Текст книги "Возроди во мне жизнь"

Автор книги: Анхелес Мастретта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Наконец, к двум часам пополудни мы составили суровую и трезвую отповедь. Биби переписала ее набело и осталась весьма довольной.

После этого я не видела ее три дня, а на четвертый она вновь пришла; теперь передо мной снова стояла прежняя сеньора Гомес Сото. На ней был серый костюм, темные чулки, туфли на высоченных каблуках и шляпка с вуалью.

Я приняла ее в гостиной, чтобы окружающая обстановка соответствовала ее внешнему виду. Она подняла вуаль, закинула ногу на ногу, закурила сигару и заговорила торжественным тоном:

– Ты когда-нибудь видела такую дуру? Так посмотри.

Я улыбнулась. Она улыбнулась в ответ и начала рассказ.

Тореро прибыл в тот самый день, когда она вручила письмо мужу. Биби встретила его в аэропорту и поселила в отеле «Прадо». Ей не особо понравилось, что он привез с собой молодую женщину, похожую на цыганку, которую представил как своего поверенного, но Биби так хотелось поскорее завалиться с ним в постель, что она сняла для них два отдельных номера и тут же затащила матадора в один из них.

Спустя какое-то время, удовлетворенная и разнеженная, она заговорила с любовником о совместном будущем и даже рассказала ему, какие шаги предприняла, чтобы как можно скорее получить развод. Тореро не поверил собственным ушам. Он-то считал ее скучающей светской дамочкой, ищущей развлечений на стороне, которая могла бы в отблагодарить за доставленное удовольствие несколькими заметками о его выступлениях, помещенными в одной из спортивных газет ее мужа. А тут оказалось, что перед ним – влюбленная, как подросток, женщина, стремящаяся к замужеству и готовая ради этого на любые жертвы.

Ссориться с генералом? Неужели Биби настолько наивна, что всерьез думает, будто он сможет выступать на аренах Мехико без поддержки многочисленных газет ее мужа? А кроме того, если Биби и собирается разводиться, то он-то уж точно не намерен этого делать. Да-да, женщина, которую он представил как своего поверенного, оказалась его женой.

Собрав остатки гордости, Биби молча оделась и покинула отель. Впрочем, несмотря на отчаяние, она не забыла заглянуть к управляющему и аннулировать чек, которым оплатила расходы тореро.

Вернувшись домой, она первым делом бросилась разыскивать служанку, которая должна была передать письмо ее мужу. К несчастью, та отличалась редкой исполнительностью и отдала генералу письмо лично в руки.

Биби заперлась в спальне, проклиная собственную глупость и безответственность, которые довели ее до столь плачевного состояния. А также меня – за то, что помогла ей вырыть себе яму. А теперь она просто не знала, что делать. Она не могла даже плакать, такую бесславную трагедию не утешить слезами.

На следующий день она спустилась к завтраку в тот же час, когда имел обыкновение завтракать муж.

Они с генералом встретились за завтраком и вновь прониклись нежностью друг к другу. Они поспешно выпили апельсиновый сок, закусывая его яичницей с колбасой. Увидев Биби, генерал встал и помог ей сесть за стол, а потом предложил позавтракать вместе с ним и пренебречь на этот раз диетой, основанной на яйцах всмятку. Биби согласилась съесть колбасу, она была готова на всё. Она не знала, благодарить ли генерала за великодушие или дрожать от страха, потому что он вынашивает тайные планы мести.

В конце концов она решила остановиться на благодарности. Никогда прежде она не была такой очаровательной и прелестной, никогда не была столь обольстительной. Совместный завтрак кончился тем, что генерал отменил важную встречу, и они вместе отправились в постель.

Вечером они ужинали в американском посольстве, а, вернувшись домой, Биби нашла на туалетном столике запечатанный конверт. Значит, получается, муж даже не видел письма? Иначе откуда он взял этот конверт; ведь в стране больше не осталось ни одного такого? Она так и уснула, прижимая к себе конверт из швейцарской бумаги, запечатанный голубым штампом с ее инициалами.

