Текст книги "Последний маг Империи (СИ)"

Автор книги: Антон Щегулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6
Беклемишев

Уже через пару минут мы с Беклемишевым находились вдвоём в небольшом помещении. Оно явно предназначалось для приёмов. Тут был камин, диван, два кресла, журнальный столик, ковёр и даже собрание книг на полках возле стены.

– Прошу, присаживайтесь, Павел Андреевич, ― Беклемишев указал на кресло, ― Сигару? У меня потрясающая коллекция прямиком с Кубы. Уверен, вы таких не пробовали.

Я улыбнулся и кивнул. Он срезал «попку», передал мне тугой свёрток из табачных листьев, зажёг спичку и дал прикурить.

Сигары в затяг курить нельзя, поэтому я наполнил полный рот терпким, густым дымом. Прочувствовал его вкус. Дерево, горечь, немного солоноватости и нотки цитрусовых.

Сигара и вправду была очень хороша.

– Вижу, что вам понравилось, Павел Андреевич.

– Весьма недурно, ― улыбнувшись сказал я, ― Но мы же не сигары покурить здесь собрались, верно?

Беклемишев улыбнулся. В отличие от Бессера его зубы были белоснежными и ровными.

Гусарские усы были аккуратно пострижены и уложены в цирюльне. Чёрные, пытливые глаза таили в себе опасность. Его было сложно прочитать. Для меня он словно закрытая книга. Я не понимал, что творилось в голове у этого человека.

Виктор Борисович уступал по размерам владельцу ломбардов. Но всё ещё был довольно крупным мужчиной. Выглядел лет на сорок, хотя на деле ему уже пятьдесят два.

Носил строжайшие костюмы, любил офицерские погоны. Что нас с ним объединяло, так это служба в императорской армии. Правда, когда служил Беклемишев, всё было куда строже и серьёзнее.

Двенадцать лет в лейб-гвардии, против моих четырёх в стрелковом полку.

– Разумеется, нет, ― сказал он и сел в кресло напротив, ― Но без таких ритуалов ни один разговор не будет приятным. Уж вы-то понимаете.

Я кивнул.

– Предложу последнее и приступим, договорились? ― спросил он.

– Разумеется, как же иначе?

Беклемишев взял бутылку царского коньяка, открыл её и налил в уже подготовленные бокалы. Аромат сладковатой горечи заполнил помещение.

– Царский, ― гордо произнёс он, ― шестнадцатилетней выдержки, был произведён в Кизляре. Невероятная прелесть. Поверьте, я пробовал самые разные коньяки, но этот…

Он сделал паузу и вдохнул аромат.

– Настоящее искусство. Попробуйте, пожалуйста.

Беклемишев протянул мне стакан, и я понюхал содержимое. Действительно недурно. Я был весьма посредственным сомелье, но чёрт возьми, этот коньяк даже я оценил по достоинству.

– М-м, ― промычал я, ― Потрясающе.

– Берите! ― резко предложил Виктор Борисович. ― Прошу, не отказывайте старику в удовольствии порадовать вас. Примите одну бутылочку от меня, правда.

Он достал свежую, закупоренную и протянул мне. Я конечно же принял этот подарок. В высшем обществе неприлично отказывать в таких случаях.

– Прощения прошу, Виктор Борисович, ― улыбнувшись, сказал я, ― Мне сейчас нечем вас отблагодарить в ответ, кроме собственного радушия. Вы застали меня врасплох.

– Полно вам! ― махнул он рукой. ― Даже не думайте об этом. Я сделал это от всего сердца, от души. Это подарок на ваш день рождения. Уже минувший, к сожалению, но лучше поздно, чем никогда, верно?

Ведёт себя он так, словно мы старые друзья. И в его жестах, в его действиях я не наблюдаю обмана. Хотя в глубине души знаю, что мы не друзья.

Впрочем, неудивительно. Если бы он не умел маскировать свои намерения, не залез бы так высоко по карьерной лестнице.

Мне вдруг стало интересно, какой у него дар? Что он умеет?

– Давайте перейдём к сути нашего разговора, Павел Андреевич, вы же не против?

– Нисколько.

– Дело в том, что нас с вами связывают не только финансовые обязательства.

