Текст книги "Чему не бывать, тому не бывать"

Автор книги: Анне Хольт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

На лестничной площадке стояла крупная сильная женщина. Темные волосы вились непослушными завитками. Лицо свежее – видно, проводит много времени на свежем воздухе. Возраст угадать трудно. Одета в джинсы и широкий зеленый свитер. Свет лампы на потолке отражался в узких очках – глаз не различить. Ингвару показалось, что он ее где-то уже видел.

– Это Венке Бенке, – представил женщину полицейский, который только что предупредил их о ее приходе. – Она живет этажом ниже. Поднималась на чердак, чтобы оставить там чемоданы. Она говорит, что дверь была открыта...

– Я позвонила, – перебила она. – Когда никто не ответил, решилась войти. Насколько я понимаю, вы уже знаете, что я там увидела. Я тут же позвонила в полицию.

– Та самая Венке Бенке, автор известных детективов? – припомнил Эрик Хенриксен, стягивая с головы капюшон.

Она загадочно улыбнулась и кивнула. Не Хенриксену, который задал вопрос. И не лейтенанту в форме, который выглядел так, словно собирался протянуть ей листок бумаги и попросить автограф.

Она смотрела на Ингвара:

– Ингвар Стюбё, ведь так? Очень приятно наконец-то с вами познакомиться.

Рукопожатие крепкое, почти мужское. Ладонь широкая и очень теплая. Он быстро выпустил ее руку, как будто обжегся.

16

Убийца стал пугалом.

Журналисты, похоже, пришли к мысли о том, что общество стоит на пороге какой-то эпидемии: может быть, речь идет не о серийном убийце, признавали комментаторы, а скорее о пугающей схожести отдельных гротескных убийств. Пресса, правда, немного сбавила обороты, когда оказалось, что убийца Фионы Хелле – пациент психиатрического отделения, имеющий понятный и вызывающий даже некоторое, как бы это выразиться, сочувствие мотив. Самоубийство Рудольфа Фьорда средства массовой информации освещали удивительно умеренно, почти корректно.

Однако когда Ховард Стефансен был найден убитым и выяснилось, что преступник превратил спортсмена в мишень в его собственном маленьком тире, Норвегия снова сошла с ума.

СМИ наперебой брали интервью у психологов, частных детективов, следователей и криминальных аналитиков. Эксперты раскладывали все по полочкам, мелькали по всем каналам. За сутки серийный убийца снова полностью занял общественное сознание. Он был чудовищем. Бесчувственным психопатом. Через пару суток он вырос в мистическую фигуру с чертами характера, которые можно встретить только в готических романах.

Королевская семья уехала за границу, и министр двора не мог ответить на вопрос, когда следует ждать их возвращения. Парламент, по слухам, удвоил количество охраны, хотя начальник охраны с непроницаемым, серьезным выражением лица отказался это прокомментировать. Отменялись театральные премьеры и запланированные концерты; за три дня до события отложили свою свадьбу, бывшую главной новостью светского сезона, занимающий высокий пост политик и известная предпринимательница. Свадьба состоится осенью, сказал немногословный жених и заверил, что чувства их не остыли.

Обычные люди, чьи имена никогда не появляются в газетах, а лица – в «желтых» еженедельных журналах, люди, которые, собственно, и составляют большинство населения, также выбрасывали в мусор билеты в кино и решали остаться дома на выходных. Атмосфера страха и напряжения, злорадства и откровенного отчаяния заставляла людей больше времени проводить со своими близкими.

Так было надежнее всего.

Ингер Йоханне Вик и Ингвар Стюбё тоже сидели дома. Был четверг, четвертое марта, почти половина девятого вечера. Рагнхилль спала. Чуть слышно работал телевизор, но никто не следил за происходящим на экране.

Последние два дня они почти не разговаривали друг с другом. Им было страшно. В этот раз убийца выбрал спортсмена. Оставалось нереализованным только одно дело из лекции Уоррена Сиффорда о Proportional retribution, и Ингер Йоханне и Ингвар вели себя с неловкой, подчеркнутой дружелюбностью. Дома всегда полно дел. Страх можно замаскировать будничными заботами.

