Текст книги "Дар Солнца (СИ)"

Автор книги: Анна Шилай

XX

Не стоит говорить, что это решение стало судьбоносным. И квадратному придурку ясно, что жизнь не останется такой, какой она была, после того, как я отменил удочерение и оставил Ариадну.

Первые два дня были в сплошной эйфории. Я переобнимался со всеми, кто этого захотел, не по одному разу; той же участи подверглась и моя девочка. Подоспевших представителей органов опеки и попечительства с извинениями (вот ни на одну секунду эти извинения не были виноватыми) отправили обратно, папа откосил от всех встреч в этот день (и в следующий тоже, в последствие), и мы уехали в загородный дом родителей праздновать. Тима и Денис перебрали лишнего и устроили импровизированный концерт "Сплин", и мне пришлось зажимать ушки Ариадны, чтобы она не оглохла от этого ужаса и, если у неё есть музыкальный слух, он не был испорчен с младенчества. Потом к ним присоединилась Марго, исполнив каверы на половину песен фолк-группы "Мельница", а так как её голос был созвучен с Хелависой, вышло очень даже неплохо. Мой дочке понравилось, она улыбалась, слушая "Дорогу сна", и Марго обещала, когда будет такая возможность, спеть ей остальные песни.

Утром, пока все спали, я съездил домой, оставил там вещи Ариадны, которые собирался отдать вместе с ней, потом зарулил на работу и продлил свой отгул ещё на один день. Сотрудники, узнав, что девочка остается со мной и я официально навсегда стал отцом, разнесли эту весть по всему зданию, и там собирались во второй половине дня устроить свой праздник в эту честь. Воспользовавшись моим одурением от счастья, с меня взяли обещания, что я и малышка почтим их своим присутствием.

С этим ребёнком явно было что-то не то, как с другими детьми – в самом хорошем смысле. В родительский дом я вернулся около одиннадцати часов, ожидая, что Ариадна уже закатывает истерики – Настя поделилась, что те дни, что мы были в разлуке, она всегда по утрам была в дурном настроении, – но моим глазам представилась очень милая картина: девочка спокойно болталась в руках деда, который её повсюду за собой таскал, переговариваясь по громкой связи с помощницей, а бабушка щекотала её ладошки, когда могла дотянуться. Конечно же, увидев меня, она сразу заерзала, желая оказаться в моих объятиях, но теперь я видел спокойствие на её личике, словно она уже знала, что всё хорошо и будет так всегда. Что я больше никуда не денусь от неё, даже если она меня не видит.

Когда я и Ариадна приехали в мой офис, я смог убедиться, что не напрасно возглавляю креативный отдел и он считается одним из лучших отделов фирмы. На серебристой табличке теперь значилось не просто мои ФИО и должность, а гордо красовалось: "Сафировский Матвей Иванович, креативный директор и счастливый отец". Не успел я погасить улыбку, увидев это, как сразу же наткнулся на своё фото с Ариадной, оно было сделано на Лерин телефон в один из тех разов, когда я привозил кроху с собой по причине отсутствия Алисы в городе. Фото было большим, в позолоченной рамочке, украшенным шариками и блестками. А под ним стояли все тридцать пять членов нашей команды с бокалами и бутылками шампанского.

– ПОЗДРАВЛЯЕМ! – в один голос проревели они, хлопнули пробки, вылетая из горлышек. Я машинально прижал Ариадну к себе, опасаясь, что она сейчас расплачется, но она меня снова приятно удивила.

Очень скоро у меня её забрали, чтобы рассмотреть поближе и поискать схожесть со мной (её нашли, к чему я вполне был готов), а мне все подряд пожимали руку. Никита Маратович дал разрешение приносить её в любое время, войдя в положение молодого отца-одиночки, даже приготовил магнитный ключ с её именем, а также я договорился о скором отпуске. Девчонки навешали на ребёнка кучу бантиков и цветочков, а парни пожелали мне найти ей красивую, заботливую маму.

Вместо Марии Валентиновны я нанял другую няню – Елену, ту, что была третьей кандидатурой два месяца назад – и жизнь вернулась в ту колею, в которой шла до процесса удочерения, до ссоры с родными – до Дарины. Кстати, с того разговора мы больше не общались, не созванивались и даже не переписывались смс. Мы поступили по-честному – она поставила меня перед выбором, я его сделал и теперь каждый не намеревался нарушать условия. Не скажу, что я мгновенно забыл о ней. Первое время я часто взвешивал свои слова, думал, правильно ли поступил. Может, она была той, кто должен был изменить мою жизнь? А потом я заходил в комнату Ариадны или смотрел на её фото на экране телефона, и понимал, что поступил я самым верным образом, что это она – та, что уже изменила мою жизнь. Женщины приходят и уходят, а дети остаются.

