Текст книги "Правильное решение (СИ)"

Автор книги: Анна Назаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

И, черт бы побрал ткань, из которой шьют джедайские одеяния, Энакин все еще чувствовал запах дыма. Въелся намертво. Как образ горящего Храма – в память.

Энакин давно хотел уйти из Ордена. Но и в страшном сне не мог представить, что уйдет так.

* * *

Оби-Ван думал, что видение подготовило его ко всему. Но только своими глазами увидев горящий Храм и заполненную клонами площадь, он понял, как сильно ошибался.

Последняя надежда на то, что он неверно истолковал знамения Силы, рухнула, а вместе с ней – вера в лучшего друга, за которую Оби-Ван цеплялся до последнего.

Энакин бы не смог. Энакин бы этого не сделал. Энакин бы не предал. Глупые слова, а все равно вертятся на губах – последняя, отчаянная попытка отринуть очевидную правду.

Он бы и рад не верить глазам. Назвать это сном, бредом... но во сне или бреду не болят стесанные о шершавую стену ладони, и дым не царапает горло. Не доносится через Силу эхо чужих смертей, от которого невозможно закрыться.

Оби-Ван понимал, что нет никакого смысла стоять здесь, дожидаясь патруля, но не мог сдвинуться с места. Заставить себя оторвать взгляд от погибающего Храма оказалось непосильной задачей.

Ведь уйти – значит, принять. Шагнуть навстречу миру, в котором состоялось торжество Дарта Сидиуса и больше не было Энакина Скайуокера. А Оби-Вану отчаянно не хотелось уходить с перепутья, где еще можно позволить себе наивное "не верю".

Случись солдатам Палпатина в тот момент проходить мимо, они смогли бы похвалиться перед командирами знатной добычей: джедай, сдавшийся без сопротивления. Но переулок был пуст, и у Оби-Вана оказалось достаточно времени, чтобы заново склеить разлетевшийся на кусочки мир.

Он не знал, сколько простоял так. Просто в какой-то миг у него получилось отвести взгляд. А потом – отвернуться и сделать первый шаг навстречу будущему, где ничего уже не будет так, как прежде.

* * *

На борт корабля, что дожидался беглецов в нескольких кварталах от Правительственного района, Мон буквально втащили. Под конец сумасшедшего забега через Сенатскую арену и лабиринт служебных коридоров женщина едва переставляла ноги, трясущиеся и норовившие запутаться в длинной юбке. Тело практически не слушалось ее: стоило миновать сиюминутной опасности, и силы тут же оставили изнеженную чандриллианку, до сих пор видевшую сражения только в репортажах ГолоСети, а физическую нагрузку получавшую исключительно в фитнес-центрах. Дорогу до корабля она толком не запомнила: едва оказавшись в салоне спидера, женщина погрузилась в странное состояние на грани бодрствования и тяжелого, неспокойного сна. Лишь изредка ее вырывало из него – обычно на очередном крутом вираже, заложенном на огромной скорости. Кажется, по ним стреляли, но Мон не была уверена.

Оно и к лучшему. Бывают события, которые вовсе ни к чему хранить в памяти.

Даже оказавшись в относительной безопасности, Мон не могла толком прийти в себя. Смешно было вспоминать, что каких-то пару часов назад она считала себя готовой ко всему: сейчас дрожащая, с трудом державшаяся на ногах сенатор чувствовала себя как никогда беспомощной и жалкой.

Рыцарь-джедай, чьего имени она не знала, помог ей опуститься на сиденье.

– Вы в порядке, мадам? – осведомился он.

Мон только и смогла, что кивнуть и вымучить невнятное "не беспокойтесь". По-хорошему, ей следовало бы сердечно отблагодарить своего спасителя – так, как она не раз делала это перед объективами голокамер, сияя неотразимой улыбкой и не скупясь на красивые слова. Но Мон отчего-то сомневалась, что болезненная гримаса и невнятное бормотание станут им достойной заменой, а ни на что большее она в тот момент не была способна.

