Текст книги "Развод. Будьте моим бывшим, доктор (СИ)"

Автор книги: Анна Варшевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– И кто… был заказчиком? – закусываю щёку до боли.

– Даниил Игнатьев.

Глава 19

– Агния, всё в порядке?

Мы с моей собеседницей одновременно поворачиваемся. Я с трудом фокусируюсь на Игнатьеве. Зрение словно немного плывёт, от шока соображаю с трудом.

– Да… да, конечно, – с трудом собравшись с мыслями, отвечаю медленно. – Ты… увиделся… с кем там, с другом?

– Со знакомым, – поправляет меня мужчина осторожно. – Ты какая-то бледная, точно всё хорошо?

Искоса смотрю на Алину и замечаю, что та прикусила губу и выглядит виноватой. Ловлю её взгляд и говорю Даниилу, но на самом деле ей:

– Всё в порядке. Не о чем переживать.

Девушка немного расслабляется, и я тоже выдыхаю. Это я обсужу с хирургом без свидетелей. Не хватало ещё устраивать скандал на людях. Потому что во мне медленно, но верно закипает злость. Точнее, даже не злость… очень сложно дать определение этим чувствам.

Я и сердита на него, и обижена, и много чего ещё – эмоции захлёстывают, не дают думать… Теперь, задним числом мне многое становится понятно: его осведомлённость о моих вкусах, какие-то незначительные детали в нашем общении, на которые я не обращала внимания… Объясняется и то странное чувство, которое преследовало меня первые недели после расставания с мужем. Мне всё казалось, что за мной кто-то следит. Я уже думала, что это паранойя… значит, никакой паранойи не было.

Но главное… основное, что сносит крышу подчистую – Даниил мне врал. Ему не нужно было, чтобы я что-то рассказывала, делилась с ним подробностями своей ситуации. Большую часть информации он уже знал и так. И вот от этого почему-то обиднее всего. Обиднее… и больнее.

Домой мы едем в молчании. Уж не знаю, о чём думает Игнатьев, а я закипаю, словно чайник. Дохожу до кондиции, в буквальном смысле.

– Солнышко, ты какая-то тихая, – Даниил паркуется возле дома, смотрит на меня внимательно. – Расстроилась из-за того, что сказала адвокат?

– Расстроилась? – поднимаю брови.

– Рассердилась? – поправляется он.

Выхожу из машины, иду к дому, хирург идёт за мной. Разворачиваюсь я уже в холле.

– Зачем ты заказывал в агентстве информацию обо мне? – спрашиваю прямо.

Мужчина, вздрогнув всем телом, роняет на пол ключи от машины. Даже если у меня и были сомнения насчёт того, что эта какая-то ошибка, теперь они улетучиваются. По его лицу сразу видно: то, что мне сказала Алина – правда от первого до последнего слова.

Складываю руки на груди, и Даниил сглатывает, глядя на этот жест.

– Милая, всё совсем не так, как ты думаешь…

– Интересно, – тяну язвительно, – и как же я, по-твоему, думаю? Расскажи мне. А ещё лучше – объясни, с чего вдруг?!

– Солнышко, ты только не волнуйся…

У меня перед глазами плывут белые круги. Самая идиотская фраза из всех возможных – попросить человека не волноваться. После этого любой начнёт волноваться в десять раз больше.

– А с чего бы мне волноваться? – прищуриваюсь, глядя на него.

– Я собирался сказать, не сердись, – пытается исправить ситуацию Даниил. – Я… не хотел ничего плохого! Агния, пожалуйста… Я понимаю, что со стороны это выглядит, наверное, ужасно…

– Именно так и выглядит, – я вдруг чувствую, что очень устала.

Не хочу сейчас никаких разборок. Не хочу извинений, объяснений, оправданий… Да, наверное, он не хотел ничего плохого. Но в моей жизни в последнее время действительно слишком много вранья. И мне противно осознавать, что и Даня тоже не был со мной честен до конца.

– Я не хочу сейчас разговаривать, – поднимаю глаза на мужчину. – Мне… нужно подумать. Как быть дальше с тем, что я узнала. С тем, что в наших отношениях всё было не так, как мне казалось.

– Агния… ягнёночек, я… прости, – мужчина словно растерян, судорожно сжимает руки в кулаки. – Пожалуйста, не сердись. Я правда хотел как лучше…

– А получилось как всегда, – договариваю за него тихо. – Я сегодня переночую у себя в комнате.

