Текст книги "Ветер из Междуморья. Книга 1. Джай (СИ)"
Автор книги: Анна Виор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Воины заволновались. Руки непроизвольно тянулись к рукоятям мечей, но угроза командира, и отсутствие каких-либо знаков об отмене прежнего приказа, удерживали доблестных вояк от активных действий.
Хпок снова попытался взять в руки меч, и на этот раз междуморец позволил: стоял неподвижно, глядя, как командир, красный от гнева, поднимает клинок и, перехватив рукоять двумя руками, становится в стойку для атаки.
Но стоило Хпоку выдвинуться вперед – и междуморец, скользнув смазанной тенью, оказался у того за спиной. Трактирщик не успел уловить взглядом его движений и ударов, и лишь звон вновь выбитого из рук командира меча дал понять, что музыкант с деревянной палкой снова победил опытного вояку с острой железкой.
Ту ярость, что читалась сейчас на лице Хпока, сложно было описать словами. Он шипел и плевался, казалось, кипятком – что тот чайник на плите. Нагибаться за своим мечом не стал, а выразительным движением глаз дал понять одному из своих, чтобы подал ему валявшийся на полу кинжал – тот самый, который недавно был у горла междуморца. А, получив, наконец, в руку лезвие, которым можно было исполосовать ненавистного врага, разъяренным медведем пошел на междуморца. Музыкант пятился. Княжеские вояки выстроились плотной стенкой, не давая тому проходу, но и не вмешиваясь в поединок. Но междуморец лишь улыбнулся, плавным танцующим движением скользнул влево, затем прямо и вправо. Он нанес несколько быстрых, неопасных, но болезненных ударов – и вот уже в который раз командир оказался безоружным и избитым.
– Ты что, тоже боевой?.. – белея от досады, кричал Хпок.
– Эх, не скроешь от вас ничего... – ответил менестрель, наиграно вздыхая.
Трактирщик слышал, что боевые Мастера, не учась никогда, удивительно ловко сражаются с мечом, слышал и про Одаренных лучников. Могут Мастера вот так и с секирой, и с копьем, и с кинжалом, но чтобы со... шваброй? Нет, такого он не слышал.
Один из бойцов – совсем молодой, обнажил меч.
– Вон! – рявкнул Хпок. – Все вон из трактира!!! Пошли отсюда!
Он ревел и брызгал слюной, чуть ли ни пинками выпроваживая своих ребят из зала. Музыкант наблюдал. Мастер Адонаш смеялся. Монах, кажется, задремал.
Междуморец стукнул Хпока палкой по макушке, так как тот снова попытался поднять меч. Капитал взвыл, его ярость, так и не нашедшая выхода, сникла до какой-то почти детской обиды. Теперь, когда его не видели подчиненные, он обрел способность мыслить более-менее здраво, понимая, что двоих боевых Одаренных не одолеть дюжине обычных солдат. Он потер ушиб, заругался последними словами, а закончив бранную тираду, сдавленно произнес:
– Хватит... Мы уйдем! Уйдем, ладно! Что тут поделаешь с двумя Мастерами!.. Брось ты эту палку!..
Хпок опять нагнулся, чтобы взять меч, а междуморец вновь ударил его.
– Да что ж такое! Смарг тебя сожри! Я только возьму свой меч и уйду.
– Потом возьмешь, – сказал междуморец, – когда мы покинем это место.
– Назови свое имя, – хмуро попросил Хпок, уже стоя в дверном проеме. – Я должен знать, кто меня обезоружил.
– Тафин Довирдос, – весело ответил междуморец, и трактирщик заметил, как на губах Мастера Адонаша появилась ухмылка. Монах же поднял на музыканта округлившиеся глаза.
Хозяин от души радовался, что легко отделался: ничего не разбито, ни искорежено и кровь не придется отмывать с мебели и с пола, только швабра пострадала.
– Мы же договаривались, чтобы без огня, – произнес боевой Мастер, кивнув в сторону огонька, выпущенного междуморцем в драке. Тот так и висел под потолком.
– А это не огонь, – возразил менестрель, – это для отвлечения внимания. Ну... и плата за обед...
