Текст книги "Дары небес. Цена обещания (СИ)"

Автор книги: Анна Шведова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Наконец раздался звук трубы, потом еще и еще, пока конная кавалькада наконец не въехала во двор замка. Большая часть королевских гвардейцев осталась снаружи, за воротами замка, но и тех, кто ступил во двор, было больше, чем достаточно.

Сначала Элиза поразилась красочности – обилие цветов резко диссонировало со спокойными, бело-бежево-серо-зелено-коричневыми тонами одежды местного люда. Лиловые, розовые, сиреневые, бледно-желтые... В глаза бросалась богатая вышивка, сверкание драгоценных камней, а еще надменно-замкнутые лица и высокомерные взгляды. Пустили попугаев на гусиную ферму.

Короля встречали с любопытством, но не с восторгом. Никто не кричал никаких бравурных приветствий, никто не бросал шапок в воздух – наверное потому, что в разгар летнего дня только у дворовых женщин были легкие кружевные чепчики...

Часа два спустя Элиза сидела за столом в парадном пиршественном зале, смотрела искоса на короля и искренне удивлялась, как этот чахлый и бледный юноша может быть братом такой пышущей жизнью особы, как Элиза. Эрвису было восемнадцать и он был королем уже полтора года после смерти их отца Калада Ор-Ваилана. Как и сестра, он был высок и рыжеволос, сходство просматривалось в разрезе глаз и характерной линии верхней губы, но если Элиза походила на лощеную породистую лошадь, то Эрвис казался тощим жеребцом-доходягой. На нем был идиотский, на взгляд Элизы, костюм: небесно-голубой камзол с расшитыми серебром полами почти до колен, синие шаровары в мелкую складку, перетянутые полосками серебристой ткани на середине бедра, чуть ниже колена и у щиколоток, белоснежная кружевная сорочка с узкими манжетами. Через плечо была перекинута широкая белая атласная лента, на ней крепилось несколько странных серебряных дисков. Шею молодого человека оттягивали две массивные цепи – одна, из плоских, похожих на резные листья звеньев лежала больше на плечах, демонстрируя изысканный ажур превосходной чеканки, вторая, из звеньев квадратных, удерживала крупный синий камень. Ни цвет, ни покрой одежды рыжеволосому Эрвису не шли, но добавили его и так не героическому облику болезненности и бесцветности.

У него был слегка скошенный безвольный подбородок и безуспешно замазанные пудрой прыщи на шее; худой и угловатый, он силился казаться выше и стройнее, а выходило, что он лишь вытягивает вперед шею, торчащую в роскошном, расшитом серебром и жемчугами воротнике как пестик в ступке. У Эрвиса были злые глаза и амбиции человека, пытающегося прыгнуть выше головы... Элиза с первого же взгляда поняла – этот заморыш просто не способен на глобальные планы, в которых его подозревал лорд Майеш. Эрвису под силу управлять только своими слугами. И то сомнительно, не обворовывают ли они его. Еще он может напакостничать, но тоже по мелкому, разве что с возрастом научится и станет каким-нибудь Нероном. Для громоздких интриг у него просто не хватит мозгов. Переиграть Межевых лордов в том, что они считали своим правом? Нет, это просто исключено. Они привыкли к власти и своего не отдадут.

Столы в зале были расставлены особым образом: один для короля, другой – для семи Межевых лордов и одной женщины, а третий – для всех остальных. Элиза не знала, как много и часто здесь едят, но скромность и небольшое количество блюд на столах не посчитала скупостью хозяина. Скорее всего, это был не полновесный обед, а так себе, легкий завтрак. Немного мяса, сыры, фрукты, печенье – в середине дня не перенасытят желудок и не позволят затуманить мозги, а вошедшие в зал Межевые лорды явно не стремились расслабиться.

