Текст книги "Эра цепей (СИ)"

Автор книги: Антон Гудой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Почти сразу же, как на лодку упала тень огромных деревьев, со всех сторон налетели мелкие мошки. Парень, сжимая одной рукой топор, второй принялся отмахиваться от них под тихий смех своего спутника, но все напрасно – мошкары было так много, что отбиваться от нее не было никакого смысла.

– Приплыли, мальчики и собачки. С пустыми руками не возвращайтесь. – проворчал матрос на веслах, на что его спутник, сжимавший в руках лук, усмехнулся.

Рабы ступили на топкий, мягкий берег. Ноги утопали в плотной, затянутой травой трясине, едва не проваливаясь глубже. Впереди всех пошел старик Заль, длинной палкой прощупывая путь – оступиться в таком месте было проще простого, а сгинуть в топкой грязи никто не хотел. Но опытный старик ловко, со знанием дела вонзал палку, прокладывая узкую тропу, пока остальные след в след шли за ним.

– Тут уже лучше, – удовлетворенно кивнул он. – Н-да, деревьев у берегов с каждым разом все меньше…

И вскоре, работа закипела.

Валить даже небольшие деревца такими инструментами было бы сложно, а местная растительность отличалась как прочностью, так и внушительной толщиной ствола. Кроме того, корни уходили слишком уж высоко, обрубать их было неудобно, и от этого приходилось выкладывать из срубленных ветвей шаткие помостки – колья вонзали в зарубки так, чтобы на них можно было стоять, и уже там, наверху, мужчины поочередно прорубались сквозь толстый ствол.

Келефу это занятие давалось немного проще. Благодаря огромному росту, он мог даже не вставать на вбитый кол, отчего удары его получались сильнее и точнее.

– А чего никто не пробует сбежать? – сквозь одышку спросил парень, вбивая узкое лезвие. – Тут же никто не следит за нами.

– А ты попробуй, – усмехнулся старик. – Был тут один, не помню как звали. Шурр, из рогатых. Здоровый, сволочь..! Ну чистый сын Шурраха. А потом он шурром стал только наполовину.

– Это как?

– А ему аллигатор сраку откусил.

Работа спорилась, и вскоре зарубка была достаточно глубокая – Заль подал вырезанный из дерева клин, и мужчины принялись вбивать его, пока Келефу было поручено закинуть канат на ветви повыше.

– И… взяли! – прикрикнул кто-то, и они потянули.

Дерево недовольно застонало, заскрипело, стало пригибаться к земле, но сил на то, чтобы его повалить, не хватало. Заль, единственный, кто не тянул, стал глубже вбивать клинья в ствол, с каждым усилием остальных все углубляя пропил.

– Еще, давай! – воскликнул Заль, и после очередного усилия раздался треск. – Сторонись, прочь!

Треск усилился, дерево застонало. Раскидистая крона зашелестела, когда оно повалилось вбок. Едва успели мужчины разбежаться в стороны, как оно с грохотом упало вниз, разбрызгивая вокруг болотную воду. Мужчины засвистели, на кураже стали хлопать друг друга по плечу, праздновать свою маленькую победу.

– Ну, молодцы, а! – воскликнул, улыбаясь, Заль. – Подвязывай и потащили, еще весь день впереди.

На радостях, что удалось так быстро свалить первое дерево, они бодро потянули огромный ствол в сторону берега, ступая по уже проложенной тропе. Один за другим мужчины рассыпались в хвальбах, принимая новичка в свои ряды:

– Ну ты, дылда, молоток!

– Во-во! Так держать! Может, сегодня и пожрать чего дадут, такими-то темпами!

И пусть лицо Келефа было скрыто под маской, он не мог сдержать улыбки. Засмущавшись, он принялся отнекиваться, но внутри него загорался приятный, теплый огонек. Впервые за долгое время он ощутил, что действительно может что-то сделать, может помочь. И действительно – вдалеке, на берегу, где высадились “твари”, еще было пусто.

Но все надежды на то, что удастся выиграть, удастся заполучить так необходимые лекарства быстро улетучивались. Кто-то от злости сплюнул себе под ноги, пошел обратно в лес. Другие молчали.

“Ублюдки” тащили к большой воде уже третье дерево.

