Текст книги "Званый ужин"

Автор книги: Анна Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Главное блюдо

Алекс выбивал пальцами дробь по столу – нервно и рассеянно, как человек, не отдающий отчета в своих действиях. Левая щека у него подергивалась. Алекс очень старался не глазеть на свои часы, зато косился исподтишка на громадный «Ролекс», украшающий волосатое запястье Роджера Маршалла. Двадцать минут. Прошло целых двадцать минут. Сколько требуется времени, чтобы отвести квелую девушку в спальню и уложить в постель?

Его не оставляло чувство, что Джуди Маршалл задумала какую-то пакость. Не доверяет он ей. Никогда не доверял. Эта дрянь только и делает, что глумится над ним. Тильда не устает напоминать, что Джуди – ее лучшая подруга, от чего он психует еще сильнее. Алекс был уверен, что Джуди известны кое-какие его грешки, которые он предпочел бы сохранить в тайне, в первую очередь от Джуди Маршалл. О нет, он не опасался ее болтливости – она слишком умна, чтобы трепаться о нем на каждом углу, – но ему претила мысль, что Джуди в курсе его пороков. В ее присутствии Алекс не чувствовал себя мужчиной, словно она кастрировала его одним лишь ехидным взглядом. А сейчас он никак не мог избавиться от подозрения, что Тильда с Джуди улизнули в одну из спален – или даже, не дай бог, в его кабинет – и сплетничают о нем, смеются над ним.

Он бросил взгляд через стол на Роджера. Бедный старина Роджер. Какой-то он… жалкий. Должно быть, годы брака с Джуди измотали его, лишили уверенности в себе, оставив на память о былом одни лишь нелепые усы. Тем не менее Роджер ему нравился. На него можно положиться – он парень прямодушный, чего никак не скажешь о Клайве Стилбурне. А все же – каково это быть мужем Джуди Маршалл? Заниматься сексом с Джуди – удовольствие не большее, чем кататься на двери.

Роджер с трудом выносил в людях нервозность. Нервничать – значит публично демонстрировать трусость, а избежать этого помогает внутренняя самодисциплина. Служба на флоте закалила его нервную систему не хуже железа. Именно флотская выучка обеспечила ему характер, без которого в бизнесе не выжить. Он ведь до сих пор выживал, верно? Что бы там ни сулило будущее, последних десяти лет у него не отнять – они надежно сохранены в прошлом. А что такое жизнь? Жизнь, собственно, и есть прошлое. Если твоя жизнь надежно хранится в прошлом, никто не сможет протянуть к ней жадные ручонки и испоганить.

– Я слышал, Херриот на грани краха, – сказал он, уцепившись за первую пришедшую в голову мысль. Ничто, в конце концов, так не возвышает собственный успех, как разговор о чужих неудачах.

– Что вы говорите! Бедняга Перси. – Брайан Тэкстон внезапно ожил, к щекам в нездоровой сетке сосудов прилила кровь. Все двадцать минут отсутствия хозяйки он провел в алчно-голодном изучении своей пустой тарелки, не издав ни звука, если не считать явственного урчания желудка. – Не скажу, чтобы я был в восторге от старого чудака, но мы с ним тыщу лет знакомы. Странное дело: месяца три назад я с ним столкнулся, и он выглядел вполне успешным. По виду никогда не скажешь, верно?

Да уж, подумал Роджер. По виду точно не скажешь. На ум моментально пришли собственные финансовые проблемы, и он с трудом сосредоточился на сидящем напротив пузане.

– Похоже, мы друг друга не поняли. Я имел в виду Майкла Херриота, а вы, Брайан, полагаю – Перси Херриота из фирмы «Херриот, Фрик и Палмер»?

– Вон оно что. Понятно. – Брайана уже занесло на повороте в более интересную для него сторону. – Перси, собственно, не из этой фирмы. Он сам по себе. Не верит в партнерство. Потому-то, если подумать, и процветает.

– Надо же – а я-то считала, речь идет о ветеринаре Джеймсе Херриоте, у него еще своя передача на телевидении. – Хайди Стилбурн невидяще уставилась в пространство перед собой, голос ее звучал бесстрастно, холодно.

