Текст книги "Сердце странника"
Автор книги: Анна Климова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Тимофей сделал шаг ей навстречу. Обнял, сжал крепко. И тут что-то, чего он ждал, но так и не смог примириться, ударило ему в спину. Силе удара нечего было противопоставить. Инстинктивно рука подалась вперед.
И тут новый удар зашвырнул целую горсть боли в плечо. Мгновенная резкая судорога сменилась липкой, тупой молчаливостью в руке. Его клоунская одежда начала быстро пропитываться кровью. Яркие краски уступали место одной – багрово-красной.
Тимофей отчетливо видел лицо Кристины. Оно превратилось в бледную луну на самой своей исчезающей четверти. А глаза… У кого еще могли быть такие глаза? У кого? Наверное у…
Мысль-искра зашипела и стала гаснуть. Все путалось. Он видел Кристину так близко, что мог пересчитать все веснушки, горевшие на ее бледном лице солнечными крапинками. Он видел ее глаза, которым никак не мог подобрать сравнение. Они сочились влагой, стекавшей по ее щекам полноводными реками прямо на траву. Она лежала рядом с ним – голова к голове – и прикасалась к его губам. Целовала кончики своих пальцев и снова прикасалась. Он ощущал только эти осторожные прикосновения. Ничего больше. Совсем ничего. Только ее глаза и руки связывали его с этим миром.
– Тимофей… Тимофей… Тимофей… – повторяла Кристина.
Проходившая мимо женщина из числа приглашенных громко вскрикнула. Гости на лужайке замерли и разом повернули головы. Еще через несколько мгновений мужчины поспешили к месту происшествия.
– What is it? [30]30
Что такое? (Англ.).
[Закрыть]
– What's happened? [31]31
Что случилось? (Англ.).
[Закрыть]
– Is he wounded? [32]32
Он ранен? (Англ.).
[Закрыть]
– Take a child. We are leaving immediately! [33]33
Возьми ребенка. Мы немедленно отсюда уезжаем! (Англ.).
[Закрыть]– слышалось тихое в быстро редеющей толпе.
– Тимочка, родненький, все будет хорошо, все будет замечательно, – захлебывалась Кристина собственным ужасом и отчаянной верой в чудо. – Ты держись, только держись…
– Уходи, – шевельнулись его губы. – Сейчас.
– Что? – она отказывалась верить.
– Прошу, уходи.
– Нет, я буду с тобой. Я теперь никуда не уйду. Не хочу, не могу…
– «Скорую»! – выкрикнул Остерман. – Звоните в «скорую»! И все в дом!
Кристина понимала и не понимала, что произошло. Она вдруг снова оказалась в каком-то безумном круговороте жизненных узлов и связок, в невероятнейшем, безумном, диком танце, в который ее вовлекла судьба. Что можно было противопоставить ей? Ответа не было. Или он был слишком очевиден. Даже если очень стараться все делать правильно, все равно оказывалось, что от тебя ничего не зависит, не зависело и не будет зависеть. И пусть хоть жилы рвутся от этих стараний, пусть ум заходит за разум, пусть кровь сворачивается от нетерпения и жадного желания жить, любить, дышать и смеяться, а в один миг все рухнет и ничего не сделаешь, не поправишь, не разведешь руками беду. И жизнь замрет, и любовь захлебнется, и дыхание – такое легкое, незаметное – вдруг обернется тяжким бременем, и смех – чистый ручей в летний зной – пересохнет в пустом горле, которое будет рвать на части крик о помощи, крик иногда почти неслышный, но оттого не менее отчаянный.
Что оставалось среди ужаса?
Только они сами.
– «Скорая» не успеет! – орал на крыльце Остерман. – Подгоните кто-нибудь машину! Живее! Quickly, quickly, quickly! [34]34
Быстро, быстро, быстро! (Англ.).
[Закрыть]
* * *
«Тимофейка, сладко спи, сны красивые смотри. Горе, горе – не беда, все растает без следа», – эту фразу мать произносила всякий раз, когда укладывала его спать. И даже когда он повзрослел, слова эти произносились ею иногда со смехом, но всегда именно в тот момент, когда ему было особенно тяжело.
