Текст книги "Киты по штирборту. Второй шанс"

Автор книги: Антон Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Глава 11. Долг платежом

Вечером того же дня, Гюрятинич, как и обещал, явился в гости, притащив на буксире и своего второго помощника. В отличие от фонтанирующего красноречием и остроумием капитана «Феникса», не перестававшего весь вечер сыпать комплиментами в адрес рдеющей от удовольствия Хельги, Ветров оказался весьма неразговорчивым типом. Не угрюмым, нет, просто очень молчаливым.

Оживился он лишь однажды, после ужина, когда Хельга с Владимиром напрочь потерялись для общества, а мой опекун вышел из комнаты, чтобы принести трубку и табак. От нечего делать, второй помощник капитана, прохаживаясь мимо полок с книгами, наткнулся на какую‑то заинтересовавшую его «инкунабулу». Покосился в сторону Хельги, млеющей под бормотание капитана и, хмыкнув, вернул книгу на место. Меня же, спрашивать о чём‑либо, господин Ветров явно посчитал ниже своего достоинства… или просто не заметил. М – да, кажется, прав был боцман, когда говорил, что Ветров матросов в упор не видит. Вот оно, наглядное подтверждение… ха!

А томик‑то, кстати, знакомый, я его уже обыскался, когда увязывал свои книги, готовясь к отъезду. Вот только что он делает на книжной полке в гостиной?

Дождавшись, пока помощник капитана устроится в кресле и угостится табаком, предложенным вернувшимся в комнату Завидичем, я подошёл к книжному шкафу и, взяв с полки заинтересовавшую Ветрова книгу, двинулся на выход. Лучше отнести её к себе сразу, чтоб потом не забыть.

– Кирилл, ты же не намерен сейчас читать? – Вдруг отвлёкшись от беседы с Гюрятиничем, проговорила Хельга. – У нас, всё‑таки, гости…

– Разумеется, не собираюсь. – Пожал я плечами.

– Тогда, будь добр, поставь книгу на место.

– Именно это я и собираюсь сделать. – Ответил я.

– Кирилл, поставь МОЮ книгу на место, несносный мальчишка! – Не повышая голоса, ледяным тоном произнесла Хельга. Не понял… – И будь добр, впредь, спрашивай разрешения, когда берёшь чужие вещи.

– Чужие вещи? – Я взглянул на обложку книги. Да нет… «Принципы построения многоуровневых рунных структур. Том II»… ещё типографской краской пахнет. Это, точно моя книга! Хельга совсем с катушек съехала? – Извините, Хельга Мироновна, но вы ошибаетесь. Это второй том трёхтомника, купленного мною не далее, как неделю назад в магазине напротив Софийских ворот.

Вместо ответа, Хельга натянуто улыбнулась, поднялась с кресла и, быстро прошелестев юбкой мимо своего кавалера, буквально выдрала книгу у меня из рук. Сохраняя на лице улыбку, она поставила томик на полку и… вытолкнула меня из гостиной, прямо под ошеломлённым взглядом отца. Да я сам в шоке!

– Извините, господа… дикий подросток. Никакого понимания, что такое «собственность»! – Донеслось из‑за захлопнувшейся перед носом двери. Да ну нах! Она совсем охренела!

Почуяв, как вокруг поднимается ветер, смерчем заворачиваясь вокруг меня, я еле успел взять Воздух под контроль. Угомонив стихию, тяжело вздохнул…

Ссука… хитрая. Решила‑таки избавиться от нового члена экипажа, да? Не мытьём, так катаньем… Ла – адно. Сыграем.

Ты ведь рассчитываешь, что я ворвусь сейчас в гостиную, и попытаюсь забрать книгу, показав себя несдержанным мальчишкой, либо забьюсь в выделенную мне комнату и просижу там до ухода гостей, словно обиженный ребёнок? Хм…

Нет, но как она шустро сориентировалась, а? И я всё удивлялся, что она на меня весь вечер так поглядывает, словно ждёт чего‑то… А Хельга, оказывается, дожидалась удобного случая… шустра, лиса.

