html2/b_bodul.htm.


[Закрыть]говорится, что это селение на берегу реки Щеглинки состояло из трех дворов с двумя десятками жителей и до наших дней не сохранилось, ближайшая деревня – Скугры (сейчас это Дновский район Псковской области).

Однако запись в метрической книге Николаевской церкви указывает, что Антонин Петрович Ладинский родился 19 января 1895 г. (ст. ст.) в селе Скугор (название дано именно так, в единственном числе, а не во множественном, как сейчас) [6]6
  Сведенья о семье Ладинского и выписки из метрической книги любезно предоставлены Еленой Пантелеевной Яковлевой (Санкт-Петербург).


[Закрыть]. Означает ли это ошибку в записи или неточен был сам Ладинский, сказать трудно. Приводя данные о себе, он в качестве года рождения указывал 1896-й, см., например: «Последние новости»: Юбилейный сборник, 27 апреля 1920–1930. Париж, 1930. С. XIV.

Отец – выпускник Порховского духовного училища Петр Семенович Ладинский (p. 1863-?) – в 1893 г. женился на двадцатилетней крестьянке Дновской волости Ольге Васильевне Деминой. Антонин был в семье первенцем, за ним почти с равными промежутками последовали младшие братья: в 1899 г. родился Владимир, в 1903 г. – Борис, в 1908 г. – Николай.

В 1898 г. Ладинские переехали в Псков, где отец стал помощником полицмейстера, получил чин коллежского асессора (перед революцией он был уже надворным советником, служил уездным исправником Новоржевского уезда).

С 1906 по 1915 г. Ладинский учился в Псковской губернской мужской гимназии, а осенью 1915 г. стал студентом юридического факультета Императорского Петроградского университета, но, отучившись всего один семестр, из университета ушел и весной 1916 г. поступил в 1-ю Петергофскую школу прапорщиков. В статьях и справках о Ладинском его уход из университета иногда объясняют призывом в армию, но решение не пользоваться студенческой отсрочкой, судя по всему, было принято им самостоятельно. Ему довелось поучаствовать и в Первой мировой войне, и в Гражданской – в армии Деникина, где он стал подпоручиком. Под Харьковом Ладинский был тяжело ранен в ногу и надолго попал в ростовский госпиталь. Хорошо знавшая поэта в его парижские годы Н.Н. Берберова вспоминала позже: «У Ладинского на ноге тридцать лет не закрывалась рана, полученная в 1919 году» [7]7
  Берберова Н. Курсив мой. New York: Russica Publishers, Inc., 1983. С. 314.


[Закрыть]. С госпиталем Ладинский был эвакуирован в Новороссийск, затем в Крым, а оттуда в Египет.

В Египте сменил ряд профессий: работал на заводе, служил писцом в Международном суде в Каире и Александрии, переводил с английского полицейские романы. Через четыре года перебрался в Париж, поступил в Сорбонну, но оставил учебу из-за недостатка средств. Пытался зарабатывать на жизнь рабочим на обойной фабрике, маляром, в 1926 г. стал телефонистом в газете «Последние новости». Официально должность называлась гордо: заведующий телефонным бюро конторы «Последних новостей». Реально это была работа мальчика на телефоне, отвечающего на звонки и соединяющего абонентов через редакционный коммутатор. Но она позволяла Ладинскому считаться сотрудником самой известной и самой богатой (и самой богатой) газеты в эмиграции, ездить по миру в качестве корреспондента «Последних новостей», и с этого времени он смог целиком посвятить себя литературе и журналистике.

6 апреля 1925 года стихотворение Ладинского появляется в парижском «Звене». На следующий год его стихи печатаются не только в студенческих журналах «Своими путями» и «Годы», в маргинальных «Перезвонах» и поддерживающей молодежь «Воле России», но и в «Днях», «Последних новостях» и даже «Современных записках», в то время воспринимавшихся как цитадель живых классиков абсолютно недоступная для молодых авторов. Берберова считала что это «Ходасевич тотчас же протащил их в журналы и газеты» [8]8
  Там же. С.321.


[Закрыть]. Сомнительно: первые публикации Ладинского появились в «Звене» и «Воле России», на которые Ходасевич никакого влияния не имел (скорее уж тут могли поспособствовать Адамович и Слоним), а участником «Перекрестка» Ладинский стал и вовсе только в 1932 г. Но так или иначе, Париж был завоеван легко и очень быстро.

Критика начинает писать о стихах Ладинского задолго до выхода его первой книги. Чуткий Георгий Адамович, которому и самому еще только предстояло стать критическим мэтром, уже в 1926 г называет Ладинского «общепризнанной “надеждой"» и уверяет, что его стихи «можно печатать где угодно, рядом с кем угодно» [9]9
  Адамович Г. Литературные беседы. // Звено. 1926. 11 апреля. № 167. С. 1–2.