– Не случилось ли чего наверху? – пробормотал Алекс. – Стоило бы проверить… – Прекратив барабанить по столу, он взвешивал все «за» и «против» своего ухода. Наконец решил не рисковать, бросая гостей в одиночестве, – и снова забарабанил в ритме еще более хаотичном, чем прежний.

Клайв Стилбурн смутно отметил, что Кристина Тэкстон подкинула новую тему для разговора – причем тему, не требующую реакции собеседников, – и теперь с удовольствием вела сольную партию. Ее монотонный бубнеж рикошетом отскакивал от сознания Клайва, не в силах пробить броню его собственных мыслей. Мыслей, направленных на его элегантную супругу, невидяще глазевшую в пространство.

Она знает.

Два простых слова заплясали перед глазами, колоколом жахнули в ушах, вынудив сердце подпрыгнуть и лихорадочно заколотиться в горле. Клайв судорожно сглотнул. Она знает, она знает, она знает.

У него пересохло во рту, а бокал был пуст. Клайв покрутил головой в поисках Полин – та маячила у окна, якобы готовая услужить, а на деле ушедшая в собственный мир. Клайв убедился в этом после нескольких бесплодных попыток поймать ее взгляд. В конце концов желанная цель была достигнута, но для этого ему пришлось постучать по бокалу, чтобы привлечь внимание официантки.

Жадно глотнув вина, он заставил себя посмотреть на жену. Та уже разглядывала не пустоту, а свой бокал, вращая его на столе за тонкую ножку. Из глаз ее исчезла бессмысленность, напугавшая Клайва пару секунд назад, но взгляд был по-прежнему задумчив, отстранен. Она знает.Что это она только что съязвила насчет Херриота? Хайди ведь никогдане язвит. И молчит весь вечер. Молчит и думает. А как обиделась, когда речь зашла о ее коллекции – даже из комнаты выскочила. Когда это Хайди обижали замечания о ее работе? Обычно она наслаждается каждым комплиментом, каждым мигом внимания к ее успеху. Она знает.Клайв представил, как ее знаниев течение вечера, постепенно, складывается из крохотных кристалликов, пока не превращается в единое ледяное целое – колкость насчет ветеринара с телевидения. Сами по себе слова ничего не значили, но он уловил под их внешне нейтральным слоем другой – подспудный, желчный.

Игра окончена, Клайв. Я все знаю, подонок.

И что теперь будет? Что станет с ним позже, после этого ужина?

Клайв никогда всерьез не думал о том, чтобы ради Хайди завязать с мальчиками – он просто не прожил бы без них, как без воды или пищи. Супружество, однако, было священно: ни одному из мальчиков не позволялось покушаться на его брак. Хайди нужно было оградить от правды о его любовниках, и уж тем более от какой-либо заразы. Прежде чем жениться, Клайв все тщательно обдумал. Он никогда не платил за секс, но связи его были беспорядочными и рискованными. После свадьбы, решил он, все изменится. Строить отношения на исключительно деловой основе выгоднее и проще для обеих сторон.

Правило номер один гласило: никогда не приводить любовников к себе. На этом правиле зиждилась вся его двойная жизнь. Мальчики не имели правапереступать порог его дома. В дальнем тихом квартале он снял квартирку, а щедрая наличность, уплывавшая в карман владельца, обеспечивала полную конфиденциальность и понимание, пусть и попахивающее лицемерием. Клайв встречался там с мальчиками два-три раза в неделю. Он предпочитал держать под рукой пять-шесть любовников одновременно, каждые несколько месяцев давал одному из них отставку и заменял новеньким. Первые пять лет женатой жизни все шло без сучка без задоринки. Клайв мог с законной гордостью говорить, что его жена абсолютно счастлива, – а много ли мужчин уверенно, без крупинки сомнения повторят то же самое? Хайди имела все: прекрасный дом, успешную карьеру, замечательного, здорового малыша и внимательного, верного мужа. Чего еще желать женщине?

