Текст книги "Саймон (СИ)"

Автор книги: Анна Есина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16

Кира нервно поправила хирургическую маску, глядя на необычное существо, что расхаживала по родильному залу, баюкала раздувшийся живот и шумно дышала через нос. Аэродракон – удивительное создание, рождённое от союза земной драконихи и небесного духа. Серебристая чешуя переливалась в свете ламп, а перепончатые крылья слегка подрагивали от напряжения. Глаза светились мягким голубым светом, а из ноздрей вырывались едва заметные струйки воздуха.

Роженица внезапно разинула пасть и взвыла, да так ужасающе громко, что гномы-медикалы подпрыгнули на месте и суетливо бросились врассыпную. Борх скользнул под столик с инструментами, Грим, зажав мохнатые уши не менее волосатыми ручонками, закатился под кушетку.

– Так, давай без паники! – строго произнесла Кира, обращаясь к драконихе-полукровке. – Я принимала роды и у драконов, и у русалок, и даже у одного кентавра. Ты у меня как раз середнячок по сложности.

– Но я же… я же не могу дышать под водой, как русалка, – прохрипела будущая мать, – и у меня нет копыт, как у кентавра! Что, если я…

– Тише-тише! У тебя классическая симптоматика: схватки раз в три минуты, раскрытие шейки матки на семь сантиметров. Всё идёт по плану, – спокойно проговорила Кира, затем уложила взвинченную пациентку на современную акушерскую кровать с электроприводом, велела повернуться на бок и подсоединила датчики КТГ [кардиография – безопасный мониторинг состояния плода во время беременности и родов, позволяющий отслеживать сердечный ритм малыша и сокращение матки]. Проверила показатели на мониторе. – Видишь, сердцебиение малыша стабильное, 145 ударов в минуту.

– Но эти схватки… – простонала полукровка, – они становятся всё сильнее! Я не уверена, что смогу…

– Сможешь, я в тебя верю, – хирург не допускала и тени сомнений. – Сейчас главное – правильно дышать. Глубокий вдох через нос, медленный выдох через рот. Вот так, молодец!

Она взглянула на монитор, проверяя параметры магического фона. Показатели были в норме, но Кира знала, что у аэродраконов процесс родов может сопровождаться неожиданными всплесками энергии.

– Пузя, – обратилась она к своему сегодняшнему ассистенту – пухлому профессору Пузырю Пузиковичу, – подготовь раствор стабилизирующего зелья, – приказала она, не отрывая взгляда от пациентки. – И проверь, чтобы антимагическое поле было активировано на максимум.

– Уже готово, док. Всё под контролем, – добродушно отрапортовал Пузя и полез вытаскивать трусливых гномов из укрытий.

– Чувствуешь, как схватки становятся чаще? – спросила Кира у роженицы. Та слабо кивнула. – Это нормально. Скоро начнётся второй период. Помни: когда почувствуешь желание тужиться, не сдерживайся. Но сначала позови меня.

Крылья аэродракона слегка затрепетали, чешуя начала излучать мягкое голубоватое сияние. Кира отметила это в своём планшете: «Магическая активность повышается. Вероятно, естественный процесс адаптации к родовому стрессу».

– Отлично, – произнесла она, – организм готовится. Сейчас я проверю положение плода… Да, всё правильно. Малыш идёт головкой вниз. Продолжай дышать, ты прекрасно справляешься.

В родильном зале властвовала атмосфера напряженности, но профессионализм Киры и её спокойная уверенность помогали роженице сохранять самообладание. Каждый её шаг, каждое слово были направлены на то, чтобы поддержать и помочь.

– Главное – не паникуй. Пустое беспокойство только усугубит ситуацию, – посоветовала хирург и ободряюще сжала ладонь пациентки.

Роженица застонала:

– Ох, доктор, кажется, началось, я чувствую… А-агрх! – в потолок улетел очередной зычный клич изнывающей от боли драконихи.

Кира мгновенно переключилась в режим боевой готовности.

– Так, начинаем! Помни: дыши глубоко и… о, нет! Только не говори мне, что сейчас начнётся превращение!

