Текст книги "Званый ужин"
Автор книги: Анна Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Не надо волноваться, Алекс. Что бы ни произошло у папы с мамой, я у тебя всегда буду. Ты понял?
Ноготь Алекс и вправду потерял. И брата, кажется, тоже – несмотря на давнее обещание Морриса. За прошедшие с тех пор годы Моррис превратился в другого человека. А родители по иронии судьбы пережили все бури и сблизились в мирной старости.
– Ты даже не попробовала рыбу, Клэрри, – сказала Тильда. – Не нравится форель?
– Я не знаю.
– А ты вообщеничего не ешь, Хайди! – Тильда, как заботливая мамаша, проверяла все тарелки по очереди. – Что с тобой? Нездоровится?
– С ней все в порядке, – торопливо отозвался вместо жены Глянец. – Не правда ли, дорогая?
– В полном порядке. – Голос Сетки дрогнул. – Просто задумалась.
О чем задумалась? – спросила себя Клэрри. Быть может, она тоже внутри звенит и тренькает, как ее муж? Слова каждого из собравшихся на этом ужине скрывали больше, чем выражали. Возможно, так и положено, а она просто раньше не замечала этого за другими? Возможно, в общении важно как раз держать собеседника на расстоянии, а не открываться перед ним? Возможно, без защитного панциря всем этим людям просто не вынести бурной общественной жизни, швыряющей их с делового завтрака на званый ужин или вечеринку, когда им хочется лишь свернуться в уголке клубочком и побыть в одиночестве. Клэрри вспомнился бряцающий хаос в голове Глянца, и щеки ее запылали, словно она увидела его голым.
– …Это было так смешно, —донесся до нее голос Круэллы. – Я в первый раз попала в метро на Валентинов день. Час пик, вагон полон, а я с тюльпанами, которые купила на станции – просто потому, что они мне понравились. Вы не поверите, что мне пришлось пережить! Кто-то косился с завистью и обидой… а точнее сказать, с ненавистью и думал: «Вот повезло глупой гусыне – ее любят, поздравляют, цветы дарят, а я опять еду в пустой дом, ужинать в компании с микроволновкой». Но были и такие, кто смотрел на меня, будто говорил: «Она влюблена. Какая прелесть». А мне хотелось ответить и тем и другим: «Кретины, я сама их себе купила!» Но знаете, что самое смешное? В вагоне были и женщины с большими, просто гигантскими букетами – и они тоже смотрели на меня! И думали: «А мои цветы лучше». Нет, вы можете себе представить – мои цветы лучше! А я смотрела на них и читала их мысли: «У меня-то розы, а у нее какие-то садовые цветочки». Или: «Мои-то из шелка, вечные, а ее и трех дней не простоят». Или просто: «Нет, вы только поглядите на эту гусыню с тюльпанчиками!» Но забавнее всего то, что я тоже подхватила игру. Знаете, о чем я думала? «Мои простенькие тюльпаны прекрасны, как картина минималиста, а все ваши букеты – пошлая безвкусица. Лично я предпочла бы, чтобы мне признались в любви, подарив скромненький букетик тюльпанов». Да-да, именно так я и думала. В конце концов мне уже хотелось орать на весь вагон: «Знаю я, все знаю! Букетик у меня невзрачный и дешевый, но на черта мне цветы на Валентинов день, если муж поставил у дома новехонькое белоснежное авто, перевязанное розовой лентой с бантом и поздравлением на карточке: Единственной истинной женщине в мире».
– Дорогая, ну к чему все это?.. – За фальшивым смущением в голосе Вояки Клэрри уловила опасливое недовольство.
– А почему нет? – проворковала Круэлла. – Не вижу причин стыдиться своего очень романтичного и очень богатого мужа.
Кость то ли фыркнула, то ли икнула в ответ. Под пристальным взглядом Клэрри пальцы Кости стиснули вилку и нож с такой силой, что побелели костяшки.
– Вы рассказали ради смеха. – Вместе со словами с губ Кости брызнула слюна, спланировав на стол за ее тарелкой. – А в результате только подтвердили мое давнее убеждение, что Валентинов день – самый нелепый, торгашеский и бессмысленный праздник в году.