Сворачиваю в коридор, закрываю за собой дверь комнаты и тяжело опускаюсь прямо на пол, придавив створку спиной. Не знаю, почему я так остро реагирую. Может, потому что совсем недавно мне показалось, что это оно – то самое? Потому что я действительно влюбилась, влюбилась по-настоящему, как никогда – теперь-то я это понимаю – не любила своего мужа?

Даня явно решает оставить меня в покое и не трогать. И правильно. Нам обоим есть о чём поразмыслить. А спустя полчаса, когда я уже ложусь спать, мне приходит сообщение от Влада, с просьбой выйти завтра на смену. Заболело двое фельдшеров, у него опять не хватает бригад. Очень кстати. Не знаешь, чем себя занять – займись работой!

С утра я собираюсь второпях и уезжаю рано, пока хирург ещё не встал.

– Агния Станиславна, – ловит меня перед сменой Владислав, – спасибо, что согласилась выйти!

– Да не за что, – пожимаю плечами. – Но ты можешь для меня кое-что сделать, – грожу ему кулаком. – Не вздумай обижать мою подругу!

– И не собирался! – фыркает Влад. – Но с такой защитницей тем более поостерегусь.

Мы улыбаемся друг другу и расходимся по своим «рабочим местам».

Трясясь в машине скорой помощи, я весь день не переставая думаю о том, что узнала. Меня бросает из крайности в крайность. Хочется то надавать хирургу пощёчин, то ледяным видом показать, что я обиделась, то просто плюнуть на всё и поверить, что он и правда хотел только хорошего.

После очередного вызова возвращаемся на подстанцию уже ближе к четырём часам утра, когда мне звонит диспетчер.

– Агния, давайте разворачивайтесь. Мужчина, сорок два года, некупируемый болевой синдром.

Смотрю на адрес в планшете. Что-то такое знакомое… Мы подъезжаем к дому, и я вспоминаю – это молодой мужчина с раком на последней стадии, я ездила к нему то ли на первом, то ли на втором своём дежурстве.

Взлетаю по лестнице с медицинской сумкой, дверь мне открывает жена. В прошлый раз они были очень вежливы, извинялись, что потревожили – просто обезболивающие её мужу уже действительно не помогали. Хорошая пара… Очень жаль, что им приходится переживать такое…

– Здравствуйте, – спешно прохожу в квартиру. – Где больной?

– Здравствуйте, – она немного заторможенно поднимает на меня глаза. – А я вас помню… вы приезжали как-то…

– Да, всё верно, давайте пройдём к… – пытаюсь её поторопить, но женщина вдруг качает головой.

– Не надо, не спешите.

На меня опускается тяжесть осознания случившегося. Молча смотрю на неё, а она тихо говорит:

– Четыре пятнадцать.

– Что? – переспрашиваю у неё.

– Четыре пятнадцать, – повторяет чуть громче. – Вам же, наверное, нужно время смерти. Это случилось в четыре пятнадцать. Я посмотрела на часы.

Закусываю губу и осторожно беру её под локоть.

– Мне очень жаль. Вам нужно присесть, давайте присядем, – подвожу её к дивану. – Как вы себя чувствуете?

Она пожимает плечами, поглаживает пальцами гладкую обивку дивана.

– Я в порядке, не переживайте за меня… Вы… пожалуйста, можете сделать… всё, что нужно?

– Конечно, – киваю и прохожу в соседнюю комнату.

Констатирую биологическую смерть, звоню диспетчеру, объясняю ситуацию, вызываю все те службы, которые необходимы сейчас. Жена всё это время продолжает сидеть на диване. Моя работа закончена, мне бы попрощаться, ещё раз выразить свои соболезнования и уйти… но что-то останавливает.

– Может быть, дать вам успокоительное? – предлагаю ей против всяких инструкций.

– Нет, спасибо, – она качает головой, на губах появляется слабая, немного странная улыбка. – Мы… знаете, были готовы к этому моменту. Точнее, мне казалось, что были готовы. Нельзя быть к такому готовой, как вы считаете?

Я киваю, а она продолжает:

– Он ведь так долго болел. Счёт шёл на дни. Я всё понимала. Ему теперь не больно – это главное. Это главное! – повторяет убеждённо, а потом вдруг вскидывает на меня отрешённый, спокойный взгляд. – У нас было так мало времени вместе. Так мало. И так много. На самом деле… мы всё сказали друг другу, но сложно осознавать, что я больше никогда не услышу его голос.

