Текст книги "Саймон (СИ)"

Автор книги: Анна Есина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Ты укусишь, когда… – Ангела отвлеклась на долгий и протяжный стон удовольствия.

– Даже если ты будешь против, – он положил ей на язык большой палец и коротко велел, – сомкни губы.

Она стала ласкать ртом его палец, который двигался почти в одном ритме с бёдрами. Жар внутри неё расползался тугими кольцами. Грудь распирало от невыносимого томления. Геля крепче обняла ногами его тело и почувствовала первые спазмы.

– Сём, боже…

Он убрал руку от её лица, склонился к шее и медленно вонзил острые клыки в плоть. Сначала не было никакой боли, лишь усиливающееся наслаждение, которое стремительно перетекало в некое безумие. Потом она почувствовала дискомфорт, а затем и желание поскорее отодрать это от своей шеи.

– Больно, – слабо пожаловалась она, но уже спустя миг сорвалась на лёгкий крик удивления.

Мышцы внизу живота прямо-таки сжались в клубок и пустили по всему телу яркие волны экстаза. Геля выгнулась, жадно впилась руками в торс Семёна, который всё ещё двигался, уже не щадя ни себя, ни её.

А волны меж тем собирались в цунами. Эпицентром грядущего стихийного бедствия отчего-то стало именно горло. Тянущая боль трансформировалась в истому, пульсация между бёдрами достигла апогея. Тело съёжилось, а потом выстрелило таким острым и всепоглощающим удовольствием, что зазвенело в ушах, а из глаз посыпались красочные искры.

Семён оторвался от её шеи и глухо прорычал что-то вроде «а-агрх». Получилось невероятно приятно и возбуждающе.

Геля почувствовала, как внутри стало ещё более влажно и горячо.

Она попыталась выровнять дыхание, но быстро сдалась – лёгкие горели так, будто она отмахала не один километр по пересечённой местности.

– И как я на вкус? – с паузой после каждого слова спросила она.

Семён осторожно вышел, скатился с неё и быстро рванул на себя верхний ящик прикроватной тумбочки.

– Как ангел, – с улыбкой признался, залепив рану на шее пластырем. – Вкуснее никого никогда не пробовал.

Он уже вернул себе прежний облик и теперь сиял, как медный чайник. Даже в темноте было видно, как неистово блестят его глаза.

– Тебе ведь тоже понравилось? – спросил настороженно.

– Что? Нет, я стонала и кричала от боли и разочарования, разве ты не понял? – она засмеялась, легла на живот и в порыве нежности прижалась щекой к его рёбрам. – А если честно, так хорошо мне никогда не было. Я уже хочу повторения.

– Можешь эксплуатировать меня хоть всю ночь, – жертвенно предложил Семён и раскидал руки и ноги по всей кровати.

– Именно так я и поступлю, – Ангела устроилась рядом и потянулась губами за очередным поцелуем, который прервал оглушительный стук в дверь.

Казалось, кто-то не просто колошматил по двери кулаком, а целенаправленно бил по ней кувалдой с такой силой, что содрогались стены.

– Братец! Живо открывай! У нас ЧП!

Глава 13

Около двухсот лет назад

В туманном рассвете старого Иркутска, где золотые купола храмов отражались в водах Ангары, произошло то, что не должно было случиться. Дана, демон в облике юной девушки с каштановыми волосами и глазами цвета расплавленного янтаря, впервые спустилась в мир людей. Её привели сюда слухи о необычном ангеле, что в человеческом обличье врачевал больных в городской больнице.

Самсон появился в Иркутске два года назад – высокий светловолосый лекарь с неземной красотой и золотыми искрами в глазах. Он исцелял не только тело, но и душу, и молва о нём разнеслась по всему городу. Дана наблюдала за ним из тени, заворожённая тем, как легко он переступает границы между светом и тьмой, как его руки, созданные для того, чтобы нести благодать, касаются страждущих смертных.

