Текст книги "Мое табу (ЛП)"

Автор книги: Анита Сандей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– На ночевку? А там будут девочки?

Джереми заикается, у него дергается глаз, и я уже знаю, каким будет ответ. Люк тоже. Иначе он бы сейчас не качал головой.

– Не получится, Джереми. Твой папа сказал мне, что в тот вечер хочет сходить вместе с тобой в кино и отпраздновать окончание учебного года.

– Придумаешь тоже, Люк, – отзывается Джереми. – Чтобы папа что-то спланировал? Да никогда. – Мой мальчик оглядывается на меня и выгибает бровь с таким видом, словно уверен, что слова Люка – неправда. Вздохнув, он берет карандаш и начинает рисовать на тетрадной странице каракули. – В смысле, да, девчонки ненадолго тоже придут, но они все из нашего класса.

Все из их класса… с которыми он ежедневно встречается и о которых, без сомнения, фантазирует… да, потому что о них можно не беспокоиться…

– Люк не обманывает, – говорю я, ощутив потребность его защитить. – Мне дали отпуск, и я хочу, чтобы мы куда-нибудь вышли. Прости, Джереми, но мой ответ на ночевку – нет.

Джереми, судя по виду, готов возразить, но затем он оседает на стуле и резко кивает.

– Ну и ладно. – Не глядя на нас, он начинает торопливо собирать свои вещи. Потом бормочет: – Пока. – И уходит.

Подавив вздох, я встаю и пытаюсь придумать для него какое-то объяснение. Но Люк тоже встает, огибает стол и, поймав меня за руку, не дает мне догнать его. Соскользнув, его пальцы оставляют на моей коже мурашки. Что напоминает мне, какая тьма времени прошла с тех пор, как ко мне прикасались.

Но это скоро изменится. У меня же есть список вещей, которые надо сделать до тридцати…

– Так что ты читал? – спрашивает Люк, и в его голосе слышится смех.

Качая головой, я собираю наши тарелки.

– Ты не знаешь, когда отступиться, да?

Он забирает у меня тарелки. Наши пальцы нечаянно соприкасаются, и он их отдергивает.

– Я сам, – произносит он. – В конце концов, ты же готовил.

Я терпеть не могу мыть посуду, поэтому такое соглашение меня очень даже устраивает. Когда он тянет тарелки, я осознаю, что так и не отпустил их, и быстро убираю руки.

– Хочешь, сыграем в настольную игру? – спрашивает из кухни Люк.

Я качаю на пустой стол головой.

– Уже, наверное, поздновато. – Потом приказываю себе прекратить быть таким рассудительным. Я же хочу в следующие пару недель оторваться. – В смысле, что у тебя на уме?

– Как насчет «Табу»? – Его голос звучит сзади так близко, что слова отскакивают от моей шеи, и я дергаюсь в сторону.

– Табу? – повторяю я и думаю не об игре… а о чем-то совершенно другом.

Люк наклоняется, чтобы вытереть со стола, по всей поверхности которого каким-то образом разлетелись частички еды.

Я костерю себя за то, что сделал спагетти. Почему нельзя было приготовить блюдо, которое гарантированно не разведет беспорядка? Например… например…

Под толстовкой Люка бугрятся спинные мышцы, задница ходит туда-сюда. Я моргаю, скребу в затылке и делаю шаг в сторону коридора. Внезапно идея пойти домой и быть рассудительным кажется самой лучшей идеей на свете.

– М-м… – говорю я. – Разве для этой игры не требуется большее количество игроков?

Закончив со столом, он поворачивается ко мне и пожимает плечами.

– Почему бы не сыграть нам вдвоем? Мы можем подкорректировать правила.

У меня в буквальном смысле вырубается мозг, и я слышу свой нервный смешок. Завтра утром я пойду на работу. Не ради работы, а чтобы наконец-таки пригласить Ханну сходить со мной на свидание.

– Слушай… – Я зеваю, надеясь, что мой зевок не выглядит слишком наигранно. – Наверное, все-таки с меня на сегодня хватит.

Люк кивает.

– Окей. Ты сказал, что завтра свободен?

– Угу.

– Я хочу проверить то новое китайское заведение, которое открылось на Куин-стрин, – произносит он, выходя вслед за мной в коридор.

– Там может быть немного дорогова… – Я проглатываю остаток фразы. – А вообще, да. Давай.

