Текст книги "Презумпция виновности (СИ)"
Автор книги: Анна Шульгина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)
И все, наверное, от большой и незамутненной любви.
– Мы обязательно придумаем, что делать дальше, – его шепот был тихим и ласковым, но от этого только больше хотелось или заплакать, или все-таки взяться за скалку. Раз уж теперь имеет на это все права. – Дай посмотреть, что у тебя с рукой.
Надо же, даже не заметила, что спрятала стиснутую травмированную кисть, не обращая внимания на боль.
– Не нужно. Само пройдет, – несмотря на всю обиду и непонимание, вставать не хотелось. Какой он ни диктатор, но от одного этого любовь не пропадает.
– Не упрямься, я доверил тебе вправить мне колено, когда мы были в гораздо худших отношениях, – расшевелить Золотце все не получалось и это реально настораживало. Она не из тех, кто демонстративно дуется или закатывает истерики. Наоборот, если что-то не устраивает, делает все, чтобы изменить ситуацию. И эта её апатия, когда, вроде, и обнимает, а сама настолько далеко, что не достучишься, уже пугала.
Девушка равнодушно пожала плечами и показала посиневший палец.
– Ничего страшного, на мне быстро заживает.
– Все равно нужно показать врачу. Утром заедем, пусть посмотрят, вдруг там трещина в косточке.
Возражать она не стала, почему-то было все равно, есть там перелом или нет, внутри было больнее. Наверное, у неё сердце расположено неправильно, ну, или, как вариант, от такой новости мгновенно развилась язва желудка, потому что неприятные ощущения сконцентрировались в "солнечном сплетении". Такое впечатление, что она залпом выпила пару стаканов ледяной воды, и теперь изнутри покалывало, обдавая холодом.
– Я хочу спать.
Вранье, конечно, и оба это знают, ведь не сможет сейчас уснуть. Но и ворочаться не будет, просто замрет и начнет думать-думать-думать…
– Идем, – хотя они и не договорили, да и вообще все прошло как-то совсем не так, как ему виделось, Даниил решил сегодня больше не давить. Спасибо, ему и так уже прилетело намного больше, чем можно было предположить.
– Что нужно сделать, чтобы брак тебя радовал? – судя по тому, как она замерла, мышкой затаившись под его боком, говорить Золотце пока не планировала.
– Давай я немного приду в себя, тогда и отвечу, – голос был совсем тихим, но абсолютно не сонным.
– Только не молчи, хорошо?
Но именно безмолвным кивком она и ответила.
Как Соня и подозревала, даже через полтора часа, когда Дан, наконец, уснул, у неё не было ни в одном глазу. Закон подлости какой-то… Сразу захотелось повертеться, но приходилось лежать неподвижно – если он проснется, может попытаться снова как-то объяснять, что-то говорить… А ей не хотелось ничего этого слышать, надоели уже слова. Но и действия у него это вообще за гранью всего, наверное, если бы захотел показать, что её мнение для него ничего не значит, лучшего способа придумать бы не смог.
Но самое интересное, она не сомневалась, что он её любит. Вот знала это, и все тут. И сама любила до такой степени, что не понятно, чего больше хочется – все-таки не заострять на этом внимания, чтобы окончательно не разругаться или взять его шею и хорошенько так потрясти, может, тогда дойдет, что так делать нельзя. Хотя второе намного более трудно осуществимо, она его физически тряхнуть не сможет, но и мириться с первым тоже нельзя. Потому что её не прельщала участь фарфоровой куклы, которой восхищаются, которую ценят, шьют ей наряды и обращаются подчеркнуто-бережно, упаковывают в несколько слоев бумаги, чтобы не разбилась, а потом снова ставят на полочку. Лучше уж скандалы, чем этот милый цивилизованный ад.
