Текст книги "Жертва (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

Выпить? Голоден? Да он издевается! Рэми выхватил у дяди чашу, и что было силы швырнул об стену. Разлетелись темные капли по лепнине, веером прошлись по полу, и исчезли, вместе с черепками сметенные легким ветерком. В этой Виссавии ничего не обходится без магии!

– Значит, не голоден, – равнодушно пожал плечами вождь.

Голоден? Да Рэми ни куска в рот не возьмет в Виссавии! Не останется здесь, что бы вождь не удумал!

– Думаешь заморить себя голодом? – будто угадал его мысли Элизар. – Лучше сразу забудь. Не получится…

«Это ты так думаешь!»

– Ты в Виссавии, мальчик мой. Ты наследник клана и, что бы ты не делал, тебе не удастся себе навредить.

У Рэми есть только один способ доказать, что вождь ошибается! Показать связь с Миранисом. И сделать это лучше сейчас, пока не поздно. Рэми приказал замку перенести себя на башню, но замок не послушался… может, ждал приказа вождя, может, Рэми еще не совсем умел использовать виссавийскую силу, Рэми не знал. Не хотел сейчас знать. В последний раз посмотрев на Элизара, он вышел из спальни.

Он все еще в рассветном замке. В замке, который знал совсем неплохо. Он пронесся по запутанным коридорам, толкнул небольшую, обитую железом дверь и выбежал внутрь округлой, шагов десять в диаметре, башни.

Быстрее, не теряя ни мгновения! Он бежал вверх по крутым ступенькам винтовой лестницы, пару раз споткнулся, рискуя слететь вниз и сломать шею. Пусть так… так тоже может быть… хотя наверху башни будет вернее. И Элизару придется его вернуть Миранису! Придется понять, пока не будет поздно!

«Ты не дашь мне навредить, Ви? – спросил он. – Ты понимаешь, что своим самоуправством он меня убивает? Ви…»

Богиня молчала, дыхание прерывалось, и, тяжело дыша, обливаясь потом, Рэми вылез через люк на верх башни, вскочил на окружающий площадку зубчатый парапет, уставился на волнующееся древесное море.

– Прыгай! – раздалось сзади насмешливое.

Рэми вздрогнул. Так просто? Подозрительно просто… Элизар ведь не знает, что его можно вернуть… Он вновь сошел с ума? Вновь готов убить? Но еще совсем недавно…

– Ну же? Прыгай! – усмехнулся Элизар и… толкнул в спину.

Рэми взмахнул руками, пытаясь удержаться на краю башни, но тщетно. Захлестнул волной ужас, набился в горло ветер. Застыл на губах крик: даже здесь голос подвел. Стремительно, все быстрее, приближались деревья, и Рэми зажмурился, поняв, что сейчас разобьется… сейчас…

Но столкновения не произошло… Падение замедлилось, Рэми будто упал в упругую пелерину, застыл, ошеломленный укутавшим его теплом. Открыв глаза, он понял, что уже не падает, висит неподвижно над пышно цветущей магнолией. Еще не веря, он протянул руку, скользнул пальцами по нежным белым лепесткам, вдохнул едва ощутимый аромат и понял: дядя знал, что Виссавия не даст наследнику умереть. Знал, потому и столкнул с башни…

– Я же говорил, – холодно сказал появившийся за спиной дядя. – Пока ты в Виссавии, ты не умрешь.

Рэми знал, что умрет. Умрет так же, как умер его отец. И ничего не спасет: если Миранис уйдет за грань, все телохранители последуют за ним. Но дяде как объяснить? Как сказать, если он не хочет слышать? Может…

Рэми выхватил из-за пояса дяди тонкий кинжал. Зачем вождю кинжал в Виссавии, он не задумался, одним движением приставив клинок к шее невозмутимого Элизара. Что там говорил Марк? Виссавия убивает за одно желание убить вождя. А Рэми хотел, видят боги, сейчас так хотел убить!

– Ну же, давай! – холодно, без тени страха улыбнулся Элизар.

Рука дрогнула, лезвие надрезало кожу, и за белоснежный воротник скатилась красная дорожка.

– Ну же!