Я спешу к двери, на ходу вспоминая все самое скучное в математике и стараясь не думать о… Господи, мне надо срочно с кем-нибудь переспать.

За мгновение до того, как я успеваю сбежать, Люк меня догоняет. Он открывает дверь, и в свете лампочки над крыльцом я вновь улавливаю в его глазах нечто новое.

– Ладно, – говорю я и, прислонившись к дверному косяку, скрещиваю лодыжки. – Говори, что означает это выражение у тебя на лице?

Он проводит ладонями по лицу, словно может стереть это нечто, но оно вместе с ямочками у него на щеках становится только заметнее.

– Серьезно, о чем ты мне не рассказываешь? У тебя такой вид, словно ты выиграл в лотерею.

Его улыбка становится шире.

– Завтра за обедом, может быть, расскажу.

Оставив его смотреть себе вслед, я отправляюсь домой. В комнате Джереми горит свет, и из-за двери доносится негромкий ритм музыки. Постучав, я говорю ему, чтобы ложился спать. Завтра школа.

Когда музыка выключается, в доме становится тихо. Я не знаю, чем мне занять себя. Сконцентрироваться на «Мельнице на Флоссе», последней книге из моего списка, не получается.

Я наливаю бурбона и начинаю расхаживать из угла в угол. Что я на самом деле делаю, так это пытаюсь понять, почему Люка распирает от счастья. Дело в том, что я, кажется, знаю причину, но не уверен, как я к ней отношусь.

Он наверняка с кем-то познакомился в Окленде. С женщиной. Это что-то новое… черт, оно страшно напоминает влюбленность.

Я допиваю бурбон и наливаю еще. Я с самого начала ждал, когда это случится. Я знал, наша дружба не вечна… мне повезло, что она продлилась столько, сколько продлилась. Просто Люк… он замечательный. Естественно, он кого-то нашел.

И завтра он мне расскажет о ней.

Я делаю глоток.

Вряд ли я смогу спокойно выслушать эту новость. Черт, мне так грустно от мысли, что я его потеряю. Я знаю, мы по-прежнему будем называться друзьями, но наша дружба перестанет быть прежней. Рядом с ним всегда будет она. Его внимание будет направлено на нее. Потом он переедет. Обзаведется детьми. Поначалу мы будем периодически видеться, потом все сведется к редким емейлам, к открыткам на день рождения и Рождество… а потом не останется ничего, кроме воспоминаний.

Я допиваю стакан.

Пока я не привыкну к этой мысли, я буду уклоняться от его попыток рассказать мне о ней. Просто… просто мне нужно немного времени.

Захмелевший, я перехожу к письменному столу и, испытывая необходимость отвлечься, принимаюсь искать в его ящиках свой список вещей, которые надо сделать до тридцати. Я не прикасался к нему несколько месяцев, но уверен, что он где-то здесь…

Я переворачиваю все вверх дном. Списка нет.

Я вздыхаю. Наверное, нечаянно выбросил.

Качая головой, я достаю блокнот и составляю список по-новой. Часики тикают. Завтра я начинаю…

 

Глава 5

Люк

В семь тридцать утра я захожу к Сэму с набором гантель. Начинаю было класть их на стол, но он протестующе стонет, и тогда я оставляю гантели на полу в углу комнаты.

В дом врывается Сэм. После пробежки по его раскрасневшемуся лицу течет пот. Он вытирает лоб, и привалившись к кухонной стойке, переводит дыхание.

– И ты бегаешь вот так каждый день? – хрипит он.

Я смеюсь и ухожу за стаканом воды. Он залпом его выпивает.

– Но я прямо-таки взбодрился, – говорит он потом. – Думаю, я могу привыкнуть к тому, что не надо ходить на работу.

Я фыркаю.

– Угу. Понимаю тебя.

Он смотрит на меня поверх пустого стакана. Я стою напротив и не делаю ничего, только смотрю на него, тоже прислонившись к столешнице.

– Когда именно заканчивается твой академ? – спрашивает он.

– Сегодня утром я переговорю со своим боссом. Она уже знает, что я вернулся в Веллингтон. Думаю, начну со следующего учебного года.

– Логично. – Сэм стаскивает с себя мокрую от пота футболку и идет к ванной. Я провожаю его, правда, только до двери. Он бросает футболку в корзину со стиркой и смотрит на мое отражение в зеркале. – Как думаешь, нас не начнет тошнить друг от друга, если мы теперь днями и ночами будем зависать вместе?

