Текст книги "Идеальный вальс"
Автор книги: Анна Грейси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Сегодня ее угловатое маленькое личико сияло от удовольствия. Май что-то крепко прижимала к своему худенькому тельцу, словно защищая свою собственность. И тут она увидела леди Элинор. В ее глазах засверкала нескрываемая радость.
– Посмотрите, миледи, посмотрите, что у меня есть! – воскликнула девочка.
И Себастьян наконец увидел, что она держала в руках, и что все остальные младшие воспитанницы с такой радостью и заботой прижимали к себе: куклу.
Он посмотрел вверх на лестничную площадку, где, улыбаясь, стояла и наблюдала за малышами мисс Хоуп Мерридью. Даже на таком расстоянии он смог разглядеть, что ее глаза блестят от слез.
Себастьян конвульсивно сглотнул.
Малышня бросилась к старшим девочкам, чтобы показать им своих кукол. К ужасу Джайлса, за ними в холл проследовала группа леди средних лет и леди постарше, которые обрадовано набросились на него:
– Джайлс, дорогой мальчик, как поживает твоя матушка? Ты видел нашу работу? Разве эти маленькие девчушки теперь не прелестны?
– Лопни мои глаза, если это не маленький Джайлс Бемертон! Боже, как ты вырос! Последний раз, когда я тебя видела, ты весь был покрыт сыпью, бедный малыш! – Элегантная ярко-рыжая пожилая леди подошла к нему и ущипнула за щеку. – Джайлс, юный негодник! Я и не знала, что ты имеешь к этому отношение. Получилось замечательно! Хотя, должна признаться, я никак не думала, что нам это под силу. Это заняло у нас весь день – но я уже и не припомню, когда так славно проводила время! Скажи мне, как поживает твоя дорогая матушка?
Джайлc поклонился, после чего попытался улыбнуться и ответить леди с некоторым подобием изящества. Довольно трудно оставаться утонченным джентльменом, когда тебя щиплют за щеку пожилые леди.
Себастьян, как мог, сохранял невозмутимый вид, размышляя о том, что выражение «загнанный олень»[46][46]
The Stag At Bay – загнанный олень = олень в безвыходном положении = травля оленя – устойчивое английское выражение.
Гравюра с картины из коллекции маркиза Брэделбейна (the Marquis of Breadalbane), написанной сэром Эдвином Лэндсиром (Sir Edwin Landseer). Автор гравюры Томас Лэндсир (Thomas Landseer), 1855
[Закрыть] прекрасно описывает ситуацию его друга.
Леди Августа прервала общее веселье под названием «Джайлс».
– Моди, ты помнишь Агату Пилтон? Это ее дочь, леди Элинор Уайтлоу.
Незамедлительно стая пожилых леди окружила леди Элинор и начала забрасывать ее вопросами. Судя по всему, становилось очевидным, что они открыли новую страсть в своей жизни – сироток.
Джайлc малодушно предоставил леди Элинор ее судьбе.
Он выбрался из окружения и, понизив голос, обратился к Себастьяну:
– Бас, нам пора. Давай отвезем детей в приют, пока не разразилась буря.
Себастьян посмотрел в окно на чистое ясное небо.
– Не такая буря, болван! – Джайлс мотнул подбородком в сторону толпы пожилых дам. – Леди Элинор. Сейчас она занята, пока отбивается от натиска матрон, но ты же видел ее лицо! Она не собирается молча стерпеть то, что тут произошло – похоже, леди Элинор потребует объяснений от мисс Мерридью. Так давай поскорее удалим публику из зала!
Себастьян кивнул, нашел взглядом лакея, находившегося в зале, и сделал знак подойти. В считанные минуты экипаж сэра Освальда появился перед парадными воротами, а Джеймс уже помогал сиротам сесть в него. За ним последовали коляски Джайлса и Себастьяна. Джайлc хотел было сам править своим экипажем, но Себастьян его остановил.
– Извини, Бас, у меня назначена встреча с моим... шляпником. Надо забрать шляпы.
– Трус.
– Абсолютно с тобой согласен.
Себастьян, приятно улыбаясь, удерживал руку друга, пока тот не сдался и не сказал:
– Ну ладно, мой грум заберет их.
