Текст книги "Жертва (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

– Уже лучше, – и вновь сел на ложе. И тут же похолодел, поняв, что они не одни в этой комнате. И что, пока он был в беспамятстве, Илераз пустил в покои еще одного посетителя.

– Зачем? – спросил он, глядя на охваченную сиянием фигуру… наверное, он даже узнал посетителя. Наверное… если бы в ауре его, желтой, яркой, не просматривались неожиданные зеленые нити. Хранитель дара и целитель… Рэми осторожно встал с ложа, даже не поморщился, когда Илераз оказался рядом, придержал, чтобы он опять на что-то не наткнулся, прошептал на ухо:

– Ступенька.

Что Рэми теперь была эта ступенька? Он подошел к коленнопреклонной, неподвижной фигуре и, уже не сомневаясь, спросил:

– Как он здесь оказался?

– Я впустил его, мой архан, – ожидаемо ответил Илераз. – Накажи меня, если хочешь, позднее… но сейчас выслушай. Не думаю, что он хочет тебе навредить. Ты тоже не веришь, не так ли?

– Их помощь может навредить не мне, – ответил Рэми. – Тебе, как ни странно. Твоему брату. Миранису. Кассии. Ты все еще просишь, чтобы я ее принял?

– Это решим позднее, если будет что решать, – холодно ответил Илераз. – Сейчас ты слеп, мой архан. И не думаю, что на этом закончится. Так же не думаю, что Тисмен успеет тебе помочь… и сумеет. Так, может, все же позволишь…

– А что скажешь ты, Арам? – спросил Рэми коленопреклонную фигуру. – Зачем ты здесь? Ты ведь хранитель дара, не целитель, чем ты можешь мне помочь? Или не понимаешь, что я не хочу сейчас разговаривать ни с кем из вас? Что я могу вас ранить мимоходом?

– Рань меня, если тебе станет легче, – спокойно ответил хранитель дара. – Ты можешь делать все, что захочешь, можешь приказать мне умереть, – Рэми вздрогнул... приказать? – Только не говори, что ты мне не доверяешь... прошу. Дай себя осмотреть.

– Зачем?

– Ты ранен, наследник. И я хочу тебе помочь.

– Ты еще глупее, чем я думал, Арам. Я не ранен. И мне не нужна твоя помощь…

– Я знаю, что это не так, мой наследник, – спокойно ответил Арам, не поднимая головы.

– Ты дерзишь мне? – удивился Рэми. Покачнулся и вновь Илераз его поддержал, вновь не позволил удариться о проклятую мебель. – А я думал, что вы, виссавийцы, исключительно послушны… вашему наследнику. Думал, что вы не умеете мне и слова сказать наперекор.

– Тревога сжигает мое сердце, Нериан. Разум мой уже меня не слышит. Я могу думать лишь о тебе, и забота о тебе…

– Обо мне? Или о Виссавии? Кому на самом деле ты служишь, Арам?

– Ты задаешь сложные вопросы.

– Я уже это слышал. А ты опять уходишь от ответа. Как многое ты готов сделать для своей богини?

– Мне никогда не придется выбирать, Нериан…

– … Рэми…

– … Рэми. Ты – любимый сын Виссавии. Служа тебе, я служу ей.

– Даже если я не хочу ей служить?

– Ты плутаешь в темноте, наследник. Я помогу тебе найти дорогу.

– Нужную тебе? И твоей богине? Ты заставишь меня служить ей, любой ценой? Даже убив во мне преданность к Миранису?

– Этого ты боишься? – прошептал Арам, поднимая голову. – Что ты откроешь свои щиты и… станешь слабым. Беззащитным. Рэми… прошу тебя… Не веришь мне?

– А должен? Почему?

– Потому что я люблю тебя, – ответил Арам, и Рэми вздрогнул, вдруг поверив. – Мы все тебя любим... иначе... иначе не смогли бы жить в Виссавии... она поколениями выбирала таких...

– …дураков? – закончил Рэми.

– Пусть так... прикажи...

– Не верю тебе!

– Прикажи умереть, и я умру у твоих ног, мой вождь, – прошептал Арам, и в его голосе послышалась мука. – И когда я исполню твой приказ... ты примешь целителя. Прошу...

– Я. Приказываю. Тебе...