Междуморец с той же молниеносной быстротой, с какой управлялся он с палкой, ссыпал в кожаную сумку пироги из миски со стола, бросил туда же баранью ногу, недоеденную монахом, оправил лепешки, козий сыр, оплетенный бутыль с вином. Трактирщик только и успевал, что моргать, перебегая глазами с его сумки на стол и обратно. Менестрель положил обоим спутникам руки на плечи и их окутал туман, в котором потрескивали суетливые искорки.
Троица исчезла.
– Кто это такой? – после затянувшегося молчания раздался перепуганный голос одного из купцов.
Трактирщика из окаменелости, вызванной высшей степенью удивления, вывела мысль, что странные пришельцы не заплатили за обед ни одной дрянной монеты!
– Смарг их побери!.. – заорал он, отбрасывая тряпку и спеша к столу, где только что сидели наглые гости. Хрупкая надежда, что те оставили там хотя бы огонек... хотя бы жар – медную монетку... еще теплилась в нем. Но нет! Ни искры, ни пламени!..
"Огонек!" – вдруг вспомнил трактирщик, обернулся и уставился на потолок, где все еще висел сияющий шарик, ярко освещая закопчённые балки и мохнатую от пыли паутину под ними.
Трое купцов уже стояли прямо под этим местом. Их пронырливые умишки успели сообразить, что это может быть такое. Трактирщик боялся поверить.
Он, ругаясь, растолкал, алчно поигрывающих желваками и сверкающих жадными глазами, торгашей, протиснулся между ними, тяжело влез на стол – поди, не юнец уже. Можно было и Борка послать, но... нет! Он достанет это сам!
Трактирщик раздраженно стянул облепившую ему лоб паутину, чихнул от пыли, потянулся, чувствуя, как хрустнули кости, но таки достал огонек.
Теплый, сияющий, как солнце! Перл Огненосца! Точно – он! Такие штуковины стоят дороже, чем чистой воды алмазы! Он расхохотался!
– Я богат!.. Я богат! К смаргу трактир!.. Я богат!.. Я новый князь!.. Храни тебя Мастер Судеб, Тафин Довирдос, кем бы ты ни был!..
Трепетно зажав огонек в ладонях, трактирщик огляделся, думая, как слезть со стола без помощи рук. В конце концов, он спрыгнул, ухнул от боли, прошедшей от пяток выше по костям до самого копчика. Сделал несколько некрепких шагов, пытаясь удержать равновесие, это удалось – он выпрямился, торжествующе осклабился, скривившимся, будто от кислятины, купцам, и, так и не разжимая рук, пошел наверх, крича по дороге Борку:
– Выгоняй всех взашей! И закрывай трактир! Я богат!..
На стоянке
1188 год со дня основания Города Семи Огней . Завалонская долина.
– Тафин Довирдос? – протянул Адонаш. – Джай, ты хотя бы запоминаешь имена, которыми называешься? Это уже двенадцатое на моей памяти за последний год.
Мастер Адонаш потянулся, прислонился к дереву, зевнул.
– Не двенадцатое, а тринадцатое, – исправил его Скайси, усердно натиравший зеленой жижей косичку на макушке. Его руки от этой гадости тоже были зелеными, словно у жабы.
Джай задумчиво разгрыз хрящик бараньего ребрышка, мясо уж давно было съедено, но он продолжал обгладывать косточки. После приключений в Бирской корчме есть хотелось так, будто с утра во рту не было ни маковой росинки, несмотря на сытный завтрак и плотный обед перед тем, как началась драка. Хорошо хоть спутники его сыты, и все сметенные со стола остатки достались ему.
– Конечно, запоминаю, чтобы не повториться, – ответил он.
– И зачем это тебе? – Адонаш заложил руки за голову и прикрыл глаза.
– Не люблю славы. Не хочу, чтобы меня запомнили...
– Тогда тебе нужно было родиться в центральной Тарии, иметь нормальный цвет волос, а то твоя седина и лицо, как у мальчишки, волей-неволей наводит на мысль о наличии Дара...
– Нет у меня никакой седины, – возразил Джай, запивая съеденную лепешку водой из бурдюка. – И это у Скайси лицо мальчишки, а не у меня.
– Это еще не так бы притягивало взоры, – продолжал, не обращая внимания на его слова, Адонаш, – будь у тебя светлые глаза, а то ты черноглаз, что годжиец... Тот, кто видит тебе впервые, сразу думает об Одаренных. Притом считает, что тебе уж больше ста пятидесяти.
