Текст книги "Любовница"

Автор книги: Анджела Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Он покачал головой.

– Только вы сами можете найти ключ к ответу на этот вопрос, – сказал он.

Он смотрел вдоль очертаний ее тела, прослеживая взглядом каждый знакомый восхитительный изгиб. Сегодня на ней был светло-серьш костюм и кремовая блузка. Он вдруг понял, что в этом нет ничего невозможного – полюбить такую безупречно красивую женщину. Она улыбнулась.

– Вы любите дразнить, – сказала она.

– Не отвечая на ваши вопросы?

– Да.

– Вы сердитесь на меня за это?

– Может быть. Нет, я не думаю. Вряд ли я когда-либо сердилась на вас.

– Джорджиана, из пяти запланированных нами сеансов остался один. Вы приблизились к пониманию того, что вы ищете?

– Нет. – Она помолчала, на ее лицо набежала тень. – Мне нужно еще время.

– Вы хотите еще поговорить о ваших молодых любовниках?

Доктор Дейнман был определенно не прочь поговорить о них еще. Ее рассказы о своих свиданиях давали ему головокружительное чувство косвенного удовлетворения.

– Нет.

Она нахмурилась. Сосредоточилась. Он ждал. Красный огонек мигнул. Ее глаза смотрели в потолок. Их блеск потускнел.

– Я думала, что хочу вернуть Сола. Я мечтала о нем по ночам. После встреч с молодыми мужчинами я часто мечтала о Соле.

– Вы мечтали о нем как о любовнике?

– Нет! Только не об этом. Я не смогла бы! Все равно не смогла бы. Даже теперь.

Неожиданно ее глаза наполнились слезами. Они покатились по ее щекам, оставляя блестящий след.

Доктор Дейнман накрыл ладонью ее руку.

– Джорджиана, не надо так волноваться. Вам больше не грозит физическая близость с Солом, если вы сами этого не захотите.

– Я боялась Сола, – сказала она. – Он приводил меня в ужас.

Ее слова сопровождались всхлипываниями.

– Да.

Продолжай, продолжай, Джорджиана. Ты почти у цели.

– Он никогда не обижал меня. Никогда не кричал на меня. – Она медленно повернула голову. – Но я так боялась.

– Он мог заставлять вас делать что-нибудь. Заставлять испытывать какие-то чувства.

– Да.

– Он делал это, используя силу своей воли.

– Да.

– Сол очень властный человек. Незаурядный человек.

– Он поглощал меня, подчинял своей воле. Он накрывал меня своим телом и проникал глубоко внутрь меня. Такими резкими толчками. Я чувствовала, что задыхаюсь. И я должна была родить ему ребенка.

– Да, и это тоже. Родить Солу ребенка. Но вас ужасала мысль о беременности, да? Расплыться, стать некрасивой. Приобрести узлы на венах и следы растяжек на коже. Испытать боль.

– Да. О да!

– Да, Джорджиана. Все это пугало вас. Вас пугала мысль о ребенке, но вас еще больше пугало ощущение, что Сол может поглотить и раздавить вас. Вот почему вы не могли наслаждаться сексом с ним. И никогда не сможете, даже сейчас. Даже после ваших встреч с молодыми мужчинами.

– Не смогу.

Она вздохнула. Как будто эти слова принесли ей огромное облегчение.

– Эти молодые люди были в вашей власти. Вы имели контроль над ними.

Доктор сделал долгую паузу. Его волновало, не слишком ли быстро для нее он продвигается. Не слишком ли болезненно это для одного раза.

– Джорджиана, – сказал он, мягко возвращая ее назад из мира фантазий. – В прошлом вы боялись потерять Сола, потому что думали, что без него потеряете все.

– Да, да!

– Боялись, что вы станете ничем. Если вы не сможете родить ему ребенка, не сможете удержать его, вы станете ничем.

– Да.

– Но теперь вы знаете, что это неправда. Вам больше не нужен Сол.

– Нет.

– Джорджиана! Послушайте меня. Послушайте!

Он коснулся ее плеча. Глянцевая пелена на ее голубых глазах стала мягче и разорвалась, как прозрачный покров.