И вот он снова их услышал. Впрочем, услышал ли? Матери давно нет, только голос остался в его памяти. Чтобы вспомнить ее лицо, ему приходилось рассматривать фотографии, а вот голос, интонации, тон, придаваемый голосу настроением, отпечатались в памяти, словно надпись, выгравированная на стекле алмазом.
Голос шел из самого детства, из тех времен, когда счастье родительского внимания окутывало его, будто теплым шерстяным шарфом. Соседские мальчишки, разозлившись за что-то, звали Тимофея «маменькиным сынком», а он не обижался, потому что не понимал, как можно не дать матери поцеловать себя прилюдно, если ей так захотелось.
Все, что касалось родителей, было наполнено светом и приязнью, любовью и радостью. Тимофей пообещал себе, что у него будет так же. Он хотел этого сильнее всего на свете. Все должно было получиться. Эта вера воскресла в нем с появлением Кристины.
Он вспомнил ее слова:
«Я вообще, оказывается, такая женщина…»
«Какая?»
«Которая способна отдать все ради кого-то очень дорогого и не пожалеть об этом. Может быть, я заблуждаюсь на твой счет, и ты совсем не такой, каким кажешься. Но теперь для меня это не важно. Я не хочу упускать это чувство. Оно делает меня сильнее, увереннее, живее, что ли. И впервые мне не хочется ничего попросить взамен».
Он ухватился за этот голос, как за спасительную соломинку, которая помогала ему держаться на плаву, не давала захлебнуться криком боли. Тимофей не хотел потерять этот голос внутри себя. Он злился на каждый посторонний звук, который заглушал его. Но вскоре посторонние звуки стали сильнее. Сначала он различал их с трудом, потом они обрели смысл и насыщенность. Он слышал даже перестук эмалированных емкостей и разговоры в коридоре больных с врачами. Он просто лежал и слушал почти сутки, не желая обнаруживать свое возвращение. Это было все равно что стать невидимым. Люди тогда начинали говорить так, словно его не было рядом.
– Как его состояние сегодня, доктор?
– Без изменений в худшую сторону. А вы вообще, извините, кто?
– Тот, кто, судя по всему, оплатит его лечение.
– Не родственник?
– Нет. Моя фамилия Остерман. Геннадий Маркович. Или Генри. Как угодно.
– Охрана у палаты ваша?
– Да, я нанял их.
– Пусть наденут халаты. Так положено.
– Хорошо, я скажу.
* * *
Кристина заваривала себе кофе, забывала про него и снова заваривала. Иногда, не отходя от окна, лихорадочно затягивалась гнусной сигаретой, которую через минуту с гадливостью тушила в пепельнице.
Уснуть она не могла, как ни старалась, хотя не спала несколько суток. Дошло до того, что Геннадий Маркович заставил ее поехать к нему домой и строго приказал выспаться.
Смешной толстяк! Как она могла спать, когда все свои сладкие сны обменяла на одну только возможность быть рядом с человеком, которого любила больше жизни? Не осталось у нее снов. Не осталось.
В пустом доме Остермана Кристина долго не выдержала. Поехала на квартиру Тимофея, где полдня с остервенением наводила порядок и отвечала на бесконечные телефонные звонки.
«Господи, помоги моему Тимофею!», – с горьким тайным отчаянием суетились ее мысли, отраженные в тенях под глазами, растворенные в кружках с кофе, расплескавшиеся по полу и затопившие, как ей казалось, весь город.
Кристина корила себя за то, что поддалась уговорам Геннадия Марковича и уехала из больницы. И теперь ждала утра, как избавления. Для нее не было ничего кошмарнее этого ожидания. Еще более отчаянным казалось лишь ожидание без надежды в компании с самобичующими мыслями, которые ранили, как отравленные микробами занозы. Что сделано не так? Или сказано не то?
«МНЕ СТРАШНО!!!» – вопило все внутри Кристины. Этот страх делал ее слабой, а ей так необходимо быть сильной, иначе не выдержать этого мучительного беспокойства, не вынести жутких предчувствий, подступавших к ней, словно толпа больных уродцев, на которых и смотреть не хочется, но они все равно привлекают к себе внимание именно своим уродством.