Крылья роженицы начали светиться, а чешуя – менять цвет от серебристого к нежно-голубому. Из ноздрей вырвались маленькие вихри воздуха, а вокруг тела начало формироваться едва заметное энергетическое поле.

– Кажется… да, начинается! – выдала горе-мамаша.

Кира устало выругалась и подумала, что должна была предвидеть подобный вариант развития событий, ведь её физиология – это смесь дракона и воздушного элементаля. Нужно быть начеку.

– Ладно, – произнесла она вслух, – будем импровизировать. Пузя, быстро подготовь антимагическое поле!

Гномы ринулись настраивать специальное оборудование для контроля магического фона, а санитарка поспешно раскладывала стерильные простыни с магическими защитными рунами. В воздухе запахло озоном – это активировалась система очистки воздуха от возможных магических выбросов.

Через полчаса напряжённой работы в комнате раздался первый крик новорождённого. Кира облегчённо выдохнула.

– Поздравляю! У тебя девочка. И, кажется, она унаследовала лучшие черты обоих родителей.

– Правда? – с неверием спросила дракониха и слабо улыбнулась.

– Да. У неё есть крылья, но она может дышать обычным воздухом. А чешуя… ну, чешуя – это модно, сейчас все такую носят.

Кира аккуратно устроила крошечное создание на груди у матери. Младенец, словно драгоценный самородок, сверкал нежной серебристой чешуёй, которая переливалась всеми оттенками утренней зари. Крошечные крылышки, пока ещё едва заметные, трепетно подрагивали в такт сердцебиению, а в больших глазах цвета грозового неба отражался весь мир.

– Посмотрите на неё, – прошептала Кира, не в силах скрыть восхищения. – Какая красавица! От отца ей досталась невероятная грация лесного эльфа – длинные тонкие пальчики, изящные черты лица и эти удивительные глаза.

Малышка, будто понимая, что говорят о ней, приоткрыла ротик в беззвучном зевке, обнажив крошечные клычки – явное наследие драконьей крови. Маленькое тельце окутывало едва заметное сияние, а вокруг головки формировалась лёгкая аура, характерная для детей смешанных рас.

Роженица, всё ещё ослабленная после болезненного процесса, осторожно коснулась пальчиком нежной чешуйки на лобике дочери.

– Она такая маленькая… и такая совершенная, – прошептала она, не отрывая взгляда от ребёнка.

– Да, – согласилась Кира, любуясь картиной. – В ней соединились лучшие черты обоих народов. От тебя – сила и могущество дракона, от отца – утончённость и лёгкость эльфа. Уверена, когда она подрастёт, её крылья будут такими же прекрасными, как у папы, а чешуя станет ещё ярче.

Младенец, словно услышав слова о крыльях, снова пошевелил крошечными перепонками, вызвав улыбку у всех присутствующих. В этом маленьком существе чувствовалась невероятная жизненная сила, смешанная с волшебной нежностью, присущей всем новорождённым.

– У неё уже есть имя? – спросила Кира, продолжая наблюдать за малышом.

– Мы решили назвать её Элариэль, – ответила мать, поглаживая малюсенькую ручку дочери. – В честь бабушки со стороны отца.

– Прекрасное имя для прекрасной малышки, – улыбнулась Кира, отмечая в своём планшете: «Новорождённая девочка, полненькая, активная. Состояние удовлетворительное. Родители: мать – аэродракон, отец – лесной эльф».

Когда счастливую дракониху перевели в обычную палату, Кира вернулась в комнату отдыха, с ногами влезла на подоконник и задумчиво уставилась в окно. Сердце переполняла радость и вместе с тем безграничная печаль. Вид крошечного существа, такого очаровательного и совсем беззащитного, всколыхнул что-то в душе. На мгновение она представила, как баюкает у груди свою крошечку с изумрудными глазами, как перебирает прозрачные белые волосики на голове малыша, и всё внутри оборвалось.

В комнату без стука ввалился братец. Кира спешно смахнула непрошенную слезу, прочистила горло и как можно ядовитее спросила:

– А «Булочку» свою где потерял?

– Игнат забрал, – пожал плечами близнец и рванул к кофейному аппарату. – А ты по какому случаю ноешь?