– Скажите мне правду, – негромко скомандовал доктор. – Вы пришли ко мне, потому что хотели вернуть Сола? Вы обманывали меня до этого?

Он понимал, что переходит с профессионального уровня на личный.

– Я действительно верила, что хочу вернуть Сола. Я всегда верила в это. – Она глубоко вздохнула. Это был вздох громадной усталости. – Я не могла позволить ему уйти.

– Да, вы не могли позволить ему уйти, Джорджиана. Но это не то же самое, что хотеть его обратно.

Он произнес это твердо, профессиональным тоном.

– Я старею, – сказала она после паузы, удивив его этим заявлением.

– Вы все еще очень красивая женщина.

– Да. Я всегда буду такой. Но я одинока. Совсем одинока. – Она повернулась к нему с мольбой. – Мне так страшно.

Неожиданное и приятное чувство как клинком пронзило доктора. Он ощутил, что его снова влечет к Джорджиане Ксавьер.

Они подходили друг другу. Эмоционально они были парой.

Доктор Дейнман знал, что он не способен на глубокие чувства. Он никогда не испытывал тех огромных душевных порывов, о которых читал в романах, пьесах, стихах. Ни одна великая симфония, возвышенное произведение живописи или скульптурный шедевр ни разу не вызвали у него слез.

Секс был одним из основных эмоциональных опытов в его жизни. Секс с чередой благоразумных замужних любовниц, которые никогда не предъявляли на него психологических прав. Которые давали ему полную свободу заниматься своей карьерой, накапливая деньги и опыт.

Разумеется, он не был жестоким или бессердечным человеком. Несчастья его клиентов задевали его чувства и утомляли его дух. Но он никогда не оказывался на грани душевного кризиса или срыва, как это случалось со многими из его коллег.

Джорджиана тоже была эмоционально неглубокой, склонной к самолюбованию. У нее была психология ребенка. Однако в ней не было порочности. Она была совсем чуть-чуть расчетлива и незлобива. Даже доведенная до предела того, что она могла вынести, она не была готова к совершению насилия.

Джорджиана была мягкой по натуре. Как и доктор, она предпочитала спокойное плавание. Метаться – то взмывая ввысь, то погружаясь вглубь – не ее стиль. И она тоже, как и он, была одинока, ее тоже ждало впереди безжалостно холодное будущее.

Доктор взял чистый носовой платок и осторожно промокнул слезы на щеках Джорджианы.

Заверив ее, что не оставит надолго, он быстрым шагом вышел в приемную. Он без труда убедил Селию, что она, несомненно, заслуживает поощрения за то, что неоднократно задерживалась на работе, и потому может сегодня уйти на полтора часа раньше.

Когда за Селией захлопнулась входная дверь, доктор Дейнман вернулся к кушетке, сел у изголовья, наклонился и прижался губами к губам Джорджианы.

Она вздохнула и томно изогнула спину. Доктор положил ладонь ей на талию и начал поглаживать ее, потом скользнул рукой к бедрам, к округлым коленям.

Все это время он говорил с ней. Ритмичными, негромкими фразами. Словами одобрения, утешения и успокоения. Снова и снова. Нежные, певучие слова.

Слова, которые увлекали ее вниз по душистому травянистому склону. Все вниз и вниз. Приглашали представить себя в залитом солнцем саду, полном кремовых лилий и сиреневых ирисов.

– Все так спокойно, так безмятежно, – шептал он, а его рука медленно двигалась вверх.

Джорджиану охватило чудесное ощущение покоя. Ей казалось, что все это уже было с ней раньше.

И затем в ней вспыхнула догадка. Она нашла ключ. Средство раскрыть тайну своего предчувствия.

Доктор Дейнман был этим ключом. Он сам, этот человек, этот мужчина.

Когда он оседлал ее бедра, она протянула руки, обхватила его за талию и замурлыкала от удовольствия.

Доктор с мягкой властностью овладел ею. Он вспомнил при этом коттедж в маленькой деревушке в Корнуолле. Место действия детской идиллии Джорджианы. Место ее наивысшего унижения и падения.

Он мог снова представить странную смесь запахов – ландышевый аромат духов Джорджианы и кислый запах отрыгнутой детской пищи и немытого ребенка.