И Рэми понял вдруг, что не может… боги, не может же! Затряслись руки, выпал из ладони кинжал, влетел в тонкие пальцы Элизара. Лезвие чуть зазвенело, войдя в ножны, а Рэми провел ладонью над шеей дяди, исцеляя нанесенную рану, и понял вдруг, что проиграл… Почему? Боги, ну почему?

– Ты не умеешь убивать, мой мальчик, – тепло прошептал вождь. – Иначе она бы тебя не выбрала.

«Но ты убил!»

– Но я убил. И за это поплатился: власть клана выскользнула из рук моего рода. Теперь ты наш будущий вождь. Ты, столь на меня похожий, но не связанный со мной узами крови.

«У меня есть мой род! – безмолвно взмолился Рэми, глядя в глаза Элизару. – Я кассиец!»

– Забудь о Кассии. Забудь обо всем, что ты там оставил, – вновь улыбнулся вождь, коснувшись татуировок на запястьях Рэми. – Ты – мой наследник. Теперь ты принадлежишь Виссавии, а Виссавия принадлежит тебе.

«Почему ты не поймешь? Я не могу тут остаться, узы магии мне не позволят! Я задохнусь без Мираниса! Я уже задыхаюсь…»

– Вернемся в замок, – попросил Элизар. – Достаточно глупостей. Достаточно, мальчик мой. У нас не так много времени, чтобы тебе потворствовать!

Рэми не вернулся в замок. В последний раз бросив на Элизара укоризненный взгляд, он спустился на тропинку меж цветущими магнолиями и пошел прочь от замка. От этого прекрасного сада. К темнеющему в отдалении лесу.

Люди глупы и все понимают неправильно, а в лесу каждая травинка знает кто он. В лесу, столь похожим на кассийский, ничего не надо объяснять. Может, сделать вид, что он смирился, и дядя снимет заклятие… Но как? Без щитов дядя видит его насквозь, укутать душу щитами никто ему не позволит, Рэми уже пробовал, видят боги… он ничего не может сделать… И даже Виссавия молчала, не откликалась на его зов… как и Аши… Он остался один. Проклятие! Опять остался один со всем этим!

***

Элизар вернулся в свой кабинет и даже не удостоил ожидавшего Арама взглядом. Наследник смирился и, наверное, в ближайшее время чудить не будет. Но страшным было это смирение. Страшным был его взгляд, брошенный на прощание. И все казалось, что Элизар что-то упустил. Что-то крайне важное…

– Хранители смерти говорят, что облако над наследником стало лишь гуще. Мой вождь, – прошептал Арам. – Что, если мы не сможем его спасти?

Здесь, в Виссавии, не смогут? Богиня, если он должен уйти за грань, почему ты выбрала именно его? За что так наказываешь?

2. Рэн. Откровение

Принц был раздражен, а Арман не знал, как усмирить его гнев. Бросив вопросительный взгляд на притихшего Лиина, Арман поклонился Миранису и попросил:

– Позволь съездить к нему, мой принц.

– Нет.

– Что-то не так… Эрр порывист, но он бы никогда…

– Нет, – холодно ответил Миранис. – Если твой брат не хочет быть на свадьбе своей сестры, его там не будет.

– Не думаю, что Эрру понравится твое решение.

– Не думаю, что я должен делать только то, что ему понравиться.

И добавил гораздо мягче:

– Так даже лучше, Арман. Не Рэми должен быть свидетелем, ты. Это ты, если что, подтвердишь легитимность брака магической клятвой. Нам сейчас не нужно лишнее внимание, пойми. Телохранитель рядом с принцем – это обычно. Глава северного рода, не отходящий от принца ни на шаг, – повод для сплетен.

– Да, мой принц, – со вздохом ответил Арман. – Но после свадьбы ты мне позволишь?

– После свадьбы, если Рэми не образумится, я отправлю к нему Кадма. Ты слишком мягок со своим братом, телохранитель силы его и за шиворот притащит, если придется. Мне надоело упрямство Эррэмиэля.

И по улыбке Кадма Арман понял, что Миранис отнюдь не шутит.

***

Вождь был прав: оказалось, что харибом в Кассии быть гораздо выгоднее, чем арханом. Пока Деран заперся в загородном доме Армана и отбивался от назойливых, многочисленных посетителей, Рэн мог незамеченным ходить по особняку.