Она проснулась как раз вовремя, чтобы успеть накрыть романтический завтрак в саду у бассейна. Когда генерал спустился в сад, она встретила его в фартучке из белой органзы и с ангельской улыбкой, словно смыслом ее жизни было служить генералу и никогда с ним не разлучаться. Биби приготовила и подала ему завтрак. Затем со всем мыслимым сладострастием, как если бы раздевалась перед ним догола, сняла фартучек и села рядом с довольным мужем.

Они как раз заканчивали пить кофе, когда прибыл встревоженный помощник, всегда напоминающий генералу о назначенных встречах и прочих подробностях. Биби спросила, не хочет ли он кофе, и налила чашку, пока Гомес Сото отправился в ванную комнату перед выходом. Биби подружилась с помощником, иногда они вместе посмеивались над привычками генерала.

– У тебя круги под глазами, – сказала Биби.

– Я просто еще не пришел в себя после поездки. Пришлось слетать в Швейцарию и обратно, и все за тридцать часов. Чтобы купить конверты, можешь себе представить?

– Может, заодно окончательно расстанешься с диетой? – спросила я, когда Биби закончила рассказ.

– В конце концов, он богат, – ответила она. – Кстати, если тебя по-прежнему привлекают драмы, то во вторник Алонсо Кихано представляет премьеру своего нового фильма. Он просил, чтобы я тебя пригласила.

Я спросила совета у Пальмиты, которую всегда считала разумной женщиной, и она в конечном счете всегда оказывалась права. Она сказала, что фильм просто отвратительный. Однако Кихано мне по-прежнему нравился; так что сначала мы выпили по коктейлю, потом отправились к нему домой, а затем и в постель, я и на секунду не вспомнила об Андресе. Я не вспоминала о нем до самого рассвета, пока не проснулась в холодном поту, охваченная внезапным ужасом. Поспешно нацарапала записку: «Спасибо за прием» – и удалилась.

Когда я вернулась домой, уже всходило солнце, пробиваясь сквозь ветви деревьев – совсем как в то утро, которое я встретила вместе с Карлосом.

Это случилось так давно, а казалось, только вчера. Боюсь ли я Андреса? Чего я боюсь?

Я вошла в нашу комнату, стараясь произвести как можно больше шума, чтобы он меня заметил. Но в спальне никого не оказалось.

Глава 23

Я изменилась, сама того не желая.

Я попросила Андреса купить мне «феррари» – такой же, как у Лилии. Он купил. Потом я захотела, чтобы он положил деньги на мой собственный банковский счет – достаточную сумму для моих личных расходов, нужд детей и содержания дома. Взамен он велел мне держать открытой дверь между нашей спальней и смежной с ней комнатой, мотивируя это тем, что ему требуется больше пространства. Иногда он спал за запертой дверью и никогда не просил меня ее открывать. Когда же дверь была открыта, это означало, что он собирается спать в моей постели. В скором времени мы как будто снова стали друзьями.

Я научилась смотреть на него, как на незнакомца, изучила его манеру говорить и вести себя, и могла предугадать действия. И тогда он перестал казаться мне непредсказуемым и своевольным. Я почти наверняка знала, что он решит по тому или иному поводу, как распорядится в том или ином деле, как ответит тому или иному министру, что скажет в речи по тому или иному поводу.

Я уже много раз спала с Кихано. Он переехал в дом с двумя входами, двумя фасадами и двумя садами с обеих сторон. Таким образом, он входил в дом с одной стороны, а я – с другой, и мы одновременно оказывались в комнате, полной солнца и цветов. Кихано выглядел необычайно торжественно. Он решил снимать историю любви, гордо называя ее «нашей», и даже сделал несколько набросков сценария его нового фильма. Он не уставал повторять, как я свежа, непосредственна и темпераментна. А я слушала его, пока не засыпала, и в этом блаженном сне проводила ближайшие часы.

Андрес купил в дом Акапулько, который никогда не посещал, поскольку считал отдых на море пустой тратой времени. Так что я прибрала его к рукам. Мы часто приезжали туда на выходные. Для отвода глаз я приглашала туда и других друзей и детей. Туда же приезжала и Лилия, когда хотела отдохнуть от своего Эмилито, и, конечно же, Марсела с Октавио. Для всех мои отношения с Кихано были достаточно очевидны – даже для Верании; но она ничего не говорила отцу, хотя никогда не упускала случая подставить Алонсо ножку и постоянно подбивала Чеко на всевозможные пакости, которые они устраивали ему с завидной регулярностью.