– Как... как остальные? – выдохнула она, худо-бедно совладав с собой. В целях безопасности члены Комитета летели разными кораблями: двое на одном, и трое – на другом. Бел Иблис взошел на борт вместе с Мон, но судьба Фэнга Зарра, Чи Иквей и Онаконды Фарра была ей неизвестна.

– Не беспокойтесь, мадам, – рыцарь ободряюще улыбнулся. Получилось не слишком правдоподобно, но Мон была благодарна ему за попытку. – Их корабль стартовал раньше нашего и уже находится на пути к Раксус-Секундусу. Никто из ваших коллег не пострадал.

Странная горечь чувствовалась в его словах, но Мон не придала этому значения. Собственных переживаний ей хватало с лихвой.

"Никто не пострадал, кроме Падме", – мысленно уточнила она, передернувшись от отвращения. Из всей Делегации, из всего Комитета Айсард выбрал в жертвы именно ее – беременную женщину, совершенно беззащитную перед ним и его палачами. Сейчас бедняжка наверняка сидела в допросной, а вежливый дознаватель в красках расписывал ей, что станет с ее ребенком, если она не пойдет на сотрудничество. Не переставая улыбаться и обращаясь к ней не иначе как "госпожа Амидала", разумеется. В ССБ держали лишь хорошо выдрессированных собак.

Падме сломается, в этом не было никаких сомнений. Сделает все, что бы от нее ни потребовали – как поступила бы любая женщина, оказавшись на ее месте. А значит, Мон придется послать весточку Бейлу, чтобы тот разорвал все контакты с бывшей соратницей и игнорировал любые ее просьбы, даже если та будет отчаянно нуждаться в помощи. Ничто не должно бросать тень на его репутацию лояльного, смирившегося со своей участью сенатора.

Падме жаль, конечно. Но она сама должна была понимать, на что идет. Любой мог оказаться на ее месте, и вины Мон в том не было.

– Благодарю вас. За все, – Мон все-таки сумела улыбнуться. Протянув руку, мягко коснулась ладони джедая. – А теперь прошу вас оставить меня одну. Мне... многое надо обдумать.

Джедай молча склонил голову и молча же вышел из кают-компании. Мон осталась в гордом одиночестве – смотреть, как звезды за иллюминатором вытягиваются в слепяще-белые нити гиперпространства.

Вот и все. Она в безопасности. Кошмар в Сенате миновал, и очень скоро она окажется на Раксус-Секундусе – временной столице Альянса и, на данный момент, самом надежном месте во всей галактике. Разумеется, будет трудно. Они столько времени были врагами с Конфедерацией, а теперь ее лидеры милостиво соглашаются приютить республиканских изгнанников... нелегким будет их сотрудничество, но к таким трудностям Мон привыкла. Переговоры – то поле боя, сражаться на котором бывшая сенатор умела лучше многих.

Главное, что она жива. Жива и свободна, несмотря ни на что.

Мон почувствовала, как губы против воли растягиваются в глуповатой улыбке: страх, сковывавший ее прежде, постепенно сменялся облегчением, от которого хотелось по-девчоночьи рассмеяться и закружиться по каюте. Впрочем, и эти эмоции быстро приутихли, а то, что осталось от них, скрылось за привычной маской – величественной и чуть надменной. Когда порог переступил Гарм – потрепанный и непривычно хмурый, но невредимый, – его встретила уже не та беспомощная, напуганная до полусмерти женщина, что взошла на борт корабля. Если бы не грязь, запятнавшая белоснежный подол, можно было подумать, что Мон весь день провела в своем кабинете и не переживала потрясений хуже сломанного ногтя.

Сенатор Мотма имела репутацию волевой дамы, способной в любой ситуации оставаться невозмутимой и безупречно прекрасной. Меньше всего будущий лидер Альянса желала развенчивать этот образ – даже перед ближайшими союзниками. Особенно перед ними, если уж на то пошло.

– Рада видеть тебя в добром здравии, Гарм.

Иблис одарил ее тяжелым взглядом. Казалось, один вид чандриллианки вызывал у него сильнейшую головную боль.

– Взаимно.

Он остановился напротив иллюминатора и скрестил руки на груди. Мон заметила, что кореллианец беспокойно теребит обручальное кольцо – как делал всегда в минуты сильного волнения.