И осекся, когда Илераз положил ему руку на плечо, будто предупреждая. Роковые слова застыли на губах, не успев сорваться, и Рэми вдруг понял, что именно чуть не сказал в пылу спора. Вспомнил, что виссавийцы исполнят любой его приказ, даже такой глупый, и вновь покачнулся. И вновь выстоял на ногах, поддерживаемый молчаливым Илеразом.

– Слушаюсь, мой наследник, – едва слышно прошептал Арам. – Все, что пожелаешь. Все сделаю, только не прогоняй. Умоляю.

Вот же его открытая душа, как на ладони. Не скрытая, как у кассийцев щитами. И видно же, увы: виссавиец искренен, он готов и к смерти, и к горьким словам, и к унижению. Только бы наследник образумился, только бы дал себе помочь, только бы не прогонял… если не его, то хотя бы целителей.

И стало стыдно. За сказанные слова, за недоверие, за боль. А ведь хотелось же довериться, но как? Как бы не любили его виссавийцы, здесь он чужак, пришелец. Он понимал их слишком хорошо, видел их презрение к другим народам, их уверенность, что они имеют право судить… но имеют ли? Отличные целители, чуткие маги, они погрязли в гордыне, в своих дивных идеалах, оттого были столь хрупки и столь… бесполезны. И для богини своей бесполезны. Как цветы, которыми можно было любоваться бесконечно, они все более превращались в паразитов на прекрасном теле Виссавии, выпивая из нее последние соки.

Не умели, не хотели жить иначе. Они давно не видели правды. Не хотели ее видеть, и Рэми не знал, как им помочь. Не хотел. Кадм прав: всем не поможешь… и приходится выбирать. Миранис или Виссавия. Рэми давно выбрал, и ничего этого выбора не изменит. Как бы виссавийцы не старались. Но…

– Поклянись мне... – прошептал Рэми, сдаваясь, – что не попытаешься полезть мне в душу. Поклянись, что излечишь только мое тело. Поклянись, что не убьешь во мне любовь к Миранису. Проклятие, почему же ты молчишь, Арам. Клянись!

– Чем хочешь поклянусь, наследник. И тогда ты мне доверишься?

– Да.

– Я прослежу, телохранитель, – отозвался вдруг Илераз, красноречиво сделав ударение на последнем слове. – Может, я и не целитель, но если вдруг он посмеет попытаться разорвать твои узы с наследником и моим братом, я, несомненно, замечу.

Илеразу Арам не ответил. Полились слова клятвы, отозвались на них знаки рода, и вновь, в который раз меняя свой рисунок, обожгли запястья. Не вовремя была эта клятва. Слабость лишь возросла, а темнота стала гуще. Рэми более не мог тратить сил на магическое зрение, и горевшая в темноте желтым фигура Арама вдруг потухла, погрузив все вокруг в непроглядную мглу. И в тот же миг утихло последнее слово магической клятвы, окутывая все вокруг тишиной.

Рэми сглотнул. Лишь спустя биение сердца понял он, что Арам поклялся в гораздо большем, чем Рэми от него требовал. Хранитель, гордый советник вождя Виссавии, только что чисто и без запинки, не сомневаясь ни на мгновение, сделал себя полным рабом телохранителя наследного принца Кассии.

– Идиот, – прошептал Рэми.

– Помогите мне его усадить, – сказал вдруг Арам, и голос его изменился, окрасившись властными нотками. Арам не просил, он приказывал, а Рэми смирился. Целитель имеет право приказывать больному. А Рэми был болен.

При помощи Арама и Илераза он сел в кресло, откинул голову, позволяя прохладным пальцам виссавийца пройтись по его лицу, и постарался не вздрогнуть, почувствовав чуть пряный запах его силы.

– Как и говорил старший целитель, – в голосе Арама слышалось явное облегчение. – Во время удара Алкадия мелкие искры магии проникли в твои глаза и постепенно подбирались к мозгу. Они живут уже давно своей жизнью, еще немного, и мы не смогли бы тебе помочь. Еще день, и ты не только бы ослеп, но и потерял бы разум…

– Говорят, сумасшедшие счастливы, – усмехнулся Рэми, вспомнив деревенского парнишку дурачка. Что все время улыбался и что-то напевал себе под нос… пока не пропал в лесу.

– Потребуется время, и тебе придется потерпеть, – продолжил Арам. – Но ты будешь видеть.

– Откуда ты знаешь, ты ведь не целитель, – прохрипел Рэми. – Не обещай того, что не можешь исполнить.

