Текст книги "Дар Солнца (СИ)"
Автор книги: Анна Шилай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
XXIV
Полина. Полтора года назад
Я сновала среди ребят, откровенно не зная, куда податься. Парни что-то весело обсуждали, по очереди передавая друг другу небольшие пластинки – не надо было быть таможенной собакой, чтобы понять, что именно. Девчонки разбились на группки, и часть «зажигала» на танцполе, скользя руками по бёдрам и приподнимая края платьев, и так не тянущих хотя бы на миди, часть сидела за столами, зыркая то на меня, то на парней, а часть, угостившись наркотиками, творила не пойми что. Мне было скучно, одиноко и хотелось домой. Ну вот, ещё пять минут – и пойду на выход.
Одернув бретельки платья – из-за того, что оно было большевато мне, приходилось постоянно поправлять и идти аккуратно, иначе я рисковала наступить на подол и либо порвать его, либо сдернуть одним махом, и рассчитывать на то, что оно удержится, было глупо, – я отошла к столу с напитками и взяла бокал вина. Оно было некрепким, сладким, как я люблю, и я чуть оперлась на край, продолжив наблюдать за друзьями.
Парни немного сместились, и я увидела предводителя стайки – Матвей. Он слушал какой-то рассказ Влада Оршакова, явно веселый, и его красивые губы растянулись в улыбке, обнажив ровные белоснежные зубы. Я замерла, смотря на него. Ну что ему стоило быть не таким раскрепощенным и уверенным в своей неотразимости?.. Хотя кто знает, полюбила ли бы я его, будь он иным. Сочетание захватывающей дух красоты, знания своей цены, а точнее, бесценности, острого ума, виртуозного словарного запаса и одновременного искреннего обаяния, харизмы и рождало непреодолимость чар Сафировского перед женщинами. Даже я, считающая, что так просто меня покорить не получится, не устояла.
Правда, перспективы оказаться одной из перечня его одноразовых секс-партнерш я все же избежала. О чем теперь, признаюсь, жалею. Хоть на одну ночь, но он был их, а для меня он теперь навсегда останется прекрасным, фантастическим одногруппником, и все.
Матвей перехватил мой взгляд, и в свете мелькающий огоньков мне показалось, что он обрадовался этому. Он улыбнулся мне, и я ответила на эту улыбку – сегодня было можно. Музыка на мгновение смолкла, освещение резко убавилось, а потом закружилась светло-голубые и желтые огни, а из динамиков зазвучали первые такты новой композиции. Я узнала её – Алёна частенько включала песни своего кумира, и "Sleepwalker" была в приоритете.
– Потанцуешь со мной? – Сафировский неожиданно оказался рядом, стоило мне отвлечься, чтобы помахать на прощание Кате – она уходила со своим парнем.
За время учебы мы не раз оказывались так близко друг к другу, но в этой интимной обстановке я впервые ощущала себя такой… разнеженной и смелой? Меня не смущало, что, согласись я – и обратно для меня пути не будет. Танец – лишь предлог, за три минуты этот парень меня легко уговорит на что угодно…
"Тогда вперед, – услышала я голос своей куда более храброй и мудрой сестры. – Первая и последняя ночь – отдайся ей".
И я отдалась.
То ли вино оказалось все же крепче, чем я думала, то ли я только этого и ждала, но стоило Матвею глазами показать, что я сегодня буду с ним, я полностью расслабилась и уже сама льнула к нему. Он не переставал меня целовать ни на секунду, прерываясь лишь для того, чтобы усадить меня в такси и назвать адрес, куда нам ехать. Таксист попался понятливый, без ненужных вопросов тронулся с места и только кидал на нас веселые взгляды в зеркале заднего вида. А мы? А мы были заняты.
Губы, руки, дыхание Матвея было везде, как мне ощущалось. Невероятным образом совмещая твердость и нежность, он гладил мою шею, лаская кожу под волосами, и я стонала в его распахнутые губы, целуя вновь и вновь, и вновь… В какой-то момент обниматься, сидя боком, стало неудобно, и Матвей легко решил эту проблему, резко подняв меня и усадив на свои колени. Его правая рука тут же переместилась на мою талию, сжав ткань платья, а левая осталась на шее, надавливая, чтобы углубить поцелуй… казалось бы, куда уже… но мне, как и ему, было мало.