– Если вы касательно…

– Нет, нет, ― он поднял руку и перебил меня, ― Даже не переживайте на этот счёт, у нас с вами серьёзный джентельменский уговор. Я не об этом.

Он сделал глоток коньяка и затянулся сигарой.

– Я бы хотел узнать у вас очень важную, можно сказать, интимную вещь, ― в его глазах промелькнули хищные искры, ― Дело в том, что на двадцатипятилетие все мужчины из знатных семей раскрывают в себе особый дар.

Теперь я начал понимать, к чему он клонит.

– Вы в себе обнаружили нечто подобное, Павел Андреевич?

Повисла недолгая пауза. Я обдумывал свой ответ. Сейчас ошибаться нельзя. Я точно знал, что он прощупывал почву. Это означало только одно. Он хотел понять, может ли он убрать меня здесь и сейчас.

А я не знал насколько он силён. И смогу ли я ему что-то противопоставить? Скорее всего, он тут не один. Но я пока жив. И пока меня никто не принуждал подписать кабальный договор отказа от собственности.

Значит у них недостаточно знаний обо мне. Это и может быть моим спасением.

На мгновение я даже напрягся. Это была очевидная ловушка, но я добровольно согласился в неё попасть.

– Особый дар? ― я решил косить под дурачка.

– Конечно, ― продолжал он, ― тот самый дар, благодаря которому вся знать и аристократия находится у власти. Имеет всё, что обычным людям не суждено иметь.

Я смотрел ему в глаза, не мигая. Он тоже не отрывал взгляда. Если бы Беклемишев был телепатом, он бы легко меня прочитал. Значит, он не телепат. Я знаю, как ощущается телепатия. Диана продемонстрировала. Не чувствую ничего похожего.

– Могу ли я знать, с чем связан ваш интерес, Виктор Борисович? ― я сделал короткую паузу. ― Ни в коем случае не хочу поднимать вопрос доверия, не подумайте. Я опасаюсь, что вокруг могут оказаться лишние уши. А мы с вами говорим о тайнах рода, которые не принято обычно раскрывать.

Он улыбнулся. Всякий раз, когда он это делал, я был готов поверить любому его слову. Настолько выражение лица Беклемишева становилось добродушным и приятным.

Даже зная обо всех преступлениях, к которым он причастен, я всё равно проникался глубочайшей симпатией.

Слова отца в письме звучали в голове: «Не верь ни единому слову Беклемишева».

– Конечно, Павел Андреевич, дело в том, что у меня для вас есть очень… ― он просмаковал это слово. ― Ну прям очень соблазнительное предложение.

– Какое же?

Он засмеялся.

– Простите, Павел, но я сначала должен узнать кое-что от вас и только потом дать кое-что взамен. Как вы считаете, это справедливый подход?

– Более чем.

– Поэтому и интересуюсь, молодой граф. Поверьте, у меня нет никакого резона вам лгать или водить вокруг пальца. Я человек деловой, решения принимаю деловые. Если вижу потенциал в молодом человеке, то я обязан дать ему шанс. Позволите небольшое лирическое отступление?

– О, я буду только рад, Виктор Борисович.

Разумеется, ни о какой радости не могло быть и речи.

– Чудно, ― он сделал затяжку и приступил, ― Правда в том, что я далеко не всегда владел таким количеством знаковых мануфактур Империи. И далеко не всегда я имел такую власть, как сейчас.

Я ещё больше напрягся.

– Когда я был молод, меня определили на службу в Императорской армии, я прошёл войны, прошёл лишения, утрату. Когда я вернулся в родную столицу, мой отец был убит. Тайно. Убийцу никто найти не мог.

Всё это время Беклемишев смотрел мне в глаза. А я не мог оторвать взгляд. Словно он меня заморозил. И вокруг постепенно сгущалась едва заметная дымка. Внезапно мне стало легко. Я расслабился и растёкся в кресле.

– Я не смог стерпеть утраты. Безусловно, у меня были и другие родственники, которые помогали. Но я уехал в Сибирь, чтобы остаться наедине с собой и понять, как действовать дальше.

Он тяжело вздохнул.

– Отец был для меня всем. С ним у меня был смысл жизни, с ним у меня была опора и поддержка. Без него ― всё. Пустота.