– Я понимаю, – говорю негромко и встаю. – Простите, мне надо идти. Примите мои соболезнования…

Женщина вдруг хватает меня за запястье.

– Торопитесь! – я чувствую сильное горячее пожатие. – Никогда не сомневайтесь, торопитесь сказать то, что вы чувствуете! Иначе можно не успеть…

Меня вдруг прошибает ознобом. Откуда она…

В дверь раздаётся звонок. Приезжает полиция. Перебросившись несколькими словами с молоденьким сержантом, оставляю жену умершего на него и выхожу к машине. Такое ощущение, что её пальцы до сих пор на моей руке, а слова звучат в ушах.

Над городом уже занимается рассвет. Зябко передёрнув плечами, залезаю в машину.

– На базу? – спрашивает у меня водитель.

– Да, давай, – рассеянно киваю и достаю бумажки, которые мне нужно заполнить.

На подстанции тишь да гладь. Мне везёт, удаётся даже немного подремать на кушетке, хоть это и запрещено всеми инструкциями… Но кто будет их соблюдать буква в букву?

Я уже заканчиваю смену, когда на срочный вызов сдёргивают сразу несколько свободных бригад. Авария на скоростной автотрассе. И, похоже, немаленькая.

До места долетаем с сиреной, и сразу становится понятно, что переработки нам всем тут обеспечены. Почти поперёк дороги лежит фура, несколько легковушек всмятку… Бли-и-ин!

Бежим с коллегой, лавируя между высыпавшим из остановившихся машин народом. На дороге, весь в крови, воет молодой мужчина, прижимая к себе окровавленную девушку. Рядом ещё несколько пострадавших.

– Быстро! Отойдите! Отойдите отсюда, немедленно! – командует один из врачей.

Подбегаем к паре, заставляем рыдающего парня отпустить свою ношу.

– Щит! – надо переложить её на жёсткие носилки, замечаю пробитую кость черепа… – В машину! – переглядываемся с коллегой, киваем друг другу, её надо срочно в больницу.

Пока прибывшие бригады начинают заниматься другими потерпевшими, заносим пострадавшую в скорую.

– Позвольте, я с вами… пожалуйста… с вами! – просит мужчина, хватая меня за плечо.

– Кто вы пострадавшей?

– Муж.

– Садитесь, – киваю ему.

В такой ситуации всё возможно.

– С ней… всё будет хорошо?! – его трясёт.

– Не отвлекайте! – обрывает мужчину мой коллега.

Мы работаем молча. Быстро. Кровотечение было слишком обширным. Ловлю взгляд второго фельдшера, и оба тут же отводим глаза. Машина несётся под неумолкающей сиреной, но мы не успеваем… не успеваем… не успеваем…

В приёмный покой госпиталя заносимся бегом, персонал моментально перехватывает у нас каталку – о поступлении сообщили заранее. А я ловлю за локоть мужчину, который приехал с нами.

– Вам туда нельзя! – силой усаживаю его на стул в приёмке. – Ждите здесь. К вам выйдет врач.

– К-когда? – похоже, у него зуб на зуб не попадает.

– Как только это станет возможно, – гляжу на трясущегося, совсем молодого парня, и мне становится его жаль. – Пойдите в туалет, он вот здесь, – показываю дверь. – Там можно смыть кровь с рук.

– А если… врач придёт… пока я буду?.. – он смотрит на меня растерянно, испуганно.

– Я подожду, пока вы выйдете, – обещаю ему, не говоря, что вряд ли врач выйдет так быстро. – Не волнуйтесь, идите умойтесь.

Мне, конечно, вернуться к машине надо, но из-за нескольких минут ничего не произойдёт. Всё равно смену я уже переработала. Устало опускаюсь на стул, ноги держат с трудом. Мы не боги. И при таких травмах… Нет, я не буду договаривать это даже в мыслях. Пусть, господи, пожалуйста, пусть этому парню повезёт. Пусть повезёт его жене, этой молоденькой девчонке, которую сейчас отчаянно пытаются вытянуть практически с того света…

Чудеса случаются. Иногда.

Но не сегодня.