«Как он мог, зная, что может случиться, пойти на эту встречу?! Как? Глупый, глупый, глупый!»
Нет. Она даже злиться на него не могла. Как можно злиться на душу, изливавшую на тебя всю приязнь и искристую пыль надежд? Как непросто смахнуть эту пыль, когда все пропитано ею. Как трудно дышать и думать, когда все чувства, все ощущение жизни сосредоточено на одном человеке, чье имя и образ вызывают в памяти самые приятные, самые сокровенные, самые притягательные моменты. И как жить без этого? Что делать? Куда идти?
«Господи, только бы с тобой все было хорошо! Только бы хорошо!» Кристина свернулась калачиком на диване, закрыла руками голову. Как жестоко… Как жестоко все вокруг. Как страшно! Страшно верить и не верить. Мучительно ждать.
Если бы слезы могли жечь, словно кислота, она этому даже была бы рада. Пусть они прожгли бы ее наконец насквозь и дали пролиться чему-то неизмеримо более горькому, что копилось в ней все это время.
Ее осаждали худшие из предположений. Она ощущала их краем сознания, как ощущается некоторое время после пробуждения ночной кошмар, суть которого растворена в потном ужасе и потому неподвластна детальному анализу. Жуткое чувство потерянности сделало ее больной. Она была связана этим чувством, словно веревками. Ей хотелось разорвать веревки и булгаковской ведьмой улететь в окно. А потом чуткими руками просеять воздух и почуять опасность, уловить ее и тут же ринуться к ней, чтобы заворожить, зашептать, закрутить в колдовском водовороте, который разметает по свету все угрозы, не оставляя от них и следа.
Кристина в своей тревожной полудреме почти видела, как открывает окно, почти ощущала, как тело ее наливается пугающей потусторонней силой, способной на самые жуткие проделки, осязала, как молочный лунный свет, похожий на яд и одновременно на божественный эликсир, струится по стенам и потолкам, потом стекает вниз и плещется у ее ног подобно отъявленному льстецу, замышляющему преступление. Он проникает в ее тело через открытые поры и растворяется в стынущей крови теплым Гольфстримом. Лунный яд внушал Кристине надежду. Подкрадывающаяся городская ночь подбадривала ее, отталкивая нерешительность и страх. Мир готов был преклонить перед ней колени, но она хотела не этого. Она разменивала все возможности на одну-единственную – видеть Тимофея, знать, что с ним все в порядке. Весь мир стоил этого. Ведь в мире, по сути, оказывалось не так много стоящего. Кроме главного – теплого дыхания на плече, слез, слов, сказанных в темноте, смысл которых тает в лихорадочном сознании, познавшем весь ужас одиночества и отрекающемся от него со всей страстью, на которую способен человек, решивший жить иной жизнью, которая потребует от него готовности к немыслимым испытаниям. И эти испытания не испугают его, потому что он встретит их не один и пойдет им навстречу с гордо поднятой головой.
И все это с одним условием – ее рука будет в руке Тимофея.
Он вернется. Не может не вернуться. Потому что он нужен ей, как воздух, как вода, как солнце. И потому что так подсказывала ее колдовская натура и лунные блики, скользящие по занавескам. Об этом твердил город, по которому во всех направлениях текла жаркая лава машин. Об этом нашептывал осенний ветер, одиноко блуждающий среди сиротливых деревьев. На это намекало небо, терзаемое невнятными уличными огнями. Об этом шипели троллейбусные провода, плевавшиеся яростными искрами.