В детской поликлинике, за которой был закреплен мой дом, на меня посмотрели глазами героев аниме, когда я пришел оформлять дочь и показал им свидетельство о рождении. Я вежливо подождал, пока они справятся с удивлением, и подписал все документы. Теперь раз в месяц я должен был приходить туда на осмотр. Конечно, можно было все это сделать в частной клинике, но соседи говорят, что тут хорошие врачи и будут не хуже платных.

А ещё я зарезервировал Ариадне место в детском саду через три года. Алиса поделилась опытом, как они с сестрой и мамой добивались, чтобы её племянника взяли, потому что, как оказалось, сейчас жуткие очереди и коррупция в этих сферах. Перестраховаться было не лишним, это же я посоветовал сделать и Насте для Саши.

В начале июля я ушел в отпуск. И если раньше я во время него уезжал в теплые страны, на море и где побольше фигуристых раскомплексованных девиц, то в этот раз я нанял людей, которые переклеят обои и поменяют отделку потолка в детской, собрал свои и Ариаднины вещи и рванул в загородный дом деда. Туда с нами поехала Настя с сыном и внук Марии Валентиновны. Бывшая няня отказывалась принимать материальную помощь от меня, поэтому я смог уломать её позволить увести парня в военный городок, где его подтянут физически и духовно. Мальчику недавно исполнилось четырнадцать лет, а по себе знаю – без твердой руки и контроля можно легко сбиться с верного пути. Генерал на всё согласился – ему после смерти бабушки было довольно одиноко в большом доме, в котором раньше летом всегда было полно народа – поэтому в один из солнечных дней мы нагрянули к нему, выгнав всю пустоту. Мария Валентиновна уехала в санаторий, в котором, естественно, чисто случайно оказалось свободно ещё одно место, её сыновья с женами – на море, раз не надо было ломать голову на счет ребёнка, и я смог спокойной вдохнуть чистый, незадымленный воздух природы.

Надо ли говорить, что деду хватило полдня, чтобы он безоглядно влюбился в правнучку, оделся в лучший костюм и, получив моё разрешение, утащил её показывать лодырям в военной части. Ныне действующий генерал, который отец Марго, в честь нашей малышки, устроил тренировку парада, и, держу пари, пару раз ей икнулось, судя по довольной мордахе моего деда.

Кстати о серьезных нагрузках. Мне дали отоспаться всего два дня, на третий дед бесцеремонно содрал с меня одеяло в пять утра и отправил бежать двухкилометровый кросс – показывать пример молодому поколению в лице внука бывшей няни, и самому не терять форму, а то, как он выразился "тощий словно анатомическое пособие". Я посопротивлялся, но кто знает нрав генерала Литвинова – тот поймет, что это было изначально гиблое дело. Заглянув к дочери и молча позавидовав её, я отправился бежать вместе с Антоном (тем самым внуком). Парень спекся через пять минут неспешного бега, поэтому мне пришлось поразминаться на месте, пока он восстановит дыхание. Он упрямо молчал, хотя я пытался его занять какой-нибудь темой, про девчонок, машины или ещё что-то, что, как мне помнилось, занимало мою голову в четырнадцать лет. Антон и раньше скептически относился к идее ехать с незнакомыми людьми в какой-то лагерь (хорошо ещё, что не в колонию), а когда за него реально взялись, ушел в глухую обиду. Поняв, что миром я не "расколю" мальчишку, я пожал плечами и погнал дальше.

Пусть я и не занимался этим давно, но результат я показал вполне неплохой (дед так не считал, разумеется). Настя потрепала по кудрявой голове Антона, сбыла мне племянника и отправилась на свой марафон – внучка Литвинова, ясное дело – и по глазам парня я понял, что с ней он бы с куда большим удовольствием и усердием совершил утренний марш-бросок. Завтра так и будет, решил я с усмешкой.