Изменилось все с появлением Сола. Сол… Мальчик из снов, ангел, златокудрый серфер из Австралии с влажным взглядом и телом греческого бога. Клайв таял от одного только взгляда на него. С Солом, и только с ним, Клайв позволял себе нарушать правила. Сначала по мелочи… После секса они часами не вылезали из постели. Вдвоем принимали душ. Вместе выходили из квартиры и гуляли в соседнем парке, порой даже держась за руки – если поблизости никого не было. Однажды в дождь спрятались под деревом и целую вечность целовались, а потом Клайв вдруг расплакался, и Сол слизывал его слезы. Клайв все реже встречался с другими – даже в постели с ними он тосковал по Солу. Тот твердил, что любит Клайва, и отказывался от денег, а Клайв настаивал и платил еще больше – лишь бы ни с кем его не делить.

Непредвиденная ситуация тревожила. В отношения с любовниками Клайв никогда не вкладывал душу. Мальчики просто делали то, чего Хайди никогда не удалось бы, и различались лишь тем, что один классно брал минет, а другой кончал по десять раз подряд; у кого член был на загляденье, кто мастерски вилял аппетитной задницей, кто смачно матерился, кто привлекал смирением, кто натиском, кто талантом сексуально кусаться, не оставляя следов. До сих пор Клайв не влюблялся ни в одного из парней и потому не сразу поверил в свою любовь к Солу.

Сол вторгался в его внутреннюю жизнь. Клайв лежал в постели с женой – и мечтал, чтобы рядом оказался Сол. Поднимался ночью успокоить Макса – и подолгу сидел у кровати заснувшего ребенка, вожделея Сола. В офисе он не мог сосредоточиться на работе. Родившаяся идея снять квартиру специально для Сола одновременно привлекала и пугала его.

А когда Сол переехал в эту квартиру, Клайв начал постепенно сознавать, что мальчик обрел над ним невероятную власть. Сол звонил ему на работу – что было строжайше запрещено, – выманивая из офиса в пиковые для бизнеса моменты. Он дразнил и терзал Клайва, доводя до самого края экстаза и… отталкивая, чтобы заставить умолять о любви на коленях. Клайв исподволь превращался в морального калеку, и Сол отлично понимал, что получит все, чего ни пожелает.

А пожелал он переступить порог брачной святыни Клайва.

День и час появления Сола в своем доме Клайв выбирал долго и тщательно. Хайди на пять дней уехала в Париж на встречу с клиентами. Темнело рано – стояла середина зимы, – так что Сола можно было провести в дом, не опасаясь нескромных соседских взглядов. Режим Макса облегчал задачу: малыш спал с семи вечера до самого утра.

Визит Сола вынул из Клайва всю душу. Золотой мальчик любовался мебелью, оглаживал полированные поверхности, совал нос в шкафы и разглядывал спящего Макса, а у Клайва сердце рвалось на части. Чего еще потребует Сол? Затащить к ним в постель Хайди?

Они занялись сексом на супружеской кровати – так захотел Сол. И выжал из Клайва обещание не менять к приезду жены постельное белье, хотя оба понимали, что Клайв не сдержит слово. Осквернив святыню Клайва своим присутствием, Сол хотел большего: чтобы Хайди уловила запах другого мужчины в своей постели. Клайв терял контроль над ситуацией, связь с Солом зашла слишком далеко.

Спасибо еще, Сол не напросился на ночь. Кровожадность его была утолена – на время, во всяком случае. Проводив его к выходу, Клайв достал из кармана пальто бумажник.

– Убери. – Сол отпихнул его руку с пачкой банкнот.

– Ради всего святого, есть-то тебе надо.

– Конечно, но…

Входная дверь неожиданно открылась, и все окаменели – Клайв с деньгами в протянутой руке, рдеющий недовольным румянцем Сол в горделиво-неподкупной позе и Хайди на пороге, с чемоданом в одной руке и ключом в другой.

Клайв всерьез опасался, что от натужной улыбки его лицо треснет пополам. Сообразив, что по-прежнему держит деньги, он спешно ткнул их обратно в бумажник.

– Привет, дорогая! Так быстро вернулась? Я ждал тебя только к среде.

– Не сложилось. – Хайди захлопнула за собой дверь и повернулась к мужу. – Мои модели не понравились. Я устала.

– Давай сюда. – Клайв потянулся за чемоданом, но Хайди не разжала пальцы.

– Не надо. Я сама. Кто это?

Клайв попытался сочинить объяснение, но безуспешно. Два его мира, столкнувшись как два смерча, затягивали в водоворот, и он едва удерживался на плаву – сил на мысли и слова уже не осталось.