[Закрыть].

Вышедшие пятью годами позже сборники лишь подтвердили сложившуюся к тому времени репутацию поэта. После выхода первой книги стихов Ладинского многие критики с удивлением отметили, насколько выигрывают его стихи, будучи собраны вместе. Константин Мочульский писал: «Только теперь, когда стихотворения его объединены в книге, мы понимаем законченность и цельность его поэзии» [10]10
  Числа № 5. С. 235–237.


[Закрыть]. Ему вторил Владимир Варшавский: «Соединенные вместе эти нарядные и очаровательные стихи приобрели какое-то новое, более глубокое, высшее и в то же время более человечески-реальное бытие [11]11
  Новая газета. 1931. 1 марта. № 1. С. 5.


[Закрыть]. Г.П. Струве, и после воины, 28 января 1954 г. писал В.Ф. Маркову о Ладинском: «Он теряет вне целых циклов и даже целой книги (он очень целен) <…>

Я его всегда считал и считаю одним из лучших парижских поэтов, с необщим выражением лица» [12]12
  Собрание Жоржа Шерона. Лос-Анджелес.


[Закрыть].

Редакторы «Современных записок» считались с Ладинским уже в начале тридцатых, когда писателей младшего поколения в журнале печатали очень редко. Ладинский, судя по всему, входил в число авторов, которых публиковали в журнале независимо от отношения к их творчеству. 23 февраля 1932 г. М.О. Цетлин писал М.В. Вишняку: «С Ладинским я, на редкость, не могу решиться. Мне поэма мало нравится, но она может прочесться с интересом. Но размеры, размеры! Чем больше проходит времени, тем более неприятно мне ему отказывать» [13]13
  Lilli Library. Vishniak Papers F. 144.


[Закрыть]. Полтора года спустя, 3 сентября 1933 г., Цетлин пишет В.В. Рудневу: «Посылаю 2 стих. Ладинского. Оба мне не нравятся. Но не напечатать – значит обидеть его. Я бы взял первое» [14]14
  University of Illinois at Urbana: Champaign. Archives. Sophie Pregel and Vadim Rudnev Collection. Box 4.


[Закрыть].

Едва освоившись в Париже, Ладинский стал проявлять завидную активность. Уже с 1925 г. он постоянный участник вечеров Союза молодых поэтов и писателей (с октября 1926 г. – член правления). Позднее выступал с лекциями, с чтением своих стихов, принимал участие в собраниях и вечерах «Зеленой лампы» и «Кочевья», «Перекрестка» и «Круга», а также деятельности множества менее прославленных кружков, обществ и объединений (Очаг друзей русской культуры в Европе, Объединение русских студентов, Общество русских студентов для изучения и упрочения славянской культуры, Союз деятелей русского искусства, Национальная организация русских скаутов, «Арзамас», «Ассамблея» и др.). В 1931 г. становится членом масонской ложи «Северная звезда» [15]15
  См.: Серков Л.И. История русского масонства после Второй мировой войны. СПб.: Изд-во имени Н.И. Новикова, 1999. С. 361.


[Закрыть]. В каждом из томов хроники культурной и общественной жизни русского Парижа [16]16
  См.: Русское зарубежье: Хроника научной, культурной и общественной жизни: 1920–1940. Франция / Под общ. ред. Л.А. Мнухина: В 4 т. М.; Paris: ЭКСМО: YMCA-Press, 1995–1997.


[Закрыть]Ладинский фигурирует десятки раз.

В качестве корреспондента газеты ездил в Польшу, Чехословакию, Ливан, Палестину, Тунис, Египет, писал путевые очерки, публикуя их в газете, а то и выпуская отдельным изданием [17]17
  См.: Ладинский А. Путешествие в Палестину. София: Тип. Рахвира, 1937.


[Закрыть]. Все это удовлетворяло его только частично.

В 1929 г. в журнале «Иллюстрированная Россия» появляются первые рассказы Ладинского, затем он печатает прозу в «Числах», «Журнале Содружества», «Современных записках» и др., а в середине тридцатых берется за исторические романы, которые вскоре выходят отдельными изданиями: «XV легион» (Париж, 1937), «Голубь над Понтом» (Таллин: Русская книга, 1938). По мнению Глеба Струве, «как и его стихам, им свойственна некоторая декоративная романтичность» [18]18
  Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж, 1983. С. 315.


[Закрыть]. Впрочем, Георгий Иванов и до войны, и после был убежден: «Как бы хорошо Ладинский ни писал прозу, он никогда не победит ею собственных стихов» [19]19
  Иванов Г. «Русский сборник» // Советский патриот. 1946. 21 июня. № 87. С. 3.


[Закрыть].

