Текст книги "Званый ужин"
Автор книги: Анна Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Может, все-таки помочь? – Участие в голосе Полин было пугающе разбавлено откровенным бабьим кокетством.
– Спасибо, не надо! – раздраженно рыкнул Роджер. – Сам справлюсь. – И он развернулся к ней спиной.
– По-моему, вам их лучше снять, – не унималась официантка. И что это означает? Заботу в чистом виде – или тайное желание увидеть его без штанов? – Думаю, у мистера Стоуна найдется подходящая для вас пара брюк.
– А я думаю, что вы не можете распоряжаться гардеробом Алекса, – отрезал Роджер.
– Ну и ладно. Я хотела помочь.
Полин фыркнула напоследок и вернулась в столовую, оставив Роджера в одиночку управляться с мокрыми штанами.
Пару минут он промокал брюки полотенцем и в конце концов сдался, чувствуя себя полным идиотом. Точно в детство вернулся и обмочил трусы. И откуда взялась эта тщеславная мысль, будто официантка сгорает от желания увидеть его без штанов? Какого черта такой соплячке мечтать о никчемной рухляди вроде него?
Роджер разогнулся и прошел в коридор. Штанина противно липла к ноге, в паху было холодно и мокро. Будь трижды проклята чокнутая Кристина Тэкстон, навлекшая на него этот стыд. Стыд, в котором он к тому же и не виноват – в отличие от прочих позорных моментов, где, увы, винить, кроме себя, некого.
Слава богу, что у него есть Джуди. Что бы он делал без своей Джуди? Подумать только – еще несколько часов назад он всерьез собирался оттолкнуть ее, свою единственную поддержку, свое спасение.
– Я от тебя ухожу, – сказал он, удивив самого себя внезапностью и бессмысленностью заявления.
Сосредоточенно, без намека на беспокойство, Джуди продела штырек серебряной серьги в мочку левого уха. Его слов она будто и не слышала.
– Я сказал, что ухожу от тебя, – повторил Роджер с нажимом – от злости, что его беспардонно игнорируют.
– Дорогой, застегни молнию, пожалуйста.
Джуди скользнула в платье и натянула бретельки на плечи.
Шагнув к ней, Роджер послушно исполнил просьбу.
– Ну? Как я выгляжу? – Джуди, как всегда эффектная, обернулась к нему. Грудь белела в низком вырезе, сережки матово поблескивали.
Она еще не успела накраситься. Без косметики жена всегда казалась ему гораздо моложе, ранимее. Он любил эту ее беззащитность, под слоем искусственных красок исчезавшую напрочь. Ненакрашенной Джуди не показывалась никому, кроме Роджера, – то была одна из привилегий, вытекающих из статуса ее супруга.
– Сногсшибательно. Ты всегда сногсшибательна. – Присев на край кровати, Роджер бездумно подергал за манжеты и уставился на ковер. Это еще что? Похоже на след от сигареты, хотя никто из них в спальне не курит. Прислуга, наверное. – Я пытаюсь донести до твоего сознания, что ухожу.
– Что за дурацкое выражение. – Она вновь шагнула к зеркалу, протерла лицо ярко-синим лосьоном, после чего ловко метнула использованный ватный шарик в мусорную корзину в дальнем углу комнаты. – В жизни не поверила бы, что услышу его от тебя. Сказал бы: «Я собираюсь от тебя уйти». Но «я ухожу» звучит так, будто ты выходишь за дверь, в то время как на самом деле ты сидишь на кровати и издеваешься над рубашкой.
– Джуди…
– А послеухода можно сказать: «Я от тебя ушел». Или вернее будет «Я ушел от тебя»?Или же просто «Прощай». – Перейдя к следующему этапу, она ровным слоем наносила увлажняющий крем на щеки, лоб и шею. Взгляд ее по-прежнему был прикован к зеркалу.
– Джуди, послушай, – тоненько крякнул Роджер и кашлянул, надеясь вернуть привычную хрипотцу.
Джуди завернула крышку, отложила тюбик, взяла тональный крем.
– А нужно ли,дорогой? По мне, так ты выбрал крайне неподходящее время для страданий. Через полчаса нас ждут на званом ужине, и мне вовсе не улыбается появиться у Тильды с мрачным и злобным мужем. Может, выбросишь свои проблемы из головы до возвращения? Или до завтра? А еще лучше – до следующей недели.