Дом находился между Калетой и Калетильей; его окружало море, вечера там были похожи на сон. Я могла провести целый день, сидя на террасе и глядя на море, словно древняя старуха, погруженная в свои воспоминания. Море казалось мне Карлосом Вивесом, с которым мы однажды сбежали на остров Косумель на целых три дня. Я смотрела на море, пытаясь уловить в нем черты Карлоса. Что лучшего может случиться в моей жизни? У нас столько всего было! Так почему бы не умереть прямо сейчас? Такие вопросы я себе задавала. Если бы я только знала в те дни, которые мы провели на море, как повернется судьба.

– Я умру от любви, – заявила я однажды, смеясь, когда мы с ним шли вдоль кромки прибоя, и теплые волны ласкали наши ноги.

В моих страхах мертвой всегда оказывалась я, мне даже казалось романтичным бросить его в одиночестве, я чувствовала, будто изнутри у меня что-то вырвали, и пыталась найти себя, делая то, чем мы обычно занимались вместе.

Сколько раз я, словно наяву, видела, как убитый Андресом Карлос сходит с ума от ярости. Но никогда не видела его мертвым.

Целые часы я проводила в Акапулько, глядя на море. Рука Алонсо лежала у меня на колене, а я вспоминала Вивеса.

– Никто еще не умирал от любви, Каталина, – ответил он тогда. – Как бы нам этого ни хотелось.

Я бы там поселилась, если бы для того, чтобы владеть этим местом, не нужно было возвращаться в Мехико и выслушивать гневные тирады Андреса против его кума, планы стать президентом, которые выводили его из себя на каждое третье утро, и речи героя отчизны, с которыми он постоянно выступал в Пуэбле.

В довершение ко всему, меня прямо-таки замучили бесконечные звонки Фито с просьбами присутствовать на самых неожиданных мероприятиях. Как-то мне пришлось сопровождать его на закладку первого камня памятника матери. Там он выступил с торжественной речью о том, какая это огромная радость – быть матерью, и тому подобное. После этого он пригласил меня на обед в «Лос-Пинос».

Чофи, ссылаясь на мигрень от слишком жаркого солнца и давки на открытии памятника, туда не пошла и поинтересовалась, что я думаю о речи Фито. Вместо того чтобы ответить, что речь была великолепной, и заткнуться, я стала разглагольствовать о неудобствах, дополнительном весе и прочих неприятных последствиях материнства. Она набросилась на меня, как гарпия. Оказывается, моя любовь к детям – это чистое притворство, как я могу так говорить, если и собственных-то не хотела рожать. Нет, она меня не извинит, как бы я ни пыталась себя защитить, я всё равно ведьма. Хотя, раз мне ненавистно быть матерью собственных детей и приемных, я имею право об этом заявлять.

Закончив пить кофе, мы расстались. После этого какое-то время они не приглашали меня к себе, а я ничего не знала о них. Чофи позвонила мне лишь после того, как скончалась донья Кармен Ромеро Рубио, супруга Порфирио Диаса – позвонила, чтобы узнать, пойду ли я на похороны, а заодно пожаловаться, что муж запретил ей там появляться. Сама же она считала бедную Кармелиту настоящей страдалицей. В этот день я решила ей подыграть.

– Ты права, – сказала я. – Бедная Кармелита – но где были бы мы с тобой, если бы судьба не оказалась так к ней несправедлива?

Я повесила трубку в полной уверенности, что Фито правильно поступил, запретив ей идти на похороны.

Вместо этого на похороны меня сопровождал Алонсо. Порой он делал странные вещи. Я никогда не знала, что у него в голове. Его желание пойти на похороны Кармелиты Ромеро Рубио было того же рода, что и ежегодное празднование Ночи освобождения Парижа, или те несколько недель, которые он провел в обществе антропологов, обнаруживших какие-то скульптуры тольтеков в центре города. Сам он, правда, утверждал, что все это нужно ему для фильма.

В эти дни на Андреса градом посыпались неприятности. Одного из его друзей, министра экономики, журналисты обвинили в хищениях и сговоре со спекулянтами, в то время как народ страдает от дефицита продуктов. Журналист оказался другом Фито, и мой муж был уверен, что статейку написали по его заказу и направлена она не столько против министра, сколько против Андреса. Я пыталась его убедить, что его версия слишком уж сложна, но он и слышать не желал.