Почти сразу начали прибывать экипажи леди, и одна за другой они разъехались, поблагодарив мисс Хоуп Мерридью за прекрасно проведенный день, сэра Освальда за угощение и убеждая Джайлса быть хорошим мальчиком и не огорчать свою бедную матушку. И они практически приказали дочери Агаты Пилтон приехать к ним в ближайшее время с визитом! Как только последняя из матрон отбыла, в зале повисла тишина.
– Затишье перед бурей, – прошептал Джайлс.
Леди Элинор была бледна, лишь на щеках горели ярко-красные пятна. Губы ее были поджаты, в глазах полыхала ярость.
Леди Августа, прекрасно чувствуя напряжение, висевшее в воздухе, обратилась к хозяину дома:
– Освальд, я в полном изнеможении, отведи меня наверх и дай мне что-нибудь подкрепиться!
– Вот что бывает от того, что вливаешь в себя столько чая, Гасси. Я могу предложить тебе прекрасную травяную настойку...
Леди Августа фыркнула.
– Не хочу никаких настоек, Освальд! Пусть они стоят, где стояли, а мне сейчас нужно бренди!
Они вышли: дядюшка Освальд начал читать лекцию о вреде бренди и пользе травяных настоек, а леди Августа, в свою очередь, насмехалась над ним и требовала французского коньяку. Грейс и Фейт спаслись бегством в детскую, якобы для уборки. Себастьян, леди Элинор, Джайлc и Хоуп остались в холле одни. Себастьян предложил всем пройти в библиотеку.
Леди Элинор просто испепеляла Хоуп взглядом.
– Предполагаю, вы весьма горды тем, что сделали!
– Пожалуй, да. Я этим горжусь, – ответила Хоуп. – Разве вы не видели, как были счастливы дети?
– Это не имеет значения.
– Это единственное, что имеет значение. Какой вред могут причинить несколько часов счастья и пара милых детскому сердцу пустячков?
– Да уж, большое достижение!
– Уверена, что так и есть.
– Я дала свое согласие на это мероприятие, пойдя против своих принципов, и сейчас я убеждаюсь, насколько была права, сомневаясь в принятом решении. После того, что вы сделали, этим девочкам никогда не вернуться к их обычной жизни.
– И прекрасно, – парировала Хоуп.
– Да как вы смеете врываться в их жизнь, провальсировав по ней в фривольной манере и увлекая их модной мишурой, думая, что вы знаете, что лучше для таких девочек?
– Когда-то я сама была как раз такой девочкой.
Леди Элинор подняла ее на смех.
– Ага, такой же, как они, не смешите меня! Вы, может быть, и ближе к ним по возрасту, нежели я, но вы всегда были защищены и обеспечены! Что вы можете знать о тех лишениях и насилии, от которых страдали мои подопечные?
Ах, как хотелось Хоуп дать резкий отпор леди Элинор, но она просто кожей чувствовала, что рядом, беспокойно хмурясь, стоит мистер Рейн. Было видно, насколько ему неуютно в этой атмосфере нарастающей враждебности между ней и леди Элинор, и Хоуп заставила себя сдержаться. Она ответила вполне невозмутимо:
– Моя жизнь не была такой защищенной и обеспеченной, как вы себе это вообразили.
Ее прервал голос, послышавшийся от двери.
– Лишения и насилие? Моя сестра знает об этом все! Наш дед имел привычку жестоко избивать нас. Он приложил все усилия, чтобы сломать Хоуп. – Фейт подошла к ним, схватила руку Хоуп и подняла ее. – Вы могли заметить...
– Нет, Фейт, – Хоуп попыталась вырвать руку. – Речь не обо мне.
– Нет, о тебе. Именно поэтому ты сегодня сделала то, что сделала. – Фейт повернулась к остальным и пояснила: – Я и моя сестра – зеркальные близнецы: у меня родинка на левом плече, у нее такая же на правом. Я правша, а Хоуп левша.
Леди Элинор презрительно хмыкнула:
– И что?
– Наш дед верил, что Хоуп воплощение дьявола, потому что она левша. Он заявил, что ее левая рука – инструмент дьявола, и потому почти все детство она провела с привязанной за спину левой рукой. При этом его не заботило, насколько сильно впиваются веревки. – Фейт опять схватила сестру за руку.