От прически остались одни воспоминания, платье было наполовину перекошено, а рубашка Матвея полностью расстегнута, когда водитель такси тактично кашлянул, привлекая наше внимание к тому, что мы уже приехали. Сафировский кинул ему пару купюр, судя по лицу мужчины, намного превышающих стоимость поездки, но никого из нас двоих это не волновало.
По нам все было видно и в холле отеля. Девушка, оформлявшая наш въезд, давила улыбку, а Матвей нервно гладил мою ладонь, сжатую в стальных тисках его пальцев. Мне показалось, нас продержали вечность у регистрационной стойки, пока наконец заветный ключ не оказался в руке парня.
В лифте мы просто целовались, не сдерживая нетерпеливые стоны, пока он медленно тащился на шестой этаж. Внутри меня все дрожало и ноги рисковали подкоситься в любой момент, каблуки скрипели… А Матвей всё сильнее вдавливал меня в стену кабины, насилуя мои губы. Зубы стучали друг о друга, дыхание удавалось перехватить урывками, практически оттаскивая парня от себя. Он же в эти моменты зря время не терял и переключался на шею, раковину ушей, подбородок, подбираясь вновь к губам.
– Ты такая нежная… такая сладкая… – шептал он, целуя мочки ушей. – Я… никогда не одну девушку не хотел так, как сейчас хочу тебя…
– Матвей… не болтай… не порти впечатления… – перебила я его, сама привлекая ближе к себе.
Самое печальное, что я, даже будучи возбуждена до предела, не могла отключить обработку информации в своей голове, и все, что он говорил мне, я понимала. А ещё я понимала, что надеяться, что после ночи со мной он вспыхнет чувствами, откажется от своего трахмарафона, станет верным и преданным партнером… это не в духе умной Полины. Я не поверну назад, я впущу его в себя, но так же мне придется и отпустить его, навсегда…
Но об этом я буду думать завтра.
С дверным замком нам повезло – он открылся легко, Матвей, не отпуская меня, переступил порог, а потом навялился на дверь, захлопнув её своей спиной. Больше нам прятаться было незачем.
Мои заколки разлетелись по всем углам, так отчаянно Матвей запустил пальцы в волосы, и я даже услышала его рык, когда он все глубже нырял в них носом.
– Ты настоящая колдунья, – разобрала я и рассмеялась – очаровывать мог не только он.
– В таком случае позволь показать тебе, насколько ты прав, – ответила я, чуть отталкивая его.
Матвей послушно замер в паре шагов от меня, заворожено смотря. Я не позволяла себе допустить мысль, что он так реагирует на меня не только потому что пьян и заряжен под завязку стимуляторами, а что он реально долго хотел этого, намерено отпуская себя, чтобы наружу вышли инстинкты. Я завела руки за спину, освобождая локоны от последних шпилек, и вьющаяся копна волос заструилась по плечам и парочка даже упала на лицо. Я хотела убрать их, но мою руку перехватила чужая – Матвей бесконечно ласковым движением коснулся моей щеки, заглядывая в глаза. Цвет его глаз всегда ассоциировался у меня с пасмурным днем – их обладатель такой же переменчивый, опасный, непредсказуемый, но неотвратимый и возбуждающий – а сейчас я видела расплавленный свинец, покорный и согласный на волю другого творца… покорный мне.
В груди защемило, и хоть я упорно хотела не думать об этом, меня захлестнула грусть, что завтра он перестанет быть таким… что он для меня лишь на эту ночь.
– Родная, что такое? – нахмурился он, увидев слезу на моей щеке. – Я что-то…
– Нет… всё хорошо, – пролепетала я. – Ты… такой красивый… такой нежный… и я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.
Парень улыбнулся, шагнув вперед.
– Ночь только началась, и я не позволю ни мгновению уйти от нас.
– Заставь меня забыть о завтрашнем дне, – шепнула я, делая последний шаг, отделяющий нас друг от друга.