Зато Элиза стремилась. После унизительного утра, когда она не раз и не два попадала впросак, ей позарез нужно было расслабиться, поэтому на яства и особенно питье посматривала весьма благосклонно. Да кто ж знал, что у этих "приграничников" все настолько заритуализировано! Встать здесь, пройти сюда, руку поднять, руку опустить, поклониться, подняться... Элизе весь многослойный процесс встречи и входа Межевых лордов в зал, их поклонение какому-то алтарю и торжественная сдача протекторами капли своей крови, оросившей полупрозрачную голубую чашу под женской статуей, напомнили ритуалы масонов, скрупулезные в мелочах и отточенные до автоматизма, каждый элемент которых несет в себе потайной смысл, малопонятный для непосвященного. Теперь она узнала, что вчерашний пожилой господин в отделанной мехом накидке был местным церемониймейстером, и правил он своим оркестром с мастерством истинного дирижера. Каждый шаг той величественной процессии, что проходила по плитам замка, резонировал торжественностью и значимостью, наверняка во всех этих движениях, жестах и словах был смысл, только Элизе он был неведом, а потому ужасно нервировал. Для местного люда причудливость ритуала была привычной, инородка же и понятия не имела, что надо делать. Оттого и попадала впросак. И чувствовала себя неуютно и глупо, и злилась на всех, и ощущала, как наливаются жаром щеки от унижения, когда половина присутствующих смотрит на нее недоуменно и осуждающе всего лишь за лишний шаг в сторону... Но теперь все закончилось. Лорды-протекторы поднялись по лестнице в замок, понаблюдали за представлением гвардейцев, напомнивших Элизе роту почетного караула, вроде как помолились перед очередной статуей, слегка походили кругами с выражением непоколебимой значимости на лицах... и вошли в пиршественный зал. И здесь заметно расслабились и заговорили по-человечески. Она наконец-то вздохнула с облегчением.

В центре пиршественного зала для протекторов стоял особый стол – восьмиугольный, но не круглый, а восьмиугольный, почти овальный, вытянутый. В середине стола на небольшом возвышении лежал странный предмет – двойной серебряный диск. Знак, виденный Элизой не впервые, таким, например, скреплялись ошейники на Межевых лордах, но она и понятия не имела, что он означает. Однако для собравшихся он значил много, поскольку каждый из садившихся за стол делал похожий жест: прежде всего почтительно прикладывал к диску два пальца правой руки, потом касался ими собственного лба, сердца и ошейника.

Под отдраенными накануне штандартами у дальней стены стоял королевский стол и отделялся он от овального нешироким проходом в три-четыре шага. Свита, сановники и приближенные располагались от протекторов куда дальше. К тому же в ближнем к дверям конце пиршественного зала негромко играла музыка, пяток принаряженных музыкантов с украшенными цветными лентами флейтами, арфой или гуслями (не разобрать), что создавало необходимый шум для относительного уединения среднего стола. Поэтому Межевые лорды могли без стеснения обсуждать свои вопросы – их почти не было слышно за общим гамом. Впрочем, они не особо-то и таились. На среднем столе не было вина, только ключевая вода, однако довольно скоро страсти накалились и без дополнительных стимуляторов.

Короля уважили тем, что усадили во главе пиршества за отдельным столом. Нейл Раган, безупречно вежливый и невозмутимый, просил короля извинить за нарушение этикета, но такова традиция Приграничья – за восьмиугольный стол садятся только лорды-протекторы и госпожа Властительница. Впрочем, если королю будет угодно...

Король не настаивал. Ругаться с Межевыми лордами он пока не собирался, а слушать, о чем говорят за соседним столом, можно было и отсюда – протекторы говорили довольно громко.

Элиза сидела по левую руку Эрвиса. Встреча брата с сестрой вышла сухой и натянутой – Элиза понятия не имела, как вести себя с этим нервным юношей, а он явно дулся на холодный прием, мрачнел и был на взводе. А ей было не до него. И дело было даже не в том, что дурацкие ритуалы замучили ее до полусмерти. Увидев прохладный прием, оказанный свите короля при встрече во дворе замка, она нашла, наконец, причину неприязненного отношения и к Элизе, женщине из королевского рода. Здесь, в Приграничье, признавали только одну власть – власть Межевых лордов и всякое посягательство на нее, пусть даже и законно-королевское, одобрения не вызывало. Хотела того Элиза или нет, но она оказалась во враждебном здешним людям эдифирском лагере, состоящем из двух сотен конных гвардейцев в синих кафтанах с кирасами поверх, двух десятков личных королевских слуг – камердинера, повара, конюха и прочих; дюжины придворных и сановников, по этикету положенных при выезде короля – от королевского канцлера и камерария до придворного лекаря и трех рыцарей, неизвестно для чего предназначенных при обилии ражих гвардейцев; ну и само собой разумеется, "псов" (личной гвардии королевского рода), короля и его дяди.