Ярчайший пример – Динка, её однокурсница. Рано выскочила замуж по большой любви, всей группой отмечали свадьбу. И даже втихую завидовали, когда видели, насколько молодой муж о ней заботится, чуть ли не пылинки сдувает. Всегда встречает после занятий, чтобы Дине не пришлось ехать в душном автобусе, где не знаешь, кто к тебе подсядет – бомж или крепко выпивший работяга, отдыхающий после смены. И как она перестала появляться на всех выездах, встречах и просто посиделках в кафе. Замужество – дело ответственное. Постепенно Динка начала пропускать занятия, потом вообще взяла академ. Соня встретила её как-то в магазине года через полтора после выпуска, оказалось, что та бросила учебу, потому что уголовное право, по которому она специализировалась, не подходит для женщины – слишком опасно. И вообще лучше сидеть дома, муж-то золотой, полностью обеспечивает… Когда позвонил "золотой", интересуясь, почему супруга задерживается в магазине, она с виноватым видом побежала на выход, едва успев попрощаться. Нельзя же расстраивать любящего мужа. Но вот то, что из смешливой девчонки-отличницы Динка стала какой-то блеклой теткой, потерявшей искорку в глазах, Соня прекрасно заметила.
Вообще, это, конечно, совсем не в тему – Даниил не Динкин муж (Соня и его имя-то вспомнить не смогла), но факт остается фактом – сегодня Марат. Завтра какой-нибудь Тимур. Через две недели ещё кто-то. И если не даст понять сейчас, что решения, касающиеся их семьи, они будут принимать только вместе, и ни на какие компромиссы она в этом вопросе не пойдет, пытаться что-то построить просто бессмысленно. Они уже не знают, как говорить и что делать, а чего ждать через месяц, год, пять лет?
Решение пришло почти сразу, но оно было… Трудным. И далеко не факт, что Даниил с ним согласится, только так все оставлять тоже нельзя, иначе все скатиться во что-то непонятное и отталкивающее.
Как и обещала, Соня два дня безвылазно провела дома. Только вот не отдыхала, как советовал муж (при этом слове у неё начинали разом болеть все зубы и учащаться пульс, что тоже не особо радовало), а трудилась, как проклятая. Даже вызвала Лену, с которой устроилась в соседней квартире, не желая пускать на их личную с Даном территорию посторонних. Помощница, в конце концов, взмолилась о пощаде, потому что такой темп просто не выдерживала.
– Софья Андреевна, куда мы так спешим? Тут времени ещё больше недели, зачем себя загонять?
– Чтобы быть в тонусе, – мельком посмотрев на свою руку, Соня поморщилась. Жаль, что прибила не безымянный палец, а указательный, может, тогда бы кольцо не налезло… К самому украшению претензий не было – в том, что у Дана прекрасный вкус, она как-то и не сомневалась, так что классика из платины с некрупным, но очень чистым бриллиантом нареканий не вызывала. Вот только носить его Соне не хотелось. Пока. Однако, и требовать развод она тоже не спешила, в конце концов, если совсем припечет, успеется. Первая обида и злость улеглись уже к утру, а за ними пришло понимание, что тут нужно нечто кардинальное. Если уж они теперь те самые, которые одна сатана, пусть Дан тоже готовится идти на уступки. Она ничуть не против его властности и того, что он – Мужчина, но тут нужно поймать тонкую грань, за которой начинается ласковый и даже приятный, но все-таки деспотизм.
То, что она задумала, тоже немного жестоко, но по-другому до него вряд ли дойдет. И хотя он человек редкого ума и сообразительности, иногда и таким нужна подсказка. Или побудительный пинок.
Поговорить у них получилось только за ужином, но эта отсрочка, как ни странно, Соню немного успокоила. Ну, или просто тупо закончились нервные клетки, потому что самообладание удивило даже её саму.
– Все, теперь уже можно выходить на улицу, – Дан краем глаза наблюдал за тем, как она ставит на стол тарелки, одновременно радуясь – похоже, она перестала дергаться и уже освоилась в новом статусе – и будучи настороже. Потому что это Золотце. А когда она вот так задумчиво хмурит брови, кому-то станет совсем хреново, и он, кажется, даже знал, кому именно…
– Спасибо за это не говорят, но… Спасибо, – она все-таки мельком ему улыбнулась. – Я хотела с тобой поговорить.