Я не успеваю уйти, когда к мужу пациентки, кое-как смывшему кровь с рук и лица, входит один из хирургов. Я помню его, Даниил меня представлял этому мужчине. И мне всё понятно по лицу врача.

Горло перехватывает. Я закусываю губу, наблюдая, как молодой муж, только что ставший вдовцом, растерянно опускается на стул. Смотрит на свои руки, ещё не до конца отмытые от крови, словно не понимает, что с ними. Утыкается остановившимся взглядом в стену.

– Агния Станиславна, – ко мне подходит хирург. – Это ведь вы привезли…

– Да, – киваю, смотрю на мужчину. – Её мужу понадобится психологическая помощь.

– Знаю, уже вызвали, – он кивает. – Вы бы зашли к Даниилу Антоновичу…

– А разве не вы её… – в груди у меня вдруг начинает разрастаться боль.

– Нет, – хирург качает головой. – Я ассистировал. Даниил Антонович ушёл… потом.

Мне становится плохо. Что с ним?! Торопливо, не попрощавшись, огибаю врача, распахиваю дверь в отделение. Иду, всё ускоряя и ускоряя шаг, перехожу на бег и, не постучав, врываюсь в кабинет заведующего отделением.

Игнатьев стоит у раскрытого настежь окна и затягивается сигаретой. Я вижу следы крови у него на форме. Даже не переоделся…

– Не знала, что ты куришь, – говорю тихо, и Даниил резко оборачивается ко мне.

– Очень редко, – отвечает хрипло.

Шаг, другой… Я смотрю на уставшего, измученного хирурга, не отрываясь, и снова ощущаю то пожатие, слышу голос, говорящий «торопитесь!», и вижу перед собой пустые глаза мужчины, потерявшего жену.

Ещё два шага, и я прижимаюсь к своему мужчине изо всех сил. Он роняет сигарету – хорошо, что за окно, а не на пол – обнимает меня.

– Я люблю тебя! – шепчу ему на ухо. – Я люблю тебя, слышишь?

Нас охватывает какая-то лихорадка. Мы оба сжимаем друг друга, словно боясь выпустить из объятий, и я не сразу разбираю, что он говорит.

– За что, дурачок? – отстраняюсь, пытаясь заглянуть ему в глаза, но он не даёт.

– Я должен был… сказать первым… должен был! Прости, что тебе пришлось… Агния, я так тебя люблю! Ты… ты… я люблю тебя!

Он целует меня, быстро, лихорадочно, в губы, в глаза, в скулы, запускает пальцы в волосы, гладит шею, спину.

– Ягнёночек… – отрывается от моего лица, тяжело дыша, ловит мой взгляд. – Выходи за меня замуж?

Глава 20

– Ты ошалел?! – смотрю на него недоверчиво, на губы невольно наползает улыбка. – Какое замуж?! Я вообще-то уже замужем! То есть, ещё. Пока что.

– Ты не хочешь за меня замуж? – слабо улыбается Даня.

– Я в принципе не очень-то хочу замуж, – пожимаю плечами. – Один раз сходила, мне хватило, знаешь ли. А что, нельзя как-то без этого вот всего?

– Будем жить во грехе? – хирург упирается своим лбом в мой, поглаживает мне пальцами шею, спускается ниже.

– Эм-м, ну… – с трудом сдерживаю оханье, когда его ладони ложатся на грудь, нежно сжимают. – Я бы… не отказалась…

– Нет, ягнёночек, – он отодвигается, качает головой. – Я тебя всё равно уговорю.

– Попробуй, – улыбаюсь ему и, высвободившись из объятий, отхожу на шаг. – Не забудь, что для начала мне нужно будет развестись. Давай не будем спешить. И прости, что напоминаю, но тебе надо спуститься. Муж погибшей пациентки наверняка ещё в приёмном. А мне нужно ехать, сдать смену.

– Да, ты права, – Даня устало трёт лоб. – Пойдём, я провожу тебя до приёма. Нет, подожди…

– Что такое? – поворачиваюсь к мужчине.

– Я люблю тебя, – он проговаривает слова медленно, словно пробуя их на вкус, наклоняет голову слегка набок. – Я… ещё никому этого не говорил, – вдруг поясняет, словно немного смутившись.

– У тебя хорошо получается, – подхожу к нему ближе, провожу тыльной стороной кисти по чуть колючей щеке.

– Я тебя люблю, ягнёночек, – он привлекает меня ближе, проводит ладонями по спине сверху вниз, поглаживая.

