Текст книги "Мое табу (ЛП)"

Автор книги: Анита Сандей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Они друзья с самого детства. – А теперь, возможно, не только. Я отмахиваюсь от этой мысли. Думать о Джереми иначе, чем о ребенке, по-прежнему кажется мне неправильным. – Они хорошо знают друг друга и целую вечность тренируются вместе.

– Эй, Люк! – кричит Джереми. – Не хочешь проверить, можешь ли ты еще отобрать у меня мяч?

– Похоже, мне бросили вызов, – обращаюсь я к тренеру. – Надо бы показать парню, что ему есть еще чему поучиться. Поглядим, получится ли у меня немного сбить с него спесь, а?

Он смеется.

– Ну, а мне пора уходить. Жаль, я не смогу выбраться на игру в воскресенье.

Внезапно рядом со мной появляется Стивен.

– Спасибо за тренировку, мистер Чарльстон, – говорит он. – Мы вас не подведем, честное слово.

– Ты молодец, парень, – говорит мистер Чарльстон. – Только помните, что главное – получить от игры удовольствие.

Я хлопаю Стивена по плечу.

– Уверен, с тобой мы увидимся до воскресенья.

– Уже завтра, мистер Люк. – Заметив в куче ярко-оранжевых тренировочных манишек укатившийся мяч, Стивен засовывает его подмышку и бежит к середине поля за Саймоном.

А я иду к Джереми, который, раскинув руки, пытается удержать мяч на макушке.

– Дай сюда, – говорю, и он позволяет мячу упасть между нами, но прежде чем я успеваю поймать его на ступню, перехватывает и начинает кружить с ним вокруг меня. – Нахальный мальчишка. Это ты сейчас улыбаешься, но погоди…

Я бегу за ним, пока он ведет мяч к воротам. Это наша игра – уже столько лет. В первые годы отбирать у него мяч не составляло труда. Я даже время от времени нарочно проигрывал.

Но теперь… теперь стало сложнее. Я знаю, что без пары серьезных финтов мне с ним не совладать.

– До первого гола, – говорю я, задевая мяч краем ступни ровно на том расстоянии от Джереми, которое требуется, чтобы у меня появился шанс забрать контроль над мячом. Если мне хватит скорости.

У меня почти получается. Но Джереми быстро возвращает себе преимущество: вильнув бедром, он меняет направление и уводит мяч за собой. Прием выполнен безупречно, и мне хочется его похвалить, но тут он произносит:

– Ну же, старик! Это все, на что ты способен?

Игра началась.

Так легко он у меня не отделается.

– Сейчас я покажу тебе старика.

Мы играем так минут двадцать и вскоре остаемся на поле одни. Низкое вечернее солнце согревает нам спины.

Завладеть мячом у меня получается дважды, однако оба раза, когда я готовлюсь забить, Джереми делает блок. Но больше этому не бывать…

Чувствуя, как по спине течет пот, я закатываю рукава до локтей. Джереми держит мяч под ногой и ухмыляется мне. От него до ворот – всего ничего.

– Не радуйся раньше времени. Ты еще не забил.

– Нет, но забью. Вот увидишь. – Он делает ложный выпад и подошвой утягивает мяч обратно к себе. Но на сей раз я к его трюку готов.

– Тебе просто повезло, Люк, – насупившись, сообщает Джереми, когда я выбиваю из-под его ноги мяч.

Приходит мой черед ухмыляться.

– А кто тебя обыграл? Вот этот старик. – Намереваясь забить, я веду мяч к дуге штрафной площади.

Джереми преследует меня по пятам, и я пытаюсь от него оторваться, но он слишком хорош. Впрочем, хвалить его я не намерен. Теперь-то мне ясно, что имел в виду тренер, сказав, что он нахальничает на поле.

– Если в следующие пять минут я смогу отобрать у тебя мяч и забить, – произносит Джереми, – ты купишь нам на ужин рыбу с картошкой-фри?

– Предлагаю вот что, – говорю я, подбираясь еще на несколько шагов ближе к воротам. – Если я проиграю, тогда куплю, но если забью, то ужин сегодня будешь готовить ты. От начала и до конца. У меня дома целый пакет грязной картошки, которую надо почистить для пастушьего пирога.

Я точно знаю, что парень ненавидит чистить картошку, и, когда он стонет, смеюсь. Но очень скоро его самонадеянность возвращается.

