Текст книги "Анжелика в России"
Автор книги: Анн-Мари Нуво
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Так что же делать будем? – в голосе оторванного от беседы графа чувствовалось раздражение.
– Там, похоже, начинается овраг, – указал Мигулин в сторону на поросль и верхушки деревьев. – Ветер дует от дороги в ту сторону, и если вы укроетесь там, то зверь с дороги вас не учует. Понаблюдайте оттуда. Зверь пройдет стороной мимо вас. Посмотрите, за кем он пойдет. Как увидите, стреляйте хотя бы вверх и скачите прямо к карете. Возьмите с собой слугу, так надежнее. Может быть, на этой развилке нам удастся взять его между двух огней.
– А он точно идет за нами?
– Если б я знал… – вздохнул Мигулин.
– Хорошо. Яцек, за мной! – приказал граф и, круто свернув, поскакал к кустам, темневшим далеко в стороне от дороги. Яцек с ружьем в руках следовал за ним.
Подъезжая к отрожине оврага, граф оглянулся. Путники только что разделились: карета свернула влево, одинокий Мигулин рысцой, осторожно озираясь, ехал по правой дороге. Теперь надо было выбрать место для наблюдения. Граф стал подыскивать, где бы спешиться. Взгляд его скользил по гребню оврага, выбирая покатый склон, чтоб легче было подняться.
Серый ком (граф потом никак не мог вспомнить, откуда он появился) метнулся под копыта. Вороной конь дал свечку, визг и стон одновременно вырвались у него. Он рухнул с распоротым брюхом, и граф покатился по земле, путаясь в шпаге. Он вскочил, но не удержался на ногах и, сделав несколько шагов, падающим движением привалился к стене оврага. При падении ножны шпаги погнулись, шпага шла очень туго, и граф, торопясь, выхватил левой рукой висящий на поясе короткий дуэльный кинжал.
Лошадь Яцека рванулась и влетела в кусты, Яцек рвал поводья, но лошадь упрямилась, не шла, становилась на дыбы…
Зверь, подмятый рухнувшим конем, тоже потерял время, он выскочил из-под туши и присел в трех шагах от графа, готовый к прыжку. Шерсть на загривке у него дыбилась, глаза горели.
Побледневший граф переложил кинжал в правую руку и держал у бедра, готовясь ударить, а левую вытянул вперед, подставляя под сверкающие зубы и острые когти, чтоб перехватить бросок.
Зверь медленно, еле заметно пополз к нему, дюйм за дюймом, глядя прямо в глаза, будто гипнотизируя. Хвост его подрагивал, пасть ощерилась, приоткрывая клыки…
Тут из кустов с треском выломился спрыгнувший с коня Яцек и вскинул ружье. Уклоняясь от выстрела, зверь прыгнул, но прыгнул не на грудь, как ожидал граф, а в ноги. Тело его серой молнией метнулось низко над землей и сразу же отпрянуло. Граф вскрикнул и повалился. Несколько раз он ударил кинжалом в пустоту и, собрав все силы, рывком приподнялся. Он стоял на коленях с кинжалом в руке. Зверь лишь разорвал ему ботфорт от отворота до щиколотки и теперь вновь медленно полз, ближе и ближе…
Яцек подбежал ближе, сохраняя заряд и намереваясь стрелять наверняка. Зверь вскинул голову, подскочил и бросился от Яцека в кусты. Старый слуга с торжествующим криком выстрелил ему вслед, а граф, облегченно вздохнув, стал подниматься с колен.
– Собака…
И вдруг кусты раздвинулись и зверь вновь появился. Он выступал победителем, страшная морда его скалилась торжествующей ухмылкой.
Яцек вскрикнул от ужаса и, отшвырнув пустое ружье, выхватил из-за пояса широкий охотничий нож. Они с графом стали плечом к плечу.
Зверь остановился как бы в нерешительности, он давился хрипом, ярость пропитала его тело до кончика хвоста, но люди стояли стеной, сжимая кинжалы. И тогда зверь двинулся в сторону, он обошел кругом медленно поворачивающихся людей и приблизился к стонущему, бьющемуся, издыхающему коню. Вороной из последних сил рванулся от зверя, но тот одним прыжком оказался на нем и со страшным звуком, сочетающим лязг и чавканье, перегрыз коню горло. Кровь брызнула фонтаном, и волк стал жадно глотать ее. Он хлебал, поворачивая к графу и Яцеку окровавленную морду и сверкая глазами.
