Текст книги "Званый ужин"

Автор книги: Анна Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Кофе

Отменен в связи с непредвиденными обстоятельствами

Отъезд

– Что ты делаешь?

Клэрри не выносила, когда ей мешали. Раздосадованная, она нехотя подняла голову. Так и есть, досужий зритель. Узкое лицо, блестящие глаза, козлиная бородка.

– Рисую. А на что похоже?

– А почему на полу?

Клэрри предпочла не услышать.

– Отойди. Закрываешь.

Парень опешил, замялся.

– Извини. – Он присел рядом с ней на корточки. – Я не буду мешать, только перейди в кафе. На полу сидеть не разрешается. Запрещено, понимаешь?

Клэрри смотрела на него сквозь прищур. Лицо – сплошь вертикальные линии. Горизонтальных, похоже, ни одной.

– Как тебя зовут?

– Меня?

– Да.

Он дернул плечом.

– Моррис. Прости, но тебе все-таки придется пересесть.

Клэрри была озадачена:

– Разве это не Центр искусства?

Он улыбнулся. (Первая горизонталь за все время.)

– Да, конечно…

– То есть – для искусства. Чтобы делать искусство, – настаивала Клэрри.

– Вообще-то больше для того, чтобы смотреть на искусство, – виновато возразил он.

– Правда? Только чтобы смотреть? Неделать?

Он опустил ладонь на ее плечо. На левое. Клэрри была приятна твердая сила этой ладони.

– Послушай, я здесь подрабатываю. Я должен выполнять свою работу.

Где-то она его видела. Точно, видела.

– Ты учишься в колледже искусств?

– Да. – Он убрал руку. – А тебя как зовут?

– Смешные там все, в этом колледже, – сказала Клэрри. – Тоже не любят, когда я на полу сижу. Я – Клэрри.

– Красные картины – твои? – спросил Моррис. – Большие такие?

– Мои.

Он вовсю ухмылялся. Клэрри видела его зубы – небольшие, острые.

– Диковатые немножко.

– Да, – согласилась Клэрри. – Сидят на полу когда вздумается.

Он хохотнул.

– Смешная! – И попробовал заглянуть в эскизный блокнот Клэрри, но она живо прижала его к груди. – Да ладно тебе! Дай взглянуть.

– Нет. – Клэрри слилась с блокнотом. – Это личное.

– Ну и на здоровье, – фыркнул он. Обиделся. Отгородился от нее, словно дверцу захлопнул.

Клэрри вдруг захотелось, чтобы дверца открылась.

– Хорошо. Только быстро. – И она дрожащими руками оторвала блокнот от себя.

– Моррис! – донесся издалека мужской голос. – Моррис, ты где? Помоги!

– Нужно идти. – Он выпрямился, отряхнулся. – Дуг Уиттем выставку устраивает, а я у него в помощниках. Он меня не выносит. Будет к чему придраться – в два счета вышвырнет.

Клэрри вздохнула, наблюдая, как он опять превращается в сплошную вертикаль.

– Держу пари, у тебя линия спины красивая, – сказала она. – И задницы. Хочу потрогать. Хочу нарисовать.

Клэрри издала громкий хлюп и осторожно приложила край скатерти к губам – или тому, что от них осталось. Скатерть мгновенно пропиталась красным. Поразительно, сколько из нее вытекает крови, подумала Клэрри. Машина по производству красных потоков… хотя и не сравнить с потоками красного в ванне… от Морриса. Клэрри попробовала выговорить «красное» вслух – вышло «уввашш».

Любопытнее всего то, что происходит с левой стороной ее лица. Клэрри потрогала пальцем – щека раздулась, круглая, как живот беременной. И с каждой секундой все увеличивается. Кожа натянулась как на барабане. Наверное, когда опухоль спадет, останутся растяжки. Внутри же творилось и вовсе несуразное. Каша. Океан густой жидкости, нескончаемой струйкой рвущейся наружу и пропитывающей скатерть. Вторая струйка заливала горло Клэрри, и та хлюпала, чмокала, булькала. Попытки исследовать внутреннюю сторону щеки языком (сколько зубов осталось?) ни к чему не привели – язык превратился в гигантский, ни на что не годный кусок поролона. Клэрри перестала и пытаться. Хорошо хоть, болит не сильно. Должно быть, боль придет к утру.

– Меня никто до сих пор не бил, – сообщила она Пластилину, когда он оказался рядом.