На улице с самого утра шел дождь, холодный, неприятный. Стегал тугими струями деревья, темнил листву и травы. Лето подходило к концу, постепенно сменяясь ранней осенью, и после цветущей Виссавии здесь было холодно и промозгло… и в то же время…

Не обращая внимания на дождь, Рэн вышел в затихший, забытый людьми сад на задворках поместья, подставил лицо холодным каплям, подивился тихому шороху дождя по листьям… от Кассии пахло смертью. Прошлогодними листьями, умирающими в тени растениями, притихшим под яблоней старым зайцем. В Виссавии смерти не чувствовалось, здесь она везде… здесь ею пропитана каждая травинка… силой не Виссавии, Единого. Истинным порядком вещей, когда смерть давала дорогу новой жизни…

Рэн поднял с опавших листьев яблоко, потер его о плащ и надкусил, насладившись терпкой сладостью. Яблоня была старой, яблоки на ней попадались редко, но были на удивление сочными, будто на последнем году жизни дерево стремилось порадовать особо вкусными плодами. Что следующую зиму яблоня не переживет, Рэн знал. Чувствовал. И в то же время росла у забора, тянулась к солнцу другая яблонька. Еще молодая и неплодоносная, но уже готовая заменить свою предшественницу.

В Виссавии все иначе. Искусственное, с виду идеальное, но Рэн знал цену этой идеальности. Он бросил огрызок на тропинку и вошел в поместье.

Рэн часто слышал от брата, что кассийцы испорчены. Теперь понял, что Деран прав. Кассийцев распирало от непонятных эмоций. Они ненавидели, раздражались, злились по пустякам. Они медленно, неосознанно бежали к смерти, травя тело крепким вином и жирной, неприятно пахнущей едой, а разум – глупыми мыслями.

Прошмыгнувшая мимо девушка-служанка мечтала о хорошеньком подмастерье, что живет по другую сторону улицы. Наивно полагала, что если позволит любимому прийти ночью, то он женится. Ее шустрая, бледная подруга думала о том же подмастерье, но уже с ненавистью. Ждала ребенка, а от любовника получила лишь немного монет, которых едва хватит на услуги старой колдуньи.

Ребенок, черный сгусток внизу живота матери, обречен. Рэн слышал, как малыш отчаянно плачет и просит о пощаде. Пощады не будет. Но это отчаяние навсегда останется с неродившей матерью и подходить к ней видящему станет неприятно.

Как неприятна старая, толстая кухарка, что не раз пыталась покормить «тоненького Нарчика» вкусно пахнущими яствами. Кухарка любила хариба Армана как сына, но когда приближалась ближе, чем на пару шагов, Рэн не мог удержать дрожи отвращения. Он не переносил, когда за грань толкали насильно.

– Зря от нее шарахаешься, – сказал Деран, выглядывая из-за плеча Рэна в окно. Туда, где переваливаясь с ноги на ногу, не обращая внимания на усиливающийся дождь, кухарка шагала на рынок во главе крепко сбитых парней с пока пустыми корзинами. – Она искренне пытается угодить Арману. Жалеет его, ведь глава рода сиротинушка и так одинок… Заметила, что я ничего не ем… как и ты. Вот и решила приготовить что-то повкуснее, потому-то и пошла теперь на рынок. В дождь. Ради нас.

Кухарка уселась вместе с помощниками в крытую повозку, прикрикнул на лошадей кучер, и Рэн лишь вздохнул и отвернулся от окна, скидывая на скамью мокрый плащ. И кому может помешать дождь? Зря он вернулся к Дерану. Здесь скучно.

Кабинет Армана, в белоснежно холодных тонах, был теперь пуст. И странен. Рэн скользнул скучающим взглядом по укрывающим стены, тонко вышитым гобеленам, гербу Армана над дверями, стопку бумаги на столе с вензелями рода. Здесь так пусто. Так много места. И так неуютно, несмотря на огромный, до высокого потолка, шкаф, наполненный книгами.

Книги Деран читать не разрешил, сказал, что на это у них нет времени. Время. Здесь, за городом, оно двигалось как-то медленно, будто лениво. Успокаивало перестуком капель о внешний подоконник. Наполняло все вокруг ленивым чувством, будто все это сон. И Кассия, и это поместье, и казавшийся чужим Деран в облике Армана. И почтение слуг в поместье к харибу Армана. Вождь опять оказался прав, хариб был здесь далеко не на положении слуги и лишь чуть ниже своего архана.