Казалось бы, ничего удивительного: будешь тут и взволнованным, и подавленным, когда вся прежняя жизнь разлетелась на куски. И все же Мон охватило смутное беспокойство.

– Гарм, случилось что-то такое, о чем я не знаю? – спросила она настороженно.

Иблис ответил не сразу, то ли собираясь с мыслями, то ли сомневаясь, стоит ли вообще говорить об этом. Лицо Мон выражало лишь сдержанный интерес, однако сердце предательски екнуло.

– Случилось, – наконец ответил он, тяжело вздохнув. – Магистр Винду... похоже, он не смог выбраться. Его корабль до сих пор не вышел на связь, хотя должен был это сделать по меньшей мере час назад.

Наверное, Мон следовало бы устыдиться, но эта новость не вызывала в ее душе никакого отклика. Она была шокирована, разумеется – но то был шок опытного политика, узнавшего, что его лишили козырной карты перед ответственными дебатами. Магистр Винду – сильный джедай и превосходный военачальник. Лидер, способный заставить самого отъявленного интригана и властолюбца замолчать и слушать, что он скажет. Если он и впрямь погиб, положение бывших республиканцев в Альянсе будет еще менее прочным, чем Мон опасалась вначале.

Однако ни скорби, ни вины перед тем, кто пожертвовал жизнью, отвлекая на себя предназначенный ей огонь, она не чувствовала. Видимо, верно говаривали на ее родине: каждый день власть отнимает по частичке души у того, кто облечен ею.

– Его смерть станет для Альянса тяжелым ударом, если известия о ней подтвердятся, – заметила Мон почти невозмутимо. Слабая, тщательно выверенная нотка озабоченности, вот и все, что она позволила себе. – Мы можем только надеяться, что он все же сумел спастись.

Иблис угрюмо кивнул:

– Что верно, то верно. Без него нам придется несладко. Но я бы не стал рассчитывать на чудо: ты видела соотношение сил. Один к ста – расклад не самый обнадеживающий.

– Но мы же сумели сбежать.

– Мы бежали, а не сражались. Это разные вещи. К тому же... – мужчина вдруг оборвал речь на полуслове, досадливо поморщился и махнул рукой – мол, забудь.

Лучшего способа пробудить любопытство Мон он не смог бы придумать, даже если бы постарался.

– Что "к тому же", Гарм? – не спросила – потребовала ответа она. – Мы не в Сенате, чтобы играть в недомолвки и тонкие намеки.

Иблис наконец оторвал взгляд от иллюминатора. Присел на диван рядом с Мон и, достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, закурил. Женщина демонстративно поморщилась, однако больше никак своего неудовольствия не выразила: после пережитого она и сама не отказалась бы от этой вредной привычки, помогавшей, по мнению многих, снять лишнее напряжение. Даже жаль, что от табака и его аналогов ее воротило.

– Знаешь, Мон, – протянул Гарм, выпустив изо рта облачко дыма, – у меня сложилось впечатление, что нас попросту отпустили на все четыре стороны. Попытались задержать для отвода глаз, но не более... а вот за Винду взялись всерьез.

Мон собралась было возразить, но, уже набрав в грудь воздуха, осеклась. Вспомнила, сколько силовиков было в Сенате... и сколько из них в итоге попытались воспрепятствовать ее побегу. Даже в тот момент обезумевшая толпа казалась ей куда более опасной, чем элитные спецподразделения ССБ и полулегендарная Сенатская гвардия.

– Допустим, ты прав. Но какой смысл отпускать нас?

– А ты подумай. Сравни две истории: об оппозиционерах, арестованных, а то и вовсе невинно убиенных за их убеждения... и о предателях, которым враги Республики помогли скрыться от правосудия. Кого больше хочется линчевать во славу мира и порядка?

Он снова затянулся. Поискал глазами что-то похожее на пепельницу и, не обнаружив ничего подходящего, попросту стряхнул пепел на стол. Чандриллианка молчала, погрузившись в размышления о возможном контрударе. Благо, с информацией МБК у Альянса не будет недостатка в компрометирующих сведениях.

