Текст книги "Правильное решение (СИ)"
Автор книги: Анна Назаренко
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Энакину потребовалось несколько секунд, чтобы осознать происходящее. И еще несколько – чтобы выйти из ступора.
– Сюда, быстро! – заорал он что было сил, но в том не было нужды: Тайфо уже выбежал в коридор, встревоженный криками Падме.
Энакин кивнул ему. Одновременно он пытался перехватить Падме поудобнее: к физическим нагрузкам бывшему джедаю не привыкать, но сейчас хрупкое тело жены отчего-то показалось ему ужасно тяжелым.
– Помогите мне, капитан. Госпожа рожает, ей нужно в клинику. Сейчас же!
* * *
– У входа на триста десятом ярусе были обнаружены тела десятерых клонов и капитана Тревиса. Камеры наружного наблюдения зафиксировали процесс убийства, а также, около пяти минут спустя, появление лэндспидера, принадлежащего Ордену джедаев. Личность водителя установить не удалось. Кем бы ни был этот человек, он забрал магистра Винду и скрылся. Маршрут лэндспидера удалось проследить, однако прибывшая на место оперативная группа нашла его брошенным в районе Се'маар. Дальнейшие поиски пока не принесли результатов.
За время, что директор Сенатской СБ заслушивал доклад, подполковник Рейнард успел попрощаться сначала со званием, потом с работой, а под конец его стали посещать навязчивые мысли о камере в штабных казематах. По Арманду Айсарду всегда было непросто сказать, в каком настроении он пребывает в данный момент – мрачном, очень мрачном или граничащим с бешенством, – но Рейнард заранее готовился к худшему. Как командир группы "Зерек", самого элитного спецподразделения ССБ, он сам не был снисходителен и от других снисхождения не ждал: провал должен наказываться соответственно, а более бездарного провала он не мог припомнить за все годы службы. Упустить одного полумертвого джедая, имея в своем распоряжении все преимущества, о которых можно было пожелать! Впору добровольно писать рапорт об увольнении. Если, конечно, ему это позволят, что Рейнард готов был счесть за незаслуженную милость.
Айсард смотрел на него достаточно долго, чтобы довести человека с менее крепкими нервами до нервного тика. Но, к вящему изумлению Рейнарда, рубить повинную голову не спешил.
– Продолжайте поиски, Рейнард. Задействуйте все ресурсы, которые вам потребуются. Привлекайте полицию, наемников, любую агентуру... да хоть Вандрона с его буйной молодежью, пусть делом наконец займутся. Запомните одно: Винду не должен покинуть Корускант живым. Я полагаю, последствия провала вам объяснять ни к чему.
Объяснять и впрямь не было нужды. Люди, неспособные понять очевидные вещи, в ССБ надолго не задерживались.
Рейнард ушел, заметно приободренный дарованным ему вторым шансом. Арманд искренне надеялся, что командир «Зерека» распорядится им с пользой: если он упустит Винду и на этот раз, не останется иного выбора, кроме как снять его с должности и бросить в какую-нибудь горячую точку во Внешних регионах. Что было бы досадно: разбрасываться толковым, проверенным персоналом Арманд не любил.
Но еще меньше он любил оставаться в дураках. Львиная доля заслуг в сегодняшнем триумфе принадлежала ему, однако такой серьезный провал портил блестящую картину и играл на руку его соперникам. Круэйя Вандрон и так давно пел Палпатину в уши о насущной необходимости разделить органы госбезопасности как минимум на две структуры – якобы для большей эффективности, – а уж получив в руки такой козырь примется продавливать свою линию вдвое настырней. Не говоря уже о том, что Винду, присоединившись к Альянсу, мог доставить немало проблем.
Эта джедайская погань все-таки умудрилась влить в его бочку меда изрядное количество дегтя. Арманд поймал себя на том, что крепко сжимает в руке стилус, а приказ об увеличении финансирования группы "Зерек" и премировании личного состава по-прежнему остается неподписанным.
Он отложил приказ в сторону. О подписании подумает после, когда Рейнард принесет ему голову Мейса Винду. А сейчас хватало и других забот.
Посмотрев на часы, Арманд связался с личным шофером и велел готовиться к отъезду. До аудиенции с Палпатином оставалось меньше получаса, и если о будущем властителе галактики можно было сказать что-то наверняка, так это то, что он очень не любил ждать.
* * *
Воздух пропах дымом и гарью. Во рту горчило: зловонный ветер швырял в лицо пепел и пыль, и та противно скрипела на зубах . Время от времени на пути попадались деревья – все как одно изломанные и пожухлые. До самого горизонта простиралась выжженная , изрытая кратерами пустыня , из которой гнилыми пеньками то здесь, то там торчали обломки зданий . З арево далеких пожаров расцвечивало сизое небо .
Мейс брел наугад, безо всякой цели. В рук е он крепко сжимал рукоять меча: хотя вокруг не было ни души , чувство опасности не оставляло его . Не оставит теперь уже никогда: оно въелось в душу, как копоть – в стены разрушенных домов, видневшихся впереди. Враг мог скрываться где у годно, под чьей угодно маской . То, что его нигде не было видно, еще не означало, что он не скрывается поблизости, выжидая подходящего момента.
Вокруг, как на грех, становилось все темнее. Со всех сторон – клубящееся марево, похожее на густой туман. Из-за него Мейсу постоянно мерещилось какое-то движение в полумраке . Он готов был поклясться, что несколько раз замечал чей-то силуэт, но тот всегда истаивал бесформенной дымкой прежде, чем магистр успевал толком приглядеться.
По мере того, как он брел по серой пустоши, на пути стали попадаться следы недавних сражений: мертвые тела, припорошенные пылью, оружие, брошенное и втоптанное в землю, обломки орудий и бронетехники . Неподалеку от разрушенного поселения черный дым поднимался над покинутым республиканск им шагоход ом . Лежащий в руинах городок казался смутно знакомым, но Мейс никак не мог взять в толк, откуда именно. Слишком часто ему доводилось видеть подобные картины.
П о безлюдным улицам он пробирался очень осторожно, напряженно осматриваясь по сторонам и прислушиваясь к тишине. Ничего – только звук собственных шагов и вой в етра. Городок казался мертвым, давно заброшенным , но, несмотря на эт о, чувство безотчетной тревоги стремительно нарастало .
– Магистр Винду. Приятно видеть вас снова.
Мейс обернулся на голос, одновременно активируя клинок. Дарт Сидиус поприветствовал его привычной улыбкой, до того безукоризненно вежливой, что от нее становилось не по себе.
Они стояли всего в нескольких шагах друг от друга. Не заметить человека на таком ничтожном расстоя нии было физически невозможно, и все же Мейс обнаружил присутствие ситха лишь в тот момент, когда он сам подал голос.
– Для вас это чувство, должно быть, уже не внове, – все с той же светской улыбкой изрек Сидиус, и Мейс, как ни странно, усмехнулся в ответ.
– Что верно то верно, лорд Сидиус. Дорого же вы заставили Орден заплатить за его слепоту.
Повелитель ситхов казался безоружным, и Мейс тоже деактивировал меч и повесил на пояс. Вовсе не следуя какому-то неписанному этикету, которым так любил щеголять Дуку, а из простого нежелания выглядеть слабым на фоне безмятежного противника. Да и вряд ли оружие понадобится ему в этот раз. Нереальность происходящего была для Мейса совершенно очевидна – так к чему сражаться еще и во сне, когда настоящих битв ему было вполне достаточно?
- На вершинах , за которые сражаемся мы с вами , цена ошибки всегда высока, – сказал Сидиус так непринужденно, будто вел очередную пустую беседу на светском мероприятии . - Не думаю, что вы проявили бы больше снисхождения, случись мне оступиться.
– Черта с два. Следовало лишить вас головы при первой же возможности .
– Несомненно .
Сидиус указал костлявой рукой на улицу впереди, приглашая пройтись. Мейс не видел причин отказываться , хотя в реальной жизни не обмолвился бы с ситхом и словом. Тот факт, что сейчас они были бессильны причинить вред друг другу, лишал конфликт всякого смысла.
Путь уводил их все дальше в руины мертвого города. Издалека казалось, что он едва ли заслуживает такого названия, но теперь перед Мейсом неожиданно вырос целый мегаполис, пусть и полуразрушенный , обезображенный боевым и действиями . Обернувшись, магистр обнаружил за собой тот же закованный в металл проспект, что простирался впереди . П уст о шь и разбросанн ые по ней неказистые домишки исчезли без следа . Неизменным осталось лишь небо – серое с алым - и воздух, насквозь пропахший войной.
– Странные декорации, – отметил он , вглядываясь в пустые окна высотных домов . – Уж точно не те, что выбрал бы я. В аша работа, лорд Сидиус?
– Моя? – ситх насмешливо прищурил желтые глаза. – Это ваш сон, магистр . Я здесь не более чем статист.
Ветер взвыл, бросив Мейсу в лицо пригоршню пепла и пыли. Вдалеке стремительно занимался пожар,охватывая одну высотку за другой. Тишина вдруг ожила, взорвалась криками и стонами, грохотом тяжелых орудий и визгом бластеров. Мейс смотрел на разворачивающийся перед ним кошмар, не в силах сбросить оцепенения, а Сидиус – улыбаясь, мечтательно и довольно.
– Посмотрите вокруг, Мейс , и насладитесь зрелищем . Разве не этого вы хотите ? Ведь вы делаете все, чтобы как можно больше миров выглядело именно так...
Совсем рядом раздался пронзительный женский вопль, вскоре перешедший в надрывные рыдания. Кажется, несчастная звала своего ребенка – то ли потерявшегося, то ли погибшего. Мейс с трудом заставил себя не оборачиваться и твердо смотреть вперед.
Это сон. Сон и ничего более.
– Не равняйте меня с собой, – ответил он резко. – Войну начали вы. Я же делаю все, чтобы избавить галактику от вас и ваших безумных идей .
– Не смею сомневаться. И именно поэтому приумножаете ее страдания, развязывая новую войну. Я понимаю вас, магистр, и восхищаюсь вашей решимостью: немногим джедаям хватило бы смелости принять правду во всей ее неприглядно сти, как это сделали вы.
Сон или нет, но в тот момент Мейс готов был выхватить световой меч и выжечь с лица старика эту до омерзения благостную улыбку – вместе с самим лицом, сквозь знакомые черты которого проступало , как из-под плохой голографической маски, нечто устрашающее и отвратительное. Останавливало лишь нежелание проигрывать ситху пусть даже в воображаемой словесной дуэли.
- Мы ведь с вами оба мечтатели, Мейс . Идеалисты, как бы смешно ни звучало. Вот тольк о идеалы у нас слишком разнятся, и ч тобы мечты одного из нас воплотились в реальность, другой должен остаться ни с чем. Третьего пути ни вам , ни мне не дано . Что значат годы хаоса и разрухи, когда победитель в этой войне получит право определ я ть будущее галактики на столетия вперед? – Сидиус поймал ладонью несколько хлопьев пепла и растер их между пальцами. – Пыль, магистр. Всего лишь пыль под ногами.
Мейс хотел возразить, да все возражения рассыпались, едва он успевал подумать о них. Пустые слова и абсурдные догмы, которыми в учебниках истории прикрыва ют некрасивую, жестокую правду, годились для юнцов и простых солдат. Никак не для того, кто ведет армию в бой.
Милосердием и терпимостью ли Орден победил Империю ситхов тысячелетия назад? Покоем и непротивлением ли был низвергнут с трона император Вишиэйт и сокрушена его Империя – самое могущественное и совершенное из ситских государств? Или, быть может, Темному Братству лорда Каана Орден противопоставил фатализм и смирение?
Тысячу раз нет! Никогда джедаи не прятали голову в песок, но встречали Тьму доблестью, решимостью и силой оружия. Именно поэтому Орден простоял тысячелетия и был низвергнут лишь сейчас – когда позабыл об этом, слишком увлекшись неверной, ущербной трактовкой джедайского пути.
Город пылал все ярче; огонь охватывал одно здание за другим, подбираясь все ближе к их улице . Раскаленный воздух обжигал легкие. Крики стояли в ушах, заглушая слова Сидиуса – или его собственные? Мейс уже не мог провести границу, так созвучны были их мысли.
– Вы правы, лорд Сидиус, – прошептал Мейс хрипло, склонившись к противник у . – Галактика слишком мала для нас обоих. И я не успокоюсь, пока не увижу вашу Империю повергнутой в прах, к акую бы цену ни пришлось заплатить за это.
С грохотом обрушился один из небоскребов, и огонь, охвативший его, победно выбросил в сумрачное небо сноп искр. Лицо Сидиуса в отблесках пламени иска зи лось ужасающим , гротескным образом: глаза пылали расплавленным золотом , кожа плотно обтянула кости и побледнела до нездорового сероватого оттенка . Улыбка, скривившая тонкие губы, уже не имела ничего общего с той, которой канцлер Палпатин одаривал граждан Республики с голоэкранов, - звериный оскал на жутком лице , почти потерявшем сходство с человеческим . Мейс подозревал, что сам выглядит немногим лучше , но в тот момент ему было решительно все равно .
– Наконец-то мы с вами говорим на одном языке.
– Да. Вы не представляете, как давно я этого ждал.
Мейс резко сжал ладонь в кулак. Сила рванулась вперед и стиснула тонкую шею ситха железным захватом. И в этот раз Мейс не собирался останавливаться.
– Не только ситхи умеют говорить на языке насилия, – прошипел он Сидиусу в лицо. – Очень скоро вы в этом убедитесь.
Последним, что Мейс услышал, был оглушительный рев пламени и торжествующий смех Палпатина . Даже когда сон растворился туманной дымкой, магистр продолжал слышать его... и вдруг осознал , что улыбается в ответ.
Наконец-то он мог быть честен с собой.
Пробуждение было неприятным. Боль, в пылу сражения казавшаяся Мейсу наименьшей из проблем, набросилась на него с прежней силой, стоило ему неосторожно пошевелиться. Магистр попытался поднять руку, чтобы протереть глаза – веки склеило коркой, – и с удивлением обнаружил, что сделать это не так-то просто: ощущение было такое, будто мышцы наотрез отказывались работать. Голова болела, точно по ней долго били чем-то тяжелым, и каждое движение отзывалось приступом тошноты.
С грехом пополам Мейс заставил себя сесть и открыть глаза. Помещение, в котором он оказался, едва ли можно было назвать жилым: маленькая каморка с голыми стенами и железным полом, из мебели – две двухъярусные кровати, приткнувшаяся в углу кухня и стол у окна, занавешенного не первой свежести тряпкой. Лампа под потолком была тусклой, но даже ее свет резал глаза. Условия не из лучших, но сейчас Мейсу было вполне достаточно того, что очнулся он не в тюремной камере. И не в одиночестве.
– Оби-Ван? – окликнул он человека, сгорбившегося и, кажется, дремавшего за столом. Слова давались с трудом: горло ужасно пересохло.
Услышав голос Мейса, Оби-Ван встрепенулся. Выглядел он не лучшим образом: волосы растрепались и свалялись неопрятными колтунами, синяки под опухшими глазами вполне могли сойти за следы побоев. О своем собственном виде Мейс мог лишь догадываться, но предполагал, что некоторые покойники перед погребением выглядят здоровее.
– Я уже начал бояться, что вы не очнетесь, – Оби-Ван вымучил усталую улыбку. – Вы провели без сознания несколько часов.
– Могло быть и хуже, – Мейс с опаской коснулся раны на боку. Оби-Ван где-то раздобыл чистые бинты и, судя по запаху, еще и бактой разжился, так что болела она гораздо меньше, чем он ожидал. – Спасибо тебе, что вытащил. Где мы?
Он закашлялся, и Оби-Ван подал ему бутылку с водой, которую Мейс едва не выронил: взять что-либо дрожащими, ослабевшими пальцами оказалось сложнее, чем можно было подумать.
– В Ускру. Трущобы каких поискать, но есть хоть какая-то надежда, что здесь нас не найдут в первый же день.
Мейс кивнул, за что тут же поплатился сильным головокружением. Пожалуй, хуже Ускру были только древние кварталы почти у самой поверхности, овеянные городскими легендами и населенные такими вырожденцами, что последняя шантрапа покажется на их фоне достойными гражданами. Мелкие преступники, нелегальные иммигранты, беднейшие из чернорабочих и целые армии нищих теснились здесь едва ли не на головах друг у друга, как нельзя лучше иллюстрируя катастрофическую перенаселенность Корусканта и ужасающую бедность нижних уровней этого блистательного города-планеты. Отыскать двоих людей в этом муравейнике немногим проще, чем отличить одного джеонозианца-рабочего от другого.
– В качестве временного укрытия сгодится, но надолго здесь задерживаться нельзя. Чем скорее мы выберемся с этой планеты, тем лучше.
Собравшись с силами, Мейс встал с постели. Осторожно, игнорируя головокружение и чудовищную слабость во всем теле, прошелся по комнате. Все было не так уж плохо: серьезных ран ему нанести не сумели, а усталость должна пройти через день-два. Скорее всего, к утру он будет способен отправиться с визитом к одному знакомому контрабандисту и напомнить об уже четвертый год как задолженной услуге. Насколько Мейс знал этого человека, тот не питал иллюзий насчет щедрости официальных властей и вряд ли откажется от стабильного потока кредитов, которым может обеспечить его работа на Альянс.
Если у Оби-Вана и имелись собственные соображения на этот счет, он предпочел оставить их при себе. Вернувшись за стол, он отсутствующим взглядом уставился в окно, сгорбившись, как старик. Около его стула Мейс заметил початую бутылку ядреного кореллианского самогона, но даже не подумал упрекнуть молодого магистра в малодушии. Что греха таить, он и сам не отказался бы от стопки-другой.
– Палпатин жив, – сказал Оби-Ван вдруг, все так же глядя в никуда. – Храм был захвачен... уж не знаю, что теперь с ним намерены сделать. Снести, намертво запечатать или перестроить Сидиусу под дворец.
У Мейса дернулись губы – то ли в усмешке, то ли в судороге. Дворец... с Палпатина станется.
– Следовало ожидать, – сказал он ровно, ничем не выдав своей досады. "И все-таки жив, мерзавец". – После эвакуации Храм остался практически без защиты.
– Дело не только в этом, магистр, – лицо Оби-Вана исказилось болью. Он сжал кулак, и бутылка на полу взорвалась с жалобным звоном, брызнув по ногам Мейса пойлом впермешку с осколками. Комнату наполнил запах дешевого спирта. – Нас предали. Полагаю, вы догадываетесь, кто.
Мейс мог бы многое сказать. О том, что он думает о безответственности Оби-Вана и его полной бездарности как наставника. О том, что он думает о Квай-Гоне и его пренебрежении правилами Ордена. Да и о себе Мейс много нелицеприятного мог сказать: ведь именно он оставил мальчишку без присмотра, когда ситуация была так опасна и непредсказуема.
Он промолчал – только ободряюще положил руку Оби-Вану на плечо.
Все они допустили немало ошибок. Каждый знал свою вину, и каждый должен был найти свой путь к искуплению.
Мейс свой уже нашел. Найдет и Оби-Ван – когда победит страх и отвращение перед тем, что надлежало сделать.
* * *
Корускант понемногу возвращался к нормальной жизни. Граждане, разогнанные по домам сигналом тревоги, ближе к вечеру вновь высыпали на улицы, разбредаясь кто по офисам – наверстывать впустую потраченные часы, а кто – по кафе, кантинам и ресторанам, заливать стресс алкоголем и заедать деликатесами. В районах подальше от Правительственного жизнь потекла своим чередом и того раньше: если обитателям административного центра пришлось дожидаться отмены режима контртеррористической операции, то остальные лишь из новостей узнали о сегодняшнем сражении – первом, но далеко не последнем в хронике новой гражданской войны.
Все закончилось так быстро, что Корускант не успел толком испугаться. Весть о спасении Верховного канцлера и вероломном предательстве Ордена джедаев стремительно облетела всю цивилизованную галактику, и теперь Республика замерла, с опаской и настороженным интересом дожидаясь развязки самого грандиозного, тревожащего и непредсказуемого спектакля в своей новейшей истории. Чтобы публика не заскучала за время антракта, СМИ по мере сил развлекали ее разносортной пропагандой и информационным шумом политически верной тональности, а молодежное крыло Комитета по защите Республики проявляло чудеса организаторской работы, устраивая один громкий митинг в поддержку Палпатина за другим. Иные крикуны водрузили на знамя сегодняшнюю победу над конфедератами и без умолку восхваляли доблестных защитников Корусканта и государства – флот, армию и спецслужбы, другие же клеймили позором изменников-джедаев и сенаторов-сепаратистов.
Здание Сената спешно приводили в порядок. Тела распределили по моргам при крематориях, полы застелили новыми ковровыми дорожками взамен испорченных, мусор убрали. Лишь кое-где остались прожженные выстрелами дыры, но и они исчезнут через день-другой после небольшого косметического ремонта. Впервые за много лет главный вход и Сенатскую арену украсили огромные полотнища с гербом Республики, которые извлекались из хранилищ только по случаю инаугурации нового канцлера или события, не уступающего ей по значимости.
Сенат готовился к новой чрезвычайной сессии, которой суждено было подвести финальную черту под историей Республики. Теперь уже никто не помышлял о том, чтобы выступить против канцлера: за дверьми богатых гостиных шептались о беспределе и зловеще пророчили трудные времена, но в этих речах не было ничего, кроме страха и фатализма. Большинство же сенаторов строило далекоидущие планы, связанные с грядущими переменами и переделом власти. Кто-то осторожно "наводил мосты" между своими фракциями и бывшими противниками, кто-то торопился засвидетельствовать перед Палпатином свое почтение и всестороннюю поддержку, а кто-то торопливо составлял прошение о собственной отставке. От наплыва бывших членов Делегации, вдруг возжелавших установить "доверительные деловые отношения" с наиболее видными людьми канцлера, последних спасала лишь охрана и возможность сослаться на занятость.
Множество вопросов, слухов и догадок порождала во властных кругах личность Энакина Скайуокера. Джедай, повернувший оружие против братьев по Ордену и спасший правителя Республики от гибели, был для большинства фигурой непонятной и темной. ГолоСеть пела дифирамбы его отваге и верности долгу, призывая других джедаев опомниться и последовать его примеру, однако сильные мира сего справедливо полагали, что не все так просто в истории благородного рыцаря. Те немногие, кто знал о его давней дружбе с Палпатином, шептались о заблаговременном сговоре. Другие подхватывали песню о чести и долге – с той лишь разницей, что место восхищения в их речах занимала снисходительность с легким оттенком презрения. Тех, кто знал правду, можно было пересчитать по пальцам одной руки, и своими мыслями они не делились ни с кем. Однако вопрос, что же Скайуокер получит в награду за свой подвиг и какое место займет при Палпатине, занимал всех без исключения.
Всех – кроме самого Энакина. В то время, когда высший свет Республики строил версии о его дальнейшей судьбе и власти, что будет – или не будет, – дарована ему, Скайуокера не волновало ничего, кроме благополучия Падме Амидалы и ее ребенка. Которое, в свою очередь, в Сенате волновало разве что Бейла Органу и Терр Танил: для остальных яркая, харизматичная, но поразительно наивная оппозиционерка перестала существовать, исчезнув с политической сцены.
Политики, лишенные связи с Силой, вычеркнули Падме Амидалу из числа тех, кто достоин внимания. Однако двое могущественных одаренных, находившиеся по разные стороны галактики, конфликта и Силы, не торопились списывать ее со счетов.
Падме Амидала не была соперницей будущему императору, как не была ценной союзницей Альянсу повстанцев. Важность ее заключалась в ином.
Дарт Сидиус смотрел на Падме и видел цепь, на которую он посадит сильнейшего одаренного из всех, что рождались в последние столетия. Женщину, что позволит ему полностью подчинить себе Энакина Скайуокера, сама того не желая.
Магистр Йода, чей взгляд был направлен в будущее, скрытое туманом и Тьмой, смотрел на нее и видел мать, что воспитает новую надежду Республики. Настоящего Избранного, которому суждено вернуть к Свету заблудшего Энакина Скайуокера и всю галактику, так охотно бросившуюся в объятия Тьмы.
Лишь время покажет, чье видение было более верным. Пока же картины будущего менялись так стремительно, что даже сильнейшие провидцы обоих Орденов не могли поручиться за истинность своих прогнозов.
Время перемен катилось по галактике на всех парах и даже не думало замедлять свой ход.
* * *
Энакин потерял счет времени, сидя рядом с Падме в маленькой операционной частного медицинского центра. Врачи и дроиды-хирурги наперебой твердили ему, что состояние роженицы и детей в норме, и операция проходит без осложнений, однако после проклятых снов, донимавших его столько дней, поверить в это было нелегко. Дошло до того, что Падме, слегка одурманенная наркозом, успокаивала его, шепча что-то утешительное и крепко сжимая его пальцы в прохладной, чуть влажной от пота ладони. Она улыбалась – хоть и слабо, но от души, а Энакин едва мог приподнять губы в жалком подобии улыбки: при каждом взгляде на Падме в памяти всплывали обрывки кошмарных видений, в которых она умирала, а он ничего не мог с этим поделать.
Энакин даже не сумел толком обрадоваться, узнав, что у них будет двойня. Два ребенка. Вдвое больше шансов, что что-то пойдет не так, – вот и все, о чем он мог думать. Зато Падме была счастлива: впервые за эти дни Энакин видел ее такой, какой полюбил когда-то – искренней, исполненной воли к жизни, несмотря на усталость. Под наркозом она не чувствовала боли и то ли не могла, то ли не хотела понять тревог мужа.
Энакин готов был сделать что угодно ради нее. Даже сражаться с самой смертью, если придется – пусть и понятия не имел, как. Только бы все завершилось хорошо. Только бы все было не напрасно...
– Эни!
Энакин встрепенулся и в безотчетном ужасе стиснул ладонь Падме. И только секундой спустя понял, что она смеется.
– Сэр, – донесся до него механический голос. – У вас близнецы. Мальчик и девочка. Состояние детей и роженицы в норме.
– Он повторил это уже третий раз, – со смешком сообщила Падме. – Да обернись же ты!
Дроид, устав дожидаться реакции счастливого отца, обогнул койку и осторожно передал Падме маленький пищащий комочек, который он уже успел обмыть и завернуть в пеленки. Второго ребенка – молчаливого и как-то не по-младенчески серьезного, – ей с профессиональной равнодушно-радостной улыбкой отдала женщина-медик.
– Поздравляю вас, госпожа Амидала. И вас... – она замешкалась, не уверенная, как теперь стоит обращаться к бывшему джедаю, – господин Скайуокер. Чудесные дети, просто чудесные.
С минуту Энакин только и мог, что ошарашенно смотреть на столь внезапно обретенное семейное счастье. Падме, улыбаясь так светло и радостно, как не улыбалась с самой их свадьбы, прижимала к себе детей и ворковала с каждым из них, живая и здоровая. А потом он и сам почувствовал, как уголки губ ползут вверх – будто помимо воли самого Энакина, еще не успевшего осознать, насколько хорошо все закончилось.
– Падме, они...
– Прекрасны, да?
Вообще-то, Энакин собирался спросить, здоровы ли их дети. Но тут вспомнил, что дроиды повторили это с десяток раз.