Глава 8: Разделяй и властвуй

Мысль, хоть сколь-нибудь полезная, пришла не сразу. Сказывались тянущий, болезненный голод, усталость и отвратительная сырость – в таких условиях хотелось только забиться в угол потеплее и тихо склеить ласты. Но он думал. Судорожно обдумывал все варианты, а их было немало – доходило до смешного, когда Келеф всерьез задумался над тем, чтобы заняться поиском болотной руды, сделать нормальные инструменты… Но это все слишком долго, а решение нужно было быстрое, действенное.

– Ну ты чего встал? – вырвал его из транса кто-то из мужиков. – Трясешься, как бейфут в руках у мальца. Нормально все?

– Сейчас, сейчас… – глаза под маской остервенело пробегали то по болотистому берегу, то по бесконечно протянувшейся вдаль беспокойной воде. – Надо что-то… Эй! А что такое бейфут?

Мужчина, что уже уходил было обратно в лес, остановился, обернулся. Сделав пару шагов назад, навстречу юноше, он указал рукой на мачту стоящего вдалеке на якоре корабля.

– Видишь, к рее канат идет?

– Ага… Ага! – сперва Келеф почти промычал это слово, но когда его взгляд за что-то зацепился, он словно ожил. – Ага, да! Точно, конечно! Это же так просто!

– О-о-о, понятно, дождем все мозги посмывало. Ну, хлеба потом не проси, молодой.

Но он его уже не слышал. В голове возникла мысль, простая, но, наконец-таки, правильная. Пытаясь ее не упустить, пробуя и смакуя ее у себя в голове, юноша покрепче сжал примитивный, крохотный топорик, и, обернувшись, понесся в сторону леса. Там его товарищи уже вгрызались в толстый ствол очередного дерева, и кто-то даже облегченно вздохнул, увидев, что Келеф наконец-таки вернулся, но, однако, зря. Вместо того, чтобы подменить уставшего работягу, он стал копаться в грязи, вылавливая из нее кривые обрубки древесины, толстые ветви, куски длинных, высоких корней.

– Чего с ним? – обратился отдыхающий у корней мужчина к Залю, но тот лишь пожал плечами. – Эй, Собака! Твоя очередь!

– Сейчас, сейчас! Продолжайте пока, мне нужно время! – отмахнулся сумасшедший, вылавливая из грязи одну за другим деревяшки и небрежно отбрасывая их в сторону. – Я скоро, погодите! Да!

Наконец, успех. Ветвь у самого основания, которую срубили для удобства переноса бревен к берегу, была достаточно толстой для задумки юноши. В качестве рабочего верстака он использовал высокий пень, оставшийся от уже поваленного дерева, и на нем принялся обрезать ветвь, оставляя от нее лишь широкую, круглую заготовку для своей поделки.

– Ну хоть топор отдай! – выкрикнул другой мужчина, шурр, чьи копыта утопали в грязи еще сильнее, чем ноги остальных.

– Тс! Не мешайте, – наконец, шикнул на рабов Заль. – Продолжайте, не трогайте его.

– И чего ты этому детине так веришь…

– А вот верю, – хитро улыбнулся старик. – И вы поверьте.

Келеф невольно улыбнулся, чего из-за маски, конечно же, никто не увидил. Но так даже лучше, проще сохранять лицо, когда окружающие выводят тебя на эмоции, какими бы они ни были. В таком окружении, с такой работой это было важно.

Очистив валик от коры, он стал прорезать в нем неглубокую канавку, опоясывающую деревяшку по ребру. Делать все это и без того неудобным топориком было крайне сложно, а ведь в прошлой жизни юноша руками толком-то и не работал. Впрочем, здесь небольшой размер лезвия инструмента наконец-таки сыграл на руку – нормальным топором вырезать нечто подобное было бы невозможно.

Закончив вырезать углубление, он примерил его к узкому канату, которым они валили деревья. Тот пусть и не слишком прочно, но кое-как помещался на валике, не выскальзывал. Оставалась самая сложная часть работы – в самом центре нужно было вырезать отверстие достаточно большое, чтобы пропустить через него канат. Как такового острия у топорика не было, а потому сверлить не получалось, нужно было понемногу, осторожно отскребать небольшие щепки, углубляя и расширяя отверстие.