"Информационная война – игра, в которую можно играть вдвоем, господа. И партии в ней могут длиться годами".

– Им не только очернить нас нужно, Гарм, – сказала вдруг Мон, задумчиво глядя в иллюминатор. Наблюдая за тем, как за транспаристилом десятки световых лет проносятся в считаные секунды, нетрудно заработать головную боль, но чандриллианка находила этот вид завораживающим. – Айсард и ему подобные уверены, что без строгой иерархии и четких правил игры, которые Сидиус некогда навязал Конфедерации, Альянс погрязнет во внутренних склоках и постоянном дележе власти. Они думают, что смогут манипулировать нами, играя на корысти, старых счетах и взаимном недоверии.

Она улыбнулась своим мыслям. Чужие ошибки бывшая сенатор всегда любила, рассматривая их как потенциальное оружие в своих руках, а уж столь глобальные просчеты врагов и вовсе приводили ее в восторг.

– Вот только они зря меряют нас по себе. Власть и деньги – у них. Им есть, что делить, за что рвать друг другу глотки. Мы же погибнем, если не будем держаться за каждого союзника, и даже самый алчный неймодианец из Торговой Федерации это понимает. А значит, Гарм, время на нашей стороне. Без Палпатина хунта сожрет сама себя... а нам нужно лишь ждать, изматывать их силы в затяжных кампаниях и наносить удары по уязвимым точкам.

"А еще лгать, провоцировать, подкупать, заключать взаимовыгодные сделки и прикармливать тех, кого отвергла волчья стая. Самим сеять раздоры во вражеском стане. Посмотрим, как скоро губернаторы и высшие адмиралы объявят себя независимыми диктаторами, а Пестаж и Айсард уничтожат друг друга, выясняя, кто из них правит столицей".

Гарм долго медлил с ответом. Крутил в пальцах позабытую сигарету, не обращая внимания на то, что она уже успела прогореть больше чем на половину. Лицо его оставалось все таким же сумрачным – только злость все сильнее разгоралась в темных глазах.

– Хорошую перспективу ты нарисовала, Мон. Только вся идиллия обрушится к чертям собачьим, если выяснится, что Палпатину удалось выжить. А если я что-то знаю об этом сукином сыне наверняка, так это то, что избавиться от него труднее, чем отдать кредит муунам. Которым мы, кстати, теперь должны по состоянию в несколько миллиардов.

* * *

Мейс брел вперед из последних сил. Он знал: преследователи все еще дышат ему в спину, и вряд ли пара заваренных с помощью светового меча дверей задержит их надолго.

Но много времени ему и не требовалось. Всего несколько минут. Еще несколько минут, и все будет кончено. На пути все чаще попадались мертвые тела и обломки мебели – следы недавнего сражения между бойцами Айсарда и рыцарями-джедаями. По приказу Мейса они должны были удерживать это крыло до тех пор, пока не будет эвакуирован последний член Комитета, и, судя по всему, со своей задачей полностью справились. Путь был чист. Магистру даже удалось немного восстановить силы – разумеется, не до такой степени, чтобы можно было смело бросаться в бой, но вполне достаточно, чтобы добраться до служебного входа.

Коридор заливал тусклый алый свет. Истошно выла сирена, заглушая все остальные звуки. В Силе Мейс ощущал ужас людей, укрывавшихся за дверьми кабинетов, – рядовых служащих Сената, бесконечно далеких от большой политики, напуганных и не понимающих, что происходит вокруг. Для них, наверное, все это походило на страшный сон.

Вот открылась одна из дверей, и за порог осторожно выглянула молоденькая девушка. Увидев Мейса, испуганно всхлипнула и, зажав рот ладошкой, поспешно юркнула обратно в кабинет. Магистр устало подумал, что, должно быть, выглядел в ее глазах исчадием ада.

Больше ему не встретилось ни единой живой души. До выхода он добрался беспрепятственно – однако предчувствие опасности и не думало его оставлять. Напротив, становилось сильнее с каждой минутой.

Причина стала очевидна, едва Мейс шагнул на улицу.