Его ресницы чуть дрогнули, принимая мою просьбу, и в следующую секунду меня поглотил шквал страсти, любви, восторга и неземного счастья.
Матвею понадобилось две секунды, чтобы справится с молнией на платье, и вот оно лежит лужицей расплавленного золота на ковре, а меня он уносит в постель. В какой-то момент, ненадолго вынырнув из омута наслаждения, даруемого губами парня, я поняла, что на нем уже нет рубашки, и его тело в моей власти, чем и воспользовалась. Стоило мне провести руками по плечам и скользнуть вниз к груди, он так застонал, что я испугалась, что сделала ему больно, но он опроверг это, впившись поцелуем в мои губы, – раненый человек не способен был на такую пылкость. Он придавил меня своим телом к матрасу, выбив последнее дыхание, но я не думала жаловаться – только бы он не решил повернуть назад, не сбавил обороты, не перестал возносить меня к небесам…
Задыхаясь, я сжала пальцами его плечи, зацепила кожу ногтями, что заставило Матвея вновь нетерпеливо зарычать, но я уже знала, что это значит, и продолжила его дразнить и подстегивать не прекращать… Он ласкал меня везде, куда он мог добраться, не остались не исследованы им ни кожа моей шеи, не ключицы, ни округлости моей груди – им он уделил половину всего времени, чем едва не заставил потерять сознание от волны удовольствия, накрывшей меня – ни плоской поверхности живота. Его язык щекотал мой пупок, и я нервно дернулась вперед, всхлипнув, а он лишь рассмеялся, поцеловав живот вновь и возвращаясь к губам.
– Полина… прости… но я не смогу уже затормозить… – прошептал он, приблизившись к моему лицу. На своем бедре я чувствовала каменную готовность его члена, и это заводило меня сильнее. Затормозить? Зачем? Разве я не доказала ему, что я не соглашусь прекратить это даже под страхом смерти?..
– Какой же ты глупый… – фыркнула я, убирая влажную прядку с его лица и целуя медленно, но уже опытно и зная, куда и как давить языком, чтобы он перестал молоть чепуху.
Кажется, он всё понял. Неуловимо, как мог только он, Матвей подмял меня под себя, коленом раздвигая ноги. Меня тут же пронзила паника, что отразилось на моем лице.
– Тише, тише… все будет хорошо, – бормотал он, коротко целуя мои губы и сжав лицо.
Не говорить же ему, что до этого я ни с кем не занималась сексом… уже поздно. К тому же – это Матвей. Моим первым должен был быть только он.
Я выдохнула, постаравшись расслабиться. Все на самом деле будет хорошо… Все уже хорошо.
Медленно, но уверенно, он проник в меня, и я не успела испугаться всерьез – все было сделано: в живот будто вогнали что-то острое, я вздрогнула, но парень обнял меня, не переставая целовать меня и побежавшие по щекам дорожки слез. Пару секунд не шевелясь, он возобновил движение, будто разгоняя боль. С каждым новым толчком внутри меня расползались волны ощущений, граничащих с экстазом… Я уже плакала не от боли, а от счастья, подхватывая ритм, и вот мы уже вместе, прижавшиеся друг к другу настолько тесно, что нельзя сказать, где заканчивается моё тело и начинается его.
– Прости…. Ты неземная… – шептал Матвей, подхватив меня под спину и меняя угол. – Полинка… моё солнце… моя солнечная девочка…
Я взлетала все выше и выше, уже не отдавая отчет, что говорю в ответ я, какие слова слышит только ночь – и он. Целуя, кусая, царапая его, я хотела большего, я хотела раствориться в этих чувствах, в этой нежности и любви, которыми была полна и которые он щедро мне отдавал.
В животе словно свернулся тугой клубок, а потом взорвался, вырвавшись протяжным криком с моих губ, и словно издалека я услышала аналогичный от Матвея, сделавшего победный рывок. Внутри меня охватило тепло и уют, особенно остро ощутившиеся, когда мой первый мужчина мягко обнял меня, укутав собой.
– Было очень плохо? – обеспокоенно спросил он, повернув меня к себе лицом и заглядывая в глаза.
