Текст книги "Избранное 2009-2012"

Автор книги: Анна Рубинштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

После потопа

... но уйдёт и потоп.

и останется глина...

«и останется глина...» – Уже Другая

       * * *

Но останется глина на тонких ветвях,

и завяжутся почки под слоем нездешним,

и, под небом другим пролетев второпях,

тишина принесёт нам немного надежды.

Мы ведомы в неведомый Путь на краю,

в гости к звёздным Богам на исходе потопа.

И всё явственней зов в забытья колею –

в бесконечный поход по заброшенным тропам.

И всё уже река, и всё ярче следы,

мельче мелкого сна протекают секунды.

И асфальт городов топчут стаи воды –

данность жажды любить.

Времена неподсудны.

Дачная любовь

Дачников в садах смывают капли.

Млечный путь уходит зимовать.

Новых туч тугие дирижабли

Обживут забытую кровать.

Чёрный кот метнётся в темнотравье

Сентябри ловить в сухой листве.

Астры гаснут в блёкнущей оправе.

Ветер вышивает по канве

Без присмотра брошенных калиток,

Хлопает незапертым окном,

Греет свитки паутинных ниток

В самовар упрятанным теплом.

Грабли сторожат собачью будку,

Простирая руки к тишине.

Холод, забежавший на минутку,

Сплетничает с садом обо мне.

Озеро в туман запеленали

Руки потемневших вечеров.

Мы вернёмся, но вернём едва ли

Преданную дачную любовь.

Огромной плиткой шоколада

Огромной плиткой шоколада

Мне снилась Африка в бреду...

Ни Рим, ни Спарту, ни Элладу,

А чёрно-горькую громаду

Я в ртутном видела аду.

Двенадцать мне... В ангине ночи

Мне чёрно-знойный фильм крутил

Жар, спутник городских обочин,

Июльской злобою источен,

Меня из дома уводил

В горячий плен подушки мокрой,

В разлитый липкий шоколад,

И не спасал ни старый доктор,

Ни мамин издалёка окрик,

И ни чуднОе слово "Чад"...

Кипел в углу Килиманджаро,

Огнём коричневым дыша...

Меня качали волны жАра,

По ним бы я домой сбежала,

Но вязли ноги в камышах...

Под утро в водах Танганьика

Смочу я мамину ладонь...

И шоколадной плитки блики,

Болезни стыдные улики,

Под пальмой спрячет Ливингстон.

Сценарий

Факир был пьян – сюжет проигран,

И героиню гнет к земле.

Мелькает снег подобно титрам

В отдельно выпавшей зиме.

«перекосило» – Формальная Логика

     * * *

В отдельно выпавшей зиме

Себя равняю по снежинкам...

Метелей медленны ужимки

И бело-длинны макраме...

Кресты трамвайных проводов –

Как нотный стан для снегопада...

Сюжетной линией не надо

Тревожить тёмное гнездо

Застывших титров-параллелей.

Факир не пьян, а в стельку наг.

Мельканье смёрзшихся бумаг

Метёт январские аллеи...

Морозным слабостям чужой,

Ты, теребя струну обиды,

Теряешь многое из виду,

Тоску назначив госпожой.

Вздохнуть и, охнув, – умереть...

И охнуть вздохом воскресенья,

С планетным плаваньем последним

Уйти в метелей круговерть.

Зимнее

Снег идёт, снег идёт,

Словно падают не хлопья,

А в заплатанном салопе

Сходит наземь небосвод.

Б. Пастернак

Снег идёт – густой и тёплый,

залетает в фонари,

глушит душ неспящих вопли...

Белизны ультрамарин

слепит жизнь в седые хлопья

"незадёрнутых гардин"...

Кот, свернувшийся клубком,

в тёплом сне уснувший мячик

ловит, выгнувшись удачно,

и мурлыкает легко...

Белым вязаным платком

незатейливо укрыты

несовпавшие орбиты

нас, летавших высоко...

Снег парит, как стаи горя,

как сизифов вечный ход...

Мной пропущен поворот

к синей зелени у моря,

где меня когда-то ждёт

тот, что вечно громко спорит,

но проспорить не даёт...

Снег идёт, а мне не спится.

Сон бежит – из-под стола,

из клубка с забытой спицей,

из-за тёмного стекла,

из заломленной страницы,

что прочитана была...

Снег идёт, меня жалея,

мне засыпав всю постель,

чтоб от пустоты шалея,

я забыла б Водолея

под негромкий плач петель...

Снег сверну в клубок кошачий,

обогрею у огня...

И, поняв, что долг оплачен,

уронив колпак палачий,

в тёплом сне уснувший мячик

ты поймаешь для меня...

Август вечерний

В небе догорает апельсинный остров,

Темнота встречает первую звезду.

Сходятся на битву облачные монстры,

Отражая в лужах лунную слюду.

Сидя на крылечках, женщины притихнут,

Кофточками крылья кутая тепло.

Кофты по заказу шили им портнихи,

По полжизни шёлка на шитьё ушло.

Вечер к ним на кухни ступит деловито.

Затанцуют чашки, замурлычет чай.

Спрячется в буфете пирожок забытый...

По стеклу ревниво ветки застучат.

К освещённым окнам темнота прижмётся,

Попросив погреться, ночи сирота.

Я открою двери, но она взметнётся

Чёрными хвостами, и – за ворота...

     _ _ _

Чёрный кот невидно бродит по потёмкам,

Чёрный мыш топорщит чёрную траву...

Дачных старожилов беглые потомки

Увезли котомки в громкую Москву.

К радостным трамваям и к воде горячей

Убежали люди от ночных котов.

К осени отъевшись, спать залягут дачи –

Бурые медведи из январских снов.

Белых перышек круговорот

Из убитых для смеху, по пьянке ли,

Из растерзанных белых ворон

На земле появляются ангелы

Под неслышный другим перезвон.

А потом, отдежурив здесь набело, –

Белых пёрышек круговорот,

Вновь в ворон превращаются ангелы,

Ожидая убийц у ворот...

Жук в муравейнике

Красные крылья. Чёрные точки.

Синее небо. Воздух непрочен.

Суетно маясь, маетно мучась,

Я принимаю шаткую участь.

Крошечным крыльям мало Вселенной,

Гладить полётом лето не лень мне.

Сотканной тлями сетью из сплетен

Обетован я этой планете.

Тяжко-протяжна, как наважденье,

Серого зла суета-притяженье,

Мир муравейником сырно источен,

Просят посадки чёрные точки.

Просят посадки, ищут пощады,

Бьются о стёкла чёрной лампады.

Душен и узок мир муравьиный,

Серого сердца жёстки извивы.

Яркие души склеены пылью.

От неполёта маются крылья...

С тушей хитинной не до полемик,

Прочен бессрочно мир-муравейник.

Синее небо в клеточку правил,

Красные крылья им не по нраву.

Дремлет бесстрастно Боже-Бездельник...

      * * *

Жук. Обескрылен. Боль. Муравейник.

Непросто...

по воде босиком это просто о боже как просто…

"Do not hesitate..." – Татьяна Скокова

      * * *

   Непросто...

неправа ты непросто непросто непросто...

не трава мурава не дубы колдуны не беда...

наросла на душе несмирения духа короста...

не с тобой не иду не дойду никуда никогда...

не весна не болит я не плачу не плачу оставьте...

рукава за спиной это крыльев проросших бутон...

школьным мелом мой контур набросан на хмуром асфальте...

я пою как могу к сожалению жизни не в тон...

Ну ооочень затерянный мир

Огромный недоступный небосвод с внезапно угасающим светилом...

Пусть в этот раз кривая приведёт, куда прямая нас не заводила.

Уступы скал, пещеры и моря – враждебный мир, где злобный враг не дремлет.

Быть может, нас потомки укорят, что выбрали для них такую Землю.

Но не беда – есть кров и есть еда, увы, гурманам или белоручкам

Здесь нелегко. Но умница-судьба нас сохранит, и враг своё получит.

Хоть он силён, спесив, вооружён, и колдовству и магии обучен...

И наших матерей, детей и жён он убивает, выбором не мучась.

Но мы горды, сильны, и мы бойцы: разведчики, лазутчики, шпионы...

По всей планете посланы гонцы, они вернутся, обходя препоны,

Укажут нам укромные места, где залежи вполне приличной пищи.

Я б сомневаться в будущем не стал, простых путей по жизни мы не ищем...

*

Немного нас, мы избраны судьбой для заселенья пасмурной планеты.

Шершавый, Рыжий, Толстый и Хромой – мы рыцари, в доспехи мы одеты.

Оставив наших женщин и детей в ущельях горных и во тьме долины,

Мы, не страшась неведомых путей, порой врагу показываем спины

Лишь для того, чтоб выжить и прийти в враждебный стан нелепых великанов,

И ценный груз до цели донести: потомков наших – яйца тараканов...

Перелётное

Снайперу думать – как птице поститься:

Глупо, нелепо, смешно, нерезонно...

Но по весне перелётные птицы

Тот же заказ получают сезонный:

Бросить привычное тёплое место,

Бросить гнездо и податливый ветер,

И, повинуясь вожачьему жесту, –

В путь, по пунктиру, что еле заметен...

Взяв только крылья с собою в дорогу,

Снайперы-птицы не знают сомнений:

Пулей туда, до конца, к эпилогу –

Сквозь все опасности без сожалений!

К цели, заказанной кем-то кому-то,

Слабых и старых теряя без счёта,

Время в пути рассчитав до минуты,

Птицы летят. Принимайте работу.

Календарное

Мусорных баков обследовав крышки,

Мокрые кошки терзали объедки.

Дождь истощённый просил передышки,

Капая в нас из огромной пипетки.

Птицы сломались, не вынеся ветра,

Старыми тряпками ветки завесив.

Злая лахудра из метеоцентра

Взбила туманы соседке из мести.

Соки застывшие в землю стекали,

Вены берёз обескровив на зиму.

Тучи, поборницы грозной морали,

Молний запас проверяли в корзинах.

С неба тоска опустилась на лифте.

Клином на юг унесло самолёты.

Дымные души сжигаемых листьев

К Богу неслись с огневых эшафотов.

Что за напасть! А на сердце так сухо...

Солнца с дождём бесконечная тяжба...

Осень, поджарая рыжая сука,

Слёзы мне вытерла:

– Это сентябрь...

Учусь читать

Учусь читать... Не просто пробежать глазами марафонца-забияки

Заветных мыслей смятую тетрадь, отбитую у сна в жестокой драке,

А гладить слов потёртые углы, и, пробуя на вкус метафор мяту,

Всё обнимать шершавые стволы – катренов заштрихованных квадраты..

Учусь читать... А выучусь дышать, процеживая думы через время.

Надломится сургучная печать, меня в плену державшая не с теми,

С кем быть хочу. Обломки сургуча я с плеч стряхну. ОтплАчу. Отболею.

И позову старинного врача – желанье жить. В забытую аллею

Со стопкой книг уйду от суеты и выучусь читать стихи и судьбы.

Примет счастливых белые коты уйдут со мной... Уж вы не обессудьте.

======================================

"не будет выводов..." – Уже Другая

"Пусть говорит ЛГ…" (after Уже Другая) – docking the mad dog

Летит строка

Борис Рубежов Четвёртая Страница

"Из памяти не вырвешь человека..."

                              ========================

Как человечья память неспокойна,

как некрепка...

Из календарных листьев заоконных

летит строка...

И дни веков тягучи и надменны...

А человек

переплетёт неспешно гобелены

в песок и снег...

И сам себе намерит и назначит

бездумно срок...

Но выдран лист, отложена задача,

а путь далёк...

В тиши хранится, девственно нетронут,

души архив...

А мы спешим по пыльному перрону

встречать стихи...

Собачье сердце

Подлости изобилье – шарикам повезло! По подворотням стыли, в душах копили зло... Им по ночам не снятся кошки-воротники...

Кто тут живой остался? Присланы воронки!

Смерть профессуре старой, в руки врачам – кайло. Четверть страны на нарах... Шарика ремесло.

В докторских саквояжах – смена белья и чай. Что есть на свете гаже обысков по ночам? Страх неподвижных комнат, книжного шкафа скрип... Нервно платочек скомкан, рвётся неслышный крик.

Именем революций – интеллигентам бой! НКВДешник лютый бьёт по лицу любовь.

Подлы не по-собачьи...

Каждому свой черёд. Тот, кто всё это начал, – долго не проживёт...

Брошен кожан у двери: обыск, донос, подвал... Тот, кто стрелял, – расстрелян.

Кружит собачий вальс...

Террористу-смертнику

* * *

Он взорвётся в кафе, смерть других рассчитав до минуты, мам с колясками в запах ванили галантно впустив...

Неподсудной судьбы так нелепы и слепы маршруты! Так капризен и зол наших жизней сюжетный мотив...

Он смешает начинку из гаек, гвоздей и взрывчатки, проводами сплетая себя со смертями других. От своих сыновей нерождённых уйдя без оглядки, помолившись Аллаху, шагнёт в оглушающий вихрь. Ураганом закружит одежду, обрывки, обломки, крики, кровь, суету, немоту, вой людей, вой сирен...

Ненавистно невидящих правду подонки-потомки до холодного пота страшатся любых перемен.

Им бы снова скакать без седла по безлюдным дорогам, им бы жечь, наслаждаясь, страницы нечитанных книг... Им бы головы сечь присягавшим неверному Богу...

Но их время прошло – прожит набело их черновик.

Мёртвые души

Завистью первобытной веет из красной пасти... Тупо звереет быдло, рвётся к кормушке власти. Красных идей насилье, руки в крови по локоть... Жизнь в «пролетарском» стиле – митинги, пьянки, похоть.

Помнят тепло обкомов толстых боков подушки... Монстров былых обломки, мёртвые злые души.

Скука и ложь на съездах – сводит зевотой скулы. Трус, негодяй и бездарь не попадут под пули...

Ночью устав в борделях, избранные подонки молча на нас глядели из персональной "Волги". Трахали в кабинетах девок, тряся щеками...

Дети страны Советов гибли в Афганистане.

*

Согнаны по хрущобам и коммунальным кухням, мы выживали, чтобы сердцу не дать потухнуть. Взять бы огромный ластик да и стереть всю память...

Веры приняв причастье, мы собираем камни.

Так надо?

«поколение крепостных»

Джеффри Дамер

«Заповедано божьей твари»

Уже Другая

психология брюквоедов – хата с краю, хоть час, да мой

закопавшихся в грязь победа, без шинели ползем домой

круглый год непросыпна спячка, хоть трава не расти кругом

для пропитого мозга жвачка, скука, бабки, публичный дом

поколение равнодушных, страх и войны – чужая боль

пьяных рож домострой послушный, безразличие – наш пароль

ты упал? мы смеемся дружно. наша библия – порносайт

грязной яростью перегружен, клич убийцы – себя спасай!

хромоногий жестокий варвар – яркий сполох да бабий крик

крылья срезали у икара, у иконы замазан лик

финки сплавлены из окладов, видно, этого хочет бог

пристрелите меня. так надо. я уже отмотала срок

Ни за что никогда

инверсия всех установок летящим на свет

кто грезит о счастье, кто тянет фальшивый билет

не в силах признать, что рожден изначально чужим

боишься крушенья иллюзий – умри молодым

умри молодым – Джеффри Дамер

=============================

 "а в парке жгут листья, и день надоевшим рефреном

завис на повторе... завис, и другого не будет,

докуривай, детка, всё в мире и глупо, и бренно,

жизнь – это диагноз. до встречи в пустом абсолюте."

        жизнь – это диагноз... докуривай, детка...

                          Уже Другая

==============================

            * * *

Диагноз поставлен: система «умри молодым»,

Рефреном по венам текущее горе-беда,

В пустом абсолюте – горчащие дымом следы...

А я всё равно не умру ни за что никогда.

Завис на повторе молчащей мечты телефон,

Заштопали чёрным по белому нас провода,

По кругу несётся унылых разлук марафон.

А я всё равно не умру ни за что никогда.

Неровно уложен спаситель судеб парашют,

Неверно направлена в русло речное вода,

Напрасно блестяще отыгран любовный дебют,

А я всё равно не умру ни за что никогда.

А я не умру, не умру, не умру ни за что.

Пусть листья сожгут, пусть уложат шатры шапито,

Фальшивый билет я порву до смешения дат...

Ведь я не Христос... Потому не умру никогда.

Так грустненько

Танечка, не обижайтесь, сплагиатила название...

"...как «баба на чайнике», в платье широком,

устав закавычивать слово «домой»...

за «пухом и прахом» – по нашим широтам -

бегу, что есть силы...ведь проигрыш – мой..."

           Грустненько так... – Татьяна Пешкова

Мы – «бабы на чайниках»... Глупые роли

хранительниц дома, которого нет.

Мы в ситцевых платьях рыдаем от боли,

собой согревая негромкий сюжет...

Избитый, избытый, забытый недавно

сюжет о принцессе в промокшем плаще,

о милом Драконе, погибшем бесславно,

о принце, в котором не дремлет Кощей.

Сюжет предсказуем, развязка банальна...

Лакеи крысиные тянут хвосты.

Мне мал башмачок...

В старом платьице бальном

на чайнике я согреваю мечты...

По живому

время прощаться и ставить диагнозы:

неизлечимы –

а, значит, слабы...

поздно – «боржоми»...

и кровь на анализы –

поздно... немыслимо поздно, увы..

         любовная лирика – Аманда Моррис

          * * *

блёклая рана.

        шипящая перекись.

и по живому, по ждущему – снег.

выжжено всё – чем жилось, во что верилось...

но я из праха в когда-той весне

выйду живой,

        несмотря на диагнозы.

выгрызу.

        выползу.

               выпрошу свет.

снова поверю

        – уже безнаказанно –

в неисполнимость жестоких примет.

поздно – «боржоми»...

        и водка невовремя.

на сердце – накипь.

        и, может быть, – смерть.

лишь зашипев, изо льда – да и в полымя.

плакать.

        не жить.

не желать.

        не иметь.

вдоль милосердия –

        яростно,

               скальпелем.

бритвой по боли

        – вот так –

                      поперёк.

прямо на осень

        неспешно

               по капельке

падает ржавый ненужный зверёк.

надо прощаться?

        прощать?

не ко времени.

боль излечима,

        а значит – слаба.

встречу кого-то

        в другом измерении.

вычищу раны.

        припомню слова.

Мне наплевать

Лунный полтинник свалился из тучи

В цепкие руки неспящих деревьев.

Бродит ночами со мной мой попутчик –

От несчастливых любовей похмелье.

Мелочью звёздной забрали мы сдачу

С глупых покупок на старом вокзале,

И раскидали, в карманы не пряча,

В чёрные дыры – ночей зазеркалье.

Мы с ним не копим, а тратим беспечно

Деньги, надежды, друзей и недели.

Мой нелюбимый, не первый не встречный,

Мы под луной в синеву загорели...

В горе и в радости я тебе ровня,

Как и не снилось супружеским парам.

Равно пристрастные к булочкам сдобным

Мы обожаем собак и гитары.

Пошлый ковёр, абажуры и чашки –

Пыльные тюрьмы с пожизненным сроком.

Неодержимость уютом домашним

В списках похвальных моих непороков.

Быть нелюбимою многого стоит...

Мне наплевать на готовку и глажку.

Но не дают по ночам мне покоя

Пошлый ковёр, абажуры и чашки...

В кровати у бабушки Красной Шапочки

Немного из жанра Пародии.

.... Я смахнул слезу.

Дым ползет меж нашими ногами.

Всё чарует. Стрелок лязг внизу.

Она ложится на кровать... Я – волк.

Один, два, три, четыре... Мог бы еще резче.

Ее кошачий теплый запах, это всё,

И волосы во рту, всё это мне во благо!

...................чую

Как руки мне ползут по шее

      «В кровати» – Валентин Валевский

Ах, этот чепчик в белых кружевах...

Ах, этот пеньюарчик из фланели...

Пейзанка, мать и бабушка, вдова

с горшочком масла нежится в постели.

А это я – обычный серый волк...

Вот хвост и лапы – раз, два, три, четыре...

Я страстен, поэтичен, одинок,

немного злобен, но привержен лире,

я очень худ... Как лязгают клыки!

Готов сожрать и чепчик и горшочек...

На благо мне пошли бы шашлыки,

но бабушка и знать меня не хочет...

А я бы мог (вот тут смахну слезу)

стать резким и решительным, как Гамлет...

Но жалко мотыляется внизу

мой серый... хвост, бессовестный упрямец...

От голода струится серый дым

в районе ... эээ... упрямца. Эти муки

меня до срока сделали седым,

на шею мне свои вползая руки...

Но я решился – голод не родня!

(старушкин запах не объять словами...)

Я съел её.

Ах, как мутит меня

от бабкиных волос промеж зубами...

Бумага терпит...

                       "стерпеть должна бы все бумага,

                       но кругом, кругом голова"... (с)

                                              Алина Сергеева

«Полночный бред, обычные слова» (after Алина Сергеева)

         docking the mad dog

=======================

"И Саваоф, закрыт и темнолик..."

         Уже Другая

=======================

Уставший от уступок Саваоф,

скорлупки

     человечьи

          заметая,

под тихий листопад

          незрелых слов

меня ведёт к положенному краю,

     подсвеченному

          тысячей костров...

Бумага терпит боль утрат земных -

          и я терплю.

А воздух сух и терпок...

Не отрекусь

     от нищенской сумы,

     от искры, благодатной и нелепой,

     от щедрой ссуды, выданной взаймы,

          до снятия

               покровов и капканов...

А горечь губ понятна и близка,

и всё идёт

по сверенному плану,

     и мимолётно тёплая рука

          мне не даёт почувствовать изъяны

               изъеденного смыслом бытия...

Дрожит под пеплом

око сигареты...

По утренним булыжникам хрустя,

разъехались остывшие кареты.

И кто-то плачет.

Может быть, не я.

Рецепт мудрости

«Дружеский рецепт» – Валентин Валевский

            по мотивам Норвида (почти перевод)

 Рецепт Вам дружеский пишу я ранним утром,

Чтоб мудрый ум дружился* только с мудрым.

Но если ж их огромный недостаток –

Я дам пример Вам добрый на задаток:

Чтоб с мудрыми ногами также в ногу

Пошли и глупые, ровняясь понемногу.

 © Copyright: Валентин Валевский, 2010

_________________

Я просто нереально мудрый телом –

Умён ногой, щекой и попой белой...

Мудры спина и руки, оба глаза.

Что ж говорить об интеллекте таза?

Лопатки гениальны, словно гуру.

Мой разум пропитал маскулатуру.

Во мне все мудро – аденома, гланды...

Глисты умны, и это так отрадно!

Пупок мой мудрый целый день в заботах...

«Будильник» глуп.

Поскольку не сработал...

Что есть пошлость

Любовь – граната, брошенная в храм,

Где фарисеи гробят добродетель.

Она, как взрыв, ничтожащий бедлам,

Которому лишь Бог один свидетель.

 Она спаляет лживость изнутри

И через совесть говорит с рассудком...

     «Что есть Любовь» – Валентин Валевский

__________________________

        * * *

«Ничтожащий» (?) поэзию бедлам,

Как брошенная в Пушкина граната.

Любовь, Вы говорите, это храм?

Рисованный мазилами с Арбата....

Замешанный на пошлости коктейль –

И Бог и Свет, и меч, и сердца дверца...

Для фарисеев строенный бордель –

Кликушество, приправленное сексом.

«Спаляет»... На каком же языке

Он пишет, наши оскверняя уши?

Ударом по подставленной щеке

Рифмованный поток подобной чуши...

При чём тут кости, жуть и фонари?

Дешёвой проститутки побрякушки...

И, слава Богу, что ни говори,

Что не дожил до них бедняга Пушкин...