– Я – Адонис, – сверкнул улыбкой Сол. – Рад познакомиться, миссис Стилбурн. Милая прическа.

Клайв окаменел. Он хватал ртом воздух, будто в надежде поймать испарившийся инстинкт самосохранения.

К его изумлению, Хайди захихикала, явно довольная.

– Неужели? Благодарю. И кто же это, Клайв? Кто этот очаровательный молодой человек с мифическим именем?

– Имя не настоящее, – безжизненно сообщил Клайв.

Сбросив пальто, Хайди протиснулась между мужчинами к вешалке.

– В модельном бизнесе не пробовал себя, Адонис? Ты прямо-таки рожден для него.

– Я из Австралии. Из Сиднея. – Сол избегал взгляда Клайва. – Адонис – это мой псевдоним, я под ним участвую в соревнованиях по серфингу. В Англии торчу уже полгода и соскучился по прибою.

– Еще бы не соскучиться. – Хайди поправила волосы. – Там ведь сейчас лето, верно? Ума не приложу, почему чудесным золотым пляжам ты предпочел английскую зиму.

– Ну-у… что может привязывать человека? Только любовь, не так ли, мистер Стилбурн? – Сол послал Клайву дерзкий, откровенно провокационный взгляд. И тут же сжалился, решив прекратить пытку. – Видите ли, миссис Стилбурн, я донимал вашего мужа своей любовной историей. А зовут меня Сол, и я сегодня нянчил вашего замечательного малыша. Он был примерным мальчиком и давно спит. Думаю, до утра его пушками не разбудишь.

– А чем плоха Кэролин Уилсон? – удивилась Хайди. – Почему ты решил от нее отказаться, Клайв?

Теперь слова полились из Клайва потоком:

– Дело в том, дорогая, что вчера вечером я ушел играть с Алексом в сквош, а Кэролин, как всегда, осталась с Максом и… как бы это… думаю, она привела своего приятеля – помнишь, мы его с тобой видели?.. и… словом, доказательств у меня нет, но я уверен, что они забрались в нашу спальню. Я еще не успел сменить белье – можешь сама убедиться. Пришлось позвонить в агентство. Они прислали Сола, с прекрасными рекомендациями.

– Боже, а я-то всегда считала Кэролин такой славной девочкой. Впрочем, по виду никогда не скажешь. Что ж, добро пожаловать, Сол. Надеюсь, тебе хорошо заплатили. Клайв тебя проводит – я хочу принять ванну. До скорой встречи, Сол.

Знает или нет?Клайв снова приложился к бокалу. С тех пор как Сол проник к нему в дом, этот дикий вопрос стал обыденностью, но страх от этого не уменьшился. Скорее, наоборот. Да и чему удивляться? Достаточно взглянуть на ситуацию со стороны. Вот он, Клайв Стилбурн, сидит за обеденным столом напротив человека, до недавнего времени считавшегося его лучшим другом, трясется от ужаса, что жена раскрыла его тайну, – а Сол в это время, уложив его сына, развалился на диване перед телевизором у него дома.

Пик паники прошел, и Клайв начал успокаиваться. Напомнил себе, какое бессчетное число раз терзался тем же страхом. Понапрасну. В конце концов, что такого произошло за ужином, что могло бы открыть Хайди глаза? Да ничего. Весь этот мандраж вызван одним-единственным язвительным замечанием жены, и только.

– Как зовут вашего кота? – спросила Кристина Тэкстон.

– Какого кота?

Алекс явно озадачен, хотя, если подумать, Алекс вечно выглядит озадаченным, решил Клайв.

– Вашегокота.

Алекс остановил свою барабанную дробь.

– У нас нет никакого кота.

Ну разумеется, у вас нет никакого кота, мысленно съязвил Клайв. Уж кто-кто, а Алекс не стал бы держать кота, поскольку у всех котов дурные привычки, ни малейшего понятия о приличиях и ни капли стыда. Алекс Стоун обладал великолепным, отшлифованным чувством неприятия мальчиков-«содержанок», благоденствующих за счет старых жирных мерзавцев с их женами-мегерами. Как он сказал?.. Что за слова бросил Клайву в лицо у стойки бара, после партии сквоша? Дословно: «Господи, Клайв, где твое понятие о приличиях? Тебе не стыдно?»