Наверное, так на меня повлиял деревенский воздух, но через день я присоединился к тренировкам подопечных генерала Вестича, довольно быстро войдя во вкус. Было не так невыносимо, как мне помнилось, тем более, когда совсем недалеко на надёжных дедовых руках за мной наблюдала моя Ариадна. Только для неё мне хотелось быть сильнее, крепче, чтобы у неё был самый лучший отец, которым она сможет гордиться. Каждый раз я пробегал на секунду быстрее, отжимался на два раза больше, прыгал на пять сантиметров дальше. Вряд ли, конечно, она это понимала, но улыбалась она так искренне, что я убедил себя, что она всё это ценит и гордится мной.

К нам на официальных выходных приезжали мама и Денис, если политика отпускало, то и папа. Раньше я не обращал внимание, но, оказалось, что и зятю дед спуска не давал, и на следующее утро со мной, Денисом и Антоном побежал и губернатор. Глядя на нас, ровно дышащих и даже умудряющихся переброситься парой шуточек, юноша подобрался и, хоть на финише он был уже никакой, он ни разу не остановился, хоть мы и увеличили в два раза расстояние. Генерал одобрительно кивнул ему и отправил в душ, а мы разбрелись кто куда.

На третью неделю июля приехала и Марго, правда, без Тимы – он укатил в командировку в Польшу. Её строгий отец мигом растаял, даже плюнул на солдат, чем воспользовался мой дед (парни взвыли, потому что ученик пока ещё не превзошел учителя), и устроил шикарный праздник шашлыка. Антон, явно растерявшись между внешне мягкой блондинкой Настей и жгучей властной брюнеткой Марго, захватил удочку и рванул на озеро на весь день. Девчонки, довольные эффектом, отправились туда же купаться, и мне пришлось идти с ними, чтобы, разгулявшись, они не заставили его утопиться от смущения. Расстелив огромное покрывало на берегу, я делал вид, что играю с Ариадной, весело ползающей и ловящей убегающую мохнатую лисичку, которую привезла моя подруга, а сам следил за Антоном, сжавшимся, но не отводящим взгляд от стройных тел в воде. Вспомнилось, как я сам так же следил за дочками военных, которые тут часто купались. Одна из них и стала моей первой девушкой, этаким летним романом. Были времена!.. Я лег на спину, устроил дочь на себя, когда она начала клевать носом, и вскоре сам заснул, перед этим решив, что парень вполне может повторить мою историю – красивых девушек тут хватало, как я обратил внимание. Надо будет подключить деда, пусть отдаст распоряжение своим знакомым. Глядишь, он заметит кого-нибудь, и будет ему стимул.

Стимул нашелся, и одним из вечеров, отчаянно краснея, но храбрясь, Антон попросил меня отпустить его погулять до ночи. Я сделал каменное лицо и велел ограничить понятие "до ночи", внутри давясь от хохота над своей строгостью. Он обещал вернуться к одиннадцати. Если этот паренек хоть на двадцать процентов такой, каким был я, то хорошо, если я его увижу в двенадцать. Если не увижу – пойду искать, честное слово!

Каким-то образом об этом пронюхали Настя с Денисом, и, уложив сына спать и поцеловав его в лобик, они оделись в темные спортивные костюмы, сестра скрутила светлый хвост и спрятала его под капюшон, и, заговорщицки хихикая, утащила мужа следить за Антоном. У людей два высших образования (у Дениса оба законченных, Настя доучивалась на заочном в лингвистическом университете) и годовалый ребёнок, но видя их светящиеся лица, я понял, почему они вместе.

Вернувшись за десять минут до самого парня, они вкратце посвятили меня, мигом запрягшего их делиться информацией, что это внучка одного из лейтенантов, на взгляд Насти немного плосковатая, а Денису показавшаяся вполне ничего. Антон нарвал ей жасмина с куста позади нашего домика, и они пошли в вишневый сад, держась за руки. Плисевичей прервал ввалившийся на порог Антон, весело пожелавший нам спокойно ночи и уползший на второй этаж – парень, видимо, так и не понял, что за ним была организована самая настоящая слежка – и они продолжили. Оказалось, Антон не только на виолончели играет – он ещё и с гитарой на короткой струне – и весь вечер он пел песни, а Света (девочку звали именно так) смотрела на него влюбленными глазами.

Где он взял гитару, мы так и не поняли. Наверное, одолжил у кого-то из здешних ребят, с которыми, похоже, успел скорешиться.