– И что ты хочешь этим сказать?
– А то, что ты обладаешь весьма приметной внешностью, и выдуманные имена тебе не помогут.
– Обычная междуморская внешность.
– Ну да... – смеялся Адонаш, – Но, насколько мне известно, междуморцы обычно торгуют или, – он кивнул на лютню, – играют, а не дерутся с капитанами, создавая при этом Перлы Огненосца.
– Так что ты посоветуешь? Перекрасить волосы? Одолжи этой твоей зеленой гадости, Скайси!
Скайси не одолжил.
– Кстати, что ты сделал с той палкой – ее должен был разрубить в щепки меч этого... как его... Хпока?
– Укрепил...
– И, скажи на милость, как ты с деревянной палкой пробуждаешь Силу Мастера Оружия? Дерево ведь – не железо – не поет!..
– Понятия не имею... – Джая заботило сейчас лишь то, как утолить терзающий его голод.
– Джай – хотя бы, это твое настоящее имя? – не отставал Адонаш, обычно он не такой болтливый.
– Они все настоящие...
– А как же! – Мастер Меча, разослал одеяло, улегся, подложив седло под голову. – Прямо вижу, как твои родители, держа тебя на руках, произносят скороговоркой все тринадцать имен, а в конце добавляют – Джай, а потом обижаются на родичей, что не запомнили, как же они назвали сына.
Скайси громко рассмеялся, тряся при этом головой, отчего косичка его задергалась, разбрызгивая зеленую жижу. Джай увернулся от летящей в его сторону густой капли, та шмякнулась о круп лошади Адонаша и растеклась по серой шерсти, оставляя ярко-зеленый потек.
– Нет, зеленый мне не пойдет, – задумчиво произнес он, следя за процессом.
Тем временем солнце окончательно скрылось за горизонтом. Адонаш перестал болтать – значит уснул. Скайси тоже укладывался, заворачиваясь в одеяло и растягивая косичку на камне у изголовья, чтобы сохла. Он красит ее в такой едкий зеленый цвет уже с месяц, до этого щеголял с желтыми волосами, а когда они только познакомились – с оранжевыми... Хочет пройтись по радуге? Джай мало знал о всех тонкостях монашества и обычаях именно этого монастыря с Хребта Дракона.
Джай доел сыр – пересоленый, но чем солоней во рту, тем слаще кажется вода. Закусил свой обильный ужин кислым лесным яблоком. Рот связало терпкостью неказистого фрукта. Джай скривился, забросил далеко в кусты недоеденный огрызок, стал вглядываться в веселое пламя. Хорошо, что он дежурит первым – сон все равно не идет.
Джай поднял выкатившийся из костра и уже остывший уголек, и стал задумчиво чертить им по светлой плоской поверхности торчащего из земли камня, под которым расположился.
Глаза... Большие... горячие, изящные дуги бровей, нос, губы... овал лица... завитки волос... Это лицо он рисовал часто. Женщина. Кто такая? – не знал... Но каждый раз в последний год, когда ему выпадает возможность изобразить какое-нибудь художество, он в первую очередь рисует ее. И сожри его эфф, сожги его кивел, удави его кафтайф, если он знает, почему!.. Он вгляделся в нарисованные глаза, казавшиеся живыми в отблесках костра.
– Кто ты такая? – прошептал он тише, чем шелестит трава.
– Кто ты такой, Джай? – раздался негромкий голос Адонаша. И вовсе тот не спит, хотя глаза закрыты. – Столько лет с тобой знаком, но кто ты такой, так и не понял. Вот сейчас только подумал: все, что я о тебе знаю, это то, что ты междуморец, чаще всего называешься Джаем, по крайней мере, для друзей, можешь быть Мастером любого Пути, а иной раз и нескольких одновременно. Больше ничего... Кто же ты такой?
– Если б я сам знал... – рассмеялся Джай. – Я – это я.
– А сколько тебе лет? – подключился, тоже притворяющийся спящим, Скайси.
– И, в самом деле, сколько? У тебя ведь не заметно будет седины... Впрочем, зуб даю, что тебе еще нет и ста.
– Ты бы зубами не разбрасывался, – усмехнулся междуморец, – Услуги Целителя знаешь, сколько стоят?
– Но ты же сам можешь исцелить!
– Я – могу, а ты – нет. А расце-е-енки...
