Текст книги "Ветер из Междуморья. Книга 1. Джай (СИ)"

Поселение вымирало. Осталось человек сто – сто двадцать, не больше. Тогда как домов было около сотни, и когда-то здесь насчитывалось, по словам мальчишки, пятьсот жителей. Такие большие деревни на востоке не были редкостью: в безопасные годы (после того, как Джай очистил здешние места два столетия назад), продлившиеся вплоть до недавнего времени, люди стали, приходя сюда, селится кучно, совместно борясь за существование, возделывая целину, защищаясь от остатков тварей Штамейсмара или отбросов общества, предпочитавших разбой честному труду. Джай знал, что в этих местах лет десять назад можно было найти не одну густонаселенную деревню. Теперь же все пришло в упадок, и, похоже, что прочие поселения еще в худшем состоянии, нежели это...

Люди были голодны, измождены, многие болели. Их хлипкое убежище, последнее пристанище, окруженное деревянным частоколом, создания Штамейсмара взяли в плотное невидимое кольцо. Они действительно кишели в окрестных лесах, на полях, под землей. Очень скоро, если ничего не предпринимать, кивелы пророют норы и войдут в деревню, или смарги перелезут через частокол, а может, быстрее всех окажутся кайтайфы, дождавшиеся, когда некому будет по ночам дежурить у зажженных костров.

Джай предполагал, что умножение чудовищ в этих местах связано с заселением Завалонской долины, жители ее и Мастера Силы Айная, когда он был еще жив, теснили смаргов, кивелов и кафтайфов на север. А здесь их некому было истреблять и они расплодились, заселяя места, где люди выращивали пшеницу, овощи, лен, где охотились, где жили... Твари Древних только в крайнем случае употребляют в пищу животных, они охотнее голодают, тем более, что способны не есть месяцами, а порой и годами. Зато люди для них – первейшее лакомство, и возможность размножаться. Человеческая кровь и плоть дает им жизнь. Здесь у Джая много работы. Очень много. Жаль, что из помощников только Адонаш. От Скайси мало проку.

Едва всадники подъехали к воротам, большим и некогда крепким, а сейчас изъеденным короедами и грубо укрепленным дополнительными почти не струганными досками, как створки со скрипом распахнулись, и навстречу им вышло около десятка бородатых мужчин.

Из-за широких мужских спин любопытством сверкали женские, детские и стариковские глаза, желающие как можно лучше разглядеть пришельцев.

Спешившись, Джай протянул руки, чтобы помочь слезть с шеи Ветра Шустряку. Мальчишка был легким и гибким, помощь ему не потребовалась, он спорхнул с лошади, и через мгновение уже стоял рядом, отпружинив от земли тонкими крепкими ногами.

– Кого привел, Шустряк? – спросил у парня крепко сбитый невысокий мужик со светлыми волосами и бородой, из-за широкой кости которого трудно было сразу понять, что он исхудал от голода.

Вместо ответа, мальчик с торжественным видом подошел поближе к воротам и вывалил из мешка на землю нечто округлое и черное. Голова кивела!.. Когда это он успел ее прихватить?..

– Огнеплюй!.. – узнал светлобородый, отступая шаг назад и водя пальцами вокруг лица в защитном жесте.

Мальчик сделал полуоборот, выставив правую ногу вперед, словно в танцевальном па, чуть согнулся, как бы кланяясь, и плавным волнообразным жестом, разгибая локоть и раскрывая ладонь, указал на них троих.

– Истребители!.. – провозгласил он звонким ломающимся голоском.

По толпе прошла рябь.

– Поможете?.. – спросил светлобородый, заглядывая Джаю в глаза. Мужчина был в отчаянье, в его взгляде непередаваемая боль и мольба. Он измучен тем, что каждый день ждет неминуемой смерти.

Джай знал, что еще неделя-другая – и эти люди открыли бы ворота и затушили костры ночью, чтобы умереть быстро от зубов чудовищ, а не от голода.