Фраза, правда, прозвучала иначе: «Ия ио во ших ой и уий».

– Вот, возьми. – Он протянул ей пакет с кубиками льда и опустился рядом на ступеньку – с очевидным усилием, пыхтя и отдуваясь. На лице Пластилина была написана тревога. И злость, но злился он не на Клэрри. Она это чувствовала. – Приложи к лицу, – добавил Пластилин, когда Клэрри принялась играть с пакетом, теребя кубики под тонкой пленкой.

Клэрри послушно прижала лед к левой щеке. Моргнула от холода.

– Позор, вот что это такое, – сказал Пластилин, Клэрри не поняла, к кому обращается – к ней или к себе. – Что бы ни случилось… Держи, Клэрри, не убирай! После драки, конечно, кулаками не машут, прошу прощения за каламбур, но все же надо как-то снять эту опухоль.

– Что бы ни случилось?.. – подсказала Клэрри. (Уо уы и шушиош?)

– А? Ах да. Я хотел сказать, мужчина не имеет права бить женщину, что бы ни случилось.

– Непростительно, – пробормотала Клэрри.

– Обстоятельства, конечно, необычные. Алекс себя не помнил, это понятно, и все равно. Мужчина не должен бить женщину.

Они помолчали. Клэрри слушала песню ветра в ветвях деревьев.

– Что мне делать? – вырвалось у нее прежде, чем она сама поняла свой вопрос. (Уо иэ эваш?)

– Не знаю, детка, – сочувственно ответил Пластилин. – Тебе здорово досталось, верно?

Клэрри сглотнула.

– Моррис был моей жизнью, – сказала она просто.

– Да, конечно. Он ведь твой муж… был. – Пластилин чуть дернулся, меняя позу – сидеть на бетонной ступени было холодно и жестко.

– Алекс поможет мне, – тихо шепнула Клэрри.

Пластилин вздохнул.

– Я бы на это не рассчитывал, детка. У него своих проблем хватает.

– Алекс поможет мне, – повторила Клэрри.

– И как мы не поняли? —Похоже, Пластилин обращался к деревьям. – Как не увидели,что тебе плохо? Это же было очевидно, а для Алекса и Тильды вдвойне очевидно! Люди не ведут себя так странно… До нас должно было дойти.

– Дойти? – переспросила Клэрри. (Уош-ши?)

– Неважно, детка.

– А что они делают?

– Алекс с Тильдой? И все остальные?

– Угу.

– Ну… Им тоже нелегко, сама понимаешь. Осознать такое… Алекс, кажется, пытался дозвониться к вам домой. По-моему, надеялся, что Моррис снимет трубку.

– Морриса нет.

– Знаю, знаю, но Алекс хочет убедиться. Его можно понять – родной брат все-таки. Ну а остальные… Тильда, кажется, вне себя. Очень расстроилась. Кто-то убирается в столовой. Моя жена вроде бы прилегла. Она сегодня перебрала, если помнишь.

Через дом или два во дворе залаяла собака. Басистое «гав» подхватило чье-то возмущенное тявканье, потом далекий вой.

– Моррис любил собак, – печально сказала Клэрри. – У вас есть собака?

– Нет. У Кристины на них аллергия.

Собачья перекличка стихла. Пластилин по-прежнему что-то выискивал взглядом в ночном небе, словно не мог заставить себя посмотреть Клэрри в лицо. Возможно, так оно и было. Возможно, слишком велик был стыд за своего собрата по полу.

– Вы любите свою жену? – спросила Клэрри.

– А? – Он все же развернулся к ней. – Да. Конечно, люблю. Не очень-то с ней просто, но мы вместе уже много лет. Она знает меня лучше, чем кто-то еще. Я ей никогда не изменял, что бы там она себе ни думала. Я бы просто не смог ее предать.

– А меня только Моррис и знал, – сказала Клэрри. – И бросил… совсем одну.

– Зачем мы здесь? – спросила Клэрри, когда Моррис принес две чашки чая из шиповника, поставил на столик и сел.

– Что ты имеешь в виду, Клэрри? Зачем мы здесь – на этой планете? В этой стране? Где – здесь? – Он был зол и очень напряжен. – К чему эти вечные недомолвки?

Клэрри потянулась за чашкой.

– Зачем ты привел меня сюда?

Зажмурившись, Моррис, похоже, считал про себя до десяти. Нехороший знак, решила Клэрри. Может, самое время спрятаться за какой-нибудь скульптурой?