– А-а! – граф все же вытащил из ножен шпагу. – Яцек, за мной!
Он бросился к зверю, шпага дважды со свистом разрубила воздух, волк увернулся и отскочил к кустам. Он отяжелел от выпитой крови, глаза его стали более тусклыми, он зарычал и с сытым достоинством ушел в кусты.
Раздался топот. Мигулин и графские слуги подскакали. Они услышали выстрел, но не увидели ни волка, ни графа и, решив, что дело неладно, бросились на выручку.
– Проклятая тварь! Видели б вы его гнусную рожу! – кричал граф. – Мой конь! О, сволочь! Я отомщу тебе…
Губы графа дрожали, он был смертельно обижен.
– Давайте подумаем, как нам поймать этого выродка…
– Давайте. Но только подумаем. Вдруг он нас подслушивает, – ответил Мигулин.
– Прочешите этот овраг! – закричал граф слугам. Те бросились вперед, но, дойдя до кустов, они умерили свой пыл.
– Так мы его не найдем, – сказал Мигулин. – Скорее к карете.
Анжелика тоже слышала выстрел и велела остановить карету. Судьба вновь и в который уже раз вовлекала ее в какой-то дьявольский хоровод со стрельбой, скачкой и чудовищными завываниями по ночам. Когда-то (это казалось теперь далекой чужой жизнью) по ночам ее пугало рычание львов… «Господи, когда же это кончится?» – думала маркиза.
Подскакали разгоряченные, не остывшие после очередного приключения мужчины.
– Вы говорили, что он пошел за каретой, а как же вы объясните то, что он напал на меня? – кричал граф.
– Да откуда ж я знаю! – отвечал Мигулин.
– Итак, война! – объявил граф. – Он напал на нас, он объявил нам войну.
– Главное, чтоб он не напал на карету, – говорил Мигулин. – Надо выследить его. Мы начали войну по всем правилам военного искусства…
– Мы обороняемся, он нападает. Надо достойно встретить его очередную атаку.
– Надо выбрать позицию. Заставить его атаковать в чистом поле…
– Водный рубеж… Днепр… – вспомнил граф.
Спор и планы, которые строили мужчины, казались Анжелике бессмысленными. Они согласились на том, что будут оборонять карету, на нее же несколько раз глянули, как на пустое место. Это было обидно. Но она знала мужчин, знала, что пережитая смертельная опасность пробуждает в них инстинкт сохранения и продолжения рода, и потому боялась не столько зверя, сколько графа, на которого зверь сегодня напал. Нынешней ночью граф должен был вспыхнуть с новой силой, устроить новое представление.
На месте очередного ночлега Анжелика приняла ряд мер, предохраняющих ее от возможных посягательств ветренного юноши. Она велела разгрузить все вещи и сложить у порога самой дальней комнаты. Мигулин, о чем-то догадывавшийся по ее поведению, сразу же расположился у ее порога.
И все же нельзя было показать, что ты боишься, и Анжелика долго не ложилась спать, расчесывала волосы, просто рассматривала себя в зеркало.
– Граф Раницкий к вашему сиятельству, – доложила Жаннетта, выходившая в коридор по какому-то незначительному делу.
– Пусть войдет, – сказала Анжелика, давно готовая к такому повороту событий.
Граф вошел бледный, тихий, сдерживающий невольную дрожь:
– Добрый вечер, сударыня…
– Добрый вечер, граф, – ответила Анжелика, не поворачиваясь от зеркала.
Граф колебался, не мог подобрать слова. Для Анжелики, привыкшей видеть его отнюдь не таким скромным, это было ново. Она наблюдала за его отражением в зеркале и в то же время делала вид, что рассматривает себя, переплетает волосы.
– Присядьте, граф, – сказала она, когда молчание затянулось. – У вас сегодня выдался трудный день. Зверь напал на вас…
– Видели б вы его морду! – подхватил граф, и Анжелика с удивлением почувствовала, что он не играет, он искренен, он, действительно, напуган.