Внутренним взором он видел Сола Ксавьера, покидающего коттедж с ребенком на руках. Как Ксавьер ненавидел тогда свою жену.

Он видел вялое тело Джорджианы, распростертое на кровати. Он понимал, что она спряталась от ужаса перед содеянным, погрузившись в бессознательное состояние, в просторечии называемое безумием.

И он, доктор Дейнман, взял на себя смелость начать процесс ее излечения через гипнотическое воздействие своего ласкового голоса. Он говорил с ней о красоте физической близости, о том, какое удовольствие и утешение приносит это. Он убедил ее, что не надо ничего бояться – ни боли, ни беременности, ни чувства вины.

Медленно и нежно он продолжил лечебную процедуру, применяя скорее физические методы, чем слова.

Через некоторое время он скользнул к ней под одеяло. Скользнул внутрь ее тела.

Он вывел ее на дорогу к исцелению.

И сейчас, спустя все эти годы, он напомнил себе, что есть вещи, которые всегда должны оставаться тайной даже между врачом и его пациентом.

Глава 33

Роланд Грант сообщил Тэре по факсу все подробности, касающиеся премии «Золотой граммофон», когда она, Сол и Алессандра еще находились в Австрии. Она пробежала глазами список других лауреатов и с удивлением увидела имя, которое мгновенно всколыхнуло память. Имя человека, с которым она не виделась долгие годы.

Бруно Корнуэл.

Бруно получил специальный приз как лучший дебютант года за диск его недавно образованного хора "Ренессанс", исполняющего церковную музыку пятнадцатого и шестнадцатого веков без музыкального сопровождения.

Вернувшись в Англию, Тэра сразу же купила диск и прослушала его по дороге в машине. Она была очарована тем, что услышала. Там было всего десять голосов, пять мужских и пять женских. Они соединились вместе в единый звук поразительной чистоты и совершенно необыкновенной красоты.

Согласно сопровождающему тексту, Бруно Корнуэл провел несколько лет, копаясь в пожелтевших рукописях музыкальных библиотек Лондона, Флоренции и Венеции. Разыскивая мотеты и антифоны, которые были написаны столетия назад для исполнения в величайших соборах и монастырях Европы во славу Господа.

Бруно не только подобрал произведения для диска, но и создан специальный хор для их исполнения. Он пошел на необычный шаг, включив для пения в высоких октавах зрелые женские голоса вместо изначально предполагавшихся мальчишеских дискантов или мужских фальцетов.

Тэра решила, что Бруно поступил очень разумно. Женские голоса, которые он выбрал, имели много общего с дискантом. Они обладали той же ясностью и чистотой, но не давали срывов в верхних октавах при исполнении пассажей фортиссимо. И, конечно, имея в хоре женское сопрано, он мог спокойно спать по ночам, не мучаясь вопросом, у кого из мальчиков вот-вот сломается голос.

Слушая запись, Тэра убеждалась, что звук, создаваемый смешанным взрослым хором, был не только приятным, но и уникальным. Большинство хоровых дирижеров, занимающихся старинной музыкой, предпочитали строго придерживаться аутентичного исполнения и не включали женские голоса.

"Молодец, Бруно!" – сказала она себе, довольно улыбаясь. Как умно он поступил и как хитро выбрал в качестве первого номера на диске "Salve Regina" Уильяма Корниша. Это была прекрасная реклама для всего остального – звучное и драматическое величие в сочетании с пышностью тюдорских времен.

Прослушав дальше звонкую и торжественную песнь "Пой радостно" Уильяма Берда, Тэра решила, что Бруно сделал несомненный бестселлер. Она могла предвидеть, что этот диск попадет в список лучших классических дисков и надолго останется там.

Старина Бруно, с теплотой подумала она. Он поистине держал свой свет под спудом. Тэра не слышала о его хоре раньше, но в этом не было ничего удивительного. Он был образован только год назад. А согласно биографическим заметкам, касающимся самого Бруно, он был всего лишь любителем в музыке, совмещающим интерес к старинной вокальной церковной музыке с карьерой адвоката.

О да, Тэра хорошо могла представить это. Старина Бруно до сих пор воплощал в жизнь честолюбивые надежды родителей.