В любом случае, на утро он сам бежал впереди всех, потом без напоминаний тридцать раз отжался, повисел на брусьях и облился холодной водой. Мы дружно оставили это без комментариев, но были довольны.

Всему хорошему приходит конец – пришел конец и моему отпуску. Дед и Настя предлагали оставить Антона и Ариадну здесь до конца лета, чтобы было и мне проще, и им в радость, но я согласился, заручившись перед этим ответом самого парня, его родителей и бабушки, только первого. Роман цвел бурными красками, я тайком подкинул ему пачку презервативов, на всякий случай – он мне не рассказывал так подробно, чем ещё, кроме песен и танцев на дискотеке, они занимаются, и проблем для них я потом не хотел. Пусть лучше на будущее полежат, чем парнишка станет папой в четырнадцать лет. Глаза Антона стали квадратными, когда он увидел её, но выбрасывать не стал, так что я удостоверился, что если не уже, то в будущем он подумывал о перспективе их использовать. Своего же ребёнка я не был готов отпустить ещё на месяц, только-только начав по-настоящему её узнавать. Поэтому мы с Ариадной уехали в город, а Настя, Сашка и юный Эль Драко остались в военной деревеньке. И скажу с чистой совестью – это был лучший отпуск за всю мою жизнь.

Август пробежал в частых разъездах, когда малышка осталась либо с нянями, либо с мой мамой, и я снова связывался с ними через Скайп. В этот раз было и легче, и сложнее – не было отвлекающего эффекта Дарины, но зато я знал, что вернувшись, мне не нужно никому отдавать дочку, поэтому она меня обязательно дождется.

Там же, в одной из командировок, мне в голову пришла мысль, что моя мать была права. Я не особо религиозен, не отрицаю существование Бога, но и не ищу этому подтверждение – даже нательный крест не ношу, – но мне хотелось, чтобы моя дочь была защищена всеми силами, которые есть. Так что, приехав обратно и поразмыслив ещё какое-то время, я предложил Насте и Тимофею стать крестными родителями. Вы б слышали визг моей сестры, когда я это сказал! Она повисла на моей шее, хотя в росте мы не сильно различались, обслюнявила всё лицо и только потом сказала, что согласна. Друг был более сдержан, но, как мне потом доложила Марго, его глаза весь вечер стояли на мокром месте.

Подготовка к этому мероприятию шла, как будто мы готовились к свадьбе. Тима взял на себя обязанности по бронированию даты и времени, церкви и оплаты этого удовольствия, Настя же решила заняться костюмами, как своим, так и будущего крестного отца и крестной дочери. И везде был взят с собой я, не важно, устал я или у меня были ещё какие-нибудь планы в этот день. Мы перемеряли сотню платьев на кроху, но они все не понравились моей сестре, поэтому в итоге она вспомнила, что в ранней юности неплохо умела рисовать, как-то вечерком пошуровала карандашом в блокноте, а на утро нашла швею, которая обещала на три дня сделать всё в лучшем виде. Вот только ткань и отделку нужно было покупать самим, и это тоже было сделано при непосредственном моём участии.

Двадцать седьмого сентября, в субботу, на которую было назначен обряд крещения, я проснулся уже убитым, но одухотворенным. Моя пятимесячная дочурка, занимавшая теперь гораздо больше места в кроватке, проснулась раньше, но тихо игралась со своими пальчиками, пока я не зашел к ней. Мы побесились вместе до самого прихода неугомонной крестной мамы, которая прервала нас на самом интересном – я надвигался на свою жертву в маске большого белого тигра, намереваясь проткнуть её огромными клыками, а мой завтрак довольно визжал.

– О, вот скажи мне, дорогая, не этому ли ребёнку на следующей неделе исполняется двадцать три года? – спросила Настя, бесцеремонно отодвигая меня от кроватки.

Твою ж дивизию… Точно третье октября, день, когда моя мама нажила себе огромную занозу в одном месте.

– Вот кто бы говорил, Сидни Бристоу, – не растерялся я, откладывая маску.

– Ладно, не будет устраивать баталию. Ты её уже выкупал?

– Так в церкви же помоют, при крещении, – скосил я под дурачка, за что едва не получил по носу.

– И что, мне теперь в официальном платье лезть под кран? – взвизгнула Настя, взмахнув рукавами из дорого шелка.

– Тебе теперь идти и выпить чая, закусить это дело килограммом валерьянки, а я сам залезу под кран, – разрулил я ситуацию, беря на руки Ариадну. – Сейчас всё будет сделано.

Купаться будущая мать моих внуков любила, поэтому этот процесс у нас тоже затянулся, пока в дверь ванной комнаты не постучали – кажется, острым каблуком Настиной туфельки. Пока я вытирал дочь насухо, сестра вооружилась феном и поджаривала её вьющиеся локоны, ворча, что мы никуда не успеем из-за того я совершенно неорганизованный. Я молчал, не желая подогревать её возмущение – пусть её потом муж успокаивает, как уж придумает. Когда Ариадна была чиста и ни единой капельки влаги не осталось в её волосиках, эта мегера наконец согласилась одеть племянницу в шикарное, будто в самом деле свадебное платье и выбраться таки на крещение.

Под дверями все собрались, и нас поджидала такая же напряженная мать, сверкая гневным взглядом.

– Ещё дольше нельзя было? Я бы пешком уже дошло за это время!

– Уж прости, твоему сыну детство в жопу ударило, он заигрался в страшного тигра, любящего маленьких принцесс на завтрак, – отпарировала Настя, забирая мою дочь себе. – Всё, иди, мы следом.

На крещении я присутствовал впервые – когда Сашка подвергся этому же, я был в солнечной Калифорнии, отдыхая от трудовых будней. Вся атмосфера, царящая в церкви, здорово меня пробрала, и я старался не отсвечивать лишний раз. Свечи, красиво разукрашенные иконы, тихо шепчущие молитвы родственники… Я смотрел на это со стороны и понимал, почему люди так преданны этому – что-то здесь было такое… возвышенное. Я стоял сбоку от Тимы, поддерживающего девочку, пока на неё лили воду, крестя святым именем Ариадна, видел, как светлеет её и без того чистенькое личико, как вешается на шейку маленький серебряный крестик, который Настя купила лишь в четвертом по счету магазине, едва не доведя меня до истерики, и согласился с самим собой и витавшим здесь Богом – я сделал все правильно. Теперь у моей доченьки есть ангел-хранитель, и кто знает – может, это её мама?

На моем двадцать третьем дене рождения, празднуемом в загородном клубе, появился ещё один повод напиться как свиньям – счастливые Влад и Ира объявили, что женятся. Этот недоразвитый придурок, что все лето периодически ныл мне, как он скучает без Ириши, наконец сделал себе операцию по пересадке яиц и серьезно поговорил с ней. Итогом стало скорое воссоединение парочки, а теперь – и помолвка. С датой ещё не определились, благо, торопиться им было некуда, и общим решением было принято, что подождут тепла и весной сыграют свадьбу. Свидетелем был выбран я, как лучший друг – это явно чтобы я не напился и не пошел «клеиться» к симпатичным официанткам, как было на свадьбе Марго и Тимы – а моей партнершей должна была стать (если согласится, потому что о грядущем событии мы узнали первыми) школьная подруга Иры, с которой они знакомы с первого класса.

Собственно, совместив моё рождение и будущее рождение семьи Оршаковых, мы и опустошили все алкогольные запасы ресторана. Так как я так не напивался, с тех пор, как у меня появилась дочь, пробуждение меня ждало ещё то… Оставшаяся ночевать Елена смотрела на меня с молчаливой насмешкой, принеся пол-литровую кружку минеральной воды и две таблетки аспирина. Всю субботу я отходил, а в воскресенье отправился выполнять отцовский долг – обновлять гардероб для стремительно росшей Ариадны. И вовремя – те выходные были последними теплыми в этом году.

В тот октябрьский день Алиса попросила меня отпустить её раньше – учеба делала страшные вещи с ней и её одногруппниками, поэтому за час до окончания рабочего дня она привезла дочь в моей офис. Мне нужно заехать ещё кое-куда по делам, и домой мы ехали поздно, но вместе: я за рулем, развлекая ребёнка дуэтами с певцами по радио, она – в автокреслице, своеобразно подпевая мне.

 
  – I can" t turn this around (Я не могу повернуть стрелки часов назад)
   I keep running into walls (Я продолжаю сталкиваться со стенами)
   That I can" t break down (Которые я не могу сломать)
   I said I just wander around (Я сказал, что просто брожу вокруг,)
   With my eyes wide shut because of you (С широко закрытыми глазами из-за тебя)
   I" m a sleepwalker, walker, walker (Я – лунатик, лунатик, лунатик)
   I" m a sleepwalker, walker, walker (Я – лунатик, лунатик, лунатик).
 