– Старший целитель отдал мне свою силу.

– Тот самый навязчивый старик? Почему не пришел Элизар…

– Потому что знал, что того, кто слабее, ты никогда не тронешь. А с равным или тем, кто выше, точно подерешься.

Рэми усмехнулся. Пальцы Арама слегка дрогнули.

– Вновь дерзишь.

– Прости, наследник. Ты спросил, я – ответил. Закрой глаза, прошу. И прости… за боль.

Ну да, виссавийцы ведь не умели исцелять безболезненно.

– Не в первый раз, – прошептал Рэми, вспомнив, как в детстве виссавийцы залечивали ему сломанную ногу. А еще взгляд Ара, испуганный, безумный, но и упрямый. Брат всегда был рядом. А дальше думать было уже невозможно, а боль была на гране выносливости. Рэми будто плыл на ее тяжелых волнах, боясь даже пошевелиться и вздохнул с облегчением, когда она отхлынула. И даже темнота уже не казалась столь пугающей. И слова Арама, накладывающего повязку, не раздражали:

– Дай своему харибу отдохнуть. Если не веришь мне, пусть с тобой побудет Рэн. Хранителю смерти это сейчас пойдет на пользу.

– На пользу? – переспросил Рэми, переходя с помощью Арама на кровать и устраиваясь на подушках. Боль уже прошла, отзываясь в голове тупой слабостью и наполняя разум туманом.

Арам укутал Рэми одеялом и, сев рядом на ложе, сказал:

– Ты расспросишь его сам, если захочешь.

– Расспрошу, – прохрипел Рэми. – Позови его. Илераз?

– Я никуда не уйду, мой архан. Я или кто-то из высших будет все время рядом с тобой, пока не очнется мой брат и другие телохранители.

И, успокоенный его словами, Рэми погрузился в тяжелый сон. Брат Кадма был одним из немногих, кому он полностью доверял.

***

Рэми заснул в тот самый момент, когда Рэн появился в его покоях. Хранитель смерти окинул наследника внимательным, долгим взглядом, подошел к окну и резким движением задернул шторы. Он и радовался, что Рэми его позвал, и ненавидел Арама за его вмешательство. Наследнику вовсе не обязательно было знать о хлопотах в их семье. Рэн ненавидел жалость.

– Рэми будет видеть, мы успели, – прошептал брат. – Ты должен быть рад…

– Я не знаю, – покачал головой Рэн. – Мне почему-то кажется… что я его предаю. Что мы все его предаем.

– Наследник поймет правду…

– А нас используют, чтобы эту правду ему показать, – горячо прошептал на ухо брату Рэн. – Если Рэми узнает, он перестанет мне доверять. А этого я себе никогда не прошу. И Араму – тем более.

9. Рэми. Боль друга

– Не мытьем, так катанием, – засмеялся Радон, и в глазах его сверкнули знакомые смешинки. Таким он был, когда они появились в этих землях, вечно молодые, вечно беспечные. Таким перестал быть, став верховным богом Кассии.

Почему она не с умела ему покориться? Она и сама не знала… просто не смогла подчиняться кому-то, пусть даже и родному и горячо любимому брату. И теперь вот у него Кассия, у нее Виссавия, а он как и раньше: рядом. Озорной, безумно родной и так же скорый помочь… Он здесь, потому что беспокоится. Он здесь, потому что соскучился. Он здесь, чтобы слегка отдохнуть от бремени власти. Он, как и в детстве, сел у ее ног, положил руки на ее колени, заглянул просительно в глаза:

– Ви, моя глупая Ви, – прошептал он. – Ты же знаешь, он не любит, когда с ним играют.

– Знаю.

– Так почему позволяешь?

– Рад, мой глупый Рад, – в тон ему ответилаВиссавия, поцеловав брата в лоб. – Ты и сам знаешь.Свободная воля… дар Единого людям. Единственное, над чем мы не властны.

– Они его погубят.

– Я им не позволю.

***

Опять темнота, а ведь он так надеялся, что он проснется и все закончится. Только на этот раз на глазах повязка, а слабости больше нет. Да и спокойнее как-то… виссавийцы не умеют обманывать: если Арам сказал, что он будет видеть, он будет видеть.

– Вы проснулись, мой архан, – появился рядом Илераз.