Ой, какая многообещающая фраза… К сожалению, хорошими последствиями она обычно не грозит.
– Сонь, давай хоть попробуем. Я не хочу разводиться.
– Хорошо, – она пару секунд помолчала, а потом все-таки решилась. – Мы попробуем, но сначала выполни одну мою просьбу.
Облегчение было таким, что хотелось сразу согласиться, но это же его Соня… Лучше уточнить, чтобы потом не пришлось спешно придумывать обходные пути.
– Какую?
– Отпусти меня, – видя, как тепло в его глазах сменяется чем-то совершенно другим, она подняла руку, прося не перебивать. – На три недели.
– Зачем? – это вырвалось даже слишком резко, но ничего похожего на умиротворение он и близко не чувствовал.
– Хочу поговорить с матерью и сестрами, – есть ей не хотелось совершенно, поэтому Соня встала и оперлась ладонями на спинку стула, оставаясь все такой же спокойной. – С отцом. Ты ведь знаешь, что он жив?
Дан кивнул, не разжимая челюстей. Знал, хотя ей этого и не говорил, помня, как остро она реагирует на любое упоминание о родителях.
Нет, это все ещё понять можно, но три недели?!
– Мне осточертело каждый раз мысленно к этому возвращаться. Хочу раз и навсегда разобраться, чтобы не тащить все в семью. И я обещаю вернуться. Если решишь отправить со мной кого-то из сопровождения, против не буду.
– Мы можем сделать это вместе.
– Я хочу поехать одна, – Соня прикрыла глаза и глубоко вдохнула. – Если ты хоть немного ценишь моё право на личную свободу, не станешь мешать.
– Слишком грубо для манипулирования, – как ни передергивало от этой мысли, но Золотце права. И от этого желание посадить её дома и никуда не отпустить было только сильнее. Одна проблема – этим окончательно всё испортит, не нужно быть гением, чтобы понять, а у них и так последние дни прошли в обстановке дружелюбной необъявленной войны. Во всяком случае, со стороны Сони, так точно.
– А я не хочу манипулирования, поэтому говорю сейчас так, как думаю, – взгляд зацепился за его кольцо, выполненное в том же стиле, только без инкрустации. – Все эти проблемы пройдут, я в этом не сомневаюсь, но жить в той атмосфере, что была последние два дня, мне бы не хотелось. Сомневаюсь, что и тебе она понравилась.
Не просто не понравилась, а выбешивала, но Дан только кивнул, соглашаясь с её предположением, но не с предложенным решением проблемы. Будь Золотце другой, можно было бы просто спросить, чего ей не хватает. Только в том и проблема, что она слишком самодостаточна, и все, что нужно для комфортного существования, у неё есть. Во всяком случае, так она сама считает. Это он видит, насколько Соня подсознательно тянется к человеческому теплу, сама же, вполне возможно, этого и не замечает.
– Почему так долго?
– Потому что мне нужно время.
Для чего именно, уточнять не стала. Но он и так поймет, не все нужно произносить вслух.
– А как же твоя работа? – льняная салфетка окончательно измялась под его руками, хотя Дан даже не заметил, как свернул её в жгутик.
– Никаких проблем, мы с Леной все сделали, она посидит в офисе, решая текучку, от новых клиентов я пока отказалась, – Соня начала потихоньку отступать, пока он не подошел вплотную, прижав её спиной к стене. Пальцы прошлись по забранным наверх волосам, трогая волнистые кончики прядей, коснулись полупрозрачной кожи виска, погладили гладкие щеки и легли на впадинки над ключицами.
– Что будет, если я тебя не отпущу?
Она помолчала, не отводя от него глаз. И была настолько спокойна, что это уже настораживало. Хотя чуть учащенное дыхание и пульс, бьющийся прямо под подушечкой большого пальца выдавали и её тревогу, и общую нервозность.
– Я уйду сама. Но уже без каких-либо обещаний.