Именно дядя был третьим человеком, усаженным за королевский стол. Это был мужчина лет сорока, довольно привлекательный и изысканно, хоть и несколько кричаще одетый. Даже не объяви кто-то за спиной Элизы, что дяде короля следует подавать только красное вино и никакого другого, она смогла бы уловить во внешности этого мужчины семейное сходство: темно-рыжие волосы, миндалевидный разрез глаз и длинный нос без сомнений выдавали в нем близкого родственника короля и его сестры. От Эрвиса его отличал более чем твердый подбородок, пусть и скрытый аккуратной бородкой с проседью в уголках губ. Элиза даже с ленцой подумала, что такой волевой подбородок явно следовало бы разделить на двоих. То, чего королю не хватало, у Дагула Ор-Ваилана было в избытке – напора, решимости и твердости. Как и ума. Элиза пока не знала, чего ожидать от этого человека, но уже одно то, как умело он манипулировал Эрвисом, говорило о выдержке и сообразительности. Лишь изредка, когда никто посторонний не слышал, Дагул делал кое-какие язвительные замечания, отчего Эрвис либо мрачнел, либо довольно-таки злобно, но тоже тихо огрызался.

Первая встреча с "дядей" прошла в окружении множества людей и Элиза даже была рада этому. Дагул вел себя безупречно вежливо и корректно, однако женщина не могла не заметить, какие многозначительные взгляды бросал он ей. А во время "теплых родственных обьятий" дядя коснулся щекой ее щеки и негромко сказал:

– Нам надо поговорить без лишних ушей, Элиза.

– После обеда, – отстранившись и вежливо улыбнувшись, ответила она. Вольность манер и приказной тон обеспокоили ее.

И вот теперь, сидя за столом по левую сторону от молчаливо насупившегося Эрвиса, Элиза старалась не замечать испытующего взгляда Дагула. Откинувшись на высокую резную спинку кресла, мужчина поигрывал серебряным кубком с вином и спокойно оглядывал пиршественный зал, пока слуги обносили королевский стол яствами и напитками – не в пример остальным многочисленными и изысканными. Но как только блюда с мясом, фруктами, сырами и сластями были установлены на стол, а вино розлито по кубкам, он сделал едва заметный знак и полноватый мужчина в коричневом камзоле с золотыми позументами быстро увел слуг подальше от стола. Дагул не торопился. С минуту-другую он просто наблюдал за Межевыми лордами, слушал их негромкий разговор о делах насущных – пока еще совсем невинный и спокойный разговор, и небольшими глотками пил вино. Винно-красный, расшитый золотом камзол с пышными рукавами-буфами в голубую и синюю полоску был расстегнут на груди, пена серебристых кружев выглядывала из-под тяжелого бархата и обнимала шею. Внушительная цепь из какого-то темного, почти черного металла с огромным, с ладонь зеленым камнем лежала на груди, приминая эти кружева. В отличие от большинства людей из свиты короля, жара, непривычная для северян, не донимала крепкого, мосластого Дагула. Он не обмахивался нервно, не требовал охлажденной воды, не вытирался душистым шелковым платком, он всего лишь расстегнул камзол и расслабился. И это говорило о многом. Умеет контролировать себя. Умеет находить преимущества в любом положении. Умеет выжидать.

Вот кто истинный король Эдифира, а не тщедушный юноша, сидящий рядом. Элизе не потребовалось много времени, чтобы понять это.