– Нет, – улыбнулась я и поцеловала его в подбородок. – Мне было очень хорошо. Спасибо тебе… – Я растеряла всё своё красноречие, не зная, какими словами описать то, что я только что пережила… – Это…
Матвей тихо выдохнул и коснулся губами моих губ.
– Не надо лишних слова, сама говорила. – Его язык мягко обвел контур моего рта. – Это самое, что так повергло тебя в трепет, ещё не раз повторится за эту ночь.
– Обещаешь? – игриво прищурилась я.
Вместо ответа я получила головокружительный поцелуй.
Мы заснули под утро, выбившись из сил. Я поняла, что так привлекает девушек в сексе, особенно с любимым человеком – это было божественно. Свернувшись в клубочек под боком Матвея, я погрузилась в сон, будучи самой счастливой девушкой на свете.
…Он смотрел на меня так, будто не видел. Стараясь не разреветься прямо здесь, я ещё раз окликнула его, но Матвей пару раз моргнул, что-то пробурчал и вновь заснул, вдобавок зарывшись лохматой головой под подушку.
А что ты хотела, детка? Чтобы он принес тебе завтрак в постель и рассыпался, что это была самая волшебная дочь в его жизни? Я цинично по отношению к себе усмехнулась и вылезла из постели, направившись в душ.
Смотря, как под напором воды исчезают последние кровавые следы потери девственности с моих бедер, я позволила себе минуту слабости. Пусть я знала, что так оно не будет, часть души надеялась, что что-то хорошее я вынесу из сегодняшнего утра. Что он хотя бы улыбнется, поцелует меня… ещё раз, на трезвую голову скажет, какая я красивая… Но все это было пустые мечты. Матвей Сафировский никогда такого не сделает.
Закончив с водными процедурами, я завернулась в полотенце и вернулась в комнату. Парень остался в том же положении, что и был, и что-то мне подсказывало, что я могу тут устроить репетицию военного парада, а он продолжит дрыхнуть. Вздохнув, я подняла платье, вытряхнула из него пыль и натянула на себя. Не самый лучший вариант, конечно, но не в гостиничном же халате мне уезжать. С помощью заколок, подобранных и в самом деле по всему номеру, я кое-как соорудила косу и закрепила мокрые прядки, чтобы не лезли в глаза – ждать, пока волосы высохнут, а они у меня довольно длинные, я не собиралась, – разыскала все оставшиеся вещи, которые могли бы напомнить ему обо мне вечером и, не удержавшись и поцеловав Матвея на прощание, я вышла за дверь.
– Не будите молодого человека в 612 номере до того момента, пока он сам не проснется, хорошо? – попросила я горничную, проходившую у лифтов. – У него есть деньги, он заплатит, если задержится дольше положенного.
– Конечно, без проблем, – кивнула она.
И только в такси я вновь ощутила слезы на щеках. Я понимала, что так оно и к лучшему, если он не запомнит, что между нами произошло – тогда это останется только моей тайной… Но я бы не отказалась, чтобы он тоже знал.
… – Аполлинария, я иду в магазин, – услышала я голос бабушки из-за двери. – Тебе что-нибудь купить?
– Нет… не надо, бабуль… – прокашлявшись, произнесла я, не открывая глаз от пластмассовой полоски перед собой.
– Тогда я пошла.
В голове мысли роились быстрее гонщиков наскар. Головокружения и потеря аппетита теперь объяснялись не свежим деревенским воздухом и диетой перед операцией. Я смотрела на синий индикатор, означающий, что я… Боже… я жду ребёнка.
Дыхание пропало, стоило следующей мысли прийти в голову. Ребёнка Матвея.
Неосознанно я положила руку на живот, прислушиваясь. Конечно же, это был самообман и такого не могло пока быть, но я словно ощутила легкое шевеление.
Ребёнок Матвея…
Чистое, ничем не замутненное счастье охватило меня, и я запрыгала по комнате, визжа от восторга. Пусть Матвей не помнит, что и с кем у него было (забирая диск с видео и фотографиями с выпуска у Оршакова, я поинтересовалась, как дела у Матвея и не сильно он перебрал в тот вечер, и Влад ответил, что он вообще ничего не помнит и божится больше не глотать всякую гадость), он оставил самый лучший подарок мне.