– Это уж слишком, дорогая, – полушепотом сказал Пластилин.
– По торгашеству День матери его переплюнет, – возразил Глянец.
– Верно. А как насчет Рождества? – добавила Круэлла. – Что может быть более нелепым и торгашеским?
– Вот о Рождестве не надо, Джуди, – прогудел Пластилин сквозь салфетку, которой он вытирал рот. – Уж если моя жена заведет речь о Рождестве, ее никому не остановить. Будем слушать до конца вечера. Я прав, дорогая?
Кость с бледной улыбкой в три глотка ополовинила бокал.
– Не волнуйтесь, я не собираюсь навязывать всем свое мнение, – пробормотала она и опять припала к бокалу.
Клэрри глазела на Кость так давно и так пристально, что у нее закружилась голова и накатила волна дурноты. Но она не отвела взгляда. Все смотрела и смотрела, и лицо Кости словно бы сдвигалось и скользило в сторону, постепенно растворяясь, пока на его месте не осталась одна лишь пустота. Пустота, которая начала принимать очертания, медленно складываясь в идеальную картинку комнаты… точнее, угла в комнате, где живет одинокий, старый человек. Здесь все было цвета засохшей горчицы – и бурый истрепанный, протертый ковер, и обои, когда-то цветастые, а теперь безжизненно-тусклые, в грязных разводах. Две рамки на треугольном журнальном столике с выцветшей кружевной салфеткой были пусты. Свет в комнату проникал из невидимого для Клэрри окна. В затхлом воздухе плавали пылинки. Откуда-то влетела гигантская навозная муха и принялась биться о стены с таким неистовством, словно решила расплющиться на одной из них.
Клэрри моргнула, и лицо Кости вернулось на место – перекошенное, настороженное: Кость знала, что находится под прицелом настойчивого внимания. Она злобно глянула на Клэрри, и та на миг вновь увидела синеватую навозную муху, бьющуюся изнутри правого глаза Кости.
Клэрри решила не обращать больше внимания на Кость и, опустив голову, уставилась в другой глаз – желтый, не дающий ей покоя, мертвый рыбий глаз. Рыбина подмигнула.
Форель так и покоилась на тарелке нетронутой. Клэрри наколола на вилку кусочек гарнира и ножом намазала его зеленым пюре. Искоса глянула на Тильду – не следит ли? – и позволила себе баловство: слизнув пюре с картошки, как мороженое на палочке, она подержала лакомство во рту, наслаждаясь миндальным вкусом. Потом медленно проглотила и мысленно увидела, как яркая зелень скользит вниз по пищеводу и окрашивает его в изумрудный цвет. Ей всегда нравилось продлевать удовольствие от еды, представляя весь процесс. Ведь пережевывание и глотание, если на то пошло, – лишь малая его часть, и очень важно понять, что происходит внутри. Еще раз покосившись на Тильду, Клэрри забросила хрустящую картошку в рот и постаралась растворить ее, не коснувшись зубами, впитав всю сладость пастернака. Форель гадливо скривилась, но Клэрри уговорила себя, что не замечает рыбьих гримас.
– …На лето я возвращался из университета домой, – включился в сознании Клэрри голос Алекса, – и работал спасателем в бассейне. Отличная работа, непыльная. Делать-то ничего особенно и не надо – посиживай себе да останавливай тех, кто вздумает бегать по краю бассейна. Правда, и нырять приходилось, вытаскивать из воды какого-нибудь идиота – но это редкость…
Клэрри порадовалась за Алекса – из вежливости или из искреннего интереса, но слушали его все очень внимательно. Алекс был в своей стихии. Глаза Тильды затуманились.
– А Тильда приходила в бассейн два раза в неделю. Кажется, по вторникам и четвергам…
– По понедельникам и четвергам, – перебила его Тильда.
– Ну пусть по понедельникам и четвергам, – раздраженно повторил Алекс. – Разумеется, я тогда не знал ее имени, но всегда смотрел, как она плавает. Она приходила одна и отмахивала свою дистанцию. Сосредоточенно так, по-деловому. На ней был бледно-голубой купальник, и, когда она плыла, волосы струились вдоль тела. Она казалась мне прекраснейшей женщиной на свете.