Совершенно здоровы. Оба. Как и мать.
– Да, – прошептал Энакин, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от радости и облегчения. – Самые прекрасные дети в галактике.
Протянув руку, он несмело коснулся щеки одного из малышей. Тот забавно сморщился и, выпростав ручонку из пеленок, попытался схватить отца за палец. Второй ребенок – девочка? мальчик? на вид пока не отличить, – возмущенно запищал, требуя внимания и к себе.
Какое-то время молодые родители молчали, наслаждаясь моментом. Хотелось растянуть его как можно дольше, не вспоминая ни о чем – ни о Республике, ни об Альянсе, ни, уж тем более, о Палпатине с его кликой.
Но вся беда с идиллическими моментами в том, что они никогда не длятся достаточно долго.
– Эни, – тихо позвала Падме. По ее лицу, только что светившемуся счастьем, словно пробежала тень. – Скажи мне, пожалуйста... наши дети – одаренные?
Энакин помрачнел. Вопрос Падме тянул за собой слишком много других, задумываться над которыми совершенно не хотелось. Только не сейчас, когда все так прекрасно. Когда все наконец-то так, как должно быть.
– Падме, – он мягко коснулся ее руки. – Не надо об этом сейчас, хорошо?
Она смерила мужа долгим взглядом. Казалось – сейчас заупрямится, как это бывало всегда, настоит на своем...
Падме вновь улыбнулась – с заметным усилием, но все же. Безмятежное выражение не спешило возвращаться на ее лицо, но ушла и пугающая серьезность, предвещавшая бурю.
Падме тоже не желала портить такой момент разговорами о будущем.
– Ты прав, Эни. Потом поговорим... обо всем.
* * *
Вечером того же дня император Палпатин раз и навсегда сбросил маску верховного канцлера. Стоя посреди пышно убранной Сенатской арены, он больше часа держал торжественную речь, обличая врагов и изменников, предрекая трудные времена и суля лучшее будущее для новой Империи.
"Эта война вдохнула новую жизнь в наше великое государство, – гремел голос новоявленного императора в зале Сената, и во всех уголках галактики миллиарды разумных существ приникали к экранам, чтобы услышать его. – Столетиями Республика шла к своей гибели, поощряя междоусобицы, коррупцию и несправедливость. Столетиями трансгалактические корпорации безнаказанно выкручивали руки правительству и пили кровь простых граждан, загоняя в кабалу целые сектора и подчиняя всю нашу экономику своим меркантильным интересам. Столетиями богатые народы властвовали над бедными, заботясь не о благе Республики, но лишь о своем собственном. Столетиями Орден джедаев, позабывший свои высокие идеалы, вершил судьбы отдельных людей и целых народов, самовольно приняв на себя непомерную власть и отринув всякую ответственность. Мы пожирали сами себя. Мы так долго игнорировали симптомы смертельной болезни, что уже забыли, каково это – быть здоровыми".
Сенат должен был пристыженно молчать – и он молчал, точно был сломлен своей виной. Но миллиарды простых граждан, смотревшие это обращение по ГолоСети, согласно кивали и обменивались с домочадцами одобрительными комментариями: Палпатин снова говорил правильные вещи, находившие отклик в душе каждого второго жителя Республики. В их глазах он был мудрым и достойным человеком, который не только не стесняется неудобной правды, но и делает все возможное, чтобы изменить их жизнь к лучшему.
"Это десятилетие было тяжелым. Нам выпало жить на изломе эпох и расплачиваться за ошибки предыдущих поколений. Болезнь, поразившая Республику, вошла в заключительную стадию и поставила наше государство на грань гибели. Мы не должны были выстоять – но выстояли, несмотря ни на что! В переломный момент мы предпочли единство разрозненности, самоотверженность – эгоизму и борьбу – бесславному поражению. Республика изменилась. Закалилась в горниле войны, стала сильнее и чище, чем когда бы то ни было. И в этом – заслуга всех нас, сохранивших верность единой Республике! Не аморфному союзу миров, но могущественной нации – единой, неделимой, великой!"