Синее сияние вокруг его фигуры. Высший… и сила знакомая, успокаивает. Чуть бередит душу пряным ароматом, клубится тонкими, частыми всполохами. Рядом – темнота в темноте. Густая, мрачная и странно притягательная. Аура хранителя смерти… не рассеивает мрак, а сгущает, отталкивает и притягивает, манит тайной, как и его госпожа – смерть.

Нои видРэна сейчасуспокаивал. Было в нет что-то знакомое, наверное. Аши, целителя судеб, ведь тоже опасались, тоже боялись видеть рядом, тоже считали проклятым. И тогда, после похоронной церемонии, Рэми вдруг понял, как они с Рэном похожи, хоть и сильно отличаются… и как легко им друг друга понять.

А вот с Дераном, пожалуй, понять друг друга не так просто. Целитель, чья фигура переливалась зеленым, как и всегда явился незваным. С виду тихий и спокойный, он был в разы упрямее своего брата. И всегда делал лишь то, что считал правильным. Вот и сейчас явился то ли, чтобы поддержать брата, то ли к наследнику, кто ж его поймет. Но и гнать его Рэми не спешил: пока рядом был Илераз, он мог потерпеть и пару виссавийцев. Тем более – этих виссавийцев.

Не желая вставать, Рэми некоторое время лежал неподвижно. Окна были, скорее всего, широко распахнуты. Шелестели ветви, горчила влажная листва, кисловато пахло эльзиром. И сразу же заныло требовательно в желудке, пересохло в горле и озеро магии внутри встрепенулось, требуя магической подпитки. К хорошему быстро привыкаешь, к заботе богини, к ее чудесному напитку, увы, тоже.

Только слепоте эльзир не помеха. Все более раздражаясь отсобственной беспомощности, Рэми попытался сесть и чуть было не упал с узкого ложа. И сразу Илераз оказался рядом, помог усесться на подушках, поправил слегка одеяло:

– Хорошая из тебя получилась сиделка, друг мой, – криво усмехнулся Рэми. – Ты был рядом все это время?

– Да, мой архан. Мне не в тягость.

– Мужчине, воину, высшему магу, не в тягость помогать немощному больному?

– Вы никогда не будете немощным, мой архан. Прекратите жалеть себя, это не в вашем характере. Лучше поешьте и выйдем с вами на тренировочный бой. Вы боевой маг, телохранитель наследного принца, вашему телу необходимы постоянные нагрузки.

– Я слеп, – холодно напомнил ему Рэми.

– Бой с закрытыми глазами – отличный тренинг, – невозмутимо ответил Илераз, и Рэми не нашелся, что возразить.

Что один брат, что другой, – прокомментировал Аши, и Рэми вдруг стало легче дышать.

Будто рядом былКадм. Жесткий, ироничный, и всегда уверенный… побратим.

– Дай мне чашу, – прошептал Рэми, жестом останавливая загоревшегося гневом Рэна.

Виссавийцы не понимали. Виссавийцы относились к нему как к дорогой статуэтке, Кадм же и его брат не давали поблажек. Потому что… считали его сильным. И это радовало.

И в то же время Илераз оказался терпеливой нянькой. Он не только подал чашу, но и проследил, чтобы Рэми аккуратно обхватил ее ладонями. Помог поднести чашу к губам и слегка наклонить ее, не пролив драгоценный эльзир на ночную сорочку. И больше не иронизировал, за что Рэми был ему благодарен.

Каждое движение убивало неловкостью. Даже самое простое давалось с трудом. Выпить эльзир. Сесть на ложе, свесив ноги… но перед этим нащупать ступнями край, чтобы не упасть. Все медленно, осторожно. Но все равно тело ломило от многочисленныхсиняков…у мебели оказалось столько острых краев…а замке было так много лестниц… вчера он с одной скатился. Чудом шею не сломал. Чудом никто не видел его… позора.

Беспомощность ранила. Гордость истекала кровью. Рэми раздражался и, в свою очередь, ранил других. Его так и норовило наброситься на кого-нибудь подобно озверевшей от голода собаке… но… нельзя. Остатки здравого смысла, да и совести, заставляли запихивать раздражение глубоко в душу, откуда оно все равно находило выход.

Он говорил другим слишком много ненужных, острых слов. Тому же Араму. Потом мучился, понимая, что все это было… зря, наверное. Так хотел остаться один и так страшился одиночества. В темноте. И в тишине.