– Я знаю, что это такое. Мой муж устраивал королевские охоты…
– Клянусь, такого не видел никто! Видели б вы, как он полз ко мне, полз, глядя в глаза… Так палач смотрит на свою жертву…
– Это обыкновенный зверь, не более…
– О, нет! Это не обыкновенный зверь, маркиза. Это нечто… Этому нет названия…
Она поняла, что надо затеять спор и дать юноше возможность выплеснуть свою горячность.
– Вам могло и показаться…
– Мне не могло показаться! – с мукой в голосе воскликнул граф. – Погиб мой конь. Эта тварь пила его кровь и искоса смотрела на меня. Видели б вы, как она смотрела…
– Может быть, я покажусь вам жестокой, но подобные картины вызывают у меня довольно странные воспоминания, – стараясь сдержаться ответила Анжелика. – Коленом вы трогали колено вашей несчастной тетушки, а в это время поглядывали на меня. Как вы думаете? Почему именно эта сцена приходит мне на ум? Может быть, в них, в этих картинах, есть что-то общее?
– Вы не милосердны, маркиза! – воскликнул граф, становясь перед ней на одно колено. – Эльжебета – жертва. Она жертва своего, мужа, своего отца… Неужели вы будете и впредь попрекать меня родством с несчастной женщиной? Она не стоит вашей ревности, поверьте!
– Я вовсе не ревную. Я говорю о вас… – немного растерялась Анжелика, не ожидавшая такого маневра. – Вы только что говорили мне…
– Я говорил и не перестану повторять, что вы, ваша несравненная душа пробудили меня к жизни. К новой жизни! – воскликнул еще громче граф, пытаясь поймать ее руку. – Пожалейте, маркиза, я весь дрожу от страсти!..
– Может быть, от страха? – оскорбление невольно вырвалось у Анжелики, пытавшейся освободить свою руку.
Граф застонал сквозь зубы. Видимо, он хотел лишний раз упрекнуть Анжелику, посетовать на ее жестокость, бессердечие, несправедливость, но вместо слов он впился в ее руку; это было нечто среднее между поцелуем и укусом, от резкого движения светлые волосы графа рассыпались по ее руке, закрывая ее от кисти до локтя.
– Что вы делаете?..
Низкий, тоскливый, страшно знакомый вой раздался в ночи совсем близко и заставил Анжелику отдернуть руку.
– Черт! Он видит нас в окно!.. – заскрежетал зубами граф Раницкий. – От этого выродка никуда не скроешься…
Во дворе заржали, захрапели и завизжали кони. Вой приближался, он становился громче, яснее, казалось, что зверь воет прямо за забором. Захлопали двери. Яцек без шапки с блуждающим взором без стука заскочил в комнату Анжелики.
– Не можем, пан… Кони побесились… – пробормотал он.
Побледневший и даже позеленевший граф схватился за шпагу и бросился на улицу. Анжелика, помешкав, поднялась и пошла за ним, но в прихожей натолкнулась на Мигулина. Вместо того, чтобы посторониться, казак заступил ей дорогу и, оглядываясь через плечо, хмуро покачал головой.
– Огня! – крикнул во дворе граф.
Выстрелы осветили ночь. Графские слуги ударили из ружей по плетню. Полетели щепки, все заволокло пороховым дымом.
Вой оборвался. Несколько минут тянулась тягостная тишина, и вдруг злорадный вой зазвучал совсем близко, но с другой стороны поместья. Зверь издевался над стрелками.
Новые выстрелы загрохотали в ночи, и снова вой смолк, чтоб повториться с той стороны, откуда его не ждали…
Зажав уши, Анжелика пошла в свою комнату. «Это невыносимо…» – думала она.
Всю ночь трещали выстрелы и звучал перемещавшийся с места на место вой.
– Ты, скотина безрогая! Я тебе забью кол в глотку! – кричал доведенный до отчаяния граф. – Ты мне ответишь!..
Новый стонущий вой взмывал над смертельно перепуганным малороссийским хутором. Зверь не то жаловался, не то спорил с графом.
– И за коня ответишь!.. – кричал близкий к истерике граф…
Дикая какофония длилась всю ночь.
– Быстрее бы до Киева… – сказал утром осунувшийся Мигулин. Он тоже не спал ночь, был хмур и бледен.
Из хуторка выехали поздно: зверь убрался со светом, и людям решили дать отоспаться.
