Текст книги "Правильное решение (СИ)"

Автор книги: Анна Назаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Ему было все равно. Дроиды, солдаты Конфедерации, джедаи... световой меч не делает между ними различий. Разве что усилий в этот раз потребуется приложить чуть больше, чем обычно.

Энакин кивнул проходившему мимо рыцарю. К лицу его даже присматриваться не стал – ни к чему. Знакомый или нет, вряд ли он переживет этот день. Но не было нужды поднимать тревогу и связывать себя боем раньше необходимого.

Возможно, за время, что он медлит, хоть кто-то из оставшихся джедаев успеет убраться подальше от Храма. Было бы хорошо. Меньше противников. Меньше лиц, которые потом будут сниться по ночам.

Видит Сила, Энакин не желал того, что случится сегодня. Но мимо коридора, ведущего к ангару, готовящейся к восстанию Чандрилле и совершенно иной развилке событий, он прошел без колебаний.

Он не мог позволить Палпатину погибнуть. Только не сейчас. А остальное уже не имело значения.

* * *

Роланд Артемиус задыхался и корчился в судорогах, бессильно хватая ртом воздух и скребя ногтями по борту платформы. Ассистенты, довольно быстро очнувшиеся от ступора, суетились вокруг него, перемежая изумленные возгласы с призывами «сделать хоть что-нибудь» и ругательствами; кто-то отчаянно терзал в руках комлинк, пытаясь вызвать помощь. Судя по всему, сигнал не проходил, заглушенный специальной аппаратурой.

Помощь сегодня полагалась лишь тем, кто правил бал. И Артемиус в их число, по видимости, не входил.

Никто не считает предателей за равных.

Трибуны замерли. Тысячи глаз были прикованы к платформам Департамента юстиции и Ордена джедаев, но никто не спешил что-либо предпринимать. Спикер Амедда судорожно стискивал посох в руке, впервые за свою долгую карьеру лишившись дара речи; Арманд Айсард прижимал к уху гарнитуру комлинка, изредка отдавая скупые распоряжения. Могло показаться, что директора происходящее волновало не более, чем обыкновенные прения в Сенате, однако то, как поспешно он отошел за спины телохранителей, вооруженных и экипированных скорее для опаснейшей спецоперации, чем для защиты, выдавало его страх с головой.

Большинство сенаторов толпилось на своих платформах бессловесным стадом, но Мейс отчетливо чувствовал их эмоции в Силе: ужас и замешательство, бездумная агрессия загнанных в ловушку травоядных и холодная злость хищников, чья охота пошла не так, как задумывалось. Кое-где вспыхивали искорки нездорового, накрепко переплетенного со страхом интереса: заплывшие жиром, привыкшие проворачивать грязные дела чужими руками, сенаторы в большинстве своем никогда не видели смерть так близко.

Сегодняшнее шоу обещало быть куда более захватывающим, чем все предыдущие. В самый раз для того, чтобы подбавить немного адреналина в кровь пресыщенных жизнью народных избранников.

"Животные, – с омерзением подумал Мейс. – И это правило Республикой? Им мы служили? За них умирали?"

Ордену следовало взять судьбу Республики в свои руки десятилетия назад. Быть может, тогда ее вырождение удалось бы остановить. Жаль, что джедаи осознали масштабы катастрофы слишком поздно.

Республику, за которую сражались герои былых войн, уже не спасти. А то, что от нее осталось, спасения не стоило.

Платформа наконец достигла центра зала, и Мейс брезгливо махнул рукой, позволяя силе, сдавливавшей шею Артемиуса, развеяться. Старик повалился на колени, с хрипом проталкивая в горло вожделенный воздух. В какой-то момент Мейс был близок к тому, чтобы переломить его позвоночник, как сухую тростинку: нечто темное и ненасытное поднималось в груди, жаждущее чужой смерти и дразнящее сладким чувством вседозволенности.

Ему было знакомо это ощущение, и он подавил его, как не раз делал раньше – пусть и с большим трудом. Джедаи не наслаждаются убийством. Джедаи не мстят. А Мейс Винду – не раб кровожадному зверю, что дремлет в его душе. Никогда не был им и никогда не станет.