– Разбуди моего хариба, – попросил он, когда Илераз подал руку, помогая подняться.

Запахи усилились, как и ощущения прикосновений. Он будто открывал мир, начинал учить его заново. Слышал то, что раньше не слышал, чувствовал то, чего раньше не чувствовал. Наслаждался запахом влетающего через окна ветерка, его прикосновениям к коже. Приятной прохладой пола под ногами. Мягкости сорочки и щекотке отросших за весну волос.

Прохладно.Лишенная тепла одеяла кожа покрылась мурашками, иДеран, не спрашивая, приказал окну закрыться. Жаль… приглушились звуки, сгустилась тишина. Рэми шагнул вперед, и сразу же Рэн, несмотря на едва слышный протест оказался рядом. Обхватив за пояс, помог сесть в кресло, опустился на колени, обувая босые ноги в домашние сапожки.

Рэми и не думал ранее, что ткань бывает столь мягкой и столь теплой, не думал, что одно мимолетное касание чужих пальцевможет пронзить молнией, заставив в очередной раз вздрогнуть от прикосновения к черным туманом клубящейся боли. Ноэто и к лучшему:пока успокаиваешь чужую боль, на время забываешь о своей.

– Рэн… – сказал Рэми после нескольких попыток достучаться до Лиина самостоятельно. – Позови хариба.

– Позволь Лиину отдохнуть еще немного, – тихо возразил хранитель смерти.

– Заботливый, – не удержался-таки от колкости Рэми. – Я знаю, что Лиин устал, но не заставляй напоминать: сегодня я не могу одеться сам. А в таком виде не могу выйти из покоев. Или ты хочешьсделать изменя узника?

– Я помогу…

– Мне показалось, я ясно дал понять, что не нуждаюсь в слуге.

– Ты так же ясно дал понять, что хариб это не слуга. Тем не менее, ему ты разрешаешь помогать тебе облачиться.

– Облачиться в одеянияархана, заметь, – ответил Рэми.

– Теперь тебе не нужно одеяние архана.

– Ты дерзишь, Рэн. И забываешь, что я все еще телохранитель наследного принца Кассии. Что мой статус обязывает носить церемониальные одежды. И что наряд архана…

– Обязывает перед кем? – тихо прервал его Рэн.

– Я прикажу прийти моему харибу, мой архан, – оборвал их спор Илераз. – Могутак жепослать за харибом твоего брата или кого-то из телохранителей. Не думаю, что они откажут.

– Твоего будет достаточно, – ответил Рэми, жестом приказывая Рэну отойти.

Хранитель смерти неохотно, но подчинился, а черная аура его то и дело вспыхивала гневными алыми искрами. Злится. Лучше так, чем тонет в боли. Да и нравится Рэми его дерзость, отвлекает от темноты.

– Помимо телохранителей, наследного принца Кассии и твоего брата здесь и нет никого… – не выдержал Рэн, – так перед кем тебе облачаться?

– Перед дядей.

– Не думаю, что вождю важно, во что ты одет.

– Ну почему же? – усмехнулся Рэми, когда в покои вошел кто-то, чья аура напоминала ауру Илераза. Хариб поклонился Рэми, своему архану, и, подчиняясь молчаливому приказу, подошел к Рэми, мягко спросил, может ли ему помочь.

– Думаю, дядя прям жаждет меня облечь в белоснежные одежды его рода, – сказал Рэми, поднимаясь.

– Одежды северного рода ведь тоже белоснежны? – продолжал упрямиться Рэн, пока хариб Илераза стянул через голову Рэми ночную сорочку, и тихо вздохнул, наверняка увидев многочисленные синяки.

– Позволь мне излечить, – выдохнул Деран.

– Само заживет, – криво усмехнулся Рэми. – Вы слишком привыкли к магии, друг мой. Излечивать такие мелочи? Тратить на них силы? Зачем?

Деран замолчал и молчал все время, пока хариб справлялся с одеянием. Явно не торжественным, домашним и простым, но и такой, пожалуй, казался виссавийцам излишне вычурным. Он причесал Рэми волосы, убрал их в тугой хвост и отошел в сторону, явно давая знать, что утренний туалет закончен.

– Где Рык? – спросил Рэми.

Ответ удивил. Тем более, что ответил не Илераз, не его хариб, а Рэн:

– Прости, Рэми… боюсь… твой барс нас с братом не любит, его пришлось запереть с Лиином.