– Как давно? – вдруг спрашиваю его, и хирург вздрагивает.

– Э-э-э…

– Ладно, ответишь позже, – усмехаюсь и тяну мужчину за собой. – Идём.

– Можно пригласить тебя поужинать сегодня? – Даня берёт меня за руку.

– А не поздновато ты спохватился?

– Такое никогда не поздно, – он уверенно качает головой. – Ну так что, пойдёшь со мной на свидание?

– Пойду, – сдержав улыбку, вытягиваю свою ладонь из его. – Но для этого мне надо сдать смену, доехать до дома, выспаться и привести себя в порядок. Так что отпускай меня. Да и тебе пора.

– Агния, постой, – он смотрит пристально, внимательно, словно пытаясь что-то увидеть на моём лице. – Почему ты сказала… почему ты призналась в любви?

– Все вопросы вечером и ответы тогда же, – быстро целую его в щёку, выхожу из кабинета и тут же натыкаюсь на Инну.

Ординатор со стопкой историй в руках собирается зайти к Дане в кабинет.

– Добрый день, Инна Дмитриевна, – киваю ей с точно отмеренной дозой вежливости.

Смысл нагнетать обстановку и усложнять нам всем работу? Хотя Даня ведь вроде предлагал ей уйти в любое другое место. Видимо, не хочет. Мысленно пожимаю плечами. В отношении неё я вот как-то совершенно не переживаю.

Инна только окидывает меня презрительным взглядом с головы до ног, заставив вспомнить, что на мне испачканная кровью форма скорой, и, проигнорировав моё приветствие, стучит в дверь.

– Я занят! – Игнатьев открывает дверь. – Инна Дмитриевна, у вас что-то срочное? – переводит взгляд на меня. – Агния Станиславна, вы ещё здесь? У нас с вами планы на этот вечер, вы не забыли?

Инна надувается возмущением, как лягушка, а я, поймав чуть было не отвисшую челюсть, решаю сбежать от греха подальше, пока хирург прямо не заявил, что у нас с ним свидание. Специально он, что ли?

Водитель со вторым фельдшером дожидаются меня во дворе. Становится неловко, люди ждут в своё рабочее время, а я свои личные дела решаю… Но мужчины мне ничего не говорят, только кивают и садятся в машину. Это всегда очень тяжело – не довезти пациента. Так часто слышу: врачи бездушные, чёрствые, язвительные… А как иначе нам делать свою работу? Если боль каждого пациента пропускать через себя – и нескольких месяцев не продержишься, свихнёшься.

И никто не думает, что мы в глубине души всё так же переживаем, хоть и не показываем этого. Что звоним узнать, как наш пациент, которого мы привезли. Что нам так же горько, когда у нас на руках умирают люди, которым бы ещё жить и жить…

Сдаю смену и, выйдя с подстанции, делаю глубокий вдох. Жизнь такая странная штука. Сегодня я стала свидетелем смерти двух человек. Но… «и солнце даже не заметит, как в глубине каких-то глаз на этой маленькой планете навеки свет его погас»…*

И у меня сегодня свидание. С человеком, который любит меня, и которого люблю я.

Жизнь продолжается… И я еду домой, высыпаться и ждать Даню.

Глава 21

– Ягнёночек, ты… таким изощрённым способом решила меня убить?

Даня смотрит на меня расширенными глазами. В руке подрагивает огромный букет кремовых роз, таких нежных, что лепестки кажутся шёлковыми.

– Вообще-то я надеюсь, что ты будешь жить долго и счастливо, – фыркаю, забираю у него цветы и откладываю их на комод. Даже не знаю, есть ли здесь подходящая ваза для такого объёма, или поискать какой-нибудь таз.

– Не с женой в таком наряде, – качает головой хирург. – Либо я убью кого-нибудь из тех, кто будет сворачивать на тебя шею, и сяду. Либо… нет, других вариантов не предусмотрено. Радость моя, а у тебя нет чего-нибудь… ну, на плечи накинуть, что ли…

– Во-первых, я тебе не жена, – язвительно изгибаю брови.

– Это вопрос времени, – отмахивается от меня мужчина.

– А во-вторых, это платье не носят с накидкой на плечи, – укоризненно качаю головой. – В нём вся суть в этих узких вырезах…

– Ага, в которых можно утонуть, – Даниил мученически возводит глаза к небу.