– Зачем тебе ее стряпня? – презрительно спросил Рэн. – Опять трупы животных принесет. Как это есть можно?

– Никак. Я сказал, что слегка притравился виссавийской пищей и пока на дух не переношу мяса, – невозмутимо ответил Деран. – Потому эта милая женщина решила меня кормить исключительно овощами да фруктами. Я это даже намереваюсь съесть и тебе советую. Просить друзей привести сюда еще эльзира может быть опасным: этот маг глаз с меня не спускает, много раз осторожно пытался поговорить о возвращении к принцу. Боюсь, недолго нам удастся его обманывать. Даже то, что он отуманен, ведь я беру почти все его силы, не спасает: он слишком умен. И не один он, увы.

– Поклеп на нашу богиню, – протянул Рэн, отметив про себя это «возвращение к принцу». Почему принц ожидает возвращения наследника? Зачем Дерану возвращаться к принцу?

– В Виссавии он притравился… – вслух сказал Рэн. – Есть гадость… Зачем? Чтобы угодить этой?

Брат поддержал разговор. Улыбнулся криво, что придало холенной физиономии Армана какой-то дивно непривычный вид, и ответил:

– А ты попробуй. Кассийская пища временами очень даже неплоха.

– Спасибо, нет. Не думаю, что мы тут надолго. И все же… почему ты защищаешь эту кухарку?

Не то, чтобы Рэну хотелось это знать, но время чем-то занять надо было. Еще немного побыть со своим арханом, как и полагается послушному харибу. А потом можно и выйти.

– Ее можно понять, – Деран отошел от окна и сел за стол, перебирая стопку лежавших перед ним бумаг. – Н-да… дел у Армана накопилось немало… прошение, еще прошение, счета, жалобы, как же мне это надоело.

– Тебя никто не заставляет с этим возиться.

– Не заставляет, – кивнул Деран. – Но мне надо изображать бурную деятельность и занятость. Я даже вечером собираюсь на дежурство. Как-никак, а я старшой, не забывай.

Рэн не забывал и не совсем одобрял решение брата. Что мешало оставаться и дальше в тени? Зачем надо было появляться перед отрядом Армана? Тем более, что никто из этого отряда до сих пор не пытался с ними связаться, что было, сказать по правде, дивно. Они знают о подмене? Кто еще знает?

– И все же о кухарке… – вернулся к уже начавшему заинтересовывать вопросу Рэн, – почему ты говоришь, что ее можно понять?

– Муж ее давно умер, только сын остался. Единственный. Шалопай еще тот. Она его подмастерьем к сапожнику в столицу устроила, в ногах у старейшины валялась, чтобы рекомендацию дал. Да сын не оценил. Перепил слегка, подрался, ну и в драке ударил соперника слишком сильно, бывает. Одним ударом да насмерть. А потом к матери сбежал, за стены города. Да только жить в деревне ему тоже было в тягость, вот опять и упился, на крышу зачем-то полез. Упал он с нее знатно – сломал позвоночник, а жив остался. Наш виссавиец-целитель его осмотрел… но лечить, конечно, отказался. И ехидно так заметил, что теперь-то парень никогда с кровати не встанет… и что боль никогда не отступит.

– Но жил же?

– Видишь ли… не все могут так жить, – тихо ответил Деран. – Парень вот не смог… просил мать, плакал… ну та и пошла к колдунье, травок купила. Как сыну давала их выпить, мальчишка со слезами благодарности ей ладони целовал. Знал, что больше мучиться не будет. Заснул… и не проснулся. Вот тебе и вся история.

– Но она же все равно убийца, – задумчиво ответил Рэн.

– Убийца, кто же спорит. Но умеет любить. Армана вот любит, Нара. Когда Арман в столицу собирался, он ее с собой прихватил. Знал, что ей жизни в деревне не будет. Он же ее и от дозора спас да от виселицы.

– Ты ее так хорошо понимаешь… даже жалеешь, – удивился Рэн. – А все равно, если бы с ней что-то случилось, не исцелил бы… я ведь тебя знаю.

– Ах Рэн, Рэн, – грустно улыбнулся Деран. – Конечно, понимаю. И даже жалею.

– Так почему вы отказываетесь таких исцелять? – не выдержал Рэн.