– Что? Не поможешь другу бесплатно?
– Я бы помог, но ты ведь знаешь, что устроили мне Тхолинские Целители, когда я в их городе уж не помню кого, бесплатно исцелил. Они даже пообещали нанять боевого Мастера, чтобы тот отрезал мне что-нибудь жизненно важное, лучше всего голову, если я еще кого-нибудь исцелю задаром.
– Ага... Помню... Они меня уговаривали с тобой покончить, предлагали целых тридцать пламеней. – Скайси присвистнул – целое состояние. – Любому Целителю известно, что предупредить легче, чем лечить, вот они и хотели предупредить твое бесстыдное бесплатное целительство во вред их славной гильдии.
– Вот как? А я и не знал...
– Так что придется тебе исцелить меня из благодарности.
– Ты, Адонаш, как я вижу, спать не хочешь, может, будешь первым караулить? Или ты, Скайси?
В ответ – тишина...
Гипок
1188 год со дня основания Города Семи Огней . Завалонская долина. Западный лес.
– Может, переместимся? – снова заныл Скайси и хлюпнул носом. Вид у него был довольно жалким: дождь, не прекращающийся уж большую часть дня, намочил его серый балахон, и тот лип к щуплому телу, капюшон совершенно не спасал. Косичка размокла, зеленая краска (гораздо менее стойкая, чем оранжевая или желтая, используемые для покраски ранее) растеклась по лицу, делая его зеленовато-призрачным. Испачкались зеленью и одежда Скайси, и его пегой мерин по имени Вершок, выло ступавший, хлюпая по грязи и лужам. Адонаш осклабился, обгоняя его на ладной серой кобыле:
– Не хнычь, Скайси! Нечего теперь хныкать, раз решил с нами идти!
– А я не хнычу... Просто неразумно как-то – мокнуть под дождем, когда мы вмиг могли бы оказаться в теплом сухом месте. Отчего тебе, Джай, нас не переместить?
– Не люблю я этого. Появляешься среди людей – они пугаются. Кричат: "Призрак! – мол, – колдун! Смарг недобитый!" – отшучивался Джай. – А если еще ты с этакой зеленой пикой перед добрыми людьми возникнешь из неоткуда, так они нас палками забьют.
– Кстати, зачем ты этот свой хвостик крысиный красишь в зеленый? – Адонаш не испытывал никакого дискомфорта из-за дождя, несмотря на то, что по лицу и плечам, по крупу лошади бежали веселые и не очень теплые струйки воды. – С желтым, сожри меня эфф, тебе было лучше!
– Такова клятва, – пробурчал зеленый мокрый монах – ну жаба жабой! Сколько ж он краски намостил на эту свою косичку?
– Клятва? – Адонаш поднял бровь.
– Обычай такой. Каждый монах, прежде чем начать полноценное свое служение должен бродить по свету, постигая истины. Мы окрашиваем волосы в оранжевый, и ходим так, пока не получаем откровение об огне.
– Об огне... – эхом повторил Адонаш, кивая с понимающим видом.
– Да. И тогда можно окрашивать волосы в желтый, пока не получить откровение о радости. А когда получишь – в зеленый, чтобы познать природу жизни всякого творения.
– Так, стало быть, откровение об огне и о радости ты уже получил? – спросил Джай, чтоб отвлечься: он был не в восторге от холодных потоков, хлещущих из разверзшегося неба. Но, в конце концов, он сам этот дождь и вызвал.
– Да, получил... – кивнул монах.
– И что ж это за откровения?
– Я не могу говорить, пока не обрету все семь откровений.
– То есть, пока радуга не кончится?
– Радуга бесконечна... – возвел Скайси очи горе, будто отыскивая в небе намек на эту самую радугу и окончание дождя. – Но ты прав, Джай. После зеленого – голубой – откровение о небе, потом синий – откровение о мудрости, фиолетовый – о прошлом и настоящем, и красный – о крови.
– Но ведь красный должен быть первым, разве нет?
– Радуга бесконечна... – протянул Скайси, и тут же выражение божественного вдохновения на его просветленном зеленом лице сменилось сморщенной умоляющей миной. – Ну, пожалуйста, Джай! Ну, давай переместимся!
– Чуть позже, – холодно ответил Джай и отвернулся. Если Скайси желает тепла, уюта и сытости, то ему не следовало связываться с ним.