– Кирилл… – Пока я приводил мысли в порядок, стоя посреди холла, из гостиной вышел Завидич… крутя в руках пресловутую книгу.

– Да, дядька Мирон? – Поднял я на него взгляд.

– Кхм… ты, это… чёрт! Да не знаю я, что на неё нашло! – Опекун с досадой дёрнул себя за ус.

– Зато, я знаю… Хельге очень не хочется возиться с малолетней помоечной крысой, только и всего. Её, кажется, бесит сама мысль, что коллеги будут ассоциировать её – офицера «Феникса», лучшую выпускницу своего курса с вендским клошаром… по какому‑то недоразумению, носящим ту же фамилию, что и она. – Проговорил я. И тут мне в голову пришла мысль. Нет, не так: «МЫСЛЬ»! – Хм, дядька Мирон… а сколько Хельга платит за съём этого дома?

– Что? Причём здесь это? – Не понял Завидич.

– Мне просто интересно…

– М – мм… если не ошибаюсь, полторы сотни гривен в год.

– А во сколько обходятся услуги кухарки?

– Кирилл, что ты задумал?

– Сколько, дядька Мирон?

– Тридцать гривен в год. – Хм, неплохо. Выходит, пятнадцать гривен в месяц… Сто пятьдесят марок! Да на эти деньги, в Меллинге обычная семья может три месяца прожить, без проблем. Ладно… Я здесь сколько? Полтора месяца, так? Умножаем, округляем… плюс еда… а, ещё же персональный шлюп от Меллинга до Новгорода… и услуги доктора не забыть…

– Дядька Мирон, у меня есть маленькая просьба. Капитан ведь в курсе твоей службы в департаменте, я не ошибаюсь?

– Кирилл, ты меня пугаешь. – Хмуро проговорил опекун.

– И всё же…

– Ну, ты же слышал наш разговор на «Фениксе». Разумеется, он в курсе.

– А…

– Да, и Ветров тоже. Иначе в Меллинг пришлось бы отправляться самому Гюрятиничу.

– Замечательно. Подыграешь?

– Я об этом пожалею. – Пробурчал себе под нос Завидич, но… махнул рукой и согласился. Кажется, выступление дочурки допекло и его. Ну и замечательно.

– Тогда, будь добр, подожди секунду. Мне нужно кое‑что взять в комнате.

Опекун наградил меня долгим изучающим взглядом и кивнул. А я, улыбнувшись, помчался вверх по лестнице в свою комнату.

* * *

Святослав помнил этого паренька. Неучтённый пассажир в шлюпе. Чумазый, измотанный мальчишка в заляпанной чужой кровью кожаной куртке и комбезе механика, несмотря на явную усталость, не отводивший восторженного взгляда от обзора, пока шлюп лавировал среди нагромождений мёртвого железа. И провалившийся в сон, едва свалка дирижаблей исчезла, скрытая проплывающими под шлюпом облаками. А ещё, он помнил притащенные мальчишкой на стоянке продукты. Кто бы мог подумать, что об ужине для шестерых взрослых, будет заботиться тринадцатилетний мальчуган, проживший год с лишним на свалке дирижаблей, вдали от людей… и заслуживший прозвище «Отшельник», от единственного человека, которого можно было бы назвать его другом? Да, во время того ночного перелёта, Мирон много чего рассказал о своём странном приятеле…

Тем неприятнее было увидеть, как ведёт себя Хельга в отношении человека, без единого сомнения бросившегося на помощь её отцу… Не по приказу, и не из надежды на награду. Просто потому, что так правильно! Впрочем, чего ещё ожидать от «дипломницы»? Такая же напыщенная идиотка, как и все её однокашники. Тоже мне, «элита неба»! Гонора больше чем мозгов… Летуны в белых перчатках, ни разу не бывавшие в машинном отделении… тьфу!