Хоуп снова попыталась вырваться. Она так хотела забыть эту часть своей жизни. Но Фейт, держа ее очень крепко, подняла рукав на левом запястье Хоуп.
– Дед так сильно затягивал на ее руке веревки, что обычно они натирали ей кожу до крови. И так было с тех пор, как в семь лет мы осиротели, и до того момента, когда нам удалось сбежать от деда два года назад. Так что не смейте говорить, что в ее жизни не было насилия!
Повисла долгая пауза; все присутствующие были смущены и растеряны. Хоуп вырвала и спрятала руку, после чего тихо произнесла:
– Прошу прощения, леди Элинор, если расстроила вас.
Леди Элинор ответила сдавленным голосом:
– Сожалею, что в детстве вам пришлось вынести такое, но, тем не менее, ваши действия были необдуманны, опрометчивы и сильно подорвали как принципы, заложенные нашим заведением, так и весь положительный эффект от работы, проведенной с этими детьми.
Хоуп приподняла брови.
– Как это? Небольшие улучшения в одежде для старших и куклы для младших девочек свели на нет все ваши достижения?
Леди Элинор очень элегантно фыркнула.
– Нет ничего Рационального в украшении одежды или в тряпичной кукле!
– Речь идет не о Рациональности, а о сердце! – прервала ее Хоуп. – И о детях, у которых никого нет во всем белом свете, и кого эта кукла может утешить в темноте одинокой ночи.
– Это всего лишь кусок тряпки! С таким же успехом они могут обнимать одеяло, которым укрываются на ночь.
Хоуп недоверчиво уставилась на нее.
– Леди Элинор, у вас никогда не было куклы, я права?
Леди Элинор почувствовала себя неловко.
– Конечно, нет! Сентиментальная чушь! Игра в куклы – это не более чем пустая трата времени.
Хоуп тряхнула головой.
– Кукла для девочки – это намного больше, чем просто кусок тряпки с несколькими пуговицами. Кукла в глазах девочки – живое существо, она – друг, сестра; ей доверяют самое сокровенное. Кукла – это то, что принадлежит только тебе; куклу можно любить, обнимать и поверять ей свои мечты и свои страхи.
– В чем здесь смысл? – леди Элинор была настроена скептически.
– В теплоте, любви, утешении, – мягко ответила Хоуп. – Неужели вы никогда не просыпались ночью в своей постели, когда за окном льет дождь и воет ветер? И не чувствовали себя при этом потерянной, одинокой, никому не нужной?
При этих словах леди Элинор настолько растерялась, что Хоуп быстро добавила:
– Я не имею в виду конкретно вас. Мы все переживаем такие моменты, и дети тоже. Середина ночи – это время, когда острее всего ощущаешь свое одиночество. Помню, когда я была ребенком, то иногда думала, что жизнь не может быть более несправедливой, что нельзя быть более несчастной, что ни одна живая душа во всем свете не любит и не заботится о нас...
Напряженная тишина заполнила помещение, каждый из присутствующих погрузился в воспоминания...
Джайлс Бемертон, отосланный в школу в возрасте семи лет, маленький, одинокий и ранимый, мучимый учениками постарше...
Леди Элинор, чувствовавшая теплоту и близость родного человека – своей матери – только во время встреч в Британском музее...
Себастьян Рейн, будучи еще совсем мальчишкой, взваливший на свои плечи ношу взрослого мужчины, пытавшийся сохранить семью, но потерпевший неудачу, потерявший все...
Некоторое время все молчали. Леди Элинор извлекла из своего ридикюля накрахмаленный кусочек белого льна и высморкалась.
– Хорошо, – начала она. – Я принимаю ваши аргументы в пользу кукол. Но что может оправдать то, что вы сделали с их одеждой! Вы даже представления не имеете об опасных наклонностях, которые разбудили в этих девочках!
По мере того, как леди Элинор говорила, симпатия Хоуп к ней начала таять на глазах. Она повысила голос.
– Опасные наклонности? Я не совсем понимаю, как несколько лент и пара пуговиц, пришитых к платью, могут произвести столь драматический эффект.
Подбородок леди Элинор упрямо вздернулся вверх. Она всплеснула руками.
– Эффект же очевиден! Неужели вы этого не увидели?
Хоуп окинула леди Элинор прищуренным взглядом.
– Я видела группу счастливых девочек, выглядевших намного более нарядно, чем накануне. А что увидели вы?