– Пусти его…

– Как скажешь…

Рэн приоткрыл дверь и что-то шепнул стоявшему за дверью, раздражающему желтой аурой человеку. Рэми вздохнул… виссавийцы следят за каждым его шагом, окружая навязчивой заботой. Связывают золотой цепью, вздохнуть не дают спокойно. Но… это ненадолго.

Дверь вновь приоткрылась, и в комнату влетел разноцветный метеор живой, искристой ауры. Рык, не обратив внимание на Дерана и Рэна, подлетел к хозяину, приластился к его ладоням, ласково заурчал.

– Соскучился, котенок, – тихо сказал Рэми. – Подойди… Рэн.

– Ты уверен? – протянул хранитель смерти. – В последний раз он меня неплохо тяпнул…пришлось идти к Дерану за исцелением...

– Подойди, – повторил Рэми.

Рык зарычал, но вновь успокоился, укаченный силой хозяина. Рэми слепо нашел ладонью ладонь Рэна и положил ее на холку барса. Вновь раздалось глухое, грозное рычание, и аура животного заискрилась красным:

– Друг, – прошептал Рэми, овивая слова магией. – Друг, Рык. Не трогай его…

Утробное рычание вдруг стихло. Рэми чувствовал, что барс еще не доверяет Рэну, не может простить, что они с Дераном заняли когда-то место обожаемого хозяина, но теперь уже успокоился и смирился. Зато Рэми на миг замер, вновь почувствовав льющееся от Рэна беспокойство. Чуть пораздумав, онотпустил руку Рэна и сказал:

– Подойди ко мне, Деран.

Зеленое сияние на миг пошло волнамии быстро приблизилось. Рэми поднял руку, попытался коснуться лицацелителя, и вздрогнул, когда Деран опустился перед ним на колени, поймал его ладонь и осторожно приблизил к своему лицу. Холод кожи, проступившая на лбу целителяиспарина...

– Ты меня боишься?

– Нет, наследник…

– Тогда почему дрожишь от напряжения? – прошептал Рэми, убирая руку.

– Прости… я…

– Говори. Ты волнуешься… не из-за меня, так из-за чего?

– Не заставляй его, Рэми, – вмешался Рэн. – Это… нечестно.

Аура Рыка вновь вспыхнула красным. Барс уловил хорошо скрываемые нотки злости и раздражения в голосе Рэна и вступился за хозяина. И вновь рука Рэми безошибочно опустилась животному на холку, пальцы вплелись в мягкую шерсть, даря успокоение. Рык улегся у ног Рэми и, казалось, забыл об обоих виссавийцах.

– Ты мой друг, Рэн, не так ли? Как и Деран. Вы приходите сюда, хотя хотите быть в другом месте. Считаешь, я не имею права знать?

– Именно этого они хотят от тебя, не понимаешь? – выдавил Рэн.

– Понимаю… но спасибо… знаю, тебе нелегко дались эти слова.

Рэн промолчал. Рэми поднял руки,коснулся кончиками пальцев висков целителя, и Деран вдруг оказался открытым, как на ладони. И беспомощным, как ребенок. Рэми чувствовал его волнение, смешанное со стыдом, восхищение с примесью странной, непонятной любви, и в то же время запрятанную глубоко внутри боль…

– Не шевелись, – одними губами прошептал Рэми, вскрывая укрывавшую боль корку. Деран вздрогнул, тихо застонал. Встрепенулся Аши, откликнулся всплеском успокаивающей магии, и Деран тихо вздохнул, на этот раз от облегчения:

– Они сказали, она никогда не станет прежней…

– Вот и проверим, – усмехнулся Рэми.

– Верю тебе больше, чем кому-то в этом мире, наследник, но не дари моему брату надежды, – тихо сказал Рэн. – Целители хрупкие создания. Ему и без того было сложно принять правду.

– Знаете ли вы эту правду? – усмехнулся Рэми, проведя по подбородку Дерана и ощутив кончиками пальцев бегущие по щекам целителя слезы. – И в самом деле хрупкий… сложно терять родного человека?

– Для любого мага сложно, – выдохнул Рэн. – Ты жесток, Рэми. Целители душ убили боль Дерана, а ты ее вновь воскресил.

– Так ли? – он вновь коснулся висков целителя, одаривая прохладой и облегчением. – Оказывается, ничего они не убивают, а загоняют далеко внутрь… а сердце все рано ноет… болит… но теперь гораздо меньше, да, Деран?