– Не ною. Устала. Четыре часа на ногах, сложные роды. Да ещё вместо ассистента мне вручили этого кракена неповоротливого…

– Кир, я тебя знаю, как облупленную, – Саймон не удосужился выслушать лживые стенания сестрицы. – И легко могу сказать, когда ты грустишь, а когда трещишь по швам от счастья. Про упадок сил можешь не заливать. Доктор Клык тебя обидел?

– Я его сама при желании так обидеть могу, вовек не заживёт.

– Тогда откуда грустинка?

– Тебе никогда не хотелось завести семью? В смысле, не тот эквивалент дурдома на выезде, что был у нас, а настоящую, крепкую и любящую семью. Человеческую, что ли, – она не знала, как выразить словами то, что штормовыми волнами омывало душу.

– Нет, Кир, пока не хотелось. А тебе, судя по всему, ударила такая мысль в голову?

– Наверное, я просто под впечатлением…

– Только не начинай нахваливать при мне своего кровососа. Он клёвый мужик и начальник отличный, но мне как-то не хочется знать, сколь хорош он в постели.

– Дубина, – Кира спрыгнула с подоконника и вырвала у брата из рук чашку, выхлебала содержимое, – я о родах говорю, с которых недавно вернулась.

– А-а, ну тогда понятно, – Семён забрал кружку и обратно поплёлся к кофемашине, – хотя нет, ни черта мне не ясно. Роды я принимал лишь однажды, у кикиморы. И на долгих два месяца вообще завязал с сексом, а по ночам кошмары мучили.

– Ну да, – фыркнула Кира, – вы только плодить детей любите, а весь остальной процесс вас вроде и не касается.

– Давай будем честны, и ты, и я больше любим сам процесс, от которого могут появиться дети. А вообще странно, что мы это обсуждаем, не находишь? Не успела сойтись с древним вампиром, как уже тянет окольцевать его и чадами обвесить. Ты стареешь что ли?

Кира скривила рожицу и показала брату известную фигуру с оттопыренным пальцем.

***

Игнат с интересом наблюдал за работой Гели. Они находились в палате у лепрекона с суицидальными наклонностями, и новый целитель как раз вела осмотр.

– Как ты себя чувствуешь?

– Когда меня отпустят домой? – лепрекон игнорировал её вопросы и требовал ответа на собственные.

– Не отпустят, пока не выздоровеешь.

– Я здоров, – голос у него скрипел, как несмазанная телега. – Так когда я смогу уйти? – он то и дело бросал обеспокоенные взгляды в угол палаты, где лежал кулёк из наволочки с заветным золотишком.

– Послушай, дружище, – Геля скрестила руки на груди, – ты тут уже третий день с температурой под сорок и кашлем. О какой выписке речь?

Лепрекон нахохлился, как воробей в метель, его зелёные одеяния выглядели несвежими, а остроконечная шляпа съехала набок.

– У меня просто лёгкая простуда! – просипел он. – И вообще, я не могу долго находиться вдали от своего золота. Оно там, – он кивнул на наволочку, – тоскует без меня. Да и дома кой-чего осталось.

– А ты, значит, тоскуешь без него? – усмехнулась целитель. – Знаешь, если бы не твоё золото, ты уже давно был бы в порядке. А так ты только и делаешь, что переживаешь, вместо того чтобы отдыхать и лечиться.

– Это не просто золото, – пробурчал лепрекон, маленькие глазки сверкнули от волнения. – Это моё счастье, моя гордость, моё всё! Каждая монетка здесь с историей, каждая хранит частичку моей души. Каждую я люблю как собственное дитя.

– Ну вот, – Ангела подняла бровь, – теперь я понимаю, почему ты так плохо себя чувствуешь. Ты слишком привязан к своим сокровищам. Может, стоит научиться отпускать? Хотя бы на время лечения?

Лепрекон засопел, нос покраснел ещё сильнее, а подбородок задрожал.

– Моё золото – это моя жизнь! – заявил он. – Без него я как без рук!

– Да-да, – кивнула девушка, – только руки у тебя на месте, а вот здоровье – под вопросом. Кстати, – она наклонилась к наволочке, – а что там у тебя такого особенного?

– Не твоё дело! – лепрекон попытался дотянуться до наволочки, но закашлялся.