В мечтательной задумчивости Алекс выглядел моложе. Он вновь был там, у кромки бассейна, вновь любовался русалкой.
– Ужас как романтично! И как же ты к ней подобрался? – нетерпеливо спросила Круэлла, подталкивая Алекса к сути.
– Не сразу. Ой не сразу. Все лето представлял, как подойду к ней, придумывал, что бы такое сказать, и гадал, замечает она меня или я для нее пустое место. Знаете, как я ее в мыслях звал? Своей Русалочкой.
– Какая прелесть! – Круэлла захлопала. – А ты мне никогда не рассказывала, Тильда!
Раскрасневшаяся Тильда привычно накрыла ладонью треугольный шрам и хлопала полуопущенными ресницами.
– Словом, думал я, думал… – продолжил Алекс, – пока сама судьба не вмешалась. Иду как-то мимо книжного магазина и вижу в витрине великолепно иллюстрированное издание «Русалочки» Андерсена. Я, собственно, эту сказку никогда не читал, но точно знал, что история романтическая. Купил книжку, вложил листочек с надписью «От тайного поклонника» и за пару фунтов уговорил дежурного по раздевалке положить подарок в шкафчик Тильды. Потом осталось только ждать, что из этого выйдет.
– И она, ясное дело, сама подошла, – процедил Глянец. – Неплохо, старина, совсем даже неплохо. Признаться, никак не думал, что простак вроде тебя способен на такие красивые жесты.
– Не груби, Клайв, – кокетливо пожурила Тильда. – Это было так чудесно!
Рассказывая историю своей любви, Алекс на глазах молодел. Казалось, годы отступают, стирая морщины со лба, и вот уже Тильда смотрит в лицо прежнего застенчивого студента. Или всему виной кокаин?
Романтика… Тильде вскружила голову романтика, а не сам мальчик. Да она и внимания-то не обращала на долговязого спасателя, пока не обнаружила в шкафчике книгу. Не так давно в каком-то журнале ей попалась статья, где говорилось, что влечение основано не на том, как ты сам видишь другого человека, а на том, как этот человек видит тебя.Тильда долго размышляла над неожиданной теорией и пришла к выводу, что так оно и есть. Алекс заставил ее почувствовать себя настоящей принцессой – очаровательной, желанной. С его помощью она заново открыла себя. Увы, постепенно Алекс перестал видеть в молодой жене сказочную русалку. Тогда-то и возникли первые проблемы. День за днем, месяц за месяцем, а затем и год за годом совместной жизни исподволь окрашивали их супружество в скучные тона привычки. А Тильде так нужно было вновь стать русалкой в глазах Алекса… вновь ощутить на себе ослепительное сияние юной любви. Тильда чувствовала, что теряет его, и цеплялась за прошлые чувства с отчаянием человека, счастье которого ускользает навсегда.
Неужели там, в прошлом, действительно были они?Кажется, ничего не осталось от окрыленных любовью юнцов, которые голыми гонялись друг за другом в закрытом на ночь бассейне и безудержно любили друг друга на скользком кафельном бортике. Как давно это было. Тильда при всем желании не вспомнила бы, когда они плавали вместе, не говоря уж о том, когда занимались любовью.
– А у нас с Кристиной никакой великой истории любви, – с ноткой сожаления признался Брайан. – Наши родители были знакомы, и я знал Кристину с самого детства.
Тильда представила себе школьный двор, где играют в камешки толстый мальчишка с ободранными коленками и худущая девочка с жидкими хвостиками и гольфами гармошкой.
– У него было много подружек. Очень много, – вставила Кристина, розовощекая то ли от гордости за мужа, то ли от вина. – Он меня и не замечал совсем – до того дня, когда пришел к нам в гости со своей мамой.
– И с тех пор мы вместе. – Брайан вытянул руку за спиной Клэрри и по-хозяйски обнял жену.
Что за унылая пара, подумала Тильда. Но вечная. Уж этот брак точно заключался «до тех пор, пока смерть не разлучит». А все потому, что строился их союз не на хлипкой, туманной мечте, а на прочной реальности. Брайану и Кристине не грозят страдания от разбитых грез, поскольку разбиваться просто нечему.