Интересно, изменит ли Бруно свою жизнь теперь, после того как он и его диск стремительно вышли из тени на яркий свет?

Она проиграла диск Солу. Он прослушал с внимательным интересом.

– Что скажешь? – спросила Тэра.

– Замечательно. – Он произнес это безо всяких эмоций.

– На самом деле тебе не нравится, да?

– Немного жидковато на мой вкус.

– Музыка?

– Нет, нет. Музыка чудесна.

– Значит, ансамбль?

– Пять мужчин и пять женщин. – Он изогнул брови. – Не хватает даже для игры в крикет.

Тэра рассмеялась.

– Тогда как ты предпочитаешь руководить небольшой армией. Восемьдесят с лишним человек в оркестре, хор из сотен…

– Совершенно верно.

На какое-то мгновение Тэре показалось, что Сол сейчас позволит себе расслабиться, посмеяться над собой.

Но улыбка, промелькнувшая на его лице, растаяла. Он подошел к роялю и начал играть нечто холодное и мрачное из Равеля.

Тэра слушала безмолвно и ошеломленно. Она закрыла глаза и позволила музыке окутать ее.

Открыв их, она пристально вгляделась в лицо Сола. Ее сердце сжалось при взгляде на эти классически вырубленные, суровые черты.

"Такой далекий", – сказала о нем Алессандра.

Глядя на него сейчас, глядя на его руки, безошибочно касающиеся клавиш, Тэра вдруг почувствовала, что с каждым днем он уходит все дальше и дальше.

Зал был уже полон народа, когда Сол и Тэра вместе с гордой и слегка смущенной Алессандрой, прячущейся в их тени, прибыли на церемонию награждения. Они шли сквозь толпу гостей, улыбаясь в ответ на приветствия, благодаря за поздравления.

Сол, заранее решив, что это будет вечер Тэры, держался на полшага позади нее и следил за тем, чтобы поток похвал, осыпавших Тэру, не отклонялся в его сторону.

Тэра, взволнованная восторженным признанием ее достижений, время от времени вскидывала взгляд на Сола, чувствуя новый прилив любви и какую-то странную щемящую тоску.

Она оглянулась вокруг, желая найти Бруно. Вначале она не увидела никого, кто бы отдаленно напоминал портрет, сохранившийся в ее памяти. Но затем медведеподобная фигура высокого мужчины, лысоватого, в очках и постоянно улыбающегося, привлекла ее внимание. Она посмотрела более пристально. Мужчина обернулся. Он узнал ее мгновенно. Выбрался из окружавшей его толпы и направился к ней.

Бывшие возлюбленные смотрели друг на друга. В этом взгляде была краткая вспышка взаимного сожаления, воспоминание о давно ушедшей юности, о том, что когда-то связывало их.

Тэра заметила, что Бруно – хорошо устроенный человек в этом мире. Преуспевающий, уверенный в себе. И счастливый, решила она. Да, от его добродушного облика исходило впечатление благополучия и довольства.

Она подтянулась и, обняв его, запечатлела легкий сдержанный поцелуй на его щеке.

Отступив назад, она заметила стоящую рядом с ним женщину, которая наблюдала за этой теплой встречей со снисходительной улыбкой жены, полностью уверенной в любви и верности мужа.

– Тэра, познакомься с Клер, – сказал Бруно, с теплой улыбкой выдвигая жену вперед.

На Клер было платье с широкой юбкой длиной до середины икр из тафты бордового цвета – вырез сердечком, пышный, сужающийся книзу рукав. Платье морщило на поясе – талия Клер, как и у Бруно, начала расплываться.

Рядом с гибкой Тэрой в облегающем ярко-красном длинном платье со смелым разрезом до середины бедра с одного бока Клер выглядела буднично и непримечательно.

Завязался разговор. Смех, взаимные поздравления.

Бруно посмотрел поверх плеча Тэры и увидел Сола Ксавьера. Высокий и худой, с туго обтягивающей резко выступающие кости кожей, Ксавьер поразил Бруно тем, как мало он изменился за эти годы. Казалось, великий дирижер стал еще более пугающе неотразим, чем раньше.

Сол тепло пожал руку Бруно.