Через несколько дней профсоюз вывел на демонстрацию восемьдесят тысяч человек в знак протеста против повышения цен, обвиняя в этом также друга Андреса. Вдобавок люди стали требовать лишить министерство экономики права контролировать выпуск продукции. Андрес утвердился во мнении, что это Фито решил отстранить его друга, в том числе и потому, что тот поддерживал его кандидатуру в президенты. В этот раз я уже не стала ничего говорить, потому что Фито подписал декрет о лишении министерства экономики права контролировать выпуск цемента, стальной арматуры и бог знает чего еще. Лишившись власти, человек моего генерала был вынужден подать в отставку.

Андрес целыми днями материл Фито, левых и Мальдонадо – того самого, которого он сам же поставил руководить профсоюзом вместо Кордеры. Он так рассвирепел, что первого сентября не хотел являться на выступление Фито с посланием к парламенту. В то утро мне пришлось умолять его одеться и упросить не ругаться с Родольфо у всех на виду.

Мы отправились слушать один из самых утомительных докладов его кума, но к собственному удивлению, повеселились, потому что депутат, выступающий после доклада, разглагольствовал о том, что правитель несет ответственность перед Богом в спасении страны, критиковал способ проведения выборов, а потом обвинил правых в предательстве дела революции, а левых – в аморальности и анархии. Никто ему не нравился. Когда Фито вышел из зала, депутаты вместе с тем типом чуть не лишили Фито полномочий. Андрес умирал со смеху. Ему нравилось, когда у Фито возникали проблемы – в этом случае тот всегда звонил Андресу, сам он ни за что бы не справился. Потому и назначил его своим советником. Но в этот раз Фито в нем не нуждался.

После поздравлений в президентском дворце состоялся торжественный обед для всего кабинета министров. К величайшему изумлению Андреса, слева от Фито посадили вовсе не его.

Карточка с его именем помещалась на другой стороне стола, в самом конце вереницы министров. До сих пор такого не случалось. Справа от Фито сидел старый генерал, министр обороны, а слева – Мартин Сьенфуэгос.

В эти минуты Андрес ненавидел Сьенфуэгоса, как никогда прежде, и как никогда прежде жалел о том, что однажды помог ему в те далекие времена, когда тот был не более чем пронырливым адвокатишкой; и даже сердился на свою мать, которая любила этого адвокатишку, как приемного сына, именно по ее просьбе Андрес и оказал ему протекцию.

Не могу сказать, когда именно Мартин Сьенфуэгос перестал быть его союзником и подчиненным и начал вести собственную игру; возможно, в тот самый день, когда Андрес представил его Родольфо много лет назад; а быть может, в тот день, когда, будучи губернатором Табаско, Сьенфуэгос первым поддержал генерала Кампоса, чтобы стать главой его кампании Во всяком случае, когда о нем заходила речь, Андрес не называл его иначе, как оппортунистским дерьмом.

Сьенфэгос сидел слева от Родольфо в время всего обеда, в прекрасном костюме и с такой сияющей улыбкой, какой я никогда не видала у Андреса. Он вернулся к куму, не переставая его материть, потому что Фито оказался таким тупицей, что решил вручить пост президента этому сукиному сыну и мошеннику Мартину Сьенфуэгосу. Потому что таков уж его кум, ему же хуже, на него только пустышки производят впечатление. Чем меньше вокруг него будет военных, тем лучше – а то бы они затмили этого тупицу своим великолепием.

Вернувшись домой, он стал необузданно пить и пророчить, что Фито еще пожалеет и позовет его, да поздно будет. Однако Фито так его и не позвал. Зато несколько дней спустя глава парламента отозвал все обвинения, выдвинутые после выступления, и восстановил президента во всех правах.

Андрес упорно не желал встречаться с Фито.