Служебный вход, которым пользовались рядовые клерки, располагался тремя ярусами ниже Сенатской площади – сейчас оцепленной так плотно, что и мышь не проскочила бы незамеченной. Прорываться через кордоны клонов и спецназа было бы смерти подобно – в то время как узкая боковая улочка, через которую полагалось заходить в Сенат простым обывателям, совершенно не подходила для размещения большого количества войск.

Вся беда заключалась в том, что сейчас для Мейса и десятка клонов, наставивших на него оружие, было слишком много.

Среди солдат ВАР в их белоснежных доспехах выделялся один человек. Рослый и широкоплечий, он был закован в черную броню спецназа ССБ. Шлема он не носил, и Мейс имел сомнительное удовольствие лицезреть его широкую ухмылку на грубом лице, до того изуродованном шрамами, что при взгляде на него на ум приходила колода для рубки дров.

– Все кончено, магистр Винду, – объявил он, торжествующе скалясь. – Сложите оружие и сдайтесь по-хорошему. Вам будет гарантирован справедливый суд... во всяком случае, так мне велели сказать.

Шансов не было. Мейс не мог больше сражаться с собственным телом, заставляя его раз за разом совершать невозможное. Одно неверное движение, и на него обрушится шквал огня, от которого он не сумеет ни сбежать, ни защититься.

Бесславное поражение скалилось ему в лицо выщербленными зубами. Смотрело холодными глазами отъявленного бандита, нацепившего военную форму.

Сдаться ему? Склонить голову перед хозяином этой дворняги? Позволить публично набить из себя чучело на квазисудебном процессе?

Тьма откликнулась на его гнев ласковым шепотом: "никогда". Мягко коснулась израненного тела, принося облегчение – ложное, но столь необходимое. Заструилась по жилам чистой энергией, вновь даруя силу.

Человеческое тело слабо. Мейс больше не мог сражаться... но от него и не требовалось этого.

Власть Тьмы над Корускантом была безгранична. Ненасытная и бесконечно могущественная, она пронизывала огомный мегаполис, готовая уничтожить, раздавить, опустошить его... если только найдется кто-то достаточно сильный, чтобы сподвигнуть ее на это.

Мейс не был настолько силен. Но ему и не требовалось уничтожать Корускант. Лишь десяток жалких, слабых существ, возомнивших себя выше Великой Силы...

Спецназовец, устав дожидаться ответа, шагнул вперед. Открыл рот, намереваясь что-то сказать, и тут же его глаза расширились от ужаса. С хрустом проломилась закованная в броню грудная клетка, и кровавая пена запузырилась на изуродованных губах. Долей секунды позже волна Силы обрушилась на клонов, вдавливая их в феррокрит, сминая доспехи и кроша кости.

Мейс чувствовал, с каким упоением встретила Тьма их смерти, как смаковала агонию и ужас, превращая их в часть себя и милостиво делясь со своим новым слугой отголоском этой энергии – но даже он даровал ощущение столь безграничной мощи, что в какой-то момент магистр был готов сделать все, лишь бы получить еще немного.

"Нет!"

Он схватился за голову, пытаясь заглушить зов Тьмы – затрагивавший самые примитивные и низменные стороны человеческой натуры, грозивший смести все преграды, возведенные разумом, и превратить магистра в загнанное животное, что без разбору уничтожает все на своем пути в стремлении выжить.

«Не противься. Сейчас ты сильнее, чем когда бы то ни было. Твои враги там – живы, здоровы, празднуют победу над Орденом и Республикой. Неужели ты не желаешь им смерти? Не желаешь уничтожить их прямо сейчас?»

"Это не то, чего я хочу. Это не то, за что я борюсь. Это не поможет мне победить. Не поможет!"

"Отринь сомнения. Стань вместилище м Силы – всемогу щей и грозной, не ведающей преград. Обрушь кару на головы врагов !"

"Это обман. Ложь, иллюзия. Я не забуду себя. Не превращусь в зверя!"

"Твоя жертва не будет напрасной. Многого ли стоят тв ои душа и рассудок, когда на кону – победа в войне?"

"Довольно!"