Когда он обратился к Сенату, его голос был тверд и спокоен. Зверь затаился до поры, но не исчез – лишь затаился, дожидаясь своего часа.

"И он настанет. Очень, очень скоро".

– Меня утомил этот дешевый фарс, – пророкотал Мейс, окидывая взглядом трибуны. Многие сенаторы отступили назад, прячась за спины телохранителей и ассистентов. – Сенат – не псарня, чтобы выслушивать на его заседаниях лай дрессированных псов. Но, боюсь, большинство здесь присутствующих давно уже не отличают одно от другого!

Он скривился от отвращения, борясь со жгучим желанием ударить Силой по рядам беспокойно шушукающихся сенаторов. Никогда прежде магистру не было так трудно совладать с гневом, как сейчас.

– Сенаторы... защитники Республики, народные избранники... лишь немногие из вас достойны этих гордых званий. Прискорбно видеть, что сегодня эти трибуны полны продажных трусов, готовых плясать под дудку ситха и его слуг. Прискорбно видеть, что многие из вас забыли о своем долге перед Республикой и ее народами, позволили ситху извратить саму суть нашего государства!

Мейс чувствовал, как сжимается вокруг него чужой гнев, как он обступает его вязкой, удушливой пеленой. Ему было все равно: его речь предназначалась не для сенаторов, давным-давно продавших и перепродавших честь и совесть, а для миллиардов живых существ, что смотрели сейчас прямую трансляцию заседания. Галактика должна услышать правду, пусть даже поверят в нее хорошо если десятки из сотен.

– Орден обвиняют в попытке переворота, и мне нечего ответить на эти обвинения, кроме как подтвердить их. Если назвать переворотом свержение узурпатора, на чьей совести лежат годы Войны Клонов, установление в Республике единоличного правления, основанного на силе, и множество тяжких преступлений, то я с гордостью признаю ответственность за это!

Зал зашумел, заволновался сильнее прежнего. С каждой секундой все назойливее становились прицелы снайперских винтовок, направленных на лоб и грудь Мейса. Магистра боялись. И чем более непредсказуемый оборот принимала его речь, тем сильнее становилось искушение вражеских бойцов спустить курок, пока еще не слишком поздно.

И все же они опоздают. Не по сценарию их хозяев разыгрывается это представление, а к импровизации пушечное мясо не способно.

– Орден сделал то, – гремел голос Мейса под сводами Сената, – на что никто из вас не осмеливался. Не пытайтесь лгать, будто не понимали, насколько опасен Палпатин для республиканского строя: последние его реформы выходили за рамки дозволенного чрезвычайным положением, и ни один суд – если бы в Республике еще оставались неподкупные суды, – не признал бы их конституционными. Не пытайтесь лгать, будто не знали о других его преступлениях: множество их свидетельств хранилось в архивах Департамента юстиции и сенатских комитетов, спрятанные подальше от посторонних глаз! Не разыгрывайте святую невинность, господа: вы знали, что за чудовище правит Республикой. И ваше молчание, ваша слепая покорность и продажность поставили Республику на грань краха! Дарт Сидиус лишь подтолкнул ее, развязав войну, которую сделали возможной десятилетия коррупции и упадка.

С каждым словом Мейс распалялся все сильнее. Сила его росла вместе с гневом, и сенаторы в страхе и смятении толпились на своих платформах, не смея подать голоса. Мас Амедда ступил было вперед, намереваясь прервать магистра, но замер, едва встретившись с ним взглядом.

Мощь, исходившая от Мейса, подавляла и лишала воли. Многие в зале Сената в тот момент ощутили древнее, восходящее к животным инстинктам желание убраться с дороги куда более крупного и опасного хищника, чем они сами. Многие отпрянули, когда он сделал решительный шаг вперед, к самому борту платформы.

– Я не намерен отвечать на лживые обвинения, выдвинутые против Ордена. Джедаи не станут оправдываться и доказывать истину тем, кто все равно не пожелает услышать ее. Мы никогда не позволим Дарту Сидиусу выйти за стены Храма и погрузить галактику в еще больший хаос. И никогда больше мы не станем служить государству, которое этого не заслуживает.