Разве это достойный ответ человеку, только что излившему тебе душу? Твой лучший друг, роняя слезы в кружку с пивом, делится с тобой самым сокровенным, исторгает тоску из своей злосчастной долбаной души и бросает ее тебе под ноги – а ты корчишь из себя чертова праведника и читаешь проповедь о приличиях, стыде, моральных устоях? Что ты за друг после этого?

Алекс не пожелал больше выслушать ни слова. Просто встал и ушел.

– Как это – нет кота? Он ведь под столом сидел не так давно, о мои ноги терся. Маленький такой, черный! – возмущалась Кристина.

– Прошу прощения, Кристина… Не знаю, что там под столом терлось, но кота у нас нет. —Алекс опять покосился на «Ролекс» Роджера.

Клайв невольно ухмыльнулся. Тэкстониха, должно быть, спутала с кошкой ноги придурочной невестки Алекса. Странно, конечно, что Клэрри умудрилась дотянуться под столом до кресла этой бабы, но иного объяснения нет – наверняка то была Клэрри, в своем экстравагантном мохеровом наряде.

– Алекс, дружище, – сказал он вслух, – что-то мы с тобой сквош забросили. Пора бы уже и сгонять партию-другую да поболтать по-приятельски. Лично я соскучился.

– Э-э… видишь ли, в чем дело… – начал Алекс.

– Господи Иисусе! – Кристина Тэкстон, в шоке прихлопнув рот ладонью, кивнула на дверь.

Остальные медленно повернули головы. Кое-кто из гостей приготовился к появлению в столовой пресловутого черного кота. Но на пороге неуверенно замерла Клэрри в белом банном халате.

Клэрри медлила входить, обводя взглядом круг лиц. Вычислить общий настрой не удалось – похоже, каждый существовал в собственном мирке.

Кость в ужасе пучит глаза, таращась на нее как на привидение, а ее муж выглядит откровенно голодным, и только. Вояка смотрит осуждающе – явно не одобряет выбор наряда. Глянец развеселился – зубы белоснежно сверкнули в полуулыбке, – в то время как Сетка даже не оторвала глаз от своего бокала.

Клэрри, сколько могла, избегала взгляда Алекса, почему-то уверенная, что уж он-то ее появлению точно не обрадуется. Но в глазах Алекса, когда она все-таки посмотрела на него, не было гнева – лишь недоумение и испуг. Он попросту не понимал, что происходит.

– А где Тильда и Джуди? – с трудом выдавил Алекс, словно у него в горле что-то застряло.

Клэрри вспомнила тайное заседание в ванной, тоскливый настрой Тильды и Круэллу, ехидным напевом читающую строчки: «Если что-то любишь – отпусти…»

И пожала плечами.

– А не лучше ли тебе поспать, дорогая? – снисходительно вопросила Кость. Застигнутая врасплох, она была настроена немедленно восстановить свое превосходство.

– Я выспалась.

– Но… Клэрри, я не понимаю… Где Тильда с Джуди? – Озадаченность была Алексу к лицу, его черты совершенно естественно складывались в недоуменную маску.

– Мне показалось, я проспала всю ночь и целый день, – сказала Клэрри.

Пластилин негромко хмыкнул.

– Полностью согласен. Мне тоже кажется, что с тех пор, как нам подали закуску, прошли добрые сутки.

– В самом деле, что это мы… Мне так неловко, Брайан. – Алекс и впрямь был убит стыдом. На время позабытая, Клэрри топталась в дверях, пока он окликал Полин и просил подавать вторую перемену. – Уверен, жена через минуту-другую вернется. Заболтались, должно быть. Знаете ведь, как это у женщин…

Надутая Полин протопала мимо Клэрри, одарив ее высокомерным взглядом: «Откуда ты свалилась, дорогуша?»

– А где твое платье?

Клэрри не сразу сообразила, что Алекс снова обращается к ней – он смотрел в другую сторону. Хотя переоделась-то она одна, остальные гости были при своих прежних туалетах. Глянув на халат, Клэрри вскользь подумала, что он идет ей куда больше мохерового платья.

– Где твое платье, Клэрри?

– Я не нашла его, когда проснулась.