Когда он вернулся из «Лос-Пинос» с головной болью, от которой готов был кричать, его стошнило желчью. Он не мог выносить даже слабого света. Заперся в темной комнате, где снова и снова повторял, какую глупость сделал Тюфяк, допустив вмешательство Сьенфуэгоса в разрешение конфликта. Больше всего его разозлило, когда кум признался, что не посоветовался с ним лишь потому, что не хотел его беспокоить. Андрес упорно не желал верить, что Фито способен выжить без его совета и помощи. Он не желал в это верить, хотя с каждым днем становилось все очевиднее, что Фито вполне способен обойтись без него, решает вопросы, разрешает конфликты и даже не собирается звонить Андресу, чтобы узнать его мнение. Теперь Родольфо, похоже, сам примет решение, кто займет пост президента после него, стало очевидно, что Андреса он спрашивать не будет.

В довершение всего, после последней поездки в «Лос-Пинос» Андреса начали мучить головные боли. Однажды я предложила ему чашку чая, приготовленного Кармелой. Он выпил, заявив при этом, что не признает этих крестьянских суеверий. Когда головная боль отступила, ему захотелось выйти на улицу, чтобы прогуляться и, как всегда, поспорить с Родольфо. Вставая из-за стола, он с сомнением поглядел на пустую чашку:

– Уверен, что это лишь совпадение, но, пожалуй, выпью еще, – сказал он.

– Может быть – ответила я, наливая еще чашку.

Это была темно-зеленая жидкость со вкусом мяты и черной мари. Выпив чаю, я отправилась ужинать с Алонсо и осталась у него до самого рассвета. Всю ночь я смеялась до упаду, не смыкая глаз до утра. Я чувствовала, что тоже подсела на чай Кармелы, поэтому на следующее утро не стала его пить. А вот Андрес действительно к нему пристрастился; он пил его и этим утром, и в последующие дни, пока не обнаружил, что уже не может без него обходиться.

Он просыпался, матеря своего кума и всё то время, которое он потратил, угождая Тюфяку, и потягивался в постели, проклиная неудачи предыдущего дня и планируя новые козни против Мартина Сьенфуэгоса, пока я не успокаивала его чаем из зеленых листьев.

Однажды утром, выпив чай, он попросил помощника принести газеты, поскольку, по его словам, ему не давали покоя дурные предчувствия. Думаю, он и раньше кое о чем догадывался, но сделал вид, что чрезвычайно удивлен, увидев статью, напечатанную во всех газетах на первой странице. Генеральная прокуратура республики, возглавляемая прокурором Рочей, верным приверженцем Сьенфуэгоса, раскопала давнюю историю исчезновения и убийства адвоката Майнеса в Пуэбле. Согласно сведениям, переданным в прокуратуру его дочерью Магдаленой, это преступление было делом рук тогдашнего губернатора штата, генерала Андреса Асенсио.

Все свидетели, молчавшие на протяжении долгих лет, теперь в один голос заявляли, что своими глазами видели, как какие-то люди затолкали адвоката в машину возле кинотеатра, и слышали, как он звал на помощь из окна этой машины. Никто не посмел заявить об этом в полицию, поскольку все знали, что судиться с губернатором – себе дороже. Магда рассказала, что в то утро, когда мы встретились в Куэрнаваке, она стала свидетельницей ссоры отца с Андресом Асенсио и спросила, из-за чего они поспорили. Отец рассказал ей, что губернатор решил отсудить землю, на которой располагался отель с водолечебницей «Чистая вода», и пытался запретить адвокату защищать интересы его владельцев. Магда сообщила, что отец не только отказался выполнить его требования, но и не пожелал принять тридцать процентов от стоимости земли, которые получил бы в том случае, если бы губернатор выиграл тяжбу. В конце концов, губернатор стал угрожать ему смертью.

Андрес вскочил, изрыгая проклятия, а я все еще сидела с газетой на коленях, когда его помощник принес повестку из прокуратуры.

– Они даже не столько сволочи, сколько просто тупицы, – сказал Андрес. – Можно подумать, я их не знаю.

С этими словами он налил себе еще одну чашку чая, после чего, насвистывая, пошел в ванную. Вскоре он появился, весь красный и разомлевший. Разумеется, он не пошел в прокуратуру, а тут же отправился на поиски Фито.

Никто не знает, о чем они говорили, однако на следующий день в газетах опубликовали интервью с генеральным прокурором, в котором этот тип опровергал все обвинения, направленные против Андреса, и многократно повторял, что Андрес – один из самых достойных и уважаемых советников президента республики.