– Договорились, Люк. Я закажу себе рыбу, спринг-ролл и кукурузные блинчики. А на десерт – обжаренный шоколадный батончик.

Выждав момент, я резким движением огибаю его.

Джереми застигнут врасплох, и пока он чертыхается позади, я устремляюсь к воротам. С воплем цепляю мяч на носок и отправляю в сетку.

– Да! – Я даю перекладине пять. – Учись, пока я жив, парень!

Он догоняет меня и, схватившись за волосы, стонет.

– Черт. Ты не должен был… как ты… блин.

Я хватаю его в охапку и костяшками пальцев ерошу ему шевелюру. Потом, замерев, поднимаю нос в воздух.

– Чем это пахнет, а?

– Только не говори, что победой. Это такой отстой.

Я подбираю мяч.

– Нет. Но я чую запах пастушьего пирога.

– Может, реванш? – Он делает умоляющее лицо.

Я качаю головой. С меня на сегодня достаточно. Плюс – если учесть, что большую часть поединка мяч контролировал Джереми – рисковать было бы глупо.

– Это всего лишь картошка. Скажи спасибо, что тебе не придется массировать мои больные стариковские ноги.

Он морщит нос.

– Фу. Гадость.

Я смеюсь и перекладываю мяч в другую руку.

– Ну что…

Идем? Я поднимаю голову, и последнее слово замирает у меня на губах. На другом конце поля стоит Сэм и, засунув руки в карманы, улыбается нам. Половину его лица омывают теплые оранжевые лучи заходящего солнца. Высвободив обе руки, он аплодирует нам.

– Отличное шоу, парни.

– Какого. Хрена? – Джереми останавливается как вкопанный, потом шипит в мою сторону: – Что это у папы на голове?

– Ты про его волосы? – говорю я, не в силах отвести взгляд от Сэма и от плавной грации его широких шагов, пока он идет нам навстречу.

– Что с ними случилось? – Он начинает смеяться и по мере того, как мы приближаемся, смеется все громче. В его глазах блестят слезы. – Е-мое. Не может быть. Ирокез?

Я проглатываю усмешку.

– Не совсем.

– Но почти!

– Люк, – говорит Сэм и ловит мяч, который я бросаю ему. – Надо было мне догадаться, что ты собираешься забрать его с тренировки. Я приехал и увидел, что на парковке стоит твой пикап.

– Решил рассказать команде план насчет их важной игры.

Сэм подбрасывает мяч вверх. Пытается подхватить его на ступню, но роняет.

– Глядя на вас, кажется, будто это легко, – произносит он со смущенной улыбкой.

Джереми фыркает, подбирает мяч и начинает показывать отцу, как это делается.

– Ты выглядишь по-дурацки, пап.

Сэм, вроде, доволен, но я цепляю в воздухе мяч и кидаю его Джереми в голову.

– Парень, он выглядит просто отлично.

Из-за света сложно сказать, но, кажется, Сэм покраснел. У меня возникает острое желание обнять обоих моих ребят и притянуть к себе.

Разрешив себе чуть-чуть помечтать, я представляю, каково было бы не скрывать свои чувства, наклониться и прямо при Джереми поцеловать Сэма в губы.

И настолько растворяюсь в мечте, что следующую реплику Сэма не слышу.

– Прости, что? – Я стараюсь не дать глазам опуститься на его рот.

– Похоже, в этом раунде выиграл ты, – произносит Сэм, цепляясь большими пальцами за ремень.

Я снова отбираю у Джереми мяч.

– Естественно. – Потом плечом к плечу с Сэмом начинаю идти в сторону автостоянки. – Кстати, Джереми сегодня готовит нам ужин.

Джереми стонет.

 

Глава 11

Сэм

Когда Люк звонит нам и приглашает на ужин, Джереми с ворчанием плетется к двери, шаркая по полу так, что у меня сводит зубы.

– Поднимай ноги, – говорю я. – Сложно поверить, что ты так хорошо работаешь ими на поле, когда еле-еле можешь идти по ковру.

Джереми моргает, подняв глаза на меня.

– А? – Потом пожимает плечом, и мы выходим за дверь.

У Люка я, как всегда, не стучу, а просто распахиваю дверь, которую он оставил полуоткрытой.

– Люк?

– Я на кухне, – слышу ответ.