– Нет никакой романтики, – заявил Клайв. – Романтика – плод фантазии поэтов и художников. – Он промокнул взмокший лоб и ослабил узел галстука. – А на самом деле ее не существует.
Услышав высказанные вслух собственные страхи, Тильда вцепилась в вилку, как в спасательный круг.
– Не говори так! Только не своди все до уровня гормонов, Клайв. Жизнь куда как сложнее.
– Правда? – процедил Алекс, покосившись на Клайва. – Не уверен.
– Вот это да! – в притворном ужасе вскрикнула Джуди. – Что за дикие вещи ты говоришь, Алекс! И это после такой трогательной истории любви. Твоя Русалочка по-прежнему рядом, не забыл? Вот она, сидит за столом напротив тебя.
Тильда вновь вспыхнула, чувствуя, как краска цвета ее платья заливает щеки, шею, треугольный шрам, грудь…
Клэрри видела в голове Тильды холм – крутой холм с разбросанными там и сям деревьями. Небо над холмом набухло черными тучами, лил безжалостный, упорный дождь. Клэрри вглядывалась в струи, гадая, прекращался ли он здесь хоть на минуту. Судя по ярко-зеленой траве, дождь шел постоянно. С ветром. Клэрри слышала треск и стон ломающихся веток. Одно деревце росло отдельно от прочих, у самой вершины холма, и больше всех страдало от стихии. Такое тонкое, слабенькое… Как оно вообще устояло? На его ветках, несмотря на пышную зелень собратьев, не было ни листочка. Странно. Кругом сплошная вода, а деревце кажется высохшим, мертвым. Где-то за толщей туч угадывалась луна, но выглянуть ей было не под силу.
Тильда чувствовала на себе взгляд Клэрри – гнетущий, пронизывающий. Попыталась отразить его собственным, полным грозного укора, но успеха не добилась. Все равно что с покойником в гляделки играть. Тильда давно заметила, что невестка таращится на всех гостей по очереди. Как ее остановить – вот вопрос. Боже, если б только она не приехала. А еще лучше, если бы ее вообще не было.Нет, вы только посмотрите на нее… пялится с открытым ртом, даже остатки пищи видны, халат на груди распахнулся – и сколько ни подавай знаки, все без толку.
С вилки в вяло поникшей руке Клэрри упал кусочек картошки и исчез где-то под столом. Опасаясь за свой ковер, Тильда согнулась пополам и принялась шарить рукой в джунглях ног и деревянных ножек, пока не обнаружила, что ботинок Брайана уже сделал свое черное дело. Дьявольщина. Тильда втихаря чертыхалась, морщась от прилива крови к голове.
– Что ты там делаешь, дорогая? – раздался сверху голос Алекса.
Тильда вынырнула на поверхность – красная, взлохмаченная.
– Ничего, – буркнула она, дергая за бахрому скатерти, чтобы высвободить зацепившуюся сережку. – Показалось, что уронила…
Клэрри, слава богу, таращится уже на Хайди Стилбурн. Тильда освободилась от прожигающего взгляда, но не от отчаянного желания закурить или… или добавить самую капельку порошка Джуди. Сейчас это невозможно, но не исключено, что чуть позже шанс появится.
Хрум, хрум, хрум. Моль работала челюстями. Пять, максимум шесть бандитов с мощными телами и мертвенно-желтыми крыльями хищно истребляли порядочный кусок кружев. Тонких кружев. Наверное, очень дорогих. И очень красивых – Клэрри решила, что ничего изящнее не видела. Хотя, если подумать, удивляться нечему. Что можно обнаружить в голове модного модельера, кроме кружев? И какая-то моль уничтожает такую красоту. Методично уничтожает, все увеличивая безобразные дыры. С такой скоростью эта шайка очень скоро все сожрет. Сама же Сетка ничего не ест.
– Знаете, я бы хотел сказать… что в восторге от сегодняшнего вечера.
Крайне неожиданное признание: застольный разговор коснулся реставрации Опера-Хаус, а Брайан вдруг разразился комплиментами. Тильда вскинула глаза на его добродушное, улыбающееся лицо. Придуривается? Или от души?..