Дочка что-то лепетала, я улыбался, периодически смотря на неё. Песня показалась безумно знакомая, и настроение стремительно росло вверх, грозясь перетечь в восторг.

– I" m a sleepwalker… walker… walker!

Резкий сигнал клаксона разогнал все мысли, когда я едва не въехал в зад впереди едущей "Ауди". Затормозив, я сжал руль руками, тяжело дыша – чуть не устроил аварию, водитель со стажем. Я поморгал передними фарами, извиняясь перед водителем, и он мирно махнул мне рукой в боковом окне.

Круто вышло, блин… Я проверил, все ли в порядке с Ариадной, но она, похоже, вообще не поняла, что мы чудом избежали ДТП – ковыряла шов на ремне безопасности и ни о чем не волновалась.

– Прости меня, родная, – пробормотал я, нагнувшись и поцеловав её в шапочку. – Папа больше так не будет.

Проезжая мимо гипермаркета, я вспомнил, что еды в доме никакой, даже мышь побрезговала вешаться в холодильнике, поэтому свернул на парковку.

– I can" t turn this around, I keep running into walls that I can" t break down, – напевал я, набирая яблок и бананов.

– О, вы тоже любите эту песню? – услышал я сбоку от себя. Со мной отважилась заговорить фасовщица, смотря горящими восхищением глазами – но восхищалась она явно не мной. – Это моя любимая песня Адама Ламберта, даже на звонке у меня стоит!

– Здорово, – поддержал я её. Я знал, что есть такой певец, слышал пару песен, что часто крутили по телеканалам и радиоволнам, но плотнее его творчеством не увлекался. – Это, значит, он поет?

– Ну да, то, что только что напевали вы, – кивнула она, забирая фрукты и складывая на весы. – "Sleepwalker" называется, если вы и этого не знаете. – Поняв, что я не разделяю её вкусовых пристрастий в музыке, она быстро угасла.

– Зажигательная песня, – решил хоть немного реабилитироваться я. – Вы хороший рингтон выбрали, хвалю.

Девушка чуть улыбнулась, барабаня по сенсорному датчику ногтями, раскрашенными черным и желтым лаками и отдала мои покупки.

– Ваша дочка? – смягчилась она.

– Моя, – с гордостью кивнул я, погладив сидящую в корзинке Ариадну.

– Красавица. И немного на вас похожа.

– Спасибо, – уже гораздо искреннее улыбнулся я и пошел дальше.

Песня конкретно заела у меня в мыслях, то и дело просясь на язык. Я уже пел не вслух, просто мычал под нос, и почему-то хотелось кружиться в танце.

– Так, Сафировский, не на дискотеке, – тихо буркнул я, подходя к кассе. – Возьми себя в лапы.

Расплатился, сгрузил покупки в несколько пакетов – я заезжал в магазин обычно нечасто, но зато основательно, оставляя ему приличную выручку – и покатил их в тележке к машине.

– Так, солнышко, я сейчас сложу всё в багажник, а потом заберу тебя, ладно? – разговаривал я с дочкой, переставляя поклажу. – Смотри, огоньки на магазине светятся, воздух свежий, посиди ещё немного.

Ариадна уже тихо засыпала, и ей моя болтовня была до сиреневой звезды. Захлопнув багажник, я вынул ребёнка из тележки, оттолкнул её, повернулся к дверце машины – и едва не столкнулся с крупным мужчиной, подскочившим прямо ко мне.

– Тише, мажор, если не поднимешь шум, не трону. Деньги гони.

Не смотря на то, что из магазина доносились обрывки музыки, шум голосов, скрип таких же тележек, что замерла у меня за спиной, для меня на парковке образовалась тишина. Остались лишь грабитель, злобно смотрящий на меня из-под низко надвинутой на брови шапки, держа в руке складной нож, сейчас поблескивающий в свете уличных фонарей, я – и моя дочь, шевелящая у меня руках.

– Ну, чего завис? – рыкнул он. – Давай кошелек! Или мне самому поискать?

Будь я один, я бы его завалил, не зря моим дедом был генерал, который и сейчас любому мог дать мастер-класс, и даже не помял бы пиджак. И такой порыв был – я, блин, горбачусь по пятьдесят часов в неделю, чтобы эти деньги иметь, а он думает, что так легко наживется, взяв точилку для карандашей – пока Ариадна не подняла голову.