Немного придя в себя, я заварила чай, мысленно представляя, какой он будет, малыш, как я его назову (а как, в самом деле?), буду самой лучшей мамой…
Сердце кольнуло, что привело меня в чувства намного быстрее любых холодных душей. Операция ставила крест на идее родить этого ребёнка… Я сжала кружку, замерев. Твою ж мать…
Бабушка вернулась довольно скоро и застала меня, уставившейся в окно невидящим взглядом.
– Внученька, что с тобой? Сердце прихватило? – сразу же засуетилась она.
С трудом сглотнув горькую слюну, я покачала головой.
– Нет… Я… Мне надо домой.
Большего она от меня не добилась, но в город собралась вместе со мной, не на шутку испугавшись.
– Ты делаешь аборт! – безаппеляционно заявила мама.
– Нет! Я рожу этого ребёнка, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни!
Мама и папа смотрели на меня, словно я только что сказала, что хочу выйти замуж за слона. Этот спор продолжался больше трех часов, мы все трое уже горла посрывали, но с мертвой точки не сдвинулись. Для меня была кощунственной идея убить моего – нашего с Матвеем – ребёнка, и что ещё сильнее меня добивало, это то, что на ней настаивали самые родные мне люди!
– Полиночка, дорогая, – вновь примирительно начал папа, – это твоё здоровье. Ты молодая, полная сил, после операции можешь хоть пять детей родить – но сначала надо её сделать.
– А сейчас её никто не рискнет делать, – подхватила мама. – Операции на сердце опасное дело…
– Боже, прекратите! – прервала я её. – Я не буду делать операцию!
– Да ты же не Света, ты никогда не была такой упрямой! – заорала мама.
– Я не была упрямой только потому, что мне раньше это просто не было нужно. Меня не привлекали разнообразные маленькие глупости, мне хватало той свободы, которую вы мне давали. Я не Света, но я её сестра, значит, такая же! Разговор окончен!
Я с силой захлопнула дверь перед родительским носом и бросилась на кровать. Так, теперь успокойся… тебе нельзя волноваться… Я села ровно и постаралась дышать глубоко и размеренно. Не хватало ещё, чтобы из-за глупых разборок с родителями у меня случился выкидыш – им на радость…
Тихо-тихо в комнату вошла моя сестра и села на кровать напротив меня. Она молчала, и я была ей за это благодарна.
Наконец в груди перестало так клокотать, руки вновь обрели прежнюю твердость, и я откинулась назад к стене.
– Поль, – пробормотала Света.
– Что?
– Это от него, да?
Я открыла глаза, встретившись с настороженным взглядом сестренки. Не нужно быть телепатом, чтобы понимать, что она чертовски боится за меня, но своё мнение держит при себе.
– Да… Мы на выпускном были вместе… и теперь…
– Ему ты, конечно, не скажешь. – Света не спрашивала – она слишком хорошо знала меня.
– Нет.
Она кивнула. Я смотрела на неё, дожидаясь, что она скажет по поводу будущего, как моего, так и моего ребёнка… боясь, что услышу то, же что и от родителей с бабушкой.
– Поль… просто… просто знай, что я за тебя, – наконец произнесла она.
Я улыбнулась, потянувшись к ней.
– Спасибо, милая.
…Кто-то уступил мне место в автобусе, видя моё бледное лицо, и я благодарно скользнула на него. Автобус ехал медленно, людей было не то, чтобы много, но достаточно, чтобы стояла парилка, и меня мутило.
"Если ты умрешь, то лучше бы ему тоже умереть! – стоял в ушах разъяренный голос отца. – Потому что я сам придушу его, если он проживет хоть на минуту дольше тебя!"
Сердце стучало о ребра, словно просилось наружу. Я не сдерживала слезы, иногда размазывая их по лицу, но новая порция мгновенно заливала глаза вновь. Мой малыш… что же мне делать?! Как мне защитить тебя?
– Девушка, что с вами? – участливо спросила какая-то женщина рядом. – Может, вам воды?
– Не надо, – мотнула я головой. – Я… вы ничем не поможете.