– Ночевать теперь будем в больших селах, – решил граф. – В маленьких хуторках он нас доканает…
Торопились в Киев, там хотели сделать дневку – люди выбились из сил, кони спали с тел, отдых был просто необходим. На волка уже не охотились, не устраивали засад. Ехали кучно, с оружием наготове, готовые в любую секунду стрелять. Лишь Мигулин не оставлял мысли подкараулить зверя.
– Вот будет Киев, – говорил он. – Там через Днепр две дороги: либо по мосту, либо вплавь…
К Днепру подъезжали в сумерках, и казак предложил заночевать, не доезжая до переправы, чтоб на следующий день перебраться среди бела дня и постеречь на берегу, пока все видно, не попытается ли зверь переплыть широкую реку…
Ночью, как и обычно, волк куролесил вокруг постоялого двора, распугав всех прочих постояльцев, которые с молитвами отсиживались в погребе, к утру стих. Всю дорогу до переправы Мигулин высматривал его в степи и никак не мог высмотреть.
На моту путешественников ждал неприятный сюрприз. Толпа богомольцев обступила стражников, которые в сотый раз рассказывали всем желающим, что город Киев ожидают великие беды, по всей видимости – мор и глад.
– А что ж такое? – спрашивали богомольцы. – За что?
– Нынче ночью вышел из степи огромный волк и по мосту прошел в город, мы и ахнуть не успели, – объясняла стража. – Дурная примета. Теперь жди беды.
Богомольцы крестились и спешили в город замаливать грехи.
Киев – мать городов русских – по мирному договору отходил к Польше, но московские войска из Киева так и не вышли. Отговоривались разными предлогами: то обнаружат в польских грамотах какое-нибудь бесчестие для государя и предков его, пропуски в многочисленных титулах, то потребуют, чтобы в Варшаве, в королевском дворце сняли бы со свода роспись, где с одной стороны изображен король с сыном и с панами-радою, а с другой – гетман польский гонит московские полки, царь и бояре взяты в плен и связаны. Теперь же, когда началась война, сказали московские бояре своим союзникам-полякам открыто: «Уступи вам Киев, а турок войдет в Украину, и Киев сделается гнездом для турецких войск».
Русские воинские люди, опираясь на укороченные алебарды-бердыши, встретили въехавших путников и подробно их обо всем распросили. Анжелика, не выходившая из кареты, заметила, как по какому-то непонятному знаку несколько людей сели на заранее оседланных лошадей, и, оглядываясь на карету и всю кавалькаду, скрылись в проулке.
– За нами следят, – сказала она Мигулину, когда воинские люди пропустили путников.
– Матвеев осторожничает, – отозвался казак.
Анжелика не поняла слово «осторожничает», но не стала просить графа перевести.
В Киеве, как и договаривались, устроили дневку. Город совсем не напоминал Москву. Был выше, чище, достойнее.
Слуги графа Раницкого тоже что-то заподозрили.
– Должен вас огорчить, маркиза, – со зловещей торжественностью сказал Анжелике граф. – За нами следят.
– Скорее всего – нас охраняют по инициативе боярина Матвеева, – утешила графа Анжелика. – Мы под его охраной. Кто посмеет?..
– Это могут быть обыкновенные грабители, – предостерег граф Раницкий.
– Вам ли их бояться… – отмахнулась маркиза.
Опасения графа оказались обоснованными. Когда на другой день путники выбрались из Киева, Яцек показал на группу всадников, выезжавших из соседнего предместья:
– Посмотрите, вельможный пан! Те люди за нами охотятся.
– С чего ты взял?
– Так вон тот, что первый, за нами вчера весь день подсматривал.
Мигулин, который по привычке начал высматривать волка, отвлекся, внимательно рассмотрел всадников, их было человек десять, и они являли собой причудливую сметь народностей и костюмов.
– Променяли кукушку на ястреба, – вздохнул Мигулин.
– Ну, эти хоть не оборотни, – легкомысленно сказал граф, но вовремя одумался и посерьезнел.
Весь день всадники ехали вслед за каретой и эскортом, но держались на почтительном расстоянии.
– Что это за люди? – спросила Анжелика Мигулина, с беспокойством оглядываясь на пылящих вдали конников.
– Меня больше беспокоит то, что мы не видим нашего старого знакомого – волка.