От сильного и не самого бережного прижимания к жесткому телу Соня едва слышно не то пискнула, не то охнула. Однако, отпихивать Дана не стала, продолжая смотреть ему в глаза.
Они оба слишком хорошо знали, что, стоит ему захотеть, никуда она не поедет. Несмотря на то, что у Дана нет морального права удерживать, сделать это элементарно. За неё и раньше никто бы не заступился, а теперь, когда Золотце его жена, и вовсе можно делать почти все, что захочется. Она не станет сопротивляться, во всяком случае, физически, прекрасно понимая, в чью пользу расклад. Правда, может возненавидеть за пару месяцев…
Слишком легко и слишком большой соблазн.
– Одна ты никуда не поедешь, это рискованно, – как-то так оказалось, что Соня уже прижалась к нему, привстав на цыпочки, чтобы было удобнее обнимать. Наверное, чувствовала или инстинктивно угадала, о чем только что думал. На секунду даже стало почти стыдно, ведь это его Золотце, узнай он, что кто-то другой так о ней подумал, уже давно бы голову ему снес. Но все равно подлая мыслишка, что можно все это сделать, где-то в глубине души находила отклик.
Угу, тогда Соню от развода точно не отговоришь, это только подтвердит всё, что она сказала до этого.
– Если можно, не нужно отправлять со мной штурмовой отряд, – теперь, когда Дан согласился, она почувствовала одновременно и облегчение, и сожаление. И уже начала скучать по нему, пусть они стоят совсем близко, так, что она всем телом чувствует, как расширяется его грудная клетка при вдохе. И что его правая рука слишком уж сильно сжала её талию, а запах одновременно успокаивает и будоражит, заставляя думать в совсем уж неприличном направлении.
– Сколько будет нужно, столько и отправлю, – от касания её ресниц было щекотно шее, но отодвигаться он и не подумал, даже чуть усилив зажим, как будто одним этим можно уговорить Соню не уезжать. – Может, немного подождешь, пока все окончательно успокоится?
Можно и подождать, но тогда все благие замыслы и небольшая месть, призванная немного спустить мужа на грешную землю, уже полностью перестанут волновать, ей ли не знать. Дан умеет отвлекать и находить подход к кому угодно, поэтому лучше уехать сейчас, пока не согласилась со всеми его доводами.
– Нет… – опустив глаза на его грудь, Соня поняла, что уже расстегнула пуговицы на рубашке. Да уж, привычки у неё появились какие-то нимфоманские… Хотя, судя по тому, как оперативно он избавил её от платья, оставив только в белье и мягких домашних туфлях, Даниил в таком порыве не видел ничего предосудительного, наоборот, всячески его поддерживал. – Я уеду завтра, – глубокий вдох, наполнивший её легкие ароматом его кожи, оборвался на середине, когда Дан не особо вежливо и ласково дернул её за волосы, заставив поднять голову.
– Почему ты сказала только сегодня?
– Если бы я рассказала раньше, ты бы нашел вескую причину, чтобы не отпустить, – запутавшиеся в её прядях пальцы сжались ещё сильнее, хотя и не до такой степени, чтобы Соне стало больно. – Мне это действительно нужно.
Почти неслышно выругавшись, Дан совсем вжал её в стену, закрыв рот грубым поцелуем. Губам стало немного больно от такого напора, но Соня не только не оттолкнула, а сама куснула его за язык, показывая, что не только он может быть жестким. Напор тут же стал немного мягче и осторожнее, а захват не таким удушающим, хотя и довольно крепким. Но относительно того, чтобы попытаться вывернуться, и речи не шло, руки тут же сжались бы гораздо сильнее, не выпуская и заставляя прогнуться, откидываясь назад.
Не потому что хотел сделать больно или показать, что сильнее – это инстинкт. Заклеймить, поставить метку. Именно потому, что не станет удерживать. Соня не поверила бы, если бы не видела этого, но Дан на самом деле собирался отпустить. Пусть на довольно короткое время, более того – если она задержится хоть на несколько часов, сам приедет и заберет, где бы ни находилась, но факт…
От понимания, что он все это осознает и готов идти ради неё поперек собственных желаний и подсознательных порывов, Соня не только не сопротивлялась, а сама дернула его рубашку. Так, что на фоне их тяжелого надсадного дыхания раздался почти незаметный треск ткани.