– Поможем! – твердо сказал он.

Но веры в жителях деревни было мало. Они видели перед собой только троих мужчин, а что могут трое сделать против такой армии тварей Штамейсмара? Даже в Адонаше не признали Мастера Силы. Ведали ли они вообще о существовании Одаренных? Но в их положении, любая помощь сгодится, поэтому народ уважительно расступился, давая Джаю и его спутникам дорогу. Слов, то ли приветствия, то ли пожелания, то ли просьб, звучало мало. Жители были донельзя угрюмы и молчаливы. Еще они очень хотели есть... Джай займется этим немедленно.

Шустряк провел гостей к довольно крепкому и просторному дому со множеством дополнительных построек вокруг. Здесь когда-то был славный хозяин, работящий и зажиточный. Возможно, отец парня.

Мальчишка взял их лошадей под уздцы и отвел в, пустовавший в отсутствии скота, хлев.

Скайси непрестанно печально вздыхал, оглядываясь по сторонам. А Адонаш, как обычно, оценивал быстрыми цепкими глазами обстановку. Оба молчали.

Внутри некогда небедного дома было темно и грязно. Джай огляделся: у закопчённой сажей печи беспорядочно разбросаны дрова. На большом столе, покрытом засаленной, во всевозможных пятнах, скатертью, грудой стоят немытые глиняные миски. Тут же лежит шкурка зверька (похоже, суслика), рядом речные гладкие камни, корешки, недостаточно хорошо очищенные от земли, заостренная палка, нож, которым ее заостряли, и стружки. На деревянном полу и домотканых дорожках скоро вырастет трава – столько грязи сюда натаскали ногами со двора. Стены украшены вышитыми картинами в резных рамках, веночками из засушенных трав и цветов. В глиняном кувшине на небольшом столике у окна давно увядшие и засохшие цветы.

Мать Шустряка, у которой в этом доме оказалась отдельная комната с кроватью и сундуком под стеной, больше походила на скелет, обтянутый кожей, чем на женщину. Под впавшими, лихорадочно горящими глазами были синяки, черты пугающе заострились, волосы превратились в спутанную паклю. Она говорила так тихо, что слышать мог ее только Джай, да еще Шустряк, подошедший очень близко и наклонивший ухо к бледным дрожащим устам.

– Кого это ты привел, сынок?..

– Они огнеплюя убили... – прошептал он тоже очень тихо, – и у них еда есть. Закончится, правда, скоро...

Женщина слабо улыбнулась.

– Принеси пить, сынок...

Мальчик уже знал, что она это попросит, поэтому держал в руке чашку, наполненную водой. Пока она жадно пила, он сказал, уже громче, что перед нею Мастер Адонаш, монах Скайси и Астри Масэнэсс.

Джай осторожно исследовал состояние женщины, у которой в запущенной форме протекала пневмония. Так же осторожно он позволил лазурным потокам Целителя коснуться ее, возвращая ей здоровье.

Она почувствовала. Отстранила чашку, ее глаза, и без того большие, расширились. Но женщина молчала. Исцеление не было болезненным, то, что она сейчас ощущает – приятное, ласкающее легкие, тепло.

Адонаш, который достаточно хорошо знал Джая, чтобы догадаться о том, что он предпримет исцеление и не хочет, чтобы это исцеление связывали с его особой, принялся заговаривать зубы, отвлекая внимания от сосредоточенного Джая.

– Твой сын бегает, как заяц! – говорил Адонаш.

– Да я зайца обгоню! – Шустряк раздувался от гордости.

– И соображает он неплохо. Но немного здравого смысла не помешает. Кто ж соревнуется в беге с кивелом? – пустая болтовня давалась Адонашу с трудом, но Джай уже заканчивал.

– Огнеплюй это! – возразил мальчишка.

Женщина молчала, чувствуя небывалое облегчение под воздействием Силы Целителя, и не понимая, что с ней происходит. Нужно будет ее накормить. Нужно будет накормить всю деревню...

– Что-то случилось... – Кара проговорила намного громче, чем то было до исцеления, – я просто... очень хорошо себя чувствую. Очень хорошо!.. Мне бы вас угостить... Да только еды нет...

– У нас есть кое-что, – улыбнулся Джай, – сейчас устроим настоящий пир! Эй, Шустряк, немедля наведи порядок в гостиной!

У мальчика расширились глаза, и искривились губы, такого поручения он не ожидал.

– Вымой пол и вытруси дорожки, да и на столе прибери, а то еду негде положить, – продолжал Джай.

– Да и так... можно... Чего там прибирать-то?

Он не спешил приступить к работе, но тут подключился Скайси:

– Да-да, ты что, ждешь, пока твоя слабая мама все сделает. Нужно привести комнату в порядок!

Мальчик боялся монаха, считая его главным в их компании, ужасным колдуном, способным взглядом срубить голову огнеплюю, поэтому со всех ног бросился из комнаты, и Джай надеялся, что хоть подобие порядка, он наведет – Кара, и в самом деле, была еще очень слаба.

Пока Скайси и Шустряк прибирались, а Адонаш, которого никакими посулами или уговорами не заставишь делать работу по дому, чистил свои мечи (или делал вид, что чистит – Мастера при таком занятии обычно мало кто осмелится упрекнуть в безделье), Джай вышел из дому. Он увидел подходящий сарай, вошел туда, снимая паутину, прикрыл за собой дверь и, призвав искрящийся туман, переместился на рынок в Баекс. Назад он вернулся с тележкой, нагруженной пятью мешками муки, мешком проса, мешком репы, были еще морковь, лук и капуста, чеснок, и даже жирная тушка индейки сверху. Окинув взглядом свою добычу, он пришел к выводу, что жители деревни никогда не поверят, что они привезли все это в седельных сумках. Он ломал голову над тем, как скрыть свои возможности, затем махнул рукой – а зачем скрывать? Тут их сотня человек, отрезанных от всего мира. Даже если они узнают о нем все, то никому не расскажут. А если и расскажут, то им никто не поверит. Исстрадавшиеся жители этой деревушки (кстати, надо бы узнать ее название) как никто другой заслуживают чудес.

Джай весело усмехнулся и выкатил тележку из сарая.

Он прокатил продукты мимо выросшего словно из-под земли Шустряка. Челюсть мальчишки упала вниз, глаза стали раза в два больше.

– Что это такое? – кричал он, прыгая вокруг. – Что это? Индейка? Где ты взял? Что это? Что это? Это же капуста? Это еда! Еда! Еда!..

Крики мальчика стали привлекать внимание соседей, выглядывающих из окон и щелей в дверях. Заборов, окружающих дома, здесь не было.

– Это еда?

– Да, Шустряк, еда.

– А есть-то ее хоть можно? Не потравимся-то? Это ведь колдун ваш с синими волосами сделал! Так?

Джай усмехнулся и пожал плечами.

– Вот это да! Я тоже так хочу! Он все может! Вот это да!..

Тем временем Джай откатил тележку от дома матери Шустряка и оказался на широкой улице меж стоящих друг напротив друга рядами домов.

– Что это у тебя в тележке, внучок? – поинтересовалась старушка, вытягивая сморщенную шею.

– Еда!.. – пискляво крикнула маленькая девчушка.

– Это чего за мешки?.. – почесывая затылок, сдвинув кожаный колпак на лоб, спросил подошедший к ним жилистый невысокий мужчина с козлиной бородкой.

Джай остановился, расправил спину, – тележка не была легкой, – подождал, пока соберется как можно больше людей.

Вдали он заметил, приближающегося размашистым деловым шагом, белобородого крепыша, что встречал их в воротах. Тот, по-видимому, был одним из важных людей в деревне, что давало ему право на строгий и немного сердитый тон:

– Что происходит? Чего собрались? Крик устроили! Ты, я вижу, не успел в Каменгорке появиться, как беспорядки устраиваешь?

Каменгорка, значит.

– Раздели на всех поровну. Индейка – мужикам, что охраняли деревню по ночам, – беззаботно сказал Джай, отворачиваясь и шагая обратно к дому Кары.

– А нам?.. – крикнул вслед Шустряк. – Нам он еще наколдует?

Мальчик сомневался в том, что колдун наколдует еще, или попросту не хотел зря рисковать, поэтому остался, чтобы получить свою долю.

Джай вновь вошел в сарай и вновь переместился на рынок в Баекс. Тамошние торговцы будут сегодня ломать себе голову, что за чудак скупает у них продукты и тачки, откатив их за угол, как свозь землю проваливается, а затем появляется снова и начинает все сначала.

4

– Славная краска вышла! – Скайси любовался на свою голубую косу, отражающуюся в дне пустого медного таза.

Джай только продрал глаза. Скайси всегда вставал ни свет ни заря, и тут же принимался заниматься своей головой: то скреб бритвой лысину, то красил косичку, но это бы ничего, не буди он их с Адонашем.

Дом Кары был просторным для деревенского строения. Кроме гостиной, которая служила одновременно кухней и столовой, имелись еще две спальни. В одной спала хозяйка, а вторую отдали гостям. Шустряк, настоящее имя которого было – Бонли, предпочитал коротать теплые пока еще ночи на сеновале чердака.

У них же в комнате было тесно. Адонаш спал на полу, подстелив под бока набитый сеном тюфяк, но Адонаш всегда был неприхотлив. Они со Скайси занимали одну не очень широкую кровать, и Джай подумывал, не перебраться ли и ему на чердак: монах вертелся ночью, как юла, толкался локтями и коленями, еще и бубнил что-то о посвящении, об откровении, о радуге и прочей ерунде. А один раз вскинулся и так завизжал, что Адонаш сразу обнажил мечи, а Джай создал светильник и приготовился отражать атаку как минимум дюжины кивелов. Оказалось – кошмарный сон. Ко всему этому – еще и ранее его пробуждение.

– Если я туда еще лазурита подмешаю, синий получится?

– Разве ты не все использовал?.. – сонно пробубнел Джай, переворачиваясь на другой бок.

– Конечно, нет! Я собрал остатки в бутылочку, закрыл плотно крышкой, и храню, как зеницу ока. Ценнейшая вещь!..

– Я тебе еще сделаю, только дай поспать...

Но монах, вместо того, чтобы успокоиться, вдруг принялся копошиться в своих вещах с каким-то необычным остервенением, о чем свидетельствовали шорох, бряцание и его ругань. Джай подозревал, что до знакомства с ними, благочестивый Скайси так не сквернословил.

– Кто-то украл, смарг его сожри!.. Украл! Зачем?.. Потухни мой огонь, зачем воровать мои вещи?! Вот ведь!.. Гипокова кровь!.. Чтоб тебе сгореть в плевке кивела... Чтоб тебя бабка кафтайфа забодала... Да чтоб ты голой задницей на муравейник уселся!.. Чтоб тебя синица заклевала!..

Джай снова перевернулся, приоткрыл один глаз: Скайси вытряхнул содержимое своей сумки на кровать рядом, и перебирал бутылочки, мисочки, палочки, книжечки, лоскуты, бусы и прочие вещи, крайне необходимые в его монашеской жизни.

Адонаш сел на тюфяке, лицо его было таким, что взгляни на него сейчас вражеская армия – разбежались бы без боя все до последнего солдата. Он не говорил ни слова, и даже не смотрел в сторону Скайси, но Джай знал, что терпение его лопнуло.

– Кто-то украл мою краску!.. – взвизгнул Скайси. – Джай! Ты?

– Зачем она мне? Я сам ее тебе дал...

– В прошлый раз...

– В прошлый раз я просто избавился от вони, Скайси.

– Так ты не брал?.. Кто же тогда? Ни искры ни пламени. Кому это понадобилось?