– Мои поздравления. Подумать только, я когда-то воображал, что направляю этого молодого человека по верному пути, и он станет ударником в каком-нибудь провинциальном оркестре, – сдержанно заметил он. – Только посмотрите на него сейчас! Успех и слава!

– О, вряд ли. Пока еще нет. – Бруно неопределенно махнул рукой.

Тэре показалось, что на его щеках проступил слабый румянец.

– Подождите, все впереди, – сказал Сол.

Бруно с интересом наблюдал, как Ксавьер выдвинул вперед девочку – прелестную, длинноногую, как жеребенок, с густыми светлыми волосами и сияющими зелеными, точь-в-точь как у матери, глазами. Взгляд девочки, открытый и пронзительный, поражал своей тревожной недетскостью.

– Это Алессандра, – сказал Сол. – Наша дочь.

Бруно сжал руку девочки, ощутив волнение. Его ладонь вспотела. Он надеялся, что девочка не почувствовала отвратительной липкости.

– Привет! – сказала она, широко улыбаясь. – Поздравляю. – Она посмотрела в направлении сцены, оформленной достаточно просто, – черная трибуна и драпированный золотой занавес на заднем плане. – Я надеюсь, они не будут тянуть с этим, – заявила она. – Тогда мы, наконец, сможем отправиться домой и приступить к ужину. Я уже умираю с голоду.

– Эта молодая поросль, они всегда думают только о своем желудке, – заметила Тэра, с улыбкой взглянув на дочь. – У вас есть дети? – с интересом спросила она у Клер.

Лицо Клер засияло, как будто у нее внутри зажегся фонарь.

– Мальчики-близнецы. Маркус и Руперт. Им по семь лет. Слишком маленькие, чтобы брать их с собой вечером. Детям в таком возрасте нужен сон, ведь так?

Тэра улыбнулась про себя. Она отметила, что Клер приятная женщина – разумная и практичная. Хорошая женщина. Женщина, которая никогда не поставила бы себя в двусмысленное положение и не связала бы судьбу с красивым женатым маэстро, тем более в юном возрасте.

Она взглянула на Сола. Воспоминание о безрассудстве ее юности пронзило ее кинжалом безумного желания.

Церемония шла как по маслу. Произносились речи, высказывались похвалы, выражались благодарности.

Когда настала его очередь, внутренне дрожащий Бруно с удивлением услышал, как тщательно обдуманные слова благодарности с поразительной легкостью слетают с его языка.

Когда он сел на место, Тэра поднялась на сцену, чтобы принять свою награду. Ее речь была короткой и по существу: отточенное и остроумное выступление, которое вызвало в зале легкий одобрительный смех.

Бруно с интересом смотрел на нее: крепкая пышнотелая девушка, которую он когда-то любил перебрасывать через плечо, теперь превратилась в грациозную стройную женщину. Ее платье мягко переливалось на свету, длинные темно-каштановые волосы свободным каскадом падали на плечи. Нетрудно понять, как сильно он был увлечен ею тогда.

Он посмотрел на Клер, его глаза с любовью пробежали по чертам ее родного и близкого лица. Как она предана ему. Какую удачную пару они составляют. Перед его глазами встали образы двух мальчишек, спящих дома. Он сделал глубокий вдох, дотянулся до руки Клер и тепло пожал ее. Она повернулась к нему и улыбнулась.

Все еще удерживая ее руку, Бруно перевел взгляд с Сола на Алессандру и обратно. Его брови слегка нахмурились. Невероятная мысль зародилась в его мозгу. Гипотеза, дикая фантазия. Конечно, нет, сказал он себе. И все же? Что, если?.. Он начал припоминать подробности, связанные с прошлым.

Тэра заканчивала речь. Она не один раз упомянула имя Ксавьера. Сейчас, произнеся его снова, она намеренно сделала паузу, так что операторам по свету ничего не оставалось, как направить прожектор на темную, суровую фигуру в зале. Ксавьер поднялся со своего места и отвесил краткий поклон.

Бруно смотрел, как Тэра покидает сцену. Шквал аплодисментов сопровождал ее. Он видел ее как в тумане, его мозг все еще пытался сфокусироваться на нерезких воспоминаниях прошлого. В конце концов, он заставил себя отбросить эти попытки и сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас.