– Оставь ее в покое, Алекс. – Пластилин с благодушной улыбкой откинулся на спинку кресла. – Бедной девочке пришлось нелегко, верно я говорю, детка? К чему формальности? Здесь ведь, в конце концов, друзья собрались, не так ли?

Алекс выжал подобие улыбки.

– Что да, то да. Садись, Клэрри. Бог с ним, с халатом.

Клэрри колебалась, вся в плену смутных опасений – словно человек, во тьме бредущий по незнакомой местности, или зверек, шмыгающий мимо ловушки. С тех пор как ее отвели наверх, что-то неуловимо изменилось в атмосфере столовой. Здесь запахло грозой. Даже в душевных словах Пластилина ей мерещился зловещий смысл. Клэрри двинулась к своему месту за столом, стараясь держаться поближе к стене, подальше от гостей. Впрочем, увлеченные общей беседой, те не обращали на нее внимания. Она добралась до цели и опустилась в кресло, радуясь, что не привлекла ничьих взглядов.

И все же что-то не так. Высунув кончик языка, Клэрри попробовала ненависть на вкус, но не смогла определить, от кого она исходит и на кого направлена. Воздух был насыщен пронзительной злобой, что таилась за улыбкой одного из гостей. Или не одного. Клэрри содрогнулась.

– Всем приветик! – В столовую впорхнула Круэлла с Тильдой на хвосте. Обе были явно под кайфом, и, когда они заняли свои места, что-то очень тяжелое, казалось, взмыло над столом и растворилось в воздухе. – Я дико извиняюсь – мы проторчали там такую уйму времени. Уж простите, что украла нашу хозяйку.

– Клэрри! Ты почему не в постели? – В блестящих глазах Тильды плавали громадные зрачки.

– Я проснулась.

– Да уж вижу. Ах ты, проказница! – Тильда игриво погрозила Клэрри пальцем и послала мужу лучезарную улыбку: – Ты нас дождался, дорогой! Прелесть моя! Вот и отлично, можно продолжать.

У меня не получится это съесть. Оно с головой. Или получится?Клэрри в упор рассматривала крупную рыбину, разложенную перед ней на белой тарелке, как на столе хирурга или патологоанатома.

– Форель! Замечательно. – Полин еще опускала тарелку на стол, а Пластилин уже радостно потирал руки.

– Жареная розовая форель с паприкой, – уточнила Тильда. – Один из наших друзей снабжает нас превосходной рыбой. Свежайшей.

– Подтверждаю, – сказал Глянец. – Помнится, я как-то пробовал форель Тильды – клянусь, ничего вкуснее не едал. Никак, однако, не удается выудить адресочек и имя парня, который их снабжает. Нас с Хайди не допускают в избранный круг клиентов таинственного рыбака.

– Глупости, Клайв. Тебе прекрасно известно, почему я не могу тебя с ним связать. – Алекс демонстративно отвернулся от Глянца. – Брайан… Кристина… Поймите меня правильно, избранная клиентура тут ни при чем. Наш приятель не торгует рыбой, он просто делится с нами по-дружески.

– Ладно тебе, Алекс, не бери в голову! – Тильда протянула Кости миску с ярко-зеленой кашей. – Уж и пошутить нельзя. Клайв шутит. Верно, Клайв?

– Разве? – отозвался Глянец.

– Что это? – Кость подцепила на кончик ложки кашеобразную зелень, будто неведомое науке и подлежащее изучению вещество.

– Миндальное пюре с приправами. – Вместе с дозой Тильда подзаправилась терпением и теперь неплохо справлялась с Костью.

– Миндаль? Исключено. – Кость с него дующей миной уронила ложку обратно в пюре, а передавая миску мужу, даже отвернулась – из страха, не иначе, что от одного вида зеленого месива ее раздует, как аэростат. Миг спустя она сообразила, что ведет себя неприлично. – Не хотелось бы никого обижать, но я привыкла видеть, что именно я ем. У меня если морковка – так морковка, фасоль – так фасоль, а картошка – так картошка. А это… это еще что такое?

На блюде, которое поставила перед ней Полин, красовалось нечто, смахивающее на обжаренный до хруста цветок со множеством коричневых лепестков.

– Картофель с пастернаком. – Тильда едва сдерживала смех.