Их первая встреча произошла в тёмном переулке возле больницы. Дана, изобразив потерю сознания, упала на мостовую, её губы были бледны, а дыхание прерывисто. Самсон, не раздумывая, бросился на помощь. Когда их глаза встретились, мир вокруг замер. В его ладонях она почувствовала тепло, которого никогда не знала – тепло, способное растопить лёд её души. А он уловил в её прикосновении что-то настолько притягательное, что забыл обо всём на свете.

С той поры они стали встречаться в заброшенной башне старинного острога, где рассветные лучи окрашивали стены в алые тона. Он рассказывал ей о небесной гармонии, о песнях ангелов и сиянии звёзд, а она – о тайнах преисподней, о древних заклинаниях и силе тьмы. Их встречи были краткими, но насыщенными: они говорили шёпотом, боясь быть услышанными.

Постепенно между ними возникала особенная связь – тонкая, как паутинка, но прочная, как сталь. В его присутствии Дана чувствовала, как её демоническая сущность меркнет, уступая место чему-то новому, неизведанному. А Самсон, находясь рядом с ней, понимал, что тьма не всегда означает зло, а свет – добро. Их чувства росли с каждым днём, преодолевая все преграды, становясь всё более реальными, всё более глубокими, всё более опасными для обоих.

Стражи света и тьмы начали замечать необычные явления в Иркутске: в полнолуние над острогом разливалось странное сияние, а в воздухе витал аромат запретной любви. Слухи о необычном враче начали тревожить небесную канцелярию, а исчезновение демонессы из преисподней не осталось незамеченным.

Однажды ночью, когда они говорили о будущем в своей башне, Дана почувствовала, как её крылья, скрытые под человеческим обликом, начали пульсировать от тревоги. Самсон заметил, как в его ладонях, обнимающих её, пробежала искра тёмной энергии. Они поняли – их тайна вот-вот будет раскрыта.

В ту ночь они решили бежать. Но было слишком поздно. Небесное войско окружило башню. Верховный архангел лично явился, чтобы покарать отступника. Крылатые воины в сияющих доспехах появились в окнах, готовые схватить нарушителя.

– Ты предал свой народ, Самсон! – прогремел голос архангела, от которого задрожали стены башни.

Стражи света обездвижили ангела в мгновение ока.

Его крылья, некогда величественные и сияющие, теперь напоминали угасающие звёзды. Их ослепительный свет мерк с каждой секундой, словно кто-то невидимый медленно гасил одну за другой тысячи крошечных звёзд. Перья, недавно лёгкие и невесомые, теперь казались тяжёлыми и безжизненными.

Сначала потускнело левое крыло. Его сияние поблекло, будто солнце скрылось за горизонтом, и одно перо медленно, словно не желая покидать своего хозяина, скользнуло вниз. За ним последовало второе, третье… Каждое опавшее перо оставляло на земле тускнеющий след, похожий на метеоритный шлейф.

Самсон чувствовал, как сила покидает тело. Это было похоже на то, как если бы кто-то высасывал жизнь через невидимые каналы, соединяющие крылья с его сущностью. Мышцы ослабевали, а в голове кружилась пустота. Благодать, наполнявшая его существо, утекала сквозь пальцы, как песок в песочных часах.

Стражи света стояли вокруг с бесстрастными лицами. Они знали, что делают, но даже их закалённые души содрогались при виде этой сцены. Перья продолжали опадать – одно за другим, пока каменный пол башни не покрылся ковром из потускневших перьев. Каждое падение сопровождалось едва слышным звоном, похожим на звук разбивающихся надежд.

Самсон больше не мог сопротивляться. Его тело обмякло, а сознание начало погружаться во тьму. Последняя искра света покинула крылья, и ангел остался лежать беззащитный и опустошённый, лишённый своей божественной сущности.

Дана закричала, пытаясь броситься к нему, но невидимые цепи держали её крепче стали. Глаза наполнились слезами, а сердце разрывалось от боли. Она видела, как её любимый превращается в обычного смертного, лишённого своего предназначения.

– Нет! – в отчаянии кричала она. – Пожалуйста, не делайте этого!

Но архангел был непреклонен.