– Ладно-ладно, – подняла руки Геля. – Но знаешь что? Я могу приставить к твоему золоту охрану. Вон того домового-санитара. Он как раз обожает считать монетки.

Лепрекон встрепенулся, глаза расширились от ужаса:

– Домового? Да он же первый и украдёт! У них же в крови тяга к блестящему!

– Вот видишь, – улыбнулась Ангелина, – даже ты признаёшь, что домовой не устоит перед соблазном. А значит, надо лечиться и набираться сил. А то кто же тогда защитит твоё сокровище?

Лепрекон задумался, потирая свой острый подбородок. Его маленькие ручки нервно теребили край одеяла.

– А может, я просто буду следить за ним отсюда? – предложил он.

– Отсюда следи, сколько душе угодно, но домой возвращаться не планируй, – покачала головой Ангела.

Лепрекон вздохнул, плечи поникли.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Но только если ты пообещаешь, что завтра меня точно выпишешь! И что к моему золоту никто не притронется!

– Обещаю, – кивнула Геля, делая пометку в истории болезни. – Если будешь следовать всем моим указаниям и не попытаешься сбежать посреди ночи с наволочкой в зубах. И ещё одно условие – тебе нужно поесть. Вот, – она протянула ему тарелку с бульоном, – это специальный лечебный отвар.

Лепрекон скривился, но взял тарелку.

– Фу, – пробормотал он, – пахнет болотом.

– Зато помогает, – подмигнула Ангела. – И знаешь что? Если будешь хорошо себя вести, я даже разрешу тебе ненадолго взглянуть на твоё золото перед сном.

Лепрекон оживился:

– Правда?

– Правда, – улыбнулась целитель. – Но только если пообещаешь не пытаться его украсть.

Лепрекон рассмеялся, и в его смехе впервые за всё время прозвучала искренняя радость:

– Да куда я денусь с подводной лодки? Хотя… – он хитро прищурился, – если что, я знаю пару трюков.

Игнат только покачал головой, улыбаясь. Иногда лечить пациентов было сложнее, чем проводить сложнейшие операции. Особенно когда эти пациенты – упрямые лепреконы, привязанные к своему золоту сильнее, чем к собственному здоровью.

Они с Гелей вышли в коридор и переглянулись.

– Отлично поработали, – одобрил главврач. – С каждым следующим пациентом ты становишься всё увереннее. Через полгода сама себя не узнаёшь.

Они направились в сторону приёмного отделения.

– А что это за разговоры об обучении за границей? – припомнила вдруг Ангела утренний разговор с Семёном. – Мне нужно будет уехать в Чехию, чтобы получить диплом об образовании?

– Отправлю тебя – уедет и Саймон. Вряд ли это здравая идея. Я планировал организовать что-то вроде краткосрочных курсов повышения квалификации для всего персонала прямо здесь, в клинике. В утренние часы работа, в вечернее – обучение, думаю, это будет оптимальный вариант для всех.

В дверях, отделяющих стационар от приёмного отделения, они столкнулись с Кирой.

– Вы уже закончили обход? – напряженно спросила она, но почему-то смотрела только на Гелю.

– Да, лепрекон был последним. Вампира и сирин [волшебная птица с человеческим лицом, чьё пение обладает магической силой и считается знаком божьего слова] со сломанным крылом выписали, остальные продолжают находиться под наблюдением, – с деловой чёткостью отчеканила Геля.

– Меня, кстати, Кира зовут, – хирург протянула тоненькую ладонь.

– Я знаю, Сёма о тебе постоянно говорит, – Геля подала в ответ свою и представилась.

– Я тоже тебя знаю, хоть и заочно. Сай постоянно о тебе думает.

Игнат молча таращился на Киру, та всячески игнорировала его присутствие.

– Как прошёл твой первый день?

– Кира, можно тебя на минутку?

Главврач направился к своему кабинету.

Кира, наоборот, поспешила в стационар, так и не ответив на просьбу начальства. Геля сделала вид, что ничего не заметила, и направилась к столику администратора, где вовсю болтали Радик, Лира и ещё незнакомый ей старичок с очень живыми глазами, который представился Баженом.

– А где Сёма?

– Зашивается в третьем оперблоке, – ответила Лира.