Дагул протянул унизанную кольцами руку за лежащими на блюде перед Эрвисом фруктами – сочными дольками чего-то похожего на большую зеленую дыню.

– Ты с нами, Элиза? Или тебе уже приглянулось Приграничье?

От того, что Дагул нагнулся к столу и смотрел внизу вверх, голос его звучал негромко, но отчетливо. Особенно хорошо слышны были рассчитанно-холодные интонации. Может, Элиза и ошибалась, но в них была угроза.

Женщину слегка поташнивало и мутило, но ей нужна была пауза и она тоже взяла кусочек фрукта и впилась зубами в кисло-сладкую мякоть.

– А с кем, по-вашему, я могу быть? – высокомерно поглядывая то на брата, то на дядю, так же негромко и холодно ответила она и вытерла руки и губы полотняной салфеткой. Неожиданно она поняла, насколько голодна, и принялась с интересом рассматривать блюда, стоявшие перед ней. Кусочки красного мяса, кусочки белого мяса, кубики чего-то желеобразного и мутного, шарики из мяса и чего-то желтого. Сыра? Фрукты, истекающие соком – таких она и не знает вовсе. Ломти хлеба, светлого, пышного, источающего знакомый кисловатый аромат. У нее явственно забурчало в желудке.

– Ты изменилась.

– Я поумнела.

Длинной двузубой вилкой она подцепила кусочек белого мяса, бросила его на серебряное блюдо, стоявшее перед ней, залила пряно пахнущей подливой из низкого серебряного соусника. И сглотнула слюну – еда выглядела исключительно аппетитно. А пахла-то как!

– Это повлияет на наши планы?

Какие еще планы? Элиза пока с трудом разбиралась в том, кто есть кто, а уж ломать голову над мотивами и целями других ей было просто не под силу. С тех пор, как она оказалась в этом сне-реальности, ее ум работал куда интенсивнее, чем наяву; она всеми способами старалась разузнать побольше о людях, ее окружавших, чаще всего вызывая своими вопросами и поступками недоуменные взгляды и смущение. Зато сама она уже мало смущалась, а после унижения на ритуалах – и подавно. Рано или поздно сон, видение или как там еще это все назвать закончится, она опять очнется на больничной койке и будет вспоминать о том, что видела по другую сторону сна как забавное приключение. Так чего ей бояться и чего стесняться? Рано или поздно она обязательно вернется к самой себе, противного Элиза даже в мыслях не допускала. И будет вспоминать забавное приключение с юмором. Так что разумнее всего сейчас извлекать из этого положения только положительное. Менять то, что составляло жизнь реальной Элизы, она не собиралась, даже если это ей самой очень не нравилось. Это ведь не ее собственная жизнь. Завтра или послезавтра она исчезнет из этого мира и кто знает, чем обернется для людей, облагодетельствованных фальшивой Элизой, возвращение реальной? Утром, например, она нос в нос столкнулась с Ирби. Та привычно склонилась в поклоне, хмуро зыркнула... а потом полуспрятанный взгляд ее неожиданно озорно блеснул, а губы тронула мимолетная легкая улыбка. Заговорщическая улыбка, предназначенная только той "миледи", которая вчера без стеснения мыла ноги в бассейне. И тогда Элизу словно током прошибло. Что она делает? Зачем? Завтра вернется реальная Элиза и потерявшая бдительность Ирби наверняка поплатится, если вдруг не окажет настоящей "миледи" нужного почтения или проявит вот такое дружеское участие... Нет, она никому не хотела зла. Особенно тем, кто ей нравился.

– Чего ты хочешь, Элиза? Набиваешь себе цену?

Она вздрогнула. Дагул перестал делать вид, что интересуется фруктами. Он без улыбки рассматривал Элизу и подобный взгляд любого привел бы в замешательство. Но не ее.

– Лорд Майеш предложил королю продать свое гнездо, – с ленивой скукой произнесла Элиза, высматривая кусочек мяса по-аппетитнее в серебряном блюде, по краям отделанном сине-желтой эмалью. Имеет ли значение сказанное ею или нет? Украдкой она бросила взгляд направо: Эрвис заметно оживился и переглядывался с дядей.