Череда лиц проходила у него перед глазами. Как сквозь дымку нереальности он слушал разговоры о новых контрактах на записи, о предложении снять телефильм о хоре "Ренессанс", о возможностях гастролей в Соединенных Штатах и Японии. Некто по фамилии Грант хотел представлять его интересы.

Бруно был ошеломлен. Он произносил в ответ подходящие слова, ссылался на необходимость все тщательно обдумать, посоветоваться со своими консультантами. В конце концов, он всегда был человеком, шагающим по жизни с оглядкой.

К его облегчению, ему на выручку пришел Ксавьер. Он пробился сквозь настойчивую толпу с приглашением для Бруно и Клер прямо сейчас направиться в его лондонскую квартиру, чтобы принять участие в праздничном ужине.

Алессандра стояла на кухне лондонского пристанища ее отца, глядя на плакаты, которые она прикрепила к стене пару лет назад. Все о лошадях. Некоторые из них вызывали сейчас у нее улыбку. В тринадцать лет интересы и познания отчасти отличаются от тех, что были в одиннадцать лет.

Тем не менее, большая цветная схема, озаглавленная "Экстерьер лошади", все еще представляла интерес. Алессандра открепила плакат от стены и разложила на столе.

Сосредоточенно хмурясь, она провела пальцем вдоль аккуратно нарисованных линий, медленно и внимательно проследила соединение берцовой кости с путовым суставом правой передней ноги. Какое сложное, хитро устроенное существо – лошадь.

Бруно вошел в дверь, подошел к раковине и наполнил стакан водой из-под крана. Он взглянул на увлеченную рассматриванием плаката девочку.

– Как я понял, ты увлекаешься лошадьми? – спросил Бруно.

Алессандра вздрогнула, машинально приготовившись дать отпор. Ей понадобилось некоторое время, чтобы убедиться в полном отсутствии взрослой назидательности или скрытой критики в добродушно-искреннем лице Бруно.

– Да. Увлекаюсь, – успокоившись, сказала она.

– Я почти ничего не знаю о лошадях, – заявил Бруно. – Недостаточно даже для того, чтобы задать тебе разумный вопрос, не рискуя ударить лицом в грязь.

– Ну да?

Он улыбнулся. Его глаза мигнули за стеклами очков.

– Давай посмотрим. Что на этих рисунках?

Алессандра фыркнула.

– Это называется дрессаж. Слышали когда-нибудь об этом?

Бруно кивнул.

Алессандра повернулась к схеме.

– Дрессаж – это очень важная дисциплина. И для лошади, и для всадника. Многие часы работы. День за днем. Только для того, чтобы понять, что когда-нибудь станешь чуть лучше, чем мешок соломы.

– Так же, как и в музыке, – произнес Бруно.

Алессандра бросила на него быстрый взгляд. Улыбка исчезла с ее лица. Она задумалась. Опять взглянула на Бруно. Улыбка медленно проступила снова.

Бруно сел рядом с ней, расправляя плакат, чтобы как следует разглядеть его.

– Тот, кто создал лошадь, был большим оптимистом. Вся эта масса балансирует на хрупких тонких ногах, – заметил он.

– Да. – Алессандра внимательно взглянула на схему. – Это так, но если вы посмотрите, как распределен вес между четырьмя точками опоры… – начала объяснять она.

Их головы склонились рядом над столом.

В большой гостиной постоянно перемешивающиеся группы гостей приятно проводили время с помощью изобилия шампанского и опьяняющего присутствия их хозяина, Сола Ксавьера, который щедро развлекал их, исполняя на рояле бравурного Листа.

Рейчел, по обязанности циркулирующая среди гостей, слышала общий хор похвал в адрес великого маэстро.

"Какой поистине замечательный человек. Как он искренне рад успеху Тэры, как далек от мелочной зависти", –слышала она мнение не одного гостя.

Не вздумай поверить этому, мысленно говорила она себе. Сол с самого начала держал все под своим контролем. И сейчас он держит под контролем степень успеха Тэры.

Отношение Рейчел к Солу по-прежнему оставалось сложным и неоднозначным. Она бы предпочла видеть его более доступным, более мягким. Более легким в общении.