– Девиц, разряженных с целью привлечь внимание особей мужского пола! Девиц, смотревшихся почти развратно!
– Что за бред!
– Вы можете фыркать сколько угодно, но даже мистер Бемертон это заметил.
Джайлс вскинул руки в защитном жесте.
– Только не приплетайте меня в ваш спор.
– Но вы же заметили это! – настаивала леди Элинор. – Вы видели, как они вошли в этот дом, напомнив вам... как вы тогда выразились?
– Тихих маленьких мышек, – подсказал он.
– Да, а вышли, превратившись в райских пташек.
– Нет! – Джайлс встал. – Это сравнение придумали вы, Элинор. Не я.
Она была шокирована тем, что он ее не поддержал.
– Но это же правда!
– Вовсе нет! Как вы можете говорить такое? – не выдержала Хоуп. – Они просто...
Леди Элинор повернулась к ней.
– Вы никак не можете понять, что большинство этих девочек было спасено от жизни в разврате! Их вытащили из домов с дурной славой!
После этого Себастьян не выдержал и вмешался:
– Леди Элинор, я не думаю, что стоит оскорблять слух мисс Мерридью рассказами об аморальности...
– Оскорблять мой слух! – воскликнула Хоуп, внезапно придя в бешенство. – Раз уж некоторым из бедняжек пришлось выносить греховные посягательства на них – и они выжили, я, несомненно, могу стерпеть, слушая рассказ об этом!
Себастьян в шоке посмотрел на нее.
– Если они пострадали от зла, царящего в этом мире, они всего лишь оказались жертвами, разве не так? – продолжала бушевать Хоуп.
– Д-да, – согласилась леди Элинор.
– Тогда почему вы относитесь к ним так, словно они сами виновны в разврате?
– Что вы имеете в виду? Я этого не говорила. Конечно, их надо перевоспитывать и вырывать с корнем их склонность к пороку...
– Перевоспитывать? – взорвалась Хоуп. – Склонность к пороку? Я слышала подобный бред всю свою жизнь от деда – только он считал, что все женщины изначально порочны! Эти девочки – всего лишь дети, которым не дано было выбирать, где им родиться, и что им делать! Если вас ограбят, вас тоже нужно будет перевоспитывать?
Леди Элинор смутилась.
Но Хоуп, не дожидаясь ответа, продолжила:
– Конечно, нет. Эти дети также были ограблены: лишены детства и невинности. Они уже познали страх, ненависть, зло, лишения. Что им действительно нужно узнать – так это любовь, надежду, гордость, а еще – научиться быть счастливыми. – Ее голос смягчился. – Их одежда не сделает их потенциальными райскими пташками – они просто совсем юные девушки, испытавшие естественное волнение от нескольких милых вещиц. Разве вы не помните, как это волнующе – получить новое прелестное платье... – Она осеклась, взглянув на бесформенный серый наряд леди Элинор. – Хотя нет, вы точно не помните.
Подбородок леди Элинор затрясся мелкой дрожью. Хоуп подошла к ней и взяла за руку, после чего мягко добавила:
– Пожалуйста, не расстраивайтесь. Я знаю, вы хотите, как лучше, но вы слепо, не раздумывая, следуете принципам своей матери. А они слишком суровы и безрадостны.
– Моя мать была выдающейся женщиной, – срывающимся голосом возразила леди Элинор.
– Но зачем же ей желать, чтобы женщины не испытывали радости от красивых нарядов? Зачем отрицать, что страдающим от одиночества детям нужны куклы?
– Многие выдающиеся люди восхищались идеями моей матери.
– Возможно, – мягко заметила Хоуп, – но мне почему-то кажется, что ваша мать не была счастлива. А вы сами, воплощая ее Рациональные принципы, приблизились к счастью?
Лицо леди Элинор задрожало.
– Для некоторых людей долг важнее личного счастья. – Это прозвучало совсем как цитата из речи ее матери.
Хоуп сжала руки.
– Может быть, но если удается совместить и долг, и удовольствие, то зачем же отказываться от счастья, когда оно возможно?
Леди Элинор нахмурилась. Ответа у нее не нашлось.
Все долго молчали. В конце концов, леди Элинор дрожащим голосом произнесла:
– Понятно. Спасибо, что объяснили вашу точку зрения. Я... мне пора идти. – Она встала и беспомощно огляделась вокруг, словно ничего не видя.