Адонаш тоже, видимо, об этом подумав, ухмылялся, насмешливо разглядывая зеленого монаха.
Лес густел, а тропа сужалась, скоро ее вообще не станет. Джай спешился, хлопнул легонько вороного Ветра по шее, тот мотанул головой – походило на одобряющий кивок. Адонаш тоже слез с коня, внимательно осмотрелся вокруг, проверил привычным жестом, легко ли выходят мечи из ножен.
– Думаешь, он близко? – спросил Мастер тихо, но монах услышал даже сквозь шум дождя и ветра и тут же потребовал ответа:
– Кто близко?
– Кто надо! – сердито буркнул Адонаш, добавляя вполголоса: – Вот же – ушастый, сожги его кивел!
– Останься тут, а то кивелу некого будет сжигать.
– Ты хочешь, чтобы я его охранял?
– Да. – Джай сделал осторожный шаг в сторону зарослей кустарника.
– Я пойду с тобой!
– Нет, Адонаш.
– Дернул же смарг этого монаха за нами увязаться!
Джай не ответил, не стал объяснять, что в любом случае не взял бы с собой в чащу Адонаша. Это его – Джая дело. Одному проще.
Дождь усилился, переходя в ливень. Его стопы в промокших насквозь сапогах полностью утопали в воде.
Как раз такую погоду эта тварь и любит. Обычно он просыпается позже, когда деревья сбрасывают листья, а проливные дожди, вызванные не желанием Мастера Облаков, а природными особенностями здешнего климата, накрывают весь округ на целый месяц. Он вылезет из норы, скрытой под корнями какого-нибудь громадного дуба и направится, волоча по лужам скользкое тело, в ближайшую деревню за человеческими кровью и плотью... Гипок – наследие Штамейсмара. Древний давно спит, а его творения расползлись по всему востоку Астамисаса...
Джай внимательно осматривал особо крупные и раскидистые деревья: то, под которым гипок спал весь этот год, раньше других начнет сбрасывать листья, а на его коре появятся синеватого оттенка бесформенные наросты.
Вполне возможно, что тварь еще не проснулась, а тот след, что он видел три дня назад, оставили лесорубы, войлоком волочившие поваленное дерево... Но нет! Он уже две недели обильно заливает этот участок, словно поле с рисом, не мог гипок такого проспать! Джай старался аккуратно выбирать место, куда поставить ногу, но, по-видимому, не достаточно тщательно, так как сапог булькнул в яму, провалившись по самое колено и набрав полное голенище воды. Он выругался, присел на скользкий поваленный ствол, стягивая обувь...
– А-а-а! – раздался, заглушая капель, отчаянный крик с запада, откуда он только что пришел. – На помощь!!!
Сложно было не узнать тонкий и удивительно сильный голос монаха. Что там случилось, смарг их сожри? Неужели Адонаш оставил Скайси одного?
Джай отбросил сапог, так как обуться – не минутное дело, сплюнул, вскочил, и, создавая на ходу огненный меч, бросился бежать, поднимая тысячи брызг и прихрамывая на босую левую ногу, оказавшуюся короче правой по причине отсутствия подошвы и каблука. Пламя Огненосца может испугать гипока, и тот спрячется глубоко и надолго, именно поэтому Джай не спешил творить меч раньше времени, но если Скайси так верещит, значит, дело серьезное... Скорее всего, гипок нашел монаха раньше, чем Джай нашел гипока!
Джай споткнулся о толстый корень, выпирающий из земли, но скрытый под лужей воды. Кувыркнулся, собирая лицом и волосами размокшую грязь, выругался шепотом. Меч, соприкоснувшись с сырой землей, сердито зашипел. Поднимаясь, Джай понял, что нашел, наконец, то самое дерево, под которым спал гипок – кора обильно покрыта синеватыми наростами, источающими неприятный запах. Он поспешно стащил второй сапог и побежал дальше, шлепая по лужам босяком, но уже не хромая.
Скайси пронзительно орал откуда-то сверху. Задрав голову, Джай обнаружил его на двадцатифутовой высоте, сидящим, оседлав тоненькую веточку. Он, свесив голые ноги (балахон задрался до самых голеней), прижавшись к стволу, зажмурившись, вопил во всю силу монашьей глотки. На гладком, мокром от дождя стволе высоченного бука ниже той самой веточки, на которой восседал монах, совершенно ничего не росло... Как он туда залез?