– Так, ты считаешь, что этого будет достаточно? – Звонкий голос мальчишки, входящего в гостиную, из которой его недавно выставила Хельга, заставил Ветрова отвлечься от дальнейшего осмотра домашней библиотеки Завидичей… Тоже, кстати, показательное зрелище. Единственная серьёзная книга среди всего этого сборища слезливых романов, как раз и послужила причиной дурной выходки Хельги… И почему‑то Святослав ни на секунду не усомнился, что как раз эта самая книга принадлежала отнюдь не вспыльчивой хозяйке дома… Стоп – стоп – стоп. О чём речь? Ветров взглянул на остановившихся у окна Завидича и его, как раз сейчас чему‑то довольно кивающего, подопечного. – Что ж, тогда так и поступим. Одну сотню гривен я передам в департамент, а вторая пусть станет оплатой за моё проживание здесь… и за услуги доктора.

– Кирилл, это уж слишком… – Прогудел Завидич, но мальчишка только плечами пожал.

– Я же не тебе их плачу, а Хельге… так сказать, «за хлеб, за соль, за ласку и приют». – Проговорил он под ошеломлённо – возмущённый «ах» дочери Завидича, да так, что только идиот не понял бы издёвки. И Ветров не сдержал ухмылку. Ай, молодца, парень. Уел дуру!

Глава 12. Знакомые всё лица…

Из дома Хельги я съехал тем же вечером, сразу после того, как с вежливой улыбкой вручил девушке десяток червонцев. Ну, как вручил? В подол ссыпал, пока она глазками хлопала. То ещё оскорбление, на самом деле… если б взрослый мужик такое учудил. Но мне‑то тринадцать лет, и на барчука, откупающегося от забеременевшей девки, я совсем не похож. Кто ж поверит, что мальчишка со свалки о таких вот древних мелочах понятие имеет? Ну а то, что «тамошний» мой тренер не только бою учил, но и кое – каким тонкостям этикета, а вместе с ним и «искусство изящного оскорбляжа» стороной не обошёл, по его же собственному меткому выражению, здесь никто не знает. И не надо. Пусть лучше считают случайностью. Обидной, конфузной… но уж никак не умыслом.

Собственно, так и вышло… правда в глазах дядьки Мирона мелькнуло на миг сомнение, но… кажется, выходка дочери его так из себя вывела, что он предпочёл «ничего не заметить». Ну, собственно, я и не рассчитывал, что мне удастся ввести его в заблуждение. За последние полтора года дядька Мирон очень хорошо меня изучил… и уж то, что я не склонен к дешёвым эффектам, да и вообще стараюсь не делать «лишних» телодвижений, он знает точно.

Большую часть имевшейся наличности, не обращённой в дорожные чеки, я отдал на хранение расстроенному происходящим опекуну. После чего, попрощался с тёткой Еленой, договорился с Завидичем о встрече, погрузил в багажный кофр вызванного «емельки» собранные вещи и… укатил в порт. Надеюсь, Кузьма Николаевич не обидится на меня за поздний визит.

Не обиделся. Удивился, это да… особенно, когда увидел количество привезённых мною книг, нашедших своё новое пристанище в рундуке под койкой. Немного неудобно, да, но в шкафу им места точно не найдётся. А мне же ещё нужно и одежду где‑то хранить, да и прочие мелочи…

Воспользовавшись тем, что до начала моей службы осталось ещё двое суток, на следующий день после заселения, я отправился в город на прогулку… ну и, по делам. Не сидеть же мне в пустом дирижабле? Был бы на месте тот же боцман, я бы, может, напросился на продолжение экскурсии, но кроме охраны, на дирижабле никого не было. Даже ухажёр Хельгин и тот решил посвятить этот день работе в конторе.