– А почему ты с презрением смотришь на эту женщину?

Рэн вздрогнул, а брат горячо продолжил:

– Тебе неприятно рядом с ней, не так ли? Я, целитель, чувствую это гораздо сильнее. По молодости и глупости я попробовал исцелить такого человека, очень сильно пожалел. Будто сам убил. Ни дышать, ни жить после не хочется. Ты ведь помнишь, как я слег?

Рэн помнил. Ему едва исполнилось двенадцать, Дерану пятнадцать, и брат только начал выходить из клана с целителями. Рэн вернулся домой едва живой, поздней ночью, но сразу забыл об усталости, когда у самого порога споткнулся о потерявшего сознание Дерана. Брат сгорал в горячке, бредил и что-то тихо шептал, не разобрать что. Рэн никогда так не боялся мелькнувшей рядом грани. Никогда не чувствовал себя таким беспомощным и никогда не смотрел с такой надеждой на учителя брата:

– Не бойся, мальчик мой, – понимающе улыбнулся целитель. – Он вернется. Только не сейчас.

Деран вернулся. Почти через луну, бледный и осунувшийся, он лишь отмалчивался в ответ на все вопросы. Долго просиживал наедине с матерью, целительницей душ, и выходил после этих разговоров слегка более спокойный… будто душу свою восстанавливал по осколкам. Медленно и мучительно. А Рэн, помнится, тогда сильно беспокоился и мучился, что не может помочь, как бы не старался. Не может изгнать из взгляда брата печаль, а из своей души – мучительного страха. Оказалось, он боялся терять… И позднее беспокоился, что это повторится… и что в следующий раз брат больше не вернется. Или с ума сойдет от боли.

– Старший целитель меня тогда едва от грани оттащил, – прошептал Деран, – целители душ от моего ложа ни на миг не отходили… а когда я оклемался, мне объяснили, что некоторых людей исцелять я никогда не смогу. Разве что ценой своей жизни.

– Я думал…

– Кассийцы тоже так думают, – холодно ответил Деран. – Они сами гадят в свои души, а потом удивляются, что мы не можем их исцелять. Обвиняют нас… говорят, что мы исцеляем лишь избранных. Но это далеко не так.

– Мне все равно, что они думают, – выдохнул Рэн, положив брату руку на плечо. – Пожалуйста, обещай, что ты больше не заставишь за тебя бояться.

– Ты боялся? – улыбнулся Деран.

– Очень… но ты был так замкнут в себе, что вряд ли заметил. Ты слишком добр. Но когда в следующий раз захочешь быть добрым, подумай обо мне и о родителях, хорошо?

– Хорошо.

Рэн покачал головой, бросил на брата еще один короткий взгляд и потянулся за плащом. Он и не думал, что быть целителем настолько опасно…

– Куда ты? – тихо спросил Деран, и в его голосе появилась едва заметная тоска. Ну, зато исцелять никого не будет, как и жизнью своей рисковать. Пока, по крайней мере.

– В город, – ответил Рэн. – Встретиться с человеком, которого рекомендовал Арам.

– И оставишь меня одного? – вздохнул Деран, но Рэн знал, что брат не всерьез. Просто обеспокоен чем-то, то ли недавним разговором, то ли своим положением. – Мой хариб оставляет своего архана?

– По мне так ты неплохо справляешься. Если что, намекай просителям, что приходить надо в первой половине дня. А с бумажками я тебе и так не помощник.

– Просители меня, собственно, не тревожат. Меня тревожит это.

Деран кинул брату два распечатанных письма. В первом неровным, размашистым почерком было небрежно выведено всего несколько слов: «Возвращайся в замок. Я жду». Второе, написанное аккуратными, каллиграфически-правильными и идеально-красивыми буквами, было интереснее: «Ради богов, брат, ты что вытворяешь? Как долго ты еще будешь оставаться в поместье? Принц в гневе. Немедленно возвращайся в замок или я тебя лично за шиворот из поместья вытяну до того, как это сделает Кадм».

Рэн вздрогнул, увидев это «брат» и понадеялся, что это писал всего лишь побратим наследника, потому что если…

– Гм… Друзья? – тихо спросил он.

– Наследный принц Кассии и его целитель судеб, – ошарашил Рэна брат.

– И ты отказал? – сглотнул Рэн.