Коснуться, впитывая прикосновение покрытой короткими волосками кожи. Может, даже сильно втянуть её ртом, оставляя метки и следы легких укусов.
И обязательно провести по чуть грубоватой коже щек, немного шершавой и цепляющейся за ладони. И волосы на затылке, настолько короткие, что не ухватишь, едва ощутимо покалывающие пальцы…
Ей не просто будет всего этого не хватать, Соня с некоторым ужасом думала, как сама проведет эти три недели. Без его запаха, сонного дыхания, теплым ветерком пробегающим по затылку. Она же почти всегда просыпается раньше, но старается не шевелиться, чтобы не спугнуть и не разрушить это ощущение утренней неги. Даже по его вредности и упрямству будет скучать. Уже скучает.
Наверное, поэтому и накинулась на него с таким напором и агрессией. Хотя, незаметно, чтобы Дан был чем-то недоволен. Разве что, когда она укусила его за плечо – просто так, потому что внутри было столько всего, что ни словами, ни ещё как-то не выразишь – в отместку поставил засос на груди. Правда, заметила она это только утром.
Они, наверное, все-таки сломали кровать. Во всяком случае, какой-то подозрительный треск точно был. Или это последний привет от смахнутого с тумбочки будильника? Хотя, как они добирались в спальню, Софья тоже не особо помнила. Разве что отложилось в памяти, что яростно целуя, она приложила Даниила спиной о дверной косяк. А может, это был угол шкафа…
Когда дыхание, вырывающееся из горла толчками, наконец, перестало быть настолько хриплым и частым, Соня попыталась встать. Все-таки нужно ещё уложить одежду, да и дикий секс это, конечно, дело приятное, но забывать про презервативы все же не следовало. Хотя, учитывая день цикла, опасности практически нет. Ладно, в это раз она не станет заострять внимание на такой вопиющей халатности…
– Куда ты? – стоило шевельнуться, как тяжелая ладонь тут же поднялась с талии и ухватила за локоть, возвращая беглянку в постель.
– Ещё много дел… – вставать не хотелось совершенно, поэтому Соня, посопротивлявшись для вида несколько секунд, послушно улеглась обратно.
– Черт с ними. Завтра уедешь, зато сегодня будешь со мной, – судя по тому, как Дан начал поглаживать её тело, уделяя особое внимание груди и бедрам, отъезд тоже под вопросом – Соня могла просто проспать после таких-то нагрузок.
– Подожди, – у неё все-таки получилось извернуться и оказаться сидящей на Данииле. Естественно, он мог в любую секунду освободить руки, которые она придерживала за запястья, но не спешил. – Нужно собрать вещи и вообще…
Она осеклась и замолчала под каким-то странным взглядом.
– Завтра утром заедем в ЗАГС, поставим тебе штамп. И не смей снимать кольцо. – Повелительное наклонение, конечно, эффективный прием, но девушка только окончательно согнала улыбку с лица и приподняла бровь, предлагая продолжить. – Пожалуйста.
– Можно подумать, тебе не доложат, если я сделаю что-нибудь, порочащее твои честь и достоинство.
– Ты не сделаешь, – отвечать на провокацию он не стал, разве что подтянул её руку к своему рту и лизнул тонкие пальцы, тронув губами то самое кольцо. – Слишком уважаешь себя. И любишь меня, сама сказала.
Может, и не стоило этого делать, но Соня кивнула, подтверждая его слова. Ругаться и ссориться из-за мифической измены она точно не планировала.
– До утра ещё несколько часов, времени мало, – пока она не начала возражать, Дан осторожно перевернул Соню, уложив на чуть влажные простыни.
– А когда ты собираешься спать? У меня будет время в полете…
– А у меня – следующие три недели, – в голосе все равно прорезалось и недовольство, и сдерживаемая злость.