Беклемишев сделал ещё один последний глоток коньяка. У меня перед глазами всё плыло. Я не мог пошевелиться. Будто меня околдовали. И мысли были такие медленные, тягучие. Словно я умственно отсталый.

– В Сибири у нас имение есть, ― продолжал он, ― Довольно скромное, особенно по меркам интеллигенции. Там я и осел на год. Никого не принимал, ни с кем не разговаривал. Лишь читал, охотился, да колол дрова на печь.

Внезапно я проникся его рассказом и начал уважать Беклемишева. А ведь он тоже боролся с утратой. Но по-своему. Если я просто закрылся ото всех, окунувшись в бесчисленные интрижки со знатными дамами, то он уехал в Сибирь.

Мы разные, но в то же время так похожи.

– И за этот год без меня практически сгинул весь наш род, ― затягиваясь сигарой, продолжал Виктор, ― Понимаете, Павел Андреевич? Я подставил собственную семью. В момент, когда я был нужен, меня не было.

Должно быть это очень больно. Я проникся глубоким сочувствием к нему. Он виноват, но отец был для него всем. Неудивительно. Другой на его месте и вовсе мог бы покончить жизнь самоубийством.

– В тот момент я понял всё. Понял, в чём смысл моей жизни, в чём моё предназначение, ― он говорил искренне и открыто, ― Но было уже поздно, понимаете, Павел? Я вернулся в Москву, а здесь были руины моего рода. Всё сгинуло. Вся собственность, все мануфактуры. Остатки облигационных займов растаскали шакалы за бесценок.

Я помрачнел. Мы с ним так похожи. Только я в той ситуации, когда всё ещё можно исправить.

– Знаете, кто такие шакалы?

Я утвердительно кивнул, думая, что речь о животных.

– Это та знать, которая кидается на раненого льва, ― он гневно затушил сигару и встал, ― Они просто увидели кровь и кинулись добивать. Род Беклемишевых бы погиб. Но нашёлся один человек, который спас меня. Спас всех нас. Евгений Петрович Астахов. Знаете такого?

Я снова утвердительно кивнул. Кто же не знал Астахова? Знаменитый антрепренёр Империи, человек, проложивший одну из важнейших железнодорожных магистралей страны. Ныне ― Министр путей сообщения.

– Добрейшей души человек, единственный, кто может сожрать каждого, но не делает этого. Потому что он стоит выше. Он не шакал. Он поборол свою звериную сущность.

Минута молчания. Я так проникся историей Беклемишева, что чувствовал его боль, как свою.

– Он протянул руку помощи. А я поклялся перед господом богом лишь в том, что мой род больше никогда не окажется в опасности. Никогда не будет нуждаться ни в чём. Ни один аристократ Империи не посмеет даже косо посмотреть на Беклемишевых. Понимаете, о чём я?

– Разумеется.

Он вновь вернулся в кресло и посмотрел мне в глаза. Я буквально провалился внутрь себя и наблюдал картину издалека. Со стороны.

– Поэтому я к вам и обратился, Павел Андреевич. Вы сейчас на перепутье. Вам тяжело. Эти шакалы, ― он показал пальцем на дверь, за которой проходил бал, ― они в любую секунду накинутся на вас, только появится капля крови. Я не из таких. Я людям помогаю.

– Да, конечно, Виктор Борисович. Злые языки разное говорят, но…

– К чёрту их! ― подпрыгнув на месте, заорал он. ― Они ничего не знают, ничего не умеют! Только доедать падаль, что уже сама дух испустила. Вонючие собаки! Мрази! Слабаки! Я их всех презираю!

Между нами висело такое напряжение, что хоть ножом воздух можно было резать.

– Окажись кто из них в таком же положении, как и вы, например… ― он замолчал на секунду. ― Они бы падали на колени перед каждым встречным, моля о помощи. Они бы унижались перед всеми, они были бы готовы на всё, лишь бы это прекратилось. Понимаете, о чём я, Павел?

– Как никто другой.

– У вас остались ещё сомнения в моих намерениях?

– Ни единого.

Он закурил ещё одну сигару, упал в кресло и начал буравить меня взглядом.

– Павел Андреевич, вы бывали на оружейной фабрике Евграфовых?

Едва я открыл рот, чтобы ответить «да», как меня словно пронзило током. Я аж подпрыгнул на месте. Пелена мгновенно спала, всё стало ясно, как день.

Брови мои приподнялись, глаза округлились. Внезапно я понял, что произошло. Он меня буквально погрузил в состояние глубокого транса. Я даже не осознавал, что происходит. Просто смотрел на Беклемишева, как на самого давнего, доброго друга.

С той лишь поправкой, что никаким другом он не был и быть не мог.

– Прошу меня простить, Ваше Сиятельство, Виктор Борисович, ― я встал с кресла.

– Сидеть! ― рявкнул он.

Я повернулся к нему, глядя прямо в глаза. Это был приказ?

– Что вы сейчас сказали?

Внезапно я увидел в его лице недоумение. Он явно ожидал другой реакции. Вероятно, когда он применяет свой дар, люди беспрекословно подчиняются. Так вот в чём дело.

– Я говорю, милейший, присаживайтесь, ― улыбнулся он, вновь становясь обаятельным и радушным, ― Зачем же нам прекращать наш разговор на такой ноте?

– Мне немного дурно, князь, ― сказал я, ― надобно подышать свежим воздухом.

– Так позвольте мне открыть окна, ― засуетился он.

Он ничего не знает обо мне. Поэтому хочет всё выведать. Мне нужно срочно уходить, иначе он снова устроит здесь сеанс гипноза.

Гипноза?

Ну, конечно!

Я начал понимать.

С первой секунды нашего разговора он устроил целый спектакль. Сначала сигара, потом коньяк, затем этот пристальный взгляд. Там точно что-то было подмешано. Я уже был готов выдать ему всё, что только знал. Я искренне был готов это сделать. Добровольно!

– Не стоит, Виктор Борисович. Я пойду.

Только я оказался напротив дверей, как он меня окликнул сзади.

– Не получится, Павел. Вы не выйдете так просто. Мне нужны ответы, ― он встал и выпил ещё коньяка, ― И я действительно хотел сделать вам заманчивое предложение.

– Какое же? ― не выдержал я. ― Переписать моё имущество на подставное лицо?

Он рассмеялся во весь голос.

– Вы и вправду думаете, что я занимаюсь подобными вещами?

– Я понятия не имею, чем вы занимаетесь, ― я выдохнул, ― Я так и не услышал, что за предложение? Озвучьте. Может и вправду заманчивое?

Он сделал два шага вперёд.

– Что ж, а вы действительно кремень. Как и говорили мои советники, ― он сделал паузу, ― Давайте так, Павел, я вам пару слов скажу о вашем отце. Вам же интересно, что он был за человек?

– Я прекрасно знаю, что он был за человек.

– О, нет, нет… ― улыбнулся он и поднял руку вверх. ― Вы знали, что когда-то мы работали вместе с вашим отцом?

У меня внутри всё рухнуло.

– Нет.

– А ведь мы были очень близки. Мы были партнёрами. У нас были общие интересы. Знаете, один из этих интересов был хлебозавод, некогда принадлежащий семейству Орловых.

Сердце забилось быстрее. Тот самый хлебозавод, что когда-то принадлежал Евграфовым, а теперь перешёл к Беклемишеву.

– Дело в том, молодой граф, что ваш отец был действительно выдающимся человеком. Выдающимся коммерсантом. Он не гнушался ничем, лишь бы обеспечить величие рода. И в этом, как вы понимаете, мы с ним едины.

Беклемишев улыбнулся и развёл руками в стороны.

– А Орловы были лишь ещё одной ступенькой в нашем с ним совместном плане по захвату столицы.

– Захвату столицы? ― недоумевал я.

– Вы и этого не знали…

Я уже начинал выходить из себя. Он специально врёт или это была правда? Нет, мой отец не мог работать с таким ублюдком. Я тут же начал вспоминать строки из письма: «Не верь ни единому слову Беклемишева».

– Павел, вы были на оружейной фабрике? ― строго спросил он. ― Ответьте, пожалуйста.

Я развернулся и упёрся руками в двери, чтобы выйти из помещения. Но они не поддавались.

– Павел, мы с вами ещё не закончили.

– Что за предложение⁈ ― выпалил я. ― Я отвечу на ваши вопросы, если вы ответите на мои.

– Всё очень просто, ― без паузы ответил он, ― я хотел вам предложить вступить в орден Зверя, слыхали о таком?

– Какая же чушь, ― бросил я, ― Я ухожу!

– Нет, не уходите, Павел! Мы не закончили, ― уже срывался на крик Беклемишев.

Но меня уже было не остановить. Я толкнул двери, они не поддались. Толкнул ещё раз, результат тот же. Но на третий раз произошло странное.

По дверям пробежала паутинка из молний, после чего они с грохотом распахнулись. Щепки от сломанного замка разлетелись в стороны, петли погнулись, а в самих дверях появились крупные трещины.

Но самое интересное я обнаружил не сразу. Рядом с дверьми стоял Бессер, а чуть поодаль Диана. Бессера настолько сильно приложило дверью, что он свалился на пол и кряхтел от боли.

Диана стояла с выпученными глазами, не в силах произнести ни слова. Я же понимал, что она единственный человек, который может пролить свет на текущие события.

Поэтому уверенно зашагал вперёд, подхватил её под руку и повёл прочь.

– Что вы делаете, граф⁈ ― возмутилась она.

– Вы мне нужны, чтобы прояснить некоторые детали.

– Отпустите же меня!

Но я не отпускал. Да я и чувствовал, что сопротивляется она для виду. Чтобы не разрушить свою легенду. Хотела бы остаться, упёрлась бы ногами и не сдвинулась с места. Она же охотно семенила и что-то приговаривала.

– Дама не хочет идти с вами, граф!

Послышался суровый голос у меня за спиной. Я резко остановился и обернулся. Это был голос Бессера.

– А вы ей муж или отец? ― спросил я.

Тот растерялся и не нашёлся, что сразу ответить.

– Я так и думал, ― подытожил я, ― Пойдёмте, Диана, у меня к вам есть серьёзный разговор.

Она огляделась по сторонам, затем посмотрела мне в глаза. Во взгляде я прочитал лишь одно: «Спасите меня!». Она не хотела оставаться здесь, но и выдавать себя тоже не могла. Если бы она легко согласилась пойти со мной, то могло сложиться впечатление, что мы заодно.

– Граф! ― рявкнул Бессер. ― Вы оскорбляете честь дамы, с которой я разговаривал. Я не могу вам позволить так просто уйти.

Я повернулся к Диане.

– Ваша честь была задета мною, Диана? ― строго спросил я.

Она смотрела то на меня, то на Бессера и находилась в растерянности. Но про честь ни слова не сказала. Потому что к оскорблению её чести я не имел никакого отношения. А вот Бессер своим мерзким дыханием легко мог оскорбить не только её, но и всех присутствующих.

– Дама стесняется, но мы-то с вами знаем, ― Леонид навис надо мной, пытаясь напугать своей массой, ― Ко всему прочему, некультурно ломать двери приёмной, граф.

После этих слов он кивнул в сторону распахнутых, поломанных дверей. В проёме стоял Беклемишев и улыбался. В глазах считывалось торжество. Бессер был здесь не просто так. Он ждал меня, в случае, если захочу сбежать.

Но сейчас мы на виду у всех. Они не смогут провернуть свою аферу так, как задумывали изначально. Тем не менее, я нахожусь в шатком положении.

– Некультурно запирать гостя в приёмной, не давая ему возможности отойти в уборную, ― парировал я.

– Ничего подобного, граф, ― крикнул Беклемишев, ― Двери никто не закрывал. Вам бы поучиться манерам. Сдерживайте свой пыл, будьте так любезны.

Удар ниже пояса. Одной фразой он выставил меня чудовищем в глазах всех «шакалов», что нас окружали.

Теперь я прочувствовал суть его слов на своей шкуре. Они действительно такие. Звериная сущность. Хотят хлеба и зрелищ. Чувствуют, что скоро прольётся кровь. И это их только раззадоривает.

– Стойте! ― воскликнула Диана. ― Всё в порядке, Леонид, молодой граф не сделал ничего такого, за что его стоит порицать.

– А я думаю, что сделал, ― улыбнулся Бессер, ― Иначе мы бы все тут не собрались.

Я понимал, к чему всё идёт. Оно мне даже на руку. Ведь среди аристократии есть только один кодекс, которого они придерживаются безукоризненно.

Дуэльный кодекс.

– Даже если так, ― я сделал один шаг вперёд, ― вы что же, намерены вызвать меня на дуэль за это?

Я играл на опережение. Если столкновение неизбежно, бей первым. Бессер явно был ошарашен. Кажется, здоровяк планировал меня стращать и выводить на эмоции. И всё пошло не по плану.

Теперь «шакалы» смотрели уже на него, ожидая реакции. Если он ляпнет что-то невпопад, то инициатива останется на моей стороне.

– Прекратите! ― воскликнула Диана. ― Ну что же вы устроили⁈

– Подождите, Диана Константиновна, ― сказал я, не прекращая смотреть в глаза Бессера, ― я жду ответа от моего визави.

– Как ты меня назвал⁈ ― чуть не взорвался Леонид Давидович.

Беклемишев закрыл лицо рукой, понимая, к чему всё идёт и кем себя выставляет Бессер.

Я тяжело вздохнул. Кажется, тот даже пяти классов школы не окончил. И как только интеллигенция таких терпит?

– Может, Диана, вы и правы. Не стоит нам тут устраивать балаган.

– Нет уж, подожди, мерзавец! ― Бессер был в бешенстве.

Идеально. То, что и было мне нужно. Теперь его все считают идиотом, он переступил те барьеры, которые переступать нельзя.

– Мда… ― задумчиво произнёс я.

– Что «мда»? Я гляжу, ты хочешь соскочить, граф? Да не выйдет. Придётся ответить за оскорбления, что ты мне нанёс. Я вызываю тебя на дуэль.

– Кулачную что ли? ― усмехнулся я.

Окружающие тоже засмеялись. Бессер был выставлен в худшем свете. Инициатива окончательно утеряна. При этом, он не может уже соскочить с дуэли. Ведь жребий брошен.

– А что, дохлячок, выстоишь? ― улыбнулся он своими жёлтыми зубами.

– Я граф, а не ванька-встанька на ринге. Марать об тебя руки, всё равно, что копошиться в навозе.

В конце фразы я расслабленно убрал руки в карманы и приподнял подбородок.

Напряжение нарастало. Это оскорбление он не мог стерпеть. Но и наброситься на меня тоже не мог. Во-первых, сзади стоял его господин, который должен отдать команду. Без команды, судя по всему, это животное ничего не делает. Во-вторых, он опасался. Потому что не видел страха в моих глазах.

Хищник гонится за жертвой, если та ведёт себя, как жертва. Но если перед ним тоже хищник, пусть и не такой крупный, он задумается.

– Граф, который ползал в окопах на четвереньках и жевал землю? Не ты ли выбрал стрелковый полк вместо лейб-гвардии? Какой граф вообще служит в обычном полку?

Последний вопрос он адресовал всем присутствующим. Молодец. Перехватил инициативу. Да вот только зря ты поднял этот вопрос. После того, как я отвечу, отмыться уже не удастся.

– Похоже, что такому идиоту, как ты неизвестно, что такое защищать честь Императора и честь всей страны с оружием в руках, ― с ухмылкой произнёс я, ― Да мне пришлось ползать по земле, да, я сидел в окопах. Я делал это во имя Императора и во имя своей страны. А что во имя Императора сделал ты? Открыл ломбард?

Повисла гробовая тишина. Беклемишев злобно захлопнул поломанные двери и скрылся внутри приёмной. Это было лучшее признание моей победы.

Диана стояла, закрыв рот ладонью и наблюдала за нашей словесной дуэлью. Которая, к слову, в любой момент может перерасти в обычную.

«Шакалы» улыбались, шептались, и я чувствовал, как моя персона вызывала у них трепет. Жаль, что в газетах обо мне не напишут. Такие события редко попадают в светские хроники. Это может уязвить важных господ, случайно присутствующих при разборках.

Бессер стоял красный, надутый, злой. Я наслаждался его гневом. Потому что я был спокоен, как удав. Всё шло по плану.

– Дуэль, ― прошипел он, ― через четыре часа. Девяткин переулок, дом три, строение один. Во дворе. Оружие ― однозарядный капсюльный пистоль.