– Лично я считаю – люди должны всегда говорить, что думают, и думать, что говорят. – Брайан покосился на нетронутую форель Клэрри. – Вот почему разделить прекрасный ужин с приятными, искренними людьми – для меня настоящее удовольствие.
Тильда как хозяйка приема порадовалась бы, если б только смогла поверить в правдивость слов Брайана. Неужто он и впрямь доволен вечером, который в глазах самой Тильды выглядел полнейшей катастрофой? Алексу, похоже, переварить признание Брайана тоже оказалось не проще, чем проглотить последний изрядный кусок форели.
– Вы бы знали, сколько вечеров мне приходится убивать в дорогущих ресторанах, в компании напыщенных ничтожеств, искушенных в светских условностях, но неспособных на простые человеческие чувства, – продолжал почетный гость. – Зато здесь, в этом доме… Признаться, я настраивался на один из таких же нудных вечеров… думал, опять пойдут разговоры о бизнесе, гольфе… в общем, опасался, что меня опять ждет никчемный треп и никчемная еда.
Ничего себе излияния… Чаша моего терпения переполнена.В последний момент успев проглотить грубость, Тильда по ассоциации вспомнила о бокалах гостей – полны ли? Ее взгляд нервно обежал стол, но тревога оказалась напрасной: Полин исполняла свои обязанности как истинный профессионал, бесшумно и незаметно. Вот и сейчас она возникла за спиной Кристины Тэкстон, долила вина в ее бокал и вновь отступила. Быть может, Брайан прав и вечер в конце концов удастся?
– И ошибся, – продолжал Брайан. – Мы говорим об истинных ценностях – любви, семье. О детстве… и все мы видели пример заботы и поддержки… когда этой девочке стало плохо, ее окружили вниманием, а потом были рады ее возвращению, несмотря на неподходящий наряд… Я уж не говорю о еде… форель просто изумительна – ни в одном ресторане такую не подадут. Прошу прощения, что отнял столько времени, но я должен был это сказать, потому что считаю честность настоящей добродетелью. По-моему, люди не должны скрывать своих чувств.
Надрался, сделала вывод Тильда. Или просто идиот. Или и то и другое.
У Пластилина были влажные карие глаза, как у животного. Клэрри узнала собаку. Скорее всего, дворняжка – судя по морде, родословной здесь и не пахло. У пса было всего одно ухо. Второе, должно быть, потерял в драке с собратьями по уличной стае. Вывалив розовый язык, пес растянулся на полу в чьем-то доме. Клэрри заметила металлическую бляху с буквами на ошейнике, но разобрать надпись не могла.
Миг спустя сцена изменилась. Рядом с псом возникла женская нога в розовой босоножке на шпильке, не скрывающей ухоженные пальцы с ярко-красными ногтями. Клэрри хотелось увидеть хозяйку собаки в полный рост, но пришлось довольствоваться только ногой до колена. Пес тоже попытался заглянуть хозяйке в лицо, после чего принялся лизать пальцы на ее ноге – сперва осторожно, затем все настойчивее. Пальцы довольно шевельнулись, и пес рьяно заработал языком. Клэрри содрогнулась от отвращения и отвела взгляд, а когда рискнула вновь посмотреть на Пластилина, то увидела только щекастое лицо с широкой улыбкой.
– В чем-то вы, конечно, правы, – обратился Клайв к Брайану, размахивая полупустым бокалом. – Честность – одна из добродетелей и все такое… Но согласитесь, даже в таком дружеском застолье, как наше, остаются некие ограничения. Я бы сказал, запретные темы.
– То есть? Я не совсем понимаю… – Брайан сдвинул брови, силясь уловить смысл сказанного.
До чего же мерзкий субъект этот Клайв, негодующе подумала Тильда. Возражает только ради того, чтобы возразить. Сказать-то ему, по существу, и нечего. Рот кривит злобно, весь напыжился, будто вот-вот укусит.
– По-моему, Клайв имел в виду… – встрял сразу занервничавший Алекс.
– Я имею в виду, – перебил его Клайв, – что все мы бываем честны, когда честность нам выгодна. Нет проблем назвать еду великолепной, если она действительно великолепна.
– А так оно и есть, – заверил Брайан и послал Тильде улыбку. Дескать, к чему бы там Клайв ни клонил, уж я-то точно не врал насчет еды.