Когда Моррис открыл глаза, в них стоял холод.

– Во-первых, я хочу посмотреть выставку чехов. А во-вторых… – Он кипел от возмущения. – А ты сама не догадываешься?

– О чем? Это игра такая?

– Мы здесь познакомились. Мы познакомились здесь, Клэрри!

– Мне здесь не нравится, – сказала она. – На полу сидеть не разрешают.

Моррис ухватил ее запястья с такой внезапностью и силой, что у Клэрри прервалось дыхание.

– Дорогая, – сказал он, не ослабляя хватки, – я пытаюсь вспомнить свои чувства, когда мы с тобой встретились. Знаешь, ты словно наполнила меня солнечным светом… – Моррис выпустил руки Клэрри. – Мне так нужно сейчас хоть немного солнца.

– Тебе нужно солнце? – Клэрри была озадачена. Она пошевелила руками, проверяя, целы ли запястья.

– Да.

Клэрри огляделась. Чужие люди, серые люди. Пьют кофе, едят пирожные. Старик не может прожевать корку; женщина с чернотой под глазами и впалыми щеками, уткнувшись в газету, машинально отщипывает и сует в рот кусочки морковного пирога. Тощий прыщавый юнец гасит окурок в остатках своего кофе.

– Здесь солнца нет, – сказала Клэрри. – Пойдем на выставку?

Тильда плохо справлялась с гнетом собственных горестей, но, оказывается, могла взять себя в руки и быть крайне полезной, если рядом страдал кто-то другой. Она почти видела,как горе сгущается в Алексе, растет и выплескивается наружу, окружая его кровавой аурой. Тильда смотрела, как Алекс вновь и вновь набирает номер Морриса, ошибается и набирает снова; отмечала дрожь и пальцев, стискивающих трубку, и голоса, повторяющего: «Ну ответь же, черт возьми. Ответь!» И с каждой секундой Тильда отдалялась от Алекса, словно наблюдала за ним из окна набирающего скорость поезда.

Надеюсь, он действительно умер, подумала она. Краска вины тут же обожгла шею и щеки. Какого черта… в конце концов, мы не отвечаем за свои тайные мысли. Они являются без спросу. А значит, она вправе чувствовать что угодно – лишь бы не делилась этими чувствами с Алексом.

Какой смысл притворяться, что жалеешь о смерти человека, который тебе никогда не нравился? Уж теперь-то она может быть честной хотя бы с самой собой. Абсолютно честной, какой никогда не была при жизни Морриса. Избавиться от него навсегда – все равно что бородавку извести: поначалу очень больно, зато, когда заживет, перестанет цепляться за все и кровоточить.

Тильда старалась полюбить Морриса. Очень старалась – особенно поначалу, когда только-только познакомилась с семьей Алекса и хотела понравиться. В то время она слишком нервничала, чтобы разобраться в своих чувствах к будущим родственникам, и прошло года два после свадьбы, прежде чем она полностью осознала, до чего это неприятная семейка. Говорят же – «родителей не выбирают». Что правда, то правда. Тем более – родителей мужа. Если с собственной семьей ты растешь, взрослеешь, привыкаешь к ним, учишься терпеть недостатки и ценить достоинства, то родственников в браке тебе навязывают в комплекте со свидетельством – нежеланных, неведомых. Отец Алекса – насквозь прокуренный, прихрамывающий старик, все интересы которого сводятся к автомобильной рухляди, а мать целыми днями торчит у окна древней, провонявшей котами и тухлятиной кухни и любуется на гигантскую, загаженную птицами кормушку.

Слава богу, Алекса их общество радовало не больше, чем Тильду. Со временем сложилась традиция гостить у старых Стоунов раз в году, не дольше трех дней, и принимать их у себя дважды в год, максимум по неделе. Кстати, о Стоунах… Кто-то ведь должен сообщить им о Моррисе. Впрочем, новость вполне подождет и до утра, когда Алекс немного придет в себя.

Визиты к свекру со свекровью Тильда постепенно приняла как нудную, но неизбежную повинность, как неминуемую зимнюю простуду. Моррис же – совсем другое дело. Старший брат был нужен Алексу. Как-то туманно, но нужен. Будучи единственным ребенком в семье, Тильда могла лишь догадываться о сути этой привязанности.