У меня перехватывает дыхание, и я улыбаюсь. Черт, меня – точно нет.

– Поживем – увидим.

Он смеется и поддевает большими пальцами резинку беговых шорт.

– Ладно, я в душ. Ты не против выгнать ленивую задницу Джереми из постели?

Я закрываю дверь в ванную и глупо улыбаюсь себе под нос. Как будто мне может надоесть проводить с ним большее количество времени. Напротив, я давно об этом мечтаю. О времени наедине с ним, которое не прерывалось бы постоянно, скажем так, жизнью.

Сэм начинает напевать, и я, решив задержаться еще ненадолго, чтобы послушать, чувствую, как его голос, вибрируя, проникает сквозь дверь и под мою кожу. Содрогнувшись, я неохотно отхожу и бреду к спальне Джереми. Чтобы не опоздать в школу, эта ленивая задница должна была подняться еще тридцать минут назад.

Дверь слегка приоткрыта, и я распахиваю ее.

– Соня, пора встава…

Твою мать!

Я хватаюсь за ручку и захлопываю дверь.

Джереми ругается, как моряк, я – мысленно – тоже, пока торопливо убегаю по коридору на кухню. Черт. Есть такие занятия, свидетелем которых лучше не становиться. Никогда, ни при каких обстоятельствах. И одно из них, стоящее чуть ли на самой верхней строке, – утренняя мастурбация сынишки твоего лучшего друга.

Я распахиваю холодильник. Плевать, что сейчас семь тридцать утра. Я хочу пива.

Увы, но в холодильнике почти ничего нет, кроме початого пакета молока, яиц и кусочка сыра. Я беру молоко и пью прямо из пакета.

Минутой позже на кухню заходит Джереми – одетый и красный, как рак. На меня он не смотрит, а я не смотрю на него.

Тишина между нами такая напряженная, что слышно пение Сэма. Внезапно мне начинает казаться, что он моется целую вечность, хотя едва ли он находится в душе больше пары минут.

– Ты это… хочешь омлет? – натянуто интересуюсь я.

– Фак, – произносит Джереми, и я думаю о том, что сейчас один из тех случаев, когда мат пришелся как нельзя к месту. Покосившись на меня, он ссутуливается на стуле. – Можешь не говорить папе, а?

– Омлет так омлет, – отвечаю я. Ставлю на плиту сковородку и сбрызгиваю ее маслом.

Эта неловкость – наихудшего типа. Без сомнения, для обоих из нас. И я не вполне уверен, как повести себя. Что я могу или должен сказать. Я бы предпочел промолчать, но мне не хочется, чтобы Джереми счел, будто он делал что-то плохое.

– Слушай, парень, мы все тут мужчины. И все занимаемся этим, окей? – Я разбиваю яйцо, но сковородка еще недостаточно раскалилась. – Просто в следующий раз запирай дверь на замок, хорошо?

Он что-то бубнит и отворачивается к окну, ясное небо за которым обещает солнечный день.

Когда завтрак готов, на кухню наконец-то заявляется Сэм. На нем коричневые слаксы и горчичного цвета рубашка, рукава закатаны до локтей. Он выглядит хорошо. Очень хорошо.

– Ты чего так нарядился с утра? – спрашиваю я, раскладывая омлет по тарелкам.

Он пожимает плечом, но я успеваю заметить вспыхнувший на его скулах румянец.

– Просто ты редко видишь меня по утрам без рабочей одежды. Но… я нормально выгляжу?

Еще как. Настолько, что мне хочется осыпать поцелуями и попробовать на вкус каждый уголок твоего тела.

– Да, вполне.

Сэм берет тост, только что выскочивший из тостера, мажет его маслом и кладет рядом с тремя тарелками.

– Осторожнее, – говорит мне он, когда мы рассаживаемся за шатким столом. – Я ведь могу и привыкнуть к таким утрам.

В комнату проникают солнечные лучи, и меня омывает теплом, и я думаю, что, наверное, ощутил бы тепло, даже если бы солнце не появилось.

Джереми сметает свой завтрак и даже не поднимает глаз, когда отталкивается от стола. Его тарелка со звяканьем падает в раковину, потом он шаркает по полу, и у Сэма дергается челюсть.