Едва ли не каждый из критиков пытался (и не раз) дать определение поэзии Ладинского в целом, и все они были очень образными: «эфирный мир, светлый и прозрачный» [20]20
  Числа. 1931. № 5. С. 235.


[Закрыть](К.В. Мочульский), «театр, искусный и изящнейший» [21]21
  Адамович Г. Литературные заметки // Последние новости. 1932. 12 мая. № 4068. С. 3.


[Закрыть], «прелестная романтическая сюита» [22]22
  Струве Г. О молодых поэтах // Россия и славянство. 1932. 23 июля. № 191. С. 3.


[Закрыть](Г.П. Струве). «Прекрасная Дама Ладинского – маленькая балерина» [23]23
  Возрождение. 1932. 19 мая. № 2543. С. 4.


[Закрыть], считал В.Ф. Ходасевич. Наиболее точным было сочтено определение Г.В. Адамовича: «романтический балет» [24]24
  Адамович Г. Литературные заметки // Последние новости. 1931. 29 января. № 3599. С. 3.


[Закрыть](это сравнение с удовлетворением процитировал даже такой завзятый его оппонент, как Слоним [25]25
  Воля России. 1931. № 1/2. С. 190.


[Закрыть]). И затем уже почти все пользовались театральными образами: В.В. Вейдле писал о «танцующих размерах» [26]26
  Вейдле В. Три сборника стихов // Возрождение. 1931. 12 марта. № 2109. С. 4.


[Закрыть], И.Н. Голенищев-Кутузов – о «бутафорском театре» [27]27
  Современные записки. 1932. № 50. С. 457.


[Закрыть], Ходасевич – о «живом, пестром, но веселом реквизите его поэзии» [28]28
  Возрождение. 1938. 23 декабря. № 4163. С. 9.


[Закрыть], П.М. Пильский – о «картонном мире в балете» [29]29
  Сегодня. 1938. 30 декабря. № 360. С. 8. Подп.: П. П-ий.


[Закрыть].

Положим, не всех критиков восхищала эта особенность стихов Ладинского. Например, у Сергея Нальянча она отнюдь не вызывала энтузиазма: «Поэты говорят о пустяках и не желают (Ладинский, Поплавский) расстаться с коротенькими штаниками и покинуть сусальный мир с гномиками, щелкунчиками, елочками, балериночками, солдатиками и прочей мертвой бутафорией» [30]30
  Нальянч С. На зарубежном Парнасе – неблагополучно // Наше время. 1934. № 145 (1163). 24 июня.


[Закрыть].

Относиться к этому можно по-разному, однако стремление воплотить в стихах именно такой мир бесспорно, и современный исследователь даже подвел под это обоснование: «С навязчивой ассоциацией “жизни в изгнании” с “театральными подмостками”, на которых разыгрывается представление, почти не зависящее от воли единичного и слабого “я”, оказалось тесно связано творчество Ант. Ладинского» [31]31
  Хазан В. Remarques // Toronto Slavic Quarterly. 2008. № 25. http://www.utoronto.ca/tsq/02/hazan.shtml.


[Закрыть].

Именно этим Ладинский больше всего отличается от своих эмигрантских сверстников, а также метрическим репертуаром.

В автобиографии Берберова приводит забавный эпизод с редактором «Современных записок» В.В. Рудневым: «Однажды, получив какое-то стихотворение от поэта “младшего” поколения, он показал его Ходасевичу и спросил его, что это за размер – какой-то, по мнению Руднева, несерьезный и даже плясовой. Стихотворение было написано трехстопным ямбом. Ходасевич, придя домой, лег носом к стенке и сказал: “Вот от каких людей мы зависим”» [32]32
  Берберова Н.Н. Указ. соч. С. 347.


[Закрыть].

Если этот эпизод Берберовой не выдуман, то поэт, предлагавший Рудневу стихи, написанные трехстопным ямбом, скорее всего, Ладинский. Кроме него, никто из поэтов младшего поколения трехстопный ямб не использовал.

В эмиграции трехстопным ямбом вообще мало писали. Фирменный размер «парижской ноты» с ее «дневниковостью» – пятистопный ямб [33]33
  Подробнее об этом см.: Коростелев О.А. Георгий Адамович, Владислав Ходасевич и молодые поэты эмиграции (реплика к старому спору о влияниях) // Российский литературоведческий журнал. 1997. № 11. С. 282–292; Коростелев О.А. «Парижская нота» и противостояние молодежных поэтических школ русской литературной эмиграции // Литературоведческий журнал. 2008. № 22. С. 3–50.


[Закрыть]. У Ладинского же более 26 процентов ямбических строк составляет ямб трехстопный. Только у Цветаевой он встречается в таком же количестве. У Бальмонта, Гиппиус и Георгия Иванова этот процент впятеро меньше, а остальные эмигрантские поэты трехстопный ямб не употребляли вовсе [34]34
  Обстоятельные подсчеты см. в работах американского слависта Джеральда Смита, прежде всего в статье: Smith G.S. The versification of russian emigre poetry 1920–1940 // The Slavonic and East European Review. 1978. Vol. 56. № 1. P. 32–46.