Чудовищным усилием воли Мейс заставил себя вырываться из транса, в который его погрузил столь глубокий контакт с Тьмой. Кровавая дымка перед глазами рассеялась, замолчал вкрадчивый голос, принадлежавший одновременно и ему, и чему-то абсолютно чуждому. В тот же момент Сила, благодаря которой он держался на ногах все это время, покинула его. Усталость и боль пришли ей на смену. Мейс пошатнулся и, с трудом переставляя ноги, привалился к стене.

"Я должен встать. Здесь нельзя оставаться", – подумал он, но не смог даже пошевелиться. Попытался вновь призвать Силу и едва сдержал крик: виски пронзило болью.

Сила велика и безгранична, но человеческое тело слабо. Всю истинность этого утверждения магистр Винду познал лишь сейчас – за миг до того, как свет померк в его глазах.

Глава 5

Явочная квартира располагалась достаточно далеко от Правительственного района, чтобы за время пути Энакин успел привести мысли в порядок. Насколько это было возможно, естественно: до конца уложить в голове произошедшее и совершенное ему так и не удалось, и вряд ли удастся в ближайшие недели, если не месяцы. Свыкнуться с этим – тем более. Все, что он сумел, так это вытребовать у собственной совести отсрочку: пусть хоть заживо сожрет его потом, когда Падме окажется в безопасности, подальше от грязных лап солдатни и шпиков Айсарда. А до тех пор Энакину было не до самоедства.

Дом, в котором держали Падме, был вполне приличным: да, не элитный жилой комплекс на Республиканской, но и отнюдь не трущобы, как Энакин опасался поначалу. Судя по указателю, в нежилой секции здания располагалась частная клиника. Открытие это, по идее, должно было бы успокоить Энакина, но почему-то заставило сердце тревожно сжаться. Мысли, что Падме могла понадобиться помощь врача, он старался не допускать все это время и теперь непроизвольно ускорил шаг.

До лифта он добрался чуть ли не бегом.

Когда Энакин поднялся на нужный этаж, из соседней квартиры как раз выходила благообразного вида женщина. Увидев юношу в джедайской одежде, уставилась на него как на привидение, глупо разинув рот и испуганно вцепившись в сумочку.

"Хорошо хоть орать не стала", – с раздражением подумал Энакин, когда эта жертва ГолоСети резво шмыгнула обратно за дверь и заперлась. Наверное, бросилась обзванивать органы правопорядка, как подобает законопослушной гражданке.

Отчего-то эта мысль отозвалась в душе горечью и гневом. Интересно, долго ли еще он будет принимать на свой счет всю грязь, льющуюся на джедаев?

Энакин невесело усмехнулся, набирая на нужной двери код, заученный за время дороги.

"Мне бы для начала научиться говорить "они" вместо "мы" и перестать кривиться, когда кто-то заводит эту песню про мятеж и попытку государственного переворота. А то свет, чего доброго, подумает, будто герой Республики сочувствует предателям. Неловко выйдет".

Контрольная панель приветливо засветилась зеленым, и дверь открылась с негромким шорохом. Квартира встретила Энакина сумрачным холлом и каменной мордой офицера, расположившегося в кресле у стены.

– Мастер Скайуокер? – осведомился он пренебрежительно, даже не потрудившись встать и изобразить почтение. – Ну наконец-то. Мои ребята скоро взвоют от общества госпожи сенатора.

– Она в порядке?

– Она-то? – офицер весело фыркнул. – Лучше не бывает. Чего не скажешь о бедолагах, которые вынуждены находиться с ней в одной комнате. Парни уже наизусть выучили ту часть Конституции, где говорится о сенаторской неприкосновенности, и еще Уголовный кодекс в памяти немного освежили. Сейчас госпожа вроде притихла, но лучше заберите ее поскорей, пока она статьи о превышении полномочий силовыми структурами в довоенной редакции зачитывать не начала.

Он ухмыльнулся, будто приглашая Энакина вместе повеселиться над глупостью и вздорностью его жены. Но Энакин не улыбнулся в ответ и не поддержал панибратство эсбэшника понимающим смешком. Вместо этого он резко шагнул вперед и угрожающе навис над мужчиной – и тот, несмотря на довольно внушительное сложение, словно стал ниже ростом и уже в плечах.