– Я сейчас обижусь и никуда с тобой не пойду, – надуваюсь и складываю руки на груди.

Мужчина тут же залипает на ложбинке, очень удачно появившейся в вырезе, и сглатывает.

– Прости, любимая, я хотел сказать, что ты великолепна в этом платье, – говорит, не отводя взгляда от моих верхних девяносто.

– Котик, ты бы хоть мне в глаза посмотрел, – хмыкаю скептически.

– Ой, только я тебя умоляю, не называй меня котик, – морщится он.

– А как мне тебя называть, о властелин моей души и господин моего сердца? – дурачась, прижимаю ладони к груди и тут же оказываюсь в крепких объятиях.

– Как я по тебе соскучился, ягнёночек, – шепчет мне Даня. – По нашим разговорам, вечным подколам и перепалкам.

– Мы же виделись утром, – у меня немного сипнет голос, и я откашливаюсь.

– Нет, любимая, – мужчина качает головой, а меня прошибает мурашками от того, как он произносит это слово. – Я не об этом. Я… накосячил. Обидел тебя. И ты сначала спала отдельно, потом сбежала на работу… Я очень скучал. Оказывается, я совершенно не могу без тебя спать, радость моя. Ты простишь меня и вернёшься в нашу спальню?

– До следующего грандиозного косяка, – улыбаюсь немного неловко, мне не по себе от того, насколько откровенно он говорит.

Вроде бы ничего особенного… но не каждый мужчина способен сказать такие слова. Например, Игоря в подобной ситуации и представить нельзя. Тьфу, чёрт, зачем я вообще его вспоминаю?!

– Ты обещала рассказать, почему и как так… всё случилось, – Даня смотрит на меня внимательно, без улыбки.

– Ты тоже обещал ответить на кое-какие вопросы, – пожимаю плечами. – Может, мы уже пойдём поедим? Я вообще-то голодная, ты нет? А признания отложим на полный желудок.

Даниил привозит меня в ресторан поблизости. Делает заказ, не спрашивая.

– Всё узнал о моих вкусах заранее? – смотрю на него слегка язвительно, и он опускает глаза.

– Кое-что я действительно помнил по студенческим годам. И интернатуре.

– Мы с тобой почти не общались в интернатуре, ты только издевался надо мной, когда мог, и ты тогда уже был ординатором, – подпираю рукой щёку и разглядываю его так, словно он сказочник, а я ребёнок, который ждёт интересную историю. – Ты не хочешь честно рассказать всё по порядку?

– Я… просто не могу, моя хорошая, – Даня качает головой. – Ты решишь, что я чокнутый, и будешь в каком-то смысле права. Испугаешься ещё…

– До сих пор ведь не испугалась, – улыбаюсь ему. – Ну хорошо, – продолжаю, потому что мужчина молчит, – я спросила тебя, как давно ты в меня влюблён. После нашего секса? Или после того танца на кухне? Или с того момента, когда мы с тобой сидели в ресторане, и я ревела у тебя на коленях?

– Всё мимо, гораздо раньше, – он качает головой, слегка улыбается.

– М-м-м, когда мы впервые встретились после перерыва? – задумываюсь, недоверчиво гляжу на него. – Да ну нет, я тогда была страшная, уставшая и вообще…

– Ты всегда была красавицей, дело не в этом, и – нет, не тогда.

– Всё-таки в интернатуре? – хмурюсь, припоминая.

Была у нас там пара моментов…

– Что, тоже нет? – мне уже и правда не по себе, когда он в очередной раз качает головой.

– Ты в первый раз пришла на клиническую базу, ещё в университете.

Даня придвигается ближе – мы сели с одной стороны стола на диван – притягивает меня к себе, обнимает, проводит пальцами вдоль позвоночника от самого верха до края выреза. Слабо ахнув, прижимаюсь к нему сама. Может, и правда надеть это платье было не самой лучшей идеей…

– На какую базу?.. – с трудом соображаю, пока он нежно поглаживает обнажённую кожу. – Так, стоп! Это же… второй курс?! Я была на втором курсе! Игнатьев, мы с тобой познакомились зимой, а это месяца два спустя, не меньше! Ни за что не поверю, что…

– На тебе был серый плащ, такого стального оттенка, – тихо говорит он. – Туго затянутый… Он подчёркивал талию. У тебя шикарная фигура, ягнёночек. Под плащом чёрная водолазка. Ты любила водолазки, часто носила их под халаты на занятия. Синие брюки и такие же синие ботинки на плоской подошве.