Глядя в остекленевший желтый глаз своей рыбины, Клэрри гадала, испытывают ли боль мертвые продукты. Умершие люди, как известно, не говорят, но значит ли это непременно, что они ничего не чувствуют? Клэрри задумалась. До чего же легко и удобно предположить, что если человек умер, то он перестал быть человеком, и его, выходит, можно спрятать в землю или отправить в огонь. У него даже можно взять какой-нибудь орган и отдать живому. С другой стороны, если не избавляться от всех этих застывших, безмолвных людей, в мире не осталось бы места.

– Извини, – пробормотала она, не отрывая взгляда от рыбы.

– Ничего, дорогая, все в порядке. – Пластилин сам дотянулся до миски с салатом, которую, следуя правилам, должна была бы передать ему Клэрри.

– Ну а теперь, когда мы все снова собрались за этим прекрасным столом, позвольте мне произнести тост! – Вояка выбросил вперед руку с бокалом, вроде собрался запустить им в кого-нибудь из сотрапезников. – За хозяев этого гостеприимного дома!

– Ага, за хозяев, – эхом отозвалась Круэлла. – За Алекса и Тильду.

– Да хранит Бог их и иже с ними, – поддакнул себе под нос Глянец.

Бокалы сдвинулись и зазвенели. Звяканье стекла отозвалось острой болью в мозгу Клэрри. Стеклянный звон в сопровождении боли все длился и длился… хотя давно должен был стихнуть. Соседи Клэрри по столу глотнули вина, отставили бокалы и взялись за вилки с ножами, а муки Клэрри продолжались, и она уже готова была завизжать. Ни один человек за столом, кроме нее, не слышал этого ужаса, грозившего взорвать ее череп изнутри. Но она точно знала, что звенящий гул исходит от кого-то из них… Сбитая с толку, Клэрри извернулась в кресле так, чтобы видеть все лица и найти наконец источник пытки.

Глянец. Его лицо внезапно стало прозрачным. Черты стерлись, и Клэрри отчетливо увидела голову, полную колокольчиков: больших и маленьких, и звоночков будильников, и церковных колоколов, и упряжных и коровьих бубенчиков. Колоколов было так много, что они занимали все пространство до последнего дюйма. Выглядело все это хаосом металла. Звучало – адовой какофонией.

Бряцанье и звяканье усиливались, но никто, кроме Клэрри, по-прежнему не слышал ни звука. В страхе, что лопнут барабанные перепонки и весь ее мир погрузится в безмолвие, Клэрри с силой зажмурилась.

И все стихло. Словно ничего и не было. Открыв глаза, Клэрри обнаружила, что колокола исчезли, а лицо Глянца вновь на положенном месте. Запах его лосьона после бритья не стал слабее, но в комнате хотя бы наступила тишина. Медленно, с облегчением выдохнув, Клэрри постаралась забыть об ужасном концерте и сосредоточиться на ужине.

– Счастливая ты девушка, – громыхнул голос Пластилина у самого уха Клэрри, вырвал ее из ступора. – В том смысле, что Алекс с Тильдой у тебя в родне. Ты приболела – а они рядом, заботятся о тебе, ухаживают, несмотря на свой званый ужин.

Желудок Пластилина издал странный, низкий звук, похожий на стон. Возразить хотел?

Клэрри попыталась ответить улыбкой, но лицевые мышцы отказались повиноваться, и ей удалось лишь прищуриться, отгородившись плотной вуалью ресниц.

Сквозь сеточку ресниц Клэрри следила за едоками, дружно терзавшими розовую форель. Ни один из них не разделял ее тревоги насчет головы рыбины. Впрочем, решила Клэрри, даже если кого-нибудь и смутят желтые рыбьи глаза, он сохранит свое беспокойство в секрете – чтобы не упасть в глазах остальных.