В воздухе плавают знакомые аппетитные запахи, и я следую за ними к столу, на котором стоят 2 больших пакета с картошкой-фри и жареной рыбой. Люка здесь нет, но я слышу, как он звенит чем-то на кухне.

Джереми испускает радостный вопль.

– Черт, Люк лучше всех. – Потом погромче, чтобы услышал Люк: – Ты наикрутейший!

– Я знаю, – отзывается он.

Джереми выдвигает стул и немедленно начинает разворачивать бумагу, чтобы добраться до поджаренного блаженства. Когда я тоже хочу было занять свое место, заходит Люк, и я, так и не сев, замираю. Он переоделся после того, как приехал домой: теперь на нем джинсы с низкой посадкой, майка и шлепанцы.

Я всегда мечтал о таком теле, как у него – подтянутом, крепком и в то же время не перекаченном, – и сейчас начинаю мечтать с новой силой. Просто он так здорово выглядит. Я, конечно, никогда не скажу мужчине такой комплимент. Но черт побери.

Пока никто не начал удивляться, чего это я пялюсь на увитые мышцами руки Люка, я концентрируюсь на рыбе в кляре, которая лежит на горке хрустящей картошки.

Но когда Люк тянется за картошкой, мой мозг опять отключается. Даже кисти его рук идеальны…

Я отталкиваю от себя эту мысль и выпаливаю первое, что приходит на ум.

– А каким образом Джереми отделался от готовки? Я прямо-таки предвкушал, как он будет страдать. – Я подмигиваю своему парню, который закатывает глаза, словно я самый отстойный отстой на земле, и, вздохнув, беру ломтик картошки.

Люк переводит взгляд с Джереми на меня и качает головой.

– В следующий раз я проявлю силу воли. Возможно, чистка картошки пойдет на пользу его характеру. – Он макает ломтик в выдавленную на бумагу лужицу кетчупа. – Но я соскучился по всему этому. И когда проезжал мимо «Fins», меня охватила такая ностальгия… – Он смеется над собой и показывает на наш ужин. – И вот, пожалуйста.

Его ямочки на щеках становятся незаметнее, однако они еще там, когда он поднимает глаза на меня. Мы встречаемся взглядами и словно заводим немой разговор, во время которого я признаюсь, что тоже скучал, что мне приятно, что Люку тоже нас не хватало.

Он кивает и делает вдох, заставляя свое настроение переключиться на что-нибудь более радостное.

– Ну что, Джереми, завтра последний день школы. Поздравляю тебя. – Усмехаясь, он поворачивается ко мне. – А какие безумные выходки запланировал ты?

– Так, ничего особенного. – Но это неправда. Завтра я сделаю совершенно сумасшедшую вещь. И я очень этого жду.

Мои пальцы жирные после картошки, и я вытираю их о штаны. Пробую рыбу и словно переношусь назад в прошлое, когда мы, сидя на берегу залива в Петоуни, впервые ели вместе рыбу с картошкой, и на нас накинулись чайки.

Я хмыкаю, вспоминая. Люк тогда страшно перепугался, чем довел нас с Джереми до истерики. Я перестал хохотать только после того, как Люк, насупившись, зажал ладонью мне рот.

Думая об этом, я как наяву ощущаю на губах прикосновение его крепкой ладони. Этот жест застал нас обоих врасплох, и если бы между парнями такое не было нонсенсом, я бы лизнул его руку, чтобы заставить отдернуть ее.

Но это было бы странно.

– О чем думаешь, Сэм? – спрашивает Люк, выжимая на бумагу еще чуть-чуть кетчупа.

По моей шее начинает расползаться неожиданный жар, и я стараюсь унять его.

– О… просто вспоминаю, как мы раньше так ели.

– А помните, – вклинивается Джереми, – как вы оставили меня в «Fins»? До сих пор не верится, как это вы забыли, что с вами ребенок.

Теперь и моим щекам становится жарко, и я рад, что Люк тоже краснеет.

– Нам очень жаль, что так получилось, – говорит Люк. – Просто мы с твоим папой увлеклись разговором.

– И пока не поняли, что тебя нет, успели проехать всего полквартала, – морщась, вставляю я.

Джереми как-то чудно смотрит на нас.

– Интересный, видимо, был разговор.

Да. Интересный. Вообще, это скорее была шутливая перепалка. Уже не помню на тему чего, но я все смеялся, и качал головой, и убеждал Люка, что он ошибается, пока тот настаивал, что я вру. И 20 минут или около того, пока мы с ним разговаривали, пролетели как 3.