– Помой за собой посуду, – начинает Сэм, но я его останавливаю.

– Я сказал, что сегодня помою сам.

Джереми чувствует облегчение. Я вижу это по тому, как у него опускаются плечи.

– Да. Спасибо, Люк, – произносит он. Потом говорит отцу: – Сегодня я приду поздно – после школы мы со Стивеном засядем у мамы. Я оставил там проект, над которым мы с ним работаем.

Сэм кивает.

– Конечно. – Его руки дергаются, словно он хочет обнять Джереми, но больше не смеет. У меня возникает желание взять его за руку, переплести наши пальцы и крепко их сжать. – Подбросить тебя?

– Не, – отвечает Джереми и уходит.

Я перевожу взгляд на Сэма и вопросительно выгибаю бровь.

– Это не круто, – объясняет он, пожимая плечом. – Он с большей охотой поедет на автобусе, чем со мной.

– Пока меня не было, он стал настоящим подростком.

Сэм откидывается на спинку стула и со вздохом поднимает взгляд к потолку.

– Угу. И в половине случаев я понятия не имею, что мне с ним делать. – Он косится на меня уголком глаза, и его губы складываются в улыбку. – Но ты теперь здесь. Ты же поможешь мне, да?

Мне хочется наклониться, взять в ладони его лицо и поцеловать. Я хочу, чтобы он знал: я всегда поддержу его. Что буду рядом, пока он этого хочет, – и что надеюсь остаться с ним навсегда.

Но вместо этого я, подавив фантазию, поднимаюсь и уношу наши тарелки на кухню.

– Помогу, чем смогу, но подростки и меня чаще всего ставят в тупик. Потому-то я и предпочитаю работать с младшими классами.

Сэм наблюдает, как я мою посуду. Я гадаю, о чем он сейчас может думать, но спрашивать и прерывать его концентрацию на себе не решаюсь. Мне нравится то, как беззастенчиво он порой рассматривает меня.

В конце концов он отворачивается. Смотрит в угол и, заметив гантели, соскакивает со стула.

– Класс! – Он поднимает одну и тут же роняет. – Черт, тяжелая.

Я смеюсь.

– Сам сказал, что хочешь прийти в шикарную форму.

Он поигрывает бровями.

– Так точно.

Я вытираю ладони о джинсы и подхожу к нему. Присев, снимаю с гантель пару блинов.

– Начни вот с такого веса, окей? – Он пробует их поднять. – Не хочешь чем-нибудь заняться перед обедом? Можем сходить поплавать. – Я слышу в своем голосе нотку нервозности и, пытаясь умерить ее, откашливаюсь и пожимаю плечами. – Или поделать еще что-нибудь.

Он откладывает гантели.

– Не получится, Люк. Утром у меня одно дело.

Скрывая разочарование, я пожимаю плечами.

– Тогда увидимся на обеде.

Мы оба сидим на корточках и смотрим на тяжести у наших ног.

– Скорее бы, – говорит Сэм, а потом я чувствую, как его взгляд поднимается на меня. Я не могу заставить себя встретиться с ним. Смотреть на него, когда мы так близко… для меня это слишком. Я могу не сдержаться и попытаться воплотить свои фантазии в жизнь.

Когда я хочу было встать, Сэм делает нечто такое, чего никогда раньше не делал. Небрежно кладет ладонь мне чуть выше колена и использует меня как опору, чтобы подняться. Я ощущаю след его прикосновения на бедре, и мой пульс подскакивает вдвое.

– Это будет начало крутейшего отпуска, – произносит Сэм, и я делаю единственное, что могу сейчас сделать – киваю.

***

В Кресли – школе, где я работаю – я нахожу директора, и мы обсуждаем мое восстановление в штате на будущий год.

Прежде, чем сообщить ей о своей сексуальной ориентации, я дожидаюсь самого конца разговора. Я слишком долго молчал и больше прятаться не хочу. В ответ на новости она едва ведет бровью, заверяет, что никаких проблем нет, и в довершение утешает меня информацией о том, что среди учительского состава есть и другие геи.

Я знаю, что один из них – Джек. Знаю, потому что в прошлом мы были вместе.

Начинается первая перемена, и я отправляюсь к Джеку в столярную мастерскую. Несмотря на то, что семь лет назад он меня бросил – из-за того, что я не хотел открываться семье, – мы остались друзьями. Иногда с привилегиями. Хотя с годами это стало случаться все реже и реже.