В тревожном полусне Кристина обозревала все, что с ней произошло за последнее время, и не находила ничего, за что могло бы уцепиться сожаление, которое всегда вытаскивало ее крючком на берег разочарования. Все было прекрасно. Прекрасно и… невероятно. И радость, и тревоги, и боль, и ожидание – все сплелось в жаркий клубок жизненной энергии, наполнявшей ее дыханием. До этого она захлебывалась, барахтаясь в темной воде окружающего безумия, сама себе непонятная и противная. Сама себе – жестокий палач. Тимофей бросился за ней в ее собственный бушующий океан и потянул за собой. Он не испугался ее враждебной отстраненности, не отступил перед ее язвительностью, проигнорировал ее рассудочность. И все из-за своей странной убежденности в том, что между людьми, даже в самые циничные времена, может проноситься горячая искра, почти непереносимая из-за томительного обожания, поглощавшего все и вся. Об этом он говорил ей в тишине, и она слышала каждое его слово, внимала ему в счастливом блаженстве, не в силах ни прервать, ни добавить что-то. И слова Тимофея не казались вычурными, надуманными, сплетенными из непрочных сетей сиюминутной страсти.
А вдруг она больше не услышит его слов?
Эта мысль заставила Кристину собраться. Усталость как рукой сняло. Осталась только бредовая боязнь упустить что-то важное.
Она снова отправилась в больницу.
* * *
Тимофей слышал разговор, который, как он понимал, касался его.
– Повезло парню… Гарантированная смерть… Пуля срикошетила от бронежилета и повредила подключичную артерию… Большая потеря крови… Тут у него старые ссадины и сходящие гематомы, как после драки… Но не это главное. Хотя его спас бронежилет, но удар пули пришелся в район шейных позвонков. Вот снимок. Видите смещение четвертого? Это стало причиной тетраплегии.
– Что это значит? Я ничего не понимаю в медицине.
– Мы отметили явное снижение чувствительности ниже линии ключиц, что означает повреждение функций спинного мозга. Позвонок мы вправили. Проведем терапию… Обычно такие вывихи имеют последствия 50 на 50. Возможно полное восстановление двигательных функций, а возможно…
– Я понял.
– Надо время и, разумеется, хорошее лечение. В принципе при оптимистичном развитии событий он способен встать на ноги и жить, как ни в чем не бывало.
– Транспортировка возможна?
– Вообще-то я бы не советовал. Хотя при соответствующем оборудовании и уходе… Вы куда-то хотите его везти?
– Вполне вероятно, в этом возникнет острая необходимость. Он нас слышит?
– Может быть, вы спросите меня об этом? – не открывая глаз, вымолвил Тимофей.
Первые произнесенные после наркоза слова расползались на сухом языке и таяли, как вода на жарком песке, но звук собственного голоса, довольно отчетливый, его успокоил. Тот, кто мог так говорить, не совсем уж потерянный человек.
Через минуту он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Остермана.
– Где Кристина? – вырвался у Тимофея новый вопрос.
– У меня дома. Дочь с внучкой уехали, я предложил Кристине остаться у меня. Ради ее же безопасности. Ты согласен?
Тимофей согласно прикрыл глаза, потому что его голова и шея находились в жестком каркасе, не дававшем даже пошевелиться.
– Она просидела здесь трое суток. Почти ничего не ела. Мне пришлось выпроводить ее отсюда чуть ли не силой. Она твоя девушка?
– Да, она моя девушка.
– Я так и понял. Кстати, ее сюда привезли вместе с тобой. Думали, что она тоже ранена.
– А она ранена? – тревожно нахмурился он.
– Нет, нет, не волнуйся, – успокоил его Остерман. – С ней все в порядке. Чего нельзя сказать о тебе. Тебя спас только бронежилет. Удивительная предусмотрительность.
– Меня предупредил друг. Пришлось принять меры пре… предосторожности.
– Не забудь поблагодарить своего друга при случае.
– Обязательно, – усмехнулся Тимофей. – И вас я тоже благодарю.
– Да уж есть за что! – иронично хохотнул Остерман. – Потому что ты прибавил мне кучу проблем. Я вынужден был использовать все свои скрытые рычаги, чтобы замять это происшествие. Сам понимаешь, как воспринимается стрельба по людям в центре города. Особенно в присутствии дипломатов с женами. Но увы! Этим делом заинтересовались на самом верху. С тобой хотят поговорить следователи.
– Я ни с кем не буду говорить.
– В данной ситуации это несколько, я бы сказал, неразумно с твоей стороны.
– Вы знаете, с чем я к вам шел?
– Понятия не имею.