По крайней мере на время.

Ингвар прибивал полочки в ванной. Они пролежали в кладовке полгода. Ингер Йоханне готовилась в любой момент услышать плач Рагнхилль: удары молотка могли разбудить даже мертвого. Но она не решалась заговорить с мужем. Сидела на диване и бесцельно листала книгу: читать было невозможно.

– Наша передача сегодня будет идти дольше, чем обычно, – почти неслышно сказал диктор новостей.

Ингер Йоханне потянулась к пульту. Диктор заговорил громче. Закрутилась заставка.

Ведущий был одет в черное, как будто собирался на похороны. В этот раз он изменил своей традиции и в начале программы не осветил зрителей привычной обаятельной улыбкой. К тому же Ингер Йоханне не помнила, чтобы он когда-то раньше надевал галстук.

Гостья программы – начальник полиции – тоже была одета приличествующим случаю образом. Правда, было заметно, что форма стала ей великовата – за последние недели она сильно похудела. Она сидела на стуле прямо и не двигаясь, будто была на посту. Впервые в жизни она не знала, что отвечать на многочисленные вопросы.

– Ингвар! – позвала Ингер Йоханне. – Иди сюда!

Бешеные удары молотка в ванной.

– Ингвар! – Она пошла в ванную.

Он стоял на четвереньках и пытался соединить две полочки:

– Что за черт! Это какая-то неправильная инструкция!

– Там специальный выпуск, посвященный твоему делу, – сказала она.

– Это не мое дело. Оно мне не принадлежит.

– Ну перестань. Пойдем посмотрим. Эти полки никуда не убегут.

Он отложил молоток.

– Смотри, – смутился он, указывая на пол. – Я разбил плитку. Извини...

– Пойдем, – коротко повторила она и вернулась в гостиную.

– ...и у нас, конечно, есть целый ряд зацепок в этом деле, – говорила на экране начальник полиции. – Или лучше, наверное, сказать, в этих делах. Но они не однозначны. Обработка материалов займет какое-то время. Это очень большая работа.

– Зацепки, – зло пробормотал Ингвар, который вошел в гостиную и плюхнулся на диван. – Ну, покажи мне их тогда. Дай мне посмотреть на эти зацепки!

Он протер лицо уголком рубашки и схватил банку пива с журнального столика.

– А вы понимаете, – спросил ведущий, наклонившись вперед и разочарованно разводя руками, – что люди боятся? Очень боятся? После четырех ужасающих убийств? Когда похоже на то, что расследование не сдвигается с мертвой точки?

– Позволю себе вас поправить, – сказала начальник полиции и откашлялась в кулак. – Мы говорим о трех делах. Трех. Убийство Фионы Хелле, по мнению полиции и прокуратуры, раскрыто. Какая-то работа остается, конечно, и в этом деле, но вопрос о предъявлении обвинения будет решен в течение...

– Хорошо, три дела, – перебил ведущий. – И что у вас есть по этим делам?

– Я прошу понять, что не имею права раскрывать секреты следствия, которое до сих пор не закончилось. Единственное, что я могу сказать сегодня, – мы используем все ресурсы...

– Вы просите понять, – вновь, уже со злостью, перебил ведущий, – что оказались беспомощны? Люди вынуждены баррикадироваться в своих собственных домах и...

– Он боится, – сказал Ингвар, допивая выдохшееся пиво. – Обычно он не злится. Его стиль – хитростью и улыбкой понуждать людей к откровенности перед камерой, как ты думаешь?

Вместо ответа Ингер Йоханне сделала погромче.

– Он ужасно боится, – подтвердил Ингвар. – Он и еще несколько тысяч норвежцев, вся жизнь которых – в этом ящике. – Он указал на телевизор пустой пивной банкой.

– Ш-ш-ш.

– Иди сюда, – предложил он.

– Что?

– Посиди со мной.

– Я...

– Ну пожалуйста.