Но тогда это не был бы тот Сол, который держит в плену ее дочь. Рейчел знала, что Тэра все еще безоглядно и безрассудно влюблена в него.

Бруно и Алессандра бок о бок вошли в дверь и присоединились к основной компании. Они отыскали Клер и Тэру, которые беседовали, стоя у закругленного конца рояля.

– Ты играешь на фортепьяно, Алессандра? – спросила Клер, проследив взгляд девочки, обращенный в сторону ее отца, который в это время давал блестящую интерпретацию рондо ля-минор Моцарта.

Бруно тоже посмотрел на Алессандру, удивленный той борьбой чувств, которая отразилась на ее подвижном юном лице.

Ксавьер исполнял позднего Моцарта, произведение, которое музыканты описывали как самое совершенное рондо, когда-либо написанное. Оно требовало исключительной легкости и чистоты исполнения, обычной для произведений этого композитора.

Бруно заметил, что Ксавьер вообще не использует удлиняющую звук педаль. Однако лиричное звучание пьесы полностью сохранялось. Не было и следа резкости, отрывистости. Никакого диссонанса. Музыка лилась плавно.

Левая рука Ксавьера, которая высоко и мощно поднималась, когда он несколько минут назад исполнял Листа, теперь танцевала по клавишам с легкостью порхающей птички.

Клер смотрела на Алессандру, с интересом ожидая услышать ответ на вопрос, который она задала.

– Нет, – коротко сказала Алессандра.

Тэра хотела вмешаться, но остановила себя.

– Совсем нет? – переспросила Клер, мягко, но настойчиво.

– Я беру уроки, – призналась Алессандра. В ее глазах блеснул озорной огонек. Она изобразила на лице усталое смирение. – Каждую неделю мой преподаватель говорит: "Ну, а теперь, Алессандра, я с нетерпением хочу услышать результаты твоих занятий. Жду нового торжества надежды над опытом".

Бруно одобрительно хохотнул.

– Ну, если ты забросишь фортепьяно, то вполне можешь стать пародистом.

– Я немного пою, – сказала Алессандра, изумив Тэру, которая никогда не слышала, чтобы дочь кому-нибудь признавалась в этом раньше. – Вы ведь тоже этим занимаетесь, Бруно?

– Я просто управляю хором. А сам не издаю ни единого звука, – пояснил Бруно с притворно сокрушенным выражением лица.

– О, совсем как папа, когда он терзает оркестры, – сказала Алессандра с напускным презрением.

Но когда она взглянула на отца за роялем, в ее лице читались боль и мольба.

Тэра едва удержалась от желания обнять дочь. В последние недели все складывалось непросто. После возвращения из Австрии Алессандра усердно пыталась восстановить контакт с Солом. Она проводила часы в монтажной студии как добровольная помощница. Но Сол, казалось, едва замечал ее присутствие, полностью поглощенный редактированием фильмов.

Создавалось впечатление, что его вообще сейчас мало что интересует, кроме этого.

Тэра чувствовала, что его мучает какой-то внутренний конфликт, какое-то непостижимое душевное отчаяние.

При этом, что бы ни беспокоило Сола, он сохранял внешне невозмутимый вид. Он никогда не выказывал раздражения или неудовольствия. Он вообще не проявлял в последнее время никаких сильных эмоций.

Он был безупречно вежлив и нежен. Но, однако, Тэра понимала, что Алессандра, как и она сама, чувствует, что он удаляется все дальше и дальше от них, погружается в свой личный мир музыки, мир, в котором он обладает полной властью.

Тэра чувствовала, что пройдет какое-то время и Алессандра не выдержит и взорвется. Возможно, соберет вещи и опять уедет жить к Рейчел и Дональду.

И почему бы нет? Разве можно ожидать от нее в этом возрасте, что она примирится с тем, что ее просто не замечают?

Кто-то взял Тэру за локоть. Она обернулась – это был Роланд.

– Мне нужно переговорить с тобой. Не сегодня, но в ближайшее время, – негромко сказал он. – Больше не должно быть упущенных возможностей.

– Хорошо. Я позвоню завтра, – пообещала она.