– Я должен вам кое-что рассказать. Что-то важное…
– Это не может подождать?
– Я и так потерял много времени. Сколько я здесь? Трое суток?
– Чуть больше.
– Скажите, чтобы принесли мои вещи. Там есть кое-что для вас.
– Хорошо, я скажу. Но, в самом деле, может, отложим все разговоры?
– Не надо. Не зря же вы меня так обхаживаете, Геннадий Маркович. Охрану выставили, врачам покоя не даете. Кристинку мою, опять же, приютили. Вам и самому хочется знать, из-за чего меня подстрелили на вашей лужайке. Я буду говорить по возможности быстро и кратко. Надо покончить с этим… Тем более, что чувствую я себя, признаться, странно. Тело, как в соленой морской воде. Или в космосе… Худо дело, верно? Я ведь слышал все, о чем вы тут с доктором болтали.
Остерман, чувствуя ком в горле, нашел в себе силы ободряюще улыбнуться.
Выглядел паренек действительно жутковато. Потеря крови и операция никого не красят, это уж точно.
Передохнув, Тимофей продолжил:
– Я знаю, что у «ИТФ Компьютере Лимитед» года четыре назад начались проблемы. Финансовые проблемы, которые решить самостоятельно она не могла. Я также знаю, что она прибегла к помощи неких дочерних структур здесь и в России. По сути это был и есть сговор, цель которого – замаскировать растущие убытки компании. Сговор выгоден «ИТФ Компьютере Лимитед» и предполагал защиту ее интересов. Моральная сторона пусть остается на совести руководителей компании. Дело не в этом.
– А в чем же? – осторожно спросил Остерман.
– В том, что компания, в свою очередь, связалась с не очень честными, скажем так, людьми. Проще говоря, с мошенниками. Они создали две фирмы – «Ориджн Компьютинг» и «Органа-Сервис», через которые компания «ИТФ Компьютере Лимитед» прокачивала свои денежные потоки. Просто завладеть проходящими мимо деньгами мошенники не могли. Фирмы изначально создавались как вполне легальные, чтобы не вызвать подозрений у зарубежных партнеров. И потому они придумали план. Как известно, красть всегда легче в суматохе. Возможно, все революции в истории делались гениальными мошенниками. Простите за ремарку.
– Ничего, ничего, – кивнул с улыбкой Остерман. – Ваш рассказ становится все любопытнее. Что же дальше?
– В «ИТФ Компьютере» мошенники нашли человека, который мог обеспечить свободный доступ в служебные помещения. И не только. Мне сказали, что это обычный сотрудник из обслуживающего персонала, но, как я подозреваю, это кто-то из высшего технического состава компании с высоким уровнем допуска. Этот человек брался добыть электронные ключи от дверей, схему здания, в котором располагались офисы компании, и еще кое-что… Достаньте из моей одежды конверт – мне самому тяжело.
Остерман потянулся к окровавленным лохмотьям, которые принесла медсестра, и вытащил конверт «Федэкс».
– Что это? – спросил он.
– Улики. Улики того, что в компании мошенниками завербован «крот». Здесь оформленное электронное удостоверение, ключи от помещений, схема расположения важных офисов. Мечта любого хакера. Технический работник ни за что не смог бы добыть такие вещи.
– Для чего все это? – рассмотрев содержимое конверта, поинтересовался Остерман. – Чтобы добыть информацию? Или деньги?
– Ни то, ни другое. Это мошенникам не надо. Они и не собирались воровать деньги. Вот потому они хотели привлечь к делу меня. Я должен был прилететь в Лондон, встретиться с человеком из компании и забрать у него этот «реквизит» – ключи, схемы и пропуска. После этого мне следовало проникнуть в офис, взломать сервер и оставить на нем программу «салями».
– Это что еще за зверь?
– «Салями» – хитрая, но очень непрактичная программка. Непрактичная для того, кто хочет украсть много денег за короткий срок. Она рассчитана на очень длительное время. «Салями» маскируется под «подпись» менеджера компании и отсылает распоряжение на банковские компьютеры отделять от сумм на счетах пенни, учитываемые компьютерами после запятой. После этого вирусная программа собирает их и автоматически переправляет на отдельный счет.