Когда я прихожу, Джек занят тем, что складывает в дальнем конце помещения какие-то доски.

Я стучу в открытую дверь.

Увидев меня, он выпрямляется и сверкает широченной улыбкой.

– Ну и ну, смотрите, кто к нам пожаловал.

Мы встречаемся на середине, я притягиваю его к себе, чтобы обнять, и, как бывало раньше, легко ерошу его волосы цвета опилок.

– Привет.

– И тебе привет, – говорит он хрипловато. – Долго тебя не было, Люк.

– Да, – отвечаю я. – Мама теперь стабильна, так что я здесь. Выхожу в следующем учебном году. Жду не дождусь, когда смогу вернуться по-настоящему. – На самом деле, если учесть, что я типа как разделю остаток своего отпуска с Сэмом, я согласен и подождать. Но в целом я рад вернуться к работе учителя физвоспитания и медицинского просвещения.

– Я прослежу за тем, чтобы нас опять поставили в пару тренировать, – говорит он, садясь на верстак.

Я прислоняюсь к противоположному верстаку и рассказываю ему о своем пребывании в Окленде. Когда я дохожу до своего каминг-аута перед семьей, он выпрямляется и моргает.

– Итак, – произносит он, и его ухмылка становится шире, – ты наконец-таки повстречал достаточно важного человека, который сподвиг тебя вылезти из чулана. Он, видимо, настоящий прекрасный принц. – Джек на кратчайшее мгновение морщится, но быстро обуздывает себя. – Значит, все теперь знают, да?

Я засовываю обе ладони в карманы и постукиваю большими пальцами по поясу джинсов. Чувствую под правой рукой список Сэма и сглатываю.

Джек делает шумный вдох.

– Кому ты не рассказал?

Я смеюсь и одновременно ругаю себя.

– Прекрасному принцу.

– Парень, ради которого ты совершил каминг-аут, не знает о том, что ты гей? Хм-м-м… и почему у меня возникло предчувствие катастрофы?

Морщась, я отталкиваюсь от верстака и иду по проходу.

– Потому что это и есть катастрофа. Он натурал. И мой сосед.

– О господи. Тот самый друг, о котором ты говоришь последние десять лет? Я должен был это предвидеть.

– Я тоже. И не десять, а семь.

Он качает головой.

– Все хуже и хуже.

Я оглядываюсь, ищу, чем бы в него запульнуть, и, ничего не найдя, просто вздыхаю.

– Я скажу ему. Просто хочу дождаться правильного момента.

Джек соскакивает с верстака.

– Не бывает таких моментов. Ты как насчет кофе?

– Давай. – Я следую за Джеком наружу. По пути прохожу мимо доски объявлений, и один флаер привлекает мое внимание. – Ты ведешь столярные курсы для взрослых?

Джек оглядывается через плечо.

– По субботам.

– Ничего себе новости.

– Ну, у меня же нет друга-соседа, который занимал бы мое свободное время. – Его смех разносится по коридору между классными комнатами.

– Больше не восстанавливаешь старые дома, чтобы потом продать их за кругленькую сумму?

– Ха-ха, вот еще. Вообще я сейчас занимаюсь коттеджем на Рори-стрит. Но вести курсы классно. Можно заодно переделать тьму дел. На прошлой неделе я успел настрогать за занятие новые плинтуса.

– Стало легче продавать их, когда работа закончена?

Он качает головой.

– А этот дом, он настоящий красавец. Так и тянет оставить его, но мне нужны деньги. Я все еще надеюсь однажды построить свой собственный дом.

– Значит ли это, что в воскресенье ты будешь занят чем-нибудь, вроде ремонта кухни?

– Смотря, что намечается в воскресенье.

– Футбольный матч – если ты мне поможешь.

Джек снова выпускает на волю свою лихую усмешку.

– Уверен, что смогу выкроить время. Но при одном условии: сперва ты познакомишь меня со своим принцем.

 

Глава 6

Люк

Я жду Сэма за угловым столиком рядом с окном, выходящим на оживленную улицу. В десять минут первого я вижу, как он с нелепой улыбкой переходит дорогу. Его волосы модно растрепаны, а в глазах, я клянусь, пляшет смех. Он практически подпрыгивает на ходу, и мое сердце тоже совершает прыжок.

