Текст книги "Идеальный вальс"
Автор книги: Анна Грейси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Тем временем Джайлс продолжил:
– Мне показалось, что вы с мисс Мерридью вместе прекрасно смотрелись. Уверен, чуть больше практики – и ты расслабишься.
Они спустились по лестнице и вышли на холодный влажный воздух.
Себастьян продолжал хмуриться, но решил не объяснять Джайлсу, что дело вовсе не в его знании шагов вальса, а в том влиянии, что эта леди оказывала на его разум. И на его тело.
– То, что мы прекрасно смотрелись, не играет никакой роли.
– Почему нет, приятель? – уставившись на него, спросил Джайлс. – Ты не должен общаться только с леди Элинор. Если мисс Мерридью похожа на ангела, это еще не означает, что в ней нет тех качеств, которые ты ищешь в женщине.
– Буду тебе очень признателен, если ты перестанешь касаться этой темы, – проворчал Себастьян. – Мисс Мерридью – не тот тип женщины, который мне подходит.
Эхо их шагов бежало вслед за ними. Джайлс искренне произнес:
– А я тебе говорю, видя, как вы танцуете, я понял, что она – именно то, что тебе нужно.
Себастьян нахмурился, но решил не раскрывать перед Джайлсом свои аргументы относительно данной темы.
– Я ищу жену не для себя, а для моих сестер, – с достоинством произнес Себастьян.
Джайлс рассмеялся.
– Не думаю, что в Англии – это законно.
– Не прикидывайся. Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. Моим сестрам нужна мать. Разве станут они прислушиваться к женщине чуть старше их самих?
Он ускорил шаг. В воздухе повисли клубы тумана.
– Строго говоря, твоя жена будет им невесткой, а не матерью. И кто сказал, что старшая сестра, близкая им по возрасту, не окажется для них лучшим вариантом?
Себастьян решительно покачал головой.
– Мне нужна жена, которая испытала трудности в этой жизни, и теперь понимает, что сказки – это сладкая ложь для детей, и которая не будет потрясена, увидев моих...
Джайлс прервал его:
– Мисс Мерридью очень бы тебя удивила. Она намного сильнее, чем кажется, и у нее имеется личный опыт по части тяжелых испытаний...
Резко взмахнув рукой, Себастьян не дал ему закончить.
– С какой стати ты затянул одно и то же насчет мисс Мерридью! – Взорвался Себастьян. – Мы всего лишь станцевали с ней один танец!
Джайлс усмехнулся.
– Да, один, но очень впечатляющий танец. И добавь к нему тысячу взглядов.
Себастьян презрительно фыркнул и зашагал дальше по тротуару.
Его друг тихо посмеивался.
– Можешь фыркать сколько душе угодно, но я видел выражение твоего лица, когда ты на нее смотрел. Каждый раз, когда ты на нее смотрел. Похоже, ты от нее без ума... Если уж тебе не терпится просунуть голову в супружескую петлю, то почему бы не связать жизнь с такой красивой и приятной в общении девушкой, как мисс Мерридью. В конце концов, у тебя тоже есть определенные потребности и желания, да ты и сам все прекрасно знаешь.
Себастьян ускорил шаг.
– Мои потребности и желания роли не играют. Возможно, в мисс Мерридью ты увидел все те качества, которые сам ищешь в женщине, но она совершенно не подходит для моих девочек. Мне нужен кто-то, кто бы имел дело с грубой действительностью, а не девочка, всю свою жизнь проведшая обернутой в ватный кокон.
– Да, но я хочу сказать, что сестры Мерридью испытали...
– Довольно! Эта тема закрыта для обсуждения! – резко прервал его Себастьян и еще больше ускорил свой шаг.
Джайлс и другие члены высшего общества понятия не имели о том, что такое настоящие трудности. Несмотря на сочувствие Джайлса, несмотря на то, что он многое знал о жизни Себастьяна, его друг совершенно не представлял, как живет остальная часть мира.
Возможно, мисс Мерридью и испытала что-то такое, что она называла трудностями, но он сомневался, что ей когда-либо приходилось голодать или подвергаться унижению. Девушки Мерридью, возможно, и были сиротами, но они были богатыми сиротами, у них имелась любящая семья, способная их защитить. Он видел, что сэр Освальд любит их до безумия. Хоуп и Фейт выросли счастливыми, не знающими печали девушками.
Его же Дори наблюдала за окружающим миром с подозрением и за все четыре месяца, прошедшие с тех пор, как он вернул сестер домой, не произнесла ни слова. А Касси постоянно носила привязанный к бедру нож. И это ребенок четырнадцати лет. Одни эти факты говорили красноречивее всяких слов.
Его сестры испытали такие ужасы, о которых смешной эльф по имени мисс Мерридью даже и не подозревает. Себастьян чувствовал, что виноват перед сестрами и желал искупить свою вину. Если леди Элинор обладает необходимыми ему качествами, он женится на ней с превеликим удовольствием.
***
– Я была права, Хоуп. Ты должна избегать его. Он не подходящая партия для тебя или любой другой знакомой нам юной леди.
Хоуп вопросительно подняла бровь. Ей совершенно не нравилось, когда кто-то управлял ее поведением. Фейт, видя, как расстроена ее сестра, сочувственно приобняла Хоуп за талию, от чего та немного расслабилась. Ни ее сестра, ни их компаньонка не должны были видеть, как она увлечена мистером Себастьяном Рейном. И она пришла в негодование по поводу того, что ей приказали держаться от него подальше.
Тем временем миссис Дженнер продолжила:
– Он был неимущим бедняком – нет, еще хуже – нищим рабочим на одном из тех заводов, которыми теперь владеет...
– Нет ничего позорного в бедности или тяжелой работе, – прервала ее Хоуп. – Я знаю, что наш дедушка по материнской линии был мясником.
Миссис Дженнер шлепнула Хоуп по руке своим веером.
– О Боже, ну хорошо, только не говори об этом на каждом углу, поскольку это не добавит тебе популярности. Тем не менее, суть не в этом. Свое состояние он заработал не тяжелым трудом, а хитростью!
– Что вы имеете в виду?
– Он соблазнил дочь владельца завода и обманом на ней женился!
Женат! Хоуп почувствовала, как весь воздух разом покинул ее легкие. Женат!
Миссис Дженнер продолжила:
– Боже мой, куда смотрел ее отец, что позволил случиться такому. Она многие годы не могла выйти замуж. Несомненно, он – сладкоречивый соблазнитель.
Хоуп нахмурилась. Она может поручиться, он вовсе не такой.
Компаньонка прищелкнула языком.
– Глупое создание! Она была единственной наследницей огромного состояния своего отца. Неужели ей пришло в голову, что он ее любит? И он был намного моложе ее!
– Если он женат, то какая опасность может грозить мне или Фейт? – спросила Хоуп, надеясь, что ее голос прозвучал незаинтересованно.
– Он вдовец.
Желудок Хоуп вернулся в нормальное состояние.
– Но ищет новую жену! И мне ужасно жаль, что он сможет найти ее без особых затруднений. За деньги можно купить все что угодно, в том числе и жену, даже несмотря на риск.
Хоуп резко мотнула головой, раздраженная мелодраматическими манерами своей компаньонки и ужасным затягиванием ее рассказа, чем та пыталась добиться максимального эффекта.
– Что вы имеете в виду, говоря, что это рискованно? Ведь брак всегда – до некоторой степени риск.
– Но только не этот! – понизив голос, ответила компаньонка. – Я поговорила со многими людьми, и ни один из них не сказал о нем ничего положительного. – Она посчитала своих собеседников на пальцах, прежде чем продолжить. – Сэр Джордж Артуртон, который несколько раз приезжал по делам в Манчестер, где живет этот человек, сказал мне совершенно откровенно, что мистер Рейн абсолютно безжалостен. Другие – только подтвердили это. Лорд Этеридж утверждает, что Себастьян Рейн – чрезвычайно опасный человек (это его собственные слова); а он знает о чем говорит, ведь у лорда Этериджа имеется свой интерес в хлопковой промышленности. И миссис Бимшафт рассказала мне о нем много интересного. Он появился из ниоткуда. У него нет никаких связей. Его жена и тесть мертвы! – миссис Дженнер откинулась на спинку дивана, позволив слушателям переваривать сказанное.
Самодовольное удовольствие, сквозившее в ее оскорбительном рассказе, раздражало Хоуп.
– Что вы такое говорите, мэм? Не может же это означать, что мистер Рейн убил своего тестя и жену?
Миссис Дженнер поднесла к носу палец, весь сверкавший драгоценными камнями.
– Ответьте же что-нибудь! – сердито воскликнула Хоуп. Ее грозный вид отметили обе ее собеседницы: как сестра Хоуп, так и их компаньонка. Да как они смеют вот так запросто сидеть и обсуждать эти мерзкие сплетни о мистере Себастьяне Рейне. Для них это всего лишь захватывающая дух история. Для Хоуп – жизненно важный вопрос. Почему же она не ушла, услышав все это? Потому что хотела знать правду.
– Он способен на что угодно, – настаивала миссис Дженнер. – И судя по внешности, его жизнь была полна бурных событий.
Хоуп фыркнула.
– Я не верю ни единому вашему слову. Если он убил свою жену и ее отца, то почему его не повесили или не выслали из страны.
Миссис Дженнер сцепила свои пальцы.
– Несколько гиней в качестве взятки одному, другому, запугивание свидетелей – а возможно, и того хуже. Нет ничего невозможного, если у вас есть деньги и вы не являетесь истинным джентльменом. А он им не является.
Хоуп театрально закатила глаза. Подобно очень многим сплетникам из высшего света миссис Дженнер, получив клочок материи, начинала вышивать на нем свой узор, полностью искажавший первоначальный замысел.
Но любопытство Хоуп было настолько велико, что она не смогла удержаться и спросила:
– Неужели он так много получил в наследство? Что же именно?
Миссис Дженнер неопределенно махнула рукой.
– Всего и не перечислить, моя дорогая. Фабрики и заводы на севере, кроме того шахты, каналы и суда. Он очень богат, в этом никто не сомневается, но как он добился всего этого – вот в чем вопрос. Стоит только взглянуть на него, – она содрогнулась, – и видишь безжалостный, холодный взгляд серых глаз.
Хоуп не считала его взгляд ни безжалостным, ни холодным. Одиноким, возможно. Жаждущим, в этом она была совершенно уверена. Но чего?
***
Вместо того, чтобы хорошенько выспаться после бала, Хоуп лежала в своей кровати, думая о загадочном мистере Рейне. В другой кровати, не обремененная никакими мыслями или несбыточными мечтами, мирно спала Фейт.
Хоуп жаждала быть любимой еще кем-то, кто не был бы ее сестрой-близняшкой. Быть любимой мужчиной, но не двоюродным дедушкой. Быть любимой мужчиной ее мечты.
Себастьян Рейн оказался тем, кто был очень на него похож: смуглый, таинственный, погруженный в свои думы. Он расхаживал по залу с видом уверенного в себе человека, которому не требуется одобрение общества, и смотрел на нее с жадностью – именно так, как делал мужчина из ее сна.
Хоуп разочарованно вздохнула. Он был так близко и в то же время так далеко. Танец с ним не имел ничего общего с танцем из ее сна. Но она знала, что ее мечта была слишком идеальной, чтобы можно было ожидать ее осуществления.
Бедняга, танцевал он ужасно. В тот самый миг, как только он до нее дотронулся, его тело стало несгибаемым и жестким, движения резкими и неуклюжими, было похоже, что он пытается удержать дикого зверя, а не девушку, вести в танце нежную, хрупкую... телегу.
Но по какой-то странной причине именно это заставило ее хотеть заключить его в объятия.
Большую часть танца он следил за своим дыханием и считал шаги. Но когда на них налетел лорд Стретфилд, мистер Рейн не позволил ему коснуться ее. Не долго думая, он обвил руками ее талию и, развернув, закрыл своим телом, защищая от удара. Одной рукой он удержал пьяного графа от падения, поставив того на ноги, сделал ему выговор за танцы в пьяном виде, не заботясь о мнении самого графа, и все оставшееся время танца оберегал Хоуп своими руками, словно она была живой драгоценностью.
Защищая Хоуп, мистер Рейн перестал испытывать чувство неловкости, и его сила и мощь словно обволакивали ее, создавая непробиваемый щит.
У Хоуп перехватило дыхание, и на несколько минут она совершенно забыла, где находится.
Она никогда не встречала такого человека как он, состоящего из сплошных противоречий. Внешняя выдержка и внутренняя застенчивость. Физическая сила и мягкость. Она никак не могла понять, почему же чувствовала к нему такое сильное влечение; возможно, из-за того, как он держал ее, нежно и в то же время неуклюже.
Конечно, это не было его сильной стороной. К тому же он не имел никаких навыков поддерживать светскую беседу. Им не было произнесено ни одного любезного, приятного комплимента. И он выглядел сердитым, спрашивая у нее, кем из близнецов она является. Мистер Рейн был задумчив и напряжен, словно все его внимание было сосредоточено не на ней.
И все же она не чувствовала, что ее игнорируют или пренебрегают ею. Вместо этого она чувствовала... едва ли не удивительные нежность и заботу. Конечно, это глупость – на самом деле, это был всего лишь танец. И не очень хороший к тому же.
Ах, как было досадно, что он не является мужчиной ее мечты. Поскольку он ей все же нравился. Но вальс, который они станцевали, никак нельзя было назвать идеальным.
Хоуп снова вздохнула и натянула на себя одеяло. Ей необходимо хоть немного поспать.
Она захихикала, вдруг вспомнив, как миссис Дженнер назвала его сладкоречивым соблазнителем. Себастьян Рейн был настолько колючим и сдержанным, что мог бы преподать урок чертополоху! Ей приходилось буквально силой вытягивать из него слова.
Внизу в холле часы пробили три.
На балу Мистер Рейн проявил интерес только к Хоуп и леди Элинор. Контраст между ними был столь разителен, что это создавало загадку. Почему леди Элинор?
Неприятная мысль поразила ее. Леди Элинор была кем-то вроде предводителя обезьян: богатой, неуклюжей старой девой, лишенной семьи, которая смогла бы защитить ее от охотника за приданным.
Хоуп повернулась в кровати и обняла свое одеяло, еще плотнее укутавшись в него. Нет, он не был таким, как его описала миссис Дженнер. Не был и все тут.
Он хотел Хоуп; она знала это, она чувствовала. За два прошедших сезона блистающие в свете сестры Мерридью научились отличать юношеское увлечение от желания зрелого мужчины. Они с Фейт знали, как наиболее деликатно отклонить предложение прежде, чем все зайдет слишком далеко. Но в данном случае ее опыта явно не хватало. Его неодолимый, неукротимый голод, его еле сдерживаемая страсть – то, с чем раньше ей никогда не приходилось сталкиваться. То, что эхом отзывалось где-то невероятно глубоко в ней самой.
От этих мыслей чувственная дрожь пробежала по всему ее телу.
Ни один юноша или мужчина, которых она знала, не вызывали в ней такую бурю чувств. Лишь один долгий пристальный взгляд Себастьяна Рейна...
Ей бы хотелось, чтобы он не был таким большим и сильным. Он был еще выше и еще сильнее, чем дедушка. А это означало, что он мог причинить ей боль куда большую...
Он был именно таким, каким, как ей казалось, не может быть мужчина ее мечты, но она никогда столь быстро и остро не реагировала на мужчину.
Может ли мистер Рейн причинить ей боль? Вот вопрос. Хоуп вспомнила неодолимую силу его мускулов и затрепетала. И тут же вспомнила ту легкость, с которой он оградил ее от падения пьяного лорда Стретфилда. Он защитил ее так нежно. Сдерживая свою неимоверную силу.
«И судя по внешности, его жизнь была полна бурных событий, – утверждала миссис Дженнер».
Жизнь Хоуп тоже была полна бурных событий. Она повернулась и взбила подушки, чтобы лечь поудобнее. Хватит уже думать об этом.
Неужели это он? В самом деле он? Вертелось у нее в голове. О таких вещах не стоит думать среди ночи, сердясь, приказала она себе. Утро вечера мудренее.
Глава 4
Однако если молодой леди суждено стать героиней, она ею станет, даже, несмотря на то, что так оплошали сорок живущих по соседству семейств. Что-нибудь случится, и герой окажется на ее пути.
Джейн Остин. «Нортенгерское аббатство», глава 1, АСТ; Москва; 2005 (пер. Иммануэль Маршак)
Наконец наступило утро. Хотя еще даже не рассвело, и всего несколько самых отчаянных лондонских птиц начали свое предрассветное щебетание. Хоуп же полностью проснулась, чувствуя себя настолько активной, словно готова вот-вот выскочить из собственной кожи. Вся – то ли натянутая тетива, то ли скрученная пружина.
Она взглянула на свою близняшку, спящую на соседней кровати. Когда Фейт испытывала нечто подобное, ей удавалось найти облегчение в музыке. Но на Хоуп это не действовало. Она нуждалась в чем-то более активном.
Она соскользнула с кровати и посмотрела в окно. Прохладно и сухо. Идеально. Она тихонько вытащила из гардероба свой старый, коричневый костюм для верховой езды, ботинки, шляпку, кнут и вышла на цыпочках в соседнюю комнату, чтобы одеться.
Держа ботинки в руках, Хоуп выскользнула в коридор и побежала наверх, под самую крышу, в ту часть дома, где обитала прислуга. Она мягко постучала в одну из дверей. После второго удара изнутри раздался низкий стон.
– Все в порядке, мисс Хоуп. Я спущусь через минуту.
Улыбаясь, Хоуп легко спустилась вниз по лестнице, и села на нижнюю ступеньку, чтобы надеть ботинки. Их лакей, Джеймс, непременно будет ворчать, но ему всегда нравились их тайные утренние прогулки, а гинея, которую он получал каждый раз, когда лишался сна, становилась полезным дополнением к его сбережениям. В доме Мерридью все знали, что Джеймс собирает деньги, чтобы отправиться в Америку.
На кухне, она отрезала два толстых, неровных куска хлеба и намазала их маслом и абрикосовым джемом. Съев один тут же, другой она протянула Джеймсу, как только тот переступил порог.
Оценив протянутый кусок, он мрачно посмотрел на Хоуп.
– Пытаетесь задобрить меня этим громадным, безобразным ограничителем для двери, мисс Хоуп?
Хоуп улыбнулась. Ей никогда не удавалось отрезать хлеб достаточно ровно, но, по крайней мере, ее нельзя было назвать жадной.
– Ну, разумеется, дорогой мой, ворчливый Джеймс. Я отрезаю такие куски только потому, что ты всегда такой голодный. Нам надо спешить. Я хочу оказаться на месте как можно скорее.
Добродушно ворча и дожевывая свой бутерброд, Джеймс вышел за ней в серый сумрак раннего утра. Зная всех девушек Мерридью еще с тех пор, когда они были детьми, Джеймс изучил все привычки Хоуп.
К тому времени, как солнце начало золотить шпили церквей, они рысью миновали ворота Гросвенор Гейт. Гайд парк[34][34]
Hyde Park – near Grosvenor Gate, 1842, a painting by Thomas Shotter Boys:
Карта 1833 года:
[Закрыть] был безлюден. Гнедой мерин Хоуп шел боком и опасно гарцевал, нервно сторонясь опадающих листьев и пугаясь причудливых теней. Наевшись овса, теперь он закусил удила и был полон желания пройтись хорошим галопом. Хоуп точно знала, что он чувствовал.
– Давай, лежебока, я тебя обгоню, – крикнула она Джеймсу, и, не дожидаясь ответа, подстегнула свою лошадь, пустив ее в галоп.
Мерин двигался под ней очень плавно, его копыта мощно отталкивались от земли; пожалуй, ей опять следует отблагодарить чаевыми помощника конюха. Он всегда предоставлял ей самую лучшую лошадь. Как только она дала ему знать о своих предпочтениях, этот конь, как по-волшебству, всегда оказывался свободен. За прошедшие несколько недель, мерин и всадница привыкли друг к другу, и Хоуп могла делать с ним все, что душе угодно. Казалось, что этим утром он так же наслаждается скоростью, как и она.
Это было великолепно, потрясающе, вот так лететь сквозь утреннюю прохладу, свободно и дико, оставив позади все мысли и тревоги. Это бодрило и возбуждало. Сейчас ей было почти так же хорошо, как в деревне – в некотором роде, даже лучше, поскольку галоп в таком месте практически противозаконен.
Прохладный утренний воздух бил ей в лицо, наполнял легкие, освобождая ее ото всех правил и ограничений, по которым она вынуждена была жить. Здесь ее наполняли воздух, свет и приятное возбуждение. Было похоже, что ветер подхватил ее, создавая ощущение полета. Как же она наслаждалась этими тайными прогулками рано поутру. Только на рассвете она могла позволить себе эту дикую скачку на невероятной скорости, так нравившуюся ей.
Позже днем, она, возможно, выберется на прогулку с дядюшкой Освальдом, Фейт и Грейс. Они будут ехать благопристойным шагом или, возможно, легкой рысью, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы поприветствовать кого-то и, не торопясь, завести пустую беседу.
Хоуп позволила мерину скакать что есть мочи, направляя его по большому кругу, чтобы остаться в поле зрения Джеймса. Она оглянулась назад и улыбнулась. Джеймс с утра резко разговаривал с помощником конюшего, в результате чего получил самую медленную рабочую лошадь, не лошадь, а улитку. И он раздраженно плелся где-то далеко позади.
Парк по-прежнему был безлюден. Значит она могла потренироваться в выездке. Сжав поводья, она приступила к серии упражнений. Сначала мерин несколько заупрямился, но потом стал слушаться идеально.
– Ой, мисс, прекратите! – закричал Джеймс.
Она рассмеялась.
– Попробуй, останови меня, если сможешь это сделать на своей черепахе. Это так весело. Лошадь просто замечательная.
***
На следующий день Себастьян проснулся рано утром, как и обычно. Он просыпался до рассвета большую часть своей жизни. Машины никогда не останавливались, потому людям следовало подстраивать свой сон под них.
Он потянулся, мечтая заснуть снова, но раз открыв глаза, он никогда не мог снова погрузиться в сон. В любом случае, его организм не требовал долгого сна. Во времена работы на фабрике это сослужило ему хорошую службу, да и теперь позволяло совмещать выходы в свет с требованиями бизнеса.
На сегодняшнее утро у него была запланирована масса дел, но события вчерашнего проклятого бала не давали ему покоя. Он плохо спал. И это было для него необычно, он всегда спал хорошо. Хотя иногда он и поднимался, снедаемый демонами. Но он знал, как этому помочь. Это была одна из причин, почему он арендовал дом с конюшней на заднем дворе. Он нашел единственный способ утихомиривать своих демонов – скакать до тех пор, пока они его не покидали.
После вчерашнего бала он провел полночи, стараясь уснуть. Но мешали ему не его обычные демоны, а мысли о Хоуп Мерридью. Он вспоминал то, как держал ее в своих объятиях настолько близко, насколько ему хотелось, а ее тело, поддерживаемое его руками, двигалось в медленном, томном вращении.
В результате утром он проснулся перевозбужденный, словно не контролирующий себя подросток!
Ему нужно проветрить мозги. И дать серьезную физическую нагрузку телу. Только хорошая скачка верхом сможет ему помочь!
Он оделся и прошел к конюшням. Конюший проснулся, как только он подошел, но Себастьян отправил его спать, предпочитая самому седлать свою лошадь.
Город только начал пробуждаться, когда он въехал в главные ворота Гайд парка[35][35]
Главные ворота Гайд парка -The Grand Entrance to Hyde Park – in 1824–25
[Закрыть]. Было время, когда он в течение десяти лет своей жизни и близко не подходил к лошадям. Его учили ездить верхом еще в детстве, но только после того, как он женился на Тие, у него снова появилась такая возможность. Он волновался, как бы ни выставить себя дураком, не упасть перед своими новыми родственниками и их друзьями. Но в тот же миг, как только он оказался в седле, все его навыки вернулись к нему, словно прогулки верхом всегда являлись его любимым занятием.
Но это не просто стало его любимым времяпрепровождением. Это стало его отдушиной.
Он начал с медленного, сдерживаемого галопа, потом позволил лошади ускорить шаг, они неслись все быстрее и быстрее, пока Себастьян не забылся, оказавшись во власти скорости и ритма.
Его кровь струилась быстрее, и он ощущал себя молодым и сильным, неподвластным демонам, готовым сразиться со всем миром. И тут он увидел нечто невероятное: гнедая лошадь неслась во весь опор, а сбоку болталось что-то, на первый взгляд похожее на ворох тряпья. Затем он увидел шляпку, которая подпрыгивала в нескольких дюймах от копыт и вспышку золотых кудрей. К своему ужасу Себастьян вдруг понял, что это был вовсе не ворох тряпья, а женщина. Одной рукой она держалась за седло. Ее правое колено было перекинуто за переднюю луку ее дамского седла, а остальное тело свисало с левого бока лошади. Левая рука женщины, вытянутая вдоль сильных передних ног животного, беспомощно касалась земли, словно пытаясь таким странным образом замедлить неукротимый бег лошади, охваченной паникой. Лица женщины он разглядеть не мог. Она не кричала, вероятно, была в полуобморочном состоянии от страха.
Молясь, чтобы всадница оказалась в сознании и сохранила свое хрупкое равновесие еще несколько секунд, Себастьян пришпорил свою лошадь и пустил ее в галоп, направляясь прямо к беглянке.
Вдалеке виднелся еще один всадник, мужчина, он махал руками и кричал. Ее супруг или грум. Себастьян махнул в ответ. Он спасет ее.
И он со всей возможной скоростью бросился за ней. У нее была отличная лошадь, но его – все же была сильнее и быстрее. Он быстро настиг ее. Когда же он приблизился, то попытался понять, как ей удается держаться в седле. Схватить ли ее и выдернуть из седла, или поймать поводья лошади, чтобы замедлить ее бег? Любое его действие было опасно. Если она запутается в седле, он не сможет легко и просто вытащить ее оттуда. Но у нее оставалось всего несколько секунд, прежде чем она рухнет под мелькающие копыта.
Он решил попытаться схватить ее. Если ее наряд запутается в стременах, он все же сможет удержать ее и заставить лошадь остановиться. Он пристроился позади нее. Перехватив поводья левой рукой, Себастьян потянулся правой, чтобы схватить всадницу, когда она внезапно выпрямилась и со счастливым смехом отсалютовала веткой ему в лицо.
– Я это сделала!
Перед ним находилась мисс Хоуп Мерридью, раскрасневшаяся, счастливая, торжествующая.
Никакой опасности на самом деле не существовало.
– О! Мистер Рейн, доброе утро. Вы это видели? Я сделала это! – Она протянула ветку.
Теперь-то он видел, что она владела искусством езды на лошади в совершенстве. Хоуп вовсе не падала с лошади, будто бы вышедшей у нее из-под контроля; она совершенно сознательно скакала галопом на предельной скорости, свесив голову вниз в нескольких дюймах от копыт, чтобы поднять с земли какую-то ветку!
Внезапно Себастьяна обуяла дикая ярость.
– Вы с ума сошли? – закричал он на нее, скача на коне вровень с ней. – Рисковать собственной шеей из-за такой глупой затеи!
Она улыбнулась ему и перевела лошадь в легкий галоп.
– Я сделала это впервые!
В ее голосе звучали победные нотки. И он вовсе не был извиняющимся или успокаивающим.
– Тогда какого дьявола вы решили совершить этот безумный поступок сегодня утром?
– О, я пробовала делать и раньше, – поправила она его. – Я практикуюсь уже многие годы. Но именно сегодня я впервые сумела поднять ветку, – ответила она и весело помахала этой самой веткой.
Ее веселая безмятежность разъярила его еще больше, если такое вообще возможно. Он не находил слов. Мысль о том, что она рисковала своей прекрасной шейкой каждое утро, лишила его способности дышать. Как она посмела?
Спустя некоторое время, Себастьян достаточно успокоился, чтобы суметь продолжить разговор.
– Но ради всего святого, не повторяйте этого снова, – проворчал он, его сердце все еще бешено колотилось от только что испытанного страха. – Почему, черт возьми, ваш грум вам это позволил?
– Позволил? Джеймс? – Она рассмеялась. – У него не было выбора. Он не смог бы меня остановить, даже если бы попытался.
Испорченная. Избалованная, защищенная от невзгод аристократическая девчонка, которой, без сомнения, всю жизнь потакали. Ей и в голову не приходит, что с ней может случиться что-нибудь плохое. А вот Себастьян слишком хорошо мог себе представить ее сломанное искореженное тело... сама мысль об этом была настолько ужасна, что облечь ее в слова он не сумел. Ему хотелось стащить ее с лошади и обнять, защищая от всего этого.
– Звучит, как плохое оправдание груму, – еле выдавил он из себя.
– Строго говоря, он наш лакей, а не грум, но даже в этом случае, он прекрасно справляется со своими обязанностями. Джеймс знает нас всю нашу жизнь. Ему не нравится, когда я выполняю эти трюки, но он знает, что я все равно их сделаю, поэтому он отправляется со мной, чтобы на всякий случай присматривать.
Себастьян посмотрел вокруг и саркастично заметил:
– Хороший присмотр. Он же на добрых полмили позади вас.
Хоуп снова рассмеялась.
– Ой, это моя вина. Я всегда подговариваю помощника конюха, чтобы он седлал для Джеймса лошадь помедленнее. Сегодня у него самая захудалая из всех лошадей, вам вряд ли доводилось такую видеть.
Ей нужна узда покрепче, подумал он. Если бы она находилась под его защитой, то не поехала бы на рассвете одна, без надежного сопровождающего, вытворять все эти безумно рискованные трюки с прутьями! Вдруг ему в голову пришла мысль, что если бы она принадлежала ему, ни одному из них не пришло бы в голову выезжать из дома до рассвета. Он представил ее в своей постели. Он сглотнул и заставил себя не думать об этом. Чтобы скрыть минутную слабость, он резко произнес:
– Работа грума заключается в том, чтобы следить за вашей безопасностью, а не наблюдать, как вы рискуете своей шеей каждое утро.
– Чепуха! Джеймс крайне озабочен моей безопасностью, – возразила она. – Да ведь он сам придумал дополнительные ремни, что сделало этот трюк вполне выполнимым. – Она оттянула одежду и показала ему ремень.
Себастьян лишь мельком на него взглянул, пытаясь не замечать при этом, как натянулась ткань на изящной линии бедра. Он ничего не сказал. Он все еще был слишком зол, представляя, что кто-то посмел ей помогать рисковать своей шеей из-за бессмысленного трюка.
– Я так много раз падала, пока он все это не придумал.
Он был настолько шокирован, что, не задумываясь, натянул поводья. Его лошадь резко встала, и Хоуп проехала вперед. Он быстро нагнал ее.
– Вы? Падали? – Он снова пришел в ярость. Какого дьявола ей надо рисковать своей безопасностью по такой глупой причине?
Она рассмеялась.
– О, это были совсем незначительные падения. Я, знаете ли, очень осторожна.
– Осторожна? Если таково ваше понятие об осторожности, вас следует запереть, – прорычал он, большей частью для себя.
Ее выражение лица тут же изменилось.
– Мне прекрасно известно, что значит сидеть взаперти, мистер Рейн, – ответила она. – Вот почему я так наслаждаюсь своей свободой, делая подобные вещи!
И без всякого предупреждения, она ускакала прочь, свернув в неожиданном направлении.
Он развернул лошадь и погнался за ней, но у нее было довольно большое преимущество, и он не смог догнать ее вовремя. И прямо на его полных ужаса глазах она вновь свесилась с левого бока лошади, вытянула руку и схватила с земли еще одну ветку с листьями.
– Ха-ха! – Она снова размахивала веткой в знак своей победы.
В ярости от этой преднамеренной провокации, Себастьян пришпорил коня и бросился за ней. На сей раз он не колебался ни секунды. Поравнявшись с нею, он вытянул руку и насильно стащил ее с лошади. Хоуп изумленно вскрикнула, какую-то минуту пыталась с ним бороться, а потом внезапно сдалась и позволила схватить себя, освободившись от стремени и дополнительного ремешка.