– Так все-таки деньги! – воскликнул Остерман.
– Ничего подобного, – возразил Тимофей, по-прежнему вынужденный смотреть в потолок.
– Нет?
– Им был необходим сам факт взлома. Меня попросили оставить этому как можно больше свидетельств.
– Господи, помилуй! Для чего же?
– Я так думаю, что некий «стратег» в недрах самой «ИТФ Компьютере» придумал, как помочь компании избежать неприятностей, связанных с аудитом. Все просто. Убытки они списали бы на потери от хакерской атаки. Ведь никто не мог бы сказать, сколько времени действовала программа «салями». Но самой компании крайне невыгодно было бы публично признавать уязвимость своих систем. Скорее всего, они рассчитывали мирно решить эту проблему с аудиторскими фирмами, которые получили бы наглядное свидетельство невиновности руководства «ИТФ Компьютере» в убытках. Мошенникам же крайне необходима была именно громогласная акция. Любой, даже самый мало-мальский скандал привлек бы к «ИТФ Компьютере», у которой и без того проблем выше крыши, пристальное внимание Комиссии по биржам и ценным бумагам. А уж они-то начали бы копать по-настоящему.
Тимофей прикрыл глаза и продолжил:
– Помните, что случилось с американскими «Уорлд Ком» и «Энрон»? В тот же список могла попасть и «ИТФ Компьютере Лимитед». Компанию мгновенно залихорадило бы. Поднялась бы та самая СУМАТОХА, которой ожидали мошенники. Все получилось бы так, как они рассчитывали. На счетах «Ориджн Компьютинг» и «Органа-Сервис» скопились значительные суммы, принадлежащие компании, сотрясаемой скандалами, аудиторскими проверками и исками кредиторов. Самое время предъявить права на эти деньги. То есть из должников превратиться в кредиторов. И все на законных основаниях. Созданные фирмы никуда и не собирались исчезать, как это обычно бывает. Они все хапнули бы без всякого труда и размолвок с правоохранительными органами…
– Боже мой, – тихо произнес Остерман.
– Здорово, правда? – улыбнулся Тимофей.
Теперь все загадки и тревоги Остермана разрешились.
– Скажи, Тимофей, ты что, все же внедрил эту свою «салями»? – осторожно поинтересовался Остерман.
– Нет. Более того, действуя из офиса «Органа-Сервис», я украл деньги компании «ИТФ Компьютере» со счетов обеих дочерних фирм. И я хочу, чтобы компания обвинила в этом руководителей «Органа-Сервис» и «Ориджн Компьютинг». Я дарю вам их на тарелочке. Берите.
– Как ты все это раскопал?
– Просто я умею копать. Но мне не хотелось бы заниматься чем-то подобным в будущем.
– Верю, верю! Но ты хоть понимаешь, сколько врагов себе нажил тем, что мне рассказал?
– Понимаю.
– И ради чего, скажи на милость, ты все это затеял? Хочешь, чтобы компания тебе заплатила?
– Нет. Мне ничего не надо. Это была не моя игра. Я не хотел в нее играть, но меня заставили. А я терпеть не могу, когда людей заставляют делать то, чего они не хотят. Вообще, это долго объяснять. Что касается денег… – Тимофей кивнул на конверт. – Внутри небольшая визитка. На ней адрес электронного почтового ящика в Интернете. Зарегистрирован на портале tyt.by. Я указал логин и пароль для входа. В ящике вся информация, которую мне удалось добыть. Там же номера счетов. В принципе у меня все. Остальное ваше дело.
Минуту Остерман пристально разглядывал Тимофея, потом произнес задумчиво:
– Н-да. «ИТФ Компьютере Лимитед» практически обречена на скандал. Мне стало это ясно с того самого момента, как они заключили с моей конторой соглашение. Изменить что-либо не в моих силах. Но в то же время я совсем не намерен поощрять мошенников. Совсем нет! Мошенников всегда следует учить уму-разуму. Даже если это и весьма неблагодарное занятие. Что касается тебя… Даже не знаю, как быть. Я простой адвокат, – вздохнул Остерман. – У меня даже в моем нынешнем качестве представителя «ИТФ Компьютере» не так много власти, как это может показаться. Но я попытаюсь сделать все, чтобы помочь тебе, парень, выпутаться. Вот мое слово. А я слов на ветер никогда не бросал. Надеюсь, ты понимаешь, что тебе необходимо скрыться? Хотя бы на какое-то время.