Что же касается свидетелей, то все они, за исключением Магдалены, которую никто не желал слушать, утверждали, что оказались неправы в своих суждениях, якобы уже через несколько дней выяснилось, что убийство адвоката было делом рук членов одной банды преступников. С последних давно уже не было никакого спроса, ибо все они погибли в перестрелке с полицией во время задержания.

В любом случае, Андресу эта история изрядно потрепала нервы, и теперь он не желал видеть Тюфяка, однако и в отставку подавать не спешил. Вместо этого он купил фабрику по производству сигар и теперь строил планы сделать ее крупнейшей в стране. Он не уставал повторять, что реальная власть всегда была сосредоточена в руках богатых людей, и он намерен стать банкиром, тогда все эти козлы окажутся у него на побегушках, а ему будет открыт путь к президентскому креслу, тому самому, на котором мудрый Сапата упорно не желал фотографироваться.

Я смотрела, как он слабеет день ото дня, и мне не было его жаль. Я постоянно встречалась с Алонсо, словно мы были женихом и невестой. Почти каждый вечер мы ужинали в «Сиросе». Я сопровождала его на все мероприятия и проводила целые часы на съемках. А однажды вечером, выпив бутылку вина, я даже не постеснялась поцеловать его на глазах у всех.

Домой я возвращалась под утро, и дверь в свою комнату целыми неделями держала запертой. Только иногда по утрам пила чай вместе с Андресом, как если бы он был моим любимым дедушкой.

Весь декабрь я провела в Акапулько, не испытывая по этому поводу ни малейших угрызений совести. У детей были каникулы, а их отец всегда говорил, что Рождество – это праздник для дураков, так почему я должна проводить его вместе с ним?

Лишь за несколько дней до Нового года я позвонила ему, чтобы спросить, каковы его планы на праздники. Каково же было мое удивление, когда 31 декабря он предстал на пороге! Он похудел на десять килограммов и постарел на десять лет, но держался по-прежнему прямо и не потерял своей ироничной улыбки, которая всегда могла пригодиться. Увидев его с балкона, Верания огласила дом радостными криками и бросилась к нему навстречу, чтобы поцеловать. Вместе с Андресом приехали Марта и Адриана со своими женихами. В доме уже находились Лилия с занудой-мужем и Октавио с Марселой. Таким образом, вся семья генерала вновь собралась под одной крышей.

Разумеется, Алонсо был вместе со мной. Кроме того, мы пригласили Монику с детьми, Пальму и Хулию Гусман. К вечеру должны были приехать Биби, Гомес Сото и Хелен Хайс с детьми. Октавио и Марсела пригласили три пары своих друзей, а Лилия привезла Хорхину Летону, бывшую подружку своего мужа, в надежде выдать ее замуж за моего брата Маркоса. Можно подумать, она не знала, что Милито по-прежнему с ней спит. А быть может, именно потому и затеяла это сватовство.

В общей сложности за праздничным ужином собралось более пятидесяти человек. Я надеялась, что в такой толпе присутствие Алонсо не будет слишком бросаться в глаза, и старалась держаться с Андресом как можно ласковее. Я попросила у него прощения за то, что собрала полный дом народу, когда он рассчитывал на присутствие одних лишь членов семьи. Весь день мы провели на террасе, попивая джин с тоником и лимоном, а Алонсо прогуливался по пляжу в компании счастливой Верании и Чеко, поглощенного охотой на крабов.

Андрес долго молча и наконец произнес:

– Армильиту бык поднял на рога в Сан-Луис-Потоси, Брионеса – в Эль-Торео. Где он настигнет меня?

Голос его звучал так мрачно, что даже мне стало больно. Когда-то гадалка предсказала ему, что он умрет в тот год, когда в течение двух недель на арене погибнут двое тореро.

– Ну, думаю, ты уже спасен, – засмеялась я в ответ. – Год-то уже кончился. Если ты не умрешь сегодня вечером, придется дожидаться, когда быки поднимут на рога других тореро на протяжении двух недель. А к тому времени ты успеешь похоронить всех нас.

– Ты по-прежнему мой лучик света, – странным тоном ответил он.

Я не поняла, шутит он, или просто стал пьянеть быстрее, чем прежде. Но все равно встревожилась и поцеловала его.