[Закрыть].

Пытаясь определить истоки поэзии Ладинского, эмигрантские критики далеко разошлись во взглядах и версиях.

По мнению Ю.К. Терапиано, «в течение долгого времени Ладинский бредил Осипом Мандельштамом. У него он перенял и стремление к неожиданно смелым метафорам и к образам, возникающим в живописно-скульптурном великолепии, и игру гиперболами, и ощущение русской земли, снега, соборов и колоколов» [35]35
  Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека. Париж; Нью-Йорк, 1987. С. 244.


[Закрыть].

Глеб Струве, определяя поэтическую родословную Ладинского, также находил в его стихах общее с Мандельштамом, но одновременно – и с Гумилевым, Багрицким и Тихоновым, возводя родство через Лермонтова и Тютчева к Державину и Ломоносову. «Ладинского преследовала тема гибели Европы, гибели культуры, и он обращался к переломным эпохам в истории» [36]36
  Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж, 1983. С. 314.


[Закрыть].

Юрий Иваск, спустя десятилетия подводя итоги межвоенной эмигрантской поэзии, писал: «Одержимый историей Ладинский – странствующий энтузиаст, романтический бродяга. Лучший эпитет для него – легкий, легчайший поэт. Он мастер коротких размеров, и при этом ему удавались “хромые, но быстро-скачущие” дольники» [37]37
  Иваск Ю. Поэзия «старой» эмиграции // Русская литература в эмиграции. Питтсбург, 1972. С. 58.


[Закрыть].

Вместе с Кнутом, Смоленским, Червинской, Шаховской и Раевским Ладинский печатается во французских переводах в выходившей в Брюсселе и влачившей нищенское существование ежемесячной «Газете поэтов» («Le journal des Poetes»).

Но и всего этого ему казалось мало.

Своей работы телефонистом Ладинский стеснялся и очень тяготился ею, хотя прекрасно понимал, что все могло сложиться гораздо хуже. Позже он написал в автобиографии: «Точно в самом деле, если не божок, то муза помогала, чтобы жизнь была интересной, не такой безысходной, как у многих других, изнывавших на черной работе в копях или на заводах, портивших себе сердце за рулем такси» [38]38
  Цит. по: О Ф.И. Шаляпине, И.А. Бунине, К.Д. Бальмонте…С. 214.


[Закрыть]. Однако для молодого поэта, начавшего писать в эмиграции, это оказалось пределом роста по службе. Хотелось, конечно же, большего.

В шуточном стихотворении, посвященном «Последним новостям», Адамович писал:

 
Судьбой к телефону приставлен Ладинский,
Всему человечеству, видно, назло:
Он – гений, он – Пушкин, он – бард исполинский,
А тут не угодно ль – алло да алло!” [39]39
  Адамович Г. Полное собрание стихотворений / Сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. О.А. Коростелева. СПб.: Академический проект: Эльм, 2005. С. 185.


[Закрыть]
 

К середине тридцатых годов, выпустив несколько книг и получив известность, Ладинский стал все больше ощущать несоразмерность своего реального веса в литературе и положения в редакции.

Запись в дневнике Ладинского от 20 ноября 1937 г.: «Написал Милюкову письмо. Старался доказать ему, что мне надо дать что-нибудь более приличное, чем место телефонного мальчика. Говорит, “конечно, вы правы, но как это осуществить?”» [40]40
  РГАЛИ. Ф. 2254. Оп. 2. Ед. хр. 27.


[Закрыть]Месяцем позже, 30 декабря, еще одна запись: «Алданов (по секрету) сообщил, что “Русские записки” прекращают свое существование, а будет выходить (на деньги того же П-ского) новый толст<ый> журнал под редакцией Милюкова. Факт<ический> редактор Вишняк. Папаша отказался принять в сотрудники Мережковского, Федотова, Бердяева, Ходасевича. “Против вас он ничего не имеет”. Хорошо бы пристроиться секретарем. Но едва ли. У Вишняка своих сколько угодно» [41]41
  Там же.


[Закрыть].