– Зашивается – это в смысле очень занят или?..

– Пузя его штопает, Саймон вправлял вывих бесу, а тот возьми и дёрнись! – закончила Лира, закатив глаза. – Теперь у него на заднице будет ещё один шовчик. Пузя говорит, что это даже стильно смотрится.

– Погодите, – Ангела нахмурилась, – так Семён вправлял вывих бесу, а тот дёрнулся, и теперь Сёма зашивает последствия?

– Почти, – хмыкнула Лира, протирая стойку рецепшена влажной тряпкой. – Точнее, Пузя зашивает последствия того, как бес дёрнулся, то есть преспокойно штопает Семёна.

Ангела похолодела.

– Где чёртов третий оперблок?

Радик махнул в сторону распашных дверей с цифрой «3» на прозрачном окрошке.

– Ох уж эти бесы, – вздохнула Лира. – Эти ребята такие непоседливые, что даже анестезия не всегда помогает.

– А что с бесом-то случилось? – поинтересовался Бажен.

– Да обычное дело, – махнула рукой Лира. – Залез на карниз подсматривать за ведьмой, получил по заднице метлой, упал неудачно. Теперь вот страдает, но извиняться перед той ведьмой, которая его приложила, отказывается наотрез. Говорит, что просто вел охоту за желтопузыми синичками.

В этот момент Ангелина вбежала в третий оперблок и увидела потрясающую картину: Семён распластался на столе лицом вниз, сверкал голым задом, а сбоку от него стоял тот самый упитанный мужчина лет сорока, которого все звали Пузей.

– Да чтоб тебя! Пузя, ты куда нить тянешь?! – донёсся возмущённый вопль вампира.

– Туда, куда надо! – раздался в ответ весёлый голос. Кругленький мужичок держал медицинскую иглу… нет, не в руке, а зажимал её между щупальцами. Рук и ног у него попросту не было, лишь беснующееся разнообразие хаотичных отростков с присосками, которые извивались в разные стороны. – Расслабься, клычок, это последний шов.

– Доверился дилетанту, – проворчал Семён. – Нужно было сразу к фее-целительнице идти!

– Твоя же вроде ангел, а не фея, – усомнился Пузя. – Кстати, тогда бы я упустил возможность посмотреть, как ты злишься! Ну уж нет, коллега. Это зрелище бесценно.

Геля покачала головой и тут же бросилась к своему парню.

– Сём, ты как?

– А ничего, жить буду, – он приподнял голову и вытянул губы трубочкой, явно требуя поцелуй.

– Вот только полужопицы навсегда потеряют свою симметричность, – с тоской предрек Пузя.

Геля осторожно взглянула на ранение. Глубокий порез рассекал левую ягодицу. Края раны были ровными, словно кто-то провёл по коже острым как бритва лезвием. Геля склонилась к лицу вампира, оставила на его губах сочувственный поцелуй и аккуратно обработала кожу вокруг пореза антисептиком, стараясь не причинить лишней боли.

– Да не переживай ты так, – хмыкнул Сёма, пытаясь принять более удобное положение. – Не впервой мне получать раны в самых неожиданных местах.

– Вот именно, – проворчал Пузя, доставая из ящика стола новую упаковку шовного материала. – И каждый раз в новом месте. Когда ты уже научишься беречь себя?

– Когда перестану спасать всяких непутёвых бесов от их же глупости, – парировал Семён, но тут же поморщился от резкой боли, когда Пузя снова приступил к шитью.

Геля внимательно следила за действиями коллеги, готовая в любой момент прийти на помощь. Пальцами она поглаживала мягкую щетину вампира, а взгляд был сосредоточен и серьёзен.

Пузя тем временем закончил накладывать швы и аккуратно завязал последний узелок.

– Всё, – объявил он. – Теперь главное – не садиться неделю и обрабатывать рану дважды в день.

– Легко сказать, – пробурчал Сёма. – А как же мои пациенты?

– А никак, – строго сказала Геля. – Будешь принимать пациентов стоя. И не спорь!

Саймон хотел было возразить, но, встретившись с решительным взглядом коллег, только вздохнул и кивнул.

– Ладно, уговорили. Но только потому, что вы такие милые.