Между тем граф и его люди тоже стали нервничать. Все чаще оглядывались они на преследователей, непроизвольно хватались за оружие. Мигулин обратил на это внимание и указал на деревню, лежавшую чуть в стороне от дороги:
– Давайте свернем туда и посмотрим, что они будут делать. Проверим, что это за люди.
– Почему мы свернули? – спросила Анжелика.
– Нам пора отдохнуть, – успокоил ее граф.
Преследователи проехали мимо, но нагло поглядывали на путников, показывая свою заинтересованность и как бы обещая скорую встречу.
«Если преследующий нас зверь – дьявол, то это, несомненно, его слуги», – подумала Анжелика, разглядывая живописные наряды довольно пестрой кавалькады. Там были и европейцы, и азиаты, были оборванцы и богато одетые люди.
– В чистом поле встретят, – сказал Мигулин. – Подождите меня здесь.
Он поскакал вслед за проехавшими всадниками, скрывшимися за рощицей, и скоро вернулся.
– Остановились. Или за рощей ждать будут, или ночью попытаются нас прощупать. Ничего, постоялый двор здесь крепкий. Отсидимся, а там видно будет.
Ночью внезапно завыл исчезавший из поля зрения зверь. Граф и его слуги на этот раз не отвечали ни криками, ни стрельбой. Все замерли и ждали нападения. Нападения не произошло…
Утром Мигулин выехал на разведку и обнаружил за рощей следы поспешного бегства. Разбойники сбежали, испугавшись волчьего воя.
– Итак, путь свободен? – спросила Анжелика, когда Мигулин рассказал, что вчерашние преследователи исчезли.
– Они ведь не дети. Ночью их еще можно испугать воем, но днем… – возразил граф.
– У нас достаточно людей, – ответила Анжелика. – И, вдобавок ко всему, я еще не встречала разбойников, которые напали бы на вооруженных людей ради сомнительной добычи. Если б мы везли королевскую казну… У нас равные силы. Вперед!
Трезвый расчет подсказывал маркизе, что никакие грабители не нападут на нее при таком раскладе сил. Если же их, ее и спутников, преследуют, то это, возможно, продолжение каких-то личных дел графа. С этим молодчиком все могло случиться…
Мигулин, как и обычно, ехал первым. Граф со своими людьми тесной кучей замыкал небольшой отряд.
Глава 10
Нападение было подготовлено классически. Дорога шла через рощу. Толстое старое дерево нависало над проезжей частью. Мигулину оно показалось подпиленным. Не доезжая сотни шагов, он остановил всех, несколько мгновений вглядывался в кусты вокруг толстого искривленного ствола, а затем велел Крису заворачивать.
Как только Крис стал заворачивать лошадей, кустарник ожил. Какие-то люди выскочили из него на дорогу, затем метнулись обратно и через некоторое время появились уже верхом на лошадях. Крис, волнуясь, стегнул лошадей бичом раньше, чем надо было, и лошади, прянув, понесли карету по просеке, в сторону от дороги.
Местность оказалась довольно ровной. Лошади быстро скакали по просеке, карета раскачивалась и взлетала, как на волнах. Мигулин и граф со слугами скакали сзади. Преследователи догоняли их, но придерживали лошадей, опасаясь выстрелов в упор.
Роща внезапно оборвалась. Впереди открылось поле, речка с мостиком и деревушка с небольшим панским двором на краю.
– Туда! – крикнул Мигулин, указывая Крису на речку и мост.
Справа раздались крики и топот. Несколько разбойников проскакали по роще напрямую и теперь, немного обогнав карету, скакали наперерез.
Мигулин, свешиваясь с седла, подхватил под уздцы лошадь из передней пары и свистнул. Анжелика, достававшая шкатулку с пистолетами, повалилась на сидение, так как лошади рванулись с неожиданной быстротой и понеслись. В окно она видела, что разбойники, скачущие наперерез, не успеют преградить дорогу карете, а только отсекут графа и его людей. Граф, видимо, тоже понял это и поворотил коня, чтоб встретить преследователей лицом к лицу. Крик, треск и звон, раздавшиеся сзади, сообщили маркизе, что граф и его люди вступили в схватку.
Карета, подскочив два раза, прогудела по мосту и влетела в ворота чьей-то усадьбы.