Начальнику полиции разрешили наконец уйти. Пока в студии сменялись жертвы интервью, операторы попробовали запустить репортаж из того дома, в котором два дня назад был найден оскверненный труп Ховарда Стефансена. Пленка заедала. Камера поднялась от двери подъезда к окну на пятом этаже, остановилась, и на экране застыл нерезкий стоп-кадр: женщина, с изумлением выглядывающая из-за шторы окна на третьем этаже. Что-то заскрипело, засвистело, и в кадре вновь появился ведущий.

– Приносим извинения за технические неполадки, – сказал он и откашлялся. – А сейчас мы перейдем к...

– Мы всегда будем вместе, – прошептал Ингвар ей в волосы – она села к нему на диван, крепко прижалась и укрыла их обоих пледом.

– Может быть, – сказала Ингер Йоханне, медленно поглаживая пальцем его руку. – Если ты пообещаешь никогда больше не делать вид, что у тебя золотые руки.

– Добро пожаловать в нашу студию, Венке Бенке, – раздалось из телевизора.

– Что?! – воскликнул Ингвар.

– Да тише ты! – шикнула на него Ингер Йоханне.

– Спасибо, – произнесла Венке Бенке не улыбаясь.

– Вы написали ни много ни мало семнадцать детективных романов, – обратился к ней ведущий. – И во всех рассказывается о серийных убийцах. Вы считаетесь экспертом в этой области и пользуетесь огромным признанием, не в последнюю очередь благодаря вашей основательной предварительной работе и тщательным исследованиям. Даже среди полицейских, как мы поняли сегодня. Вы юрист по профессии, правильно?

– Да, – серьезно ответила она, – но я давно не имею ничего общего с юриспруденцией. Я пишу романы с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.

– Мы особенно рады тому, что вы согласились прийти сюда сегодня, потому что в последний раз вы давали интервью в Норвегии двенадцать лет назад. К сожалению, вас привели сюда трагические обстоятельства. И все-таки, я хотел бы для начала задать вам немного несерьезный вопрос: скольких вы убили за все эти годы? – Ведущий выжидающе наклонился к ней, как будто ждал, что его посвятят сейчас в большую тайну.

– Я давно перестала считать, – сказала она и улыбнулась, для женщины за сорок у нее были удивительно ровные белые зубы. – Да это и не имеет значения. В моей профессии, как и во всех других, качество важнее количества. Поэтому я сосредоточиваюсь на изяществе совершения убийства, а не на их количестве. Я нахожу... можно сказать, наслаждение в хорошем исполнении работы.

Она откинула волосы. Они тут же снова упали на лоб.

Ингер Йоханне высвободилась из рук Ингвара: он ее чуть не задушил. С журнального столика на пол скользнула «Дагбладет», он только что ее с интересом просматривал – он не обратил на это внимания. Она полуобернулась к нему и спросила:

– Что такое?

– ...вы нашли последнюю жертву, – доносилось из телевизора, – это был ваш сосед сверху. С вашей точки зрения, с точки зрения несомненного эксперта в этой области, что может скрываться за...

– Что случилось, любимый?

– ...выдать себя за кого-то другого...

– Ингвар!

Кровь отлила от его щек, на лбу выступил пот.

– Ингвар! – закричала она, вскакивая с дивана. – Что с тобой?

– ...напоминает преступления, совершенные в других местах, на других континентах. Не только в США, но и в Англии, и в Германии мы находим...

Ингер Йоханне подняла руку. Шлепнула его по щеке. Это заставило его наконец-то поднять к ней лицо.

– Это она, – прошептал Ингвар.

– ...быть осторожными в выводах в отношении...

– Да что с тобой! – вскричала Ингер Йоханне. – Я думала, у тебя сердечный приступ! Я тысячу раз тебе говорила, что тебе нужно похудеть, и не есть столько сахара, и...

– Это она, – повторил он. – Вот она.

– ...с той оговоркой, что последние несколько месяцев я прожила за границей и могла следить за этим делом только через Интернет и иногда узнавала что-то из случайных газет, я должна...

– Ты сошел с ума? – спросила Ингер Йоханне. – Ты окончательно рехнулся? Почему бы...

Он продолжал указывать на экран. Его лицо потихоньку возвращалось к своему естественному цвету. Дыхание стало ровнее. Ингер Йоханне медленно повернулась к телевизору.

Венке Бенке носила очки без оправы. Резкий студийный свет заставлял бликовать стекла, поэтому глаз было не разглядеть. Костюм был ей маловат, будто она купила его в надежде похудеть. На отвороте пиджака виднелся небольшой значок. На шее сверкала узкая золотая цепочка. Она была очень загорелой для этого времени года.

– Мне ситуация не внушает оптимизма, – ответила она на какой-то вопрос, которого Ингер Йоханне не слышала. – Так как полиция, очевидно, пока не представляет, с чем имеет дело, я боюсь, что вероятность того, что дело раскроют, очень мала.

– Вы действительно так думаете? – спросил ведущий и дал понять движением руки, что хотел бы услышать более обнадеживающий ответ.

– Я не понимаю... – начала Ингер Йоханне, поворачиваясь и пытаясь завладеть вниманием Ингвара.

– Я тебя умоляю! – попросил он. – Дай мне послушать, что она говорит!

– Нам пора заканчивать, – сказал ведущий. – Позвольте мне задать вам личный вопрос: вы никогда не устаете от того, что превращаете убийства и преступления в развлечение для читателей?

Венке Бенке поправила очки. Нос был слишком маленький для такого широкого лица, и очки все время угрожали соскользнуть.

– Да, устаю, – признала она. – Иногда очень. Но писать детективы – это единственное, что я умею. Я начинаю стареть. – Она подняла пухлый указательный палец и посмотрела в камеру. Стали четко видны карие глаза, они заблестели, когда улыбка ямочками разделила ее щеки. – Да и почасовая оплата поистине головокружительная. Это помогает справляться с трудностями.

– Ну что ж... Я хочу поблагодарить...

Щелк. Ингер Йоханне отложила пульт.

– Что ты такое говоришь? – прошептала она. – Ингвар, ты так меня напугал. Я думала, ты умираешь.

– Это Венке Бенке убила Вибекке Хайнербак, – сказал он и раздавил в ладонях пустую пивную банку. – Это она убила Вегарда Крога. И своего соседа, Ховарда Стефансена. Это она – убийца знаменитостей. Я тебе точно говорю.

Ингер Йоханне медленно опустилась на журнальный столик. В доме царила тишина, соседи куда-то уехали. С улицы тоже не доносилось ни звука. Ингер Йоханне и Ингвар были совсем одни.

Из детской внезапно раздался плач, душераздирающий, беспокойный плач шестинедельного младенца.

Венке Бенке медленно вышла из вращающихся дверей телецентра. Был прохладный мартовский вечер, дул свежий ветер. Она посмотрела в небо, увидела Венеру, блестящую в темно-синем просвете между плывущими темными облаками. Она улыбнулась журналистам и позволила фотографам сделать еще несколько фотографий, прежде чем сесть в такси и назвать шоферу адрес.

Все изменилось. Изменилось сильнее, чем она когда-либо могла мечтать. Она почувствовала это уже в Гардермуен в прошлую пятницу, когда, широко улыбнувшись, сказала стюардессе: «Спасибо за полет». Там, где она раньше проходила тяжелой поступью, не глядя по сторонам, теперь можно было идти, расправив плечи. Она лениво брела по бесконечным коридорам с болтающимся в руке пакетом из дьюти-фри. Подняла взгляд, изучая красивое здание аэропорта и буйство красок на картине у лестницы в зал прилетов. Она терпеливо ждала багаж, немного поболтала с рыжим ребенком, который с любопытством трогал ее ноутбук. Улыбнулась отцу ребенка и поправила отворот нового пиджака от Армани, который купила в Ницце, в «Галери Лафайет». Он разительно изменил ее внешность, как нельзя лучше соответствуя той перемене, которую она ощущала внутри.

Она стала сильной.

И такой невероятно уверенной в себе.

Много лет назад, когда она сдала свою первую рукопись и поняла, что именно писательством она и хочет заниматься, она приняла важное решение. Она будет экспертом по преступлениям. Специалистом в убийствах. Литературные критики – не заслуживающий доверия народ. Действия средств массовой информации пугающе предсказуемы: сначала они раскручивают писателя, позже сталкивают его с пьедестала. Редактор издательства тогда же предупредил ее об этом. Смотрел на нее невыразимо печальными глазами, как будто Венке Бенке, дебютируя как автор детективных романов, добровольно обрекает себя на вечную жизнь в чистилище. И в тот момент она приняла несколько решений.

Она никогда не прочтет ни одной рецензии. Она никогда, никогда не сделает ни одной ошибки.

Она будет создавать идеальные сюжеты. Никогда не ошибется в марках оружия. Узнает все о человеческой анатомии, о ножах и ударах, об огнестрельных ранениях и отравлениях. О расследованиях и исследованиях. О химии, биологии и психологии. Она разберется в криминальном мире, уяснив все детали: от могущественных организаций до последнего жалкого торчка, который сидит на нижней ступеньке преступной иерархии с протянутой рукой: Не подадите крону?

Она не смогла сдержать свое первое обещание: буквально глотала рецензии, как только они выходили.

Но никто не мог сказать: Венке Бенке понятия не имеет о том, о чем пишет. И никто так не говорил.

С 1985 года она училась. Путешествовала. Исследовала. Она быстро поняла: теория никогда не заменит практики. Необходимо быть конкретной: настоящая жизнь полна деталей и неожиданностей. Сидя за письменным столом, сложно учесть и предусмотреть кучу очевидных пустяков, тривиальных вещей, которые могут сыграть решающую роль в деле об убийстве.

Она начала составлять картотеку реальных людей.

Архив завела в 1995 году. Для книги, которую она тогда писала, ей понадобились директор детского дома и полицейский с сомнительной репутацией. Ее поразила легкость, с которой удалось найти прототипы. Следить за людьми было, конечно, скучно: часы ожидания и незначительные наблюдения. Записи в архиве оказались сухими, без всяких эмоций.

Но писать стало легче.

И рецензии были хорошие: восьмую книгу критика встретила с восторгом. Некоторые критики даже замечали, что Венке Бенке будто заново родилась – появился новый талантливый писатель.

Они ошибались.

Она скучала больше, чем когда-либо. Она жила на периферии мира и составляла картотеку человеческих жизней, частью которых никогда не была. Архив разрастался. Она купила стальной несгораемый шкаф и поставила его в спальне.

Иногда по ночам она сидела в постели и изучала содержимое папок. Обычно это ее раздражало. Люди проживали такие похожие, неинтересные жизни. Работа, дети, измены и пьянство. Ремонты и разводы, экономические проблемы и благотворительные ярмарки. Политики или зубные врачи, богатые или живущие на пособие, мужчины или женщины, – все они были такие противно одинаковые!

Вот я – уникальна, думала она, откидываясь на спинку удобного сиденья в такси. И теперь они меня увидели. Наконец-то меня видят такой, какая я на самом деле. Незаурядным экспертом. А не человеком, который сдает свою экзаменационную работу для придирчивых издевательств каждую книжную осень. Я могу. Я знаю. И я делаю.

Он меня видел. Он испугался. Я заметила: он отдернул руку и ушел. Они видят меня сейчас, но не так, как я вижу их. Не так, как я вижу ее. Ее папка толстая. Ее папка больше всех остальных, которые у меня есть. Я давно за ней слежу, и я хорошо ее знаю.

Они видят меня сейчас, но они ничего не могут сделать.

– Посмотри сюда.

Ингвар показал ей «Дагбладет», открытую на пятой странице. Он все еще был бледен, но больным уже не выглядел.

– Венке Бенке, – сказала Ингер Йоханне, подходя поближе с Рагнхилль на плече. – И что?

– Посмотри на значок. На отвороте.

Она осторожно протянула ему ребенка, взяла газету и сделала несколько шагов по направлению к торшеру.

– Все сходится, – заверил ее он, качая Рагнхилль. – Слишком много деталей из твоего профиля совпадают с ее описанием. Для Венке Бенке преступления – это действительно профессия. Она же признанный во всем мире писатель детективов! Особенно хорошо ей удается описание серийных убийц. Странная и угрюмая, если верить портретам, которые смастерили журналисты, хотя она не очень-то их жаловала. До сих пор. Но теперь что-то случилось. Она долго была чудачкой, человеком со странностями, – в точности как ты говоришь, как ты описываешь в профиле.

Рагнхилль поморгала. Он погладил ей лобик и сказал:

– Посмотри на ее значок.

Фотография в «Дагбладет» была не очень удачная. Венке Бенке собиралась что-то сказать, рот был открыт, глаза округлились за очками, сидевшими на самом кончике маленького курносого носа. Но контуры видны были хорошо, значок на правом лацкане пиджака получился четко.

– Она знала, кто я такой, – подумал Ингвар вслух. – Это я ее интересовал.

– Это хуже, чем ты думаешь, – сказала Ингер Йоханне.

– Хуже?..

– Да.

– Что ты имеешь в виду?

Она, не ответив, вышла в спальню. Он услышал, как она выдвигает ящики в большом шкафу. Потом дверь закрылась. По звуку шагов он понял, что она направилась в кладовку.

– Посмотри сюда. – Она нашла то, что искала.

Ингер Йоханне взяла у него Рагнхилль и уложила ее на пол под игрушечной карусельной. Девочка издавала булькающие звуки и тянулась за разноцветными фигурками. Ингер Йоханне протянула ему папку, белую, с большой круглой эмблемой на обложке.

– Эмблема ФБР, – произнес он, наморщив лоб. – Я знаю. У меня в кабинете висит плакат. Я это и имел в виду, я поэтому... – Он указал на фотографию в «Дагбладет».

– Да, – сказала она. – Но это все-таки хуже, чем ты думаешь.

Она села рядом с ним на край дивана.

– Американцы очень любят свои символы, – продолжила она, поправляя очки указательным пальцем. – Флаг и Pledge of Allegiance – клятва верности флагу. Памятники. В них нет ничего случайного. Посмотри. – Она указала на темный фон эмблемы. – Этот синий цвет символизирует справедливость, как и весы в верхней части щита. В кругу тринадцать звезд – по числу «первоначальных» штатов. Красные и белые полоски – как на флаге. Красный означает мужество и силу. Белый – чистоту и свет, истину и мир.

– Получается, они считают, что мужество и сила важнее, чем правда и мир, – заметил Ингвар. – Я имею в виду, что красных полос больше, чем белых.

Ингер Йоханне не улыбнулась.

– На флаге так же, – сказала она. – На одну красную полоску больше. Этот неровный край, окружающий эмблему, символизирует вызов зла, которому противостоит ФБР, и силу организации.

Рагнхилль барахталась и лягалась. Фигурки ударялись друг о друга. Ингвар почесал шею и пробормотал:

– Впечатляет. Но я не совсем понимаю, к чему это ты.

– Видишь эти две ветки?

Она провела ногтем по листве с обеих сторон бело-красного центрального щита.

– Лавр, – сказала она. – Глядя в увеличительное стекло, ты насчитаешь сорок шесть листочков – столько штатов входило в состав США в тысяча девятьсот восьмом году, когда Федеральное бюро было основано.

– Я благодарен за впечатляющую лекцию, – с иронией произнес Ингвар, – но...

– Посмотри вот на это. – Она держала газету с фотографией Венке Бенке, повернув к свету. – Ее значок. Лавр. Ты видишь лавр?

– Да это вроде не лавр! – Он прищурился.

– Нет, – подтвердила Ингер Йоханне.

– Это... перья?

– Да.

– Вместо лавра? Почему?

– Это орлиные перья, – сказала она. – Кто украшает себя орлиными перьями?

– Ну, индейцы...

– Вожди.

– Вожди, – послушно и непонимающе повторил он.

Ингер Йоханне опустилась на пол. Осторожно подняла Рагнхилль, уложила ее на плечо и принюхалась. Опять обкакалась! Она прижала девочку к себе.

– The Chief, – сказала она. – Вождь. Уоррен Сиффорд. Этот значок заказала группа студентов, всего в сотне экземпляров. Когда об этом узнали, начался настоящий ад. Никому не позволено шутить с символикой ФБР. Значки стали цениться еще выше. Их носили с внутренней стороны лацкана – как знак посвященных, как знак того, что человек избран. Он один из учеников Уоррена. Уоррену... это нравилось, конечно. Он ничего не хотел об этом знать, но... ему это нравилось.