Пузя фыркнул, а Геля не смогла сдержать улыбку. В конце концов, главное – что Сёма жив и относительно здоров. А асимметрия ягодиц… Ну что ж, у каждого свои шрамы.

Глава 17

Кира хотела уйти никем не замеченной, поэтому главному входу предпочла дальние северные ворота. Ей требовалось побыть одной, осмыслить всё случившееся.

Вчера дать Игнату согласие быть его женщиной, стать с ним единым целым, казалось здравой идеей, а сегодня… Она испугалась той власти, что он имел над ней. Более того, мысль засесть дома, с головой уйти в быт и воспитание потомства засела в мозгу на манер раковой опухоли, и ей категорически не нравились столь резкие смены курса.

Да, он очень красивый вампир, королевских кровей, завидный жених и всё такое прочее, знает и умеет многое из того, о чем она слышала впервые в жизни. А ещё он зверски притягивает и чертовски талантливый любовник, но это же не повод нырять в омут с головой, правда?

Кира миновала последний завиток коридора, увидела лестницу из вмонтированных в стену металлических прутьев, нашла потайную панель, которая открывала люк, ведущий на поверхность, и только приготовилась ввести код, как в спину ударил густой мужской голос:

– Удрать решила?

Она резко обернулась. Обмерла. К горлу подступил комок.

– Поговорить для тебя уже не вариант? – Игнат выглядел раздражённым, скорее даже злым.

– Я не удираю, – она лихорадочно подыскивала правдоподобное объяснение, но в голову лезло одно лишь предвкушение чего-то безумного и запретного. – Просто хотела побыть наедине с собой, осмыслить всё случившееся.

– Что именно? – он подошёл вплотную, потеснил её в прутьям уходящей ввысь лестницы.

– Тебя. Себя. Нас.

– И что тебе кажется сложным в этой комбинации? Одного вампира маловато или было недостаточно остро?

Его ноздри раздувались от гнева, а в каждом слове клокотала ярость. Кира окончательно растерялась. Привычная спесь и желание грубить покинули её, уступив место неуверенности.

– При чём здесь это? Я не жаловалась вроде, просто…

– Возьмись руками за перекладину, – перебил Игнат.

– Что? – она словно не расслышала.

– Подними руки вверх, просунь их под ступеньку и крепко сожми ладонями.

– Зачем? – она прекрасно понимала, к чему он клонит, но отказывалась участвовать в чем-то подобном. Только не в коридоре клиники, куда в любой момент могли войти посторонние.

– Либо ты сделаешь это по доброй воле, либо я заставлю тебя это сделать, – вампир склонился к её лицу и по-звериному облизал щеку.

– Заставишь? – Кира вздрогнула от прикосновения его языка. Тело тут же отозвалось диким голодом.

– Ты же заставляешь меня чувствовать себя идиотом, – Игнат поморщился на последнем слове и скользнул взглядом по губам, шее и яростно вздымающейся грудной клетке.

– Игнат, я…

– Прутья, Кира, возьмись.

Он вдруг расстегнул пряжку ремня и стал неторопливо вынимать его из шлеек.

– Ты что бить меня собрался? – она недоуменно вскинула бровь.

– Почти, – он сам перехватил её за запястье, задрал руку вверх, потом проделал то же самое с другой, провёл их под перекладину, заставил уцепиться за неё и связал запястья ремнём. Не на узел, а несколько раз обмотал вокруг кожи и застегнул пряжку. – Теперь не сбежишь.

– Ты чокнулся? А если сюда кто-нибудь войдёт?

– Не войдёт, я запер дверь в северное крыло. Вроде бы.

– Так, хватит! Вроде бы да как бы – это уже перебор. Я тебе не собачка, которой можно нацепить поводок и отдавать команды.

– А я вроде предупреждал, что не собираюсь играть в свободные отношения.

Он поводил пальцем по лицу, очерчивая контуры носа и бровей, мазнул по губам, всей пятернёй сжал грудь.

– Какие… – Кира застонала помимо воли. – Какие ещё свободные отношения? Я не собиралась сбегать, чтобы переспать с кем-то. Мне просто хотелось побыть в одиночестве.

– Могла бы просто об этом сказать, – задумчиво обронил Игнат и с той же силой сдавил другую грудь, оттянул сосок через ткань.