Встречи с Моррисом изводили Тильду непредсказуемостью – она никогда не знала, как очередная встреча с братом подействует на Алекса. Ей случалось беспомощно наблюдать, как братья сталкиваются лбами после обидной реплики. Приходилось любоваться и сценами братской любви, пьяных объятий, слезливых поцелуев. Навестив брата в Ньюкасле, Алекс возвращался либо в ореоле невыносимого самодовольства, либо отвратного самобичевания – среднее случалось редко. Если что и изменилось с женитьбой Морриса на Клэрри, то лишь в худшую сторону. Алекс был убежден, что Моррис женился исключительно из жажды высмеять саму идею брака, поиздеваться над тем образом жизни, что был так дорог самому Алексу. Разумеется, Тильда сделала попытку принять Клэрри «в лоно семьи», но то был не более чем жест доброй воли. Тильде хватило одного взгляда на будущую невестку, чтобы понять – они из разных галактик. Алекс, на ее счастье, в кои-то веки принял сторону жены. Отъезду Морриса и Клэрри в Италию все только обрадовались. Даже Алекс. (Ох, если бы не Индиго… нет, Тильда, об этом не надо.) Но теперь, со смертью Морриса, все наладится. Да. Так и произойдет. Морриса нет.

Алекс упорно набирал Ньюкасл, но Тильда знала, что ответа не будет.

– Что у вас тут? – Джуди просунула голову в дверь.

Тильда пожала плечами:

– Вот… Пытается дозвониться до Морриса.

– А-а. – Джуди прошла в комнату, остановилась рядом с Тильдой.

Алекс еще трижды набрал Ньюкасл.

– Может, лучше в полицию позвонить? – шепнула Джуди.

– Что? – Алекс швырнул трубку на рычаг. – Что ты сказала? – На Джуди был устремлен взгляд безумца.

– Алекс, дорогой… – Джуди осторожно прикоснулась к его плечу. Он сбросил ее ладонь. – Может, попробуешь позвонить в полицию Ньюкасла?

– С какой стати? – выплюнул он. – Я хочу поговорить с братом!

– Но Моррис, возможно, мертв! – сорвалось с губ Тильды прежде, чем она успела проглотить неуместные слова.

– Не смей! Не смей этого говорить! – Потыкав в кнопки, Алекс швырнул телефон об пол. Аппарат треснул, выдав напоследок механическую фразу: номер, который вы набираете, не существует. – Моррис не умер! – В глазах Алекса стояли слезы.

Джуди плавно вернулась в привычную роль дружеского плеча и жилетки для жалоб.

– Ну конечно, не умер. Всем понятно, что чокнутая девчонка наплела кучу небылиц из каких-то своих соображений… если она вообще способна соображать. Но чтобы доказать, что эта стерва врет, нужно позвонить в полицию. Пусть убедятся, что никакого тела там нет.

Джуди протянула руку. На этот раз Алекс не смахнул ее ладонь. Медленно, осторожно она подвела его к дивану и заставила сесть.

– Ты права. Да-да, ты совершенно права. – Голос Алекса звучал почти нормально.

Тильда и Джуди переглянулись; в их взглядах сквозило облегчение.

– Тильда, дорогая, набери полицию, – сказала Джуди.

Клэрри и Пластилина внезапно залило светом – задняя дверь распахнулась, и на крыльцо, наступая на подол платья, вышла Круэлла. Раскрасневшаяся и возбужденная. Круэлла была довольна – в своей стихии.

– Сучка безмозглая! – рявкнула она и подбоченилась, приняв позу праведного негодования. – Ты ведь все выдумала, так? Все от начала до конца, так?

– Что? – удивился Пластилин. – Неужели Алекс дозвонился до брата?

– Еще нет, но я уверена, что дозвонится.

Клэрри безучастно смотрела на Круэллу.

– Зачем ты это сделала, Клэрри? Разве Алекс заслужил такое?

Клэрри смотрела все так же безучастно и молча.

– Минутку, Джуди. – Пластилин промокнул лоб платком. – Давайте по существу. Алекс не разговаривалс Моррисом?

– Нет. Не разговаривал. – Круэлла не отрывала глаз от Клэрри. Отвечая Пластилину, она одновременно игнорировала его. Не твое собачье дело, намекал ее тон. – Никто не берет трубку. Мы позвонили в полицию и… знаете что?

– Что? – Клэрри решила вступить в игру.