– Как будто я мог не отказать, – раздраженно фыркнул Деран. – Высший маг быстро поймет что и к чему, в особенности, если они знают о подмене. Тот, что стоит под моими дверьми, ничего не понял, потому что ослаблен и одурманен. Я беру от него силы почти непрерывно, а он все равно начинает задавать вопросы. А наследного принца и его телохранителя я как обману?

– У нас все меньше времени, – выдохнул Рэн. – Обещай мне… если кто-то из них явится в поместье, ты сразу уйдешь в Виссавию.

– И выдам себя?

– Ты и так выдашь, – тихо ответил Рэн. – Не думаю, что вождь разгневается. Вот если с тобой что-то случится, если кассийцы уничтожат тебя не разобравшись…

– Я понял, – прервал его Деран. – Обещаю.

И вернулся к своим бумагам, спокойно вернулся, будто был для этого создан. Что-то черканул на одной, что-то пометил на другой, погрузившись в работу и ничего не замечая. Рэн лишь вздохнул: хранители дара долго не могли решить, чего в Деране больше – дара целителя или хранителя знаний. Решили сделать из него целителя, потому что этот дар был важнее для Виссавии, и Рэн так гордился этим решением. Гордился тем, что его брат быстро стал младшим целителем, стал выходить из Виссавии. Завидовал ему. И только теперь подумал вдруг, что с бумажками Дерану было бы безопаснее…

– Запри дверь и никого не пускай, – сказал Рэн, поправляя плащ. Уходить никуда не хотелось, но и приказа вождя он не выполнить не мог.

Деран улыбнулся губами Армана и съязвил:

– Как будто для высших магов двери это препятствие.

– Не осмелятся. Я скажу, что ты отдыхаешь и прикажу тебя не беспокоить.

– Не суетись, – спокойно ответил Деран. – Я не кассийская архана и сам справлюсь. Если что в один миг окажусь в Виссавии. Как тебе и обещал.

– Деран… будь осторожен…

– И ты будь осторожен. Помни, мы в чужой стране. И люди тут чужие. Они думают иначе, они живут иначе. Они даже дышат иначе.

Рэн лишь пожал плечами и удалился из покоев Армана. Задумчивый, он вышел во внутренний двор, накинул на голову капюшон плаща, пытаясь укрыться от холодных и частых капель. Дождь все еще шуршал по крыше стоявшего рядом сеновала, смывал с двора грязь и темнил деревянные стены. Обходя лужи, Рэн подошел к конюшне и остановился, когда из двери вышел ему навстречу, поклонился худенький, маленький конюх:

– Нар, когда же архан к Искре пойдет? – тихо спросил он. – Совсем ведь лошадку замучил… шкура у него потускнела, взгляд какой-то дивный, будто затравленный. Но архан сказал ждать, лошадка и ждет… сколько же можно? Бедняжка. Мы ее даже вывести не можем, прогулять, пробежаться, она же никого кроме Армана к себе не подпускает. А ведь раньше архан сам ее кормил. Сам за ней ухаживал, сам ее выгуливал, сам чистил… Ты бы поспрашивал, а? Жалко животинку. Хоть и магическая тварь, страшная больно да злобная, а все равно живая же… да и архан нам голову оторвет, если что случится.

– Поспрашиваю, – нетерпеливо ответил Нар. – В город мне надо, коня дашь?

– А на Искре… – обрадовался было конюх, но Нар его одернул, понимая, что магического коня его маскировка обманет вряд ли:

– Не на Искре. Дай кого поскромнее, не хочу привлекать внимания.

– Ну хоть сам к коню пойди…

– Может быть, когда вернусь. К архану лучше сейчас не ходи. Попадешь под горячую руку, жалко будет…

Конюх сглотнул нервно, от него повеяло душным страхом. Усилился дождь, журчала вокруг, лилась в канавы, вода, бежала бурливыми потоками к недалекой речке, и Рэн с тоской вдруг подумал, что настоящий Арман не заслужил. Ни этого удушливого страха, ни этого недоверия.