От меня отстали, хотя я слышала, как пассажиры переговариваются за моей спиной. Да плевать! Никто ведь не возьмет моего ребёнка себе?! Нет, так нечего и лезть не в свое дело!
Всю дорогу я лихорадочно думала, так ли жестоки мои родители на самом деле. Я понимаю, что перспектива моей смерти их и не должна была воодушевить, но так жестоко отнестись к ИХ внуку… Это не мои папа и мама! Или все же… кто их знает?
На автомате я вышла из автобуса на своей остановке и побрела вперед. Длинный плащ – я обычно такие не ношу, но ради сохранения своего здоровья приобрела, когда похолодало – путался в ногах, и я помрачнела ещё сильнее. Споткнувшись, я едва не упала, и из кармана выпал мой телефон. Я только вскрикнула – он бодро покатился вперед и соскользнул между прутьями моста. Подскочив к перилам, я смогла лишь помахать кругам на воде. Черт! С этим номером можно уже попрощаться… Ну и ладно! Новая жизнь начнется с нового номера телефона! Да и есть дела поважнее.
Надо срочно придумать, что делать, чтобы мой ребёнок выжил. А так же беречься родителей – с них станется и подстроить выкидыш, пока это возможно…
– Это будет девочка! – улыбнулась мне врач, нащупав определенную точку на моем округлившемся животе. – Наверняка красавица!
– Если в папу пойдет, то да, – произнесла я, повернув голову и смотря на монитор.
Девочка… У меня дочка! Боже, дочка… сейчас, зная уже пол ребёнка, я поняла, что мечтала именно о ней.
– Если в маму, то тем более. – Доктор вновь заводила датчиком, рассматривая малышку. – Хорошо развивается, с виду здоровая. Если хотите, мы проведем тесты, чтобы быть уверены до конца.
– А это ей не повредит? – забеспокоилась я.
– Нет, все с ней будет в порядке. В основном понадобиться околоплодная жидкость, по ней мы все и определим.
– Тогда хорошо, – кивнула я, не отрывая взгляд от крохотного тельца, шевелящегося под датчиком.
Моя доченька…
– Такая маленькая, – нахмурилась моя сестра, взглянув на снимок, отданный мне моим гинекологом.
– Вполне нормальная для своего срока, – усмехнулась я. – Ты такая же была семнадцать лет назад!
– Думаю, мама уже сто раз пожалела, что таки родила меня, – мигом помрачнела Света, уткнувшись в тетрадь.
Утром родители вновь поссорились с ней из-за того, что младшая, не посоветовавшись с ними, купила билет на концерт "30 second to Mars" в марте. Концерт будет в другом городе, Свете придется остаться у Сергея ночевать… Папа весь пятнами пошел, а мама приплела меня, мол, обе беременные будем, на их голову.
– Ну их, – погладила я её по каштановой макушке. – Ты большая девочка, купила билет на свои деньги, их не напрягала. Поверь, они побесятся и успокоятся. После меня ты им кажешься милой и покладистой.
– Ох, Полинка, не начинай… Мама и так уже мне нервы вытрепала, какая ты безголовая и совсем не думаешь ни о ком.
Я смотрела на тусклую сестру, оказавшуюся в таком положении, и думала, имею ли я право её втягивать в это… Если я умру, мне уже будет всё равно, а вот Света получит за нас обеих, а ей всего семнадцать.
– Полин, о чем ты задумалась? – насторожилась сестра, увидев мой затуманенный взгляд. – С тобой всё хорошо? А с ребёнком?
– Света, я кое-чем о тебя попрошу, и ты вправе отказаться, – решилась я. – Только маме с папой не говори, ладно?..
– Что случилось? – Света тут же напряглась, откладывая домашнее задание в сторону.
– Ты сама уже поняла, что… что я рискую… в общем, если я не…
– Поль. Я знаю, что ты можешь умереть, – дрогнувшим, но не сорвавшимся, как это случалось с мамой, голосом подтолкнула меня сестра.
– Да… Я просила родителей, чтобы они спасли ребёнка, но они… – Я закусила губу, давя слезы, – они не согласились.
– Сволочи, – прорычала девушка.
– Тише… не говори так… Короче, Света… если я умру и не смогу позаботиться о девочке сама… сделай это ты.