– У тебя в детстве было столько классных моментов, а тебе надо было вспомнить именно это, – бормочу я.

Джереми качает головой. Потом поворачивается к Люку.

– Теперь ты, Люк. Какая у тебя история про рыбу с картошкой?

Люк откидывается на стуле, потом молча съедает ломтик картошки. Но уголки его губ ползут вверх, а ямочки на щеках становятся глубже. Он подбирает еще картошку и, глядя на нее, заговаривает:

– Я помню, как у тебя случилось пищевое отравление, Джереми. Утром ты съел что-то несвежее и, когда я принес домой ужин, едва взглянув на него, бросился в туалет.

Он забрасывает в рот ломтик картошки.

– Мы с твоим папой всю ночь по очереди прибирались после твоих приступов в ванной. То еще было зрелище.

– Фу.

Я смеюсь над Джереми, но не могу отвести взгляд от Люка. Пока я думаю о той ночи, случившейся два года назад, в голове всплывает другое воспоминание. Как Люк, ворочаясь и пытаясь найти удобное положение, спал на нашей кушетке. Я вышел из спальни, чтобы попить, и увидел, как он лежит, скорчившись в струящемся из окон молочном свете луны.

Я стоял на пороге гостиной и смотрел на него. Мне хотелось сказать, чтобы он встал и лег спать вместе со мной. Я даже успел шагнуть в комнату, но потом Джереми снова начало рвать, и Люк соскочил с кушетки и, очаровательно взъерошенный после сна, налетел на меня.

– Нужна помощь, да? – спросил он, предположив, что я только за тем и пришел.

Я просто кивнул, и мы вместе поменяли на кровати Джереми простыни и вытерли в ванной.

Люк бросает взгляд на меня.

– Теперь твоя очередь, Сэм. Расскажи нам, что тебе вспомнилось.

И я им рассказываю – со смехом, который развязывает во мне какое-то нежное чувство. Но, описывая, как птицы клевали Люковы пальцы, я смотрю только на Джереми. Я смотрю на него, потому что если повернусь к Люку, то неминуемо покраснею – а отвечать на вопрос, почему, я не хочу.

 

Глава 12

Джереми

Папа ведет себя странно. Вчера при виде его черного ирокеза у меня случилась гребаная истерика. Реально, даже слезы на глазах проступили.

Сначала я решил, что это шутка, что черный цвет смоется, но потом нашел в мусорке коробку от краски, а в ванной – гель с запахом меда, на который он потратил аж десять долларов. Крутовато для шутки.

Ладно, черные волосы можно списать на папино желание попробовать что-нибудь новое. Неважно. Мне-то оно ничем не вредит.

Но сегодня… сегодня происходящее стало беспокоить меня по-настоящему.

Я стою посреди кухни и, моргая, взираю на папу, который возится с шоколадом.

– Ужин скоро будет готов, – сообщает он.

Но мое внимание привлекает не шоколад – хотя десерт вместо ужина это для меня что-то новенькое, – а металлическое колечко, которое поблескивает под кухонным светом в его правом ухе.

– Какого хрена? – вопрошаю я и, уронив свое барахло на пол, подхожу ближе. – Скажи, что сережка не настоящая. Это ведь клипса, да?

Папа подмигивает мне.

– Неа. Сегодня днем проколол. Просто захотелось попробовать что-то другое.

Мне хочется сказать, что он выглядит чертовски нелепо, но потом у меня возникает мысль. Вдруг он вот таким странным способом пытается донести до меня, что нормально относится к тому, что я гей? Он же не знает, что это вранье. Точно. Наверное, мама поговорила с ним, и это его способ показать мне зеленый свет. В смысле, разве серьга не чистое гейство?

И я должен признать, что хоть он и выглядит странно, это типа как охерительно круто – то, что он делает, чтобы я почувствовал себя принятым.

Я кручу головой.

– Ты выглядишь, как неправильный панк, – говорю, потом усмехаюсь. – Но все равно почему-то клево.

Папа прекращает размешивать шоколадное тесто.

– Прошу прощения, – произносит он. – Кажется, пирсинг повредил мои уши. Мне послышалось, ты сказал, что я клевый.

Я краснею и пожимаю плечами.