– Топор так сломаешь. Вот, вот так… – пока другие были заняты деревом, Заль, кряхтя, забрался на высокий пень, к своему новому знакомому. – Вот, к себе, р-р-раз, р-р-раз…

Он мягко забрал топор из рук юноши, и принялся помогать ему. Келеф, наконец-таки, смог вздохнуть, перевести дух хоть на пару минут. Эта идиотская гонка на время с другими отрядами точно таких же голодных, уставших рабов выматывала гораздо сильнее чем все, чем до этого приходилось заниматься юноше. Но останавливаться было нельзя.

– Объяснишь, может, чего удумал? – вздохнул старик.

– Еще немного, – кивнул в ответ собакоголовый. – Нужен еще… Дай-ка.

Спрыгнув со своего рабочего места обратно в холодную грязь, Келеф взял канат из рук приготовившегося тянуть дерево мужчины, а затем, на глаз отмерив длину в пару-тройку локтей, вдруг рубанул по нему под испуганные крики остальных:

– Сдурел?! Как накидывать-то будем?!

– Сейчас, сейчас! Смотрите! – он бросил топор, и продел канат в отверстие в середине валика. – Это как на корабле. Почти… Сейчас.

Он завязал концы в узел, оставив валик висеть на нем, и закинул его себе на запястье. Крепко схватившись за ствол дерева стертыми в кровь руками, он стал медленно, аккуратно лезть наверх, чтобы зацепить свою поделку за торчащую кверху ветвь как можно выше.

– Давай конец! – крикнул он с высоты, и, освободив одну руку, стал ловить конец каната.

Валик остался висеть на прочной, толстой ветви, а брошенную ему веревку Келеф крепко устроил в вырезанном желобе. Зажав конец под мышкой, он стал медленно, осторожно спускаться, чтобы ненароком не нарушить конструкцию, а затем, уже на земле, потянул конец каната, чтобы привязать его к другому, еще целому дереву.

– Все за тот конец! Навались! – прикрикнул он, и, закончив с узлами, побежал помогать остальным.

У самого дерева теперь остались лишь Заль и еще один мужчина, углубляющий спил, пока остальные стали тянуть. И почти сразу же, с первым усилием, дерево отчаянно заскрипело, а у самых корней раздался треск.

– Так проще тянуть! Это называется блок! – стиснув зубы воскликнул он. – Давай!

Еще несколько ударов, вбитых клиньев, и дерево с оглушительным треском завалилось набок, падая наземь.

– Хех, а я говорил, – усмехнулся Заль. – Не просто собака, а собака грамотная. Ну, парни, не расслабляемся, давайте дальше!

От одного дерева они быстро переходили ко второму, к третьему. Блоки, сделанные на скорую руку, грубо и примитивно, редко выдерживали нагрузку достаточно долго, чтобы они могли обогнать “ублюдков”, однако даже если только что выточенный блок трескался после первого дерева – это уже можно было считать удачей.

Весь оставшийся день старик Заль вытачивал один за другим свежие блоки, пока остальные, на кураже от внезапного успеха, стали резво, с огоньком валить высокие деревья и оттаскивать их на берег. Под вечер, когда солнце утопало в темно-синих водах, а над горизонтом поднималась прикованная к другой планете цепь, они уже шли нос к носу с фаворитами работорговцев, для победы не хватало лишь одного, последнего дерева, которое никак не поддавалось.

– Надо второй! – бросив канат, устало выкрикнул Келеф.

К этому времени руки его превратились в алое месиво, но юноша будто бы не замечал боли. Веревки, даже несмотря на дождь, стали красными от крови, но они продолжали тянуть, продолжали тащить свою ношу. Все понимали, что стоит на кону, и поэтому когда юноша включил в систему второй блок, все, стиснув зубы, налегли на канат, забыв об усталости.

– Завязывайте! Э! – послышался с берега зов солдата, а за ним и громкий свист. – Домой, девочки!

– Еще немного! Навались, ну! – до боли врезаясь канатом в ладони застонал Келеф.

Заль дрожащими, ослабевшими старческими руками нанес последний удар по стволу. Раздался уже ставший привычным треск, стон погибающего древа, а за ними – смех, крики радости, объятия. Впервые за долгое время отряд отщепенцев, “скотов” обошел тех, кто благодаря своей силе даже почти не голодал, и все благодаря новичку.

Возвращаясь на корабль, они пели песню. Веселую, местами даже грубую и похабную, но такую живую, что даже сопровождающие их солдаты не стали им мешать. Затянул ее, как ни странно, Заль, который за все это время и не выругался-то ни разу, а тут вдруг показал свои неприличные музыкальные пристрастия:

…и если хочешь плакать, друг,

Что день твой был не прост.

То дам совет: от тяжких мук,

Собаку поцелуй под хвост!

Смех не стихал до самого корабля – они веселились, праздновали свою маленькую победу, отвоеванные горячие пайки, лекарства, одеяла. Другие, что подплывали чуть погодя, впрочем, были не так веселы: мужчины из “тварей” молчали, каждый опустив взгляд, а “ублюдки” с нескрываемой злобой смотрели на обошедших их отщепенцев. Особенно гневным, полным желчи был взгляд бритоголового мужчины, чуть крупнее остальных – он не сводил взгляд с Келефа, нервно покусывая губу и криво ухмыляясь.

– Что-то неладное, – тихо шепнул на ухо Залю юноша.

– С ними всегда так, – кивнул в ответ старик. – Любимчики… Не привыкли проигрывать.

Когда последняя лодка глухо ударилась о борт корабля, и последние рабы поднялись на борт, некоторые уже буквально валились с ног, их поддерживали за руки другие. Спуститься вниз им не давали, заставляли ждать, пока капитан закончит с ужином и соизволит выйти к народу.

– Кхм-кхм! Прошу внимания! – наконец, Гайлит вышел на небольшой балкон, глядя на уставших, грязных рабов с высоты своей башни. – До меня дошли сведения, что “скоты” сегодня прыгнули выше головы. Набрали больше всех, а?

Кто-то из мужчин рядом с Келефом невольно улыбнулся, раздались тихие смешки. Вот только сам юноша не улыбался. Что-то было нечисто, и с каждой секундой, что он смотрел на толстую, согретую теплом каюты морду, он все сильнее стискивал зубы под своей маской.

– Молодцы, молодцы… “Ублюдки”, оправдывайтесь! Как так вышло? Мужиков у вас больше, да и вы меня всегда радовали.

– А они жульничали, – криво улыбнулся лысый, сделав шаг вперед. Он мельком зыркнул на Келефа, улыбаясь и прищуривая один глаз. – Так-то деревья у нас были побольше их.

По толпе “ублюдков” прокатилась волна коротких, возмущенных фраз. Все смотрели на хозяина, как голодные птенцы на вернувшуюся в гнездо мать. Все хотели есть, хотели спать. Все ждали вердикта.

– Однако… – цокнул капитан, постукивая толстыми пальцами по перилам. – Действительно ведь, древесины больше, коры тоже. Краки больше выйдет, хм…

– Все было честно! – не выдержав, воскликнул Келеф, понимая, что их собираются надуть. – Просто голову надо использовать. Я вырезал блок, как на мачтах, с ним тянуть проще. Мы больше деревьев повалили!

Он поднял над головой последний уцелевший блок, покачал им взад-вперед. На это Гайлит надул губы, нахмурился, и недовольно проворчал:

– Ну что ты, самый умный тут, что ли? Дураком меня выставить решил?

– Во-во, – усмехнулся лысый. – Работать нормально не хочет, видать…

– Так, тихо, страшный! – цыкнул на него капитан, затыкая. – А вы б поучились! К завтрашнему дню чтоб все такие же вырезали, возьмете у Собаки для примера. А пока… Обычный паек “скотам” и “ублюдкам”, и все. Все настроение мне испортили…

Заль едва успел остановить Келефа, когда тот уже было дернулся, хотел рвануть вперед, разорвать толстяка, неважно как и неважно каким образом он до него доберется. От злости юноша скрипел зубами, чувствуя, как в висках горячо пульсируют вены, раздуваясь.

Спускаясь вниз, в рабские покои, он, капая горячей кровью на деревянный настил, сжимал в руке грубо вырезанный блок. Его грудь хаотично вздымалась от нервного, полного злобы дыхания. Последние рабы зашли за решетку, громко щелкнул тяжелый замок, и никто не решался подойти к песоголовому, что, казалось, готов был взорваться.

– Нет… – тихо прохрипел он, поднимаясь.

Широкими, быстрыми шагами он прошел через рассевшихся на голом полу людей, дальше, по проходам, в сторону носа корабля. Ему что-то вслед выкрикнул тюремщик, заметивший это, но, причмокивая, махнул рукой и уселся обратно на свое место, засыпая. А Келеф шел. Кровь капала с его истерзанных ладоней. Под маской лицо багровело от едва сдерживаемой злости.

– О, собака, – завидев юношу, лысый поднялся, улыбнулся, сжимая при этом кулаки. – Собственной персоной. Чем обя…

Но не успел он договорить, как Келеф, громко заревев, резко, без предупреждения и почти не целясь взмахнул блоком, выбрасывая его вперед и мощным ударом этого импровизированного кистеня разбивая наглецу голову. Тот рухнул на пол, прислонившись к стене, вокруг закричали перепуганные женщины, и даже мужчины “ублюдков” не успели никак отреагировать.

– Папа! – закричала маленькая, вжавшаяся в угол девочка и бросилась к отцу, лицо которого заливала кровь.

– Прочь! – по-звериному рявкнул на нее собакоголовый, грубо оттолкнув, и снова замахнулся на ее отца, нанося очередной удар и в этот раз рассекая ему бровь. – Смотри! Смотри, ублюдок!

Удар за ударом, он оставлял на его голове, на плечах и ключицах кровавые ссадины и синяки.

– Повтори! Сделай свой..!

Но, в очередной раз занеся над головой кистень, он вдруг почувствовал толчок в спину, упал, не ожидая нападения. Деревянная маска, сорвавшись с его головы, отлетела в сторону, а сам он уткнулся лицом в потерявшего сознание бригадира “ублюдков”, сотрясаясь от злобы. И он хотел было продолжить, хотел бить его еще и еще, но чья-то цепкая, дрожащая рука схватила его за запястье.

– Не надо, сынок, не надо… Хватит… – испуганным голосом повторял Заль, упав на колени перед впавшим в буйство юношей. – Не он виноват, не он… Не он нас тут держит… Хватит…

Келеф, тяжело дыша, поднял на него взгляд светлых, почти что белых глаз. Старик замер на мгновение, непроизвольно тихо ахнул, увидев его лицо, хотел даже что-то сказать, но так и не решился. Поджав губы, он молча подал ему отлетевшую в сторону маску, прикрывая своей спиной от остальных, чтобы никто не видел настоящего лица Собаки. И юноша, зажмурившись и пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции, натянул обратно свое деревянное “лицо”.

– Пойдем, пойдем… Вот так… – Заль осторожно приобнял его, помогая встать. – Пойдем… Сынок.

***

Когда последние стоны и разговоры затихли, когда единственным звуком осталась дикая волна, бьющаяся о борт корабля, Заль, лежащий рядом с Келефом, тихо прошептал:

– Почему надел обратно?

– Потому что иначе меня все узнают, – сжал губы Собака. – Кого-то… узнают во мне.

– Еще бы, – улыбнулся старик, похлопывая юношу по руке. – Тяжело не узнать лицо, изображенное на каждой иконе. Но ты ведь не он, да?

В груди гулко ухнуло сердце, вонзился в грудь очередной неприятный укол. Уж лучше физическая усталость и боль, чем то, что ощутил сейчас Келеф.

– Я не знаю кто такой “он”. Я вообще ничего не знаю. А все, кто меня видит, они…

– Видят не тебя, – горько вздохнул Заль. – Они видят его. Тагаца. Но парень, “собака” – плохое имя. Это нечистое, злое животное. Может, конечно, песня и смешная была… Но лучше выбери другое имя.

– Не-а, – тихо усмехнулся в ответ юноша. – Там, откуда я родом, есть поговорка: “с волками жить – по-волчьи выть”. А раз уж я здесь, на самом дне… В этой своре собак, думаю, такое имя мне подходит. Звучит.

Старик тихо, хрипло засмеялся, стараясь никого вокруг не разбудить.

– Ну, собака так собака. Уж не знаю что за гад сыграл с тобой такую злую шутку, но… Я рад, что ты с нами, хоть и сочувствую тебе. Хороший ты парень. Родители, наверное, гордятся.

– Хороший ты дядька, Заль, – негромко усмехнулся в ответ Келеф. – Да нет, не гордятся. Нет их. Никогда не было. Вот и рычу на всех.

– Сочувствую, снова, – вздохнул старик. – Все тут… С историей. Всех понахватали за ересь, за политику… Обычно на таких кораблях рабов куда-то отвозят, продают. Но не на этом. Тут мы все сгнием.

– Подожди, за политику? То есть…

– Нет тут ни убийц, ни воров. Все политические, все отправлены сюда умирать, кто как протянет.

И снова укол. Нестерпимая душевная боль, как и много раз до этого – сначала делаешь, потом стыдишься. Слишком много раз он попадал в ситуации, когда времени на обдумывание своих действий не было, слишком много раз потом жалел о содеянном.

Не было здесь злодеев. Не было преступников. Были люди, которых признали неугодными, отправили сюда вместе с семьями. Другие, особо убитые горем, и вовсе были единственными выжившими, а их семьи вырезали еще до того, как на горизонте покажется корабль с высокой башней.

Не было здесь плохих людей. Были те, кому не повезло. Разделенные по отрядам, в бесконечной грызне между собой, пока там, далеко-далеко, в своей башне считает прибыль капитан. Разделяй и властвуй, создай группу любимчиков, сделай их всеобщими врагами. Ведь не один он хотел расправиться с “ублюдками” после сегодняшнего вечера, он просто был единственным достаточно смелым, чтобы и вправду что-то сделать.

Беспокойные мысли кружили над кораблем до самого рассвета. Усиливался шум, топот, гам. Будили рабов. Начинался новый день, для кого-то, возможно, последний. Келеф, стиснув стертые в кровь руки в кулаки, быстро шел к “ублюдкам”, за ним – еще с дюжину мужчин. Увидев это, фавориты работорговцев приготовились было защищаться, мужчины заслоняли собой женщин и детей.

– Надо поговорить. – Келеф протянул руку побитому врагу.

Глава 9: Огонь

На вырубке остались лишь пара человек, исключительно для того, чтобы изображать шум бурной работы и не вызвать подозрений у скучающих на берегу солдат. Остальные же, след в след пересекая болото за ведущим их Залем, направлялись вглубь леса, на место встречи с остальными.

– Вода поднялась… – прокряхтел кто-то из мужчин. – Дожди все сильнее. Видать, лето скоро.

– В моих краях говорили, что это тагац на нас ссыт. А зимой, когда дожди послабее, это он стряхивает. – хрипло усмехнулся другой.

Пробираясь через мутную воду, по грудь утопая в ней, они все же находили в себе силы шутить и смеяться. Порой от мысли о силе этих людей Келефу становилось стыдно за себя, за свою вспыльчивость и слабость, и эти мысли лишь сильнее сгущали тучи над его головой, не давая мраку выйти из головы.

– Тише вы, – цыкнул на них Заль, длинным шестом проверяя путь. – Головой лучше побольше крутите. Вон, сидит один… Обойдем.

Старик указал костлявой рукой куда-то наверх. Келефу пришлось прислонить ладонь ребром ко лбу, чтобы разглядеть что-то большое, темное в кроне огромного дерева. Прищурившись, он нервно сглотнув, увидев, наконец, что на толстых ветвях притаилось огромное существо, напоминающее аллигатора, но с гораздо более длинными лапами и длинным, обвивающим ствол хвостом.

– И много тут таких? – тихо спросил он.

– Больше, чем нас, – усмехнулся Заль. – Это ж их дом. Мы тут как вредители, грызем-грызем, деревья валим, шумим. Не дрефь, главное к ним не подходить.

Вскоре топь начала подниматься, вода была уже не по грудь, а “всего-лишь” по пояс. Ни одного нормального клочка земли впереди не было видно, да и в принципе островов здесь как таковых уже нельзя было найти, во всяком случае не в это время, когда вода может лишь постоянно прибывать. По словам местных, море будет становиться все выше и выше на протяжении многих месяцев, и в это время тот постоянный, пробивающий до костей мерзкий дождь, который едва не начал сводить Келефа с ума, превратиться в сплошную стену воды, с грозами, штормами и наводнениями. Как раз с наступлением этого времени года корабль должен был отчалить и вернуться обратно в гавань, пока шторма не ослабеют и не появится возможность вернуться обратно к лесозаготовке.