– Верно. Ну а если бы нет? Что, если бы все блюда сегодня оказались несъедобными и после каждого глотка тебя тянуло бы к унитазу?
– Полегче, старик, – процедил Роджер.
Тильда невольно глянула на Хайди, восседавшую с таким видом, словно ее давно уже тянет к унитазу.
– Ну, Брайан? Что бы вы сказали в этом случае? Или представьте на минутку, что с первого взгляда вы невзлюбили одного из гостей, совершенно отвратного типа. Стали бы вы нахваливать компанию и угощение? Вспомнили бы о своей честности? Неужели заявили бы хозяйке, что еда у нее дерьмо? Неужели выложили бы соседу по столу все, что о нем думаете?
– Э-э-э… – ошарашенно протянул Брайан.
Тильда потеряла дар речи. Что это на Клайва нашло? Какого черта он из кожи вон лезет, чтобы испоганить вечер?
– Клайв, дружок, ты делаешь из мухи слона. – Инициативу перехватила Джуди. – Совершенно очевидно, что ты клонишь к тому, что всегда нужен такт. Уверяю тебя, всем нам известно значение хороших манер и этикета. Свои истинные чувства мы выражаем лишь в подходящей для этого ситуации. Попасть в компанию друзей, где можно говорить все, что думаешь, – это здорово, о чем нам только что и сказал Брайан. Он рад знакомству с близкими ему по духу людьми, и он этого не скрывает. Верно, Брайан?
– Д-да, конечно. – Тот кивнул.
Тильда облегченно обмякла в кресле, но тут же вспомнила о невестке. До Клэрри, похоже, напряг за столом не дошел: она впилась немигающим взглядом в Роджера.
– Но, Брайан! Ты ведь знаешь, что твоя честность куда как глубже! – Щеки Кристины Тэкстон пошли красными пятнами, лоб блестел от испарины. Она выглядела неопрятной и взбудораженной. Глотнув вина, Кристина повернулась к Джуди: – Он бывает просто болезненно честным. Забывает и о приличиях, и о такте. Что думает, то и говорит, и плевать ему на всякую там дипломатию.
– Не скажи, дорогая. И о приличиях, и о такте я помню, но прямоту люблю, это верно. И в бизнесе, и в личной жизни.
– Всем нам нравится считать себя честными, – настаивал Клайв. – Однако открываемся мы лишь до определенной степени. Уверен, ни одному из нас не хотелось бы продолжать ужин за обсуждением проблем и наболевших вопросов каждого. Так что честность, конечно, штука хорошая, но лишь постольку-поскольку.
– К чему такие крайности, дорогой Клайв? Мы ведь за столом собрались, а не в кабинете психотерапевта.
Джуди хохотнула, следом рассмеялись и остальные.
Клэрри пропустила разговор, поглощенная изучением внутреннего мира Вояки. Ей не сразу удалось заглянуть в его голову: мешали усы, с таким упорством заслоняя ей обзор, что она готова была протянуть руку через стол и как следует дернуть за них. В конце концов усы сдались, позволив Клэрри увидеть, что творится в глубине солидного черепа.
Клэрри обнаружила там напуганного черноволосого мальчика с идеально ровным пробором, в шортах и серой нейлоновой рубашке. Опрятность облика портили сползшие к щиколоткам белые гольфы и обшарпанные ботинки с развязанными шнурками. Мальчик прижимал к груди цветастую свинку-копилку, как что-то для него бесценное, и неотрывно смотрел… нет, не на Клэрри, а на собственное отражение в большом зеркале, загадочным образом висевшем в пустом пространстве перед ним. Собственно, мальчуган стоял спиной к Клэрри – она тоже разглядывала скорее отражение, а не его самого.
Присмотревшись, Клэрри увидела нескончаемый ряд абсолютно одинаковых мальчишек, выстроившихся в зеркале. Сбитая с толку, она не сразу заметила еще одно зеркало за спиной ребенка. Два зеркала друг напротив друга, многократно повторяя свои отражения, создавали шеренгу двойников, змеей уползающую в бесконечность. В тот самый миг, когда Клэрри уяснила для себя смысл картинки, мальчуган тоже открыл собственные безбрежные возможности. Хмурое лицо его расползлось в улыбке, и он еще крепче стиснул копилку.