Василий Яновский, объясняясь после войны с эмигрантскими общественниками, писал со свойственной ему резкостью суждений: «Ладинский, – которого Вы называете вполне сложившимся писателем, – сидел в приемной “Последних новостей” по 48 часов в неделю: дежурный у телефона. В комнатушке не было окон: день и ночь горела электрическая лампа. Поминутно звонил телефон, и Ладинский совал хоботок, соединяя линии. Когда мне случалось завернуть туда по делу, то я сразу шалел: от искусственного света днем, от звонков и ложного оживления. Чтобы подогнать еще сотню франков в месяц, Ладинский иногда, тут же между делом, стучал на машинке очередной подвал переводного авантюрного романа. Так жил этот вполне сложившийся писатель. И когда в 1945 г. парижская колония пошла на поклон на рю Гренель, Ладинский записался там один из первых. На многолюдном, торжественном собрании, получая паспорт, Ладинский со слезою в голосе (как бывало о балеринах) огласил содержание выданного ему документа: гражданин СССР – не рефюже, писатель – не телефонист. Такова история Ладинского, которого Е. Кускова и М. Слоним очень даже заметили: хлопнул дверью. Как хлопнули дверью и ушли, каждый по-своему, Поплавский и Сирин» [42]42
  Яновский В.С. Мимо незамеченного поколения // Новое русское слово. 1955. 2 октября. № 15436. С. 5.


[Закрыть]. Более подробно о работе Ладинского в «Последних новостях» Яновский написал четверть века спустя [43]43
  См. Он же. Поля Елисейские (из книги памяти) // Русская мысль. 1982. 4 февраля. № 3398. С. 10.


[Закрыть].

Иногда пишут о внезапном «покраснении» Ладинского после войны. Это не совсем так. Большим патриотизмом по отношению к эмигрантскому мирку он не отличался и в тридцатые. Его читательские вкусы изначально были довольно определенны. Отвечая в 1931 г. на анкету «Новой газеты» «Самое значительное произведение русской литературы последнего десятилетия», Ладинский написал: «За последние десять лет не было в русской литературе ни одной книги, которую можно было бы назвать гениальной. Но были прекрасные книги, например: “Шум времени” Мандельштама, “Вор” Л. Леонова, “Петр I” Алексея Толстого» [44]44
  Новая газета. 1931. 1 апреля. № 3. С. 1.


[Закрыть]. Подбор весьма характерный, ни одного эмигрантского автора.

В письме от 14 августа 1971 г. Юрий Софиев рассказывал Рите Райт-Ковалевой, что на заседании «Круга» во время финской войны Ладинский заявлял: «Для каждого честного русского человека, где бы он ни был, – его место в Красной армии» [45]45
  Рита Райт-Ковалева – Юрий Софиев. «Расскажите мне о Борисе Вильде»: Переписка / Публ. Н. Черновой // Простор. 2004. № 5. С. 82.


[Закрыть].

Берберова уверяла, что Ладинский ненавидел Париж, а свою должность считал «лакейской», писала, что «это был озлобленный, ущемленный человек, замученный тоской по родине, всем недовольный, обиженный жизнью, и не только этого не скрывавший, но постоянно об этом говоривший» [46]46
  Берберова Н. Указ. соч. С. 321.


[Закрыть].

О том, как Ладинский провел военные годы, сведений очень мало. Весной 1941 г. он еще в Париже, а уже в следующем году упоминается в информационной заметке «Нового журнала» как перешедший демаркационную линию и оказавшийся в «свободной зоне» Франции [47]47
  Оставшиеся в Европе // Новый журнал. 1942. № 1. С. 400.


[Закрыть]. Но он вернулся в Париж, как только тот в августе 1944-го был освобожден от гитлеровцев.

Все, о чем пойдет речь дальше, будет больше иметь отношение к недолгой истории послевоенного возвращенчества, но для Ладинского это было неотъемлемой частью биографии, и без рассказа об этом последний период его жизни окажется не до конца понятым.

Уже через несколько месяцев после освобождения Парижа, в течение осени 1944 г. были созданы или возобновлены запрещенные в начале войны русские организации (при немцах существовало лишь подполье). Перешла на легальное положение газета «Русский патриот», выходившая с ноября 1943 г. Ладинский стал ее секретарем и одним из постоянных авторов, публиковал публицистику и эссеистику, весьма характерную для конца войны: «С той минуты, как растаяли в тумане черноморские порты <…> русские эмигранты стали гражданами вселенной. Второго сорта, конечно. <…> И вот, в водовороте мировых событий, настал момент, когда эта связь со своей страной ощутилась, как пуповина. <…> И в дни тяжких военных испытаний, и в дни побед, как через пуповину, мы чувствуем живую и кровную связь с нашей огромной и прекрасной страной» [48]48
  Ладинский А. На русскую тему // Русский патриот. 1944. Октябрь. № 14. С. 2.


[Закрыть].

Членство в масонской ложе Ладинский после войны не восстановил [49]49
  См.: Серков А.И. История русского масонства после Второй мировой войны. С. 214.


[Закрыть], к тому времени его интересовали совсем иные вопросы, хотя движение советских патриотов оказало определенное влияние и на тематику докладов в парижских масонских ложах.