– Вы забываетесь, офицер, – пророкотал Энакин и сам поразился тому, как зловеще и холодно прозвучали его слова. – Госпожа Амидала – моя супруга и член Галактического Сената. Не смейте отзываться о ней без должного почтения.

Офицер нервно сглотнул. От его наглости и расслабленности не осталось и следа: он подобрался, торопливо застегнул распахнутый ворот мундира и, кажется, всерьез подумывал о том, чтобы встать и запоздало отдать честь.

– Разумеется, сэр. Приношу извинения.

Энакин не удостоил его ответом. Не затем он сюда пришел, чтобы тратить время на громил Айсарда, возомнивших о себе слишком многое. Падме была здесь и нуждалась в нем: даже не прислушиваясь к Силе Энакин чувствовал ее страх и отчаяние.

"Если эти ничтожества хоть пальцем тронули ее..."

Он глубоко вздохнул, пытаясь обуздать гнев. Слишком уж охотно отзывалась на него Сила, а после резни в Храме Энакин стал относиться к ней с небывалой прежде осторожностью.

Нельзя спускать этого зверя с цепи. Только не рядом с Падме и малышом.

У дверей гостиной он немного замешкался, собираясь с мыслями. Разговор предстоял непростой, и Энакин понятия не имел, что собирается сказать Падме. Самой разумной идеей казалось просто увести ее отсюда, пообещав объяснить все потом, и выиграть тем самым небольшую отсрочку для себя...

Но Падме не позволила и этого. Двери распахнулись, и она сама шагнула ему навстречу: бледная, с покрасневшими глазами, но оттого не менее решительная. Губы упрямо сжаты, подбородок гордо вздернут, плечи расправлены – хоть сейчас на экраны, демонстрировать населению галактики несгибаемый дух демократии. За ней следовал капитан Тайфо, вознамерившийся, судя по виду, защищать госпожу от любой напасти, начиная от вражеского обстрела и заканчивая косыми взглядами.

– Энакин?!

Можно было ожидать, что напуганная женщина, которую насильно удерживают взаперти, обрадуется появлению мужа. Однако Падме всем своим видом выражала удивление и настороженность, и кидаться спасителю в объятия совершенно не торопилась.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросила она едва ли не обвиняющим тоном. – И как тебя пропустила охрана?

Падме вела себя так, будто он без приглашения вломился на очередное заседание ее ненаглядной Делегации. Энакин ощутил внезапный прилив злости, подавить который стоило немалых усилий.

– Все закончилось, Падме. Я здесь, чтобы забрать тебя домой. Теперь тебе ничто не угрожает.

Он подал ей руку, но Падме отшатнулась от него, как напуганный дикий зверек. Ее прищуренные карие глаза были полны недоверия.

– Как это понимать, Энакин?! – взвилась она, начисто игнорируя обращенные на нее взгляды эсбэшника и Тайфо. – Я сижу здесь несколько часов, под охраной этих бандитов, полностью отрезанная от внешнего мира, пока в Сенате решается судьба Республики, а ты просто так заявляешься сюда и говоришь, что все закончилось и мне ничего не угрожает?! Что вообще происходит?!

Она закрыла раскрасневшееся лицо руками и несколько раз глубоко вздохнула. Ее злость утихла так же внезапно, как и вспыхнула: сейчас Падме вдруг показалась хрупкой и беззащитной – какой и была на самом деле. Энакин обнял ее – осторожно, боясь вспугнуть, – и на сей раз она не попыталась отстраниться.

– Энакин, я ничего не понимаю, – тихо сказала Падме, подняв на него взгляд. – Пожалуйста, объясни мне. Что случилось в Сенате? Что... что с Орденом? С Комитетом?

Энакин ласково провел ладонью по ее волосам. Вторую руку он легонько прижал к ее животу, надеясь успокоить и ее, и малыша. От Силы здесь толку было немного: у Энакина никогда не получалось воздействовать ею на чужой разум. Еще один пробел в образовании, который следовало бы поскорее восполнить с помощью Сидиуса.