Эх, вот вляпался я с этой дурой. Была же нормальным человеком, а тут, как вожжа под хвост попала… И ведь чую, чую, что она ещё устроит мне весёлую жизнь на «Фениксе», да куда ж теперь спрыгнешь… Хм… и надо ли?

Я почесал затылок и сплюнул. Да какого чёрта? Вон, «там» пять лет от дурных родственников отбивался, а здесь только хвост неприятности показался, а я уже задумываюсь о том как половчее драпать? Ну нет… посмотрим ещё, кто кому в супчик перчика положит.

Дядька Мирон дожидался в той самой кофейне – пекарне, где у меня не так давно произошла стычка с похмельным идиотом…

На этот раз, никаких эксцессов не было. Опекун занял столик на улице, под «маркизой», и к моменту моего прихода, перед ним уже дымилась пара чашек… кофе для Завидича и какао для меня, а на тарелке лежали те самые пирожные, что мне так и не удалось попробовать в прошлый раз.

Никакого желания обсуждать вчерашнее происшествие в доме Хельги у меня не было. Да и дядька Мирон, кажется, совсем не горел желанием поднимать эту тему. А посему, мы ограничились текущими делами. Завидич продемонстрировал мне письмо, написанное контр – адмиралом Несдиничем в адрес директора флотского училища и, заметив мою улыбку, хмыкнул.

– Матвей Савватеевич – человек слова. Ты сдержал данное обещание, он ответил тем же. Так что, допивай какао и поехали в училище. Только учти, директор может устроить тебе экзамен прямо на месте. Ты к такому готов?

В ответ, я уверенно кивнул, одним глотком допил напиток и встал из‑за стола.

– Шустрый. – Одобрительно кивнул Завидич, в свою очередь опустошая чашку. Ну а пирожные… я их ещё раньше съел.

Опекун бросил на стол куну чаевых, тут же исчезнувшую вместе с пустой посудой, и мы отправились… обратно в порт. Именно там, недалеко от огромного краснокирпичного павильона вокзала, расположилось небольшое скромное здание, готовящее офицерский состав Вольного флота. Пожалуй, лучшее учебное заведение подобного толка во всей Новгородской республике, и точно одно из лучших в конфедерации.

К моему удивлению, подача документов на обучение в училище надолго не затянулась, хотя, как и предупреждал Завидич, мне, не сходя с места, прямо в кабинете директора был устроен форменный экзамен. Вообще‑то, это было необязательно, поскольку в отличие от будущих курсантов дневного отделения, претенденты в слушатели – заочники никаких вступительных испытаний не сдают. Зато первая сессия становится для них сущим кошмаром. Именно на ней происходит основной отсев лентяев и идиотов.

Всё это мне театральным шёпотом поведал опекун, пока мы дожидались приёма у директора училища. Ну а после долгой беседы с местным «царём и богом», я получил от секретаря директора список литературы для самоподготовки и сочувственное сетование на то что нынче ни одного курсанта – дневника в училище не сыскать, а то можно было бы разжиться лекциями за первый курс. Дескать, оч – чень пользительная вещь для слушателя.

Пока я непонимающе хлопал ресницами, мой опекун неопределённо хмыкнул, и на столе перед секретарём оказались две серебряных монетки – полугривны.

Да, здесь до сих пор ассигнациям предпочитают монеты, да ещё и с жёстко увязанным биметаллическим курсом. Золото относится к серебру, как один к пятидесяти… причём серебро считается стратегическим металлом, поскольку широко используется в артефакторике.

Ну а пока я предавался размышлениям об особенностях здешней денежной системы, гривна исчезла со стола, будто её и не было. Зато вместо неё, тут же возникла стопка тетрадей, исписанных почти каллиграфическим почерком.

– От одного из курсантов осталось. Знатный был аккуратист… сейчас, наверное, уже капитанский патент имеет. – Со вздохом пояснил секретарь. Завидич покивал и принялся перелистывать тетради.

– Действительно, весьма аккуратные и точные записи.