– Да.
– Ну, вот что. Я эту проблему постараюсь уладить, – сказал Остерман, поправляя белый халат, – и ситуация прояснится. Охрана у твоей палаты круглосуточная. Милиция предупреждена.
Потом взглянул на Тимофея с хитринкой в глазах: – Ловкач, ловкач! Думаю взять тебя на работу, как только это станет возможным. Мне ловкачи нужны. Согласишься на меня работать? А?
– Я подумаю, – слабо улыбнулся Тимофей.
– Подумай, подумай, – хохотнул Остерман, прикасаясь к его руке.
– Одна большая просьба напоследок. Я хочу увидеть Кристину. Привезите ее, пожалуйста, сразу, как только она отдохнет.
– Я здесь. Здесь.
Кристина стояла в дверях с большой сумкой в руках.
– Кристина, Кристина, – укоризненно покачал головой Остерман. – Вы же валитесь от усталости. Что же это, в самом деле?
– Ничего. Все хорошо. В меня никто не стрелял, так что я в полном порядке.
– Ну, как знаете. В таком случае разрешите откланяться. Мне надо сделать пару звонков, поговорить кое с кем. Еще увидимся, Тимофей.
– Да. Спасибо.
Больше ничего вокруг не замечая, Кристина приблизилась к Тимофею и с нежностью заглянула ему в глаза.
– Бессовестные, – спустя минуту сделала она вывод, – глаза прожженного авантюриста, который не жалеет ни себя, ни других.
– Тебе так хочется, чтобы я умер от стыда?
– Мне хочется, чтобы ты жил. Тогда я имела бы возможность стыдить тебя до конца твоих дней. Как тебе такой план?
– Совсем не заманчивый.
– А я и не собираюсь куда-то тебя заманивать. Я мечтаю испортить тебе жизнь, мельтеша у тебя перед глазами. При этом постараюсь быть сварливой, обидчивой, любопытной, склочной, подозрительной и ревнивой. Буду ревновать тебя даже к придорожным столбам.
– А вот это уже что-то! К столбам меня еще никто не ревновал.
– Я буду первая. И последняя. Учти это.
Она склонилась и поцеловала его сухие бескровные губы.
– Я мечтал об этом целые сутки.
– Мечты иногда сбываются, – шепнула она. – Они сбываются даже чаще, чем мы думаем. Кстати, о мечтах. Я была в твоей квартире. Твой единственный несчастный цветок мечтал о воде. Еще немного – и он погиб бы в муках. После того, как я его полила, мне пришлось уж заодно и прибраться в твоей холостяцкой берлоге. Очень надеюсь, что ты не возражаешь. Да, тебе от Веры и Кольки большой привет. Они позвонили, когда я была в твоей квартире. С Колькой еще разбираются в милиции, но уже отпустили домой. Потому что руководители некой фирмы «Органа-Сервис» разбежались кто куда. Так что тебе еще один привет от Валентины Ивановны. Господи, ты бы видел, как она двинула этого красавчика Олега в нос! Он вопил на весь переулок, как обиженный мальчик. Она сказала, что в жизни не испытывала такого удовольствия. Еще звонили Димка с Дашкой. Похвалились, что ездят автостопом по Европе. Обещали приехать немедленно, когда я рассказала о тебе. И еще… Тут кое-кто хочет с тобой поздороваться.
Кристина нагнулась, притянула к себе большую спортивную сумку и украдкой вытащила оттуда огромного рыжего кота. На морде Рыжика читались испуг и озадаченность.
– Рыженький, поздоровайся со своим хозяином, – Кристина помахала Рыжиковой лапой. – Как видишь, с ним все в порядке.
– Я не его хозяин, – еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, произнес Тимофей.