– Падме, тебе нельзя волноваться. Мы позже обсудим это, хорошо?

Энакин потянулся поцеловать ее, но Падме приложила ладонь к его губам. Пытливо посмотрела в глаза, словно надеялась добраться до самых потаенных его мыслей.

– Я уже волнуюсь, Энакин, – сказала она твердо. – И тем сильнее, чем дольше ты пытаешься уйти от ответа.

Он молчал, не понимая, как и с чего начать. Падме не торопила – только ее взгляд становился все более отстраненным и холодным. Мягко высвободившись из объятий мужа, она сумрачно посмотрела сперва на эсбэшника, а затем – на Тайфо, все еще топтавшегося за ее спиной.

– Я понимаю, что вам любопытно наблюдать за шоу, господа. Но я бы попросила вас проявить хоть каплю уважения и оставить нас с мужем наедине.

Энакин ожидал, что ей либо возразят, либо попросту проигнорируют ее просьбу, но ошибся: и офицер ССБ, и капитан Тайфо молча удалились в гостиную, оставив супругов разбираться между собой без посторонних глаз.

– Ты договорился с ними, – сказала вдруг Падме. Она даже не спрашивала, полностью уверенная в ответе. – Ведь так, Энакин? Тебе пообещали, что оставят нас в покое, и ты переметнулся на их сторону.

Лучше бы она кричала. Глухое обвинение в словах, тихая боль во взгляде и пронзительно-острая – в Силе, были в сотни раз хуже любого скандала. Если бы она закатила истерику, Энакин мог бы хоть разозлиться на нее.

Но Падме не дала ему и этой поблажки.

– В Сенате творился кошмар, Падме, – выдавил Энакин хрипло, чувствуя, как слова царапают пересохшее горло. – Говорят, Винду напал на Айсарда, и завязался бой между джедаями и войсками, верными Палпатину. Ты бы погибла там. И ты, и наш ребенок.

Она машинально коснулась живота дрожащей рукой и отвернулась. Энакин успел заметить слезы, блеснувшие в ее глазах.

– Полагаю, спрашивать об исходе схватки смысла нет, – прошептала она. – Их было больше сотни... Ты был прав, Энакин. Чрезвычайная сессия была смертельной ловушкой. Не следовало нам соваться в нее.

Он молчал, ожидая, пока Падме справится с собой. Смотреть на то, как она глотает слезы и захлебывается в беззвучной истерике, было невыносимо, но когда Энакин попытался прикоснуться к ней, она оттолкнула его руку.

– Люди Айсарда перехватили меня до начала заседания и привезли сюда. Обходились очень вежливо, что бы я ни делала. Это ведь из-за тебя, да? Палпатин всегда тебя ценил. Относился к тебе как к родному сыну. Даже я это видела. Ты... спас его, да? Помог ему сбежать в обмен на мою жизнь?

Невероятно трудно было сказать "да", глядя ей в глаза. Она все уже поняла сама, его проницательная, умная Падме. Но все еще отчаянно цеплялась за надежду, что окажется неправа.

Даже кивок дался тяжело. Почти через физическую боль.

С секунду Падме неверяще смотрела на него. Она не кричала, не плакала, не бросалась обвинениями, но Силу рвало в клочья от ее муки. Энакин и сам с трудом удерживался от крика, приняв на себя лишь отголосок эмоций жены.

Она пошатнулась, и Энакин мгновенно оказался рядом с ней, подхватив на руки и не позволив упасть. Падме вцепилась в его плечо побелевшими пальцами и лихорадочно зашептала:

– Что ты наделал, Эни... зачем?! Зачем, зачем?! Ты ведь знаешь, что он такое. Лучше меня знаешь! Моя жизнь не стоила этого. Даже наш ребенок не стоил. Палпатин – чудовище, он должен был умереть! Ты... ты же всю галактику обрек... и меня, и себя, и нашего ребенка! Эни, мой глупый, мой наивный... что же ты наделал?

Ее дыхание вдруг резко участилось; шепот перешел в надрывный вопль. Щеки раскраснелись, и лицо исказилось от боли. Падме выгнулась дугой на его руках и снова закричала – высоко, пронзительно.