Себастьян и Джайлс поднялись.
– Бас? – Джайлc вопросительно посмотрел на друга.
Себастьян не двигался. Он в упор разглядывал Хоуп, а затем, когда друг пихнул его локтем в бок, неопределенно промычал:
– Да-да, конечно.
Джайлc открыл дверь.
– Леди Элинор.
– Б-благодарю вас, мистер Бемертон.
Тихо, с чувством собственного достоинства, леди Элинор попрощалась и вышла. Себастьян и все остальные последовали за ней в холл в полном молчании.
Лакея послали нанять кеб, что не заняло больше пары минут. Мистер Бемертон помог леди Элинор подняться в экипаж, затем посмотрел на Себастьяна: тот все еще стоял с застывшим лицом, погруженный в свои мысли. Джайлс закатил глаза, ловко запрыгнул в кеб и приказал кучеру трогать.
Как только экипаж тронулся, Джайлc тихо промолвил:
– Элинор, вам нужен платок?
Но леди Элинор не ответила. Она безучастно смотрела прямо перед собой, глубокая морщина прорезала ее лоб.
Глава 14
«А позвольте спросить, – рождаются ли у вас эти милые свидетельства внимания в результате мгновенного проблеска мысли или вы их придумываете заблаговременно?»
Джейн Остин. «Гордость и предубеждение». Перевод И.Маршака
– Если бы она только знала, что к подбору гардероба моя матушка подходила исключительно с научной точки зрения, – леди Элинор, мгновенно забыв о плохом самочувствии, вернулась к своему упрямому тону. – Одежда столь ярких оттенков пробуждает в мужчинах самые низменные инстинкты. Наша обязанность оберегать девочек от чего-либо подобного.
Джайлс уставился на нее:
– Не можете же вы всерьез воспринимать эту чепуху!
Карета остановилась напротив дома леди Элинор.
– Это не чепуха, а сущая правда! Моя мать лично занималась исследованием данного вопроса. Яркие цвета возбуждают мужчин.
Он вышел из кареты и повернулся, чтобы помочь леди спуститься.
– Так именно поэтому вы носите ужасные серые лохмотья?
Она недовольно посмотрела на него, но помощь все же приняла.
– Мои платья – вовсе не лохмотья. Они сшиты из самых высококачественных материалов: шелка, бархата и мериносовой шерсти.
– Но все они настолько серые, что вы сами становитесь похожи на мериносовую овцу.
Леди Элинор поднялась по лестнице, ключом отворила входную дверь и, резко обернувшись, с негодованием ответила:
– Я ношу теплые и удобные вещи, для чего, собственно, и предназначена одежда.
Он последовал за ней, лениво сузив глаза.
– А так же для того, чтобы скрыть любое проявление вашей женской сущности и не позволить мужчине желать вас.
Она фыркнула в знак неодобрения подобного прямого утверждения и попыталась стянуть с себя пальто. Джайлс подошел и с легкостью снял его с ее плеч. Держа пальто в руках на весу, он спросил:
– Куда это повесить?
– Сюда. Я сама.
Леди Элинор открыла дверцу шкафа и повесила пальто на крючок. Затем она отступила на шаг назад, выглядя при этом немного смущенной. Она разгладила складки на своем сером платье.
Джайлс уставился на ее бесформенный балахон, волосы, стянутые в тугой пучок и уродливый серый чепчик, затем посмотрел Элинор в лицо.
– Вы и понятия не имеете, ведь так?
Она выгнула брови и послала ему взгляд, полный презрения:
– Не имею понятия о чем?
– Об этом.
Он резко открыл шкаф, втолкнул ее внутрь и закрыл за собой дверцу. Темнота окутала их со всех сторон.
Она набросилась на него, колотя кулачками по его груди.
– Да как вы смеете?!
Он остановил ее, поймав ее руки своими.
– Вы же не боитесь темноты?
– Конечно же нет!
Его голос казался более глубоким чем обычно, когда он произнес:
– Я никогда не причиню тебе боли. И ты прекрасно это знаешь, Элинор.
Он замолчал.
– Я... я не давала вам разрешения называть меня по имени.