Мейс глубоко вдохнул и прикрыл глаза на мгновение – короткая пауза перед тем, как его голос вновь загремел подобно грому, а слова подвели черту под ушедшей эпохой:

– Народы Республики, я, Мейс Винду, от имени Ордена джедаев обращаюсь к вам: Республики, которую вы знали, чьими гражданами считали себя, больше нет. Уродливое подобие ее, созданное Палпатином, не принесет вам ничего, кроме угнетения и страданий. С сегодняшнего дня Орден джедаев отказывается от любых обязательств по отношению к ней – но не к простому народу. Знайте, что джедаи по-прежнему готовы защищать вас... как часть Альянса за возрождение демократии. Союза миров, верных идеалам былых времен и презревших рознь прошлой войны.

Тишина, воцарившаяся после того, как стихло эхо, была абсолютной. Ни шороха, ни шепотка, ни даже шумного вздоха, словно замерло само время. Секунда, вторая, третья...

А потом от трибун начали одна за другой отделяться платформы. Сперва по одной, но вскоре их стало так много, что Мейс сбился со счета, а Сенат вдруг стал казаться слишком тесным. И впереди всех шла платформа Чандриллы, несущая Мон Мотму, великолепную и величественную в своем белоснежном наряде.

– Сектор Бормеа выражает свою полную поддержку Ордену джедаев и официально объявляет о выходе из состава Республики и присоединении к Альянсу за возрождение демократии. За свободную галактику!

"За свободную галактику!" – эхом откликнулся хор голосов, а на огромном голопроекторе вспыхнула стандартная форма голосования. "За выход из состава Республики", – значилось на табло.

Счет шел на сотни.

* * *

Сила была особенно беспокойна сегодня. Она безумствовала и ярилась, и неясные голоса нашептывали не одно – сотни пророчеств тем, кто был способен услышать их. Грохот сражений, рев восторженной толпы, крики и предсмертный вой – множество нот звучало в этой симфонии, более прекрасной и завораживающей, чем творение гениальнейшего из композиторов.

Для джедаев эта мелодия звучала похоронным маршем. Сидиус слышал в ней грозный и торжественный гимн, славящий его имя. Знаменующий наступление его эры.

Он знал, что победил не сегодня и даже не год назад. Но какому творцу не было бы приятно насладиться кульминацией дела, на которое он затратил большую часть жизни?

Сидиусу хотелось бы воочию видеть, что творится сейчас в здании Сената. Хотелось бы – но необходимости в том не было: отраженных в Силе образов вполне хватало, чтобы картина ясно предстала перед внутренним взором. Точно так же не требовались ему показания радаров, чтобы чувствовать, как приближается к Корусканту сепаратистская армада – слишком маленькая, чтобы выиграть битву за столицу, но достаточно крупная, чтобы положить начало новой войне за галактику.

Все сложилось не совсем так, как он планировал. Все сложилось гораздо лучше. Галактика дрожала в страхе перед грядущими бедами и сама норовила прильнуть к сильной руке того, кто поведет ее в светлое будущее.

На трон Сидиус вступит триумфатором. Сила разворачивала перед ним одно видение за другим, и большинство их было об Империи, рожденной в огне и возвысившейся на костях врагов.

Оставалось лишь выйти из Храма. И ждать подходящего момента теперь уж недолго. Уже слышались из коридора шаги джедаев, отправленных по его душу, и крепло их присутствие в Силе. Их было трое – решительных, уверенных, сияющих ровным, чистым Светом. И был четвертый – тот, кто держался позади всех. Он так же был спокоен. Так же шел убивать. Вот только цели у него были иные, и иная сторона Силы.

"Ты как раз вовремя, мой мальчик, – улыбнулся Сидиус. – Много же времени тебе потребовалось, чтобы принять правду".

Энакин промолчал, но Сидиус не нуждался в ответе. Энакина Скайуокера окружала Тьма. Впервые владыка ситхов не чувствовал в своем ученике ни сомнений, ни вины.