– А может, ты попробуешь отнестись ко мне серьезно? – Баритон вернуть не удалось, как не удалось и придать голосу желаемую убедительность.
Под слоем тонального крема лицо жены обрело матовую гладкость пластмассы. Джуди вздохнула:
– Ладно. Раз уж ты настаиваешь, поговорим сейчас. В данный момент тебе кажется – повторю твою же идиотскую фразу, – что ты от меня уходишь. Можно спросить, с чего ты это взял? Любовница достала? Ультиматум предъявила? Если так, то я тебя предупреждаю, Роджер, – не спеши жертвовать собой и всем, что тебе дорого, ради молоденькой дурочки. И пары месяцев не пройдет, как она тебе осточертеет.
– Нет! Все совсем не так… – Роджер вспыхнул. Откуда в ней эта хирургически ледяная жесткость? Все готова вскрыть, расчленить, отрезать – и рука не дрогнет.
Сузив глаза, Джуди деловито и уверенно нанесла черную обводку на веки.
– Уточни, Роджер. Все не так – в том смысле, что любовница не давит на тебя? Или все не так – в смысле, что она тебе не осточертеет?
– У меня никого нет. —У него-то точно нет. В Джуди, увы, он далеко не уверен.
– Какая жалость, – процедила она. – Проще было бы понять. В таком случае, речь идет о пресловутом кризисе среднего возраста? Боишься, что скоро сорок лет, а ты не слишком многого добился? Хочешь забыть, что у тебя трое детей, которые скоро вырастут и наплюют на твой авторитет? Мечтаешь уйти от ответственности? А я, между прочим, среди прочих достоинств особенно ценила твое чувство ответственности.
– Нет. – Прожженное на ковре пятно так и притягивало взгляд.
– Нет? Что же тогда? – Джуди вскинула брови – то ли в недоумении, то ли просто для того, чтобы накрасить ресницы.
– Стыд. – Одному Богу известно, до чего трудно было произнести это слово. Зато оно как нельзя полно и точно обрисовывало ситуацию.
– Стыд, – задумчиво повторила Джуди и поднесла к губам тюбик красной помады. – Стыд, – выдохнула она в салфетку, промокая накрашенный рот. Затем стиснула губы, выравнивая помаду, и причмокнула.
Роджер вздрогнул. Что за звук? Клацанье хирургического пинцета?
Он кивнул, не имея ни малейшего желания развивать тему. Зачем? Уйти молча будет проще. А уйти придется, несмотря на то что ему очень хочется остаться; несмотря на то что он все еще любит ее, даже такую ледяную, бесчувственную. Возможно, именно такуюледяную и бесчувственную.
– То есть тебе до того стыдно, что ты не в силах рассказать мне, отчего тебе так стыдно? – Джуди завинтила красный столбик помады обратно в тюбик. – Тебе до того стыдно, что проще уйти, чем поделиться со мной причиной своего стыда?
Он опять кивнул, презирая себя за горящие щеки, за жалкий вид нашкодившего ребенка.
– Роджер, дорогой, твоя затея бессмысленна. Я ведь знаю, что тебе вовсе не хочется от меня уходить. – Джуди выпустила в воздух ароматное облачко из флакона и прошла сквозь него. Роджер как-то поинтересовался, почему она не наносит духи прямо на шею и запястья, как другие женщины, но Джуди лишь презрительно повела бровью. Как другие?Еще чего.
Он ждал продолжения, едва сдерживаясь, чтобы не расчихаться от напитанного ароматом воздуха.
– Ты игрок, верно? – сказала Джуди, поворачиваясь наконец к нему лицом. – Сколько? Сколько ты проиграл?
Роджер онемел от изумления. Как она догадалась? Немыслимо. Исключено. Целая вечность безмолвных мук, лживых оправданий, фальшивых командировок. Бесчисленные часы в дымных казино, перед горками разноцветных фишек и колесом рулетки, которое ты молишь остановиться, а оно все крутится и крутится, будто издеваясь над тобой…
– Кто тебе сказал? – выдавил он первое, что пришло в голову.