– Может, тебе стоило подумать о необратимом ущербе до того, как ты пошел и воткнул себе в ухо иглу. – Дотянувшись до миски, я запускаю палец в шоколадную смесь и слизываю ее. Она густая, сладкая и с привкусом карамели. – Хотя мама обалдеет, когда узнает. – Я пытаюсь подчерпнуть пальцем еще, но папа шлепает меня по руке. – Она решит, что ты оказываешь на меня дурное влияние. Типа, вдруг я тоже захочу наделать дырок в ушах.

Выливая смесь в форму для выпечки, папа что-то бормочет себе под нос насчет того, что так далеко он не загадывал.

– Что? – говорю я.

Он поднимает взгляд.

– Твоей маме необязательно быть в курсе всего. И не вздумай делать дырки в ушах, пока тебе не будет шестнадцать. Как минимум.

– Я и так не стал бы прокалывать уши. Вот бровь, может, да. Или сосок.

Папа, смеясь, делает вдох.

– Поверь, сосок лучше не надо. Больно так, что просто… – Он замолкает, но я уверен, что он собирался сказать одно очень, очень нехорошее слово.

Я ухмыляюсь.

– А ты-то откуда знаешь? – Внезапно я понимаю, что не хочу слышать ответ, потому что папа притрагивается к груди, и до меня мигом доходит. – Не может быть. Ты и там себе проколол? Охренеть!

В этот момент на пороге кухни появляется Люк.

И одновременно происходит пара вещей. Папа становится красным, как свекла, и, заикаясь, просит, чтобы я перестал выражаться, а Люк уморительно застывает, как вкопанный, и говорит, весь такой сбитый с толку:

– Там? – Тут он замечает папино ухо, потому что начинает часто моргать. – Окей. Такого я точно не ожидал. – Потом, когда он вновь переводит взгляд на отца, его голос снижается: – Там? – повторяет он, словно до него только-только начало доходить, что серьга есть где-то еще.

Я щелкаю себя по соску под футболкой.

– Он спятил, Люк. – Папа сияет, словно это был комплимент. – Слетел с катушек. Тотально.

– Ладно, – говорит папа, улыбаясь Люку, пока тот заходит на кухню, – что я хочу знать, – он снова поворачивается ко мне, – так это, как прошел твой последний день в школе? И что ты получил за то задание по математике?

– Четыре с плюсом. И это, я считаю, неплохо.

На самом деле, это просто фантастика. Но хорошая оценка была просто бонусом. Настоящий приз я получил, когда нагнулся, чтобы поднять карандаш, а Сьюзи под партой раздвинула ноги.

На ней были белые трусики с крошечными подсолнухами, и я чуть не задохнулся, увидев, как ее рука прошлась по ноге. Когда я нашел карандаш, то провел ластиком по внутренней стороне ее бедер – почти до самого верха… Позже, во время обеда, мы с ней классно пообжимались, и мне типа как захотелось узнать, что случилось бы, если б я дошел до конца.

Может, я выясню это сегодня на вечеринке у Саймона.

– Чему ты там улыбаешься? – спрашивает Люк, встав рядом со мной и тоже положив локти на стол.

– М-м… ничему.

Он выгибает на папу бровь, словно ни капли не верит мне.

Я хлопаю его по спине.

– Тебе будет неинтересно, – поправляюсь я, а потом запускаю в действие план, который доставит меня на вечеринку. – Пап, сейчас зайдет Стивен. Можно, он останется на ужин?

Папа, который ставит десерт в духовку, краснеет и, разволновавшись, чуть не роняет форму, а потом обжигает руку. Он засовывает ее под холодную воду.

– Конечно. Стивен. Ужин… Отлично.

Люк, стоя рядом, покачивает головой, и я задаюсь вопросом, насколько далеко распространились новости о моем мнимом гействе. На секунду у меня возникает неприятное ощущение, словно я делаю что-то очень плохое. Отчасти, оно так и есть. Типа как. Но я никогда не говорил ложь напрямую – и не скажу. Все выводы они сделали сами, так что в итоге в дурачках останусь не я.

Но тошнота в животе все равно не проходит.

Впрочем, она длится лишь до тех пор, пока я снова не представляю трусики Сьюзи. Так что я не выпаливаю, что на самом деле я вовсе не гей.

Почувствовав на себе Люков взгляд, я поворачиваюсь и вижу, что он внимательно рассматривает меня.

– Как Стивен? – интересуется он.