– Что просит взамен?

– Домик подальше от границы, – усмехнулась Элиза, найдя глазами сухонького старичка. Лорд Майеш по-птичьи склонил голову набок и прислушивался к рокочущему голосу соседа, грузного лорда Орла. Все-таки хорошо, что старый проныра сидит спиной к ней. Элиза не смогла бы выдерживать его "понимающий" взгляд и сохранять спокойствие на лице. Ей было достаточно и того, что на нее частенько поглядывала старая женщина, сидевшая напротив Элизы почти в торце стола рядом с Нейлом Раганом. Грузная, полная, одетая в широкое белое одеяние и жестко накрахмаленный рогатый головной убор, полностью скрывавший волосы, с тяжелой плоской цепью, заканчивающейся на груди круглым медальоном в виде знакомого двойного диска, Властительница походила на строгую настоятельницу католического монастыря. Впечатление усиливалось спокойным до отрешенности выражением лица и суровым взглядом довольно ярких для старческого лица темных глаз под широкими черными бровями. Женщина ничего не ела и не пила, ее руки неподвижно лежали на подлокотниках, но Элиза сомневалась, что мимо ее ушей пролетело хотя бы одно слово. Глаза ее попеременно оглядывали каждого из сидящих за восьмиугольным столом, затем и за королевским. Элиза не была уверена, чаще ли других останавливаются эти глаза на ней, но даже этой малости ей было достаточно, чтобы чувствовать себя неуютно. Казалось, эти глаза знают о ней нечто такое гадкое, скверное, отчего хотелось спрятаться, хотелось повиниться и рассказать обо всех своих грехах и получить прощение...

– Я ожидал этого, – без особого энтузиазма негромко отозвался Дагул, – Майеш намекнул об этом в письме Таврену, а тот поспешил сообщить мне. Думаю, сегодня мы еще увидимся с Майешем где-нибудь в укромном месте...

– Почему ты не сказал мне? – внезапно, почти без всякого видимого перехода со злостью прошипел Эрвис, – Почему я об этом не знаю? Что еще ты скрываешь?

Руки молодого человека вцепились в подлокотники кресла, костяшки пальцев побелели. Худое лицо его пошло красными пятнами.

– Здесь жарко, Ваше величество. Вылейте что-нибудь прохладного, – со спокойной насмешкой отозвался Дагул и протянул руку к серебряному кувшину с вином, на боках которого призывно блестели капельки воды.

– Нет, – рявкнул Эрвис, выбивая поднесенный ему кубок из рук Дагула. Громкий голос и металлический звон покатившегося по полу кубка привлекли всеобщее внимание, на несколько секунд стало совершенно тихо, даже музыканты замерли.

Элиза не любила скандалы. Даже когда нужно было настоять на своем, она чаще уступала, только чтобы не оказаться объектом насмешки, оговоров и сплетен. Да, это плохо, это бесхребетно. Ей было плевать на Эрвиса, но... Просто она не любила скандалы.

– Его величеству не понравилось вино, – возвысив голос, с улыбкой произнесла Элиза и приподняла над столом запотевший кувшин, – Принесите другого!

Слуги зашевелились, музыканты, опомнившись, заиграли вновь, причем и громче, и быстрее прежнего. Разговоры возобновились.

С другого конца стола Элизе понимающе улыбнулся Дагул.

– Я не говорил, Ваше величество, потому что сейчас не время, – лениво произнес он, наклонившись к королю, – Майеш стар и бездетен, и ему до смерти надоела война на Границе, но он не дурак. Он наверняка выбрал себе преемника, но тот не устраивает остальных Межевых лордов. А тот, кого предпочли бы лорды, не понравится тебе, Ваше величество. Я слышал, первым претендентом на титул лорда-протектора считается Харс Левор. Он в родстве с Майешами.

Дагул замолчал, то ли выжидая, пока уберутся прочь споро и бесшумно засновавшие вокруг слуги, то ли давая время королю обдумать свои слова. Пауза оказалась своевременной – если Эрвис и тревожился, то теперь уже явно по другому поводу. Элиза не знала, кто такой этот Харс Левор, да и знать не хотела, однако мысленно поапплодировала Дагулу – то явно знал, как управляться со вспышками ярости короля.