– Теперь ты человек, – произнёс он ледяным голосом, глядя на бывшего ангела. – Твоя любовь стоила тебе всего.

Самсон не сопротивлялся. В его глазах читалась только любовь и решимость. Он посмотрел на Дану, и в этом взгляде было больше силы, чем во всех небесных легионах.

Дана была готова принять любое наказание, но небесные стражи пощадили её, решив, что её роль в этой истории была второстепенной.

Теперь они были вынуждены скрываться в мире людей. Самсон, некогда великий целитель, стал обычным смертным, лишённым своих божественных способностей. Его крылья и благодать стали жертвой любви, но он не жалел об этом, потому что рядом была она – его Дана, единственная, ради которой он был готов отдать всё.

***

С наступлением осени Дана всё чаще уединялась, её взгляд становился отстранённым, а улыбка – холодной. Самсон, теперь простой смертный лекарь, не замечал перемен, погружённый в работу и заботу о больных. Он верил, что их любовь стала крепче, что они наконец-то могут быть вместе.

Но однажды, в первый день января, когда он вернулся домой после тяжёлого дежурства, его встретила лишь пустота. На столе лежала записка, написанная её изящным почерком:

«Прощай, мой ангел. Я оставила тебе «подарок».

В тот же вечер к его порогу принесли корзину, укрытую тёплым одеялом. Внутри лежали двое младенцев – мальчик и девочка. К ним прилагалась записка:

«Паршивые отродья. Ты можешь воспитывать этих полукровок, но они не достойны наследия своей матери».

Старшая девочка, Кира, с первых дней поражала всех своей неземной красотой. Её глаза светились необычным светом, а движения были плавными, словно она до сих пор помнила небесные танцы. Но вместе с тем в ней жили странные способности – она могла чувствовать чужую боль и пыталась исцелять её прикосновением, пусть и не так, как это делал её отец.

Мальчик, Саймон, оказался совсем другим. Он сызмальства любил кровь и кусал всех, кто имел неосторожность брать его на руки. Его клыки удлинялись с каждым месяцем, а сила росла не по дням, а по часам.

Самсон принял детей как своё самое драгоценное сокровище. Он понимал, что они особенные, что в них течёт кровь двух миров. Он учил их любить, несмотря на происхождение, быть добрыми, несмотря на тёмные стороны их природы.

Первого января 1841 года началась новая глава в жизни бывшего ангела. Теперь его целью стало не только исцеление тел, но и воспитание душ своих необычных детей, как доказательство того, что даже в самых тёмных созданиях может жить свет.

А Дана… Она исчезла в недрах преисподней, презираемая даже своими собратьями за то, что породила «нечистых». Её гордость была уязвлена, а амбиции разбиты о скалы реальности. Но Самсон не жалел о своём выборе. Он нашёл новый смысл в жизни – в глазах своих детей, в их улыбках, в их стремлении быть лучше, чем их мать.

В один из весенних дней 1843 года в дверь дома Самсона постучали. На пороге стояли двое величественных незнакомцев – статная женщина с золотистыми волосами и седовласый мужчина с глазами цвета ясного неба. Их присутствие наполнило комнату особым сиянием, которое Самсон уже почти забыл.

– Мы пришли за детьми, – произнесла женщина величественным голосом. – Мы их бабушка и дедушка.

Самсон замер, не в силах поверить своим ушам. Эти ангелы, узнав о рождении внуков, добровольно отказались от своего божественного статуса ради земной жизни. Они решили дать внукам то, чего были лишены сами – полноценную семью и уроки гармонии с миром.

Семья переехала в уединённую долину среди лесов, где построила дом. Бабушка учила Киру искусству исцеления, показывая, как соединять природные силы с её врождёнными способностями. Дедушка тренировал Саймона, которого окрестили более благодушным именем – Семён, помогая ему контролировать жажду крови и развивать силу.

Кира расцвела под их опекой. Её способности к врачеванию становились всё лучше, а душа – чище. Она научилась не только снимать боль, но и видеть суть вещей, предчувствовать опасности. Семён же постепенно учился жить с тёмной стороной своей природы, находя баланс между жаждой крови и состраданием.