Все умолкли, расправляясь с едой. Атмосфера сосредоточенной алчности душила. Время от времени кто-нибудь блаженно причмокивал, да мерно щелкали челюсти жующей Тильды. Клэрри решила, что в половине повисшего над столом гнета виновны тайные мысли каждого, скрытые под маской увлеченного насыщения, а в другой половине – безуспешные попытки Тильды призвать к порядку свои челюсти. Клэрри хотелось сказать Тильде, что та зря тревожится – ее щелкающие зубы не раздражали, скорее успокаивали, как тиканье ходиков. Более того, окинув взглядом стол, Клэрри заметила, что челюсти Тильды задали ритм остальным едокам, жующим теперь с тем же автоматическим постоянством. Стихни сейчас это щелканье – возможно, само время остановится. Энтузиазм едоков рябью волновал атмосферу, кругами расходился от каждого и собирался в центре стола, над свечами и приборами с приправами. Если бы Клэрри могла, она сохранила бы все до капли – на будущее. Взамен собственного отвращения к еде.

– Тебе уже лучше, Клэрри? – Заговорив с полным ртом, Пластилин заработал суровый взгляд жены. Зубы у него были в зеленом пюре, как будто он пережевывал марсианина.

– Да.

– У тебя это хроническое? – поинтересовался Вояка, прежде чем насадить на вилку порядочный кусок рыбы и с видимым трудом запихнуть его в рот.

– Я не знаю.

– Моррис, помнится, что-то такое рассказывал о твоих приступах, – продолжал Вояка.

С полным ртом он смахивал на хомяка, затолкавшего запас снеди за левую щеку.

– Говорят, я нервная. – Клэрри принялась за картофельный цветок, старательно избегая рыбьего взгляда.

– Неужели? По мне, так это мягко сказано, – вставила Тильда.

– Ну-ну, дорогая, – буркнул Алекс.

– Как дела в галерее? – спросил Вояка. – Лично мне трудно вообразить Морриса бизнесменом, однако, по слухам, успех не за горами. Черт возьми, целую вечность не видел мерзавца… э-э… прошу прощения за мой язык.

– Галерея стала больше, – сказала Клэрри. – Моррис сломал стены.

– А что, Моррис все еще при своей жуткой бороде? – спросила Круэлла. – Только без обид, но борода у него – кошмар.

Клэрри глянула на рыбу с надеждой – вдруг ответит вместо нее? Рыбина молчала, недвижимая.

– Ну скажи, Клэрри! Скажи, что Моррис сбрил бороду, – не унималась Круэлла. – Если он до сих пор этого не сделал, ты должна его заставить.

– Он сбрил, – сказала Клэрри.

– Ну слава тебе господи! – Круэлла театрально прижала ладони к груди.

– А потом и голову побрил.

– Брайан и Кристина не знакомы с Моррисом, – напомнил Алекс, вынимая хребет из форели. – Вряд ли им интересны беседы о прическе моего брата.

– А мне нравится узнавать, как люди живут, – возразила Кость. – Слушая о других семьях, можно взглянуть на себя со стороны. Помню, когда я с Брайаном познакомилась, то просто умирала – так хотела познакомиться с его родителями поближе.

Алекс скрежетнул вилкой по тарелке.

– Н-ну… бывает, в семьях вырастают совершенно разные люди. Я очень люблю Морриса, но вряд ли у нас найдется хоть что-то общее. – И он громким кашлем поставил точку на теме.

Сущая правда. У Алекса нет с Моррисом ничего общего. Больше нет.

Алекс сморщился от неожиданно острой боли в большом пальце левой ноги – и от нахлынувших воспоминаний…

Он тихо скулит, лежа на своей кровати в детской пижамке, а Моррис приподнял его левую ногу и с тревогой разглядывает кровоточащий большой палец.

– Думаю, ногтю каюк, братан.

– Больно, – всхлипывает Алекс и тянется к старшему брату за объятиями и сочувствием.

– Знаю, знаю. – Моррис крепко обнимает Алекса, гладит по голове. – Дай-ка поищу бинт. Перевяжем – и ты у нас будешь взаправдашний раненый солдат. Ну-ну, хватит хныкать.

Алекс борется со слезами: он хочет быть большим.

– Ненавижу, когда они ругаются, – говорит он.

– Ага. Я тоже.

– Я слышал, как папа на маму кричал. Только слов не разобрал.

– И поэтому подкрался к двери. – Моррис прикоснулся губами к его взмокшему лбу.

– Да. А они открыли дверь и…

– Знаю. И попали тебе по пальцу. Давай все-таки поищем бинт, идет? – Моррис собрался встать с кровати.

– Нет! Не уходи! Не бросай меня.

Моррис со вздохом взял ладони младшего в свои.