Круэлла опустилась на корточки, чтобы быть с ними на одном уровне, и заглянула в глаза Клэрри. Облизнула губы, прежде чем продолжить:

– В полиции понятия не имеют ни о каком самоубийстве, вот что! – закончила она со вкусом.

– Клэрри? – Складки на мясистом лице Пластилина источали ужас.

– Что?

– Что за игру ты ведешь? – спросила Круэлла. – Чего ты хотела добиться от бедняги Алекса своими россказнями о самоубийстве его брата?

Клэрри нахмурилась, по лицу прокатилась волна боли.

– Ничего, – сказала она.

– Но ты согласна, что все наврала?

– Ну-ну, полегче, – забормотал Пластилин. – Зачем эта агрессия? Бедной девочке нужно отдохнуть. – Он опять промокнул лоб. – Да и мне не помешает. Все это для меня слишком.

– Ты ничего не хочешь сказать в свое оправдание, Клэрри? – Круэлла выпрямилась с легкой гримасой. Словно у нее затекли ноги.

– Нет.

Круэлла в ярости пнула ступеньку, Пластилин дернулся от неожиданности.

Стать бы птицей, с тоской подумала Клэрри, взмахнуть крыльями – и улететь, оставив позади весь этот кошмар. Ребенком ей часто хотелось летать. Но, как ни странно, не высоко в небе, не над домами и полями, а под потолком гостиной. Стены гостиной были заставлены стеллажами, и Клэрри всего лишь хотелось увидеть, что прячется на самой верхней, самой недоступной полке. Маленькой Клэрри мерещились там всяческие сокровища: пиратские клады, сказочные феи, говорящие игрушки, громадные мешки, битком набитые конфетами в ярких фантиках… Мечты оборвались с возрастом – когда Клэрри подросла и смогла заглянуть на верхнюю полку. Там было пусто.

– Клэрри, – осторожно начал Пластилин. – Детка, дело серьезное. Такое нельзя придумывать безнаказанно. Пойми, ты восстановишь против себя всех, кто тебя любит, заботится о тебе. Ну же, расскажи, где Моррис? Он тебя бросил, да?

Клэрри отняла от лица пакет и положила на ступеньку рядом со скатертью. Лед растаял, руки у нее были мокры от крови и воды. Рот перестал кровоточить – ее это разочаровало.

– Морриса нет, – устало сказала она.

– То есть он тебя бросил, – мягко заключил Пластилин.

– И кто его обвинит? – выкрикнула Круэлла. – Только не я. Страшно представить жизнь этого бедняги!

– Джуди…

– Нет, Брайан, простите. Вы слишком нянчитесь с ней. Эта лживая сучка свалилась на голову Алексу и Тильде, чтобы разгромить их прием. И ей это удалось. О да, удалось на все сто!

– Джуди, хватит. Девочке надо помочь.

– Я не лгунья, – прошептала Клэрри.

– Нет, детка. Ты просто нездорова, верно? – Пластилин хотел улыбнуться, но сил у него не хватило.

– Я не лгу! – теперь уже кричала Клэрри. – Моррис умер.

– Но ведь полиция… – возразил Пластилин.

Клэрри поднялась.

– Я не сообщала в полицию! – выкрикнула она в отчаянии. – Я сразу приехала сюда, к Тильде и Алексу. Я хотела им сразу все рассказать. Но не получилось, потому что Тильда ждала гостей. Я хотела, чтобы Алекс первым узнал.

Платью Хайди пришел конец. Когда кулак Алекса впечатался в челюсть Клэрри и девушка упала навзничь вместе с креслом, потащив за собой скатерть, картинка словно замерла на долю секунды. Хайди видела, как ее бокал завис под нелепым углом и недоеденное «сердце» соскользнуло с тарелки. Три тысячи фунтов.Стоимость платья успела вспыхнуть цифрами в мозгу Хайди, прежде чем вино и желе рванули к ней в объятия, вслед за каплями воска и осколками посуды.

Полчаса спустя, ползая по полу разгромленной столовой, собирая холеными наманикюренными пальцами остатки пиршества в мешок для мусора, Хайди испытывала странное довольство жизнью.

Мне плевать на все,поняла она неожиданно для самой себя. На платье. На весь этот бардак. На Тильду. Даже на Алекса. На бедного, несчастного, одинокого Алекса. Плевать.

Хайди провела липкой ладонью по волосам и улыбнулась.