– В дом! Быстро! – командовал Мигулин. – Отсидимся…
Хромой старик в богатом персидском халате бросился Мигулину навстречу. Казак что-то крикнул ему. Забегали люди, полетели перепуганные куры, надрывались лающие собаки.
Старик чуть ли не на четвереньках подскочил к выбирающейся из кареты Анжелике:
– Прошу вельможную пани в дом, – и не успела Анжелика пробежать до крыльца, он уже командовал. – Гей, хлопцы, завалить двери, мушкеты к окнам… Набег…
Крис и Майгонис стали распрягать и заводить мокрых от скачки лошадей под навес.
– Запереть ворота! – командовал хромой старик.
Жаннетта, наступив в спешке на край своего платья, повалилась в дверях, загораживая дорогу Мигулину.
– Вверх! Поднимись на верхний этаж! – кричал Мигулин Анжелике и показывал пальцем.
– Пан, еще скачут! – крикнул кто-то из хлопцев.
Поднявшись на второй этаж, Анжелика увидела в окно, что граф и его люди, все израненные и окровавленные, оторвавшись от бандитов, во весь опор неслись к воротам. За ними, чуть отстав, скакали напавшие разбойники.
Граф посреди двора спрыгнул с лошади и, поддерживаемый седым Яцеком, еле передвигая ноги, ввалился в дом. Слуги его рассыпались по двору, ища укрытия и готовясь защищаться.
Два местных хлопца успели закрыть ворота перед мордами лошадей нападающих. Но первый из скакавших заставил свою лошадь прыгнуть через низкий каменный забор. Мигулин выстрелил из дверей панского дома, и высокий гнедой конь рухнул, подняв тучи пыли. Хозяин его, высокий худой шляхтич, покатился по двору, но сразу же вскочил на ноги и выстрелом из пистолета сбил с казака шапку.
Налетели другие разбойники. Разом во всему подворью затрещала стрельба. Полыхнул флигель…
Спускаясь со второго этажа, Анжелика видела сквозь полураскрытую дверь одной из комнат, как Яцек перевязывал графа. Он снял с хозяина камзол, разорвал рубашку и теперь обматывал грудь немедленно пропитывающейся красным материей. Граф морщился, но сдерживал стоны. По тому, как намокала повязка и как двигался граф, Анжелика поняла, что колющий удар скользнул по ребрам и распорол юноше кожу на боку.
Яцек закончил перевязку, схватил свое ружье и, оставив графа сидеть у стены, выбежал на помощь обороняющимся.
Анжелика сбежала по ступенькам, распахнула дверь…
– Вы ранены?..
Она замерла, поперхнувшись своими словами, так как чуть не напоролась грудью на острие шпаги.
– Это я…
– Я вижу, – ответил граф, не отводя шпаги. – Очень хорошо, что вы спустились. Мне не придется подниматься…
– Что это значит?..
– Ко мне дважды подсылали убийц. Даже этот проклятый оборотень, который якобы следит за вами, на самом деле напал на меня. Теперь это открытое нападение… И вы еще спрашиваете, что это значит?
– Вы с ума сошли! Вы считаете, что это я подсылаю?..
– О, конечно, нет! Но не надо притворяться, ведь вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.
– Клянусь, я не понимаю…
– Мне некогда играть с вами в прятки. Я все знаю. Или я получу бумаги, которые вы везете в Турцию, или я вас убью. Не думаю, чтобы простушка Жаннетта смогла закончить порученное вам дело…
– Да вы бредите!.. У вас жар!..
Граф молча взял ее руку и приложил к своему каменно-холодному лбу.
– Значит, вы просто сумасшедший! – воскликнула Анжелика. – Как и вся ваша дегенеративная семейка…
Граф усмехнулся:
– Не выкручивайтесь. Или отдайте мне бумаги, или я убью вас…
Анжелика развела руками:
– Со мной нет никаких бумаг…
– Убью, – угрожающе придвинулся граф.
Пламя пожара отражалось на острие его шлаги, и по стене над окном метался кровавый зайчик.
И по тому, как скакало по стене это багровое пятнышко, Анжелика поняла, что рука юноши дрожит, что сам он в сомнениях.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – прошептала она, – но если это очередной прием обольщения, то… Колите…
Она рванула корсаж. Ее роскошная грудь, ранее сдавленная тесным платьем, буквально вывалилась из-за треснувшей материи.