Нет. Ею я рисковать не буду ни в коем случае.

– Там нет наличных… все на карточке, – тихо произнес я, одной рукой доставая кошелек. – Забирай и иди… Не трогай мою дочь.

Этот ублюдок схватил мой бумажник и покосился на ребёнка. Я видел – видел! – как в его крошечном тупом мозге вертится идея, как развести сумасшедшего папашу, дрожащего над своим чадом, на ещё большие бабки.

– А давай-ка ты мне ещё ключи от своего "Лексуса" отдашь, а? Чтобы, в самом деле, твоя кроха не пострадала?

Сволочной кусок дерьма… Мои кулаки сжались, готовые в любой момент ему вмазать – но нельзя, могу зацепить девочку, а если этот ещё отбиваться решит… Ох, Боже…

– Это редкая модель, тебя быстро засекут, – предупредил его я, протягивая брелок. – Лучше не делай этого.

– Иди на хер со своими советами. – Он коснулся металла ключей – и в этот момент сзади на него навалилось сразу три милиционера, выбивая нож и скручивая руки.

– Лежать, мордой в асфальт! – рявкнул рослый, доставая наручники из-за пояса. – Хапнул обменник, так валить надо было!

Я отступил, прижав к себе покрепче Ариадну. Всё завертелось так быстро, что я не успевал следить за событиями – вот грабитель лежит, матерясь, пока его скручивают и зачитывают права, потом его подняли и потащили в УАЗику, мигающему рядом, вот за ним закрылась дверца с решеткой.

– Молодой человек! – кажется, милиционер в четвертый раз окликнул меня, махнув перед глазами. – С вами всё в порядке?

– Что? А, да… всё в порядке.

– Ребёнок не пострадал?

Я рывком перевернул дочь к себе лицом, но ничего страшного не увидел, лишь дрожащие губки – значит, сейчас будет плакать…

– С ней тоже всё хорошо… Блядь, едва не зацепил…. – Я поцеловал Ариадну в лобик, укачивая.

– Я возьму у вас показания утром, ладно? – Мужчина с пониманием смотрел на меня. – Назовите своё имя и номер телефона, я с вами свяжусь.

– Ага, хорошо… – Словно не своими губами я пробормотал имя и номер мобильного, сообщил, что у того козла в кармане мой бумажник. Его мне обещали вернуть опять же завтра, когда приобщат как улику.

На парковке уже скопилось достаточно народа – такое представление, ещё бы! – и, когда милицейская машина уехала, каждый посчитал нужным подойти и предложить свою помощь. Ариадна начала подвывать, поэтому я от всех отмахнулся, устроил её в креслице и, захлопнув дверцу за собой, завел мотор.

Руки тряслись, даже когда я уложил её в кроватку и пошел в душ помыться самому. Не помогло. То, что я вполне мог погибнуть сам, меня не заботило – жертвой этого больного психопата могла стать моя девочка, моя маленькая, добрая девочка, которой я поклялся стать лучшим отцом в мире! А сам замешкался, не решаясь отдать какую-то машину, которая не стоит и одной её улыбки. Что я за человек?!

Запинаясь, я нашел бутылку виски, которую не открывал с того дня, как Мария Валентиновна попала в больницу, и плеснул в стакан. Напиваться я не собирался, просто хотел успокоить нервы. Понадобилось десять мелких глотков, чтобы я шатко-валко привел себя и свои мысли в порядок. Конечно, конечно, я виноват не был. Он потребовал кошелек – я его отдал. Машину – я протянул ему ключи! Да, не с охотой, но кто бы с восторгом отдал какому-то уроду свою машину за четыреста тысяч евро?! Поэтому… поэтому пусть себя винить проще, я был тут ни при чем. И Ариадна осталась жива, отделавшись лишь испугом.

Но никто не может гарантировать, что не будет другого такого раза. Пока я богат и как-то демонстрирую это, найдутся люди, желающие поправить своё положение за мой счет. И пусть я уверен на сто процентов, что я жизнь отдам, чтобы жила дочь, счастливее после этого она не станет.

К утру, ополовинив третий стакан спиртного, я пришел к четкому решению. Кроме меня, у ребёнка должна быть мать. Даже если она в самом деле умерла, у неё должны были остаться родственники, хоть кто-то. Кто-то, кроме моей семьи, кто позаботиться о ней, если со мной что-то случится.