– Да… наследник… – выдохнул целитель.

– Встань.

Зеленое сияние колыхнулось, Деран послушно отошел к двери.

– Принеси мне плащ, – приказал Рэми харибу Илераза. – Мы выходим.

– Куда? – испуганно прошептал Рэн.

– Туда, где вы оба сейчас хотите быть, не так ли?

– Нам запрещено заходить в обитель.

– Мне тоже? – улыбнулся Рэми, уже зная ответ: наследнику разрешено все. И его никто не посмеет остановить, никто не посмеет и слова сказать. И впервые он собирался этим воспользоваться.

Упала на плечи легкая ткань, щелкнула у шеи застежка, и хариб слегка поправил складки, склонившись вновь в неглубоком поклоне.

– Ты можешь идти, – сказал Рэми. – Илераз, пойдешь с нами.

– Чужак в обитель? – возмутился было Рэн, но осекся, услышав:

– Он мне менее чужак, чем большая часть виссавийцев. Он брат моего побратима, он много раз прикрывал мою спину, и недоверие к нему, это недоверие ко мне, Рэн. Так что… он пойдет со мной в обитель или везде…

–… где только прикажешь, мой архан, – закончил за него Илераз.

И пойдет же, даже не сомневаясь. Только верность его не сродни верности виссавийской. Илераз и ему подобныесами выбирают, кому служить. Этот и выбрал. Почему-то.

И Рэн, едва слышно вздохнув, сдался:

– Они не посмеют вас остановить… но Рэми…

– Они не смеют, ты смеешь? Рэн… я начинаю терять терпение.

– Не смею, конечно, – спохватился хранитель смерти. – Позволишь?

– Быть моим поводырем? Сегодня я тебе позволю даже большее. Только вот захочешь ли ты?

– Что только прикажешь, наследник, – сказал хранитель смерти, но Рэми очень даже неплохо уловил в его голосе невольный страх.

Зря боится, это несмертельно, хотя Рэми никогда этого и не делал. Мягко улыбнувшись, он коснулся лица Рэна кончиками пальцев. Спустя мгновение хранитель смерти покачнулся и упал бы, если бы к нему не подоспел Илераз.

Вот кому объяснять ничего не пришлось. Он сам все понял, лишь прошептал ворчливо:

– Почему вы выбрали его, мой архан?

***

Деран был в малахитовом замке всего раз, и проведенное тут время помнил совсем плохо. Помнил, как повторял в бреду, что он грязный, как стремился отмыться любой ценой. Как его привязывали к кровати, потому что он расцарапывал в кровь кожу, пытаясь содрать с нее грязевую пленку. Как его оглушали магией, и потом ненадолго приходил долгожданный покой, и Деран лежал неподвижно, слепо уставившись в зеленый, с золотистыми прожилками потолок.

Спал он тогдаурывками, эльзиром его поили через силу. И постепенно учили жить заново, учили радоваться мелочам, учили исцелять и видеть сладость облегчения в глазах исцеленного. И очень медленно из грязно-коричневого цвет ауры Дерана сменялся на изумрудно-зеленый. Обычный.

Тогда, оглушенный болезнью, Деран не замечал ни изящности малахитового замка, ни его холодного очарования. Теперь, выйдя из перехода, застыл в немом восхищении. Тщательно отполированные, слегка наклонившиеся к ним стены отражали неясный свет светильников и уходили к высокому, теряющемуся в полумраке потолку. Вязью в холодном, темно-зеленом камне проступали черные и золотистые прожилки, складываясь в магические руны, гулким эхом возвращался к ним звук шагов.

Увлекшийся чтением рун на стенах длинного и высокого коридора, онне сразу и заметил, как дорогу им заслонили двое молодых целителей душ. Один, светловолосый, был очень даже знаком. Недавно в Ларии они исцеляли девушку, в которую вселился дух ее матери. Еще нестарая женщина, убив себя, не могла пройти за грань, пыталась вернуться к жизни, вытесняя душу из тела собственной дочери.

Деран помнил, как молодой, только получивший пояс в два пальца, Инар краснел при каждом соприкосновении с ларийкой, как старался помочь, вкладывая в исцеление все силы, и как упал на пол в изнеможении, когда душа женщины, оставила, наконец-то, тело дочери.