Воссозданное Объединение русских писателей 16 декабря 1944 г. провело в помещении Союза русских патриотов (рю Галльера, 4) свой первый литературный вечер, в котором приняли участие Ладинский, Корвин-Пиотровский, Ставров и др. [50]50
  См.: Русский патриот. 1944. 9 декабря. № 7 (20). С. 8.


[Закрыть]А на следующий день, 17 декабря, на общем собрании Союза русских патриотов были проведены выборы правления вместо существовавшего до того временного руководства. Одним из двенадцати членов правления был выбран Ладинский [51]51
  См.: В Союзе русских патриотов // Русский патриот. 1944. 23 декабря. № 9 (22). С. 8.


[Закрыть].

4 февраля 1945 г. Б.К. Зайцев писал И.А. Бунину о Н.Я. Рощине: «Его из “Русск<ого> П<атриота>” выставили, равно Любимова и М. Струве. Там теперь комбинация из младороссов и “молодых” писателей (Объединение). Убого очень. Теперь тебя будут туда тянуть, я не сомневаюсь» [52]52
  Письма Б.К. Зайцева к И.А. и В.Н. Буниным / Публ. М. Грин // Новый журнал. 1980. № 140. С. 168.


[Закрыть]. И действительно, в феврале 1945 г. Ладинский и В.Л. Корвин-Пиотровский пытались привлечь к сотрудничеству в «Русском патриоте» Бунина, который, впрочем, предпочел деликатно уклониться, объяснив в письме Ладинскому от 8 февраля 1945 г. свой отказ тем, что «газета – яркополитическая, а я уже давно потерял всякую охоту к какой бы то ни было политике» [53]53
  Бунин И.А. Письмо к А.П. Ладинскому / Публ. Т.А. Ладинской // Литературное наследство. Т. 84. М., 1973. Кн. 1. С. 688.


[Закрыть].

Вскоре, однако, и Ладинский с Корвин-Пиотровским перестали играть ведущую роль в определении курса газеты. 10 марта 1945 г. Союз русских патриотов объединился с Союзом друзей советской родины и стал называться Союзом советских патриотов. Ладинский вошел в Верховный совет новой организации. Газета, соответственно, была переименована в «Советский патриот», и определять ее политику стали совсем другие люди. Однако постоянными авторами «Советского патриота» и Ладинский, и Корвин-Пиотровский остались. Помимо них ближайшими сотрудниками газеты были А. Марков, М. Струве, А. Бахрах, Б. Пантелеймонов, Ю. Софиев, А. Руманов. В «Советском патриоте» печатались также А. Даманская, А. Присманова, А. Гингер, М. Гофман, Г. Иванов, И. Одоевцева, Л. Зуров, П. Ставров, Ю. Анненков, Н. Бердяев, В. Андреев, А. Ремизов, П. Боранецкий, С. Маковский и многие другие, чьи имена в этом ряду сегодня могут вызвать удивление. Но в 1945 г. формы и структуры послевоенной жизни еще не установились, не прояснились позиции, даже противостояние не выражалось открыто. Уже совсем скоро жизнь вновь разведет их по разные стороны баррикад, но пока это чем-то напоминает берлинскую ситуацию начала двадцатых, когда ничего еще не определилось и оставалось ощущение единой, общей жизни. Союз советских патриотов распространял билеты на вечера Бунина, устраивал лекции Адамовича и делал многое другое. На благодарственном молебне по случаю взятия Берлина в храме на рю Дарю присутствовали одновременно посол Богомолов, советские офицеры и эмигрантские писатели от Ладинского до Гингера и Шаршуна [54]54
  См.: А. П. Л. Благодарственный молебен в Париже // Советский патриот. 1945. 12 мая. № 29. С. 1.


[Закрыть].

Ладинский в «Советском патриоте» пишет о новых фильмах, книгах, театральных постановках, выставках, о юбилее Бунина, публикует очерки о Петре I, Миклухо-Маклае, Аммиане Марцеллине, а также о Пскове, Париже, Каннах, печатает главы из романов, изредка стихи, преимущественно публицистические и не очень похожие на его довоенную лирику, слишком тяжеловесные и лобовые. Впрочем, много ли у нас было поэтов, чьи стихи идеология и война делали лучше?

Продолжает писать и публицистику, рассуждая о советском и эмигрантском патриотизме и делая недвусмысленные выводы: «Советская государственность есть то, что мы должны понять и принять, как новую орфографию, чтобы наши печальные воспоминания о родных пепелищах и школьных днях превратились в один прекрасный день в радостную реальность – единение с нашей страной» [55]55
  Ладинский А. Чувство и разум // Русский патриот. 1945. 10 марта. № 20. С. 2.


[Закрыть].