Я смотрю на него во все глаза. Не может быть… Той осенью я действительно носила ту одежду, которую он сейчас описал – очень любила это сочетание стального с синим. Увидеть её позже Даня никак не мог – у меня неожиданно выросла нога, ботинки стали малы, а плащ… следующей весной я случайно посадила на него огромное пятно, которое не удалось отчистить.

– Ты сумасшедший, – шепчу, слегка задыхаясь, потому что он продолжает ласкать мою кожу, только вторая рука под столом пробирается уже к бёдрам.

– Ну вот, я же говорил, – хмыкает хирург.

– Ого, какие люди! Игнатьев, ты что ли? – раздаётся возле нас.

– Ну кого там черти принесли?! – шепчет мне Даня на ухо, неохотно отодвигается от меня и разворачивается.

– А я смотрю: неужто ты? Здорово! – протягивает ладонь хирургу мужчина как будто приблизительно его возраста, но выглядящий постарше – уже в очках, с брюшком и с намечающейся лысиной.

– И тебе не хворать, Костя, – слегка усмехается Даня. – Извини, я занят.

– Да не вопрос, – подошедший поднимает руки. – Пардон, не буду мешать!

Приглядывается в неярком освещении ресторана, словно пытаясь разглядеть моё лицо. Мне его видно лучше – он стоит как раз в пятне света, и я вдруг понимаю, что этот человек мне смутно знаком. Тоже медик?..

Мужчина отходит, а Даня снова поворачивается ко мне.

– Мы остановились на чём-то очень интересном, ягнёночек, – опять обнимает меня, подтягивает к себе поближе.

– Кто это? – спрашиваю с любопытством.

– Бывший коллега, – отмахивается хирург.

– Почему бывший? – удивляюсь вполне искренне.

– Потому что из медицины ушёл в фарму, – Даня пожимает плечами. – Не он первый, не он последний… Всё-таки в фармацевтике денег крутится значительно больше.

Киваю. Эти прописные истины известны каждому врачу. Вот только в фармацевтике по большому счёту нужны не медики, а продажники. Поэтому для меня, как и для Дани, направление совершенно непривлекательное.

– Он с тобой вместе учился? – продолжаю интересоваться.

– И учился, и работал… Ягнёночек, чёрт с ним, – мужчина прижимает меня чуть сильнее. – На твой вопрос я ответил, теперь твоя очередь. Что такого случилось у тебя вчера, что сегодня ты призналась мне в любви?

– Не только вчера, Дань, – пожимаю плечами, но всё же рассказываю о своих пациентах и о том, с чем мне пришлось столкнуться.

Нам приносят вкусную еду, музыка в ресторане очень ненавязчивая и приятная, и я расслабляюсь в руках хирурга. Его пальцы продолжают вырисовывать узоры на обнажённой коже моих рук, плеч и спины, постепенно распаляя – это словно прелюдия к тому, что предстоит впереди.

– Какая ты… – он утыкается носом в моё плечо, делает глубокий вдох.

– Какая? – смотрю на него, с трудом удерживая улыбку на губах, мне уже хочется совсем не таких невинных ласк.

– Сладкая, – шепчет Даня. – У меня от твоего запаха крышу сносит, ягнёночек… Поехали домой, а?

– Вот так вот сразу? – ещё пытаюсь шутить. – После первого же свидания? Их же надо как минимум три!

– Хоть десять, любимая, – его руки уже пробираются под подол платья. – Или двадцать… Всю жизнь тебя буду на свидания звать… Поехали, радость моя?

Дома мы оказываемся в какие-то рекордные сроки. Даня словно специально выбрал ресторан поближе, чтобы не тратить время на дорогу. Вваливаемся в спальню, целуясь и лаская друг друга везде, куда успеваем дотянуться.

– Люблю тебя… – мужчина отстраняется, тяжело дыша, осторожно спускает с моих плеч лямки платья, высвобождая грудь, и тут же впивается в неё губами, заставляя меня ахнуть и выгнуться в его руках.