– Значит...

– Значит, Венке Бенке так или иначе имеет отношение к Уоррену. Она встречала его, или слушала его лекции, или говорила с кем-то, кто его знал.

– Что, в свою очередь, означает...

– Что она хочет, чтобы мы ее заметили, – сказала Ингер Йоханне.

– Что?

– Она приглашает нас. Бросает нам вызов. Она появляется на телевидении после двенадцатилетнего молчания. Позволяет себя фотографировать и говорит с журналистами. Она убивает своего соседа и звонит в полицию. Ей не хочется прятаться – ей это надоело. Она хочет войти в свет прожектора, а не выйти из него. И она надевает этот значок в надежде быть замеченной. Нами. В надежде, что мы поймем. Она играет с нами.

– С тобой и со мной?

Ингер Йоханне не ответила. Она скорчила гримасу, потому что неприятный запах становился все сильнее, и пошла в ванную. Он вышел за ней.

– Что ты имеешь в виду? – тихо спросил он.

Она по-прежнему не отвечала. Открыла горячий кран и наклонилась к раковине, держа одну руку на животике Рагнхилль, лежащей на пеленальном столике. Какашки были зеленые и жидкие, и Ингвар зажал нос рукой.

– Там ведь книга пропала, правда? – спросила она.

– Книга?

– Нечего зажимать нос, Ингвар. Это твой ребенок. – Она поднесла Рагнхилль под кран и продолжила: – У Тронда Арнесена. Он сказал, что пропала книга. И часы. Часы он нашел. А книгу нашли? Дай мне крем.

Он порылся в ящике у раковины.

– Там была книга, – вспомнил он и замолчал, держа тюбик цинковой мази в одной руке и чистый подгузник в другой. – Точно. Меня какое-то время заботили пропавшие часы, а о книге я забыл. Совершенно. Особенно после того как Тронд нашел эти проклятые часы. Книга казалась совершенно неважной. Это был детектив, по-моему, Тронд утверждал, что он лежал у него на ночном столике...

– Венке Бенке, – сказала она. – Последний роман Венке.

Руки двигались быстро, нервно, когда она подкладывала ребенку подгузник и клеила липучки.

– Это было ее первое убийство. – Ингер Йоханне говорила теперь с волнением. – Она вела себя осторожно. Вибекке Хайнербак жила в пустынном районе и в тот вечер была одна. Что легко могли узнать все, кто заходил на ее сайт. Безопасное убийство. Почти никакого риска, если человек знает, на что идет. Венке Бенке знала. И она забрала книгу. Это была подпись, Ингвар, но никто этого не заметил. Никто не понял, что это значит. И в следующий раз...

Девочка упрямо изгибалась, не желая надевать распашонку. Ингер Йоханне никак не удавалось продеть правую руку в рукав, и Рагнхилль начала кричать.

– Дай я, – попросил Ингвар и подошел поближе.

Ингер Йоханне села на крышку унитаза, поставив локти на колени и закрыв лицо руками:

– В следующий раз она зашла дальше. Подошла ближе.

Казалось, Ингер Йоханне рассуждает сама с собой. Она говорила тихо и заметнее, чем обычно, растягивала слова. Ингвар надел на Рагнхилль чистую пижаму, и та увлеченно залепетала, когда он уложил ее животом на руку и прижал к себе.

– В следующий раз, – сказала Ингер Йоханне, не собираясь подниматься, – она выбрала Вегарда Крога. Которого она презирала. На которого, наверное, ужасно злилась. Он изводил ее долгие годы. Высмеивал все, что она делала. Венке Бенке знала, что эти его... высмеивающие кампании укажут на нее. – Она ударила себя ладонью по лбу. – Это не четкий след. Конечно, нет. У него было много врагов. Но все-таки...

Наконец она поднялась. Улыбнулась, целуя дочку в макушку.

– И потом она сделала смелый шаг. Убила соседа, позвонила в полицию. Втянулась в расследование. Она вошла в свет прожекторов, Ингвар, и стоит в середине светового конуса. В самом центре – и она этим наслаждается. Она указывает на нас пальцем и знает, что победила, – закончила она.