Кира зашипела.

– Так я говорю.

– Неубедительно. Стонешь ты куда естественнее.

– Заканчивай это показательное выступление, мне не нравится секс у всех на виду.

– А никакого секса нет. Пока что.

Он нарочно медленно просунул руку ей между ног и погладил внутреннюю сторону бедра: от колена к центру, от центра к колену, рисуя на коже витиеватые узоры.

– Игнат, прекрати, – она задрожала, когда он стал оглаживать ладонями внешний контур бёдер.

– Если скажешь, от кого ты бежала – от меня или самой себя, я, возможно, перестану. Возможно.

Он просунул пальцы по резинку трусиков и медленно повёл вниз.

– Ты придурок, право слово, – взвизгнула Кира и томно закатила глаза. – Хорошо, хорошо, я хотела сбежать от тебя. От твоей дрянной идеальности во всём.

– В чем конкретно заключается эта идеальность? – он вдруг перестал выводить её из равновесия, оставил бельё болтаться между коленями и отступил на шаг.

– Сам не понимаешь?

– Я понимаю по-своему, теперь расскажи, как видишь это ты.

– Может, для начала отпустишь? – она вскинула голову наверх, указывая на руки.

– Просто опусти их, – мягко сказал Игнат. – Неужели ты в самом деле думала, что я стану удерживать тебя силой, делать что-то против твоей воли? Ты раз и навсегда отучила меня бороться с тобой. Это проигрышный сценарий.

Она с лёгким изумлением продела руки между прутьями и опустила вниз. Всхлипнула. Он растерялся, потом склонился к лицу, подобрал трусики, вернул на место, расстегнул дурацкий ремень.

– Кир, ты чего?

– Я боюсь в тебя влюбиться, – она ещё раз шмыгнула носом. – Я никогда… А отец, он ведь тоже влюбился и потерял себя в этом чувстве, – она заговорила быстро, захлёбывалась словами, проговаривала только часть, а другую оставляла в мыслях. Не давилась слезами, но лучше бы пусть рыдала, чем весь этот поток детских страхов и нелепостей, который обрушился на его голову. – Он так любил её, мою мать. Боготворил. Из-за неё он потерял решительно всё. Будущее, своё место в этой жизни, место, которое считал домом, но главное, он потерял себя. Из-за неё его лишили благодати. Из-за этой проклятой любви, демонического наваждения он утратил бессмертие, а потом и вовсе начал терять рассудок. Я… я не хочу так же, ты понимаешь? Не хочу любить. Я с первого взгляда поняла, что ты – опаснее всех, кого я когда-либо встречала. Что ты единственный, кого могло бы принять моё сердце. И я так усиленно сражалась с тобой и собой. По большей части с собой. Но потом у Саймона появилась эта пухляшка, и он к дьяволу потерял всякое вампирское достоинство. А я ведь чувствую каждую его эмоцию, мне всё передаётся. Как удержаться в стороне, когда близнец двадцать четыре на семь витает в облаках и разве что голой жопой в кактусы от восторга не бросается? Я не хотела замечать, какой ты. Но за последние недели ты столько раз срывал с меня эту слепоту. Ты, оказывается, заботливый отец. И чёртов собственник, от которого меня пробирает до костей. Тогда в ресторане ты зарычал: «Моя!» и укрыл своими крыльями, а я едва от счастья не уписалась, потому что слова – это одно, слова можно и проигнорировать, выдумать, ими можно бросаться направо и налево, но инстинкты… Их не подделать. А если уж копать совсем глубоко, я потеряла голову, когда увидела тебя в роли домоседа. Серьёзно, этот растрёпанный вид и гребаные босые ноги – я хочу до конца жизни видеть тебя таким и гладить твои занудные рубашки. Сегодня, когда принимала роды у драконихи, знаешь, какая нежданная мысль меня посетила? Я хочу родить от тебя ребёнка. Кучу детей. Но это ведь не я, это не мои ценности. Я не верю в семью. Она несёт только боль, тревоги и разочарования. Я не хочу до скончания времён вздрагивать по ночам и думать, что какая-то тупая случайность заберёт тебя, или мать возьмётся за старое, или…

Она осела на пол у подножия лестницы и спрятала лицо в ладонях.