В это время Ладинский вновь проявляет большую активность: на вечерах читает стихи и делает доклады о советской поэзии, присутствует на собраниях, сопровождает приехавшего в Париж К. Симонова и 12 августа 1946 г. выступает с приветственным словом на его литературном вечере, входит в редакционную комиссию по подготовке научно-литературного журнала, который намеревался выпускать Союз советских патриотов (из этой затеи, впрочем, ничего не вышло).

Хочет, чтобы с его мнением считались, и когда возникают разногласия в «Русском сборнике», заявляет о своем отказе от участия. Б. Пантелеймонов по этому поводу шутливо писал Бунину 16 марта 1946 г.: «Дорогой Иван Алексеевич. Какие события мы переживаем, ужас: речь Черчилля, события в Персии, отказ Ладинского от участия в Сборнике. Вы тоже, наверное, не спите по ночам, придумывая, как бы спасти наш сборник и вернуть Ладинского… хочу просить Вас возглавить делегацию (Ремизов, Тэффи, Бенуа, Маковский), которая пойдет на Галлера, в “Советский патриот”, дождется приема у самого А.П. Ладинского и объявит ему о нашей полной капитуляции» [56]56
  Цит. по: Иван Алексеевич гневается…: Неизвестное письмо Бунина / Публ., подгот. текста и примеч. Н. Сазонова // Наше наследие. 2007. № 81. С. 4.


[Закрыть].

Очерк в «Русский сборник» Ладинский в конце концов дал, но волнует его в это время другое: он начинает новый роман. Объявление о том, что роман готовится к печати, было опубликовано на обложке сборника «Роза и смерть», но задолго до того появилась заметка следующего содержания: «18 мая в тесном кругу писателей и деятелей искусства А.П. Ладинским был прочтен отрывок из его нового романа “Взирая на лилии” (жизнь Христа). Отрывок – глава об Ироде и Саломее – ярко и образно написанный, вызвал живейший интересу всех присутствующих. Были на чтении: Г.В. Адамович, И.А. Бунин, Н.Н. Евреинов, Г.В. Иванов, И.В. Одоевцева, А.В. Руманов, М.А. Струве, Н.А. Тэффи» [57]57
  Новый роман Ладинского // Советский патриот. 1946. 24 мая. № 83. С. 3.


[Закрыть]. Впрочем, уже через год замысел романа несколько изменился, а в хронике «Советского патриота» появилось сообщение: «А.П. Ладинский работает над новым историческим романом из эпохи имп. Юлиана и языческой реакции, в котором проводит параллель между современностью и первыми веками христианской веры» [58]58
  Там же. 1947. 27 июня. № 140. С. 4.


[Закрыть].

30 июня 1946 г. на торжественном собрании в зале театра Иена Ладинский получил советский паспорт. Он был в первой партии эмигрантов, получавших советские паспорта. Вместе с ним должны были получить паспорта из рук советского посла Н.Е. Богомолова и ген. консула Н.П. Емельянова митрополит Евлогий (который, впрочем, на собрании не присутствовал, сказавшись больным), адмирал Д.Н. Вердеревский, профессор А.П. Марков, писатели Б.Г. Пантелеймонов, Н.Я. Рощин и др. [59]59
  См. репортаж из зала Иена: С.Е. Выдача паспортов // Там же. 1946. 5 июля. № 89. С. 2.


[Закрыть]

Тремя неделями позже, 21 июля, в битком набитом зале «Мютюалитэ» состоялось второе собрание, на котором выступали посол Богомолов, Константин Симонов, Илья Эренбург. Вслед за ними произнес речь Ладинский: «Если кому нужно быть со своим народом, так это писателю или поэту. Пропасть между нами и советскими писателями теперь исчезает. Слово «эмигрантский» уже отходит в область преданий» [60]60
  Собрание русской эмиграции в Париже 21 июля // Советский патриот. 1946. 26 июля. № 92. С. 1.


[Закрыть].

Вскоре новоявленный советский гражданин посвящает своему паспорту эссе, которое начинается так: «За лиловатыми страничками советского паспорта, за его печатями и консульскими формулами возникает весь огромный советский мир, а вместе с ним и милая русская природа» [61]61
  Ладинский А. В сентябре // Там же. 13 сентября. № 99. С. 3.


[Закрыть].

К осени 1946 г. постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» немного отрезвляет некоторые горячие головы, но Ладинский не придает ему большого значения, продолжая гнуть свою линию: «Эмиграция не могла в чужой стране создать русский воздух. Все в нем было временное, в этом условном государстве в государстве. Что, например, делать в нем писателям? Рукописи написанных книг лежат в ящиках, переводы валяются у издателей»62.