Самсон часто навещал семью в лесной глуши. Он видел, как растут его дети, как крепнут их души, как они учатся принимать себя такими, какими родились. Кира стала настоящей целительницей, способной помогать даже самым безнадёжным больным. Семён, вопреки всем ожиданиям, проникся занятиями близняшки и тоже углубился в сложную науку врачевания.

Шли годы. Дети выросли, превратившись в удивительных существ, соединяющих в себе лучшее от обоих миров. Они создали свою собственную философию жизни, основанную на уважении ко всему живому и стремлении к гармонии.

***

А где-то в глубинах преисподней Дана всё ещё оплакивала свою утраченную гордость, не подозревая, что её дети стали доказательством того, что даже из союза света и тьмы может родиться нечто прекрасное, способное изменить мир к лучшему.

Осенний ветер 1916 года принёс смерть и опустошение в уединённую лесную глушь. Дана, движимая жаждой мести и гордыней, нашла то место, которое когда-то стало домом для её детей. Её ярость была столь велика, что даже древние чары, защищавшие жилище, рухнули под натиском силы и вековой злобы.

Дом, построенный с любовью, превратился в пепелище. Бабушка и дедушка, отдавшие свою благодать ради внуков, пали невинными жертвами в борьбе с демонической яростью. Их свет погас навсегда, оставив после себя лишь воспоминания и обугленные руины.

Семён и Кира в это время постигали азы медицинских наук в Иркутске. Они не подозревали о трагедии, которая разворачивалась в их родном доме. Когда они вернулись, то увидели лишь почерневшие головешки.

Самсон, узнав о случившемся, лишился рассудка. Его сердце, некогда способное любить без оглядки, теперь было разбито вдребезги. Тело, лишённое божественной защиты, начало стремительно стареть. Разум, прежде ясный и светлый, затуманивался с каждым днём.

Дети, потерявшие всё, что было им дорого, остались одни в этом мире. Но даже в этой тьме они нашли силы жить дальше. Близнецы продолжили дело своей бабушки, исцеляя людей не только руками, но и сердцем.

Дана, совершив своё злодеяние, исчезла вновь в недрах преисподней. Но её месть обернулась против неё самой – она уничтожила не только жизни невинных, но и ту частичку света, которая могла бы изменить мир к лучшему.

***

Кира закончила рассказ о своём прошлом и отвернулась к окну.

– Мы заедем в клинику ненадолго, – предупредил Игнат.

– Конечно, не торопись. Она уже однажды поквиталась с бабушкой и…

– Кира, это займёт пять минут, – перебил вампир. – Обещаю, всё будет хорошо. С твоим отцом ничего не случится.

– Мне бы твою уверенность, – буркнула она и снова попыталась соединиться с братом, но тот выключил телефон.

Ещё один ошалевший кровосос на её голову. Она швырнула бесполезный смартфон на переднюю панель и погрузилась в сознание близнеца. Впрочем, слишком уж стараться не пришлось, Саймон в эту минуту являл собой создание с душой нараспашку – никакой защиты, только страсть и неуёмное желание обладать.

«Нашел время размножаться», – мысленно отругала она братца и возвела между ними ментальный барьер, чтобы отголоски эмоций влюблённого упыря не нанесли урона её собственной шаткой гармонии.

Игнат тем временем кому-то звонил.

– Лира, выведи Горыныча к южным воротам, я подъеду минут через пять.

– Что-то случилось, шеф?

– Хочу сопроводить нашего приятеля на небольшую вечеринку, – он скосил взгляд на Киру, боясь, как бы та не начала очередной виток ссоры по поводу бездарной траты времени, но она молча прислушивалась к разговору.

– Хорошо, – с сомнением отозвалась дриада. – Только ты поаккуратнее там, к вечеру он становится очень ранимым.

– Не переживай, всё будет под моим чутким контролем.

– Тогда я спокойна, шеф.