– Тогда иди сюда…
Девятнадцать дней спустя
Где-то в Центральной части России
Кофе здесь был очень даже приличный, а вот пирожное отдавало привкусом картона и клубничного наполнителя. Про синтетические сливки лучше просто промолчать. Но Соня упорно продолжала ковырять его ложечкой, не из мазохистских побуждений, а потому что нужно есть, даже если совсем не хочется. А не хотелось вообще всего, кроме как вернуться к мужу.
Черт дернул обозначить именно такой срок…
Через пару дней после отъезда, когда гостила у приемной матери, тоска по Дану стала настолько острой, что Софья не находила себе места. Через неделю поняла, что чувствуют наркоманы во время ломки. Сейчас же не хотелось ни есть, ни спать – да и не особо получалось, если честно, стоило задремать, как машинально начинала его искать, и, не находя, посыпалась чуть ли не плача. Странно, она никогда бы не подумала, что можно за такой короткий срок привыкнуть к почти чужому человеку настолько, что без него, конечно, получится дышать, но воздух кажется пресным и горчащим. И никакая свобода уже не радует, особенно, добытая такой высокой ценой.
В очередной раз вздохнув и покосившись на несчастное пирожное, Соня отодвинула тарелку, поняв, что на большее не хватит даже её силы воли. Мобильник, лежащий во внутреннем кармане легкого пальто, оставался тих и неподвижен. Наверное, к лучшему, они и так слишком часто созваниваются, даже не рассказать о своих делах или расспросить о чем-то, а просто послушать голос. Или вместе помолчать. На пару вообще замечательно молчится, особенно, если есть столько всего, что хочется сказать…
Порыв ветра наклонил ветви тополя, растущего за окном, содрав с дерева внушительный пучок уже изрядно пожелтевших листьев. Так непривычно, во Владивостоке сейчас тепло, конец бархатного сезона, а здесь льет противный нудный дождь и вообще как-то сыро и мерзостно. Хотя сам город Соне понравился – широкая серо-стальная гладь реки с несколькими мостами, связывающих противоположные берега. Историческая часть с деревянными домами, украшенными резьбой по потемневшему от времени и сырости дереву. Трудноразличимый узор тротуаров со стершимися, а потому округлыми камнями, по которым так неудобно ходить на каблуках. Внушительная кладка местного Кремля, от которой исходит что-то такое старое и монументальное, чего лишен молодой Владик. Да и в Хабаровске, который постарше, такого тоже не было. Совершенно другой уклад жизни, и люди не такие. Даже говор непривычный, более протяжный и певучий. Может, ещё полгода назад не обратила бы на это внимание, но сейчас почему-то глаз невольно цеплялся за эту непохожесть. И чем больше видела различий, тем сильнее тянуло домой…
Дом.
Софья начала с более простой части – визита к приемной семье. Хотя, назвать это легким тоже не получалось. Наверное, она так и не смогла привыкнуть к тому, что эти люди были когда-то ей близки, пусть и только в чужих глазах. Но не смогла не ужаснуться тому, как постарела мама Люба. Вместо крупной, прелестной исконно русской красотой женщины Соня увидела высохшую бабушку с выбившимися из-под косынки совершенно седыми волосами и трясущимся подбородком. Полубессознательные глаза, в которых временами появлялась искорка узнавания и снова сменялась рассеянным взглядом человека, больше живущим прошлым, чем нынешним. Старость, как и перенесенный инсульт, вряд ли кого-то украсит, но девушка оказалась не готова к такому.
Оля, сестра, которая так и осталась просто знакомой, не более того, с какой-то настороженностью и недоверием смотрела на Софью, которую не видела несколько лет. Наверное, пыталась узнать в этой молодой женщине ту худенькую диковатую девочку, которая сидела целыми днями у окна или забивалась в угол с книжкой.
– Она и меня не всегда узнает… – Ольга поправила на матери сползшее одеяло, обнажившее выглядывающее из выреза простенькой ночной рубашки плечо с молочно-белой морщинистой кожей.