В этот раз мальчишка не станет раздумывать, над чьей головой занести меч.

* * *

Их было трое: мастер клинка Цин Драллиг и двое рыцарей. Каждый из них – сильный и опытный противник, прошедший не одну битву еще до войны. О боевом мастерстве Драллига же и вовсе ходили легенды.

Энакин провел кончиком языка по пересохшим губам, перехватил поудобнее рукоять меча. Бой предстоял непростой. Возможно – сложнейший из всех, в которых ему доводилось участвовать.

Значит, откладывать его не было никакого смысла.

Выдохнуть. Сконцентрироваться. Позволить беснующейся вокруг Силе свободно течь сквозь тело, направлять руку и очистить разум. И – рвануться вперед, на ходу выхватывая световой меч.

Ни к чему заводить разговор с теми, кого намерен убить. И задумываться о годах, прожитых бок о бок – тоже. Не было больше магистра Драллига и рыцарей Хоса и Риека, с которыми Энакин сражался спина к спине в далекой битве за Утапау.

Были люди, которые стояли между ним и Падме. А значит, должны были умереть.

* * *

Джедаям редко приказывают убить. В другое, более спокойное время Совет согласовывал бы такое решение месяцами, теряя часы за дискуссиями и медитациями.

Роскошь, непозволительная на войне. В этот раз все было иначе: приговор Дарту Сидиусу Высший Совет вынес единогласно и без колебаний в тот же день, когда он оказался за решеткой.

Быть может, следующие поколения джедаев осудят нынешнее руководство Ордена – за эту меру и за многие другие. Цину Драллигу было решительно все равно. Пусть ищут правых и виноватых на здоровье, когда в галактике вновь воцарится мир. Его же дело – позаботиться о том, чтобы было, кому осудить его в далеком будущем.

Бывают ситуации, которые не решить без насилия. Бывают враги, которых нельзя оставлять в живых. И ситх, добившийся канцлерского поста, был опаснейшим врагом из всех, с которыми Ордену доводилось сталкиваться.

Если он сумеет пережить этот день, второго шанса на спасение у джедаев и Республики может не оказаться.

Идти по тюремному блоку было почти физически тяжело: Тьма здесь была настолько сильна, что давила на плечи и грудь. Даже многолетний опыт не помогал полностью отгородиться от нее.

Но было и еще что-то. Что-то еще более неправильное, чем присутствие Дарта Сидиуса и триумфальное буйство Темной Стороны. Непрестанное чувство надвигающейся угрозы, мощное возмущение в Силе, скручивающее вокруг себя ее нити и безжалостно сминающее их.

Примерно так Сила всегда реагировала на надвигающиеся катастрофы. Однако Цин не мог отделаться от чувства, что различает за этим хаосом присутствие живого существа... и неуловимо знакомое притом. Но Тьма словно насмехалась над магистром, притупляя чувства, не давая сосредоточиться и мгновенно скрывая во мраке начавший было вырисовываться образ.

Рыцари, шедшие следом, то и дело оглядывались по сторонам. Тоже чувствовали неладное. Но только подойдя к камере Сидиуса они сумели разглядеть смазанную тень, несущуюся по коридору – за долю секунды до того, как полутьму с гулом рассек световой клинок.

Вот теперь узнавание пришло мгновенно, пронеслось перед внутренним взором яркой вспышкой. Цин не успел даже удивиться: в тот самый момент ему пришлось парировать удар, грозивший разрубить его на две неравные половины.

– Энакин?!

Удивленный возглас оборвался хрипом, и чужая боль ударила по чувствам Цина не хуже электрического тока.

Энакин Скайуокер не собирался тратить время на объяснения. И прекрасно знал, что делать, если противник в замешательстве опустил оружие.

* * *

– Мастер Кеноби, я вас уверяю, что госпожа Амидала в добром здравии покинула апартаменты в сопровождении капитана Тайфо. Не сомневаюсь, что она благополучно добралась до Сената. Нет никаких причин для беспокойства!

Оби-Ван скрипнул зубами, едва сдержав порыв совсем не по-джедайски треснуть Трипио по бестолковой дюрасталевой голове. Ужасно расстроенный тем, что не может сообщить ничего полезного об исчезновении своей хозяйки, дроид ходил за ним по пятам, стремясь хоть как-то услужить. Стольких заверений в том, что все непременно будет хорошо, Оби-Ван не слышал еще ни от одного сенатора в предвыборный период, а после предложения эдак десятого выпить что-нибудь освежающее понял, что привитая с юных лет терпимость тоже имеет свои границы. И он уже приблизился к ним вплотную.

– Трипио, сделай одолжение...

– Естественно, мастер Кеноби! Я всегда к вашим услугам!

– ...Умолкни и не крутись под ногами.

– Да, мастер Кеноби! Всегда рад услужить!

Трипио изобразил поклон, насколько позволяла конструкция, и поспешно засеменил прочь из комнаты. До Оби-Вана донеслось приглушенное: "Я чувствую себя таким бесполезным..."

"Не ты один, Трипио. Не ты один".

Оби-Ван тяжело вздохнул. Сцепил пальцы в замок, чувствуя, как предательски дрожат руки. Время утекало, Сила скручивалась вокруг шеи в висельную петлю, и совсем скоро космос над Корускантом заполнят боевые корабли сепаратистов, явившиеся, чтобы дать джедаями и мятежным сенаторам несколько минут на побег... а Падме не было. Исчезла, затерялась, и никто не мог внятно ответить, куда. Не помогли запросы на камеры видеонаблюдения, не удалось отследить ни машину, ни комлинк...

Ее похитили. Выкрали прямо из-под носа у друзей и союзников, а он только и мог, что сидеть здесь и мерить шагами пустые апартаменты.

Хороший же из него защитник. Хороший же из него друг.

Пальцы словно сами собой набрали на комлинке номер Энакина. Как и десяток попыток назад – безрезультатно.

Чем занят этот обалдуй, когда его жена – да, черт с ним, что жена, Оби-Ван уж три года как смирился с этим! – скорее всего попала в руки врагов?! Если, конечно, это не он сейчас везет ее, возмущенную и встрепанную, прочь от столицы, победно ухмыляясь в экран комлинка: "А говорил, ничего не выйдет! Съел, а, учитель?!"

Да простит его Совет полным составом, Оби-Ван только порадовался бы за них, обернись все так. Но предчувствие его снедало дурнее некуда.

Сигнал комлинка едва не заставил его подскочить. Оби-Ван развернул сообщение, едва не промахнувшись мимо нужной кнопки.

Пусть это будет Энакин. Пусть этот паршивец скажет, что выходит из игры и Падме из нее вытаскивает...

Сообщение пришло от магистра Куна, отвечавшего за эвакуацию. "Забудьте об Амидале. В течение двадцати минут будьте у точки сбора".

Откуда-то из коридора послышался шорох шарниров и негромкий металлический лязг.

– Мастер Кеноби, и все же я настаиваю... – извиняющимся тоном затянул дроид.

– Заткнись, Трипио.

– Мастер Кеноби, что-то случилось?

– Заткнись, я сказал!

Оби-Ван стиснул комлинк в руке. Уставился на него так пристально, будто надеялся, что текст устыдится и изменится на что-нибудь более обнадеживающее.

"Забудьте об Амидале... в течение двадцати минут у точки сбора".

Все верно: у них не было времени искать ее. Падме не настолько ценна, чтобы задерживаться ради нее в смертельной ловушке. Необходимая жертва... одна из многих причин, по которым джедаям не следует иметь привязанностей.

Все правильно. Но отчего так приливает к вискам кровь, и хочется швырнуть комлинком отправителю в лицо?

Трипио снова забормотал что-то виновато-подобострастное, но Оби-Ван не собирался выслушивать его причитания. Развернувшись, он направился к дверям, на ходу набирая сообщение:

"Уходите без меня. Сенатор Амидала ценна для Альянса, ее спасение – приоритетно".

Оби-Ван понимал, что поступает глупо и недальновидно. Но бросить Падме здесь? В Силе Корускант походил на готовый извергнуться вулкан. Кем он будет, если даже не попытается помочь ей?

Разумным человеком. Хорошим джедаем. Исполнительным офицером. И отвратительным другом.

"Я не брошу ее, Энакин. Не знаю как, но жену и ребенка тебе верну. И только попробуй еще раз сказать, что Кодекс заменяет мне мозги и совесть!"

* * *

Никогда прежде Энакин не чувствовал себя так хорошо. Всего один удар, первый отраженный выпад – и вмиг смело все сомнения, апатию и подспудное желание отступить, до последнего подтачивавшее его изнутри.

В Силе бушевал шторм, и Энакин был в самом его центре – не беспомощная жертва стихии, но ее часть, несокрушимая и всемогущая.

Кто-то здесь звался мастером клинка? Ха! Его движения были слабы и медлительны, как у мухи, застрявшей в меду. Энакин мог бы победить его с закрытыми глазами: ему не требовалось видеть, в какую сторону несется изумрудная или желтая вспышка чужого меча – сама Сила давала подсказки, нашептывала на ухо и уводила из-под удара. Его тело больше не принадлежало ему – стало ее продолжением и вместилищем.

Как можно сражаться с самой Силой? Ее нельзя ни обмануть, ни одолеть. Энакин предчувствовал каждое движение своих врагов; каждая уловка становилась для него явной в тот же миг, как зарождалась в их умах. Первый джедай, так и не успевший ничего осознать, еще слабо дергался на полу, цепляясь за жизнь, а Энакин уже играючи загонял в угол второго – тот едва успевал отражать его удары, даже не помышляя о том, чтобы перейти в нападение. И он слабел.

Энакин победно осклабился, и не было в этой улыбке ничего человеческого. Сама Сила радовалась этой смерти, этой боли – ведь они такая же часть ее, как жизнь и покой.

Глупы те, кто считает Свет и Тьму враждебными друг другу. Сила всегда получает свое, и меньше всего эту извечную ненасытную сущность волнует, как именно. Сегодня она вдосталь напьется крови сотен, чтобы завтра дать жизнь тысячам.

Напрасно вскинул клинок обреченный рыцарь: не с бывшим джедаем он пытался сражаться, а с воплощенной Тьмой, нашедшей себе достойное вместилище. Тщетно тянулся адепт Света к ополчившейся на него Силе: из океана пресной воды не зачерпнуть, как ни старайся, а собственного ресурса – внутреннего, неприкосновенного – ему едва хватало, чтобы держаться на ногах.

Желтый клинок сумел задержать ярко-синий на жалкий миг: надломилось неловко запястье, дрогнуло натруженное плечо, и удар, который должен был срезать джедаю полголовы, "всего лишь" выжег ему пол-лица. Энакин замахнулся снова – добить, и на пол рухнуло обезглавленное тело.

Еще одним меньше. Энакин развернулся, готовый – и жаждущий! – встретить последнего, самого опасного противника... и уперся взглядом в пустой коридор.

Не он был целью Цина Драллига. Пожертвовав рыцарями, магистр выиграл время, чтобы подобраться к Дарту Сидиусу на расстояние клинка.

* * *

– Идут, голубчики.

В бледном свете голографической карты лицо Освальда Тешика казалось застывшим, высеченным из мрамора. Губы плотно сжаты, широкие плечи расправлены, руки заложены за спину. Взгляд – хмурый и непреклонный, сделавший бы честь любому вдохновляюще суровому офицеру с агитплаката.

Могло показаться, что адмирал готовится к решающему сражению. На самом же деле сражался он сейчас исключительно с самим собой – чтобы не разразиться потоком брани.

Сепаратисты приближались к Корусканту жалкими силами. Пяти флотилиям, сосредоточенным в столичном секторе, ничего не стоило бы превратить их в пыль, вместе с надеждами джедаев и сенатских крыс на побег. Врагов – сплавить в металлолом, сборщикам космического мусора на радость, предателей – под трибунал и к стенке, а тех, что будут сопротивляться – порешить прямо на улицах, благо, сил предостаточно... Что за цирк затеяли Айсард с Пестажем? Отпустить их? Позволить мятежникам снова мутить воду? Будто мало было этим кабинетным крысам трех лет войны.

Политики, госбезопасность, финансовые воротилы и джедаи – источник всех бед в галактике, в этом жизнь убеждала Освальда не раз и не два. Одно хорошо в новой войне – хотя бы от последней напасти она флот избавит.

– Первая Корускантсткая, заградительный боевой порядок, огонь по готовности. Снимем сепам эскадру-другую с баланса...

С нескрываемым удовольствием Освальд наблюдал, как слаженно, будто на учениях, выстраиваются корабли в боевой порядок, отрезая соединения вражеского флота от тактически выгодных позиций и друг друга. Каждое из них встретят по-своему, в свое время. Часть "потреплют", а по некоторым так основательно пройдутся, что даже космическим мародерам нечем поживиться будет.

Может быть, ему и запретили сбивать беглецов. Но показать конфедератским недоноскам, кто в этой галактике хозяин, адмиралу Тешику не запретит никто.

"На сотню лет вперед запомните, мрази. А потом мы сами придем к вам и повторим пройденное".

* * *

Три шага. Ровно столько отделяло Цина Драллига от Дарта Сидиуса.

Он был в трех шагах от того, чтобы спасти Республику. За его спиной сражался в безнадежном бою рыцарь Хосе, и лежал бездыханным Риек – все для того, чтобы дать ему подобраться на эти чертовы три шага и избавить галактику от последнего повелителя ситхов.

И все же первым делом Цин активировал сигнал тревоги. Слишком поздно – но уж лучше так, чем никогда. Даже если он падет, десятки других придут на подмогу. Они довершат начатое.

Что бы ни случилось с ним, Дарт Сидиус и Энакин Скайуокер не выйдут из Храма живыми.

Он поднял голову и встретился взглядом с Сидиусом. Старик улыбался – тонко, нехорошо. Его глаза горели хищным желтым светом; сам он казался почти бесплотным – особенно густая тень, выступившая из полумрака, обретшая тело и волю.

Вокруг Скайуокера Тьма ярилась и бушевала. Вокруг Сидиуса – увивалась прирученным зверем, напрашивавшимся на хозяйскую ласку. А тот терпеливо дожидался момента, чтобы спустить поводок.

Цин сцепил зубы. Шагнул вперед – тяжело, будто продираясь через трясину. На грудь навалилась тяжесть, сдавила ребра.

Плевать. Собраться с силами и игнорировать. Сделать еще шаг. Занести меч для удара – хоть рука налилась свинцом, и пальцы дрожали, норовя разжаться.

Сидиус улыбался, и его золотые глаза светились торжеством.

«Неужели вы думаете, что добьетесь чего-то, магистр?»

Не отвечать! Не слушать вкрадчивый голос в своей голове. Поставить ментальный барьер, отсечь свой разум от чужого!

Но силы его таяли с каждой секундой. В ушах зазвенело, виски стиснуло болью, а тихий голос Сидиуса звучал все так же настойчиво, без труда сминая хлипкие преграды.

«Смиритесь, Цин: вы проиграли. Орден джедаев проиграл. Выживу я или нет – уже не столь важно. Посмотрите: галактика отвернулась от вас. Выбросила на обочину истории и заклеймила предателями. Моя смерть не исправит этого».

Почему так трудно занести меч?! Почему не держат ноги?!

Шаг. Замах. Ну же!

Но тело подвело: подкосились колени, поникли плечи под непосильной тяжестью. А перед глазами уже не лицо Сидиуса стояло – трибуны Сената, клеймящие Орден позором. Тысячи молодых людей, марширующих по улицам с плакатами "Свободу канцлеру!", "Республике – закон и порядок!" и "Джедаев – к ответу!". В сотни луженых глоток эти мальчики и девочки призывали карать "изменников-джедаев" и "погань, примкнувшую к ним".

«Видите? Вот она – народная любовь и признательность. Орден изжил себя. Превратился в обузу для общества. А Республика... Республика сгнила изнутри. И когда я предложил ей перерождение, миллионы последовали за мной. А кто последует за вами?»

Многотонная плита давила на спину и прижимала к полу. Голову не поднять – отяжелела, с трудом держится на тонкой и слабой шее.