На поляне под буком, извиваясь и похрюкивая, ползал гипок. Здоровенный – футов сорок длинной, но еще достаточно худой после спячки – не больше пяти футов в обхвате. Твари ничего не стоило, просто приподнявшись, стянуть с дерева Скайси, но она этого еще не сделала – мешал Адонаш. Острые и проворные мечи Мастера, против гипока были, что прутики против льва, но отвлечь червя он таки сумел. Адонаш заскочил чудовищу на спину и, удерживая равновесие с изяществом канатоходца, предпринимал попытку за попыткой найти на гипоке место, уязвимое для его клинков. Джай знал, что такого места нет. Даже глаз червя защищен толстой прозрачной броней.
Гипок то и дело вставал на дыбы, пытаясь сбросить наездника, две пары из шести его коротких лап оказывались при этом в воздухе и комично подрагивали. Но тому, кого он умудрился бы достать этой своей пародией на конечность, несдобровать – там крючкообразные пятидюймовые когти, покрытые ядовитым веществом.
Джай разогнался, оттолкнулся, заскользил по размокшей жиже, ноги поехали вперед, подныривая под вздыбившуюся в очередной раз переднюю часть туловища гипока. Инерции разбега хватило, чтобы проехаться на боку вдоль всего тела твари, полосонув ее огненным мечом. Он тут же создал воздушный заслон, отталкивающий брызнувшую из раны синеватую жидкость – если этот аналог крови попадет на тело, никакое исцеление не поможет.
Он откатился в сторону, подальше от подыхающего, изворачивающегося в агонии и поливающего все вокруг своей ядовитой кровью, гипока. До Скайси не достанет, а вот на Адонаша может попасть. Джай спеленал друга воздушным коконом, поднял и осторожно положил рядом с собой. Тот беззвучно открывал и закрывал рот, таращил на Джая удивленные глаза, и только оказавшись на земле, призвал свойственное Мастеру Смерти самообладание, принял бесстрастный вид, вскочил на ноги, и вложил в ножны свои мечи.
Гипок последний раз дернулся в агонии и замер бесформенной смердящей грудой на земле
– Осторожнее, – предупредил Джай, убирая огненный меч, – не касайтесь его крови, не вступите ненароком – она ядовита!
Пола его верхней длинной туники оказалась полностью синей, и Джай, сообразив, наконец, что окрасило его одежду, ругнулся и отсек ее небольшим кинжалом, который всегда носил в рукаве, по пояс. Один гипок стоил ему новой туники и пары неплохих, еще не сношенных, главное – удобных сапог! Вспомнив о Скайси, Джай хотел было снять того с дерева, но монах, по-паучьи ловко перебирая ногами и руками, был уже почти у самой земли. Соскочив со ствола, парень указал на мертвую тварь трясущимся пальцем и воскликнул то и дело срывающимся на писк голосом:
– Что это было? Что это за тварь?.. Никогда такого не видел! Оно же сожрать меня хотело!!! Клянусь, потухни мой огонь! Оно собиралось меня сожрать!!!
– Собиралось, Скайси... – рассмеялся Адонаш, и, проходя мимо, потрепал невысокого монаха по лысой голове и торчащей на макушке косичке, ярко-рыжей сейчас – дождь смыл краску, оставив природный цвет.
– Что? Оно собиралось меня сожрать?.. – теперь Скайси был удивлен.
– Разве не об этом ты только что кричал? – усмехнулся Мастер Адонаш, затем повернулся к Джаю. – Может, прекратишь этот дождь? Лошади разбежались, нужно их найти.
Джай разогнал облака, только ласки теплого солнца они так и не почувствовали, потому что светило клонилось уже к закату, занырнул за вершины деревьев. Теперь можно было бы и переместиться, но Ветра он не хотел здесь оставлять – привык к лошади.
Только сейчас Джай в полной мере ощутил всю "прелесть" хождения босяком по холодным лужам – ступни скрутило судорогой. Мокрая одежда липла к коже, Джай понял, что стучит зубами, а еще он понял, что на него нахлынул отток Силы. Так порой бывает после работы с огнем: сильная штука... Он сейчас даже маленького костерка не разожжет при помощи Дара.