– О да, у меня, кстати, если нужно, и лекции следующих курсов имеются. Вплоть до выпускного. – С готовностью кивнул секретарь.

Четыре курса… я хмыкнул и, выудив из кошелька нужную сумму, положил её перед «тороватым купцом». Опекун и секретарь глянули на меня с одинаковым удивлением. Впрочем, дядька Мирон понимающе усмехнулся, а «купец», масляно сверкнув глазками, тут же вытащил ещё несколько стопок тетрадей. Куда более толстых, чем первая…

– Кирилл, ты в своём репертуаре. – Покачал головой Завидич, окинув меня взглядом, когда мы оказались на улице. Я перехватил поудобнее связки с тетрадями и улыбнулся.

– Угум. А теперь, в книжный… – В ответ на это заявление, опекун только расхохотался.

– Идём, книгочей. – Забрав у меня одну из связок, проговорил дядька Мирон и мы двинулись в сторону кремля, к уже знакомому мне магазину.

А вечером, я всё‑таки явился в гости к Горским. Дом известного путешественника встретил меня… чучелом вставшего на дыбы белого медведя. Благо потолок в холле был достаточно высок, чтобы зверюга не пробила его своей косматой башкой, сверкающей чёрными агатами глаз. Создавалось впечатление, что медведь смотрит на всех входящих с лёгкой долей высокомерия. Ещё бы, с трёхметровой‑то высоты!

Шарахнувшись в сторону от такого вот приветствия, я еле удержался, чтоб не ударить белоснежного зверя электроразрядом. Остановил меня только тихий смешок вышедшего в холл Михаила. Ничего себе шуточки у хозяев дома. Этак можно ж и с копыт слететь, от испуга!

– Здравствуй, Кирилл! – Улыбнулся Горский – младший, протягивая мне руку.

– И тебя туда же. – Не удержался я от ворчания, но руку пожал.

– Отец должен быть с минуту на минуту, а пока… идём в гостиную. Илона уже накрыла чайный столик… Венские пирожные любишь?

– М – м… не знаю, не пробовал. – Честно ответил я и Михаил, возмущённо покачав головой, потащил меня в гостиную, ликвидировать столь вопиющий пробел в гастрономических познаниях.

Но не успели мы приступить к дегустации, как в холле раздался какой‑то шум. Михаил поморщился. Хм, судя по мимике Горского, смею предположить, что это пришёл не ожидаемый нами Иван Фёдорович. Дверь в гостиную хлопнула…

– Знакомься, Кирилл. Мой двоюродный брат – Валерьян… – Кисло проговорил Горский, указывая на вошедшего в комнату явно чуть поддатого молодого человека…

Ну что я могу сказать? Новгород, оказывается, очень маленький город.

Часть четвертая. Практическая часть

Глава 1. Любопытство не порок

Входя в дом, Иван Фёдорович предвкушал интересную встречу. Михаил давно доказал, что умеет находить и, самое главное, сходиться накоротке с интересными людьми, унаследовав этот своеобразный дар от отца. Известный путешественник и филантроп, Горский – старший искренне, хотя и втайне, гордился этим фактом. Но стоит быть честным, его любознательный сын, не раз радовавший Ивана Фёдоровича живостью ума, умел доставлять и беспокойство. По – юношески горячий в суждениях, подчас слишком упрямый и не желающий признавать авторитетов, он мог, что называется, «закусить удила», и отстаивать свою точку зрения перед кем угодно, невзирая на чины и звания. Собственно, именно поэтому, количество похвальных листов принесённых им из гимназии лишь немногим превосходило количество полученных за время обучения взысканий.

Наверное, Иван Фёдорович должен был относиться к замечаниям воспитателей и учителей сына с большим вниманием, чем уделял им на самом деле, но… не мог. Своей неуступчивостью и, особенно, мимикой в моменты таких вот приступов упрямства, сын очень сильно напоминал ему покойную супругу. Любимую Катерину… Катеньку… Та, точно так же поджимала губы и щурила серые, словно осеннее небо глаза, когда считала себя правой, и была не менее упряма, чем сын.

Горский – старший грустно улыбнулся, вспомнив почившую жену и… вздрогнул от донёсшегося до его слуха грохота. Шумели в гостиной.

Нахмурившись, Иван Фёдорович молча кивнул следовавшему за ним тенью старому другу и катаец, совершенно верно поняв жест Горского, беззвучно исчез за поворотом коридора, двигаясь так плавно и стремительно, что любой посторонний просто не поверил бы своим глазам. Семидесятилетние старики просто не способны так ходить.

Сам же Иван Фёдорович взвесил в руке трость и… не менее ловко скользнул к двери, ведущей в гостиную. Заглянув в щель неплотно притворённой створки, Горский тяжело вздохнул и, уже не таясь, распахнул её настежь. Ну да, кто ещё мог поднять такой гвалт, как не беспутный сынок младшего брата… как всегда навеселе… Ох, Валерьян – Валерьян…

– Могу я узнать, господа мои, что здесь происходит? – От громкого хлопка двери и последовавшего за ним, тихого, но весьма угрожающего вопросительного рокота Горского – старшего, присутствовавшие в комнате молодые люди замолчали, замерев там, где их застал голос хозяина дома. А с только что разорявшегося, покрасневшего от гнева племянника, кажется, даже хмель слетел.

– Отец! – Первым отмер Михаил. А следом пришёл в себя и Валерьян. Буркнув что‑то невнятное, он мотнул головой и… сбежал. Как всегда. Без объяснений и извинений. Просто промчался мимо Горского – старшего, и через несколько секунд до слуха присутствующих донёсся хлопок входной двери.

* * *

Честно говоря, увидев того самого типа, с которым больше месяца назад не поладил в так полюбившейся мне кофейне – пекарне, я сначала опешил. А поняв, что тот пьян… приготовился к драке. Новгород… столица… приличный дом… да ну на фиг! Я словно снова оказался на замусоренной ночной улочке заливаемого холодным ноябрьским дождём Меллинга, и снова на меня надвигается пьяная рычащая рожа…

Не было у меня тогда ни ствола, ни нынешних возможностей. Воздух? Вода? Когда от прилетевшего из ниоткуда удара по голове, мозги будто миксером взбиты, и невозможно вдохнуть от боли горящей в отбитых рёбрах… о техниках и думать‑то трудно. Не сосредоточиться… не успеть. Правильно говорят, пропустивший первый удар стихийник – мертвец. Вот и я тогда познал это утверждение на собственной шкуре, получив от выскочивших из подворотни молодчиков, обрезком ржавой трубы по затылку. Удар швырнул наземь, и тут же на меня посыпались пинки. Кто‑то сорвал с плеч рюкзак, в лицо прилетело жёсткой подошвой чьего‑то ботинка… тело свернулось клубком. А потом всё стихло. И топот убегающих грабителей растворился в шуме дождя.

Попытавшись подняться на ноги, придерживаясь дрожащими ободранными руками за скользкий чугунный столб, я вздохнул… и боль стальными обручами сдавила грудь. Не удержался, упал… прямо под ноги вывалившемуся из кабака пьяному матросу. Тот запнулся, выматерился… И мне в спину прилетел ещё один удар. Потом ещё…

А потом боль ушла. А вместе с ней пропала и муть в глазах. Осталась только слабость, полная ясность сознания от холодного дуновения близкой смерти…. и нож, не замеченный грабителями.

Когда эта тварь попыталась в очередной раз пнуть моё скрючившееся под разбитым фонарём тело, кусок остро отточенной стали очень удачно пропорол ему ногу… Счастье, что рядом не было уродов, что ограбили меня на той же улице несколькими минутами раньше, а пьяный матрос оказался один. Пока он выл от боли, катаясь по земле и зажимая брызжущую кровью ходулю, я смог собраться с силами и, кое‑как поднявшись с холодной мокрой брусчатки, поковылял прочь… а потом пополз.