Цин закрывал глаза, царапал ногтями веки, и все равно видел, как один за другим преклоняют колено перед Палпатином генералы и адмиралы; как приносят они присягу новой Империи под раскатистые звуки чуждого Республике – слишком много в том было от военного марша – гимна. Видел, как рукоплещет Сенат, стоя навытяжку перед старым правителем нового государства.

«Вы проиграли, магистр. Добро пожаловать в новый век, в котором вам нет места».

– Вы... – голос срывался, дыхание подводило. Слова приходилось отхаркивать с кровью. – Вы все равно... умрете. Не доживете до своего нового века. Вам не справиться со всем Орденом в одиночку!

Тихий смех. Почти ласковое прикосновение к плечу.

– Но я ведь не один, – прошептал Сидиус, склонившись к уху поверженного врага. – За мной Республика.

И тут же Сила взорвалась болью, агонией, смертью. Последним, что увидел Цин Драллиг перед тем, как его разум померк, были колонны солдат, штурмующих Храм.

Джедаи дорого продавали свои жизни – и все равно отступали, а ряды их редели.

«Даже джедаям не выстоять против целой Республики».

Когда магистр Драллиг испустил последний вздох, Дарт Сидиус поднялся с колен. Обернулся к ученику, застывшему чуть в стороне.

Мальчишку пошатывало. Ушла безумная эйфория, владевшая им во время боя, и затуманенный разум начинал понемногу осмысливать произошедшее. Энакин переводил взгляд с Сидиуса на тела павших джедаев, сжимая в руке световой меч. Он, казалось, раздумывал: не обернуть ли оружие против того, кого так неосмотрительно бросился защищать?

"Поздно, мальчик мой. Слишком поздно".

– Нужно уходить, пока к ним не явилась подмога. Знаешь короткий путь к выходу? – буднично спросил он.

Энакин кивнул – дергано и чуть заторможено, как неисправный дроид. Но тут же вдруг подобрался, встряхнулся. Посмотрел на Сидиуса холодным и твердым взглядом.

– Да, знаю. Идемте... учитель.

Энакин склонил голову в коротком поклоне. Лишь получив одобрительный кивок в ответ, он пошел вперед – не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Небрежно переступая через трупы тех, кого еще вчера называл братьями.

Сидиус улыбнулся. Не торжествующе – скорее, довольно.

Верность – не такой уж дорогой товар. Главное знать, какую цену предложить за него.

* * *

Подсчет голосов растянулся на целую вечность. Секунды текли нехотя, пока древний суперкомпьютер Сената обрабатывал результаты голосования – ужасно медленно, будто намеренно оттягивая их оглашение.

Мон не могла разжать пальцев, судорожно стиснутых на застежке плаща. Застыла неподвижно, словно статуя из белоснежного мрамора, и боялась шелохнуться – ей все казалось, что ноги вот-вот подкосятся, и надломится невидимый стержень, позволявший держать спину неестественно прямо.

Почему им никто не мешает? Почему не вмешивается Амедда, не призывает сенаторов одуматься? Почему стоят неподвижно головорезы Айсарда? Почему никто не пытается остановить новоявленных сепаратистов?

Это странное бездействие врагов заставляло предполагать худшее. Что, если взломан суперкомпьютер? Что, если результаты голосования записаны заранее, и мятежников планируют попросту выставить на посмешище?

Вновь ожил затемненный на время подсчета экран. Сенат точно льдом сковало: замерло движение на трибунах, вмиг стихли шепотки и разговоры. У Мон и самой перехватило дух, когда она через силу подняла взгляд на табло...

...И тут же выдохнула облегченно.

Они получили пятьсот три голоса – даже больше, чем рассчитывала Мон. Чуть-чуть не дотянули до четверти от полного состава Сената.

Мон улыбнулась, сама не отдавая себе в этом отчет. Отпустила наконец застежку, размяла отживевшие пальцы. Ледяная рука, стискивавшая в кулаке ее сердце, разжала хватку, и кровь побежала по жилам вдвое быстрей, торопясь наверстать упущенное.