Сунув два пальца в рот, Заль громко свистнул. Из зарослей послышался ответный свист. Что-то прохрипев, старик махнул рукой и свернул в сторону от обычной тропы, в тот участок леса, что особенно густо зарос местными деревьями. Там, облюбовав нависшие над водой корни, уже ждали их все остальные – здесь были и мужчины из “ублюдков”, и большинство мужчин из “тварей”.

– Если вы опять собрались предлагать делить всю еду поровну, то я кому-нибудь в жбан тресну, – скрестив руки на груди, вздохнул лысый, окруженный товарищами из “ублюдков”. – Нас вообще кормить перестанут, если увидят, что мы заодно.

Видок у него был не просто паршивый, а ужасный – даже с повязками на голове было видно, как половина лица почти полностью заплыла от полученных ран, да и вторая едва ли была похожа на человека, что вчера насмехался над Келефом. Взглянув на него, юноша нервно прикусил губу, от чувства вины по спине побежал холодный пот. Казалось, будто все сейчас смотрят на него и только и думают о том, что он сделал.

– Мы здесь не за этим, – усевшись на корни, поднял руку Заль. – Келеф, объясни-ка.

Вслед за остальными, он поднялся на туго переплетенные корни, поджав под себя ноги. Неприятный, прохладный ветерок пробежался по болотам, заставив всех присутствующих поежиться.

– Уходить нам надо. Всем.

– Да чтоб тебя за гух укусили, лучше бы еду делить предложил, – раздраженно осадил его лысый. – Давай, уходи! И этих кретинов с собой забирай. Можешь даже попробовать женщинам прогулку по болотам устроить. Ты только наверх поглядывай, аллигаторы, сука, быстрые.

– Я понимаю, что мы не уйдем по болотам, – кивнул Келеф. – Поэтому нам надо…

– Нам, нам… У тебя с головой все нормально? Вроде это ты мне своей хренью по кумполу съездил, а не наоборот.

– Ты хочешь закончить начатое? – не выдержав, повысил голос Келеф. Лысый сразу осунулся, но не сводил глаз с собакоголового. – Ты… Да чтоб вас, вы не понимаете ничего? Вот этого они и добиваются. Гайлиту надо, чтобы мы враждовали, он на это и рассчитывает. И если мы будем так друг на друга лаять, ничего не поменяется!

Остальные молчали. Спорить было не с чем, все прекрасно понимали, что юноша прав. Никто, однако, не решался и согласиться с ним – слишком многое было поставлено на кон.

– Как тебя зовут? – он обратился к побитому бригадиру.

– Нартан. – буркнул тот в ответ.

– У тебя дочь на корабле, Нартан. Маленькая, слабая. Сколько ей лет, что у нее такие руки? Женщины не валят лес, но их руки истерзаны хуже наших. Что они делают, Заль?

– Вываривают кору деревьев на краку. Бывал я на их палубе, как на самом прогулялся.

Келеф кивнул. Вздохнув, он склонил голову, поднял взгляд на Нартана:

– Я виноват перед тобой, это правда. Я, не Гайлит. Потому что головой не подумал, когда следовало бы. Я понимаю, что вы, как и мы, просто пытаетесь прокормить своих близких, защитить их. Но вечно это продолжаться не будет, рано или поздно мы все тут подохнем.

– И что ты предлагаешь? Перебить охрану, захватить корабль? А толку-то, малец? – горько усмехнулся изувеченный. – Пока тагац жив, пока он велит творить такое – нихера не изменится. Мы можем бежать, только нас все-равно поймают, не сегодня так завтра.

– Может и так. Но нужно…

– Да ничего не нужно. Все это бесполезно и бессмысленно. Я хочу, чтобы мои девочки прожили подольше, хоть бы и так.

Стиснув кулаки, Келеф поднялся, оперся на ствол дерева. С открывшихся ран на ладонях закапала кровь.