Второго виссавийца, заслонившего им дорогу, Деран тоже помнил. И он тогда был в Ларии при исцелении. И после того, как все закончилось, долго отчитывал своего ученика, Инара. Нельзя привязываться к больным, говорил он. Деран вот тоже знал, что нельзя. Но все они люди… а людям свойственно любить и ненавидеть. Свойственно сопереживать. Только Ларсникогда и никому не сопереживал, смотрел всегда холодно, и взглядом пронзал душу до самого дна, открывая, казалось, скрытые навсегда тайники.

Деран не любил ни этого взгляда, ни этого целителя, ни спокойной проницательности Ларса. А еще больше он не любил его ровного, лишенного чувств голоса… которым Ларспользовался так умело. Вот и сейчас, сказал пару слов, а будто кипятком ошпарило:

– Думал, ты все понял…

– Я-то понял… но…

Взгляд целителя душ прошелся ледяной волной по Дерану и устремился за спину целителя, к Рэну и Рэми. Илераза он, наверное, даже не заметил. Побледнел, как вешлый снег, упал на колени, опустив голову, и его унижение, к стыду, оказалось даже приятным. Как и задрожавший от волнения голос:

– Наследник.

***

В свои тридцать пять Ларс великолепно знал, чего он жаждет от жизни и что для него свято. Все его дни были подчинены строгому плану, все поступки тщательно выверены разумом, все окружающие люди легко поддавались манипуляции.

Одним взглядом, одним движением, едва уловимым тембром голоса он сознательно изменял чужие души, которые в руках Ларса были мягки и податливы, как глина в пальцах мастера-гончара.

А целитель душ был на редкость одаренным и терпеливым мастером. Он создавал одно произведение искусства за другим, очищая чужие души от грязи, помогая людям избавиться от боли, разочарования, горечи и страданий. Он учил других радоваться жизни, пусть даже и никчемной, он щедро лил на души собственный свет, заставляя их расцветать подобно цветам редкой красоты. Каждая душа иная, каждый цветок особенный, каждый больной – интересен. И каждый выздоровевший – скучен.

Ларс давал крылья. Учил летать. А потом отпускал за окошко и забывал, отправляясь на поиски другой бескрылой птицы.

Деран был одной из исцеленных Ларсом птиц, хотя вряд ли сам целитель об этом помнил. Ведь это Ларс вывел его из тумана безумия, а более скучную, но легкую работу, требующую внимания и сосредоточенности, оставил ученикам. Сам заходил в спальню Дерана ночью, когда целитель был погружен в углубленный магией, похожий на транс, сон, контролировал изменения в ауре, очищал ее от грязи, заставляя сверкать чистым, изумрудно-зеленым светом.

Ларс любил свою жизнь. Душа каждого человека была для него подобна головоломке, которую рано или поздно, а удавалось разгадать. Но то, что он видел перед собой…

Аура наследника была частым переплетением синих и белых всполохов. Она слепила. Она притягивала. И в то же время она устрашала. Ларс никогда не решился бы притронуться к этой красоте, боясь ее разрушить, хотя и видел проблескивающие в свете разноцветные, молниеносные всполохи. Наследника, как и любого мага его уровня, раздирали яркие, противоречивые чувства, боль и одиночество. Все великие люди одиноки. Все не поняты до конца. Понять стоявшего перед Ларсом Нериана было сложно, можно даже сказать… невозможно. Он и сам, наверное, себя не понимал…

Укутанный в синий, поблескивающий в полумраке плащ, Нериан опустил покоившуюся до этого на левом плече Рэна руку и повернулся в сторону все так же стоявших на коленях целителей душ.

Сейчас Ларс многое бы отдал, чтобы заглянуть в спрятавшиеся под черной повязкой глаза наследника. Глаза – зеркало души. Только посмотрев в них можно узнать многое, а целитель душ уровня Ларса во взгляде мог прочитать почти все.

– Меня тоже ты не пустишь в замок? – тихо спросил наследник.

Сказал так немного, а проняло. Нериан умел подбирать слова. Все его тело было ходячим оружием. Только, увы, оружием незаостренным, но оттого еще более опасным. Нериан мог убить, сам того не сознавая, и Ларсу это совсем не нравилось. Наследник был, по слухам, сильным целителем, а целитель и приносящий смерть – вечные враги, которым лучше в одной душе не сходиться, во избежание…