– Я? – Сестра вскочила на ноги. – Как? Полина, я хочу помочь… но я не могу…
– Подожди. Я знаю, что здесь ты не можешь её оставить, родители доберутся до неё, если она останется с тобой.
Света слушала меня, сцепив руки в замок. Она была такой бледной, что я видела каждую веснушку на её лице.
– Я хочу, чтобы ты отнесла её Матвею.
– ЧТО? – Мне показалось, что эти слова словно ударили её, так она отшатнулась. – Сафировскому?
– Послушай, – затараторила я, пока она не погрузилась в праведное возмущение. – Нашим родителям я доверить дочь не могу, ты, пока живешь с ними, тоже не вариант. Бабушка настроена так же категорично, а больше никого нет! После меня права опекуна получат мама с папой, и они… А Матвей…
– А Матвей напился и сделал тебе ребёнка! И даже ни разу не позвонил!
– У Матвея есть нужные связи. Он сможет найти ей семью или приют… Света, пойми, что только так я могу спасти своего ребёнка!
Сестра дышала глубоко и часто, словно из последних сил сдерживала чувства. Зная её нрав, я уважительно прониклась степенью выдержки.
– Поль… Я понимаю. Я правда понимаю… Но ему? Он бросит её у ближайшей больницы, если не у лифтов, и забудет через минуту.
– Нет, – покачала я головой. Она не знает моего… в смысле, не знает Матвея. – Он кажется совершенно бесшабашным гулякой, но голова у него светлая и толковая. Согласна, удочерять её он не станет – скорее его машина поедет без колес, чем Сафировский возьмет на себя такую ответственность, – но это единственный шанс!
Света отвернулась, всё ещё пребывая в сомнениях. Я подошла к ней и обняла за плечи.
– Сестрёнка… кроме тебя, мне некому довериться… Только тебе. Я не хочу, чтобы мой малыш пострадал.
Она зажмурилась, и я увидела, как слеза скользнула из-под её ресниц.
– Полечка… не умирай, – всхлипнула она, напомнив мне, что это она моя младшая сестра… и я такое от неё требую.
– Ты не представляешь, как бы я сама этого хотела… Хотела выпустить тебя из школы… радоваться твоему поступлению в университет… Хотела бы побывать на твоей свадьбе… – пробормотала я, опустив подбородок на её плечо. – И чтобы твоя племянница звала тебя тетей Светой… ты бы учила её красить ногти, пока я не заметила. – Сестра рассмеялась, понимая, что так оно и было бы – я была бы строгой мамой, а она – классной тетей, которую моя дочь обожала бы. – Но этого никто не может обещать… И мой материнский долг позаботиться о ней.
Света шмыгнула носом и повернулась ко мне, поднимая голову.
– Я сделаю это, если ты так хочешь, – тихо прошептала она.
– Спасибо! – я порывисто обняла её. – Боже, родная… ты самая лучшая!
– Это ты самая лучшая, – ответила сестра.
…Я писала письмо, вытирая слезы со щек. У меня поднялась температура, и мама была наготове звонить в «скорую». Закрывшись от неё, я достала чистый лист бумаги и взялась составлять послание для Матвея. Он ясно представал у меня перед глазами, и я писала то, что сказала бы ему в лицо… Как бы он мне ответил…
Накануне мы до ночи обсуждали со Светой имя будущего ребёнка, и сестра подала мне отличную идею – если он отдаст её, девочку будет проще отследить, если у неё будет редкое имя. Света упорно настаивала, что я выживу, дотяну, справлюсь, и потом мы будет искать нашу крошку. Я не спорила, хотя не особо верила, что выдержу это, и сестра меньше дергалась. Мне нравилось имя Ариадна…
Пара слезинок упала на бумагу, и чернила расползлись, но я не стала стирать или переписывать письмо – смысл и так был ясен. Закончив, я долго думала, как подписать. Настоящим именем – тогда Матвей будет знать, куда везти ребёнка обратно. А как-то иначе, что-то ничего не значащее для нас – он не поверит и отмахнется… Надо было представиться как-то по-особенному, чтобы было понятно только ему…
"– Так ты и правда солнечная…" – всплыло в моей памяти. Глупо, конечно, надеяться, что, если он не помнит ту ночь, вспомнит эту незначительную фразу, но кто знает…
И я уверено вывела в подписи: "Солнечная".