Игнат убрал телефон. Поразмыслил немного и сжал ладонь Киры, ледяную на ощупь.

– Доверься мне.

Она вновь уставилась в окно. В отражении он увидел, как по щеке скатилась крохотная слеза. Сердце болезненно сжалось. Он поднёс её пальчики к губам и поцеловал.

– Я никому не позволю тебя обидеть. Веришь?

И вновь тишина. Она отчаянно хотела верить, но противилась этому желанию.

Игнат остановил машину у южных ворот, где под землёй расположился целый комплекс хитроумно сплетённых тоннелей, которые в случае угрозы могли бы стать путями к спасению для пациентов и персонала. На заброшенной вертолётной площадке уже поджидала Лира в компании странного вида мужчин. И только присмотревшись внимательнее, Кира поняла, что это один мужчина, просто очень… неординарный.

Перед ними предстало удивительное создание – словно гигантский колобок с двумя головами, увенчанный нелепой конструкцией из двух лиц, двух пар глаз и двух ртов. Казалось, что природа, задумав создать одного великана, в последний момент передумала и решила удвоить свою шутку, скрепив две судьбы в одно неповоротливое целое.

Безразмерная пижама в бело-синюю полоску, словно мешок, болталась на необъятной туше, создавая иллюзию того, что под ней скрывается кто-то другой, просто очень неуклюже спрятавшийся. Полоски на одежде терялись в складках жира, как корабли в тумане, а рукава, казалось, могли бы послужить палаткой для маленького ребёнка.

Две головы, словно два спелых плода на одной ветке, склонялись друг к другу, обмениваясь безмолвными фразами. В их глазах читалась такая глубокая печаль, что даже самая толстая оболочка жира не могла скрыть душевную боль. Одно лицо выражало усталость, другое – смирение, но оба были пропитаны невысказанной тоской.

Их тела срослись настолько органично, что невозможно было понять, где заканчивается один и начинается другой. Ноги, словно два столба, поддерживали эту необычную конструкцию, а руки, торчащие с разных сторон, двигались вразнобой.

В этом комичном и одновременно трагичном зрелище было что-то настолько пронзительное, что улыбка застывала на губах, сменяясь сочувствием. Два человека, обречённые жить в одном теле, два разума, разделённые общей судьбой – они были одновременно смешны и бесконечно печальны.

– Привет, Горыныч, – Игнат вышел из машины и шагнул навстречу сиамским близнецам.

– Здравствуй, Игнат, – горько вздохнув, молвила правая голова.

– И тебе вечерка душевного, – чуть более радостно возвестила левая, потом обратилась к правой. – И почему ты первым заговорил? Сейчас мой черёд быть главным.

– Да с чего бы? – с ходу накинулась на него тоскливая половина. – Ты решал, что мы будем есть на ужин, разве нет?

– Это было в обед, дубина ты стоеросовая! А с ужином мы так и не договорились и ели каждый своё!

– Так-так, ребятки, спокойно! Давайте в машине обсудим, кто что кому должен. У меня для вас сюрприз припасен, – Игнат вклинился в бесконечный диалог Горыныча с самим собой.

– Надеюсь, приятный? – недовольно буркнул тот, кто казался пессимистом.

– Само слово «сюрприз» предполагает приятность, – ответила ему правая голова. – А неприятности так и зовутся – неприятностями.

– Тебе бы в школе преподавать с такими познаниями, – лихо отбила подачу левая половина. – Так и слышу это трактование: «Вода – она, знаете ли, мокрая, а соль – солёная».

– Парни! – зычно окликнул Игнат. – А ну живо в машину, поедем на праздник.

– Какие по ночам праздники? – печальный Горыныч воззрился на Игната.

– Не обращай внимания на этого брюзгу, – благостно настроенный «правый» уже сделал шаг к машине, но левая часть тела всячески сопротивлялась движению.

– Что ещё за праздник? – артачилась левая голова. – Мы уже ко сну готовились.

– Поспишь после, ну же, шевелись, старая колода!

Под напором второй половины и не без помощи Игната Горыныча всё же удалось устроить на заднем сиденье.