Адонаш ушел в лес, разыскивать лошадей. Мастер отменный следопыт – найдет их обязательно. Скайси, прекратив, наконец, пялиться на дохлого гипока, подошел к Джаю и принялся что-то рассказывать, а у Джая в глазах расплывался мокрый, начинающий желтеть лес, синие пятна крови убитой твари на деревьях и траве, рыжая косичка и круглая мальчишеская физиономия монаха. Он рухнул на колени, а затем и на бок, думая, что этот отток необычно сильный, забываясь...
Телега
1188 год со дня основания Города Семи Огней . Завалонская долина.
Джая встряхивало и подбрасывало. Бока ощущали твердые доски под собою, а солома была подстелена столь тонким слоем, что больше колола, чем смягчала. Он разодрал веки, приподнялся на локтях. Мучила жажда, и первое, что он увидел перед собою – это протянутая рука Адонаша с флягой. Друг знает, что нужно. Как его угораздило – такой отлив Силы из ничего... Джай жадно напился, прикрыв глаза от удовольствия, и лишь после этого стал осматриваться.
Они в движущейся телеге. Адонаш полулежил рядом, грызя соломинку и щурясь от солнца. Скайси сидит на козлах около плотного, чуть сгорбленного седого мужчины, управляющего парой лошадок. Ветер, Вершок и кобыла Адонаша – Миси, привязанные, плетутся за телегой. Джай вздохнул с облегчением, увидев притороченную к седлу Ветра свою лютню в чехле – не потерялась.
Припекало солнце, а значит прошла ночь, и наступил следующий день. Одежда Джая высохла – это утешительно, а вот ноги по-прежнему босые – что огорчает. Сапоги он себе справит, вот только новая обувь всегда жмет, да и прежних жаль, их он приобрел в Бильде у лучшего сапожника, каковыми славиться тамошняя земля.
– Куда это мы едим? – спросил Джай.
– Ото, гляди! Синица мне в глаз! Чумазой, кажись, прокинулся! Заверни его смарг у двурогий бублик! – весело заорал их возница, сдобрив свою речь еще парой-тройкой отборных и непонятных Джаю ругательств.
– Этот добрый человек пригласил нас в свою деревню, – откликнулся Скайси, щеголявший вновь зеленой косичкой.
– А шо это ты, чумазой, так долго оклематься не могишь? Хильнул лишку? Да? – хозяин телеги выкрутил шею, явив Джаю хитрые прищуренные глаза, крупный нос, подбородок, поросший редкой растительностью, и оскаленные белоснежные зубы – в отличном состоянии, хотя лет ему, на вид, было уже за пятьдесят. – Эт, ты нашенской вуривихи не куштувал! От нее и у смарга беньки на макушку выскочат! Вот, чтоб мне воробей у рота залетел и тама нагадил, – говорю те – выскочат! А конь твой? Гарный конь!.. Давно такого гарного коня не видал! А если конь твой, то и сбруя твоя, а значит и брынькалка – тоже твоя! А ты, стало быть – певун бродячий! Так? – Не дожидаясь ответа и подтверждения верности выстроенной им логической цепочки, он продолжал. – Знаю я, как вы, менястрели, до этого дела падкие! Ну до выпивона, а не то, шо ты думаешь, хоч... – он на мгновение сердито сдвинул брови, – до того дела – до баб, то есть, тоже вы падкие... Наделай мне аист на телегу! Ох ты и налакался, менястрель!.. Это ж надо так измараться – с головы до ног! Вот у меня хряк такой был! Как жонка моя сделает вуривиху, а отжим ему кинет – тот наглотается, а после, пока усю грязюку на пятак на свой свиной не назбирает, так до дому не повернет! Смарг его поросячью родительницу...
Джай громко кашлянул, сравнение с хряком было ему не по душе, но мужик не малейшего внимания на его обиду не обратил.
– Так вот шо кажу! На шо те, менястрелю, такой гарный конь? Продай его мне!
– А тебе он на что, хозяин? – Джай окончательно пришел в норму, чувствовал себе он неплохо, поэтому поднялся и оказался рядом с возницей, оттесняя Скайси.
Монах не стал возражать, возмущаться, а смиренно перебрался назад к Адонашу, и Джаю даже показалось, что облегченно при этом вздохнул.