– Этого нельзя допустить, – хрипло произнес Эрвис, сжимая руки в кулаки, а молодой слуга в коричневой ливрее испуганно дернулся и отскочил в сторону, едва не опрокинув на себя блюдо с пирогом.

– Разумеется, – холодно улыбнулся Дагул и нетерпеливо дернул рукой в сторону. Через пару секунд слуги исчезли, – Только нельзя забывать одну простую вещь, Ваше величество. По закону избрать нового Межевого лорда могут только Межевые лорды, никто другой, и даже король не имеет права вмешиваться. Но Межевые лорды собираются на эти свои советы раз в год, если только не умрет кто-нибудь из них преждевременно и неожиданно. Я знаю точно – сегодня они не станут решать, кто станет преемником Майеша. А за год может случиться всякое. И главное. От крови Паладинов не отказываются. Гнездо можно передать наследнику, но его не сдают, как дом лесника на сезон охоты. Майеш интриган, сегодня он будет клясться в преданности, через день начнет набивать цену, через месяц заявит, что передумал. Не спеши верить ему на слово и тем более соглашаться с ним.

Дагул говорил неторопливо и снисходительно, словно втолковывал прописные истины ребенку, однако Элиза чувствовала, что терпение его на исходе. А Эрвис, похоже, не чувствовал ничего. И не хотел ничего чувствовать.

– Но они выберут Левора!

– Не выберут. Я спрашивал у законников – отречение невозможно, Майеш блефует. Новый Межевой лорд может занять только пустующее Гнездо, а не брошенное.

– Так может, Майеш просто хочет умереть? – король бросил уничижительный взгляд в спину старика, но тот на угрозу, разумеется, никак не отреагировал.

– Странно, – задумчиво протянула Элиза, – Глупцом я бы его не назвала. Он ясно дал понять...

– А он и не глупец, – лениво улыбнулся Дагул, – Мы инсценируем его смерть, а он продает нам Гнездо. Спешить не будем. Если за год сторгуемся и найдем подходящего человека, нужного нам...

– И всего-то? – презрительно скривился Эрвис.

Глаза Дагула неприятно полыхнули, но очень скоро "дядя" по-прежнему был терпелив и благожелателен. По крайней мере внешне.

– Майеш будет торговаться до последнего. Домик, как сказала Элиза, поместье, вилла – это всего лишь начало, он запросит много больше этого. Нужно быть готовым к этому.

– Ненавижу, – сквозь зубы едва слышно процедил Эрвис, не отрывая тяжелого взгляда от восьмиугольного стола, – Всех их ненавижу. Вырезать бы их... каждого... Скажи, Дагул, почему мы не можем покончить с ними? Они не устоят против нас.

– Это не так просто сделать, как сказать, Ваше величество, – нарочито скучающе произнес Дагул, откинулся назад и острием ножа принялся чистить под ухоженными и отполированными ногтями, – Не обольщайся тем, что Межевые лорды не содержат собственных армий. У каждого из них есть личная гвардия, а это несколько тысяч отборных бойцов. Прибавь столько же дружинников, местного ополчения, и около десяти тысяч порубежников на каждое Гнездо. Силы соберутся немалые, если ты захочешь пойти на них войной. А свою собственную армию ты недавно повелел сократить, потому что за год умудрился опустошить казну. Да и не в размере войск сила протекторов. Пока в их руках рудники, они купят наемников столько, сколько пожелают. Как ты думаешь, утвирские таны останутся верны тебе, если им предложат двойную оплату?

Эрвис помрачнел и засопел, а Дагул продолжал:

– Межевые лорды здесь короли больше, чем ты. Запомни это. Войной здесь власть не возьмешь. Здесь нужно действовать хитростью, каждого лорда нужно брать поодиночке. Я знаю о раздорах между протекторами и порубежниками, но об этом никто не говорит вслух. Можно вбить между ними клин, только на это надо время. На стороне Межевых лордов народ и десять веков традиций, так просто это не переломить.