Мне хочется, чтобы он был рад видеть меня так же сильно, как я рад видеть его.

Когда он заходит, я встаю и машу ему. Я нервничаю, и эта нервозность ощущается в неуклюжести моих рук, когда я, садясь, сбиваю стакан с водой.

Сэм мигом оказывается рядом. У него в руке уже пачка салфеток, и он вытирает стол. А потом делает нечто такое, чего никогда раньше не делал: подмигивает, и отдача уходит прямиком ко мне в пах.

– В кои-то веки пригодился мой опыт официанта.

Он смеется, а я, запинаясь, благодарю его.

– Что привело тебя в такое радостное настроение? – Я открываю меню и просматриваю его, но не разбираю ни строчки.

Он не отвечает, только пожимает плечом и широко улыбается.

Я смотрю на него и приподнимаю бровь.

Он сглатывает, улыбка остается на месте, и концентрируется на стакане, который я опрокинул, крутит его на столе.

– Я в отпуске. И ощущаю такую… свободу.

Как же он заслужил ее. Я так за него счастлив, что сам чувствую вкус этой свободы и снова словно парю.

– И что ты планируешь делать со своим временем?

Приходит официантка, и мы заказываем еду. Когда она уходит, Сэм с заговорщицким видом склоняется над столом. Я тоже наклоняюсь вперед.

– У меня есть список.

Я стараюсь не улыбнуться, но знаю, что улыбка ускользает сама собой. Хоть я и не прикасаюсь к листочку в кармане, я все равно его чувствую. Чувствую, как он согревает меня через джинсы.

– Вот как?

– Угу. Я собираюсь выполнить все его пункты. И еще, раз ты пока в академе, то мы могли бы, не знаю, побольше делать что-нибудь вместе. Мы же, ну, так долго не виделись. Кстати, как ты относишься к акулам?

Честно? Без восторга. Скажу больше, до жути боюсь. Впрочем, этого я Сэму не говорю.

– Ну… Они всего лишь животные. – Которые могут ко всем чертям разорвать тебя в клочья своими огромными убийственными зубами.

– Хочешь поплавать с ними вместе со мной?

Убрать слова «с ними» – и я буду целиком и полностью за.

– Черт, конечно.

Он улыбается, и я знаю: плавание с акулами будет того стоить.

Откинувшись назад, он щурится, глядя в окно.

– Ты случайно не знаешь, кто такой Канье Уэст?

– Случайно знаю.

– Правда? Откуда?

Ощутив всплеск надежды, я говорю:

– Я ведь почти на десять лет тебя старше. – Я надеюсь, что акцент на годах окажет на него нужный эффект, и, похоже, так оно и выходит, поскольку он заливается краской и бросает взгляд в сторону кухни.

– Чего они так долго? – говорит он и начинает двигать свою подставку под горячее.

Времени прошло не так уж и много, и мне нравится, что он нервничает не меньше меня. Хочется взять его за руку и сказать: «Я хочу быть твоей летней интрижкой».

Все наши лета, всегда.

Но для одного раза это чересчур много. Я должен действовать более сдержанно. Я должен рассказать ему о себе…

– Сэм. – Я ерзаю на сиденье и, глядя на подставку перед собой, кончиком пальца обвожу напечатанный на ней оттиск дракона. – Я хотел кое о чем поговорить с тобой…

Внезапно я слышу, как Сэм шумно вдыхает, и поднимаю лицо. Он сидит, напряженно схватившись за край стола.

– Ты чего? – хмурюсь я.

– Ничего. – Его взгляд, уклонившись от моего, упирается в стену, затем уходит к окну. – В смысле… – он издает нервный смешок, – я тебе говорил, что раздобыл себе свидание в пятницу?

Я смеюсь, потому что я, несомненно, ослышался. И концентрация на смехе помогает не чувствовать грубость руки, вцепившейся в мою грудь.

– Свидание? – Вопрос звучит так же придушенно, как я себя чувствую. – Это и было твое «одно дело»?

Я хочу, чтобы нам принесли еду, чтобы можно было заплатить за нее и уйти.

– Угу, – отвечает Сэм, по-прежнему не поворачиваясь ко мне. – У нас на работе есть одна женщина. Я уже давно собирался и сегодня утром наконец-то дал ей свой номер. И она сразу же меня пригласила. В пятницу вечером мы идем танцевать.