На селянина Джай решил не обижаться: пусть себе чешет языком, какое-никакое – развлечение.
– Да ужо сгодится! А тебе, чумазой, я в обмен складную кобылку дам ... Ну, доплачу, конечно... Вот не нужон тебе такой конь и усе тут!
– Чего ж это не "нужон"?
– А вот гляди: завтра Мастер твой Адонаш пойдет на восток, а ты – на запад и встретятся тебе вежливые робята, нож к горлу приставят и скажут, мол, слезай с коня! И ни обмена, ни искры, ни пламени, не предложат, от шоб меня галка склевала! А ты шо?
– Что?
– Шо, шо... А ты брынькалкой разе отобьешься? Не-е! А будет у тебя моя кобылка – никто не позарится. А она тебя не хуже жеребца твого отвезет да хоть на край света, пущай и не такой она дорогой породы!
– Так у вас разбойники промышляют? – усмехнулся Джай.
– Кто? Ну, не в нашенском краю, синица мне в глаз! Их Истребитель быстро поперевешает – хай только объявятся! Дерев-то в нас хватает! А от отъедешь чуток дале, так там тебя сразу и сцапают – хватает бандюг, шоб им с самой синею смертью ночью лягти, а утром не прокинуться! А шо тебе те разбойники, ты вот нашенской вуривихи нализаешься и никакие разбойники не нужны будут – конь сам убягит. А жалко такого гарного коня!
– А тебе, дядя, конь мой, стало быть, для разводу?
Возница глянул на него прищуренными глазами, хмыкнул:
– Ох и хитер же ваш брат! Ты вот как беньки свои разлепил, так я сразу понял, кто ты есть! А то за грязюкой ни волос ни пики не разглядишь, а очи такие токмо у междуморца можуть быть! Прав я али не прав?
– Если прав, дядя, то тебе всей вуривихи в твоей деревне не хватит, чтобы выманить у меня коня. Да и вообще, дернул тебя смарг со мною торговаться – я ж тебя как липку обдеру, даже если буду пьяным! Или ты мало о нашем междуморском брате слышал?
Позади раздалось сдавленное хихиканье монаха. Хозяин сник, почесал затылок, обмозговывая слова Джая: междуморцы и в самом деле слыли непревзойденными торгашами и хитрецами.
– Да... не настоящий ты междуморец... – Теперь мужик не был так уверен. – Вот, колесо мне в задницу, – не настоящий! Я слышал, что ваш брат могет бочку в себя влить – и не в одном глазу! А ты вот – наклюкался, что свин! Наделай мне в ухо ворона!
– А ну тормозни, дядя! – воскликнул Джай, заметив у дороги небольшой ручеек – шагов пять-семь шириной. Если они едут в деревню, что следует привести себя в благопристойный вид, прежде, чем являться перед людьми.
– Прр! Нашо то тебе, Чумазой?
– Погоди пару минут!
Джай ловко спрыгнул с телеги. В босые, непривычные к тому подошвы сразу же вонзились сотни мелких камушков. Он поморщился, пошел осторожнее, добрался, наконец, до ручейка, оказавшегося не глубже локтя, и принялся в нем плескаться, смывая, прежде всего, слой грязи с лица и волос. Гипок не должен стоить ему еще и репутации! А то все станут называть его на манер этого вот дядьки: "Чумазой".
Приведя себя немного в порядок, он вернулся к телеге, и, судя по кислому лицу мужика, у того не осталось сомнений, что он – междуморец: пепельно-серые волосы и черные глаза не дадут Джаю никого обмануть, разве что отпустить косу и всем показывать, что ты Одаренный...
– Ну, так ты на человека похож! Шоб тебе кукушка на голове кукушат вывела! Даже имя у тебя теперь спросить хочется! А спутники твои мовчат, воды у рота понабирали! Он, кажуть, сам представиться!
– Ты сам-то назовись! – Джай вновь занял свое место рядом с хозяином, отметив, что монах вовсе не в обиде, за то, что его прогнали – Скайси вытянулся во весь рост на сене, закинул руки за голову, его веснушчатое лицо выражало покой и блаженство.
– Так я ужо назывался, токмо ты все проспал, братец! Ладно, ладно. Повторюсь. Я Дишик-кузнец из Низинки – так, стало быть, деревня моя называется. А ты кто такой будешь?