– Клайв? – Вывернув шею, она посмотрела на мужа – тот собирал тарелки с выражением запредельной брезгливости на лице, изогнувшись над столом так, чтобы не испачкать костюм. – Давай куда-нибудь уедем, а? Куда-нибудь вроде… ну, я не знаю… вроде острова… Далеко-далеко. Подальше от цивилизации. Давай?

– Что? – Клайв затряс руками, будто рассчитывал одним движением смахнуть всю налипшую грязь. – Нашла время строить планы на лето.

Хайди разозлилась. До чего же он временами зануден – ни капли фантазии.

– Я не об отпуске, Клайв. Я о жизни. Подальше от всего этого дерьма.

Клайв шумно вздохнул.

– Ты пьяна, дорогая. Давай-ка уберем здесь и поедем домой. Спать. В жизни так не уставал.

– Ни черта ты не понимаешь. – Хайди слизнула с пальца каплю чего-то сладкого. – Ни черта.

– Ясное дело, – съязвил Клайв. Подняв последнюю тарелку, он отряхнул брюки, взял стопку тарелок со стола и направился на кухню.

– Все мужики одинаковы, – раздался сзади пьяный голос.

Оглянувшись, Хайди увидела в дальнем углу Кристину Тэкстон – на полу, с закрытыми глазами, раскинутыми ногами, из-под задравшегося платья торчали кружева комбинации и основательные белые панталоны.

– Духовность только для нас. А этим… только одного надо. Фижж… Физ-зиологии.

Хайди передернуло. «Клайв прав, – подумала она. – Пожалуй, я и впрямь перебрала».

Она подошла к Кристине, поправила ей платье и жестко спросила:

– Может, заткнешься? Сегодня всем досталось.

Роджер на кухне спорил с Полин.

– Со мной нигде так не обращались! Нигде! – возмущалась официантка. – Послали куда подальше – и за что?! За то, что я предложила подать кофе?

– Но ужин вышел… гм… не совсем обычный, – пытался урезонить ее Роджер.

– Ха! А то я не знаю! Да здесь все сдвинутые, все! Идиоты. Психи. – И она скрестила руки на груди, подчеркивая свое очевидное превосходство над компанией чокнутых идиотов.

– Думаю, вам сейчас лучше уйти, – предложил Роджер.

– Щас. Я с места не двинусь, пока мне не заплатят. – Полин вздернула подбородок. Еще чуть-чуть – и ножками затопает, подумал Роджер.

– Сколько? – сухо спросил он.

– Договаривались на пятьдесят. Но теперь меньше чем на семьдесят не соглашусь!

– Семьдесят фунтов за один вечер? – поразился Роджер.

– А сколько оскорблений? Я уж молчу про этот бардак.

Роджер подумал, что она не особо утруждалась с уборкой, но предпочел оставить это наблюдение при себе.

– У мистера и миссис Стоун большие неприятности, – разорвал он ледяное молчание. – Уверен, что они заплатят при первой же возможности. А сейчас… вы должны их понять. Обстоятельства чрезвычайные.

– Ага, до хрена чрезвычайные. Я знаю свои права. – Полин неторопливо двинулась к двери.

– Нет! – Роджер схватил ее за локоть.

– Отвали! Мне больно.

– Куда вы направились?

– Искать миссис Стоун. Я хочу получить свои деньги.

– Подождите.

Вечно одно и то же, подумал Роджер. Дом полон толстосумов, а улаживать проблемы с помощью чековой книжки придется ему. Сколько ни оглядывайся на годы жизни с Джуди – ничего, кроме бесконечных чеков, не увидишь.

Полин шагнула назад и застыла в терпеливом ожидании, пока Роджер доставал бумажник. Подбородок вернулся на место, но лицо от этого краше не стало. Помесь ласки с ящерицей, решил Роджер.

При виде чековой книжки Полин замотала головой:

– Не пойдет. Уговор был наличными. Ругнувшись про себя, Роджер полез в бумажник. Две банкноты – двадцатка и десятка.

– Придется взять чеком, – сказал он.

– Нет. Если это все, что вы можете предложить, я найду миссис Стоун. И поверьте, скажу ей все, что о ней думаю.

– Что за проблемы? – В кухню вошел Клайв со стопкой грязных тарелок в руках. – Права качаешь? – спросил он Полин с обескураживающей, на взгляд Роджера, прямотой.

– Этот джентльмен надеется отправить меня домой без денег! – В исполнении Полин «джентльмен» прозвучало как самое грязное из ругательств.