– Никто. – Джуди села рядом на кровать, взяла его за руку, погладила тонкими, прохладными пальцами. – Я тебя слишком хорошо знаю, Роджер. Ты ничего не можешь скрыть от меня. Ну-ка, давай. Выброси из головы все эти глупые мысли об уходе и расскажи, насколько плохи твои дела.
И Роджер заговорил. Слова рвались из него таким потоком, что он и сам с трудом улавливал их смысл. Он рассказал о Париже и Амстердаме; о том, как игра захватила его, вцепилась и не желала разжать клещи, пока он не спустил все, что имел. И о том, что даже теперь, когда ничего не осталось, ее хватка не ослабла. О своем отчаянии рассказал и о том, что вот уж полгода не может смотреть в глаза жене и детям. Обо всем рассказал… Кроме тех мгновений, когда был близок к самоубийству.
Роджеру хотелось плакать, но он не плакал с шести лет и не собирался сейчас лишаться жалких оставшихся крох человеческого достоинства. Борясь со слезами, что жгли ему веки, Роджер отводил взгляд от лица жены, полного жалости. Джуди гладила его по голове, совсем как его горячо любимая и очень рано умершая мамочка. Слова иссякли, но Роджер не двинулся с места, и ладонь Джуди все скользила и скользила по его волосам.
А ему вдруг отчаянно захотелось секса. Захотелось почувствовать себя мужчиной, оказаться внутри нее. Не осмелился. Остановил страх, что она отвергнет его в тот самый момент, когда нужна ему больше всего на свете, что отмахнется, как от надоедливой мухи, буркнув что-нибудь об ужине у Стоунов, прическе и макияже, на который ухлопала столько времени.
Джуди поразила его во второй раз за вечер, когда сама взяла его руку и прижала к своей груди, а потом толкнула на спину и упала сверху, извиваясь, нашептывая что-то на ухо, расстегивая молнию на брюках.
Когда все было кончено, ее жесткая деловитость возросла многократно, и Роджер понял – ей не нужен был секс, это был всего лишь способ поднять ему дух. Оставив мужа на груде скомканных простыней, Джуди голой прошла в ванную, включила свет и встала под тугие струи душа, вздохом приветствуя грядущее повторение сборов.
Роджер лежал на спине, уставившись в потолок с трещиной, похожей на улыбку – или гримасу, если смотреть с другой стороны. Он забыл о времени. Он хотел спать, но глаза горели, стоило только опустить веки. Какое странное чувство.
Завернутая в белое полотенце, Джуди закрыла за собой дверь ванной и подняла красное платье с пола.
– Сам знаешь, дорогой, у всех есть свои маленькие секреты, – сказала она. – Каждый чего-нибудь да стыдится.
Роджер спросил бы, в чем еесекрет, если бы не боялся ответа. Он задал другой вопрос:
– И что нам теперь делать?
– Не волнуйся, – отозвалась Джуди, натягивая шелковые трусики. – Все наладится.
– Каким образом?
Джуди застегнула лифчик.
– Положись на меня. Я что-нибудь придумаю. А тебе нужно заняться собой. Сара Манетт знает отличного психоаналитика, специалиста как раз по твоей проблеме. Я ему позвоню и запишу тебя на прием.
– М-м-м.
– Поверь, дорогой, я все устрою. И прекрати, ради бога, оплакивать себя. Говорю же, секреты у всех есть. Взять, к примеру, Клайва Стилбурна…
– Клайва Стилбурна? – Роджер резко приподнялся и сел.
Джуди уже вновь устроилась перед зеркалом для второго сеанса макияжа.
– Именно. Клайв, да будет тебе известно, – бисексуал. Мальчиков снимает втихаря от жены.
Роджер заморгал.
– Что за чушь, Джуди! Где ты наслушалась подобной ерунды?
– У меня свои источники, – рассеянно ответила Джуди. – Совершенно достоверные. По самые уши увяз наш Клайв. Без ума от какого-то австралийского блондинчика.
– Господи.
– Так что не переживай, дорогой. – Джуди в зеркале послала ему ослепительную, заново накрашенную улыбку. – Твоя проблема того не стоит.
Клэрри играла с красным – возила по соли мизинцем. Сначала нарисовала улыбчивую рожицу, потом сердце. И наконец, топор. Рисовать на соли оказалось не так просто – картинки вышли нечеткими, будто из-под руки абстракциониста. Клэрри дернулась от острой боли в лодыжке – это Тильда пнула ее под столом носком туфли. Следовало бы улыбнуться, попросив прощения у хозяйки, но Клэрри рискнула нарушить правила. Улыбаться ей не хотелось.