Игнат сел рядом, обнял вздрагивающие плечи и впервые за шесть веков онемел от изумления. Она ведь не просто боялась любить, она уже любила. И эта мысль волновала, как ничто другое.

– Я тоже боюсь любить, – глухо отозвался он. – В отличие от тебя я уже любил дважды. Вначале Риту, так звали мою бывшую жену. Её я потерял, не смог уберечь. И поверь, знание, что именно плод нашей любви убил её – тот ещё ошейник с шипами. А вторая моя любовь – это Ксюша, но и её я теряю. И точно не смогу тебе сказать, какая из привязанностей острее. Потерять внезапно или каждый день просыпаться с мыслью, что дочь, возможно, уже и не дышит, потому что застряла в каком-то подростковом возрасте и отчаянно страшится повзрослеть, расстаться с детскими травмами и взять ответственность за себя.

Кира подняла голову, и долгие десять минут они молча смотрели друг на друга.

– Но теперь поздно бояться, ведь так? Я уже люблю тебя, – наконец признался Игнат. – Уже очень давно. Смотрю на тебя, и всё внутри переворачивается. Всегда так было.

– И тебя это устраивает? – она сложила руки поверх коленей и уткнулась в них подбородком.

– Вполне. Мои желания сильнее каких-то там страхов, а хочу я тебя. В свою жизнь, в свою постель, в своё будущее и в свою душу. Но я не стану давить на тебя. Если ты хочешь оставаться независимой – дело твоё. Вчера я заставил тебя выбирать между жаждой тела и тем, чего ты на самом деле хочешь. Это было неправильно, нарушило твой покой. Мне искренне жаль. Я поступил очень эгоистично. Давай попробуем вернуться к прежнему формату отношений и посмотрим, к чему это приведёт.

– К прежнему… это когда ты был начальником, а я подчинённой, и мы изредка цапались по пустякам?

– По-моему, мы всегда были на равных, – Игнат насилу улыбнулся.

– И ты сможешь терпеть мои похождения на стороне? – Кира прищурилась.

– Однозначно, нет.

– Тогда прежних отношений не будет.

– Тупик.

– Я бы сказала, обрушение дороги.

– Тогда нам остаётся только повеситься, – «оптимистично» предложил Игнат.

– Можно ещё стреляться. Давай устроим дуэль, позовём твою дочь и моего братца в секунданты.

– Отличная идея. Завтра в полдень жду тебя на сквере Кирова рядом с Госдумой. А сейчас вставай, негоже девушке морозить очаровательную пятую точку на каменном полу.

Он подал ей руку, помог подняться и тут же отстранился.

***

Семён рухнул в кровать с высоты своего роста, зарылся лицом в подушку и блаженно засопел. Ангела присела рядом на краешек, стараясь ничем не потревожить страдальца.

– Сёма, давай я попробую помочь, – тихо шепнула она на ушко. – Игнат сегодня показал пару приёмов – у меня очень даже неплохо получалось.

Он пробормотал что-то невнятное. Она осторожно переспросила.

– Говорю, приступай, – он повернул голову набок. – Даже если ты просто подуешь на мою ассиметричную задницу, поверь, от этого знатно полегчает.

Геля засмеялась.

– Тогда привстань, я сниму с тебя джинсы.

– И трусы, – закапризничал он.

– Как скажешь, – она полезла руками под его живот, расстегнула пуговицу, ширинку и принялась аккуратно стягивать вещи.

– Мне уже нравится твоё лечение. Думаю, если хорошенько погладить спереди, то и сзади полегчает.

– Вот ты болтун, – Геля поцеловала его в плечо и наконец справилась с джинсами, бельём и даже носками.

Сквозь тонкий слой бинта проступала чёткая линия швов – следы искусных рук кракена Пузи. Края повязки были аккуратно закреплены тонкими полосками пластыря. Геля отодвинула слой марли и осмотрела повреждение.

На ягодице свежий рубец. Кожа вокруг него была припухшей и нежно-розовой. Ангела чуть приблизила ладони к травме, закрыла глаза и попыталась вызвать в воображении образ разбитой чашки, как учил Игнат.