– Ничего подобного, – возмутился Роджер. – Я хотел выписать чек, но она требует наличными. Семьдесят фунтов наличными.

– Восемьдесят, – уточнила Полин. – Десятка сверху за ваш дебош.

– Да ты у нас бизнес-леди, да? – сказал Клайв. – Нашла о чем переживать. Мы не из тех, кто поднимает шум из-за такой мелочи, верно, Роджер? – Он сверкнул улыбкой и полез во внутренний карман пиджака. – По крайней мере, я не из таких. Похоже, у нашего Роджера с деньжатами туговато. Зато на дядюшку Клайва в трудные времена всегда можно положиться. – Он вытащил пачку банкнот, отсчитал три полсотни и небрежно сунул их в вырез блузки Полин. – О да. Мошны дядюшки Клайва на всех хватит… – Клайв кольнул взглядом Роджера. Тот поперхнулся, не в силах проглотить комок в горле. – Как отлично известно некой миссис Маршалл.

Минутная стрелка на Алексовом «Ролексе» (увы, поддельном) двигалась мучительно медленно, хотя секундная отщелкивала время с таким бесплодным усердием, что Алекс готов был запустить часами в мраморный камин и давить их, давить, пока стекло не превратится в пыль, а микроскопические пружины не исчезнут навсегда в очаге. Часы он уничтожать не стал. Просто сел на краешек кресла и вперил взгляд в циферблат, подгоняя минутную стрелку. Боже, боже. Парни из полиции явно не торопятся. Всего-то и нужно, казалось бы, несколько минут, чтобы сесть в машину и домчаться до дома Морриса. В конце концов, речь о самоубийстве. Да в участке наверняка добрая сотня желторотых патрульных умирают от желания взглянуть на настоящий труп. Развлечение в череде бесконечных соседских свар, субботних пьянок и штрафов за неправильную парковку. Десять минут прошло – целых десять минут, – а из полиции Ньюкасла до сих пор не перезвонили.

Тильда, нервничая, пыталась болтать с Джуди.

– Ковер в столовой придется отдать в чистку, – говорила она. – Хотя надежды вернуть ему прежний вид у меня мало.

– Сядь, дорогая, – сказала Джуди, поглядывая на Алекса – тот раскачивался взад-вперед, явно не соображая, что делает. – Алекс, милый, так только психи качаются. Прекрати, прошу тебя.

– Заткнись, – бросил он, не глядя на Джуди. – И проваливай.

– Алекс! – воскликнула Тильда.

– Хватит с меня твоего сюсюканья, похлопываний по плечу и прочего дерьма, – продолжал Алекс, не отрывая глаз от циферблата.

– Он расстроен, Тильда. Он вовсе не хотел меня обидеть. – Джуди усадила Тильду на диван, опустилась рядом и обняла ее.

– С чего ты взяла, что в курсе моих мыслей? – сказал Алекс. – Считаешь, что все знаешь?

– Джуди только старается помочь, – уткнувшись в плечо подруги, невнятно проговорила Тильда. – Все стараются помочь. Убирают вот сейчас в столовой.

– Ага. Они там убирают, а эта сука здесь торчит, сует свой нос куда не просят.

– Все в порядке, дорогая, не переживай, – шепнула Джуди, оборвав возражения Тильды.

– Ты всегда там, где беда, верно? – не унимался Алекс. – У людей проблемы – ты тут как тут. Хищница. Шакал в женском обличье. Питаешься чужими бедами, косточки подчищаешь…

Мысль о трупах и костях доконала Алекса. Он замолк.

– Мы закончили. В столовой чисто. Клайв выпроводил Полин.

Резкий аромат духов шлейфом тянулся за Хайди – не иначе как она пыталась перебить запахи рыбы, вина и мяты с цитрусовыми. У Алекса запершило в горле.

Он поднял голову. Пристальное разглядывание часов не прошло даром – вместо одного лица Хайди перед ним в воздухе плавали двенадцать идеально круглых лиц с большими, бесплодно скачущими секундными стрелками и застывшими минутными. Алекс попытался улыбнуться. Сразу не получилось, а мгновением позже улыбку стер дверной звонок. Алекс вздрогнул и зажал уши ладонями.

– Я открою, – хором сказали Хайди и Джуди.

– Алекс! Полиция! – раздался из коридора голос Клайва.