– Бедняжка ты мой! – заворковала Круэлла. В столовую вернулся багровый Вояка и спешно прошел к своему месту, держа обе руки перед собой в тщетной попытке прикрыть мокрое пятно на штанах.
– Если хочешь, Роджер, я снабжу тебя сухими брюками, – предложил Алекс, нервно запустив пятерню в жидковатые волосы.
– Ерунда. Высохну. – Вояка с видимой неловкостью опустился в кресло.
– Роджеру вечно не везет, – продолжала Круэлла. – Если судьбе вздумается сыграть какую-нибудь злую шутку, из целой толпы она выберет именно Роджера. Помнишь, дорогой, в прошлом году в Канне мы с тобой…
Клэрри до смерти наскучили застольные разговоры, воспоминания, шутки, анекдоты из чужой жизни, звяканье бокалов. Она постаралась отключить в сознании пронзительный голос Круэллы и сосредоточиться на Алексе – тот тоже явно выпал из разговора, погрузившись в свои мысли. До чего же они разные с Моррисом. Алекс такой… обыкновенный. Вечно дергается по пустякам, переживает, что скажут люди. Вот и сейчас ерзает, кривится, моргает – в то время как Моррис уже запрыгнул бы на стол и завопил: «Тоска зеленая! Двигаем на пляж, купаться голяком при луне!»
Правда, море отсюда далеко, купаться еще холодно, а луны не разглядеть за облаками. Ну и пусть. Моррис все равно что-нибудь придумал бы. Всех завел бы, все изменил… но Морриса здесь нет, а Алекс другой.
Клэрри вонзила в него взгляд – Алекс остался последним, в чью голову она еще не заглянула. Она сосредоточилась что было сил, но Алекс отбил ее атаку. Его глаза скользнули по лицу Клэрри, и в его взгляде она прочитала: «Частная собственность. Посторонним вход воспрещен».
Ну, это мы еще посмотрим, решила Клэрри. Никто не смеет ставить ей преграды. И она поднатужилась, будто при родах, только собрав в кулак моральный дух, а не физические силы.
И дух Клэрри, внезапно очнувшись от долгой спячки, рвался на свободу, протискивался меж ребрами, что так долго служили прутьями его клетки. Он извивался и бился в груди, ускоряя ритм сердца. А сама Клэрри все тщилась проникнуть в голову Алекса; дыхание ее участилось, ногти впились в сиденье, чтобы не катапультироваться из кресла от мощи собственного напряжения.
Трудно сказать, как долго длились эти роды – то ли часы, то ли секунды, но завершились они громким хлопком в голове Клэрри. И все погрузилось во тьму.
На миг впав в панику, Клэрри тут же поняла причину кромешного мрака – она просто-напросто закрыла глаза. А когда открыла, обнаружила, что висит в воздухе над столом, прямо напротив портрета Тильдиных родителей, подбадривающих ее улыбками. Клэрри подняла руку, чтобы помахать в ответ, и поняла, что смотрит на них сквозь ладонь. Рука ее стала прозрачной. Под потолком столовой парила невесомая и невидимая Клэрри.
«Здорово!» – воскликнула невидимая Клэрри, но ее никто не услышал. Она была бесплотна и вездесуща.
А ее физическая оболочка, как оказалось, все так же сидела за столом и возила пальцем по соли.
«Эй, погляди-ка, где я!» – позвала ее бесплотная Клэрри, но Клэрри из плоти не откликнулась. Оставив в покое соль, она переключилась на нетронутую форель.
«Потрясающе. И как я раньше не додумалась? Наверное, это и называется уходом в астрал?»
Полетав немного по комнате, погладив невидимой ладонью сводчатый потолок и рассмотрев безделушки на каминной полке, Клэрри вспомнила, ради чего она, собственно, покинула свое тело.
Она порхнула к угрюмому, всеми позабытому Алексу и цепко взялась за его лицо: одну ладонь опустила ему на макушку, а вторую подсунула под подбородок. Алекс продолжал кукситься, не догадываясь о том, что с ним происходит. Его голова под руками Клэрри была до странности знакомой.