Дождь все лил и лил, пока Рэн летел на быстроногой лошадке по разбитому колесами городскому тракту. Объяснять у ворот ему не пришлось – один взгляд, и дозорный пропустил, кивнув едва заметно, а столица навалилась на плечи гомоном, приглушенным стуком дождя. Дождь не мешал ни снующим вокруг горожанам, ни торговле в лавках, ни вертким разносчикам. Рэну на каждом шагу что-то предлагали, что-то расхваливали, и, натянув на голову капюшон, он пришпорил коня, пугая разбегающихся прохожих.

Почти доехав до цели, Рэн спешился, оставил подуставшего коня в конюшне небольшой харчевни и дальше пошел пешком. Вжался в стену дома, когда по узкой улочке промчалась подпрыгивающая по мостовой повозка, окатив водой из лужи.

– И куда боги дурака несут? – проворчала рядом старуха, отрываясь от стенки. Откинув от заботливо прижатой к груди корзины серое полотенце, она спряталась от дождя под козырек и завыла:

– Пирожки! Свежие пирожки!

– Пиво… пиво! – вторил ей откуда-то басистый голос. – Вкусное, крепкое пиво!

– Купи цветочки для мамы! – улыбнулась Рэну хорошенькая девушка.

– У тебя, красавица, куплю и репей, – ответил молодой голос. Девушка улыбнулась еще шире, сразу же забыла о Рэне и юркой змейкой скользнула в толпу.

Рэн усмехнулся. Опасаясь встретить на улицах знакомых Нара, он принял свой облик, и его вновь начали путать с мальчишкой.

Цветочки для матери? Его мать, талантливая целительница, лунами пропадала за пределами Виссавии. Домой возвращалась редко. А когда возвращалась, то больше спала. Вечно бледная, вечно уставшая, хрупкая, как изящная статуэтка, она с сыновьями разговаривала так редко, что временами казалась чужой. Но все равно бесконечно любимой.

И она никогда бы не приняла в подарок цветов.

– Срывая цветок, ты преждевременно лишаешь его жизни, – говорила мать. – И в то же время поганишь свою.

Кто-то грубо толкнул в плечо, Рэн шарахнулся, пропуская мужчину с тяжелым мешком на плечах и вздрогнул: в толпе кассийцев он различил кого-то, кого увидеть тут не ожидал.

Не понимая, как другой хранитель смерти оказался вне Виссавии, Рэн было бросился за укутанной в плащ фигурой, но сразу же остановился. Этот человек был наполнен силой, которой в нем быть не должно. И он убивал, не раз, не два, даже сосчитать страшно. От его ауры насильственной смерти затошнило, а вместе с тошнотой пришло и понимание: это мог быть только один человек. Человек, которому лучше на глаза не показываться. Изгнанный из Виссавии Алкадий.

Дождь усилился, вода шуршала и временами доходила до лодыжек. Рэн тщательно укутался щитами, скрывая ауру хранителя смерти, и слился с толпой, стараясь не упустить Алкадия.

Следить за кем-то в полной народу улице оказалось непросто. Рэна много раз обругали, посоветовали идти домой к мамочке и назвали несносным мальчишкой. Дважды хранитель смерти думал, что упустил упыря, но вновь находил его совершенно случайно: то стоявшего у лавки с книгами, задумчивого, с толстым томиком в руках, то переговаривающегося в полголоса с каким-то молодым, заспанным мужчиной.

Рэну очень хотелось бы проследить и за спутником Алкадия, но разорваться он не мог. Постаравшись как можно подробнее запомнить ауру незнакомца, он нырнул в тень за колонну, когда упырь вдруг обернулся и окинул улицу внимательным взглядом.

Видимо, не заметив слежки, Алкадий свернул под арку между плотно стоявшими домами, за которой начиналась еще более узкая, пустая улочка, а Рэн укутался в тьму, становясь для всех невидимым. Даже для потерявшего связь с Виссавией хранителя смерти.

Дождь пошел сильнее, размывая грязь под ногами. Рэн поскользнулся и, чудом не упав в лужу, про себя выругался. В тот же миг от грязной, глухой стены дома отделилась тень, и Рэн остановился, чудом не натолкнувшись на появившегося ниоткуда человека. На счастье, тьма Виссавии и тут спасла: Рэна вновь не заметили, хотя он и стоял в двух шагах от Алкадия и его странного, так же закутанного в плащ собеседника:

– Мы договорились не встречаться, – прошипел Алкадий. – Почему твой архан нарушил это правило и послал своего хариба? Вы понимаете, как сильно рискуете?