Рощину было дано разрешение въехать в СССР практически сразу же, с одной из первых групп возвращенцев. Уже в 1947 г. он обильно публиковал в «Русских новостях» и «Советском патриоте» восторженные очерки о Москве и своих поездках по России, печатался в «Новом мире» и других советских изданиях. Ладинскому позволили вернуться лишь через несколько лет. А пока он публикует путевые очерки, рассматривает визы в Сирию, Польшу, Германию, Египет в своем старом нансеновском паспорте и пишет в завершение своего эссе: «Теперь нужна только одна виза, в тот мир, который называется домом, родиной, Советским Союзом, Россией. Древние говорили, что все дороги ведут в Рим. В нашем мире они ведут в Москву» [63]63
  Он же. Пути и дороги // Там же. 1947. 18 апреля. № 130. С. 3.


[Закрыть].

Холодная война все больше давала о себе знать и во Франции, недолгий период советского влияния в Париже подходил к концу, вновь начали появляться антисоветские эмигрантские издания. 19 апреля 1947 г. вышел первый номер газеты «Русская мысль», а 24 мая секретарь парижского Союза русских писателей и журналистов Зеелер предложил на собрании «исключить из Союза всех членов его,

имеющих советское гражданство» [64]64
  Покушение с негодными средствами // Русские новости. 1947. 30 мая. № 104. С. 5.


[Закрыть]. Большая группа членов Союза покинула его весной, еще одна группа осенью, после того как было выбрано новое правление Союза русских писателей и журналистов, внесшее изменения в устав. Ладинский вышел из Союза 22 ноября 1947 г. в составе этой второй группы (вместе с ним ушли Г.В. Адамович, В.Н. Муромцева-Бунина, А.В. Бахрах, B.C. Варшавский, Л.Ф. Зуров, Ю.К. Терапиано, Г.И. Газданов и др., через две недели письмом в правление о своем выходе из Союза заявил также И.А. Бунин [65]65
  Подробнее см.: Там же. 5 декабря. № 131; 26 декабря. № 134; Русская мысль. 1947. 29 ноября. № 33.


[Закрыть]).

Эмиграция опять раскололась, и на этот раз в конфликт вмешалась Франция. 16 декабря 1947 г. решением французского Министерства внутренних дел был запрещен Союз советских граждан (так с августа 1947 г. назывался Союз советских патриотов), а месяцем позже, 20 января 1948 г., была закрыта газета «Советский патриот».

Ладинский продолжал сотрудничать в изданиях просоветских или нейтральных («Русские новости», «Честный слон», «Новоселье»), принимал участие в послевоенных литературных сборниках и антологиях («Встреча», «Русский сборник», «Орион», «Эстафета»), выступал на вечерах Объединения русских писателей и поэтов, «Новоселья», «Эстафеты», устраивал собственные вечера (1 июня 1948 г., 1 июня 1949 г. [66]66
  См.: Русские новости. 1949. 6 мая.


[Закрыть]), был секретарем и переводчиком спецкора «Правды» Ю.А. Жукова.

В эмиграции к возвращенцам относились по-разному, но чаще всего без восторга, одних понимали и жалели, других обвиняли во всех смертных грехах, выискивая реальные или мнимые связи со спецслужбами, корыстный интерес или демонические наклонности. К Ладинскому подобных претензий обычно не предъявляли, хотя иногда и поминали в ряду других активных членов Союза советских патриотов.

К примеру, издание нью-йоркской группы партии эсеров, рассказывая об усилиях Союза советских патриотов «морально “ликвидировать эмиграцию”», писало о том, что «пропагандная работа ведется перешедшими на советскую службу эмигрантами: проф. Марков, бывший белый генерал А. Говоров, проф. Одинец, журналисты Ладинский, Михаил Струве, А. Руманов» [67]67
  А.Б.В. Сеть НКВД во Франции // За свободу. 1947. Июль. № 18. С. 108.


[Закрыть].

Сказать о каком-то корыстном интересе Ладинского не повернулся бы язык даже у его врагов, если таковые были, в его искренности никто не сомневался. Прямых обвинений в сотрудничестве с органами в адрес Ладинского консервативная эмигрантская печать не выдвигала (как это было, например, с Натальей Ильиной [68]68
  См.: Крузенштерн-Петерец Ю. Открытое письмо Наталии Ильиной, автору романа «Возвращение». Журнал «Знамя», Москва // Русская мысль. 1957. 12 октября. № 1120. С. 3.


[Закрыть]), но напутствовала его отъезд весьма недвусмысленно. Летом 1950 г. начались высылки совпатриотов из Франции, в «Русской мысли» появилась заметка: «Недавно из Франции выслана группа бывших эмигрантов, взявших советские паспорта в дни богомоловской “весны”. Им вменялась в вину активная деятельность, “подрывная”, в пользу “одной иностранной державы”. Имена этой группы в 18 человек мало известны широкой публике <…> Как нам передают, за этой партией “возвращаемых по принадлежности” последует и очередная» [69]69
  Высылка советских граждан // Там же. 1950. 5 июля. № 255. С. 6.


[Закрыть].