«Точь-в-точь как у Морриса», – пробормотала Клэрри.
Решение созрело у нее мгновенно, словно она всю жизнь только этим и занималась. Нужно как следует крутануть лицо против часовой стрелки, снять его, будто крышку с банки, и без проблем заглянуть внутрь.
Пока Клэрри пыхтела над его головой, Алекс потягивал вино, и рука его с бокалом невольно мешала ее планам. Клэрри уже задыхалась от усилий, а лицо даже не сдвинулось с места. Эх, была бы такая железяка, которой поддевают приржавевшие крышки, – вмиг слетело бы. Клэрри была близка к отчаянию. Алекс же, как назло, еще и расхохотался над шуткой Круэллы, и его лицо выскользнуло из ладоней Клэрри.
Клэрри воспользовалась моментом, чтобы отдышаться, а когда хохот Алекса стих до хмыканья и наконец угас, с новыми силами ухватила его лицо и решительно крутанула.
Лицо поддалось и сдвинулось с места, в точности как упрямая крышка на банке, да так неожиданно, что Клэрри едва не выронила его. Лицо оказалось на удивление увесистым, оно смахивало на стальной диск с натянутым поверх эластичным материалом. Клэрри замутило, когда лицо у нее в руках моргнуло и закашлялось, обдав ее пальцы влажным дыханием. Алекс не имел представления о том, чего лишился, и его лицо продолжало жить своей жизнью. С величайшей осторожностью Клэрри опустила свою ношу на стол и задумалась ненадолго, пытаясь представить, как выглядит лицо изнутри. Когда из оставшейся без лица головы Алекса послышалась музыка, Клэрри обернулась.
Звучал орган – но не церковный, а тот дребезжащий орган, который десятки лет назад развлекал зрителей перед сеансом в кинотеатрах.
Так и есть: в голове Алекса обнаружился кинотеатр былых времен, с полным залом терпеливо ожидающей публики и задернутым пыльным бархатным занавесом.
Из люка в полу перед серебристым экраном очень медленно появился старомодный инструмент. Коротышка старичок в желтом жилете и галстуке-бабочке наигрывал «А я люблю кокосы». Старичок играл и улыбался публике беззубым ртом. Песня закончилась, когда орган достиг уровня пола. В ответ на аплодисменты зрителей органист приподнял свой блестящий котелок и начал следующую мелодию, «Она появится из-за гор».
«Ничего себе, – произнесла бесплотная Клэрри. Старичок вновь приподнял котелок и продолжил игру. – В жизни не поверила бы, что такое может твориться в голове у Алекса».
Собираясь вернуть лицо на место, она заметила, что инструмент с органистом поехали вниз, обратно под пол.
Прикрутить лицо было проще, чем снять, да только село оно как-то неровно. Клэрри попробовала исправить положение, но лицо так и осталось кособоким. Клэрри наконец сдалась и вновь бесцельно поплыла по комнате, заглядывая гостям в уши, за пазухи и в головы.
– Почему форель не ешь? – услышала она вопрос Тильды. – Не нравится?
– Очень нравится, – ответила Клэрри из плоти.
До чего же странно слышать собственный голос со стороны. Для порхающей в воздухе Клэрри ее голос звучал тоньше, чем она привыкла. Все равно как на магнитофонной пленке – а она всегда ненавидела свой голос, записанный на магнитофон. Однако очень скоро со звуком что-то случилось, из голоса реальной Клэрри он превратился в плач ветра, завывание бури, рев тайфуна. Бесплотная Клэрри зажала невидимые уши невидимыми ладонями, но дикий звук захлестывал ее, мотал по воздуху.
Комната поплыла у нее перед глазами, предметы начали терять очертания, атмосфера сгустилась до фиолетовой черноты.
«На помощь!» – взвизгнула бесплотная Клэрри – и ее затянуло в фиолетовую дыру, всосало в пустоту ее тела, будто пылинку во чрево пылесоса. А компания за столом продолжала жевать и болтать.
И все кончилось.
Комната вернула себе привычный вид. Суровая пара взирала на всех с парадного портрета, шторы не утратили густоты золотого блеска, и горящие свечи по-прежнему отбрасывали блики на хрусталь, столовое серебро и лица гостей. Изменилась только Клэрри.