– Победила? Почему это она победила! Теперь мы знаем, что...

Она шикнула на него и прижала палец к губам. Потом погладила Рагнхилль по шее.

– Она спит, – прошептала она. – Будь другом, уложи ее в кроватку.

Ингер Йоханне вышла в гостиную, достала из углового шкафа бутылку вина и открыла ее. Взяла самый красивый бокал, хрустальный, который раньше стоял у бабушки с дедушкой на даче. Много лет назад у нее было четыре таких бокала, больших, с тонкими золотыми полосками по ободку. Три разбились. Последним она никогда не пользовалась. Раз в месяц она его доставала, протирала пыль и изучала рисунок в свете люстры. Он напоминал ей о лете и купании в море, о дедушке, который сидел на террасе со сладким белым вином в бокале, покрасневший от солнца и счастья, с крошками кекса, застрявшими в бороде. Он обычно давал ей попробовать. Она чуть мочила кончик языка и сплевывала с гримасой. Он каждый раз смеялся и давал ей лимонад, даже если была не суббота.

Она подняла бокал, повертела его в пальцах.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что она выиграла? – спросил Ингвар, появляясь в дверях.

– Она спит?

Он кивнул и остановился, заметив, какой бокал она выбрала. Он взял в кухне другой и налил себе вина.

– Что ты имеешь в виду? – повторил он. – Мы знаем, что это она. Мы знаем, где нам искать. Так или иначе...

– У тебя не получится, – сказала она, делая глоток.

– Что ты имеешь в виду?

Его бокал стоял на столе, он так к нему и не притронулся. Ингер Йоханне повернулась к окну. Сад со снежными кляксами, разбросанными по желтой прошлогодней траве, выглядел печально и неуютно. В фонари на улице Хёугес наконец-то вкрутили новые лампочки. Человек в желтом дождевике выгуливал собаку. Он спустил ее с поводка, и она металась из стороны в сторону, опуская морду к земле. Собака остановилась возле старого «гольфа» Ингер Йоханне и подняла заднюю лапу. Она стояла так долго и потом, лая, снова унеслась за своим хозяином.

– Она была во Франции, – напомнила она, – когда убили Вибекке Хайнербак. И когда в лесу убили Вегарда Крога. Кажется, ты совсем об этом забыл.

– Конечно нет, – сказал он с легким раздражением в голосе. – Но мы с тобой оба знаем, что она не могла там быть. Разве что у нее был помощник, который...

– У Венке Бенке не было никаких помощников. Она одиночка. Она убивает, чтобы почувствовать, что она жива, чтобы проверить свои силы. Чтобы... расти. Чтобы показать, насколько она умная, насколько... непревзойденная.

– Ты определись, – ворчливо произнес Ингвар. – Если она была во Франции, она не могла их убить. О чем ты, в конце концов, говоришь?

– Конечно, ее там не было. Она каким-то образом умудрялась приезжать и уезжать. Мы можем размышлять, как ей это удалось. Мы можем теоретизировать и реконструировать события. Единственное, что можно сказать с уверенностью – это что мы никогда ничего не узнаем наверняка.

– Я не понимаю, как ты можешь это утверждать, – сказал он, обнимая ее. – Почему ты так уверена в своей правоте?..

– Ингвар, – перебила она и посмотрела ему в лицо.

Глаза были такие ясные. Кожа на лице – чистая и гладкая. Широкий рот чуть приоткрыт. Она чувствовала запах его дыхания – красное вино и немного чеснока. Потрогала пальцем глубокую ямочку у него на подбородке.

– Я никогда не говорила тебе этого раньше, – вздохнула она. – И надеюсь, мне никогда больше не представится случай это сказать. Я профайлер. Уоррен любил говорить, что это у меня в генах. Что я никогда не смогу разучиться это делать. – Она тихо засмеялась и провела пальцем по его губам. – Все эти годы я пыталась об этом забыть. Ты помнишь, какой строптивой я была той весной четыре года назад? Когда похищали детей, и ты хотел...