Вот и сейчас, рука на автомате зашарила по поясу, нащупывая рукоять ножа… и ведь нащупала. Это свой самострел я по чистенькому столичному городу не таскаю, а избавиться от привычки носить с собой клинок, найденный в матросском тайнике одного из разобранных «китов», так и не смог.

Наваждение сгинуло, как только хлопнула дверь гостиной, и на пороге возник высокий и широкий, словно шкаф, усач в хомбурге и костюме – «тройке», недовольно постукивающий массивной тростью по паркету. Предположение о том, что перед нами хозяин дома, подтвердил возглас Михаила. А вот Валерьян повёл себя странно. Увидев Горского – старшего, он как‑то резко побледнел и, моментально заткнувшись, хотя ещё секунду назад матерился не хуже портового грузчика, что‑то промычав, сбежал. Снова. У него традиция такая, что ли?

Впрочем, неловкость момента довольно быстро сгладилась усилиями Ивана Фёдоровича. Как‑то незаметно, это громогласный здоровяк заставил позабыть о начале нашей встречи, и уже через четверть часа спустя, сидя за чайным столом, и я и Михаил, с любопытством слушали его рассказ о Катае и Индостане. Честное слово, это были увлекательнейшие истории. У отца моего приятеля оказался врождённый талант рассказчика… Правда, взгляд, который бросил на меня Михаил, когда Иван Фёдорович начал рассказывать о своих приключениях за Великой стеной, заставил на миг забеспокоиться. И не зря…

– Кирилл, мой сын как‑то заметил ваши занятия в саду… Случайно, разумеется! – Лениво и как бы невзначай произнёс Горский – старший, на миг, словно прикрывшись поднесённой к губам чашкой с чаем.

– Хм… да, иногда я занимаюсь на заднем дворе. – Кивнул я.

– И это меня заинтересовало. – Улыбнулся Иван Фёдорович. – Поскольку, по утверждению моего сына, ваши занятия очень похожи на гимнастику моего друга и компаньона, господина Цао.

– Вот как? – Я перевёл взгляд на Михаила, и тот развёл руками. – И что в этом такого странного?

– М – м… видите ли, Кирилл… – Медленно протянул Горский – старший. – Цао Фенг – мастер кулачного боя. Его семья многие сотни лет оттачивала мастерство, разработав целое направление в этом искусстве. И, разумеется, зная моего сына, он… да и я, признаться, мы не могли не удивиться подмеченной Михаилом схожести. Согласитесь, встретить в Новгороде человека владеющего приёмами хэнаньской школы кулачного боя… это удивительно.

– Извините, Иван Фёдорович, но я вас разочарую. Я понятия не имею о хэ… хан… в общем, об этой самой школе. – Развёл я руками. Горские обменялись нечитаемыми взглядами и уставились на меня. Оба. – Нет, я не отрицаю своих занятий кулачным… хм… боем. Но сильно сомневаюсь, что он имеет какое‑то отношение к боевому искусству вашего друга.

– Что ж, спорить не буду. Михаил, конечно, мог ошибиться… хотя учится у мастера Цао не первый год. – Проговорил Горский – старший и улыбнулся. – Но, может быть, мы сравним… стили? Благо, господин Цао сейчас гостит в моём доме и может дать профессиональную оценку…

– Кхм, но я, честно говоря, просто не готов. – Демонстративно окинув взглядом свой, действительно малоподходящий для занятий спортом, костюм, я попытался увильнуть от предложения хозяина дома. Без толку. К цели Иван Фёдорович ломится как паровоз по рельсам. Может и не очень быстро, но неотвратимо.

– Это не помеха, Кирилл. – Всё с той же лёгкой улыбкой произнёс Горский – старший. – У нас в доме найдётся подходящая для занятий одежда.

Зато стала понятна цель, с которой Михаил затащил меня в гости.