– Я уже целый год ем эти твои сказки, Дагул, – прошипел Эрвис, – Я сыт ими. Ты и раньше обещал мне. Сколько еще можно ждать?

– Этот целый год, твое величество, не пропал даром. Скороспелые планы быстро гниют и дурно пахнут. А наши плоды еще только начали созревать. Кстати, нам нужны деньги для северных наемников.

– Утвирцы стоят слишком дорого, – надулся король.

– Разумеется.

– Фи! Могли бы просить и меньше. Они все-таки наши родичи.

– Дармовые услуги ты будешь требовать со своих вассалов, мой король, – непочтительно ответил Дагул, – А северные таны тебе не подчиняются. Пока ты не можешь их покорить – плати за услуги.

Эрвис скривился и отвернулся, а Дагул бросил на Элизу многозначительный взгляд. Разумеется, она не могла ответить тем же. Поэтому просто улыбнулась и тоже отвернулась. В другую сторону.

В этот момент пара ласточек влетела в раскрытое окно. Птицы с оглушительным писком пролетели над восьмиугольным столом, едва не задевая столешницу, и столь же стремительно вылетели в другое окно. Кто-кто рассмеялся, кто-то радостно выкрикнул здравницу лорду Ласточке, лорд Ворон весело похлопал сидевшего рядом Нейла Рагана по плечу, развернувшись к нему... Элиза огляделась. Через высокие стрельчатые окна, не занавешенные ничем – стекол здесь тоже не было, только распахнутые наружные ставни, пиршественный зал заливало светом, несмотря на то, что солнце стояло в зените и о его присутствии свидетельствовали только скудные бледные тени у самых окон. Яркое синее небо без единого облачка отражалось на серых камнях стен и пола и этого было достаточно, чтобы преобразить наверняка мрачное в иное время помещение. Добавляли колориту пестрота одежд, блеск серебра посуды и золота украшений; и даже выцветшие бледные гобелены, изображавшие сцены боя отважных рыцарей со странными чудовищами, изо всех сил старались играть красками...

– Не надо говорить мне о долге, лорд Майеш! Я и сам кого хочешь поучу тому, что должно!

Сквозь тихое журчание струнной музыки, сквозь негромкий говор и смех, сквозь шарканье подошв спешащих к столам слуг резкий гневный голос лорда Орла прорезался как под лезвием ножа, вспарывающим натянутую парусину.

Милорд Барнасса владел самым западным Гнездом. Он выглядел угрюмым великаном, на голову возвышавшимся над остальным людом – ему куда больше подошло бы зваться медведем. К пустым разговорам расположен не был, а уже одно то, что его заставили приехать так далеко на восток, добавляло ему раздражительности и злости. Война выбила из него последние остатки учтивости и он только ждал повода устроить драку. И повод был ему в конце концов предоставлен.

– Ты думаешь, мы не знаем, что ты решил сдаться? Нет, ПОЧЕМУ ты решил сдаться? – толстый палец великана ткнулся в сухонькую грудь лорда Цапли и стучал в нее, как в запертую дверь, – Ты знаешь, что ее не удержать, потому и бежишь. УЖЕ не удержать!

– Кого не удержать? – боднул растрепанной седовласой головой Майеш, с опаской отодвигаясь от похожего на сосиску пальца Барнассы. Со стариком Элиза больше не заговаривала ни разу со вчерашней беседы, а он ни разу открыто не взглянул на нее. Хитрый лис. Хитрый и подлый. Сегодня он источал дружелюбные улыбки и по-отечески хлопал восторженных юнцов по плечам. А вчера, между прочим, предлагал замочить ее мужа.

– Границу, – прорычал лорд Орел, – Треклятую границу, будь она не ладна! Разве ты им не скажешь, что происходит у нас на границе? Здесь, у Ласточки, почти спокойно – я ехал вдоль границы, я знаю. И у Ворона тоже. Но у тебя не так!