– Колите же…
Граф поджал губы, капли пота выступили у него на лбу.
Анжелика почувствовала, как острие шпаги коснулось ее левого соска. Прикосновение оказалось скользящим и приятным. Неуловимыми движениями граф ласкал смертоносным металлом ее плоть. Она с удивлением обнаружила, что соски ее напряглись и налились призывным бордовым цветом. Сладкая дрожь возбуждения пробежала по спине. Она застонала.
– Я хороший фехтовальщик, маркиза, – хрипло сказал граф.
– Да… – прошептала Анжелика.
– Так что же будем делать? – еле проговорил граф, перенося острие к ее правому соску.
Закрыв глаза, Анжелика прислонилась к стене, грудь ее вздымалась, ноги сжимались до боли в коленях и терлись друг о друга. Она боялась, что сейчас не выдержит и сама бросится на графа:
– Прекратите… Я сейчас закричу… – простонала Анжелика.
– Тише… тише…
Бессильно скользнул вниз и ткнулся в пол ласкавший ее, красный от отраженного огня металл. Губы графа коснулись ее полураскрытых губ. Эти губы, опушенные редкими мягкими усиками, и твердый, шершавый и настойчивый язык графа ласкали ее рот неизъяснимо сладко и возбуждающе. Они уже прижимались друг к дружке и терлись…
– Отдайте… бумаги…
– Да нет у меня никаких бумаг…
– Не ври…
Она запрокинула голову, подставляя шею под его поцелуи…
Топот по коридору привел их в себя.
– Ну, что там?.. Прикройся… – граф отстранил Анжелику и сам открыл дверь так, чтоб проходила только его голова.
– Чего тебе?
– Пан… Вельможный пан, надо бежать… Флигель горит, сейчас дом загорится… – задыхался от бега Яцек.
– Тушите!..
– Не дают, стреляют…
– Так отбейте! – подсказала графу из-за спины Анжелика.
– Да! Так! – воскликнул граф. – Сейчас мы их погоним…
Ударом ноги граф распахнул дверь, на глазах остолбеневшего Яцека чмокнул Анжелику в соблазнительный сосок, галантно поцеловал руку и убежал.
– Какого черта вы копаетесь? Вперед, смелее! За мной! – донесся его голос от самодельной баррикады.
Опомнившись, Анжелика бросилась к себе в комнату. Жаннетта, увидев хозяйку в таком виде, всплеснула руками:
– О, сударыня! Вас хотели изнасиловать?
– Да, под страхом смерти…
Жаннетта взвизгнула и готова была упасть в обморок.
– Да замолчите вы, дуреха! – взорвалась Анжелика. – Истинное несчастье, что вы навязались на мою голову… Платье! То, цвета морской волны… И не отходите от меня ни на шаг. Пускать ко мне только слуг и господина Мигулина. Для остальных – мне нездоровится…
– А нас не…?
– К несчастью – нет, – съязвила Анжелика.
Стрельба снаружи усилилась. Из общего шума выделялся командный голос графа Раницкого. Приободренный граф разил врагов налево и направо.
– Приготовьте мне что-нибудь на ужин, – распоряжалась Анжелика, слегка удивленная, что при такой яростной стрельбе все окна в ее комнате целы.
– Что прикажете, сударыня?
– Чего-нибудь и побольше. Судя по всему, сражение скоро закончится, а победители обычно бывают страшно голодны.
Жаннетта засуетилась:
– Но здесь ничего нет.
– Так спуститесь к хозяину.
– Я боюсь, сударыня, там так стреляют.
– Бегом! – топнула ногой Анжелика.
Побледневшая Жаннетта метнулась вниз.
Оставшись одна, Анжелика глубоко задумалась. Нападавшие, кажется, имели претензии к одному лишь графу. В ее окно ни разу не выстрелили. Граф дрался на дуэли (это несомненно) в Немецкой слободе, в дороге ему прострелили шляпу. За ним, несомненно, охотятся. А он? Ему нужны какие-то бумаги… Впрочем, она не удивилась бы, узнав, что граф – просто сумасшедший.
Вернулась Жаннетта, а за ней перемазанный в саже хромой хозяин. Они стали сервировать широкий стол, стоящий посреди комнаты. Хозяин поглядывал на Анжелику с испугом и восхищением. Он был поглощен этим делом, как будто не его флигель горел, и огонь грозил перекинуться на все постройки.
– Что бы вы могли нам предложить, месье?
Хозяин виновато улыбнулся и развел руками, он ничего не понял.
– Жаннетта, позовите графа, пусть он переведет…
– Но, сударыня…
– Ах, да…
И все же, когда нападавших оттеснили, наверху у Анжелики все было готово к ужину. Крестьяне, прибежавшие из деревни, тушили флигель. Путники помогали им, но постепенно, один за другим, они возвращались в дом. Забрызганный своей и чужой кровью, граф, прыгая через три ступеньки, взлетел на второй этаж. Жаннетта, бледная, но решительная, закрыла дверь собой и еле проговорила:
– Госпоже нездоровится…
– Ах, ей нездоровится! Да она играет мной, как кошка мышью! – вскричал взбешенный граф. Он оттолкнул служанку и рванул дверь на себя.
Мигулин и Анжелика ужинали. Казак поднял удивленный взгляд на ворвавшегося графа.
– Ах, это вы, граф, – сказала надменно Анжелика. – Вы несколько неожиданно. Тем не менее прошу к столу. Жаннетта, прибор господину графу.
Жаннетта, старательно обходя графа, бросилась расставлять тарелки. Граф Раницкий молча сел на указанное ему место и с вызовом и ожиданием глянул на Анжелику. Она продолжала расспрашивать о чем-то Мигулина, с трудом подбирая редкие знакомые ей польские и турецкие слова.
– Странное нападение, – говорил Мигулин. – Потерь почти нет. Трое ранены, но легко…
– У меня исчез слуга, – хмуро вставил граф. – Северин…
– Как это «исчез»?
– Да так. Исчез и все.
Больше о столкновении не говорили. Анжелика спокойно вела беседу о разных мелочах, демонстративно уделяя особое внимание казаку; на графа она почти не смотрела. Граф Раницкий ковырялся в своей тарелке, не поднимая глаз. Зубы его были стиснуты, щека подергивалась. Анжелика, казалось, не замечала его напряжения. Мигулин же, наоборот, внимательно наблюдал за обоими.
Ужин закончился. У выхода граф задержался:
– Мне нужно сказать вам, маркиза…
– А с вами, сударь, мы поговорим завтра. И после того, как вы принесете извинения за вашу неостроумную выходку с оружием, – высокомерно ответила Анжелика и замолчала, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
– Чего ему надо? – спросил насторожившийся Мигулин, когда граф вышел.
Анжелика только вздохнула, отворачиваясь к окну.
– Может, я его… – Мигулин провел ребром ладони по горлу, – и делу конец?
– О, нет! Только не это!.. – поспешно сказала Анжелика, комкая в руках салфетку.
Мигулин ничего больше не сказал и стал устраиваться на ночь в коридоре, под дверью у Анжелики.
Ночь прошла спокойно, хотя вдали иногда слышались стрельба и волчий вой. Создавалось впечатление, что зверь гоняется за шайкой разбойников.
Анжелика все равно не могла уснуть. Тело ее непроизвольно прогибалось при каждом невольном воспоминании о событиях прошедшего дня, об объятиях и поцелуях графа, о его странных угрозах и опасных ласках острием шпаги. Анжелика ворочалась, вздыхала, и так же ворочалась и вздыхала в углу Жаннетта.
Утром Анжелика смогла взять себя в руки. В бледно-зеленом открытом платье выпорхнула она из своей комнаты, легко сбежала по лестнице к ожидавшей ее карете и как бы невзначай задержалась около ждавшего ее у главного входа графа. Граф тоже принарядился и выглядел очень торжественным и юным. Анжелика ждала извинений и дождалась их.
– Прошу прощения, маркиза, что осмелился острием шпаги щекотать вашу несравненную грудь, – выпалил граф и согнулся в поклоне.
– Выждав, когда он выпрямится, Анжелика влепила ему звонкую пощечину и сбежала к карете.
– Поехали!..
Слуги графа по привычке окружили тронувшийся экипаж, но Анжелика высунулась из окошка и закричала:
