Текст книги "Монетчик (СИ)"

Автор книги: Антон Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

3

Дарлан стоял в сенях, ожидая, когда его пригласит Сигира. Ее дом находился на отшибе селения и был весьма ветхим. Хозяйства она, судя по всему, не вела, существуя за счет подношений деревенских жителей – в полумраке помещения монетчик рассмотрел мешки с крупой, яблоками и репой. По пути староста поведал, что Сигира принадлежала к колобродам, но по какой-то причине осела здесь давным-давно. Заодно Тропин предупредил, что выглядит она странно, что поначалу при виде нее дети заводили плач, а взрослые осеняли себя охранными знаками, однако со временем оказалось, что Сигара хорошая повитуха, разбирается в травах и вполне доброжелательна. Называл он ее пророчицей и гадалкой, чем, естественно, вызвал любопытство у монетчика.

– Входи, мастер, – раздался низкий голос хозяйки. Дарлан послушно шагнул в комнату, где за маленьким столом, на котором сиял громадный свет-кристалл в тусклом стекле, наверняка единственный во всей деревне, он увидел Сигиру. Она была не молода и очень, даже чересчур худа. Эта худоба пугала. Руки Сигиры, лежащие возле стеклянного шара, напоминали засохшие ветви; крючковатый нос и тонкие губы не добавляли ей красоты. На ней было черное платье с узорами в виде красных кругов, на ушах висели массивные серьги, а шею обхватывало монисто с жемчугом. Ее волосы, собранные в хвост, сохранили природную рыжину. Дарлан понял, о чем говорил староста: Сигиру легко заподозрить в том, что она общается с демонами. Он даже почувствовал, что покрывается гусиной кожей. Не она ли навлекла беды на деревню? Хозяйка молча указала монетчику на стул подле стола, куда он без лишних вопросов уселся. Вблизи он разглядел ее глаза, и возникшее беспокойство испарилось, словно вода на углях. Таких добрых глаз Дарлан никогда не встречал.

– Зеленоокий мастер Монетного двора, – произнесла Сигира, слегка улыбнувшись, что придало ее суровому лицу некую мягкость.

– Дарлан, – представился он.

– Сигира. Слышала про тебя и зубаток, ты совершил благое дело. Тропин попросил помочь тебе в кое-чем, но не вдался в подробности. Ты странно смотришь на меня, мастер.

– Не знал, что колоброды селятся на одном месте.

– Тебя дивит, что среди моего народа есть те, кто не похож на остальных? Люди разнятся во всем, потому и я однажды решила, что странствия более не влекут меня. Здесь тихое место, вдали от больших городов, к которым у меня никогда не было любви. Прекрасный уголок, чтобы встретить старость.

– Согласен. По правде, мне здесь тоже нравится.

– Что еще тебя удивляет во мне?

– Тропин сказал, что ты, хм, пророчица и гадалка. Или я его не совсем правильно понял? – спросил Дарлан.

– Скорее, он неправильно объяснил. Пророчица? Нет, боги давно не одаривали этим умением людей. Гадалка? Уже ближе. – Едва Сигира замолчала, как свет-кристалл заморгал. Она коснулась кистью, похожей на паука, его поверхности, и шар успокоился.

– Нелицензированная магия? Что на это говорит инквизиция?

– Ты где-то видишь по близости гончих господних? Или, может быть, сам приведешь их сюда? Я искренне верю в Аэстас, Колума и Хиемса, а если не обучалась в академиях волшебства, это еще не значит, что я овладела магическим навыком через демонов Малума. Просто знай, что у моего народа свои секреты.

– Прошу прощения, не хотел обидеть тебя, – извинился Дарлан. Не хватало, чтобы его выставили за порог.

– Прощаю. То, чем я владею, не совсем магия. Это шаманизм. – Сигира внимательно следила за реакцией монетчика.

– Шаманизм? Те самые обряды урсалов?

– Все верно, те самые. Тайное искусство существ, что однажды предали нас, начав безжалостную войну, а потом вдруг побросали оружие, покаялись и ушли за Облачные горы, где, видимо, сгинули. Когда наши народы еще состояли в союзе, колоброды часто путешествовали среди них, поэтому нам удалось кое-что перенять у их шаманов и сохранить до сегодняшних времен.

– Но ведь шаманизм связан с обращение к богам урсалов!

– Да, но разве церковь отрицает, что кроме святой тройки, были другие боги? Нет, боги были или есть не только у людей. Вера в Аэстас не запрещает мне обратиться к тем, в кого веровали урсалы, хотя, само собой, у инквизиции может быть и другое мнение на этот счет. Но лично я не желаю их об этом спрашивать.

– Интересный ты человек, Сигира, – сказал Дарлан.

– Не менее интересный чем вы, монетчики. – Колобродка ухмыльнулась. – Но, кажется, ты пришел с какой-то целью? Или ты всего-навсего хотел поболтать по душам?

– Мне нужна помощь в охоте.

– Охоте? На кого?

– На вукулу.

– Ах, вон оно что. – Сигира постучала пальцем по стеклянному шару, чуть пригасив яркость свет-кристалла. – Тебя прислали, чтобы задать вопрос, которого в этой деревне все боятся, как огня.

– И что это за вопрос? – уточнил Дарлан.

– Если оборотень из местных, то кто же он?

Задумавшись, монетчик понял, что Сигира права. Староста давно мог сам выяснить у нее, есть ли среди жителей деревни тот, кто задрал отца Кетро. Но что, если это тоже чей-то отец или сын? Или мать, или дочь? Как поступать с виновным? Вызвать инквизиторов? Те казнят вукулу, но могут заинтересоваться Сигирой, когда кто-то проболтается про нее. Устроить самосуд? Как потом жить по соседству с семьей оборотня? Тропин пытался снять с себя ответственность, переложив ее на так удачно появившегося Дарлана, который, выполнив заказ, уедет, а жизнь в деревне, чуть погодя, вернется в прежнее русло. Что ж, осуждать за это старосту было глупо.

– Тогда я пришел, чтобы задать этот вопрос, – твердо сказал монетчик, надеясь, что вукула все-таки не из селения.

– Тогда приступим.

Достав откуда-то снизу небольшой мешочек, Сигира высыпала его содержимое на поверхность стола. Дарлан увидел, что это были мелкие кости какого-то животного, высушенная кожа жабы и несколько разноцветных бусин. Прикрыв глаза, колобродка вытянула левую руку над столом. Она зашептала слова на непонятном языке, скорее всего, на языке урсалов. Затем Сигира подобрала жабью кожу, дунула на нее, другой рукой накрыв остальные предметы. Снова зазвучали слова сгинувшего народа. После этого, положив кожу сверху на кости и бусины, Сигира извлекла из волос длинную иглу. Она долго рассматривала ее кончик, будто бы пытаясь найти на нем что-то неподвластное человеческому взору. Удовлетворенно кивнув, гадалка уколола средний палец на правой руке. Выступившая капля крови отправилась прямиком на жабью кожу. В третий раз Сигира произнесла то ли заклинание, то ли молитву божествам урсалов. Дарлан заметил, что кровь быстро впиталась в кожу, а через миг предметы под ней вдруг зашевелились, словно в них проснулась жизнь. Когда движение прекратилось, гадалка открыла кости и бусины, которые, естественно, лежали теперь в другом порядке.

– Вукула здесь, в деревне, – заключила Сигира, тщательно изучив в сиянии свет-кристалла расположение вещей на столе.

– Это точно? – спросил на всякий случай монетчик, не до конца смирившись с ответом.

– Да, для богов это несложный вопрос.

– Может, они подскажут, как его найти?

– Нет, так шаманизм не работает. Я могу лишь узнать, найдешь ли его ты, – предложила колобродка. Дарлан согласился, и она вновь повторила обряд с самого начала.

– Да, ты найдешь его. Это твоя судьба. Так было предопределено.

– Выживу ли я в схватке с вукулой?

– В третий раз я не буду беспокоить богов по этому поводу, – покачала головой Сигира. – Они могут разгневаться и перестать отвечать мне на долгое время. Надеюсь, ты не хочешь оставить меня без работы?

– Тогда скажи мне, если так было предопределено, что случится, если я брошу все к демонам и уеду прямо сейчас из деревни? – спросил монетчик, поднимаясь на ноги.

– Ты не уедешь, пока не случится то, что боги увидели в будущем.

– Что ж, посмотрим. Спасибо, Сигира.

Выйдя из дома колобродки, Дарлан сощурился от яркого солнца. Он замер на пороге, размышляя о том, что произошло. Шаманизм. Он найдет оборотня. Но как? Дарлан даже не представлял, каким образом искать среди жителей деревни вукулу. Он ничего о них почти не знал, кроме того, что это были люди, способные обращаться в подобие волка. Проклятье! Желание покинуть деревню росло в нем с каждой секундой, пока вдали он не приметил Кетро, прижавшегося к стенке амбара. Мальчишка, вероятно, проследил, куда староста отвел монетчика. Парень все-таки верил, надеялся, что Дарлан поймает зверя и убьет его, отомстив за отца. Выходило, что боги урсалов не ошибались. Он никуда не уедет, пока не закончит с этим делом здесь.

Староста ждал Дарлана за столом. Он раскраснелся от выпитого, но еще не захмелел. Завидев возвращающегося монетчика, Тропин, кряхтя, встал со скамьи, отряхнул бороду от хлебных крошек и спросил:

– Что сказала Сигира?

– Вукула не из деревни, – солгал Дарлан. Нечего было поднимать панику. Староста всплеснул руками.

– Спасите нас боги! Я опасался худшего. Говорю же, тут без проклятия не обошлось!

– Не горячитесь, Тропин, повторюсь – проклятие тут не причем.

– Пусть будет по-вашему. Но что же нам делать? Как сыскать тварь? Ежели вукула был бы из наших, то можно было б серебром всех проверить и изобличить его. Кому серебряная марка кожу обожжет, того по рукам и ногам связать да в город свезти, а там пусть святая инквизиция уж разбирается.

– Не вышло бы, – сказал монетчик, бросив взгляд на Кетро, который опять занял место на бочке. – Серебро действует на оборотня только тогда, когда он в форме волка, ночью. Днем этот металл для него абсолютно безобиден. Если верить легендам, конечно же. Так что нужно искать в окрестностях.

– То есть вы все-таки задержитесь, мастер?

– Придется.

– А Сигира не подсказала где искать? – Староста вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

– Нет, но она уверена, что я его найду. Правда, пока не знаю с чего начать. Кто-нибудь готов показать, где погиб отец Кетро?

– Думаю, найдутся желающие.

– А сам парнишка? – уточнил Дарлан.

– Мальчик до сих пор переживает, стоит ли его беспокоить?

– Он жаждет покарать убийцу своего отца не меньше вашего, староста.

– Тогда сами у него и спрашивайте, – пробормотал Тропин. – Жалко его, горемыку, сначала мать, потом отец.

– Жалко? Именно поэтому никто из вас не пожелал его приютить? Из жалости? – Не дожидаясь ответа старосты, Дарлан взял свой меч, прислоненный к стулу, и зашагал к Кетро. В этот раз парень не убежал, но наблюдал за приближающимся монетчиком недружелюбно. Остановившись перед ним, Дарлан опустился на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– Смотри, – начал он, протягивая клинок Кетро, – это мой меч. С недавних пор я с помощью этой стали охочусь на чудовищ. Я уже убил копача, жуткую некромантскую тварь, победил стаю зубаток, что расплодились возле вашей деревни. Теперь я хочу найти и убить вукулу, который отнял жизнь у твоего отца. Ваша гадалка предсказала, что я отыщу оборотня, но мне нужна подмога, один я, боюсь, не справлюсь. Сделать тебя монетчиком я не сумею, но ты можешь помочь мне в этом нелегком деле, если, конечно, согласишься.

– Вукулу сталью не возьмешь, – после короткого молчания прошептал Кетро.

– Верно, – улыбнулся Дарлан. – Но у монетчика всегда в запасе серебро.

– И что надо делать?

– Отвести меня туда, где все произошло.

Мальчишка после некоторого раздумья слез с бочки и поманил Дарлана за собой. Они вышли за ворота, пересекли дорогу и направились через небольшой луг, поросший васильками, одуванчиками и зверобоем, к лесу. Безоблачное небо над головой рассекали птицы, а над цветами носились, будто гоняясь друг за другом, жужжащие шмели. Под ногами громко стрекотали кузнечики. Сосны, тянувшиеся ввысь, приняли Кетро и Дарлана под свою сень, стало гораздо прохладнее и темнее. Парнишка не проронил ни слова, а монетчик не тревожил его расспросами. Они шагали все время прямо, пока у поваленного ствола Кетро не изменил направление их пути. Миновав длинную впадину, бурно заросшую акациями, они поднялись на небольшой холм, где обошли массивный камень, напоминавший собой спящего медведя. Дальше земля выровнялась, и скоро они достигли трухлявого пня, за которым в ту страшную ночь прятался Кетро. Отсюда открывался вид на поляну, где вукула лишил жизни человека. Кетро сел на пень спиной к тому месту, где погиб его отец. Дарлан хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но, как назло, все подходящие слова будто бы пропали, поэтому он в тишине вышел на поляну.

Кроны деревьев не перекрывали здесь свет, поэтому при звездном небе спутать обычного волка с чудовищем тут мог, разве что, слепец. Оглядевшись, монетчик не заметил ничего, за что бы мог зацепиться глаз. Кровь погибшего давно впиталась в почву, следы борьбы затоптали селяне, примчавшиеся сюда, когда Кетро прибежал в деревню. Да и что бы дали эти следы? Дарлан и так знал, что оборотень после вернулся домой, иначе бы его пропажу соседи обнаружили уже утром следующего дня. Зачем отец мальчишки вообще пришел сюда среди ночи? Слишком многое оставалось неясным. Побродив от одного края поляны к другому, Дарлан понял, что задерживаться здесь бессмысленно. Напоследок, он на всякий случай решил пройтись не по самой поляне, а вокруг нее. Это привело к тому, что под толстой сосной среди шишек монетчик приметил нечто блестящее. Подняв предмет, он осмотрел его, и картина произошедшего тут же стала вырисовываться. В руке Дарлан держал серебряную брошь в форме месяца, видимо, ту самую, что пропала у жены старосты. Один конец украшения был хорошо заточен, словно им собирались кого-то зарезать. Выходило, что отец Кетро каким-то образом узнал про вукулу, приготовил подобие оружия, предварительно выкрав брошь из дома Тропина, и рискнул сразиться с монстром. Очень храбро и одновременно очень глупо. Почему он никого не предупредил? Почему никому не рассказал, что в селении появился вукула? У нескольких человек хотя бы был шанс разделаться с оборотнем. Что-то заставило этого человека хранить эту тайну до самой смерти. Находка прояснила некоторые моменты, но новых вопросов возникло еще больше. Нужно было идти обратно в деревню. Найденную брошь Дарлан зашвырнул вглубь леса, чтобы покойного отца Кетро не обвинили в воровстве.

По дороге назад монетчик попытался разговорить мальчика.

– Скажи, твой отец последние дни вел себя странно? – спросил он.

– Странно? Наверное. Он двери стал на ночь запирать, – ответил Кетро, глядя перед собой, и добавил:

– И пить перестал.

– Не знаешь почему?

– Я спрашивал, он сказал, раз кто-то в деревне обкрадывать соседей удумал, значит, теперь так надо. Будто у нас было, что брать. Еще по вечерам смурной за столом сидел, говорил, что мамку вспоминает, хотя уже давно к вдове соседской захаживал.

– Может, он с кем-то поссорился? Или на кого косо смотрел при тебе?

– Я не замечал, а зачем вам это знать? Это поможет найти вукулу? – парень повернулся к монетчику, не сбавляя шага.

– Не уверен, – сказал Дарлан. – Но, может, мы бы выяснили, почему он в ту ночь пришел туда, где все произошло. Вдруг твой отец с кем-то собирался встретиться там.

– Лучше бы он вообще никуда не ходил, а думал бы обо мне! – крикнул Кетро. Лес ответил ему эхом.

В деревне они разошлись. Кетро вернулся на свою бочку, а Дарлан направился к старосте. Стол уже унесли в дом, и Тропин расположился на пороге, борясь с назойливой мухой. Монетчик опустился с ним рядом.

– Зубатку мы в погреб закинули, как вы советовали, мастер. Нашли что-нибудь в лесу? – поинтересовался староста.

– Нет, никаких следов, – сказал Дарлан.

– Может, и ушел он куда подальше от нас?

– Может, но я все равно останусь здесь до завтра. Хочу заночевать в доме Кетро. Только мальчика надо кому-нибудь отдать, чтобы я был один. Возьмете его к себе, Тропин?

– Отчего не взять, – нехотя произнес староста.

– Не волнуйтесь. – Дарлан хлопнул его по плечу. – Сделаем так, что никто не будет знать, что парень у вас. Если оборотень и придет по его душу, как гласят сказания, то наведается сначала в его дом, а там я буду готов.

– Пусть Аэстас оберегает вас, господин монетчик. А что, если вам кого прислать? Лесорубы вам за зубаток благодарны, топорами подмогнут.

– Спасибо, но мне они лишь помешают.

– Мы люди неплохие, кто получше, кто похуже. – Тропин поднялся на ноги. – Кто за себя боится, а кто за родню. Уж поймите нас, у всех семьи, дети, не со зла мальчика мы не приютили. Прокляли нашу деревню или не прокляли – страх как явился сюда, так никуда не девается. Он, страх-то этот, паскудная штука. Вы, монетчики, может и не испытываете его вовсе. Может, когда вас обучают, вы от него как от ненужной вещи избавляетесь, но мы-то народ простой. Живем, да живем. Оброк платим, детей растим. Как вы говорили? Колесо крутится! А при храме, я думаю, Кетро лучше будет и спокойнее. Грамоте обучится, да поскорее забудется все. – Вздохнув, староста скрылся в доме.

Вечер сменил день, а за ним пришла ночь. В деревне стало тихо, лишь под окном пел сверчок. Тусклый огонь освещал комнату в доме Кетро, где на кровати его отца лежал Дарлан. Монетчик облачился в свою одежду, возвращенную все еще краснеющей молодухой. Его меч покоился рядом без ножен. Дарлан сам не знал, чего ждет. Если легенды были правдивы, оборотень бы пришел за мальчишкой раньше, зачем столько дней терпеть? Сейчас как никогда ощущалась потребность в присутствии Таннета, он бы подсказал, как выманить вукулу, если такой способ вообще существовал. Прикрыв глаза, чтобы забыться сном, Дарлан попытался отогнать все мысли, особенно о том, что случилось в Фаргенете, но, к несчастью, лишь глубже зарылся в них. Монетчик стиснул зубы. Прочь, хотелось закричать ему, прочь из моей головы. Сколько же нужно времени, чтобы забыть об этом позоре? Дни, месяцы, годы? Чтобы сказала Тристин, глядя на него сейчас? Назвала бы его предателем и глупцом или, прижав к себе, прошептала, что он до сих пор не изменился – пользуется больше сердцем, чем умом? Об этом Дарлан мог только догадываться, Тристин была далеко, на Монетном дворе, тренировала будущих мастеров, а с учетом всего, что он натворил, они теперь вряд ли когда-нибудь свидятся. Тристин. Он вспомнил ее лицо, ее нежные руки и ему стало чуть легче. Дарлан уснул.

4

Его оторвал ото сна тихий, но настойчивый стук в закрытые ставни. Сквозь оконную щель не проникал свет, значит, ночь еще продолжалась. Кто же это? Староста? Взяв клинок и пробудив эфир, Дарлан зажег погасший каганец на маленьком столе возле окна. Стук повторился. Чуть отворив ставень, монетчик увидел деревенского кузнеца, который стоял с молотом на плече.

– Я знаю как найти вукулу, идем, – негромко позвал он и зашагал в сторону кузницы. Не мешкая, Дарлан схватил кошель с серебряными монетами, который собрал заранее, и кинулся к двери. Но что-то тут было не чисто. Почему кузнец промолчал об этом раньше? Еще днем он мог просто подойти, пока Дарлан беседовал с Тропином, и все рассказать. Зачем тянуть до ночи, когда у вукулы больше шансов избежать смерти?

Угрюмый кузнец, дождавшись монетчика, повел его к частоколу, к которому задней стеной примыкала его мастерская. Отодвинув одну из досок, он с трудом пролез в образовавшуюся брешь, Дарлан последовал за ним. Старый пес, развалившийся на земле, молча проводил их взглядом.

Луна над головами выросла уже на половину, далекие звезды сияли, словно заброшенные на небосвод свет-кристаллы. Лес приближался, и монетчика охватило странное чувство. Кузнец вел его точно тем же путем, что и Кетро. Подозрения Дарлана усилились, он незаметно выудил из кошеля монету, внезапно оказавшуюся медной на ощупь. Как она затесалась сюда? Дарлан достал вторую – снова медь. Он проверил все – ни единой серебряной марки. Демонова тьма! Ладно, неважно, медной монеты достаточно, чтобы убить человека. По крайней мере, пока он не обратился в свою звериную форму. А если дойдет до этого, запасной выход у Дарлана был.

На поляне, где пролилась кровь отца Кетро, кузнец остановился, положил молот к ногам и, немного помолчав, сказал:

– Меня зовут Бален. Сколько тебе заплатил староста за мою смерть?

– Нисколько. Цену мы пока что не обговаривали. – Усилив эфиром зрение, Дарлан приготовился защищаться.

– Не желаю я убивать тебя, мастер, ты помог нам избавиться от чудовищ. Уезжай прямо сейчас. Или утром, коли отдохнуть жаждешь. Забудь про нашу деревню. Забудь все, что здесь слышал. Обещаю тебе, вукула никого больше не погубит.

– За этим ты привел меня сюда? Сохранить мне жизнь? Заговорить зубы, чтобы я оставил деревню тебе на растерзание?

– Не будь дураком, монетчик! – повысил голос Бален. – Я не лгу. Ты был бы уже холодный, если б я хотел. Сомневаешься? Зря! Для того мне даже превращаться не надо было. Хоть и молвят про вас, что вы чутко спите, я все равно тайком пробрался в дом подменить твое серебро на медь, чтоб потолковать нам безопасно. Если б зло супротив тебя задумал, разбил бы голову вот этим молотом или придушил. А монеты твои отдам, чай не ворюга какой. Пришел я к тебе сам, когда понял, что Сигира, эта ведьма, колдовством надоумит тебя, как меня сыскать.

– Пусть так, но ты убил человека, – сказал Дарлан, не спуская глаз с оборотня. – Вкусил человеческой крови.

– Ничего я не вкушал, забери тебя демоны! Убил – да! Есть на мне эта вина, но не сожрал. Не зверь я, монетчик, не зверь. Неужто не поймешь никак?

– У Кетро на это другое мнение.

– Хорошо, я тебе докажу! – Кузнец скинул с себя рубаху, спустил штаны и сбросил ботинки. Кидай монету, кидай немедленно, скомандовал себе Дарлан, но что-то удержало его, а потом стало поздно. Он услышал, как затрещали кости Балена, будто невидимая сила внутри него разом ломала их все. Загорелая кожа кузнеца взбугрилась, потемнела, заходила волнами от головы до пят. Боги, какую же боль он сейчас испытывал? Скривившееся от мук лицо Балена вдруг стремительно вытянулось, уши заострились, нос впал. Мощная грудь выгнулась вперед, словно нечто пыталось вырваться из кузнеца, ноги с хрустом согнулись в обратную сторону. Через миг кожу того существа, что раньше было человеком, по всему телу пробила серая шерсть. Страшное преображение заняло не более шести ударов сердца. Перед Дарланом стояло чудовище с оскаленной пастью. Клыки, заполнявшие ее, блестели в звездно-лунном свете, словно маленькие ножи. Изумрудное пламя завораживающе горело в огромных глазах вукулы. То, что секунды назад, можно было называть руками, теперь представляло собой две мощных лапы с острыми когтями. Выставив перед собой меч, монетчик, не делая резких движений, спрятал бесполезный медяк в кошель на поясе. Обратившийся кузнец тяжело дышал, но по неведомой причине все еще не нападал на Дарлана. Может, выбирал момент для внезапного прыжка? Дарлан медленно расстегнул куртку и продемонстрировал висящую на шее серебряную монету, полученную им после обряда посвящения.

– А вот эту ты забыл подменить, – угрожающе сказал он, готовясь в любой момент сорвать цепочку. Но чудовище по-прежнему не атаковало. Вдруг вукула неестественно изогнулся, и снова противно захрустели кости. Волчья шерсть с резким свистом втянулась в плоть, зеленый огонь в глазах погас. Жуткий процесс пошел вспять, тело постепенно приобретало человеческий вид. Когда трансформация завершилась, обнаженный Бален, не обращая внимания на ошеломленного монетчика, подобрал вещи и оделся.

– Убедился? Не теряю я себя, когда зверем становлюсь. – Кузнец опустился на землю. – Помню кто я – человек! Потому и прошу тебя уехать, не трогать такого же человека, как ты.

– Ты вукула, – возразил Дарлан, не снижая бдительности. Все это представление могло оказаться хитрой ловушкой. – Хочешь ты этого или нет.

– Да я же не напал на тебя!

– Не напал. Но что, если ты лишь притворяешься?

– Это бессмысленно, монетчик! Зачем мне играть с тобой? Не малые дети мы давно. Я честен с тобой.

– Предположим, ты не лжешь. Но что тогда с отцом Кетро? Как ты объяснишь то, что произошло прямо на этом же месте. Его ты не пожалел.

– Боги, я не забуду ту ночь никогда, – прошептал Бален, обхватив голову руками. – Его крик, его кровь, брызнувшая на меня, будут сниться мне до конца моей несчастной жизни. Но знай, монетчик, я защищал себя и свою семью! Все, что я натворил на этой проклятой поляне, я сделал, чтобы спасти жену и детей.

– О чем ты говоришь? – удивился Дарлан. Защищал семью? От чего?

– Опусти ты уже меч, я все расскажу, ежели ты готов слушать. А потом… Потом, если уж так решишь, убей меня, возьми деньги у старосты и езжай охотиться на настоящих чудовищ. Сопротивляться не стану.

– Хорошо, рассказывай.

– Напасть эта свалилась на меня почти что семь лет назад, – начал кузнец. – Семь лет, мастер, спроси в деревне – задрал ли оборотень кого-нибудь за это время? У города собиралась ярмарка, а у меня было что туда свезти по мелочи, да еще добротный клинок выковал, его у меня какой-то воин на ярмарке и купил. Остальное тоже продал, уж больно бойко торговля прошла. Удалось неплохо заработать и достать приличную пластину серебра, чтобы жене кой-какое украшение справить, она как раз мне сына подарила. И вот, возвращался я уже домой, а ко мне в повозку человек попросился. С виду – обычный путник, одежа скромная, не молодой, не старый, все улыбался и хвалился, что полмира объездил, а я как болван слушал про то, как в дальних краях живут, да рот разевал. Заночевали мы, значится, в поле, вокруг ни души. У него с собой из еды ничего даже не было, ну думаю, чего жадничать, у меня-то курицы вдоволь осталось, поделюсь. Развели костер, пожарили. Этот ублюдок, прихвостень Малума, жевал да нахваливал. Потом, говорит, что мясо едал, слаще которого в мире нет. Где же такой вкуснятиной кормят, спрашиваю, небось на югах далеких, где верблюды водятся? А он, подлец, смеется, подмигивает мне, будто приятелю, и отвечает, что мясцо это расчудесное повсюду есть. Мне бы, дураку, еще тогда смекнуть, о чем мой новый знакомец толкует. Вдруг гляжу – он одежду снимать принялся, а сам улыбается все. Ну, думаю, попался мне грязный мужеложец, спаси Хиемс его душу. Надо сказать ему, что не по мне этот грех, а коли приставать все равно станет, то двинуть ему хорошенько, для воспитания. Не успел – увидел то, что тебе, мастер, сегодня увидеть пришлось. Помню, что закричал я сначала, сердце в пятки ушло. Потом схватил прут, на котором мы курицу над огнем крутили, а тут он и сиганул на меня. Я этот прут ему прямо в брюхо и воткнул, он взвыл, больно все-таки ему было. Но вукуле только серебро смерть приносит. А он, значит, рычит жутко, слюна из пасти капает, и медленно своей лапой прут из себя вынимает. Тут я вспомнил про пластину серебряную, края у нее тонкие, чуть ли не острые, молюсь Аэстас, чтобы силы придала. Запрыгиваю в повозку свою, хватаю эту самую пластину, а он… Короче укусил он меня, демонская сволочь, за ногу прежде, чем полоснул я его по горлу серебром. Смотрю – завертелся он волчком, захрипел и упал замертво, превратившись в человека. Рану я перевязал, его тело там и бросил, чтобы звери съели. А сам еду домой и трясусь то ли от страха, то ли от укуса. Вспоминаю, что про вукул слыхал. Вроде в народе говорят, коли убьешь укусившего тебя монстра, то сам от этого проклятья избавишься. Неправда это оказалась, как видишь. Я сам скоро это понял, когда по ночам все члены почему-то ныть начинали, словно лихорадку какую подхватил. В первое полнолуние после этого совсем тяжко стало. Когда жена с детьми уснула, я в лес ушел и тут уж обратился, дал волю тому, что поселилось во мне. И веришь, монетчик, я не почувствовал голода, о котором рассказывают. Видел в полной темноте, будто ранний вечер был, запахи слышал так, будто никогда до этого носом-то и не нюхал. Ощущал страшенную силищу внутри себя! Но не жаждал крови, не желал броситься в деревню, чтобы разорвать кого-нибудь и насытиться. Уж не знаю, как так вышло – от того ли, что я быстро отправил к демонам укусившего меня вукулу, или еще от чего. И я завыл, мастер, но не от горя, а от счастья, что проклятье это не сделало меня чудовищем во всем. Жизнь продолжилась, лишь иногда мне было нужно перекидываться в волка на двух ногах, чтобы это не произошло на глазах у родных или соседей. Я научился возвращать себе прежний вид по хотению, смирился с долей, которую не просил и даже кровному врагу бы не пожелал. Семь долгих лет минуло. Все было спокойно, пока…

– Отец Кетро случайно не наткнулся на тебя в лесу? – догадался Дарлан.

– Да, – с горечью промолвил Бален. – На этой самой поляне, он увидел, как я из зверя становлюсь человеком. Я мог бы учуять его издали, но был уставший – весь день работал в кузнице, потому не обращал внимания на посторонние запахи, да и вообще – мало ли кто тут проходил за долгий день. А уж утром он заявился ко мне. Сказал, что все знает, что мне по-хорошему надо убраться из деревни, прихватив с собой волчат и суку. Монетчик! Ты понял? Это он так назвал мою жену и детей, как тебе такое? Волчат и суку! Обидел их ни за что, просто так, будто мое проклятье и на них перенеслось. Он даже слушать мою историю не захотел. Я, простите меня боги, разозлился, и в сердцах сказал, что, если он боится жить рядом с вукулой, пускай сам и убирается, а он только посмеялся, пригрозил, что тайну мою всем поведает и дал три дня на раздумья по старой дружбе. Когда в назначенный срок мы не уехали, он снова пришел ко мне на порог, мол, по-доброму я не пожелал, значит, пора к старосте идти. Тогда уж грозить принялся я, пообещал, что убью его сына. Да, монетчик, я так сказал! Но не собирался ничего делать, даже если бы он выболтал все Тропину. Кетро славный парнишка, никогда бы зла ему не причинил. Помни – я человек, а не хищный зверь! Отец Кетро… Боги, в деревне-то все его имя перестали называть, чтоб беды не навлечь. Все из-за меня. Ливар его имя. Так вот, Ливар в лице переменился, ушел, потом дня через два возвратился, сказал, что нужно поговорить, назначил встречу здесь. Дальше ты знаешь. Он принес серебро, чтобы убить меня. Назад дороги не было, я обратился в чудовище, даже не раздеваясь. И спас себя и свою семью, оставив Кетро сиротой. Иначе бы сиротами были мои дети, монетчик! Только поэтому! Когда мальчишка кинулся за помощью, я подобрал свои лохмотья, вернулся через лаз в кузницу. Облачился в фартук, будто из дома голышом выскочил, схватил молот и вместе с толпой побежал туда, где убил человека, с которым ел и пил за одним столом, которого знал столько лет. Пойми, монетчик, ежели бы Ливар меня жизни лишил, ежели бы всем стало ведомо, что я вукула, то спокойствия бы моей родне здесь больше не было! Погнали бы их из дому, как прокаженных, как продавших души Малуму! Или инквизиторов бы натравили, как на диких собак натравливают живодеров. Ну не мог я позволить такому случиться. Вот и вся моя история, мастер. Поступай, как считаешь нужным. Убей меня или позволь жить с этим проклятьем.