– Ты же знаешь, что я распутник, Элинор. Такие, как я не спрашивают разрешения. Мы сразу берем... – он придвинулся к ней, их тела соприкоснулись, – то, что хотим.
Она резко выдохнула и попыталась отстраниться, но пространство было слишком мало. Она запуталась среди множества висевших пальто.
– Ч-что вы, черт возьми, себе позволяете?
Ее ладони задрожали, находясь в его руках. Он ласково и нежно потер их своими большими пальцами, пытаясь успокоить ее. Леди Элинор сделала попытку освободиться, но напрасно.
– Я провожу эксперимент... с цветом.
– Что?
– Я испытываю теорию вашей матушки. О цвете. Проверяю, могут ли мои мужские потребности быть подавлены недостатком ярких цветов в одежде. Созерцая все эти женские тела, облаченные в буйные яркие расцветки, мне просто необходимо успокоиться. Поэтому я и искал тебя, – его большие пальцы не прекращали ласкать ее нежную кожу.
Она не произнесла ни слова. Тогда он добавил:
– Чтобы достичь умиротворения, мне понадобится каких-то несколько минут, вы же не должны сердиться. Ведь все ради... науки.
Молчание. Он чувствовал ее дыхание и то, как участился пульс под его пальцами.
– Что ж, пока эксперимент не закончится, о чем мы с вами будем беседовать? О, я придумал. Вы знаете, мне кажется, мой друг Себастьян Рейн ухаживает за вами.
Она поколебалась с ответом:
– Да.
– А вы в курсе, что он не испытывает к вам никаких чувств?
Казалось, молчание длилось вечность прежде, чем она ответила:
– Да. И я не возражаю.
Джайлс сжал ее сильнее. Ему захотелось хорошенько встряхнуть Элинор, но он заставил себя произнести очень мягко:
– А должны были бы. Каждая женщина заслуживает того, чтобы ее любили.
Он замолчал, и когда она ничего не ответила, спросил:
– Вы любите его?
– Нет, – прошептала она в отчаянии. – Любить – это так не... Рационально.
– Бог мой! Конечно, нерационально!
Он снова замолчал. Молчала и она.
– Так значит... вы ничего не имеете против того, что единственная причина, по которой Себастьян намерен жениться – это долг перед своими сестрами?
– Долг для большинства людей – это тяжелый труд. И я восхищаюсь его преданностью своим обязанностям. Вот это как раз Рационально.
– Неужели? Могу поспорить, что в вас полно Рациональных качеств. Я прав?
– Я стараюсь.
– Я так же готов поспорить, что за всю свою жизнь вы никогда не совершали необдуманных поступков, так?
– Не могу припомнить ничего подобного. Я уже сказала, что меня восхищает приверженность своему долгу, – сказала она холодным и сдержанным тоном. Но в голосе слышалась легкая дрожь.
– Себастьян – это человек, который посвятил всю свою жизнь исполнению своего долга.
– Тогда мы должны подойти друг другу, разве нет?
– Это отвратительно – заниматься любовью из чувства долга!
Она напряглась.
– Вам обязательно надо быть таким грубым?
– Да. Я же распутник, вы забыли? А мы верим, что долг – плохая замена любви.
– Долг выдерживает испытание временем. Любовь – нет.
– Возможно. Но я в этом сомневаюсь, хотя данное обстоятельство и опровергает мою репутацию распутника, – он прижал ее руки к своей груди. – Вы забыли, какое наслаждение приносит любовь. Ах, наслаждение... Даже если любовь не выдерживает испытания временем, она того стоит. Ради нескольких мгновений наслаждения, – тихо произнес он.
– Несомненно. – Ее попытка казаться неприступной потерпела неудачу. Теперь она казалась задумчивой и неуверенной. И все же она перешла в наступление: – Подобное мимолетное чувство станет непрочным фундаментом для долгой совместной жизни.
– Вы никогда не любили, не так ли, Элинор?
– Конечно нет!
Ее тон его позабавил и он улыбнулся.
– Нет. Любовь – это ведь так нерационально, вы же всегда совершаете только Рациональные поступки, да?
– Безусловно.
– В таком случае находиться здесь, в темном шкафу, со мной наедине для вас не очень-то Рационально?
В помещении опять повисло молчание. Из темноты послышался ее дрожащий голос:
– Полагаю, вы просто хотите проверить теорию моей матушки относительно цвета одежды.