– Вернёмся к полуночи, – сообщил вампир и надавил на педаль акселератора. – Парни! Пристегнитесь, прокатимся с ветерком!

Правый взял ремень и передал близнецу, тот без лишних слов вставил его в держатель.

Кира с удивлением посмотрела на пассажиров, потом перевела взгляд на босса.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Поезжай к Семёну, его тоже велено привезти.

Глава 14

Хрустальные люстры заливали зал переливчатым светом, отражающимся в зеркалах, обрамлённых чёрными с золотом рамами. Бархатные портьеры глубокого бордового цвета скрывали окна, создавая атмосферу интимности и тайны. Винтажные столики с массивными ножками соседствовали с изящными кушетками, обитыми атласом цвета ночи.

Зеркальные стены множили блеск бесчисленных свечей, расставленных в золочёных канделябрах. Геометрические узоры в стиле ар-деко украшали потолок.

Столы манили угощениями на любой вкус. Здесь были и многоярусные подставки с экзотическими фруктами, и серебряные подносы с деликатесами, и горки бокалов, играющих всеми оттенками рубинового. А разнообразие гастрономических изысков соблазнило бы даже самых искушённых. Икра в золотых розетках, чёрные трюфели на ломтиках белого хлеба, канапе с фуа-гра, коктейльные креветки в соусе из шампанского.

Барная стойка сияла хрусталем бокалов и бутылками элитных напитков. Бармены творили своеобразные коктейли: кроваво-красные «Мятные джулепы», золотистые «Мартини» с каплей яда, «Френч 75» с искрами адского пламени. Официанты в ливреях предлагали гостям шампанское, пузырящееся алым.

Джазовый оркестр играл томные мелодии, вплетая в них звуки адской симфонии. Танцпол был заполнен парами, кружащимися в чарльстоне. Азартные игры велись на проклятые души, а карточные столы ломились от золотых монет.

В воздухе витал аромат роз и амбры, смешанный с запахом дорогого табака. Каждый шорох платья, каждый звон бокала, каждый смех – всё здесь пропиталось роскошью, пороком и тёмной магией. Дана, хозяйка вечера, царствовала над этим демоническим балом, словно королева преисподней.

Избранные гости съехались из самых отдалённых уголков ада, чтобы принять деятельное участие в этом параде инфернальной элиты.

Барон Вальпургус считался древним аристократом. На его коже цвета обсидиана играли отблески адского пламени, а пальцы оканчивались когтями, скрытыми под перчатками из драконьей кожи. В волосах запутались искры вечного огня. Его смех походил на звон цепей в казематах бездны, а каждое движение оставляло за собой шлейф из чёрного дыма.

Рядом с ним пританцовывала графиня Мортем – воплощение смерти в образе прекрасной женщины. Её платье было соткано из теней умерших душ, а украшения – из костей падших ангелов. Взгляд замораживал кровь в жилах, а прикосновения оставляли следы из пепла.

Магистр Некрос сидел за покерным столом. То был древний некромант с глазами, полными осколков разбитых миров. Его посох из кости дракона венчал череп древнего демона.

Леди Этернус – чародейка в наряде оттенка лунного света чуть поодаль лакомилась свежайшими устрицами.

Лорд Вечность величественно расхаживал по залу – бессмертный лич в облачении из костей и золота. За ним грациозно плыла его супруга – древняя лича в траурной чёрной мантии. Корона из костей забытых богов украшала волосы, в которых запутались искры вечного холода.

Каждый из гостей считался порождением тьмы и был частью великого спектакля, где смертным отводилась роль зрителей, призванных по достоинству оценить их адское великолепие.

Кира первой вошла в зал, оглядела присутствующих и без труда отыскала глазами мать. Ринулась вперёд, но крепкая рука Игната удержала от ошибки.

– Они даже не пытаются выглядеть по-человечески, – прищёлкнул языком Семён.

– И это нам на руку, – с хитрой улыбкой сказал Игнат и обернулся к Горынычу со словами, – ну, что я тебе говорил? Тут настоящая вечеринка!