Она привстала и поцеловала его, усмехнувшись при виде его удивленно приподнятых бровей.

Роланд повернулся к Бруно.

– И я надеюсь, что вы мне позвоните тоже.

Он на мгновение легко коснулся плеча Бруно, как бы благословляя его.

Бруно обеспечен успех, с теплотой подумала Тэра. Если Роланд дотронулся до тебя, все, что ты делаешь, превращается в золото.

Ее голова кружилась от волнующих ощущений и выпитого шампанского. Она подумала о новой карьере, которая открывается перед ней, о проблемах Алессандры, о пугающем отчуждении Сола. Как она справится со всем этим, когда наступит утро, и она протрезвеет?

Звуки Моцарта смолкли. Роланд подошел к роялю и наклонился к Солу. Они вдвоем незаметно покинули комнату.

Слава Богу, подумала Тэра. Если кто-то сможет привести Сола в чувство, то это Роланд.

Бруно подошел к роялю и начал что-то наигрывать. Он заметил, что Алессандра наблюдает за ним. Он улыбнулся. Она подошла и встала рядом, привлеченная его мягкими и спокойными действиями.

Некоторые из ее нот лежали открытыми на пюпитре.

Бруно перелистал страницы и сыграл несколько лихих тактов из "Веселого кузнеца".

Алессандра возмутилась:

– Я думаю не только о лошадях!

– Извини.

Бруно взял листы с песней Шуберта "Роза среди вереска".

– Ты поможешь переворачивать страницы? – попросил он Алессандру. – Наверное, ты делаешь это для отца?

– Папа никогда не смотрит в ноты. У него феноменальная память.

– У меня отвратительная, – бодро солгал Бруно.

Он сыграл вступление и загудел глубоким баритоном.

– Ужасно! – воскликнула Алессандра.

Она быстро огляделась вокруг, машинально проверяя местонахождение отца. Убедившись, что его нет поблизости, она позволила себе расслабиться. Среди смеха и гула голосов она начала петь.

Тэра прислушивалась к голосу дочери сквозь шум разговоров. Ее глаза наполнились слезами.

– Бруно мог бы пригласить ее в свой хор, – сказала Клер. Она слушала, наклонив голову, как котенок. – Он все время в поиске молодых певиц. Я говорю ему, что скоро стану ужасно ревнивой.

Тэра ясно чувствовала, что ревность незнакома Клер. Ее уверенность в надежности своего положения жены светилась вокруг нее, как гало.

Сол снова вошел в комнату. Как всегда, его присутствие внесло неуловимое изменение в общую атмосферу.

Алессандра почувствовала, что он здесь, еще до того, как увидела его. Ее голос дрогнул. На нее неожиданно напал кашель, и она исчезла, чтобы выпить воды.

Бруно закончил аккомпанемент и аккуратно положил ноты на место. Он подошел к жене, встал рядом с ней и нежно обнял за плечи.

Тэра, чувствуя, что в ней нарастает нервное напряжение и усталость, вдруг подумала о том, как приятно и уютно было бы положить голову на мягкое отеческое плечо Бруно и выговориться. Так, как она делала, когда они были студентами.

Она осушила бокал и улыбнулась про себя. Избыток шампанского вызывает слезливость и сентиментальность.

Она протянула руку и вложила ее в ладонь Сола, чувствуя потребность в физическом контакте с ним.

Крепкое пожатие его сухих пальцев мгновенно ободрило ее.

– Какая у вас замечательная дочь, – сказала Клер. – Вам так повезло. А вот у нас девочки не получилось.

– Нам действительно повезло, – согласился Сол.

– Она уже выше меня ростом, – с сожалением сказала Тэра. – Мой авторитет уменьшается с каждым днем.

– У нее такие чудесные волосы, – продолжила Клер. – Такое необычное сочетание с темно-зелеными глазами. У Бруно в детстве тоже были светлые волосы. Правда, дорогой? До подросткового возраста. А посмотрите на него сейчас! Всего лишь несколько пегих клочков!

Тэра почувствовала слабое изменение в пожатии руки Сола. Она подняла на него глаза и увидела подергивающуюся жилку на его щеке. У нее пересохло во рту.