– Женщина? – повторяю я. Слово такое горькое, что у меня на глазах появляются слезы. Я их смаргиваю. О чем только я думал со своими намеками? Каким надо было быть идиотом? Сэм натурал. Нет смысла по нему убиваться и позволять фантазиям брать над собой верх.

Я дурак. Небольшое нарушение табу не изменит его.

Сглотнув, он кивает.

– Ее зовут Ханна.

Он медленно выдыхает, и в этот момент официантка приносит нашу еду. Мы ждем, когда она уйдет, чтобы продолжить.

– Ладно, – говорит Сэм, его пальцы с побелевшими костяшками еще держатся за столешницу. – Извини, я тебя перебил. Теперь твоя очередь. Что ты хотел сказать? Я готов слушать.

Я не могу. Хотя должен. Он с Джереми – единственные люди, которые не знают обо мне правду. Я хочу, чтобы они знали. Я хочу окончательно выбраться из чулана. Но те же когти, что стискивают мое сердце, удерживают и слова. Потому что, если я признаюсь, что предпочитаю мужчин, и он воспримет это нормально, поиграет бровями и спросит, как спрашивали мама с сестрой, есть ли у меня кто-то особенный, то я, наверное, не выдержу и сорвусь. Может быть, даже заплачу.

Что случалось со мной считанные разы. В последний раз я плакал, когда мама сказала, что ей нужна операция, а до того – в четырнадцать лет, в день, когда от нас ушел папа.

Я шмыгаю носом и торопливо вытираю его свежей салфеткой.

– Слишком остро, – говорю и мысленно одергиваю себя. Я не потерял Сэма. Мы как были, так и остались друзьями.

Я ем.

Он ест.

Между нами висит неловкая тишина, и звон столовых приборов о тарелки звучит слишком громко.

Потом он поднимает глаза и смотрит на меня долго-долго, пока оно не превращается в игру, кто первым отведет взгляд. И когда я, не выдержав, отворачиваюсь, а он хмыкает и пинает меня под столом, мне хочется наклониться, положить ладонь ему на затылок и крепко поцеловать.

Что теперь я вряд ли смогу когда-нибудь сделать. Грезить, конечно, приятно, но бесплодные мечты разрушают. Я должен остановиться.

Мы заканчиваем обедать. Я так и не понял, что ел.

– Вкусно было. – Сэм похлопывает себя по животу. Потом косится на кассовый аппарат и резко встает. – Я… отойду в туалет, – говорит он, и перед уходом его глаза вспыхивают нервным, взбудораженным блеском.

И моя любовь к нему становится еще немного сильнее.

Я смеюсь, потому что, черт побери, или смех, или слезы. А после оплачиваю наш счет.

 

Глава 7

Сэм

Когда мы с Люком выходим из ресторана, я не могу сдержать дерзкой улыбки. Мне, наверное, стоило бы устыдиться того, что я вынудил его заплатить вместо себя 18 долларов, но я не испытываю стыда. Я чувствую себя… хулиганом. И в этом есть нечто освобождающее.

Словно мой внутренний папа отправился на каникулы, и новому Сэму позволено слегка пошалить.

Я издаю смешок, и Люк отвечает мне странноватой усмешкой. Достав ключи, он показывает на припаркованный у тротуара пикап.

– Вот моя.

– Моя «хонда» стоит через две улицы. Встретимся там… куда бы мы ни двинули дальше?

– Дальше? – Люк вопросительно глядит на меня, потом его взгляд опускается к моим кулакам, которые я запихиваю в карманы.

– Угу. Я думал, мы зависнем вместе до вечера. Или ты занят?

Он качает головой.

– Нет. Хорошая идея. Мне нравится. Оставь свою машину тут и прыгай в мою.

Я делаю, как он сказал, и через 15 минут мы едем по побережью. Люк водит очень уверенно, у него всегда все под контролем. Мне нравится, что, сидя с ним рядом, можно дремать и, несмотря на слепые повороты, чувствовать себя в безопасности.

Я перевожу взгляд с его рук на руле на усыпанные домами крутые холмы. Потом смотрю в свое окошко на море, окаймляющее шоссе бирюзой.

– Джереми скоро захочет ученические права.

– Он уже такой взрослый? – Люк оглядывается на меня и, качнув головой, опять сосредотачивает внимание на дороге. Его большие пальцы потирают поверхность руля. – Он так быстро растет. – Я различаю в его словах вздох и понимаю, чем он был вызван.