– Вы уверены?
Тишина сгустилась до почти осязаемой. Джайлс нагнул голову и, касаясь дыханием ее нежного ушка, прошептал:
– Вы, конечно, знаете, что никогда в своей жизни я не совершал достойных поступков.
– Как вам не стыдно в этом признаваться.
– Мы же с вами уже пришли к общему мнению, что я привык... скажем так, соблазнять порядочных леди.
– Назовем вас обычным грешником и закончим этот разговор, – едко заметила она.
Он тихо рассмеялся.
– Очень хорошо. Грешник, но, надеюсь, не обычный... Знаете, мы с вами представляем довольно интересную пару: леди, которая никогда не вела себя распутным образом, и джентльмен, – ну ладно – распутник, который никогда не поступал так, как того требует долг.
– Вы еще можете искупить свою вину.
– Могу, в самом деле? Искупление и долг – такие интересные понятия. Их смысл полностью зависит от ваших убеждений.
Она зябко поежилась, неосознанно касаясь его тела своим. Она замерзла.
В темноте послышался его шепот:
– Так вы считаете, Элинор, что я должен как можно чаще поступать согласно своим обязанностям.
– Д-да, считаю.
– В таком случае, мне кажется, что мой долг, как друга, требует от меня пойти и отговорить моего замечательного товарища Себастьяна Рейна от ужаснейшей ошибки в его жизни.
Тоненьким голоском она пропищала:
– И этой ошибкой будет...
– Женитьба на вас.
Элионор холодно отреагировала:
– Я понимаю, что я не из тех женщин, на которых обычно предпочитают жениться мужчины, но...
– Нет никаких «тех женщин». Я так же считаю своим долгом научить вас тому, что значит жить, а не тому, что значит быть Рациональной.
Он скользнул ладонями вдоль ее рук и обвил ее талию. Другой рукой он надавил на основание ее шеи сзади и притянул Элинор к себе. Она стала вырываться.
– С меня довольно! Немедленно отпустите меня! Эксперимент окончен!
– Но во мне только что проснулись мои неуправляемые мужские потребности, – сказал он. – Чувствуете?
Он заставил ее положить ладонь на переднюю часть своих брюк.
– Ч-что это?
– Веское доказательство мужского желания, не поддающегося контролю, – протараторил он на одном дыхании и тут же задумался, понимает ли она, что все еще не убрала свою руку. Чувствуя его эрекцию, она слегка сдавила ладонь. Ее пальцы изучающее двигались вверх и вниз. Джайлс закрыл глаза и изо всех сил пытался не застонать, ощущая сквозь тонкую материю брюк легкое поглаживание любопытных женских пальчиков.
– О, это же!.. – выдохнула она.
Голосом мужчины, держащим ситуацию под контролем, Джайлс произнес:
– Да, это то, о чем ты подумала. Так что ты собираешься с этим делать, Элинор?
Ее рука резко поднялась выше и оказалась на его груди.
– Н-ничего. Т-только посмейте! – она задрожала. – Предупреждаю вас – я... я вооружена!
Он ощущал ее дыхание на своей коже.
– О, вы опасны! Ну же, давайте, воткните в меня свою шляпную булавку, – съязвил Джайлс. Некоторое время он молчал, но никаких булавок не было пущено в ход. Леди Элинор ждала, в полной темноте, затаив дыхание, дрожа от напряжения и неизвестности, словно струны маленькой арфы. Он приблизил свои губы к ее.
***
– Любовь? – Себастьян остановился, услышав вопрос. – Я не знаю, люблю ли я мисс Мэрридью или нет. – Несколько минут он обдумывал эту возможность. – Не уверен, что вообще могу любить кого-либо.
– Ты думаешь нет? – Джайлс скептически приподнял бровь. – Ты же любишь своих сестер.
Себастьян остановился, в течении некоторого времени обдумывая этот вариант, затем отмел его в сторону.
– Это другое. С семьей все не так. Они – дети, и я обязан обеспечить им защиту и опеку.
– Так почему бы тебе просто не заплатить кому-нибудь, чтобы он присматривал за ними и оберегал их? – Джайлс пожал плечами. – Это решило бы все твои проблемы.