Теперь она знала все. Знала о тяжкой мысли, что мухой билась в сереньком мозгу Кости; знала о животных инстинктах Пластилина; знала о том, что власть над Воякой захватил жадный, самовлюбленный ребенок; и о том, что у Круэллы нет сердца. Клэрри теперь знала, что Глянцу нет покоя из-за колокольного перезвона, что лишенная участия Тильда в одиночку сражается со стихией и что Алекс изводит жизнь на бессмысленное представление, то поднимаясь на сцену, то уходя под нее – и так по бесконечному кругу. О да, Клэрри знала все.
На Клэрри навалилась страшная тяжесть, как на астронавта при возвращении из космической невесомости в сферу притяжения Земли. С трудом двигая неуклюжей, будто свинцовой рукой, она подняла бокал и пригубила вино. Ей больше не нравилось находиться в своем собственном, ограниченном, не способном летать теле. Но Клэрри не могла вспомнить, как ей удалось выскользнуть из ненавистной отныне плотской оболочки, и она терзалась страхом, что никогда больше не сумеет повторить этого.
А они и не догадываются о том, что она все видела и все знает. Подчищают тарелки, опускают на стол ножи и вилки. Пластилин уже ковыряет в зубах, тщетно стараясь подавить отрыжку. Тильду, похоже, заботит только скатерть: менять перед десертом или не менять? Сетка развлекается со свечой, чем определенно выводит из себя Алекса. Собрав расплавленный воск, Сетка мнет его в пальцах, скатывает в шарики, бросает обратно к фитильку и вновь собирает, мнет, скатывает…
Клэрри показалось, что рыбина пытается ей подмигнуть, но, опустив взгляд на тарелку, она обнаружила вместо форели русалочку с лицом Тильды, волосами, разбросанными по остаткам гарнира, чешуйчатым хвостом в зеленом миндальном пюре, грудью под двумя раковинами и желтыми, навеки остекленевшими глазами.
Пронзительная трель из спаренных гудков – неожиданная, грубо ворвавшаяся в застольную беседу, звон бокалов и бряцанье вилок – заставила компанию вздрогнуть, не одно сердце замереть на миг-другой и всех до единого насторожиться.
Клэрри пришла в полное замешательство. От кого из ее соседей по столу исходит этот настойчивый, гадкий электронный звук? Подозрение пало на Глянца с его колокольным оркестром, но звук, казалось, шел прямо от стола. Клэрри уже собиралась приложить к столу ухо и прислушаться как следует, когда ей пришла в голову другая мысль: что, если звон ей снится? Так ведь часто бывает: звонок будильника врывается в твое спящее сознание, а ты отмахиваешься от него, стараясь поглубже окунуться в сон. Клэрри приготовилась проснуться наконец у себя дома, рядом с Моррисом, но сон упорствовал, и будильник не унимался, заливаясь, как электронная птичка, своей размеренно-отрывистой трелью. И только заметив настороженные лица вокруг себя, Клэрри поняла, что звон слышат все. Нет, это не будильник. Это телефон. И звонит он где-то под столом. Только с какой стати Алексу и Тильде держать телефон под столом?
Клэрри уловила на лице Кости недовольство, когда Пластилин наклонился, вытащил из-под кресла дамскую сумочку скучной коричневой кожи и достал из бокового кармашка мобильник.
На глазах Клэрри лицо Кости превращалось в гранитный утес с выступом вместо верхней губы, пока ее муж отрывисто каркал в трубку:
– Брайан Тэкстон… Да… Да… Понял…
– Сколько – можно – просить.
Кость цедила слова с таким видом, будто плевалась ими.
– Может быть, мы… – Тильда неопределенно кивнула на дверь и умолкла, не закончив фразу.
– Да… минуту… да… погодите… – От Пластилина не укрылось каменное лицо жены, но и голос в трубке явно был для него важен. После недолгой внутренней борьбы Пластилин повернулся к жене спиной – трубка победила.
– Чертова игрушка! Ненавижу. Таскает с собой повсюду. – Кость обмерла. Сообразив, что помянула нечистого, в ужасе прихлопнула ладонью оскверненный рот, после чего присосалась к бокалу.
– Как я вас понимаю, дорогая, – сказала Круэлла.