– О да. Как подумаю, что он в том самом возрасте, когда я стал отцом… становится жутковато.

Проходит пара минут, и я, прислонившись щекой к окну, тоже вздыхаю. У меня появляется неожиданная потребность сбросить тяжесть с груди. Объяснить, почему мне нужны эти безбашенные недели.

– История в том, – говорю я, – что я никогда не считал отцовство своим главным предназначением. Все пятнадцать лет жизни Джереми я притворяюсь. Половину времени я понятия не имею, что делаю.

Я смеюсь над собой, но мой смех звучит пусто.

– А в другую половину… – Я замолкаю. То, что я собирался сказать, звучит… слишком сентиментально, пусть это и правда.

Люк переключает передачу.

– А в другую…?

Я выпрямляюсь и смотрю на него. Пожимаю плечами, словно небрежность этого жеста может как-то компенсировать сентиментальность признания.

– В другую половину мне помогаешь ты.

У Люка вырывается тихий, свистящий вздох. Он бросает взгляд в зеркало заднего вида, а потом внезапно уводит пикап к широкой обочине, сделанной для разворота на узкой дороге. Поставив пикап на ручник, он поворачивается ко мне.

– Мы все притворяемся. Уверен, для Кэрол все точно так же. – Его голос надламывается, когда он добавляет более тихо: – Я и сам большую часть времени ощущаю беспомощность.

Я киваю, хотя их с Кэрол притворство всегда кажется намного правдоподобнее моего.

– Я боюсь, что в один прекрасный день Джереми посмотрит на меня и поймет, кто я на самом деле. Мошенник.

Люк начинает возражать, но я жестом останавливаю его.

– Просто я так сильно нервничаю. Я не знаю, чего ожидать. Мой опыт в пятнадцать лет и его – слишком разные. Я боюсь, что не смогу найти к нему верный подход и все испорчу. И… – Веки щиплет, и я, прогоняя слезы, моргаю. – Хочешь правду, Люк? Я ужасный отец.

– Притворство не делает тебя ужасным отцом, – произносит он. Наклоняется вперед, и мне кажется, что он хочет меня утешить. Я тоже хочу этого, но боюсь, что тогда атмосфера вконец станет неловкой. Да и не заслуживаю я, чтобы меня утешали.

– Проблема не только в притворстве, – тихо говорю я. – Черт, я ненавижу себя за такие мысли, но иногда просто не могу удержаться. Я завидую ему, Люк.

Моргнув, Люк перемещается обратно к себе на сиденье.

Я тру большим пальцем лоб. Потом пожимаю плечами.

– Мне не довелось прожить те годы, которые начинаются у него. Я не успел завести классных друзей и наделать глупостей, над которыми сейчас мог бы смеяться, ну знаешь, вроде вечеринок во время отъезда родителей.

Я качаю головой. Мне было всего 14.

– Единственное, что я получил от подростковых лет, – это первый раз с Кэрол. Мы даже встречаться не начали! У нас была всего одна ночь. Причем совсем не такая, как я себе представлял. Вот и все. Потом появился Джереми, и – бац – я папаша.

Я снова смеюсь, но это нервозный смех.

– Просто… просто мне бы хотелось многое сделать иначе. Я смотрю на него и хочу узнать, каково это: жить без забот. Иногда я так устаю от ответственности.

Я отворачиваюсь от мягкого, неосуждающего взгляда Люка и смотрю вдаль, на море.

– Вот почему я составил список. И слинял в ресторане, чтобы ты заплатил за меня…

Украдкой покосившись на Люка, я с удивлением вижу, что его губы сложились в улыбку. Заметив, что я подглядываю, он говорит:

– И это твой максимум? Брось, Сэм, считай этот отпуск своим шансом как следует оторваться. Расслабиться по-настоящему. – Его тон становится чуточку кислым. – Свидание с Ханной это уже кое-что, но немного… ванильно, тебе так не кажется? Есть и другие вещи, которые можно попробовать сделать.

В его голос проникает серьезность.

– Я тебя понимаю, – говорит он. – И не считаю ужасным отцом. Знаешь, просто чтобы тебе стало спокойнее… я буду счастлив ненадолго снять с тебя груз ответственности. Я могу, например, забирать Джереми из школы, как раньше.