– Нормально. Но можешь за ужином спросить его сам. – Я кошусь на духовку. – Или лучше сказать во время десерта?

– Если я приглашен, – говорит Люк, снова бросая взгляд на моего панка-папашу.

– Можно подумать, ты когда-нибудь бываешь не приглашен. Когда мы в последний раз ели не вместе? – Услышав, как Стивен стучит и робко спрашивает, есть ли кто дома, я ухожу открыть дверь. – Заходи, – говорю я и затаскиваю его внутрь. – Слушай, только не пугайся, когда увидишь моего папу, окей? – Я понижаю голос. – Он выбрал довольно странный способ показать мне, насколько его не парит все это гейство.

– Чувак, – говорит он, скидывая кроссовки – на что я сам чаще всего забиваю, – они оба не возражают? И мама, и папа? Блин, ты ведь даже не гей. Это нечестно.

– Погоди, сейчас увидишь его и тогда решишь, хочешь ты себе такого отца или нет.

Поиграв бровями, Стивен с надеждой интересуется:

– Ну так что, сегодня мне можно засунуть тебе в горло язык?

– Отвянь. Ничего такого не будет. – Я закидываю локоть ему на шею и тащу к папе и Люку.

– Здравствуйте, мистер Сэм. Мистер Люк. – Что мне нравится в Стивене, так это его обходительность с чужими родителями. Папа и Люк целую вечность уговаривали его называть их по именам, но Стивен утверждал, что это невежливо, и в итоге они сошлись на мистере Сэме и мистере Люке. Иногда я ради прикола тоже называю их так.

– Мистер Стивен, – как всегда произносит Люк.

Стивен кивает, но его внимание сосредоточено на папином полу-ирокезе и серьге в ухе.

– Мистер Сэм, новый имидж. – Он явно думает о чем-то еще, но о чем именно я узнаю только после того, как мы перемещаемся в мою комнату.

Лучше бы я заткнул уши.

– Теперь он DILF. (сокращение от daddy I’d like to fuck – папочка, которого я бы трахнул – прим. пер.)

Я швыряю подушку туда, где он лежит, развалившись, у меня на кровати.

– Фу. Никогда, никогда, никогда больше не говори так!

Стивен ржет.

– Серьезно, – говорит он, – это круто, что с тобой можно трепаться на такие темы. Никто больше не знает. Но я думаю, что скоро намекну маме с папой. О… не хочешь помочь мне пообниматься перед ними?

Я бросаю в него и вторую подушку.

– От одной только мысли об этом мой крошечный член заползает внутрь тела.

– О-о, как сурово. Ты еще пытаешься залезть в трусики Сьюзи Ливингстон?

– Как и она в мои. – Я ловлю обе подушки, которые он кидает в меня. – И кстати… ты же помнишь, что надо сказать за столом?

Он закатывает глаза.

– Да помню я, помню. Ты очень плохой мальчик, Джереми.

 

Глава 13

Люк

За ужином – то есть, во время десерта – я не знаю, на чем сконцентрироваться. Мое первое побуждение – смотреть на Сэма, на его ухо и грудь, и гадать, заведет ли меня его второе колечко так же сильно, как первое.

Но еще меня тянет понаблюдать за ребятами. Не то чтобы у меня был самый точный гейдар на земле, но вот удивительно: до сих пор он не улавливал от Джереми ни малейших сигналов.

При более тщательном рассмотрении я замечаю в поведении Стивена пару вещей. То, как его взгляд медленно сканирует Сэма, и то, как он заливается краской, когда мистер Сэм ему улыбается.

Но он уделяет ноль внимания Джереми, и что-то во всем этом настораживает меня. Разве теперь, когда Стивен знает, что это сойдет ему с рук, он не должен глазеть за столом на своего бойфренда?

– Вечером схожу к Саймону на вечеринку в честь конца учебного года, – говорит Стивен, когда Сэм спрашивает о его планах на остаток недели. – Потом, наверное, буду просто тусоваться… с друзьями. – Тут Стивен оглядывается на Джереми. – Ты сегодня тоже идешь?

Джереми качает головой.

– Не. Насколько я помню, папа хотел, чтобы мы с ним сходили в кино.

Сэм подскакивает на стуле. Он явно забыл о своих придуманных планах.

– Ах да… – Он смотрит на своего сына и Стивена. – Знаешь, если хочешь, то можешь пойти.

Джереми оживляется.

– Правда?

– Ну… да, – отвечает Сэм. – Только смотри, будь осторожен. – Он краснеет, пока говорит это, и я проглатываю смешок. – И я не хочу, чтобы ты оставался там ночевать, – прибавляет он. – Будь дома в одиннадцать.

***

– Значит, ночевки для него под запретом, да? – спрашиваю я после того, как Джереми и Стивен уходят, а мы с Сэмом устраиваемся перед телевизором на диване и включаем кино, где какая-то женщина-мстительница крушит все подряд.

Сэм смотрит в экран. Его лицо освещают всполохи синего и зеленого.

– Если ты думаешь, что у меня проблемы с гей-сексом, то это не так.

– В самом деле? – Я выгибаю бровь.

Покраснев, он поводит плечами, потом напускает на себя строгий вид.

– Просто он еще слишком юн – для любого секса.

– Согласен. – Я понимаю, о чем он. Страшно представить, что мальчик, которого я помогал растить, ведет половую жизнь. – Когда он уходил, я сунул ему в руку пару презервативов, – говорю я, возвращая внимание на экран. – Не потому, что хочу, чтобы он пошел и занялся сексом. Просто… просто я бы предпочел, чтобы он был в безопасности.

Я надеюсь, что, сделав это, не пересек черту. И облегченно вздыхаю, когда Сэм говорит:

– Слава богу. Мне это и в голову не пришло. – Он содрогается. – Знаешь, если вдуматься, это так странно. Все должно быть наоборот. Это у меня, как у взрослого, должна быть интимная жизнь.

– Ну… – Мне тошно, но я заставляю себя улыбнуться. – Может, на свидании в пятницу тебе повезет. – Потом добавляю (улыбаясь более искренне): – Прическа с серьгой наверняка ее впечатлят.

Сэм вспыхивает и утягивает к себе плед, которым я накрыл свои ноги.

– Это все на самом деле не я. Но ненадолго пусть будет.

– Думаю, ты успеешь воспользоваться преимуществами своего нового облика.

Он закрывает глаза и, улыбаясь, откидывает голову на диван.

– О, да.

И его улыбка в сочетании с тем, как он вытянулся – ноги на краю журнального столика, на коленях собрался складками плед, футболка растянута поперек груди, показывая бугорок на соске, где заклеен пластырем пирсинг, – все это и еще вздох, который он испускает, отправляет вероломный сигнал прямиком ко мне в пах.

Мой член становится болезненно твердым, а бугор в моих джинсах – более, чем очевидным. Но никакого количества отвратительных мыслей не хватит, чтобы отвлечь меня от созерцания прекрасного вида напротив.

Схватившись за уголок пледа, я тяну его на себя. Но стоит мне прикрыть бедра, как Сэм открывает глаза и с дерзкой усмешкой дергает плед обратно к себе.

Когда он делает это, ткань задевает чувствительную выпуклость у меня между ног, и это настолько приятно, что мне хочется сцепить руки за головой, застонать и толкнуться бедрами вверх, чтобы он сделал так снова.

Конечно, я сдерживаюсь. Наклонившись вперед, я упираюсь локтями в колени и сцепляю пальцы в замок.

– Знаешь, я, наверное, двину домой. – Отвернувшись от него, я медленно поднимаюсь.

Сэм смеется.

– Если только у тебя запланировано жаркое свидание, о котором ты умолчал. В противном случае посади свою задницу обратно на место. Мне надо отвлечься, и ты не бросишь меня одного.

Я смотрю на него, и он закусывает губу.

– Я буду сидеть тут и волноваться, пока Джереми не вернется домой, – признается он. – Мне бы хотелось, чтобы ты поволновался вместе со мной.

Вздохнув, я снова сажусь. Я тоже волнуюсь. Так было и будет всегда.

– При условии, что я получу назад плед, – говорю я, пытаясь утянуть его обратно к себе.

Он качает головой.

– Как насчет разделить его на двоих?

Мне приходится сесть ближе, чем раньше, и хотя между нами еще остается около дюйма, я все равно ощущаю, как его тепло ласкает мой бок, пока я пытаюсь найти в себе мужество распрощаться с надеждой и просто наконец-то обо всем ему рассказать.

Но каждый раз, когда я открываю рот, оттуда ничего не выходит, и я опять его закрываю.

Спустя какое-то время Сэм начинает ерзать. Он берет пульт, выключает телевизор, и мы погружаемся в густо-синюю темноту.

– Скучное кино, – говорит он, затем поднимается на ноги. – У меня есть идея получше.

– Какая?

Сэм зовет меня за собой, и мы уходим на кухню, где он достает бутылку бурбона.

– Давай выпьем. А потом сыграем во что-нибудь – в настольную игру, например.

Я открываю бутылку и нюхаю ее содержимое. Пахнет противно.

– Оставь эту гадость здесь. – Я киваю на дверь. – Бери ключи и идем.

Мы переходим ко мне, где я нахожу бутылку относительно приличного виски. Я наливаю нам по бокалу, и мы садимся за мой массивный обеденный стол.

– Во что ты хочешь сыграть?

Сэм часто моргает и в один глоток выпивает половину бокала.

– Как насчет «Табу»?

Вспомнив о его списке, я замираю и начинаю гадать, почему из всех моих игр он назвал именно эту.

– Или… не знаю. Можно просто перекинуться в карты. – Он пожимает плечом.

Я выпиваю виски до дна. Потом ухожу и возвращаюсь с пыльной коробкой «Табу».

– Давненько в нее не играли, да?

– Ты даже не представляешь.

Какое-то время он рассматривает ее. В его глазах медленно загорается свет, а на лице, когда он поднимает взгляд на меня, появляется нечто, почти похожее на голодное возбуждение. Но потом он хмурится и, качнув головой, допивает остатки виски.

– Ты когда-нибудь… думал об этом?

– О чем? – Я наливаю нам еще по бокалу.

– О том, каково это не с женщиной, а с мужчиной? – Сэм опускает свои темные, обрамленные густыми ресницами глаза на стол между нами.

Я сглатываю, потому что наступил момент истины, и откладывать его я больше не в силах.

– Сэм, – говорю я. – Мне надо кое-что прояснить. Видишь ли, я…

Но он, смеясь, перебивает меня.

– Можешь не говорить. Я знаю, что ты натурал. Просто стало интересно, не приходила ли эта мысль тебе в голову. Может, хотя бы раз.

Я не знаю, как мне теперь продолжать. Такое ощущение, будто мир не хочет, чтобы я сказал Сэму правду. Ну, возможно, дело в другом, но я знаю, что все равно использую это как оправдание. Что глупо и делает меня трусом, но я не могу с собой совладать.

– Ты знаешь, что я натурал?

– Ну а кто же, – говорит Сэм со смешком. – Я никогда ни на секунду и не думал иначе. Это был… просто вопрос.

Я молчу. А потом:

– Конечно. Я думал о том, каково это с парнем. – Каждый день. Всю свою жизнь. – А ты?

Он краснеет, и после его следующих слов у меня снова встает.

– Не знаю. Не то чтобы… Может быть.

– Ну, если ты хочешь попробовать… мы определенно можем попробовать это вместе.

О черт.

Я ведь не сказал это вслух? Пожалуйста, только не вслух. Это все виски. Не я.

Больно ущипнув себя за бедро, я приказываю себе заткнуться и больше не позволять своему члену контролировать рот. Но он не желает прислушиваться ко мне. Даже когда я вжимаюсь в стул, он тянется вверх, страстно желая услышать Сэмов ответ.

– Ты ведь шутишь, да? – Сэм смеется. Потом медленно отпивает виски, глядя на меня поверх края бокала. Его взгляд гуляет по моему лицу и груди. Виски проливается мимо его рта и течет по подбородку на стол. – Черт. Извини. – Он вытирает лужицу рукавом, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня.

А жаль. Может, тогда он увидел бы на моем лице правду, и мне не пришлось бы ее говорить.

– Все нормально. – Я беру свой бокал, уговаривая себя ничего больше не говорить. Но слова вырываются сами. – И я не шутил.

 

Глава 14

Джереми

Всю дорогу до Саймона я борюсь со смущением, которое охватило меня, когда Люк дал мне презервативы. Стивен спрашивает, чего я так покраснел, но я только пожимаю плечом, выхожу с ним за спиной из автобуса и перехожу через дорогу.

Когда Саймон, усмехаясь, впускает нас в свой гараж, мы готовы к нескольким часам отжига. Ну, я готов. Стивен, судя по виду, нервничает. Он даже не может встретиться с Саймоном взглядом.