– Лично я запретила Алексу пользоваться мобильником в моем присутствии, – поддакнула Тильда.
Пластилин неуклюже поднимался из-за стола, одновременно отпихивая кресло. Кресло покачнулось на задних ножках и стало заваливаться назад. Выбросив вбок руку, Клэрри остановила падение. Она видела все со стороны, как в замедленном кино. Или как на стоп-кадре, навечно запечатлевшем спортивный мировой рекорд.
– Да… минуту. – Пластилин накрыл микрофон рукой. – Прошу прощения. Это крайне невежливо с моей стороны…
– Да уж, – подтвердила Кость.
– Прошу прощения. – Пластилин повернулся к Тильде: – Если позволите, я закончу разговор в коридоре. Я быстро. Можно? – умоляюще спросил он и повторил: – Я быстро.
– Чувствуйте себя как дома, Брайан, – любезно улыбнулась Тильда и покосилась на Кость. Та свернула салфетку в тугой жгут, словно вознамерилась удавить им мужа.
– Всякое бывает, – сказал Алекс, дождавшись, когда Пластилин закроет за собой дверь.
– Это точно, – отозвалась Кость. – Вы даже не представляете себе, как часто. Подумать только – положить эту ужасную штуку в мою сумочку. Мою! Причем без спроса.
В наступившей долгой паузе Кость продолжала терзать салфетку, скручивая ее то в одну сторону, то в другую. Следуя ее примеру, остальные тоже что-то вертели в руках, старательно прислушиваясь к голосу Пластилина за дверью.
Клэрри не возражала бы чем-нибудь заняться, да только чем? Сплясать на столе? Миндальным пюре нарисовать зеленую улыбку на лице Кости? Можно, конечно, но какой смысл? Глядя на дверь в коридор, она в душе просила Пластилина закругляться со своим телефонным разговором. Если Пластилин не поторопится, Кость стиснет свое лицо в кулак и ринется в атаку на мужа.
Теперь уже все смотрели на дверь, все мечтали, чтобы сию секунду Пластилин с улыбкой вернулся в столовую. Излечить всеобщий паралич было под силу одному лишь Пластилину, и его ждали, как пришествие Святого Духа.
– У нас есть друзья, – задумчиво произнес Алекс, – которые как-то решили, что превратились в рабов технологии… угу, кажется, именно так они и выразились… и повыкидывали телефон, телевизор, видео. Отнесли на помойку, и все дела.
– И что? В семье воцарился рай? – заинтересовалась Круэлла.
– Если им верить, то воцарился. Правда, они зачастили к нам – смотреть любимые фильмы и обзванивать знакомых.
– Повсюду таскает, – бормотала Кость. – И днем и ночью.
Клэрри представила, как Пластилин и Кость рядком лежат в антикварной кровати с бронзовыми набалдашниками. Пластилин, облаченный в пижаму, тянет руку за мобильным телефоном, который надрывается под одеялом, а Кость, в простенькой байковой ночной сорочке, скулит в подушку.
– Женщины запросто обходятся без подобных игрушек, – оживилась Круэлла. – Уж нас-то с телефоном посреди званого ужина не увидишь.
– Но мужчине телефон бывает просто необходим, – возразил Вояка, чем заслужил негодование Кости: та прищурилась на него так, что от глаз остались едва видные щелочки.
– Твоя теория насчет женщин и мобильников, Джуди, – сущий вздор! – возразил Алекс, не скрывая облегчения от того, что гости опять разговорились. – Да я тысячу раз в электричках видел, как дамы вызывают по телефону своих благоверных, чтобы встретили их на станции.
– Ха! Это совсем другое дело. – Тильда, однако, не уточнила, насколько и чем именно «другое».
Осушив свой бокал, Кость громко икнула и с треском поставила бокал на стол. Клэрри удивилась, что стекло уцелело.
Струйка света из-под двери расширилась, потоком хлынула в комнату – это Пластилин открыл дверь и направился к столу, на ходу выключая телефон. Добравшись до своего места, почему-то не сел сразу, а продолжал неловко топтаться рядом.
– Ну? Сядешь ты наконец? – не глядя на мужа, спросила Кость.