Сросшиеся сиамские близнецы дико вертели головами, силясь охватить масштаб и величие праздника. Носы и рты двигались синхронно, впитывая в себя тягостную атмосферу инфернального пиршества и смакуя запахи копоти и тлена.

– Да-а, размах! – с благоговением высказалась одна голова.

– Людишкам лучше держаться поодаль! – хохотнула вторая.

Теперь уже сложно было понять, где находится апатичная половина, а где в диалог вступает жизнерадостный близнец. Горыныч будто повеселел весь целиком.

Их появление не осталось без внимания. Музыка стихла, официанты замерли, гости обратили тошнотворные рыла к вновь прибывшим. Дана застыла посреди танцплощадки, потом вывернулась из объятий своего убийственно ужасного кавалера и засеменила к детям.

– Вот и виновники торжества! – глубоким грудным голосом возвестила она. – Дорогие гости! Спешу представить вам моих детей. Кира, моя отрада и услада для глаз! – она обняла дочь, застывшую посреди зала мраморным изваянием. – Позволь представить тебя твоему суженому!

Из толпы выступил герцог Теней – воплощение мрака в образе прекрасного мужчины во фраке. Едва он сделал шаг в сторону Киры, Игнат зарычал, да так, что жалобно вздрогнули хрустальные люстры под потолком.

Кира невольно отступила, а в следующий миг подле неё стоял уже не Игнат, но его истинное воплощение – древний вампир.

Тело Игната преобразилось с такой силой, что воздух вокруг затрещал от напряжения. Мышцы вздулись, словно наполненные расплавленным серебром, под идеально сидящей белой футболкой проступили очертания нечеловеческой мощи.

Его кожа стала белее мрамора, почти прозрачной, и сквозь неё проступила сеть пульсирующих вен. Глаза полыхнули алым пламенем, в них отразилась вечность, а зрачки превратились в вертикальные щели, как у хищника.

Клыки удлинились, став смертоносными лезвиями, способными разорвать плоть одним касанием. Из спины вырвались чёрные крылья, сотканные из теней и крупиц мрака, их перья мерцали алыми искрами.

Аура древнего вампира окутала пространство вокруг него, заставляя воздух вибрировать и звенеть, будто струны арфы.

Его голос изменился – стал глубже, бархатнее.

– Моя! – молвил он всего одно слово и сомкнул оба крыла вокруг Киры, помещая её в кокон своего покровительства.

Движения стали плавными, почти грациозными, но в них чувствовалась такая мощь, что Кира невольно затрепетала от восхищения и страха.

Перед ней стоял уже не человек – древний повелитель ночи, воплощение самой тьмы, чья красота была настолько совершенной, что перехватывало дыхание. Жёсткий взгляд проникал в самую глубину её души, заставляя сердце биться чаще, а кровь бежать по венам быстрее.

В этом преображении было что-то первобытное, что-то, что пробуждало в Кире глубинные инстинкты, заставляя её тело трепетать от смеси ужаса и восторга. Она понимала, что перед ней – существо, способное как подарить ей вечность, так и забрать её жизнь в одно мгновение, и почему-то знала, что Игнат не покусится на её бессмертие, но раздерёт на части каждого, кто осмелится посмотреть в её сторону.

Женишок явно растерялся. Козырять ему было нечем, да и желания оспорить право на невесту у него не возникло. Глуповато улыбнувшись, словно говоря: «Хе-хе, это же всё просто шутка!», он попятился назад и растворился в воздухе, а может просто драпанул – Кира не вдавалась в подробности.

– Что ж, – заключила Дана, с гордостью поглядывая на дочь, – вижу, ты и сама выбрала себе достойную пару. Друзья, поприветствуйте…

– Где отец? – Кира, стоя в окружении крыльев Игната, осмелела в разы. – Мы приехали только ради него.

– Моя суетливая дочь! – Дана засмеялась, и гости подхватили этот жеманный смешок. – Я ещё не представила Саймону его пассию…

– Я обойдусь, маман, – глумливо выкрикнул Семён. – У меня, конечно, нет подружки, которая могла бы стереть с твоей хари этот самодовольный оскал, зато есть кое-что покруче. Горыныч, приятель, тебе нравится эта злая тётка?