Чувствовала я себя сносно, и врач дал мне оптимистичные прогнозы. Если не буду прыгать с горки и есть жирное жареное мясо килограммами, а вместо этого лягу в больницу и сяду на диету из таблеток, то вполне могу дотянуть до срока, когда мне сделают кесарево сечение. Родители нахмурились, полагая, что я сейчас ещё взбрыкну на счет естественных родов, но я была не настолько чокнутой. Если, чтобы выжили моя дочь и я, нужно разрезать меня напополам, то ради Бога!
Адвокат был не в восторге, когда одиннадцатого января, на следующий день после восемнадцатилетия Светы я пришла оформить право опекунства на неё. Он предупредил меня, что, так как я на седьмом месяце беременности и имею серьезный диагноз, моё решение могут оспорить, но я была готова рискнуть. Он оказался толковым мужчиной и предложил, раз у меня проблемы с родителями и они угрожают жизни моего ребёнка, все вопросы по поводу моей жизни и смерти, а так же, если возникнет ситуация, кого спасать, меня или мою дочь, так же передать право решать Свете.
Когда я рассказала ей, она сама едва меня не убила.
Родителям мы пока об этом не говорили, по понятным причинам, и каждая из нас надеялась, что и не придется. Моё сердце, проникнувшись моим скорым материнством, вело себя смирно и не создавало мне проблем, и я уже поверила в счастливый итог.
… – Спи, моё солнышко. Спи, там за облачком дремлют наши ангелы, пока ты в маминых руках… – пела я, гладя живот. Разбушевавшаяся после обеда малышка успокоилась, словно слушая мой голос, и я улыбнулась. Как же сильно я уже любила её! Слыша стук её сердца каждый раз, когда меня забирали на обследование, я смеялась, чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете.
Мама пару раз присутствовала при этом, и, наверное, что-то в ней смягчилось. Она рассматривала её на экране, находила какие-то мои черты в этом неясном снимке, улыбаясь вместе со мной. Спрашивала, как я её назову. И мне так хотелось поверить, что она её полюбит так же, как меня… но я боялась. Раз однажды они с папой сказали такое про ребёнка, эта мысль есть в их головах. Значит, она не в безопасности.
– Твой папа позаботиться о тебе, – шепнула я, чуть наклонившись вниз, чтобы она слышала меня. – Он такой замечательный!.. Если вы увидитесь, ты меня обязательно поймешь! Красивый, как воплощение идеала, веселый, умный… Представляешь, он даже меня обогнал по баллам аттестата в дипломе, а это сложно, говорю сразу!
Ребёнок пнулся, словно говоря "да ну!", и я вновь засмеялась. Женская солидарность была даже у ещё не рожденных девочек.
– Ты его полюбишь, – пообещала я ей, ещё раз проведя ладонью по животу.
Я слышала топот за дверью палаты, но вставать не решилась – ещё с вечера я чувствовала себя не очень хорошо.
– Соловьеву срочно в операционную, Валентина Сергеевна уже готовится, – услышала я голос акушерки. Соловьева – это же женщина из палаты напротив! Но ей ещё две недели!..
Скрестив пальцы наудачу за неё, я вернулась к чтению, периодически морщась – живот побаливал, но звать медсестру я не стала, считая это просто капризами кишечника.
Постепенно накатила сонливость, и, чтобы ничего не помешало сну, я встала, чтобы сходить в туалет – и непонимающе уставилась на пол, по которому растекалась мутная лужа. Какого фига?..
– Полиночка, ты ещё не спишь?.. Мама дорогая! – Катерина, акушерка, с которой мы сдружились, ахнула, поняв все раньше меня. – У тебя отошли воды!
– Но ещё рано ведь!.. – запаниковала я, оседая на пол.
– Скажи это дочке! Дети сами выбирают, когда родиться, не согласовывая свои планы с нами. Кто-нибудь!.. – Акушерка выглянула в коридор. – Эй!