– Как? – изумилась Кристина. – Чего ж он тогда в твою квартиру рвался?
– Это соседский кот. Просто он меня любит и иногда заходит в гости.
– Ну вот! Что же ты за человек такой? – спросила Кристина, заглядывая в испуганную морду Рыжика. – Тебя даже соседские коты любят! Блин! Зачем я, спрашивается, такого громилу по всему городу таскала?
Тимофей тихо корчился от хохота и боли. Через мгновение засмеялась и Кристина.
В палату заглянула медсестра и строго шепнула:
– Девушка, немедленно прекратите тревожить больного! Завтра с утра будете смеяться и все остальное делать. А теперь закругляйтесь! Слышите?
– Еще одну минутку!
Рыжик был тотчас отправлен обратно в сумку. Кристина соврала медсестре. Минутки ей было мало. Бесконечно мало.
– Если бы ты знал, как я не хочу уходить. Правда! Я боюсь.
– Не надо.
Она не могла понять, отчего в его взгляде вдруг разлилось столько печали, столько непонятного ей сожаления. На его губах блуждала виноватая улыбка.
– О чем ты подумал, хотелось бы знать?
– Ты слышала когда-нибудь про охоту на лис?
– Даже если и слышала, что из того? – настороженно спросила Кристина.
– Смешная ты. Неужели не понимаешь? Я теперь лиса. И охотники приготовили на меня гончих. Со мной опасно. У меня в последнее время появилось много врагов.
– Ну, я тоже не белая лилия. На меня тоже кое-кто зуб имеет.
– Мне придется уехать. Возможно, надолго.
– А! Теперь поняла. Нет проблем. Я еду с тобой.
– Ты готова к тому, что несколько лет не сможешь появиться здесь? Подумай, Кристинка.
– Интересно, ты хочешь, чтобы я сказала: «Да, дорогой, ты прав. Я останусь»?
– Нет. Не хочу.
– Тогда зачем спрашивать?
– Я не смогу простить себе, если ты пожалеешь, что уехала со мной. К тому же я могу остаться калекой.
– Ты не останешься калекой. Ведь у тебя есть я, твоя вторая половинка. И эта половинка просит тебя закрыть глаза и прислушаться к тому, что тебе нашептывает твое сердце. Слышишь?
– Слышу. Оно стучит.
– А теперь… – Кристина взяла его руку и приложила к своей груди. – Чувствуешь?
– Да, – шепнул он, не в силах побороть волну горькой радости.
– Вот здесь – твое. А вот здесь, – она прикоснулась ладонью к его груди, – мое. Понимаешь? И не смей меня отговаривать. Ни одного слова на эту тему я тебе не прощу. Я сделала свой выбор.
Ее лицо, на котором нашли отражение все тревоги и печали последних дней, вдруг озарилось улыбкой. Он счастливо улыбнулся в ответ, как человек, увидевший наконец в огромных и безжалостных океанских просторах именно тот остров, к коему стремился в своих заветных мечтах.
* * *
Зоя приехала на автостанцию «Московская» рано утром. Купила билет до небольшого поселка, где теперь жил у новых приемных родителей внук Виктор и внучка Катя. К слову сказать, без этих поездок ей и жить бы расхотелось. Пустая квартира Фифы пугала ее призраками воспоминаний.
Она сидела в автобусе у окна и всю дорогу улыбалась своим мыслям.
Она ехала к внукам, к большой и дружной семье, где ее полюбили, не обращая внимания на мрачноватый характер.
Жизнь снова обрела смысл.
Душой она все еще болела, но радовалась собственной болезни. Она страдала и упивалась своими страданиями, как фанатично кающийся грешник, когда ему хочется всем все прощать, снисходить к недостаткам, оправдывать и благодарить, при этом возлагая всю вину на самого себя, бичуя себя нещадно за то, что никогда и никого не любил.
Она устала. Безумно устала, как пилигрим, бредущий по раскисшей, грязной дороге, потерявший цель. В ее жизни оставалось много вопросов, на которые она сама не могла найти ответов. Возможно, никто, кроме Господа Бога, на них так никогда и не ответит.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