– Слушай. Слушай, и не перебивай. Все слушайте.

Уставшие, осунувшиеся мужчины подняли на него глаза. Кто-то устало лежал на корнях, но и они кинули на него короткий взгляд.

– Я здесь чужой. Я многого не знаю или не помню. Когда я пришел в себя – я уже был… Такой. Лицо у меня изуродовано настолько, что даже морда собаки выглядит лучше. Я не знаю кто такой тагац, не понимаю половины слов, которые вы говорите, но знаю одно: зло творится с молчаливого согласия равнодушных. Кем бы ни был этот тагац, эта мразь, из-за которой мы все попали сюда, только мы можем сказать ему “нет”. И мы можем продолжать молчать, можем продолжать быть рабами, умирать и убивать друг друга. А можем… Можем попытаться дать отпор, все вместе. Нам все равно нечего терять, кроме наших жизней, которые у нас и так отняли.

Люди молчали. Не было ни одобрительных возгласов, ни вскинутых в воздух кулаков. Как бы ни пытался вдохновить их Келеф, их души были слишком сломлены для борьбы. Это были уже не люди, а лишь их тени, прикованные к своим пропитанным кровью веревкам и топорам, неспособные бороться и защищаться.

– Это решение – ваше. Я его вам дарю. Это маленький кусочек свободы, и как с ним распорядиться думайте сами. – помрачнев, стихшим голосом проговорил он. – Если никто не пойдет за мной – пойду один.

И он ушел обратно, туда, где работали и умирали его соратники. В голове роились мрачные, серые мысли. Не было здесь ничего хорошего. Не было никакой надежды, и даже придумать ее юноша не мог.

Весь оставшийся день он, в перерывах между валкой деревьев, потратил на очередную поделку. Собрав охапку гибких, молодых веточек, он, не говоря больше никому не слова, пытался сплести из них нечто большое, круглое. Мужчины переговаривались между собой, спорили, что это может быть – корзина, циновка, заготовка для побега? Спросить никто не решился.

День прошел так же быстро, как и начался. Слишком быстро, слишком незаметно, как и все прочие, тяжелые дни. За ним еще один, и еще. Никто не шел к Келефу, никто не спрашивал, какой у него был план. Никто не собирался в нем участвовать.

А он наблюдал. Изучал. Запоминал. Всякий раз, проходя с опущенной головой по средним палубам, он нет-нет да задирал голову повыше, пытался что-то разглядеть, сохранял в памяти сложную схему корабля, повадки охранников, их голоса и лица. Довольно быстро пришло осознание того, что не так давно их стало меньше, пропал один, тот самый, что находился в каюте капитана во время его разговора с прозелитом. А значит, от него избавились. Какой бы страшной ни была тайна перерождения юноши в этом мире, капитан этого корабля был готов убить за то, чтобы она осталась тайной даже для его собственных людей.

Это был шанс. Возможно, последний.

– Гайлит! – на очередной перекличке на верхней палубе, юноша стал пытаться перекричать дождь. – Капитан Гайлит, выходи!

– Заткнись, собака! – зло прошипел на него один из солдат, ударил парня в поддых.

Стиснув зубы от боли, он согнулся, едва сдерживая рвоту от удара. Но снова поднял голову.

– Гайлит..!

– Ну-ка, хватит кричать! – наконец, тот вышел на балкон.

Келеф хищно улыбнулся под маской, медленно встал во весь рост, чуть пошатываясь.

– Разговор есть. Или сам спустись, или меня пригласи.

Капитан брезгливо поморщился. В голосе юноши отчетливо слышалась угроза, и такое работорговцу было очень сильно не по душе, но поделать с этим он ничего не мог. Скривив толстые губы, он махнул рукой, и Келефа, нагнув к полу, повели наверх, в башню.

– Привяжи его и брысь отсюда! – скомандовал капитан, а сам в это время достал с полки кортик, на всякий случай. – Давай-давай, брысь! Ну, чего хотел?

– Накорми людей. Нормально.

Толстяк усмехнулся, поигрывая рукоятью оружия в руке. Он откинулся в своем кресле, вздохнул, покачивая головой:

– Значит, угрожать пришел? Ну-ну. Ничего, как первый раз высекут – все ласковые становятся.