Горыныч насупился. Ему с детства внушили, что «злая» означает что-то нехорошее, незаконное, злым быть нельзя, поэтому он с осуждением посмотрел на красивую женщину в рубиновом платье и по-детски погрозил пальчиком, нехорошо, мол, ай-яй-яй.

Дана растерялась. Саймон воспользовался её замешательством и шепнул на ухо одному из сиамских близнецов.

– Выпусти себя.

Горыныч послушно исполнил просьбу друга. Семёна он любил, как никого иного, потому как вампир всегда относился к нему с большой заботой, а ещё умел шутить и веселил угрюмую половину.

Тучное тело сиамских близнецов начало преображаться с ужасающей силой. Жир словно таял, превращаясь в чешуйчатую броню, а плоть наливалась нечеловеческой мощью.

Две головы, прежде склонившиеся друг к другу в братском объятии, теперь распрямились, их лица исказились в первобытном оскале. Зубы удлинились, превращаясь в острые клыки, а глаза полыхнули яростным пламенем.

Тело стремительно вытягивалось, раздаваясь в плечах. Кости хрустели, перестраиваясь в драконью анатомию. Из спины вырвались огромные кожистые крылья, покрытые чешуёй цвета грозовой тучи.

Руки трансформировались в мощные лапы с острыми когтями, а ноги удлинились, превращаясь в чешуйчатый змеиный хвост. Толстая кожа покрылась бронированными пластинами, между которыми пробивались языки пламени.

Головы, прежде человеческие, теперь приобрели черты древних драконов. Челюсти удлинились, из них показались раздвоенные языки. На головах проросли костяные гребни, увенчанные острыми шипами.

Из горла вырвалось оглушительное рычание, от которого задрожали стены. Воздух наполнился запахом озона и серы. Существо взмахнуло крыльями, и по помещению пролетел порыв горячего воздуха.

Перед изумлёнными взглядами собравшихся предстал грозный двуглавый Змей Горыныч. Две его головы, каждая со своим характером и волей, смотрели в разные стороны, готовые испепелить любого, кто осмелится приблизиться. Между ними клубились языки пламени.

Его чешуя переливалась всеми оттенками ночи, а в глазах отражалась древняя, первозданная сила. Существо возвышалось над толпой, словно воплощение самого хаоса, способное одним дыханием обратить всё в пепел.

Дана шокировано воззрилась на исполина добрых четырёх метров росту. Обе его макушки парили прямо под потолком, а когтистые лапы хаотично болтались вдоль тела, словно ища, кому бы свернуть шею.

– Ты скажешь, где отец или нам самим поискать?

Большинство гостей сочли за благо покинуть сомнительную вечеринку. Зал стремительно опустел.

Кира мягко отодвинула полупрозрачные крылья и побежала вглубь ресторана, на бегу выкрикивая:

– Папа! Папочка! Самсон! Это я, Кира, твоя дочь!

– В подсобке, – глухо молвила Дана и в изнеможении опустилась на ближайший стул. – Я не причинила ему вреда, лишь хотела…

– Да всем плевать, чего ты там добивалась, – Семён пошёл вслед за сестрой и по пути одарил матушку взглядом, от которого скисло бы молоко.

Горыныч потоптался на месте, потом приметил стол с изысканными яствами и, грузно переваливаясь с одной лапы на другую, двинулся к закускам. Сшиб головами несколько люстр, удивлённо посмотрел на осколки, разлетевшиеся по полу, и пробасил во всю мощь великаньих лёгких:

– Нечаянно! Простите!

В драконьем обличии он говорил синхронно сразу двумя ртами, и с каждым гласным звуком из обеих пастей вырывались сизые облачка дыма.

Кира опередила близнеца. Открыла дверь в кладовку, увидела сидящего на куле с мукой старца – к счастью, целого и невредимого, – и с облегчением обняла.