– Мое! Все мое! – крикнул мальчик, заставив губы всех двойников шевельнуться в унисон. – Мое! – повторил он.
Под его веснушчатым носом пробились усы, выросли, встопорщились, в пять секунд заволокли чернотой детское лицо и бесчисленных двойников и еще миг спустя обрели форму усов реального Вояки.
Клэрри вновь захотелось дернуть за них. Догадываясь, что этого никто не одобрит, она отвела глаза и постаралась вникнуть в беседу, первой скрипкой в которой опять был Глянец. Он вообще говорил много и громко – его гладкий голос то и дело нарушал ход мыслей Клэрри.
Однако голос ей было вынести проще, чем аромат его лосьона. Клэрри не любила сильно надушенных мужчин, подозревая, что парфюмерия призвана скрыть запах немытого тела. Однако у Глянца явно нет проблем с гигиеной – он безудержно поливается лосьоном, чтобы привлечь к себе внимание, заставить окружающих считаться с его присутствием. Лишенный природного обаяния, Глянец заменил его искусственным ароматом.
– Как-то в детстве, когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, – говорил Клайв, рассеянно царапая вилкой по пустой тарелке, – родители взяли меня с младшей сестрой в гости к своим друзьям – те жили по соседству. Я ненавидел походы с родителями, но в тот раз отвертеться не удалось. Эти друзья баловали нас с сестрой. Дорогие подарки на Рождество и все такое… Короче говоря, пришлось пойти. Сначала все шло гладко, мы с сестрой, как обычно, изнывали от скуки – пока разговор не коснулся уроков вождения. Понятия не имею, с чего они вдруг завели об этом речь, зато помню, что отец хохотал, рассказывая о первом опыте матери за рулем. Мы и понять ничего не успели – а мама ударилась в слезы и принялась кричать: «Да как ты смеешь?! Унижаешь меня при каждом удобном случае. Смешиваешь с грязью на людях!» Ну и так далее и тому подобное. Но это были еще цветочки. Потом мама ни с того ни с сего – по крайней мере, нам так показалось – набросилась на отца с обвинениями в измене. «Да-да, у него интрижка на стороне!» – визжала она за общим столом, при своих детях и друзьях! Сами понимаете, нам с сестрой хотелось под землю провалиться от позора. Я так ясно помню свои ощущения… Меня не волновало,права мать или нет, – больше всего я страдал от того, что они оба выставили себя на посмешище перед чужими людьми.
– Бедный мальчик, – обратилась Кристина к своему бокалу.
– Но этим дело не кончилось, – продолжал Клайв, медленно обведя взглядом слушателей. – Когда скандал достиг апогея, к родителям присоединились и их друзья. Морин (жену звали Морин) набросилась на своего мужа: «На твоем месте, Дерек, я бы стерла самодовольство с рожи – думаешь, обвел меня вокруг пальца? Думаешь, я не в курсе твоих шашней с этой Фионой из сорок второго дома?..» Словом, сущий ад. Орали сначала по очереди – мама на отца, Морин на Дерека, – а потом уж и хором.
– Господи, а вы-то что с сестрой делали? – спросила Джуди.
– Сестра, кажется, заснула. Положила голову прямо на стол – и отключилась. А я пошел искать кота, лишь бы смыться оттуда.
Клайв помолчал для пущего эффекта.
– Мораль: мы крайне редко бываем искренними, если дело касается наших мыслей и чувств. А когда моменты искренности случаются… тогда-то и происходят катастрофы.
Только что наполненный до краев бокал Кристины Тэкстон с глухим стуком опрокинулся на стол. Тильда в бессилии следила, как красное вино пропитывает скатерть и льется на брюки Роджера Маршалла.
– Полин… – Тильда вскочила на ноги.
Опередив возражения жены, Алекс перевернул солонку, и соль тонкими струйками потекла на пятно, смешиваясь с вином в розовую массу.
– Алекс, нет!
Что за идиотский способ. Тильда не видела смысла во всех этих народных средствах.