– Люблю тебя, мой ягнёночек…

Не знаю, сколько раз я слышу признания за эту такую длинную и такую короткую, безумную, сумасшедшую, жаркую ночь. Такого у меня не было даже в самый первый раз с ним. Мы засыпаем в обнимку, когда силы кончаются у нас обоих, и я, сквозь сон вслушиваясь в стук сердца в груди под моей щекой, понимаю: никогда я не испытывала такого счастья.

– Агния, хорош с ума сходить! – Даня берёт меня за плечи и слегка встряхивает, но затем сразу обнимает. – Ну, давай, ягнёночек, приходи в себя!

– А если что-то пойдёт не так? – упираюсь в него ладонями и высвобождаюсь, трясущимися руками поправляю волосы, заправляю за ухо непослушную прядь. – А если…

– Вот когда если – тогда и решим, ясно? – хирург, не обращая внимания на мои попытки отойти, снова берёт меня за плечи. – Ну, давай за мной, вместе: вдох… выдох. И ещё раз… Дыши, Агния! Если тебя не разведут с твоим бывшим, я его убью, и ты станешь вдовой! А потом сам на тебе женюсь!

– Ага, из тюрьмы, – закатываю глаза. – Не неси чушь.

Сегодня у нас с Игорем первое судебное заседание, и меня потряхивает. Даня в свойственной ему манере пытается меня успокоить, а я только больше психую.

– Солнце моё, вот честное слово, – мужчина сжимает мою талию, – если ты сейчас не успокоишься, я… я возьму и трахну тебя прямо на этом комоде! И в суд ты пойдёшь зацелованная, с сорванным голосом, с горящими глазами и растрёпанной причёской, в помятой одежде и с засосом на шее! И без белья!

К концу этой тирады я забываю не то что про суд, а про то, как меня зовут. Даня редко использует такие пошлые словечки, и от неожиданности перехватывает дыхание. А потом подключается воображение, и у меня вырывается стон.

– Да ты издеваешься, Игнатьев!!!

– Счастье моё, всё будет хорошо! – хирург разворачивает меня к двери и подталкивает лёгким шлепком по мягкому месту. – Иди в машину!

– Знаешь, что?.. – смотрю на него и невольно расплываюсь в весьма и весьма коварной улыбке.

– Что? – он берёт куртку, открывает мне дверь.

Прохожу мимо, торможу возле него на секунду и, качнувшись вперёд, шепчу ему на ухо:

– Мне понравилась твоя идея с комодом, любимый…

Даня со свистом втягивает в себя воздух, закашливается, а я гордо иду к автомобилю.

– Вот ты… зараза, – качает головой мужчина, глядя на меня с таким восхищением, что так и хочется задрать нос. – Любимая зараза. Садись уже.

В суд мы приезжаем вместе, но Даня со мной не заходит. Мы разговаривали об этом с Ксенией Владимировной, и адвокат сказала, что ему не стоит присутствовать на заседании. Хирургу это всё не понравилось, поэтому он решил, что привезёт меня, а потом подождёт – хочет выступить моральной поддержкой, хоть и на расстоянии. А я была не против. Я бы и на заседание с ним за руку пошла, без него мне неуютно. Но что поделаешь…

– Давай, солнышко, Ксения Владимировна тебе поможет, – Даня выходит из машины первый, помогает выйти мне. – Если что – громко кричи, прибегу и надаю всем по морде!

Невольно смеюсь и тянусь его поцеловать.

– И как я раньше без тебя жила? – спрашиваю, обвивая руками его талию и прижимаясь, чтобы обнять.

– Действительно, как? – хирург выглядит довольным, как кот, только что налопавшийся сметаны.

– Плохо, любимый, плохо, – быстро целую мужчину и легонько отталкиваю. – Всё, иди. Я справлюсь.

Вот только когда захожу внутрь здания, я наталкиваюсь на человека, которого в принципе не ожидала здесь встретить. Которого просто не должно было здесь быть!

– Мама?!

– Здравствуй, дочь, – она складывает руки на груди. – Ничего не хочешь сказать?

– Здравствуй, мама. Аналогичный вопрос могу задать тебе, – пожимаю плечами, справившись с собой.

Заставляю себя не поддаваться манипуляциям. Мать у меня в этом деле – чемпион. Давит на все возможные болевые точки: на чувство вины, на чувство долга, на все родственные взаимоотношения. Поэтому я и не общаюсь с ней близко уже приличное время. Как Даня когда-то говорил о своих родителях, устала ей доказывать, что у меня своя голова на плечах есть.