– С самого начала было так? – Соне стало стыдно, но кроме жалости она к этой женщине ничего не испытывала. Хотя мама Люба никогда не гнала её, даже пыталась как-то наладить отношения, но так в этом и не преуспела, только сейчас Софья окончательно убедилась, что это для неё все-таки чужие люди. Можно было бы попытаться лицемерить и полезть с объятиями и поцелуями, но кому это нужно? Уж точно не ей самой, и не этой почти пустой оболочке когда-то жизнерадостной и громкоголосой женщины.
– После смерти отца она вообще стала немного не такой, а через полгода случилось это, – сестра явно не знала, что тут можно сказать, поэтому только суетливо и бестолково поправляла чуть пожелтевшую от времени кружевную салфетку на столе и перекладывала с места на место кипу таблеток и всяких флакончиков с лекарством.
– Я не могла приехать, – это прозвучало каким-то неубедительным оправданием, но объяснять, почему именно для неё было сложно снова вернуться сюда, не собиралась. Это их семья, их дом, и если уж не смогла приехать, когда все было относительно нормально, то возвращаться в горе тоже было бы неправильно. Покойнику уже все равно, а видеть остальных она просто не хотела. И помянула по-своему – сходила в церковь и помолилась.
– Понятно, – видимо, приняв какое-то решение, Ольга заставила себя поднять глаза на Софью. – Все деньги, которые ты пересылаешь, идут на маму. Я могу даже чеки на лекарства показать…
Соня встала, отворачиваясь к окну с отодвинутыми занавесками. Пусть с шестого этажа мало что рассмотришь, но с обратной стороны к откосу были прибиты жердочки и установлена кормушка. Задиристые воробьи, скачущие за стеклом, может, и не особо разнообразное зрелище, но все же хоть какое-то развлечение для парализованного человека…
– Ты думаешь, я приехала тебя проверить? – обиды не было, они слишком чужие, хоть и носят одинаковые фамилии и отчества.
– До этого ты сюда не возвращалась, – сестра тоже поднялась, но подходить не стала, встав рядом с кроватью матери.
– Наверное, и сейчас зря это сделала. Я не собираюсь спрашивать никаких документов. Ты же не работаешь, все время посвящаешь уходу за матерью, так что, естественно, имеешь право что-то потратить на себя.
– Зачем ты приехала? Показать, кем стала, пусть и без нашей помощи? Чтобы мы посмотрели на твои шмотки и украшения?
Да уж, мужик не обратит внимания, а женщина сразу поймет, что это не бижутерия.
Если бы в её голосе был отголосок зависти или озлобленности, Софья сразу бы ответила в том же духе, но там было больше усталости и почему-то страха.
– Просто хотела увидеть вас. Это место, – она обвела глазами скромную, но идеально-чистую комнату. Почти стерильность. Значит, хоть что-то вынесла отсюда, сама Соня тоже страдала стремлением к подобной чистоплотности. Хотя, были ситуации, когда совсем не до неё, как тогда в лесу.
– Увидела?
– Да. Оль, если что-то понадобиться, скажи. Это не благотворительность, просто… – не договорив, Соня махнула рукой и, подхватив сумку, поспешила в прихожую.
– Подожди! – Ольга показалась, когда девушка уже обулась и взялась за дверную ручку. – Извини за все… И спасибо, что не бросила в беде.
– И вы меня простите, если что не так. Не бойся, я не собираюсь что-то менять.
– Ты ведь больше не приедешь? – женщина прислонилась к стене, скрестив руки под грудью и как-то съежившись.
– Нет.
Ольга только кивнула.
– Прощайте, – Соня аккуратно прикрыла дверь, и глубоко вздохнула, оказавшись в подъезде. Почему-то она представляла этот визит совершенно другим. Не таким ровным и безликим, более эмоциональным… Но здесь не было того, кому она могла бы предъявить требования или попросить объяснить что-то. Да и имела ли на это право… Пусть сам разговор с сестрой и, особенно, вид матери произвели гнетущее и подавляющее впечатление, но все равно на душе стало легче.