– Соль… то, что нужно… впитывает и все такое, – бессвязно бубнил Алекс.
– Простите, – сказала Кристина. Сама она не пострадала.
– Господи, мои брюки… – Роджер вскочил и принялся возить салфеткой по штанине.
– Да помоги же, Полин! – раздраженно бросила Тильда девушке, которая беспомощно топталась рядом. – Отведи его на кухню, что ли?
– Ах да! Белое вино ведь уничтожает красное, верно? – Алекс схватил ближайшую бутылку.
– Алекс, я тебя умоляю! —Но Тильда опять опоздала. Осталось только, терзая свой шрам, смотреть, как белое вино разбавляет кашу из красного и соли на столе.
Тяжелая дверь столовой с треском закрылась за Полин и Роджером.
– Надеюсь, я не испортила брюки, – пробормотала Кристина. – Представления не имею, как это вышло.
– Не переживайте. – Тильда растянула губы в улыбке, хотя ей хотелось рыдать над своим роскошным столом. – За ужином хоть один бокал да опрокинется. Это как закон.
– Да, но почему-то обязательно мой бокал. – Кристина с тоской уставилась на пятно. – И почему я такая неуклюжая?
– Не переживайте, – повторила Тильда.
Неужели и вправду придется сдружиться с этой кошмарной бабой? Что за чучело – то святошу из себя разыгрывает, то надирается в дым.
– Когда Полин освободится, я попрошу сменить скатерть, – сказала Тильда вслух, поймав сочувственный взгляд Джуди.
– А пока нужно выпить. – Алекс потянулся за бутылкой. – Не хватало еще мучиться от жажды из-за одного неловкого жеста.
– Мы заплатим… само собой… все затраты… чистка, новые брюки… что угодно… – лепетал Брайан.
– Благодарю, дружище, – сказал Алекс, – но, думаю, все обойдется.
– Разумеется, – подтвердила Джуди, неотрывно глядя на дверь. – К тому же брюки доброго слова не стоят.
Чудный, чудный красный цвет. Соль осветлила его, превратила в розовый, но по сути он все равно остался красным. Вечно красным.
Представив, что вместо глаз у нее объектив фотокамеры, Клэрри моргнула, запечатлевая в памяти момент, когда красное попало на стол, вспыхнуло, разлилось, затопило все вокруг. Потом запустила обратный просмотр: вино вернулось в бокал, а скатерть засияла девственной белизной. Снова прокрутила вперед, нажав на паузу в тот миг, когда вино зависло в воздухе, между бокалом и столом, словно красная, готовая пролиться дождем туча. Чудный, чудный красный цвет.
Красное… Красное – не только вино на столе, красное и за столом, напротив Клэрри. Красный человек прямо перед ней, и человек этот – Круэлла. Красное платье. Что-то красное внутри – что-то странное. Клэрри его чувствовала, но никак не могла увидеть. Быть может, Круэлла тоже наслаждается красным?
Красная Круэлла в красном одиночестве. Круэллу не тронули суета за столом и тревоги остальных по поводу пролитого вина. Она застыла, безмолвная. Словно и не живая. Красная, но холодная. Велика ли, в конце концов, разница между жаром и холодом? Оба обжигают, оба причиняют боль. Клэрри заглянула в остекленевшие глаза Круэллы и не удивилась, обнаружив третий глаз, громадный немигающий глаз, заполнивший все пространство внутри ее головы. Белок гигантского глаза был прозрачен до голубизны, но зрачок был очерчен красным – густо-красным, безупречно красным. Зрачок сужался и расширялся, пульсировал размеренно, в ритме сердца.
«У нее нет сердца, – поняла Клэрри. – Сердца нет – только этот глаз, который все видит, но ничего не чувствует».
Брюки Роджера насквозь промокли в паху, с левой штанины капало. Сначала его окатили вином, потом он добавил воды, когда пытался вывести безобразное винное пятно со своих шикарных голубых брюк. В столовой он тщетно оттирал штаны салфеткой, после чего Полин утащила его на кухню, где с подозрительным энтузиазмом принялась охлопывать мокрым полотенцем, так и норовя подобраться к ширинке. Не выдержав, Роджер отобрал у нее полотенце и отпихнул настырную девицу.