– Нет, не решило бы! – огрызнулся Себастьян. – Кроме того, я должен своими глазами видеть, что они в безопасности и что о них заботятся. Им необходимо расти, понимая, что это делают не потому, что кому-то за это платят или заставляют силой, но потому что кто-то искренне этого желает и является их семьей. Девочки должны знать, как много для меня значат они сами и их счастье.
– То есть, если будет необходимо, ты отдашь за них свою жизнь? – мягко спросил Джайлс.
Себастьяна слегка смутило подобное предположение. Он пожал плечами.
– Я отдам все что угодно ради их счастья и безопасности. И да, свою жизнь тоже.
– Вот это, мой друг, и есть любовь.
– В таком случае, это совсем не то, что я испытываю по отношению к мисс Мерридью. – Хотя это было не совсем правдой. Себастьян ощущал непреодолимое стремление осчастливить, защитить ее и позаботиться о ней. И он без колебаний отдал бы за нее свою жизнь.
В то же время он безумно хотел затащить ее в постель и заниматься с ней любовью до тех пор, пока ни один из них не будет в состоянии пошевелиться. Даже одна мысль об этом заставляла его плоть твердеть от желания.
– Проклятие! Я не знаю, что делать, Джайлс! Со мной прежде не случалось ничего подобного!
Джайлс усмехнулся:
– Это свойственно всем людям, мой друг. Добро пожаловать в наши ряды.
Себастьян застонал.
– На днях она сказала: «Если можно совмещать приятное с полезным, то зачем отказываться от личного счастья, когда есть такая возможность?» Не могу выбросить это из головы. Несомненно, для девочек она стала бы неплохим вариантом.
Джайлс молча ждал, но его друг больше не произнес ни слова. Тогда Джайлс сам продолжил его мысль:
– И она стала бы неплохим вариантом для тебя, Бас.
Он застонал и спрятал лицо в ладонях.
– Знаю. Никого прежде я не хотел так сильно, как ее. Но ведь и леди Элинор тоже мне подходит.
Джайлс пожал плечами. Он разлил бренди в два стакана и задумчиво произнес:
– Ты же еще не сделал предложение леди Элинор, ведь так?
Себастьян уселся в кресло.
– Нет, но я так основательно ухаживал за ней, что просто обязан его сделать. – Он снова застонал и погрузил руку в волосы. – Ты предупреждал меня, что не стоит ухаживать за ней так усердно, что надо действовать более тонко и незаметно. Так почему же, дьявол тебя подери, ты не стукнул меня кирпичом по голове, чтобы вовремя остановить?
Его друг выглядел очень огорченным.
– Кирпичом, мой дорогой Бас? Ни за что не поступил бы с тобой так грубо!
Себастьян продолжил:
– У женщин подобного типа – ты сам мне это говорил – практически не осталось надежды. А я заставил ее поверить, выставил на всеобщее обозрение...
Джайлс изогнул бровь.
– В каком смысле?
– Я знаю, какие ходят слухи. Нахальный тип с сомнительным прошлым преследует старую деву, наследницу, представительницу аристократической фамилии. Но, должен отдать ей должное, она никогда не смотрела на меня свысока или как на человека более низкого происхождения. По совести говоря, я не могу бросить ее теперь ради погони за общепризнанной красавицей мисс Мерридью. В этом случае леди Элинор станет всеобщим посмешищем.
– Возможно. – Джайлс передал ему стакан бренди.
– Ни одной женщине я не пожелал бы подобной участи. – Себастьян механически взял протянутый стакан. – Кроме того, мне нравится леди Элинор. Возможно, она немного скучна, слишком начитана и невзрачна, но у нее есть сердце. Она искренне проявляет заботу об обездоленных девочках.
– Да, действительно, – согласился с другом Джайлс. – Прошлым вечером она в течение нескольких часов рассказывала мне об этом.
– Что случилось после того, как ты проводил ее домой? – поинтересовался Себастьян. – Кстати, спасибо тебе за это! В тот вечер я был сам не свой.
Оглушенный словами мисс Мерридью и теми возможностями, которые они открывают.
– Хм-м-м? Ну, мы обсуждали здравомыслие и научные теории ее матери, – он ухмыльнулся. – У нас состоялся довольно интересный разговор.
– По мне, так ее мать была чудачкой, – заметил Себастьян. – Конечно, ее дочь не настолько странная, но все же...