Клэрри осталась в саду одна и радовалась одиночеству. Все эти люди… как с ними трудно… они ее утомляют, вместо того чтобы поддержать. Даже Пластилин – будь он благословен, – несмотря на свою доброту к ней, слишком глуп, чтобы хоть что-нибудь понять. Хорошо, что он ушел. Сказал, что хочет проверить, как там его жена. Наверное, он устал от нее, от Клэрри. Наверное, слишком ее для него много. Клэрри не возражала – усталость была обоюдной. С нее хватит. Она обессилела, пытаясь ему объяснить. Но он так ничего и не понял.

Трава на лужайке похожа на мокрые волосы. Все равно что ступать ногами по чьей-то гигантской голове. Ночной воздух приятно студит разбитое лицо. Клэрри запрокинула голову (не без труда и боли) и увидела полную луну, круглым желтым пятном сияющую на веснушчатом лике небес. Выбросить бы вверх руки, дотянуться до нее, стиснуть, и золотистый лунный сок прольется на сад. Клэрри прошла в центр лужайки, села на траву, сложила ноги в «лотосе» и задрала голову, общаясь со своей желтой небесной подругой. Если завыть на луну – она завоет в ответ, чтобы доказать, что Клэрри не одна в этом мире? Клэрри наполнила легкие воздухом, задержала дыхание, собираясь с силами, – и испустила протяжный низкий звук, идущий из глубины живота. Звук вобрал в себя боль, страх, горечь, разочарование и унес из ее тела в черноту ночи, развеял по воздуху, оставив Клэрри опустошенной и разбитой. Она слышала, как эхо катится по крышам соседних домов, рикошетит от окон, шелестит в кронах деревьев и будит окрестных собак, ввергая их в какофонию лая, тявканья и ответного воя. Клэрри кивком поблагодарила за поддержку и сделала первый вдох, вместе с воздухом втянув в себя обратно боль, обиду, гнев, тоску, разочарование. Наполнив ими пустоту своего истерзанного тела. А когда вновь вскинула голову – поняла, что больше не одинока. Чуть поодаль, под вишней, стоял мужчина с младенцем на руках.

– Моррис? – всхлипнула она.

Алекс стоял по колено в воде, и волны шлепали его по голому, совсем еще детскому животу, вместе с воздухом он ловил открытым ртом брызги, и скулил, и ревел в голос, от страха поливая колени и пену морскую горячей струйкой. Его брат уплывал в открытое море. Алекс видел уже только голову, подпрыгивающую на далеких волнах, будто одна из тех штук – буйков, – которые не дают лодкам разбиться о скалы. Но ведь буйки привязаны ко дну, а Моррис не привязан. Моррис уплывает. Все. Даже головы не видно.

Как он хотел броситься вслед за братом; как хотел быть старше, сильнее и уметь плавать. И как в то же время ненавидел Морриса, ненавидел за то, что старший брат с легкостью нарушает отцовские запреты и ныряет навстречу опасности из-за какой-то шальной идеи, из-за сказки о волшебной пещере.

Шальная идея всегда была наготове у Морриса. Полусырая задумка насчет галереи – если Моррис вообще дал себе труд подумать – обернулась крахом, как и предсказывал Алекс, заявивший, что галерея не протянет и пяти лет. Алекс, собственно, ни минуты не сомневался, что Моррис и в Италию подался, только чтобы сбежать от злорадства младшего брата.

Но потом… потом было повторение случая с пещерой. Когда злорадство иссякло, Алекс понял, что его в очередной раз обдурили. Как же так – Моррис бросает все к чертям и в лучах заходящего солнца, будто герой мелодрамы, скрывается за горизонтом под ручку со своей шизанутой женой? Вновь бросив Алекса одного на берегу?

Они исчезли на два года. Два года чистейшего гедонизма – для них. И два года адского труда, жесточайшей экономии, грошовых подсчетов – для него. Плюс родительский скулеж и разносы, совсем как тогда, на море: «Где он, Алекс? Тебе-то он должен был сказать, Алекс? Он вернется, Алекс? Зачем он это сделал, Алекс? Почему ты не остановил его, Алекс?» О да, все в точности как тогда, на море: фантазер Моррис снова уплывает за мечтой, а послушному, благоразумному мальчику Алексу достаются родительские пинки и объедки их заботы о любимомсыне.

А что же Алекс? Хоть раз он позволил себе обзавестись мечтой (не то что уплыть)? Ближе всего он подошел к гедонизму, когда предпринял жалкую попытку уйти от жены к другой женщине. И чего добился?