– Милорды, – с укоризной в ленивом голосе встрял милорд Альбатрос, – Не будем отягощать нашу трапезу делами. Поговорим позже. Подобный разговор вреден для чужих ушей.

– Да, здесь слишком много чужих, – решительно закивал вихрастой головой милорд Ястреб.

Альбатросу, милорду Ундрэ, принадлежала самая восточная часть границы, сходящая в море Дума. Это был довольно высокий полноватый человек с медлительными жестами и неторопливой речью. Он ни разу не повысил голос, ни разу не выказал гнева, его круглое лицо казалось полусонным, но Элиза не смогла бы определить, что он думает на самом деле. Она подозревала, что он далеко не так мягок и податлив, каким кажется на первый взгляд. У него были холодные рыбьи глаза, порой пустые и ничего не выражающие. Большей частью Альбатрос молчал, предпочитая слушать то, о чем говорят другие, наблюдал за происходящим и лишь изредка встревал. И его слушались.

Соседом Альбатроса за столом и по Гнезду был Ватгас, лорд Ястреб, полная его противоположность. Ватгас вполне оправдывал носимое им "птичье" имя. Невысокий, приземистый, кучерявый, чернявый, с выдающимся крючковатым носом, Ястреб ходил быстро, говорил быстро и предпочитал рубить с плеча. Едва появившись во дворе Камнеломки, он стал распоряжаться как у себя дома – Элиза в этот момент как раз спускалась по галерее из своего садика и потому видела все своими глазами. Ястреб, до безобразия напомнивший ей коротышку-гусара из "Женитьбы Бальзаминова", громогласно подгонял слуг, что своих, что чужих; то просил воды, то требовал хозяина, то посылал за вином, то грозил немыслимыми карами тому, кто не побеспокоится о его лошади, или громко хохотал над собственными же шутками, поворачивался спиной к собеседнику и тут же забывал о нем. Самым примечательным в нем было то, что он во всем поддакивал Альбатросу.

– Нет, сейчас, – рубанул Орел. Рубанул буквально, его мощная рука пронеслась сверху вниз и упала на столешницу со свистом и грохотом, от которого присутствующие испуганно вздрогнули и замерли, а музыканты нестройно зафальшивили, – Я долго ждал. Я слал письма каждому из вас. Я предупреждал – Юг готовится наступать и собирает силы на западе. Вы молчали. Теперь я скажу в открытую. Если мы сейчас не объединимся, Юг сметет границу как ивовый плетень. Думаю, он готовит удар только в одном месте, но если он прорвется там – значит, прорвется везде. Я все сказал, а вы думайте.

– Что ж, и я скрывать не буду, – задумчиво произнес Ворон, – На западе и правда горячо стало. В панику бросаться не стану, но беспокоиться, считаю, нужно...

Милорд Ворон нравился Элизе. Красавчиком Малс Джеерт не был и на первый взгляд впечатления силы не производил. Ему было за сорок – большего Элиза сказать бы не могла; невысокий, сухощавый, однако плотного телосложения, с коротко остриженными седо-русыми волосами и худым лицом с правильными, но невыразительными чертами, лорд Ворон был человеком спокойным и сдержанным. Он не торопился действовать, не спешил говорить, однако и тугоумом далеко не казался. Поначалу Элиза приняла его за слугу, поскольку манеры и одежда его были скромны и просты, а до начала высокого собрания его ожерелье-ошейник было полускрыто шейным платком, однако очень скоро осознала свою ошибку – держался он с врожденной гордостью и властностью. Хоть и без особой надменности, отличавшей других. Открытым он не был, однако не чурался людей. Элизе понравилась его простота и некая основательность и она с удовольствием подружилась бы с этим человеком, но именно по отношению к ней он проявил несвойственную холодность: учтиво поклонился и отошел прежде, чем она успела завлечь его каким-нибудь вопросом. Она подумала, что реальная Элиза чем-то обидела его, или он был слишком предан своему другу – а то, что с Нейлом Раганом они друзья, сомнению не подлежало. Пожалуй, впервые Элиза заметила в "муже" по-настоящему теплые чувства к кому-то.