Наверное, стоило давно отпустить это все, просто перевернуть страничку и не возвращаться. Ведь готова же она простить Дану не менее обидные поступки, так почему не сделать так же с ними?
Теперь и кофе стал казаться каким-то безвкусным. А за окном ветер разыгрался ещё сильнее, заставляя тополь не только гнуться, но и кланяться. Пожухшая от летнего зноя трава в желтовато-красных подпалинах листьев канадского клена, растущего чуть поодаль. Соня могла, не глядя на улицу, рассказать, что и как там выглядит – не зря же последние две недели ходила сюда, даже садилась за один и тот же столик.
Интересно, а охрана здесь? За все это время она так и не смогла заметить наблюдения, но оно точно было – несколько дней назад Софья немного простыла, и уже через пару часов Дан позвонил с требованием, чтобы она нормально лечилась, а не обходилась леденцами и каплями в нос.
Наверное, со стороны смотрелось совсем уж странно – живет в гостинице уже пятнадцать дней, почти не выходит за пределы квартала, разве что только немного погулять. Даже ни с кем не разговаривает.
– Привет. У тебя не занято?
Голос показался смутно знакомым, и Соня резко вскинула голову, рассматривая нарушившую её покой. Довольно короткие темные волосы, чуть взъерошенные ветром, почти черные глаза, чуть кривоватая улыбка на округлом смуглом лице.
– Алёна? А ты что здесь делаешь? – из-за долгого молчания вопрос прозвучал чуть хрипловато, отчего Софье пришлось прокашляться. – Конечно, присаживайся.
Девушка убрала сумочку с соседнего стула, освобождая место.
– Вообще-то я живу в этом городе, – Герман, устроившись рядом, размотала длинный сине-бордовый шарф и потерла немного покрасневшие пальцы. – Забыла перчатки.
– Бывает…
Особого доверия она у Сони не вызывала, как и абсолютное большинство людей, но и раздражения от присутствия Алёны тоже не было.
– Не ожидала встретить тебя тут. Особенно, если учесть, где мы последний раз виделись… – отловив официанта, Герман заказала себе чай. – По делам или просто отдыхаешь?
– Путешествую, – Соне надоело размешивать уже остывший кофе, но стоило поднять глаза, как Алёна понизила голос:
– Тебе официальную версию моего появления или правдивую?
– А они очень отличаются? – тааак… Ну, кто мог отправить к ней эту засланную казачку, понятно, но с какой целью? И почему она согласилась, ведь, насколько Маркевич знала, они с Даном если не на ножах, то и не в братско-сестринских отношениях.
– Существенно, – поблагодарив официанта за принесенный напиток и обхватив замерзшими ладонями горячую керамику, Алёна улыбнулась, но теперь уже по-настоящему. Искренне и как-то задорно, что Соня тоже не смогла сдержаться и ответила тем же. – Так с какой начать?
– Давай с официальной, – Маркевич немного наклонилась к собеседнице.
– Как ты себя чувствуешь?
Вопрос получился немного неожиданным, что и говорить…
– Нормально. Я так плохо выгляжу?
– Хорошо ты выглядишь, а если выспишься, вообще будешь красавицей, – Алёна сморщила нос и шутливо надула губы. – Нет во мне лицедейского дара. Тогда давай сразу к основному. Вчера мне позвонил… угадай кто?
– Мой муж.
Герман поперхнулась чаем.
– Подожди, у тебя же, вроде, другой муж был? – прокашлявшись, Алёна отставила чашку.
– Так когда это было… – тоску и хандру, как рукой сняло, теперь в Соне проснулась жажда информации и действий. – Продолжай.
– Надо же, как быстро все меняется… То-то я смотрю, у тебя колечко необычное. Не каждый муж разорится на такое.
– А что с ним не так? – ну, кольцо, как кольцо, гладкое, неброское, но элегантное.
– С ним все так, кроме цены. Ладно, мы с тобой продолжим говорить про ювелирку или вернемся к твоему супругу? Черт, непривычно как-то называть его так.