– Да-да…
С удрученным видом Пластилин протиснулся к стулу, едва не рухнув на стол, когда нога запуталась в ручках сумочки. Он собирался сунуть телефон в кармашек сумки, но остановился, наткнувшись на горящий взгляд Кости. Трубка легла на стол, рядом с его пустой тарелкой.
– Что-то случилось, Брайан? – высказал Алекс волнующий всех вопрос.
– Нет… Не совсем. Собственно, ничего нового. – Пластилин медленно опустился на стул. – В наше время так сложно найти компетентный персонал. Компетентный и надежный, я имею в виду. Все норовят ободрать тебя.
– И кто на этот раз тебя обдирает? – взвилась Кость. – Какое гнусное преступление совершено против великого Брайана Тэкстона? Ну же, не стесняйся. Ты ведь помрешь, если немедленно всем не нажалуешься. Тебе наплевать, что ты обещал мне на этот вечер забыть о бизнесе. Ты ведь обещал, что оставишь чертов телефон дома. Ублюдок!
– Полин… Принеси, пожалуйста, воды миссис Тэкстон, – сказала Тильда, слегка порозовевшая от беспокойства.
– Не хочу я никакой воды. Вина, Полин.
Полин неуверенно замешкалась.
– Может, не стоит, дорогая? – Взмокший и встревоженный не меньше Тильды, Пластилин ослабил узел галстука и с трудом расстегнул пуговицу на вороге рубашки.
Кость ухватила свой бокал, не дождавшись, когда Полин наполнит его до конца.
– Будь я проклята, если позволю тебе читать мне нотации о невоздержанности, да еще при всех этих людях, – проговорила Кость.
– Ну какие нотации, Крисси?.. – промямлил Пластилин.
– Как насчет немного размяться? Приглашаю всех в гостиную на бокал-другой перед десертом! – с фальшивым энтузиазмом провозгласил Алекс.
– Лично я никуда отсюда не двинусь. И он тоже! – Кость ткнула тощим пальцем в своего злосчастного мужа.
– В таком случае, – без особой надежды на успех предложила Тильда, – можно разделиться. Кто хочет, остается за столом. Остальные перейдут в гостиную.
– Отлично! – взорвалась Кость, утопая в грозовой туче собственного красноречия. – И ты отправляйся, ублюдок. Ты же лопнешь, если не угробишь всех нытьем о каком-нибудь бедолаге из твоей мерзкой фирмы. – Кость едва не лопалась от злости, багровые ноздри раздувались. – Я так ждала этого вечера, Брайан! Я целую вечность нигде не была! Я торчу в четырех стенах, дежурю за тебя у телефона, пока ты таскаешься по приемам и вечеринкам… И вот наконец у меня выпал один-единственный шанс развлечься, а ты взял и все испортил! Тебе необходимо все испортить, ты просто не можешь иначе, верно? – Задыхаясь, она втянула слишком много воздуха, заодно проглотив и следующую порцию сарказма.
– Ну-ну, старушка, полегче на поворотах. – Вояка, похоже, запамятовал, что Кость – не его «старушка» и дело его не касается.
– Как кипящая кастрюля, – пробормотала никем не услышанная Клэрри.
– Убери со стола, Полин, – сказала Тильда и добавила в попытке разрядить обстановку: – Прошу вас, передавайте сюда тарелки.
Щекастое лицо Пластилина посерело. Он открыл рот – и тут же захлопнул, так и не решившись ничего сказать.
– Брайан? – встрепенулся Алекс.
– Я полагаю, тарелки у всех пусты? – почти взвизгнула Тильда.
– Как ты посмел сунуть свою проклятую тварь в мою сумочку? – надрывалась Кость. – Неужели для тебя нет ничего святого?
– Бурлит и бурлит, как кастрюля, – сказала Клэрри.
– Сумочка для женщины – это святыня, – раздался четкий голос Круэллы. – Это ее секрет от мужа – особенно от мужа. Секрет даже больший, чем ящик с нижним бельем.
– Прости, любовь моя. – Пластилин обмяк, окончательно пав духом.
– Как лопнувший шарик, – сказала Клэрри. На нее по-прежнему не обращали внимания.
Тильда подала знак Полин следовать за ней и со стопкой тарелок в руках направилась к выходу. Дверь за ними захлопнулась, обдав Клэрри холодом.
– Я… Я… хочу, чтобы ты знал… – Кость с трудом выговаривала слова.