– Еще раз разбудишь меня раньше, чем нужно, – прорычал Адонаш, так и не взглянув в сторону монаха, – и я, клянусь своим огнем, обрею тебя полностью!.. А твою смаргову косицу заставлю тебя съесть!..

Скайси открыл рот, чтобы возразить или поспорить, или выразить обиду, но увидев глаза Мастера Смерти, обращенные в видимую лишь ему одному точку на дверях, клацнул челюстью и заткнулся.

Адонаш лег так же резко, как и встал до этого.

Теперь монах вел себя тише воды, ниже травы, но Джай все равно не смог уснуть, и Мастер Меча, по-видимому, тоже.

– Почему кивелы до сих пор не прокопались в деревню, если они кишат вокруг? – спросил Адонаш, не раскрывая глаз.

– Деревня расположена на скальной породе, кто-то разумно выбрал для нее место, – ответил Джай. – Кивелам не подкопаться, но зато и растет тут все плохо. Их поля и сады снаружи, за частоколом. Теперь, когда твари расплодились, жители не могут обрабатывать землю за пределами деревни, да и просто выйти боятся – вот и голодают.

– Но ведь как-то они жили до сих пор?

– До сих здесь не было столько тварей. Что-то стимулировало рост популяции... Он произошел внезапно, неожиданно, за несколько месяцев. Чудовища уничтожили окрестные деревни, а Каменгорка стоит, потому что – Камен-горка!

Адонаш вздохнул и встал.

– На завтрак что? Мясо какое-нибудь есть?

– Нет, Адонаш... – рассмеялся Джай, – всех собак-то поели.

– Тьфу!.. – Мастер брезгливо сплюнул, натянул сапоги, надел перевязь с мечами и плащ. – Может поохотиться?..

– Да шучу я... – Джай тоже поднялся, сердито глянув на притихшего Скайси, – Есть мясо – я вчера купил говяжью ногу специально для нас.

– Хм!.. Хорошо, а как ты объяснил местным появление такого количества еды?

Джай рассмеялся:

– Сказал, что Скайси наколдовал голубой косицей!

Адонаш тоже захохотал, и только Скайси непонимающе хмурился.

Кара, которая поправлялась просто на глазах, уже давно встала. Она навела сверкающую чистоту в своем доме, растопила печь, и бодро готовила завтрак из принесенных вчера Джаем продуктов.

Пахло пареной репой, свежим хлебом, тушеной с мясом капустой. Увидев Джая и Адонаша, выходящих из комнаты, она улыбнулась и поклонилась, а когда позади появился Скайси, так и вовсе согнулась чуть ли не до земли.

Джай с Адонашем взорвались новым приступом хохота, а женщина испуганно заморгала.

Наверху что-то зашуршало, открылся люк, и по лестнице, находящейся в сенях, спустился с чердака Шустряк. Одежда мальчишки сплошь была облеплена соломой, а на голове у него красовался колпак – старый, потертый, местами дырявый кожаный колпак, шитый на более крупную голову взрослого. Раньше этого нелепого головного убора Джай у него не замечал. Заметив гостей, Бонли приветствовал их кривой виноватой усмешкой.

– Как спалось, Шустряк? Кафтайфы не беспокоили? – поинтересовался Джай.

– Да... нет...

Кара подавала еду к столу, накрытому новой белоснежной скатертью. Расставила тарелки, положила ложки, поставила блюдо с тушеной капустой, чан с репой, положила на вышитое полотенце хлеб, разлила по чашкам травяной настой. Они расселись за столом, и только сейчас хозяйка заметила, что сын ее в колпаке.

– Ты что?! Бонли!.. Сними! Кто ж за стол-то в шапке садиться?..

Мальчишка набычился, но с колпаком не расстался.

– Сними, тебе говорю!.. – сердилась мать.

Шустряк упорствовал. В конце концов, Кара подошла и сорвала с него головной убор, явив миру ярко-голубые волосы. Лицо Бонли тут же стало алым от стыда.