– У моего архана есть весточка для друга.

– Друга? – съязвил Алкадий. – Значит, золота он больше не хочет?

Незнакомец лишь молча раскрыл ладонь и, ловко словив увесистый с виду мешочек, заглянул внутрь.

– Ты, как всегда, щедр.

– Говори!

– Боюсь, твой друг Ферин теперь за гранью, – Алкадий вздрогнул. – Наследный принц же вернулся и сегодня вечером намеревается покинуть замок. В храме родов на Зеленой улице он назовет сестру целителя судеб своей женой…

– Как мило… – засмеялся Алкадий. – Но почему ты это говоришь мне?

– Не все хотят видеть Мираниса на троне Кассии. Тем более – его ублюдка в чреве Лилианны. Если избавишь нас от власти двенадцати…

– Хотите пойти против богов? – протянул Алкадий. – Твой архан слишком смел…

– Власть не может бесконечно находиться в руках одного рода. Она не может зиждиться лишь на давней легенде о двенадцати полубогах. Если у Деммида не будет прямого наследника, душа двенадцатого не возродится, не проснутся души его телохранителей… Наступит время перемен…

– Перемен, – усмехнулся Алкадий. – Какое красивое слово. Скорее власти твоего архана, не так ли?

Незнакомец лишь улыбнулся, поклонился и исчез. А Алкадий простоял немного, задумчивый, мрачный, и едва слышно прошептал:

– Как же они омерзительны, эти предатели.

Дальше Рэн за ним не пошел. В храме Радона распелись вдруг колокола, и стало стыдно: Рэн безнадежно опаздывает. Наследник… сейчас важен наследник и ничего более. Но всю оставшуюся дорогу не отпускало дурное предчувствие. Тревожили почему-то те два письма. И еще пелена, на грани видимости, не дававшая увидеть что-то важное… что от наследника нужно целителю судеб и Миранису?

«Принц в гневе». Чем отсутствие Армана могло так разгневать наследника Кассии? И почему принц приглашает, почти вежливо. Мог и дозор прислать за Арманом, а этого не сделал, просит неофициально, почти тайно… даже лучших друзей принцы не просят. Они приказывают.

Сам того не заметив, Рэн достиг небольшого, низкого здания с плотно закрытыми ставнями окнами: гости не очень-то любили, когда за ними наблюдали с улицы. Над небольшим, резным крылечком подрагивала под каплями дождя неширокая, в два локтя вывеска с кривоватой мазней, изображавшей, скорее всего, реку. Была тут и надпись «Над ракой», но ошибка не смущала ни трактирщика, ни его посетителей: те, кто заходили в трактир вряд ли умели читать.

Рэн фыркнул, всплеском магии удалил с одежды и обуви следы грязи, и, вскочив на крыльцо, толкнул низкую дверь. Сразу же захотелось обратно, в дождевую свежесть: замутило от запаха кассийской еды, смешанного с вонью спиртного. Запершило в горле, глаза заслезились от дыма, и Рэн застыл на пороге, чтобы слегка привыкнуть к смраду.

– Что ты тут забыл, малыш? – ласково спросил толстый мужчина, пытаясь погладить Рэна по бедру. Хранитель смерти вздохнул, поднял взгляд и улыбнулся, когда елейная улыбка толстяка вдруг куда-то исчезла, и на жирном лице его появилась маска ужаса.

– Я бы на твоем месте попостился, мой друг, – сказал Рэн. – Тебе ведь только пару дней жить осталось. А в следующей жизни, чует мое сердце, быть тебе неприкасаемым и служить в доме забвения в качестве милого, сладкого мальчика… посетители, говорят, таких любят. А я вот таким никогда не был и не буду.

– Щенок, – прошипел толстяк, замахиваясь на Рэна.

– Я бы этого не делал, – тихо ответил хранитель смерти. Он схватил толстую шею мужчины, и прошептал:

– Лицезри свою смерть, тварь! И свою будущую жизнь!

Рэн не знал, что толстяк увидел, но увиденное любителю мальчиков явно не понравилось. Трясясь, как осиновый лист, кассиец сполз к ногам Рэна и его вырвало. Хранитель смерти слегка подвинулся, как раз настолько, чтобы на его идеально чистые сапоги не попали брызги рвоты, и, сделав невинные глазки, громко сказал: