Текст книги "Избранное 2009-2012"
Автор книги: Анна Рубинштейн
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
числительное
– Ну, за чё выпьем?
– Да даже не знаю... Не хочется пить за всякую хуйню вроде мира во всём мире...
(непридуманный диалог)
–
три... девять... восемнадцать... двадцать две
должно хватить
а сверху двести водки
снотворные накопленные чётки
пришиты по нестиранной канве
их двадцать две
и может не хватить
но водки двести грамм
контрольный выстрел
монетки для последнего монисто
решение зажатое в горсти
всего лишь двадцать две
и больше нет
а ждать
копить
и прятать надоело
спасительное белое на белом
one way давно оплаченный билет
три... девять... восемнадцать... двадцать две
драконьи непосеянные зубы
посеять их и вырастить к утру бы
в заждавшейся исколотой траве
мне сорок семь
мне жить нехорошо
ни логики
ни смысла
ни надежды
ступени вниз
сосчитаны прилежно
есть водки двести грамм
на посошок
решённое
но разве отодвинутый засов
гарантия желанного прихода?..
«Размер...» – Татьяна Пешкова
==========================
гарантий нет
срок годности истёк
засов задвинут жёстко до упора
истрёпанная штопаная штора
от жизни отделяет бытиё
быть иль не быть – подумаешь, бином
окончен бал, давно погасли свечи
бессмысленно решённому перечить
кто несвободен, тот и одинок
в любом шкафу пылится свой скелет
подобное излечится подобным
а я не одинока, а свободна
срок годности истёк
гарантий нет
вадькино
контрольным – это пару раз по сто. проснусь. мне не впервой вставать с похмелья и на лицо натягивать веселье, массируя стреляющий висок.
«расчётное» – Файфер
=========================
массирую стреляющий висок и думаю о глупости орлянки
бравируя обещанным по пьянке той, опытной, с наточенной косой
махну с тобой полста... ещё полста... легчает, Вадька, буду бля, легчает
пустую душу не обманешь чаем – отчаянностью душит пустота
друзей терять? ну, что ты, mon ami... веселье натяну на безулыбье
комедиант, изломанный на дыбе, спасённый проходящими людьми
зачем? не знаю, Вадька, видит Бог... а скоро будет утро – "ут-ро-бу-дет"
невыбравшие сон, проснутся люди, которым, как и нам, всё нах и пох
пох-хмелье – будет – тяжко – ergo sum, мы все с утра немного человеки
подброшу к небесам потёртый шекель, вам взлётную рисуя полосу
восьмое мая, Вадька, пять недель... а там – дорога, виски, разговоры
когда б вы знали, из какого сора берутся силы встретить новый день
–
Совсем чуть-чуть...
Файфер
когда б вы знали, из какого сора берутся силы встретить новый день (с)
Анна Рубинштейн
совсем чуть-чуть. не месяцы, а дни. с колоды снова пики – не иначе – шестеркой…(позабыл когда тузы ко мне по первой приходили сдаче…) откуда силы взять, чтоб поутру – проснуться и минут раскрыть колоду, и верить, что сегодня не умру… и улыбаться, плюнув на погоду, на боль в груди, на губ иссохших хруст… momento mori – в памяти ожогом… мы все равны, конечно, перед Богом, но чёрт возьми – пусть нынче будет пуст проём в рядах всех равных перед ним – я собираю утро из остатков вчера – они всегда горьки и сладки и новый день, как будто новый мир…
не знаю
простыни
простыни
просто она умерла
бросьте вы
бросьте вы
ей не хватило тепла
просится
косится
скошено колкое дно
в гости
к погосту
ей стелет дорогу вино
хочется
колется
вены тугая коса
бьётся
бессонница
жить знак равно угасать
кости
подмостками
выжжена сцена дотла
простыни бросьте
и плачьте
она умерла
созвучное
...о, сколько их, спасающих судьбу,
уверенных, что правильно решили...
«О, сколько...» – Татьяна Пешкова
................................
спасавших, но не спасших
сколько их
предавших, но из лучших побуждений
знакомка-боль, скорее уколи
под рёбра – здесь
привычно
между делом
слепая медсестра
не опоздай
я жду укола
будь же милосердна
стихи растут
не ведая стыда
для тех, предавших нас бездумной верой
для правильно решивших за двоих
для мудрых и не знающих сомнений
не спасших
но спасавших – сколько их
героев
не моих
стихотворений
восковое
ей надо гореть, а приходится тлеть
как воском натёртая нить
есть тысяча поводов, чтоб умереть
ей нужен один, чтобы жить
под рёбрами бьются неровно тире
ей больно смеяться чужим
есть тысяча способов, как умереть
ей нужен один, чтобы жить
она разменяла последнюю треть
дороги к обрыву во ржи
и было б достаточно не умереть
но ей недостаточно жить
лёхино
Аня, напиши что-нибудь легкомысленное,
пожалуйста. Для меня. Я ведь твой читатель.
Алексей Клишин
===================
Природа создала нас легкомысленными,
чтобы утешать нас в несчастьях.
Вольтер
===========================
Слыхал, брат Лёха, что сказал Вольтер:
природа, мол, сама нас так слепила...
Унынья с похуизмом адюльтер –
как зад судьбы тревожащее шило:
зудит и колет, колет и зудит,
мешает упиваться сладким горем (с)...
Привычен вкус закушенных удил
у блюда из меню "Memento мori",
и слаб маяк в бушующих штормах,
и длится опереточная драма...
В кило варенья влить кило дерьма
и получить дерьма два килограмма -
задача не из сложных, mon ami,
как говорится, не бином Ньютона...
Куда сложней не дать себя сломить
жестокому молчанью телефона...
Вольтер был не дурак, как ни крути,
он знал, о чём писал, поэт эпохи (с)...
В коктейле из затрахавших рутин
всегда есть льдинка под названьем "похуй".
текучее
в защитных линиях судьбы
в броне поверх привычных жестов
запутан след заведом быт
и только дата неизвестна
«пустое» – Иван Храмовник
–
поверх брони привычных жестов
поверх построенных пустот
текут слова – порой не к месту
порой не так и не о том
поверх испуганной гордыни
поверх цепочки горьких дат
текут слова о том, что ныне
"нам не дано предугадать"
поверх ударившей ладони
поверх подставленной щеки
текут слова на тёмном фоне
мной недописанной строки
поверх необходимой боли
поверх заживших грубых швов
текут слова – "чего же боле"
текут
и больше ничего
Белле
Уже рассвет темнеет с трех сторон,
а всё руке недостает отваги,
чтобы пробиться к белизне бумаги
сквозь воздух, затвердевший над столом.
Белла Ахмадулина «Ночь»
–
Когда до света остаётся шаг
и кофе пахнет сигаретным дымом,
желанье жить бывает нестерпимым –
таким же, как желание дышать.
Рассвет темнеет. А должно светлеть –
по краю неисписанной бумаги...
Мне не хватает сна, тебе – отваги,
а вместе нам – умения жалеть.
Светлеет ночь. А хочется впотьмах –
пока не видно в зеркале морщинок –
выдумывать предлоги и причины
несовпаденья линий на руках.
А воздух твёрд, и тяжело дышать,
и что-то рвётся в тесноте предсердья...
Под утро человек внезапно смертен,
когда до света остаётся шаг.
гормональное
Известно – гормональная печаль... На этот случай принято – печалька. Печальки мне нисколечко не жаль, да и печали, в общем-то, не жалко.
Ну что тебе сказать?" – Уже Другая
–
Печалька гормональна, как прыщи, как задница с эффектом апельсина, трагична как несхожесть жёстких линий стареющей фигуры и гордыни, и взбрыков молодящейся души. Царапает печалька по стеклу – не вилкой, а заржавленной стамеской. Обрывки слов (прошедшего довески, подписанные год назад повестки) – как сломанный приклеенный каблук: фасон держать возможно, но идти – нельзя никак, а хочется до жути. Шипенье искры в тёплой влаге суток, часы и дни, разбросанные ртутно по лаку виртуозного "прости", а на людях – тишь, гладь да благодать, овечье "я уже не одинока"...
Четвёртый кофе, вылитый за окна, рисует ночь – не тоном, а намёком, осознанной потребностью проспать тоскливый час – не-воя мудрых сук, привычного врученья чёрной метки под мерный рэп ночной упорной ветки. Но вот рассвет рисует полосу на яростном молчанье губ и рук – деталями, мазками, мелочами, пытаясь доказать, что не случаен...
Вот так негормональную хандру сменяет гормональная печалька.
смолотое
фарш эмоций сквозь мясорубки холодных дней
на исходе не важно, что было там, в начале
«то, что делало нас сильней» – Джеффри Дамер
.........................
смешанный фарш эмоций сквозь мясорубку дней
дважды и трижды и тысячи раз пропущен
счастье с отчаяньем крутит и давит шнек
зная доподлинно: мельче – синоним лучше
в кашу, в муку, в неразборчиво нежную пыль
смолоты чувства и страхи и сердца сбои
"буду любить" пополам с "я тебя забыл"
мятый рецепт, подходящий для нас обоих
нож наточить бы, да камня точильного нет
что-то застряло в решётке на дне исхода
что не убило, то сделало нас сильней
важно ли знать, что в начале была свобода?
временно'е
У обочин временно'го потока
я застряла – то слаба, то жестока.
Принцип "зуб за зуб и око за око":
коли слаб, так и не лезь на рожон...
Время сжатых до предела пружинок
по Эйнштейну люто нас закружило:
наша правда относительно лжива
и не отдан нам невзятый должок.
Что успеем, то пожнём – не до жатвы.
Слышишь чёткий ход часов: аты-баты...
Время брито, времена – бородаты,
тянет кожу незаживший ожог.
Запах бега, словно закись азота:
дышим дымом и свободой – до рвоты...
Набирает на ходу обороты
к ебеням перегоревший движок.
маргаритино
Так бывает – увы, не предскажешь, когда и где... трудно сбрасывать кожу – особенно в первый раз.
«Трудно сбрасывать кожу» – Людмила Калягина
хххххххххххххххххххххххххх
черносливом в кутью заколдованное пшено
рядом рюмка – наполнена, поверху чёрный хлеб
отказаться от выбора хочется... решено:
крикнуть "невидима", сдаться и разрешить метле
выбор маршрута: над проводами и – в чёрный бор
к озеру, вдавленному в песок на сезон дождей
быть, просто быть – кем угодно: богом, никем, собой
выкупиться из рабства и выкупаться в воде
пахнущей тиной, свободой и моей наготой
не подчиняться ни окрикам ничьим, ни кнуту
ни уговорам, ни просьбам... сжечь наконец платок
поднести запотевшую рюмку к сухому рту
и глотнуть, отпуская себя совершать добро
и поверить, что виноградные гроздья растут
на серых полях, куда из кубка уходит кровь
и туда перейти
в первый раз
навсегда
черту
ххххххххххххххххххххххх
черта проляжет как граница и ощетинится в меня – не просочиться, не пробиться и даже не разжечь огня... платком укутаюсь по брови и горько закушу губу... черта – граница лишь условно, но я ее не перейду... и чёрный бор меня поглотит и сыто чавкнет хлябь трясин... черта, а может, черти против? поди спроси, поди спроси... и остается только окрик и свист плетённого кнута, и небо цвета мокрой охры, и смех прохожего шута...
Геворк
ххххххххххххххххххххххх
В этом воздухе что-то выдавливает тебя из тебя, ну и что, что солнышко и весна, за грудиной серая пелена из шуршащего ниточками дождя, ты ее пытаешься не любить и гнать, а она котом приблудным все льнет и льнет и несешь на себе кажется целый год и его наскальные письмена на обнажениях и горных пород. И себя разворачиваешь – солнцу – на, лечи же, растапливая по чуть-чуть, но как только касаются пальцы сна, снова тянется неживая муть из колодца, где заперты на ночь сердца
Александра Инина
разговорное
Не будем, Таня, тратить жизнь на плач по мячику. Купи другой и пусть лежит, тобой оплаченный... А тот, оплаканный давно, – забудь и вычеркни. Он был похож на полный ноль до неприличия, он был как прочие мячи – непримечательный, среди других неразличим... Ну что ж ты плачешь-то? Да ладно, было б по кому, Танюш, ну что же ты? Пустой – ни сердцу, ни уму, почти ничтожество... Любила? Знаю. Ну и что? Жизнь продолжается. Носить водицу решетом – достойно жалости. Он не утонет без тебя – уже проверено. Такие часто норовят отплыть от берега, пропасть из виду, а потом причалить заново, и – вот он, к подвигам готов, резина драная...
Прости, я снова сорвалась – я ж не железная. Но я не дам тебе гулять по краю лезвия, поверь, я знаю, что к чему – побыто-пожито. Как накурили – всё в дыму... Боль – штука сложная: сегодня есть, а завтра – нет, и как и не было... Останься с ней наедине напротив зеркала, поговори о мелочах, не вздумай каяться. Ты можешь даже помолчать – какая разница. И боль отпустит и пройдёт. Чуть позже, может быть... Так потерпи же, ё-моё, ну что тут сложного... Танюш, такая полоса – сплошные рытвины. Давай ещё по пятьдесят? Налито. Выпито. Знать, где б соломку подложить, – упасть помягче бы...
Не стоит, Таня, тратить жизнь на плач по мячику.
–
Геворк
мячик поодаль маячит, синебок и краснобок, оба цвета что-то значат – не заучишь назубок... память выветрится – годы!... что им боль былых любвей, что былые шифры, коды... хоть веревочкой завей горе давнишней потери, если вспомнишь невзначай... кто твой Моцарт? кто Сальери? зла не помни и прощай всех, кто наносил обиды, кто – ни сердцу, ни уму, кто вконец пропал из виду непонятно, почему...
ничего не надо клянчить, христарадничать не смей... вот он – милый сердцу мячик, разноцветный дуралей...
–
Ответное – Татьяна Пешкова
Анечке моей...
«Трещина в обшивке. Чем заткну?»
В.Павлова
...давай, Анют, прижмусь к тебе плечом, да Бог с ним, с этим сдувшимся мечом... какая ржака: "е" пишу, не "я",закралась в подсознание херня... наверно, амазонский вылез ген, и требует безMANских перемен: покупка платья,стрижка и секс-шоп... Анелечка, теперь за нас!.. и шоб – мы были так красивы, как умны, без сучьей неприрученной вины за то, что называли торопясь, любовью – продолжительную связь... «готовность – всё»... шекспирка, дурачок... мы радостно глотали сей крючок... сносило башню – начисто, на – раз, от света (текст – чужой) прекрасных глаз... мой случай, Ань, клинический фаст-фуд, я просто приняла (на цвай минут) все правила той грёбаной игры, в которой разлетаются миры на сладкие бестыжие слова... очнёшься – на рубахе рукава завязаны узлом и на спине, и умный ангел долбит о цене, рисуя огромадные нули... мадамыш, Вас – конкретно – обнесли... ты, Неточка, права, и это – плюс к тому, что я заплакать не боюсь... но я не буду, толку – плачь не плачь – когда тебе худой достался мАч... прости-прости, высокий алфавит... и ты, родная... чуешь, как болит, разбитой буквой в склеенной строке – всё то, что в сотый раз отдашь реке...
одна
...зачёркиваем «Выход» – пишем «Вход»... кондовый Янь вперёд пропустит Иня... куда ж ты на ночь глядя, мой народ?.. да, всё – ништяк, поспи, демагогиня...
«Зачёркиваем...» – Татьяна Пешкова
________________________
...четыре буквы – две попытки к бегству,
бездарный год, мной прожитый взаймы,
замешенное круто тили-тесто
a-la рецепт "немы-рабы-не мы"...
плохая смесь – отчаянье и гордость,
прокисшее бордовое вино.
побиты все прошедшие рекорды
пустым нулём, помноженным на ноль.
ошибка или опыт, сын ошибок?
"о-д-н-а": здесь – дно и ад, и день, и дань.
стрррадания пошлейшего пошиба –
мещанская дешёвая герань
в кисейной пелене в слепом оконце,
стародевичьи сны о женихах...
крутящееся шепчет веретёнце:
поспи, сестра, всё тлен и чепуха.
зачёркнут "вход", завален ложью "выход" –
распутье? где ж тогда богатыри?
невовремя разбуженное лихо,
как нанятое, гложет изнутри.
отчаянье и гордость – шестерёнки
в часах, идущих точно, как назло...
по страшной крутизне, по самой кромке
нас время убиенное вело –
и довело до старой переправы,
до мостика длиною в три бревна...
дороги нет – ни влево и не вправо
под выжженными буквами: "о-д-н-а".
бабье
...Покинутая подумала, вздохнула и спросила с сомнением:
– А может быть, мне влюбиться в Шуриного мужа? Я ему нравлюсь.
– В дурака Митеньку? Ну, милая, таких штук никогда делать не следует. Это грех прямо против десятой заповеди.
– Как десятой? Седьмой. Не прелюби-то в седьмой.
– В седьмой – там вообще, а в десятой прямо указывается: «не пожелай себе осла ближнего твоего». Увлечь Митеньку! Да ведь это всё равно, что с чужого двора осла свести. Некрасиво.
– Так как же... – снова начала покинутая.
Но Маргарита Николаевна остановила её властным жестом и сказала проникновенно:
– Плюнь.
«Бабья доля» Тэффи
__________________
Не возжелайте ближнего осла и дальнего осла не возжелайте.
Как в шутке: умерла, так умерла, четыре сбоку, там же, сбоку, бантик...
С чужих дворов чужих ослов сводить – не то, чтоб некрасиво, а неумно:
лишь кинуть клич, и вот их – пруд пруди: весёлых, грустных, ласковых, угрюмых,
на всякий вкус, на всяческую блажь – лишь помани развесистой капустой...
Для этого неважен антураж: ослоотлов – не хобби, не искусство,
а чистый спорт – ну вроде как бобслей, не больше и не меньше, по–любому.
Пучок морковки, максимум соплей – и вот осёл, инстинктами ведомый,
поставлен в стойло, вычищен и сыт, сверкает серой (как обычно...) шкурой,
и от ушей до кончиков копыт он – твой. А ты – мой Бог! – такая дура,
сама цветёшь, лепечешь: "я люблю...", не видя, что обже твой – полный нолик...
Послушай Маргариту, детка, плюнь. Есть жизнь и за забором бабьей доли.
Анна Рубинштейн
============================
ну, что ж, осел, а все-таки – тягло... и на морковку, вплоть до заговенья, бросаться глупо с шашкой наголо в преддверии любовного томленья... развесистой капусте вопреки, и клюкве, что развесиста тем паче, любить умеют все же мужики... ослы, конечно, ну а как иначе? таковская планида у ослов: тянуть арбу, подчас по бездорожью, а ежели в сторонку повело – кнутом пройдутся по шершавой коже...
да ладно, милая, к чему чуть что – за кнут, всего лишь травкой свежей поманило...
и снова холку трет и трет хомут... и снова пыль, и колея уныла...
Геворк
___________________________
не всё так уж уныло, мон ами.
на травку поманило? Бога ради.
ты только, возвратившись, обними,
погладь мои седеющие пряди,
ведь мне (ослице ль, львице – всё равно)
бывает тяжко так, что хоть петлю мылить.
плывут ко мне то брёвна, то говно –
и те, и эти в странном изобилье...
а мне б осла – чтоб впрячься и тянуть
на пару тяжкий воз сует и судеб.
мне к серой шёрстке впрясть бы седину,
и парой, в колею.
и будь, что будет...
Анна Рубинштейн
_____________________________
Осёл не конь – попробуй запряги, маня его чарующей капустой,
получишь тело, душу, а мозги…... ну, понимаешь, с ними там не густо.
Сама подумай, что ты здесь несла. Мне прямо за тебя совсем не ловко.
Зачем ловить ненужного осла? (ужель не жаль потраченной морковки?)
к тому ж чужого, будто голытьба сметая в горсть оставленные крошки.
Забудь и брось – охота не для баб, а дурень травоядный не для кошки.
Стань жертвой(помяни мои слова), так сразу и тебе найдётся пара.
Ты по урчанию давно достойна льва, ну, может тигра, или ягуара.
Супружество навроде кабалы
Сей тяжкий груз не вынесешь шутя-то.
Мы тянем воз упрямо как ослы
и ждём любви, слепые как котята.
Мудрый Чукча
_______________________________
...мне – ягуара?! хммм... а фули нет?
и он – самец, хоть прочих позубастей.
горячий ужин, стопка и минет –
и вот он мой, от копчика до пасти.
...проходит год. мой хищник полысел –
пузатый, избалованный, унылый...
я а всё чаще грежу об осле,
о заурядном, преданном и милом. *–)))
Анна Рубинштейн
всё, что прошу
Всё, что я знал о любви...
docking the mad dog
...............
всё, что я знала, не стоит сейчас ни гроша
всё, что я знаю: так больно, что кажется – слепну
всё, что прошу – дай уйти, не держи, не мешай
дай мне внести в безрассудность посильную лепту
всё, что ты знал обо мне, постарайся забыть
всё, что ты знаешь сейчас – постарайся запомнить
всё, что прошу – дай мне силы влюбляться в любых:
жадных, свободных, недобрых, чужих, вероломных
всё, что мы знали с тобой о любви, ни к чему
всё, что не знали, уже никогда не узнаем
всё, что прошу – отпусти
отпущенье приму
глупеньким сердцем с надколотым стёршимся краем
..........................
Алекс Рудов:
знать невозможно, и так же нелепо не знать, как у луны растворяется бывшее солнце, словно опять начинается в мире война, темного, светлого, где и рождаются кольца, кольца-полоски уставшей от мира любви, преданной двум и пронзающей линии света. главный герой из бестселлера снова убит, а героиня бежит к окончанию лета.
нет притяжения в сердце, его не осталось совсем, это вселенская немощность сил гравитации, это опять кто-то ходит босой по росе, в солнечной заводи лунные грязные танцы. но и тогда, когда кажется кончился свет, время луны уже кончилось в памяти солнца, двое опять побредут по зеленой траве, двое опять побредут в утро города "бронзы".
то что останется в круге застывших колец, внутренний мир из полосок влюбленного времени, это иллюзия милых и нежных ролей. это застывшая ночь в откровении имени. все что ты знаешь о милости павших Богов, все что я знаю о городе лунного солнца, воды любви выходящие из берегов и наполняющие светлые кольца.
и разрывая веками условленный мир, твой сателлит разрывает небесные струны, мир на ладони – попробуй возьми. но не возможно поймать электричество молний. Так напряжение падает, кончился ток, пробки откручены, порваны провода.
дальше лишь жизнь и найдется никто, тот кто останется снова и навсегда.
белые линии сложит и соединит старый электрик в небесные провода. солнце опять приобретет сателлит..
приобретет
обязательно
да